Джонатан Эдвардс

Религиозные чувства

II. То, что чувства оказывают сильное воздействие на тело, не является признаком того, что они имеют природу истинной религии, или не имеют таковой.

Все чувства, какими бы они ни были, в некотором отношении или в некоторой степени оказывают воздействие на тело. Как было отмечено ранее, такова наша природа, и таковы законы союза души и тела, что дух не может иметь активного или энергичного проявления без определенного воздействия на тело. Тело так подчинено духу, и настолько его жидкости, особенно жизненная энергия, сопровождают движения и проявления духа, что не может даже возникнуть напряженная мысль без воздействия на них. В самом деле, сомнительно, что когда-либо бывает такое, что душа, облаченная в плоть, имеет всего одну мысль или вообще не имеет никаких проявлений, но ясно, что существует в определенной степени некоторое движение или изменение движения жидкостей в какой-либо части тела. Но универсальный опыт показывает, что проявление чувств имеет особым образом тенденцию к некоторому ощутимому воздействию на тело. И если чувства оказывают некоторое воздействие на тело, то мы можем предположить, что чем сильнее эти чувства, и чем более мощно их проявление (при других равных обстоятельствах), тем сильнее будет воздействие на тело. Очень большие и сильные проявления чувств оказывают большое воздействие на тело. И поэтому, принимая во внимание то, что имеются очень сильные чувства, как обычные, так и духовные, не следует удивляться тому сильному влиянию на тело, которое возникает в результате этих обоих видов чувств. Следовательно, эти эффекты не являются признаками того, что чувства, из которых они проистекают, имеют одно или другое свойство.

Сильные воздействия на тело, конечно, не являются верными доказательствами того, что чувства духовны; ибо мы видим, что такие эффекты часто проистекают из сильных чувств по поводу временных вещей, когда религия никоим образом не затрагивается в них. И если сильные чувства по поводу мирских вещей, которые суть чисто естественные, могут иметь такие эффекты, то я не знаю, по какой причине мы должны определить, что высокие чувства по поводу религиозных вещей, которые, подобным образом, проистекают из природы, не могут иметь похожего эффекта.

Я также не знаю о каком-то правиле, которое кто-либо имеет, чтобы определить, что благодатные и святые чувства, когда они поднимаются так же высоко, как любые естественные чувства, и имеют равные с ними по силе и энергичности проявления, не могут оказывать большого воздействия на тело. Такое правило невозможно извлечь из здравого смысла: я не знаю причины, почему какое-либо существо, пораженное видом славы Божьей, не заставит свое тело ослабевать, как тела тех, кто созерцал славу Соломона. Такое правило до сих пор не было выведено из Писания; оно не было найдено и во всех дискуссиях, происходивших по поводу вещей подобного рода. Есть великая сила в религиозных чувствах: мы читаем о силе, которая действовала в христианах, и о Духе Божьем, Который проявлялся в них как Дух силы, и о действенных делах Его силы в них (Еф. 3:7,20; 2 Тим. 1:7). Но человеческая природа слаба: плоть и кровь представлены в Писании как крайне слабые, в частности, что касается их непригодности для великих духовных и небесных действий и проявлений (Мт. 26:41; 1 Кор. 15:43,50). Текст, который взят нами за основу рассуждений, говорит о «радости неизреченной и преславной». И кто, рассуждающий о том, какова человеческая природа, и какова природа чувств, может усомниться в том, что такая несказанная и славная радость может быть слишком великой и сильной для слабого «праха и пепла», так что она значительно пересиливает его? Из Писания очевидно, что истинные Божественные откровения, или идеи Божьей славы, когда они даны в высокой степени, имеют тенденцию, влияя на дух, овладевать телом. Писание часто учит нас, что если бы эти идеи или взгляды были даны в такