продолжалось не так долго, как влияние предшествовавших ей богословских учений. В 1941 году работа Рудольфа Бультмана "Новый Завет и мифология" провозгласила начало движения (или даже программу) демифологизации97. Она явила собой кратковременную, но искреннюю попытку переоценки неоортодоксальных взглядов. В 1954 году Эрнст Кеземан написал статью, в которой призвал искать исторического Иисуса и поставил под сомнение взгляды Бультмана98. Но это все же не стало началом новой системы. Это прежде всего означало конец доминирующей системы как таковой.

Давайте посмотрим, что же происходит сейчас. Первые крупные богословские системы, упомянутые выше, оказывали влияние столетиями, причем период главенства каждой последующей был меньше, чем у предыдущей. Жизнь каждого богословского учения становится все короче. Таким образом, любое богословское учение, слишком связывающее себя с нынешними условиями интеллектуального мира, обрекает себя на скорое исчезновение. Особенно ярко это видно на примере богословия смерти Бога, которое на короткое время, в середине 60-х годов, привлекло всеобщее внимание, а затем исчезло из вида так же быстро, как и появилось. Пользуясь современной терминологией, можно сказать, что период полураспада новых богословских учений очень короткий.

2.  Другое характерное для современности явление выражается в отмирании крупных богословских школ. Под ними мы имеем в виду не учебные заведения, а определенные движения или группы, объединяющиеся вокруг того или иного учения. Богословие теперь становится индивидуальным занятием отдельных богословов. Хотя это утверждение нельзя считать абсолютно верным, в нем все же есть значительная доля истины. Когда в 1959 году я начинал богословские исследования для получения докторской степени, классификация богословов была очень простой. Были ортодоксы, неоортодоксы, неолибералы, демифологизаторы и другие группы. Лишь отдельные личности, такие как Пауль Тиллих, не поддавались классификации и выпадали из любой конкретной группы. Католическое богословие считалось, во всяком случае внешне, монолитным: все католические богословы были томистами.

Сейчас дело обстоит совершенно иначе. Приведем сравнение из области спорта: если раньше игровое поле занимали несколько команд, которые можно было легко различить по их форме, то сейчас каждый игрок носит свою форму. Разумеется, существуют определенные богословские учения, например, богословие надежды или богословие процесса. Но в них нет внутренней связности и полного набора вероучительных концепций, характерных для богословских систем, построенных на одной всеобъемлющей теме или идее. Такие движения, как богословие освобождения, черное богословие, феминистское богословие и различные секулярные богословия, служат лишь выражением определенных социологических представлений. Ни одно из них не заслуживает звания богословской системы.

Все это означает, что теперь уже невозможно принять какое-то богословие, вступив в определенную систему. Если раньше существовали определенные богословские школы, разрабатывавшие свои собственные взгляды практически на любую тему и способные

дать конкретный ответ на любой частный вопрос, то теперь дело обстоит не так. В богословии есть лишь общие наброски, а не детальные схемы.

3.  С этим связан и факт, что сейчас мы не видим гигантов богословия, которые были еще в прошлом поколении. Первая половина XX века выдвинула великих мыслителей, сформулировавших всесторонние и тщательно проработанные богословские системы: Карла Барта, Эмиля Брукнера, Пауля Тиллиха, Рудольфа Бультмана. В консервативных кругах лидерами считались такие люди, как Берковер в Нидерландах и Эдвард Карнелл и Карл Генри в США. Сейчас большинство из них сошли с активной богословской сцены и на смену им не пришло мыслителей, которые возвышались бы, как они, над богословским ландшафтом. Определенных результатов добились два человека, Вольфганг Панненберг и Юрген Мольтман, но у них нет достаточно многочисленных последователей. Таким образом, сейчас значительно больше влиятельных богословов, но никто из них не пользуется таким авторитетом, как перечисленные выше мыслители.

Богословские изыскания сейчас проводятся в условиях, характеризуемых, среди прочего, "взрывом знаний". Поток информации растет так быстро, что владеть ей в полном объеме в какой-либо широкой сфере деятельности становится все трудней. Это особенно относится к технологическим областям, но и библейские, и богословские познания сейчас гораздо шире, чем были раньше. Результатом становится гораздо более высокая степень специализации по сравнению с прошлым. Например, исследователи Нового Завета специализируются на изучении Евангелий или посланий Павла. Историки церкви специализируются на каком-либо определенном периоде, например Реформации.

Вследствие этого исследования и публикации часто отличаются более узким кругом рассматриваемых вопросов, но большей глубиной.

Это означает, что богослову-систематику становится все трудней охватить весь спектр учений. Создание глубокой и всесторонней богословской системы, к чему стремился Карл Барт в своей капитальной "Церковной догматике", занимает теперь всю жизнь (сам Барт умер, не завершив работу). Систематическое же богословие доставляет еще больше хлопот, потому что оно требует знания всего Писания и развития богословской мысли в течение всей церковной истории. Более того, когда речь идет о новой информации, систематическое богословие должны интересовать не только последние открытия в таких областях, как, например, древнееврейская филология, но и достижения в таких "мирских" науках, как социология, биология и другие.

Эту работу надо проводить, и проводить на различных уровнях, в том числе на элементарном и вводном.

В последние десятилетия сложилась достаточно неблагоприятная для систематического богословия интеллектуальная атмосфера. Частично это явилось результатом атомистического (а не холистического) подхода к знаниям. Сознание необходимости изучения огромного количества деталей породило чувство, что отдельные куски и части информации невозможно действенным образом сложить в какое-либо значимое целое.

Панорамное видение всего поля систематического богословия стало считаться нереальным.

Другим фактором, оказывающим негативное воздействие на систематическое богословие, явилось представление об откровении как об исторических событиях. Согласно этой точке зрения, откровение всегда давалось в конкретных исторических ситуациях.

Следовательно, откровение ограничивалось определенным местом и временем. Послание относилось к частностям, а не к вещам, имеющим всеохватывающий характер. Порой высказывалось мнение, что все это множество отдельных деталей невозможно свести в какое-то гармоничное целое. Следует отметить, что такое представление основывалось на подспудном допущении об отсутствии в реальности внутренней взаимосвязи.

Следовательно, любая попытка упорядочения или систематизации неизбежно ведет к искажению этой самой реальности.

Результатом всего этого стало представление о самодостаточности библейского богословия и ненужности систематического богословия. Фактически систематическое богословие подменялось библейским богословием99. Это привело к двум последствиям. Во-первых, суживались цели и задачи богословских исследований. Теперь стало возможным ограничиться, например, антропологией Павла или христологией Матфея. Такая задача гораздо легче изучения всей Библии в части, касающейся этих вопросов. Во- вторых, богословие стало описательным, а не нормативным. Уже не ставился вопрос: что

вы думаете о грехе? Вопрос теперь звучал так: как вы думаете, что Павел говорил о грехе? Затем можно было заняться изучением взглядов Луки, Исайи и других библейских авторов, которые писали о грехе. Когда признается допустимым считать противоречивыми взгляды этих авторов, библейское богословие вряд ли может быть нормативным.

Все эти годы систематическое богословие находилось в обороне. Оно занималось интроспективным анализом своей природы. Оправданно ли вообще его существование? Как его развивать? Относительно мало делалось в плане всесторонних и всеобъемлющих богословских исследований. Публиковались работы по отдельным богословским вопросам, но не было синоптических системных построений, традиционно отличающих эту дисциплину. Но сейчас положение меняется. Появились новые учебники по систематическому богословию, другие находятся в стадии подготовки100.Те-перь уже библейское богословие не только не подменяет систематическое богословие, но само

вынуждено пересматривать свое содержание. Высказывается, в частности, поистине пророческая мысль, что библейское богословие должно развиваться таким образом, чтобы больше походить на систематическое богословие101. Есть признаки, указывающие на отход от чрезмерного увлечения непосредственным опытом, внесшим свой вклад в дискредитацию систематического богословия102. Рост культов и других религий, многие из которых доходят до крайностей в контроле над своими последователями и в своих практических действиях, напоминает нам, что религии необходима оценочная и критическая составляющая. Кроме того, все больше осознается факт (в какой-то мере благодаря появлению "новой герменевтики"), что невозможно формулировать богословие только на основе Библии. Надо учитывать такие вопросы, как понимание Библии и ее

истолкование103. Таким образом, приходится заниматься гораздо более широким кругом вопросов по сравнению с тем, что традиционно относили к систематическому богословию.

Первый урок, который мы можем извлечь из этого краткого обзора современного состояния богословия, заключается в том, что не следует слишком привязывать себя к каким-либо модным на сегодняшний день культурным течениям. Быстрые изменения в богословии - всего лишь отражение изменений в общей культурной среде. Во времена таких быстрых изменений не стоит, пожалуй, слишком тесно соединять богословие с миром, в котором оно выражается. В главе 5 мы обсудим вопрос о современном понимании христианского послания, тем не менее можно сказать, что в настоящее время представляется вполне разумным отойти на позиции вневременного понимания христианской истины и не принимать ультрасовременных формулировок ее. На ум приходят две аналогии, одна из области спорта, другая из области механики. Защитник в футболе или игрок задней линии в баскетболе не должен слишком приближаться к атакующему игроку - если его обойдут, он уже не сможет догнать. Он должен стараться перехватить мяч или отразить удар. Точно так же в механических устройствах должны быть определенные зазоры. Если они слишком большие, это приводит к преждевременному износу. Но если части механизма пригнаны слишком сильно и это мешает их нормальному движению, то все устройство может просто сломаться.

Богословие этой книги имеет целью установление определенного равновесия между вневременной сущностью учений и их формулировками, доступными современной аудитории. Что касается первой части уравнения, то основание здесь - нормативные положения Библии. В этой связи следует отметить, что ортодоксальное богословие - не богословие какого-то определенного периода, в том числе современного. Ошибочный взгляд в этом вопросе как будто разделяет Бревард Чайлдз, назвавший "Систематическое

богословие" Луи Беркхофа "воспроизведением догматики XVIII века"104. Кое-кто, возможно, так же расценит и эту книгу. Действительно, использование и повторение аргументов ортодоксального богословия XVII века может послужить поводом для

критики такого рода. Но богословское учение нельзя рассматривать как повторение каких- то более ранних теорий просто на том основании, что оно находится в согласии с ними.

Эти богословские учения могут быть различными вариантами единой традиционной христианской позиции. В предисловии мы уже упомянули о замечании Кирсоппа Лейка:

Образованные люди, у которых порой не хватает знаний в области исторического богословия, часто совершают ошибку, полагая, будто фундаментализм - новая и необычная форма мышления. Ничего подобного, это частично сохранившееся и элементарное богословие, которого когда-то придерживались все христиане. Например, многие ли в христианских церквах XVIII века сомневались в богодухновенности всего Писания? Такие люди, вероятно, были, но в очень небольшом числе. Да, фундаменталисты могут ошибаться, и я даже думаю, что они ошибаются. Но от предания отошли мы, а не они, и мне жаль тех, кто пытается спорить с фундаменталистами с позиции авторитета. Библия и богословский корпус Церкви на стороне фундаменталистов105 [курсив мой].

Второй урок, который мы должны извлечь из обозрения современной богословской панорамы, заключается в том, что возможна и желательна определенная степень эклектики. Тем самым мы отнюдь не предлагаем объединить различные идеи широкого спектра концептуальных воззрений, строящихся на взаимоисключающих основаниях.

Следует отметить, что сейчас вопросы обычно рассматриваются с менее идеологизированных позиций. Поэтому замкнутые системы уже, как правило, не создаются. Наши вероучительные формулировки должны быть достаточно гибкими, чтобы у нас была возможность выделять обоснованные положения в теориях, с которыми мы в целом не согласны, и использовать их. Нам надо систематизировать и соединять библейскую информацию, но не следует делать этого на слишком узком основании.

Третий урок, извлекаемый из изучения нынешней ситуации, - важность сохранения определенного уровня независимости в богословских исследованиях. В отношении к взглядам корифеев богословия обычно проявляется тенденция просто принимать их точки зрения по тем или иным вопросам. Возникает чувство, что их концепции невозможно развить или усовершенствовать. Именно такое чувство испытал, например, Юрген

Мольтман после прочтения "Церковной догматики" Карла Барта - Барт сказал все, и к этому нечего добавить106. Но когда человек безоговорочно принимает чью-то систему мышления, он становится учеником в худшем смысле этого слова, просто повторяя услышанное от учителя. Прекращается творческий, критический и самостоятельный мыслительный процесс. Тот факт, что сейчас не существует неоспоримых корифеев или,

по крайней мере, их очень мало, должен побуждать нас, с одной стороны, критически относиться ко всем теориям, которые мы читаем или слышим, и, с другой стороны, быть готовыми к их пересмотру в любой момент, когда нам кажется, что мы можем поднять их на более высокий уровень.

Богословский процесс

Обратимся теперь к конкретным вопросам проведения богословских исследований. В определенном смысле богословие - одновременно искусство и наука, поэтому его нельзя заключить в какую-то жесткую схему. Тем не менее следует выделить основные этапы процесса. Их не обязательно придерживаться в такой последовательности, но в любом случае в развитии процесса должен сохраняться логический порядок. Читатель заметит, что в этом процессе библейское богословие, в "подлинном" и "чистом" смысле, предшествует систематическому богословию. Последовательность здесь следующая: экзегетика - библейское богословие - систематическое богословие. Мы не переходим сразу от экзегетики к систематическому богословию.

1.  Сбор библейских материалов

Первый этап нашего богословского метода заключается в подборке всех библейских мест, относящихся к рассматриваемому учению. На этом этапе подразумевается также последовательное и полное использование наиболее подходящих и надежных материалов и методов определения смысла этих отрывков.

Но прежде чем приступать к определению смысла библейских текстов, следует

обратиться к методике экзегетики. Существует представление, что мы пользуемся какими- то нейтральными методами. На деле же уже в самой методологии заложены истолковательные факторы, поэтому требуется тщательное и постоянное изучение и осмысление методологии. Мы уже отмечали, какое значение в богословских исследованиях имеет знание всей окружающей философской среды. То же относится к экзегетике, экзегет должен быть уверен, что фундамент, на котором строятся используемые им материалы и методы, соответствует его собственным представлениям.

Экзегетика подразумевает, среди прочего, использование языковых справочников и словарей. Их тоже надо внимательно анализировать. Пример - капитальное и престижное издание "Богословский словарь Нового Завета" (который часто называют просто "Киттель")107. Каждый из составителей этого словаря основывается на своей традиции и на своих взглядах. На это указал Джеймс Барр, и сам Киттель признал, что этот справочник построен на пристрастных мнениях108. Важной частью предварительной работы богослов должен считать изучение предпосылок авторов, к которым он обращается, или, по крайней мере, определение факторов, влияющих на то, что они говорят. В случае с некоторыми авторами, такими как Рудольф Бультман, который

открыто провозглашает свои философские пристрастия, это сделать очень легко. В других же случаях все может быть не столь определенным. Тем не менее экзегет должен тщательно исследовать интеллектуальную биографию даже таких авторов, чтобы быть готовым к возможной встрече с предпосылками, которые он не разделяет.

Тщательной проверке следует подвергать не только материалы, но и методы экзегетики. Здесь надо подчеркнуть, что метод может сделать возможным любое истолкование документа, во всяком случае при его поверхностном рассмотрении. Библия сообщает о чудесах, но если методология основывается на том, что все можно объяснить, не прибегая к сверхъестественным концепциям и причинным связям, то это в результате приведет к истолкованию, входящему в противоречие с содержанием Библии. Это относится не только к событиям, о которых сообщается в Библии, но и к самому процессу создания Библии. Если предполагается, что эти документы можно объяснить, просто проследив историю формирования предания, тогда исключается любая возможность прямого откровения или сообщения от Бога.

Может возникнуть и прямо противоположная проблема. Возможен наднатуралистический подход, при котором Библия занимает настолько уникальное место, что в ее истолковании и оценке отвергаются любые критерии и методы, используемые при истолковании и оценке других исторических документов. В таком случае Библия практически выводится из разряда исторических материалов. Если первый подход слишком подчеркивает человеческий характер Библии, то второй делает чрезмерно большой упор на ее божественном характере.

Этим мы хотим сказать, что подход должен быть открытым для различных возможностей. Так, не следует заранее предполагать, что самое сверхъестественное объяснение и есть верное или, наоборот, неверное. Исходить надо из того, что оно может быть верным, а может быть и неверным, цель же должна состоять в определении того, что есть на самом

деле. В частности, надо серьезно относиться к тому, что заявляется в библейских текстах, и внимательно рассматривать эти заявления. Именно это имеет в виду Ганс-Георг Гадамер, когда говорит о необходимости для истолкователя уловить смысл сказанного с большого временного расстояния109. То есть истолкователь должен просто стараться понять, что на самом деле сказано, что имел в виду автор и как древнее послание воспринималось читателями или слушателями.

Можно просто некритически принять чью-то методологию, не задаваясь вопросом, действительно ли она соотносится с исследуемым материалом или с нашими собственными взглядами. В таком случае мы до определенной степени заранее предопределяем свои выводы. Истолкование во многом схоже с воздушной или морской навигацией. В расчетах курса штурман основывается на исходном положении самолета или корабля, который движется в определенном направлении на определенной скорости в течение определенного времени. Даже если скорость и направление ветра и скорость корабля или самолета установлены абсолютно правильно, точность соблюдения курса зависит от точности показаний компаса (или, вернее, от знания штурманом особенностей компаса, так как все они допускают небольшие отклонения). Если показания компаса отклоняются всего на один градус, то через сто миль корабль собьется с курса почти на две мили. Чем больше ошибка, тем больше отклонение от курса. Равным образом, небольшая ошибка в исходных данных методологии неизбежно скажется на результатах. Этим мы хотим предостеречь от слепого использования каких-либо основополагающих принципов; богослову следует осознанно исследовать свою методологию и тщательно определять свой исходный пункт.

Точно определив свою методологию, богослов должен затем провести как можно более широкое исследование вероучительного содержания. В это входит тщательное лексическое изучение терминов, относящихся к рассматриваемому вопросу. Например, правильное понимание веры основывается на внимательном изучении многочисленных случаев употребления слова pistis в Новом Завете. Основой вероучительного исследования часто бывает изучение лексики.

Следует также внимательно рассмотреть, что по данному вопросу говорится в назидательных разделах Писания. Изучение лексики дает нам понимание смысловых строительных блоков, в то же время места Писания, где, например, Павел наставляет о вере, приводят нас к более глубокому осознанию конкретного значения понятия. Особое значение следует придавать тем отрывкам, которые содержат не просто ссылки на данную тему, а ее всестороннее и систематическое рассмотрение.

Внимание надо уделять и описательным местам. Они не так легко поддаются анализу, как назидательные, тем не менее они часто проливают особый свет на рассматриваемый вопрос, не столько раскрывая или объясняя понятие, сколько иллюстрируя и тем самым проясняя его. Здесь мы видим вероучительную истину в действии. Иногда рассматриваемый термин в отрывке даже не встречается. Например, в Быт. 22 показывается испытание Авраама, он должен был принести своего сына Исаака в жертву всесожжения Богу. Слово вера в этом отрывке не встречается, тем не менее он содержит

настолько мощное описание динамики веры, что автор Послания к евреям в известной главе о вере оценивает готовность Авраама принести своего сына в жертву как акт веры (Евр. 11:17-19).

При изучении библейских материалов важно рассматривать их в историческом и культурном контексте своего времени. Нам надо остерегаться модернизации Библии. Библии надо позволить обращаться прежде всего к читателям и слушателям своего времени, и не надо строить домыслов о том, что, по нашему мнению, она говорила им или что говорит нам. Для этого есть свое время и место, но не на этом этапе.

2.  Соединение библейских материалов

Далее надо заняться работой по сведению в целое отдельных деталей рассматриваемого вероучительного вопроса. Получив представление о взглядах Павла, Луки или Иоанна на определенную тему, нам надо попытаться, при всей их индивидуальности, объединить все в единое, связное целое.

Это означает, что мы исходим из единства и взаимосвязи различных книг и авторов. Далее, нам надо выделить схожие места в синоптических Евангелиях и все остальное рассматривать в этом свете. Тогда любое внешнее расхождение мы будем считать

дополняющим истолкованием, а не противоречием. Если мы желаем гармонии, мы найдем ее даже без излишних усилий при условии, что не будем стремиться к парадоксам.

Следует отметить, что именно по такой схеме проводятся исследования и в других областях. Обычно при изучении трудов по определенному вопросу какого-то автора, какой-то школы или просто ее последователей исследователь начинает с того, что пытается найти общее основание. Он старается определить, нет ли в каких-то местах связи, а не разногласий. Мы здесь не отстаиваем какой-то вынужденный подход, стремящийся к соглашению любой ценой. Но мы считаем, что богослов должен искать точки согласия, а не разногласия.

Пользуясь терминологией Реформации, можно сказать, что в истолковании надо следовать analogia fidei, или аналогии веры. При истолковании Писания надо учитывать

всю Библию. Ветхий Завет и Новый Завет надо рассматривать в единстве. Как сказал один студент, "моя жизнь - вся Библия". Именно это и есть библейское богословие Габлера в "чистом" смысле.

3.  Анализ смысла библейских учений

Соединив вероучительные материалы в связное целое, надо поставить вопрос, что они по сути означают. Когда мы имеем дело со знакомой нам богословской терминологией, мы обычно обращаем внимание лишь на смысловые оттенки слов, игнорируя их точный смысл. В качестве примера можно привести упоминания о церкви как о теле Христовом и заявление Иисуса: "Должно вам родиться свыше" (Ин. 3:7). На ум приходят и многие другие библейские термины и понятия. Что они по сути означают? В привычном

сочетании они являются как бы сигналами, вызывающими определенную реакцию при условном рефлексе. Но за пределами этого замкнутого круга определение значения этих терминов становится затруднительным. Восприятие у людей может быть разным. Нам порой бывает трудно точно выразить то, что мы хотим сказать. Это обычно свидетельствует о недостаточном понимании вопроса нами самими. Очень трудно сделать ясным для других то, что не ясно самому говорящему.

На этом этапе мы по-прежнему рассматриваем значение библейских понятий именно как библейских понятий. Богослову надо беспрестанно задавать вопрос: что это по сути означает? Для придания библейским понятиям современной формы крайне важно тщательно проанализировать их библейскую форму. Если мы не делаем этого, на последующих этапах неточность будет усиливаться по мере распространения двусмысленности. Если мы сами точно не знаем того, что хотим передать, задача усложняется с самого начала, хотя мы можем и не сознавать этого.

4.  Исследование исторических подходов

Исторические исследования можно проводить на любом этапе методологического процесса, но на этом они особенно важны. В первой главе мы уже обсуждали значение исторического богословия для систематического богословия. (Следует отметить, что мы не изучаем более ранние формулировки вне связи с авторитетом предания.) Оно играет важную роль, помогая выделить суть рассматриваемого учения (следующий этап нашего методологического процесса). Благодаря ему мы можем обнаружить, что некоторые выражения вероучения, кажущиеся столь очевидными, представляют собой не единственную возможность, а одну из многих. Это относится также к истолкованию того или иного библейского текста. Изучение других возможностей, как минимум, придаст приверженности нашим собственным взглядам определенную дозу скромности и осознания их относительности. В различных вариантах мы можем также выделить общий элемент, составляющий суть вероучения, хотя и не следует заранее предполагать, что самый общий знаменатель обязательно является сутью дела.

Историческое богословие может оказать непосредственную помощь при создании собственных богословских построений. При изучении периода, похожего на наш, мы можем найти модели, пригодные для использования в современных вероучительных формулировках. Или же мы можем обнаружить, что некоторые современные формулировки - всего лишь варианты более ранних представлений и что построены они на одном фундаменте. В этом случае мы можем проследить их значение, во всяком случае в плане исторических последствий. Мы можем извлекать уроки из той судьбы, которая постигала современные формулировки в прошлом.

5.  Определение сути вероучения

Нам следует отличать постоянное и неизменное содержание вероучения от его средства выражения в рамках культуры. Дело не в том, чтобы "отбросить культурный багаж", как некоторые об этом говорят. Дело, скорее, в том, чтобы отделить, например, послание к

коринфянам как к христианам I века, жившим в Коринфе, от послания к ним просто как к христианам. В последнем случае мы получаем неизменную истину послания Павла, которое в соответствующей форме выражения относится ко всем христианам во все времена и во всех странах, а не только к той конкретной ситуации. Это и есть "чистое" библейское богословие Габлера.

В Библии неизменные истины часто выражаются применительно к определенной ситуации. Пример тому - вопрос о жертвоприношениях. В Ветхом Завете жертвоприношения рассматривались как средство очищения. Нам надо задаться вопросом, является ли система жертвоприношений (всесожжение агнцев, голубей и т.д.) сутью учения или просто выражением в определенное время неизменной истины, заключающейся в необходимости заместительной жертвы за грехи человечества. Вопрос об отделении неизменной истины от ее временных форм настолько важен, что мы посвятим ему целую главу (пятую).

6.  Использование небиблейских источников

Библия - основной, но не единственный источник систематического богословия. Использование других источников должно быть строго ограниченным, тем не менее это существенная часть всего процесса. В ответ на одну крайность, до которой доходит натурбогословие, строящее богословие без учета Библии, некоторые евангельские христиане впадают в противоположную крайность, вообще игнорируя общее откровение. Но если Бог раскрыл Себя в двух взаимодополняющих и составляющих единое целое откровениях, из изучения Божьего творения, хотя бы теоретически, можно извлечь определенные знания. Общее откровение имеет свою ценность, проливая свет на особое откровение и дополняя его в тех вопросах, о которых оно умалчивает.

Например, если, как учит Библия, Бог сотворил человека по Своему образу, то что собой представляет Божий образ? Библия по этому поводу говорит мало, но ясно показывает, что образ Божий заключен в том, что отличает человека от других творений. (Сказано, что Бог сотворил человека "по образу Своему", а других животных "по роду их".) Коль скоро Библия и бихевиоральные науки пересекаются в этой точке общего интереса, эти науки могут помочь нам определить, что есть в человеке уникального, и тем самым получить хотя бы частичное представление об образе Божьем. Разумеется, к выкладкам бихевиоральных наук следует относиться критически, чтобы быть уверенным, что их предпосылки не входят в противоречие с результатами наших библейских исследований. Если же предпосылки совпадают, бихевиоральные науки могут стать еще одним методом познания истины о Божьих делах.

Полезными могут быть изыскания и в других областях. Поскольку Божье творение охватывает всю вселенную, живой и неживой мир, естественные науки помогают нам понять его. Спасение (в особенности такие его стороны, как обращение, возрождение и освящение) затрагивают психологический мир человека. Следовательно, психология, особенно психология религии, проясняет эту божественную работу. Если, как мы

полагаем, Бог действует в истории, то исторические исследования повышают уровень нашего понимания особых проявлений Его провидения.

Следует отметить, что в истории бывали случаи, когда небиблейские дисциплины фактически вносили вклад в развитие богословских знаний, порой даже против воли экзегетов и богословов. Например, отнюдь не экзегетические соображения подтолкнули богословов к мысли, что при истолковании рассказа о творении многозначное еврейское

слово       (уот) предпочтительнее понимать в смысле периода времени, а не двадцати четырех часов в его буквальном и традиционном значении.

И все же нам надо проявлять осторожность, когда мы связываем богословие с другими дисциплинами. Особое откровение (данное нам в Библии) и общее откровение находятся в гармонии, но эта гармония проявляется только тогда, когда каждое из них полностью понимается и правильно истолковывается. Но практически у нас нет полного понимания ни одного из этих источников Божьей истины, поэтому между ними и возникают некоторые трения.

7. Современное выражение вероучения

После определения сути вероучения встает следующая задача - придать вневременной истине современное выражение и соответствующую форму. Для этого есть разные способы, один из которых заключается в нахождении современной формы вопросов, на которые конкретное вероучение предлагает ответы. Это похоже на метод корреляции, развитый Паулем Тиллихом.

Тиллих называл свое богословие апологетическим и дающим ответы110. В его представлении богослов движется между двумя полюсами. Один полюс - богословское основание, источник, из которого черпается богословие. В нашем случае это Библия. Этот полюс необходим для придания богословию авторитетности. Второй полюс - то, что Тиллих называет ситуацией. Под этим он не имеет в виду определенную категорию людей или преходящие увлечения нынешнего времени. (В проповеднической деятельности и благовестнической работе этим вопросам можно уделять внимание. Они могут быть материалом для популярных христианских книг, о которых, правда, через десять лет уже никто не вспомнит.) Он, скорее, имеет в виду искусство, музыку, политику определенной культуры, - короче, выражение умонастроений или взглядов общества. Анализ конкретной ситуации показывает, какие вопросы ставятся культурой прямо или косвенно. Такой анализ, по мнению Тиллиха, является в значительной степени задачей философии.

При таком диалогическом подходе (вопрос - ответ) к богословию его основанием обуславливается и его содержание. Но его выражение определяется корреляцией ответов, предлагаемых Библией, с вопросами, задаваемыми культурой. Таким образом, послание провозглашается с учетом ситуации, в которой находится слушатель. Оно провозглашается не каким-то идеологом, вопиющим на улицах: "Я знаю ответы! Я знаю

ответы! У кого есть вопросы?" Именно анализ ситуации, то есть анализ вопросов, придает посланию общее направление и ориентацию.

Следует еще раз подчеркнуть, что вопросы оказывают влияние только на форму ответа, но не на содержание. Одна из проблем модернизма в США в начале XX века заключалась в том, что он слишком замкнулся на конкретной ситуации и не смог приспособиться к изменившейся ситуации. Еще больше усугубил проблему факт, что модернизм пытался на основании конкретной ситуации определить не только свою форму, но и содержание. То есть он не просто видоизменял ответы, он создавал их заново. Он не предлагал неизменного ответа в новой форме, он давал новый, совершенно иной ответ.

Следует проводить тщательный и всесторонний анализ культурной среды. Поверхностный подход часто заводит в тупик, ибо внешние формы ситуации могут дать неверное представление о задаваемых вопросах. Можно привести два примера людей с совершенно разными взглядами. Фрэнсис Шеффер в своем анализе западной культуры

середины XX века отметил, что на поверхности наблюдается отвержение рационального и ярко выраженное стремление к иррациональному. По общепринятому представлению, смысл вещей не раскрывается, а создается волей. Это особенно относится к экзистенциализму. Но фактически, по словам Шеффера, общество остро нуждается в рациональном объяснении действительности и стремится к нему111. С другой стороны, Лэнгдон Джилки указал, что на поверхности современный секуляризм представляет философию, в которой человек полностью всем управляет и не имеет никакой потребности в тайне или помощи извне. В действительности же, утверждает Джилки, в современном секулярном человеке есть "чувство собственной ограниченности", к которому и должно взывать христианское послание112.

Богословские учения, обращающиеся непосредственно к умонастроениям своего времени, обычно какое-то время пользуются популярностью, а затем быстро приходят в упадок.

Примером попытки прямого ответа на сложившуюся ситуацию может служить богословие смерти Бога, привлекшее к себе внимание и даже последователей в середине 60-х годов.

Это движение восприняло секулярные взгляды и попыталось построить богословие на секулярной основе. Но критика "дешевой благодати" Дитрихом Бонхеффером оказалась поистине пророческой. Он понял, что попытка приспособиться к умонастроениям времени через преувеличенное внимание к благодати и осуждение формализма выльется просто в поверхностную религию113.

Тезис этого раздела можно изложить по-иному: нам надо стремиться найти модель, делающую вероучение понятным в современном контексте. Модель - это аналогия или образ для выражения или прояснения рассматриваемой или сообщаемой истины. Поиск современных моделей составляет важную часть систематического богословия (в отличие от библейского богословия, ограничивающегося библейскими моделями). Мы здесь говорим, скорее, о синтетических, а не аналитических моделях. Последние - средства понимания, а первые - средства выражения. Синтетическая модель должна быть легко заменяемой на другие более подходящие и понятные модели.

Мы призываем здесь не к тому, чтобы сделать послание приемлемым для всех, в частности для тех, кто погряз в секулярных пристрастиях нашего времени. В послании Иисуса Христа есть элемент, который, по словам Павла, всегда будет выглядеть как "соблазн" или "безумие" (1 Кор. 1:23). Евангелие, например, требует отказа от самостоятельности, за которую мы так упорно цепляемся, в каком бы веке мы ни жили. Цель, следовательно, заключается не в том, чтобы сделать послание приемлемым, а в том, чтобы убедиться, насколько это возможно, что послание хотя бы понято.

При поиске того, как по-современному изложить послание, полезно обратиться к целому ряду вопросов. Хотя внешне наше время все больше характеризуется обезличиванием и отчужденностью, все же есть признаки, указывающие на стремление к поиску личного измерения жизни, и именно с этим можно связать учение о Боге, Который знает каждого и заботится о каждом. И хотя распространилась уверенность, что современная технология может решить все проблемы мира, мы видим все больше указаний на факт, что проблемы гораздо больше и гораздо серьезнее, чем казалось раньше, и что самую большую

проблему для человека представляет он сам.

На этом фоне сила и провидение Бога обретают новый смысл. Кроме того, придавая богословию иной оттенок, мы можем указать миру на вопросы, которые он не хочет, но должен задавать.

Сейчас многие говорят о "контекстуализации" послания114. Поскольку изначально послание было выражено в контекстуализированной форме, его сначала надо "деконтекстуализировать" (выделить суть учения). Затем его нужно вновь контекстуализировать в трех измерениях. Первое относится к временному расстоянию - переводу из условий I века (или более раннего периода) к условиям XX века. Об этом мы уже упоминали.

Второе измерение можно назвать широтой охвата. В определенный период времени существует много разных культур. Стало уже привычным указывать на различие между Востоком и Западом, на различные формы выражения, которые христианство, сохраняя в целом свою сущность, может принимать в различных культурных условиях. Некоторые организации пренебрегают этим, и результатом становится бездумный экспорт западных обычаев: например, на Востоке для христианского поклонения иногда строят привычные на Западе небольшие белые часовни со шпилями. Как церковная архитектура, так и вероучение могут принимать формы, отличающиеся от распространенных в той или иной части света. По мере выдвижения стран Третьего мира мы начинаем все больше сознавать, что главное культурное различие проходит уже не между Востоком и Западом, а, скорее, между Севером и Югом. Для христианства это имеет особое значение, учитывая его быстрый рост в таких местах, как Африка, смещающий центр тяжести из традиционных стран Северной Америки и Европы. Миссионеры и ученые, занимающиеся

сравнительным культурным анализом, хорошо знают об этой стороне процесса контекстуализации115.

Есть также измерение высоты. Богословие может располагаться на различных уровнях абстракции или сложности. Это можно представить себе в виде лестницы, ведущей снизу вверх. На верхнем уровне - корифеи богословия, выдающиеся мыслители, совершившие глубокие и новаторские прорывы в богословии. Там мы видим Августинов, Кальвинов, Шлейерма-херов и Бартов. В некоторых случаях они не разрабатывают до конца все детали открытой ими богословской системы, а лишь начинают процесс. Их труды непременно изучаются профессиональными богословами, стоящими на ступеньку ниже. Обычные богословы восхищаются корифеями и стремятся присоединиться к ним, но большинство из них так и не становятся членами этой группы избранных. Еще ниже стоят студенты богословских школ и люди, занятые служением. Они изучают богословие со знанием дела, но это лишь часть их призвания. Поэтому понимание богословия у них не такое широкое и глубокое, как у тех, кто посвящает ему все свое время.

На нижних ступенях лестницы стоят миряне, не занимающиеся специально изучением богословия. Здесь могут быть несколько уровней богословской грамотности. Влияние оказывают разные факторы - объем библейских знаний (полученных в церкви и/или воскресной школе), возраст или зрелость, образование. Подлинная контекстуализация послания предполагает, что его можно выразить на каждом из этих уровней. Служители призваны истолковывать послание людям, стоящим на ступеньку ниже, в то же время, чтобы оставаться интеллектуально восприимчивыми и продолжать расти, им надо стремиться к богословским знаниям, расположенным хотя бы на ступеньку выше их собственного положения.

8.  Развитие основной истолковательной темы

Каждому богослову необходимо выделить такую главную тему. Это придаст системе целостность и сделает ее более легкой для восприятия. В лекции, посвященной приемам ораторского искусства, приводился такой пример: как у корзины должна быть ручка, чтобы ее можно было ухватить, так и в выступлении должен быть центральный мотив или тезис, с помощью которого можно легче уяснить и понять целое. Это сравнение применимо и к богословию. Кроме того, главный мотив придает смысл и направленность служению богослова.

Каждому богослову надо выбрать конкретную тему, которую он считает самой значимой и полезной для себя в подходе к богословию в целом. Среди ведущих мыслителей

наблюдаются существенные различия в выделении главного постулата, характеризующего их подход к богословию. Например, многие считают, что богословие Лютера строится на концепции спасения благодатью через веру. Кальвин в центр своего богословия поставил верховную власть Бога. Карл Барт делал упор на Слове Божьем, под которым он подразумевал живое Слово, Иисуса Христа; поэтому некоторые называют даже его богословие христомонизмом. Пауль Тиллих большое внимание уделял основе бытия.

Нельс Ферре и лунденская школа таких шведских мыслителей, как Андерс Нигрен и Густав Аулен, во главу угла ставили Божью любовь. Оскар Кульман особенно подчеркивал "уже, а не еще".

Основную тему можно сравнить с точкой, с которой обозревается вся богословская информация. Эта точка не изменяет саму информацию, но создает определенный угол зрения при ее рассмотрении. Как наблюдение с возвышенного места дает возможность точнее разглядеть пейзаж, точно так же соответствующая интегрирующая тема дает более точное понимание богословской информации.

Могут возразить, что у любой целостной богословской системы есть интегрирующая тема. Могут также возразить, что бывают несколько таких тем и что они могут даже в чем-то противоречить друг другу. Но мы здесь лишь имеем в виду, что выбор и использование интегрирующей темы должны быть сознательными и осмысленными.

Надо проявлять осторожность, чтобы из фактора, содействующего исследованиям, основная тема не превратилась в препятствие. Она не должна предопределять истолкование мест, к которым не имеет отношения. Иначе это уже будет эйзегетика, а не экзегетика. Даже если мы придерживаемся взгляда, что "уже, а не еще" составляет ключ к пониманию христианского учения, нам не следует любой отрывок Писания рассматривать с эсхатологических позиций и искать эсхатологию "под каждым кустом" Нового Завета. В то же время возможная опасность злоупотребления основной темой не должна мешать нам правильно использовать ее.

Интегрирующая тема должна рассматриваться как составная часть контекстуализации богословского учения. Может получиться так, что в иное время или в иных культурных и географических условиях богословское учение надо будет строить на несколько иной основе. Это происходит, когда основная часть культурной среды требует иной ориентации. Например, в антиномической атмосфере богословское учение следует строить несколько иначе, нежели в законнической.

Если наша главная тема основывается на самом широком круге библейских материалов, а не на каких-то отдельных отрывках, мы можем быть уверены, что эта тема не исказит нашего богословия. Такая тема может показаться слишком широкой и общей, зато у нас

не будет сомнений в ее исчерпывающем характере. Другой важный принцип - всегда быть готовым к пересмотру темы. Это не значит, что надо беспрестанно менять одну тему на другую, это значит, что тему можно расширять, сужать, видоизменять и даже при необходимости заменять, чтобы она соответствовала всему кругу связанной с ней информации.

В этой книге основная тема, вокруг которой строится богословие, - величие Бога. Под этим подразумевается величие Бога как в плане Его силы, знания и других традиционных "естественных свойств", так и в плане великолепия Его этической природы. В центре богословия, как и жизни, должен стоять великий живой Бог, а не Его творение - человек. Поскольку Он - Альфа и Омега, начало и конец, богословие надо строить на Его величии и благости как отправной точке. Свежо и живо ощущаемое величие Господа всего мира - источник энергии, которая должна пронизывать всю христианскую жизнь. (В понятие величия здесь вкладывается все, что традиционно связывается с выражением "слава Божья", но без подтекста эгоцентричности, которым оно иногда сопровождается.)

9.  Распределение вопросов

Последний этап богословской методологии - распределение тем на основе их сравнительной важности. Нам надо составить схему своего богословия, отметив наиболее важные темы римскими цифрами, подтемы прописными буквами, еще более мелкие темы арабскими цифрами и т.д. Нам надо знать свои главные темы. Нам надо знать, к чему можно относиться как к подтемам, то есть как к достаточно важным, но не имеющим решающего и принципиального значения вопросам. Например, эсхатология - важнейшая область вероучительных исследований. В ее рамках второе пришествие - важнейший догмат. Гораздо меньшее значение имеет вопрос (который и в Писании освещен гораздо менее ясно), будет ли церковь взята из мира до или после великой скорби. Распределение этих тем в зависимости от их важности поможет нам не тратить лишнего времени и лишней энергии на решение второстепенных (или даже третьестепенных) вопросов.

Сделав это, нам надо также провести оценку тем, поставленных в схеме на один уровень значимости. При равном статусе одни из них имеют все же более фундаментальное значение по сравнению с другими. Например, учение о Писании отражается на всех других учениях, поскольку все они исходят из Писания. Учение о Боге заслуживает особого внимания, поскольку оно как бы образует рамки, в которых развиваются все другие учения. Любое изменение в нем неизбежно вызовет значительные изменения в формулировках других учений.

Наконец, следует отметить, что в какое-то время одно учение может требовать к себе больше внимания, чем другое. Поэтому мы, не устанавливая его приоритета в абсолютном смысле, можем решить, что в данный конкретный период времени оно имеет более

важное значение для всего богословского предприятия, а следовательно, заслуживает большего внимания.

Степень авторитетности богословских формулировок

Богословие состоит из различных типов богословских формулировок, которые можно классифицировать на основе их происхождения. Каждому виду заявлений или формулировок важно придавать соответствующую степень авторитетности,

1.  Наибольшим весом должны пользоваться прямые заявления Писания. При условии, что они точно отражают учение Библии, их можно рассматривать как прямое слово от Бога. Разумеется, надо проявлять осторожность и тщательно следить, чтобы мы имели дело с учением Писания, а не с его истолкованием.

2.  Приоритетом должны также пользоваться прямые импликации Писания. Тем не менее их следует рассматривать как чуть менее авторитетные по сравнению с прямыми заявлениями Писания, поскольку наличие добавочного промежуточного звена (логического заключения) несет в себе возможность истолковательной ошибки.

3.  Вероятные импликации Писания, то есть выводы, которые делаются, когда одна из предпосылок носит всего лишь вероятностный характер, менее авторитетны по сравнению с прямыми импликациями. Хотя такие попытки заслуживают уважения, их все же надо рассматривать как достаточно экспериментальные.

4.  Индуктивные выводы из Писания имеют различную степень авторитетности. Индуктивное исследование, естественно, показывает только вероятность. Степень достоверности его выводов возрастает по мере возрастания соответствия между количеством фактически рассмотренных вопросов и общим количеством относящихся к теме вопросов, которые можно было бы рассмотреть.

5.  Выводы, сделанные на основе общего откровения, менее конкретного и менее определенного по сравнению с особым откровением, следует сопоставлять с более ясными и определенными заявлениями Библии.

6.  Умозрительные построения или гипотезы, основанные на каком-то единичном высказывании или намеке в Писании или вытекающие из какого-то неясного или нечеткого места Библии, также могут развиваться и использоваться богословами. В этом нет никакого вреда, если богослов сам сознает, что он делает, и предупреждает об этом читателя или слушателя. Серьезная проблема возникает в том случае, когда таким спекуляциям придается та же степень авторитетности, что и вышеперечисленным формулировкам.

Богослову надо использовать все доступные материалы, приписывая им ту степень достоверности, которая вытекает из характера источников.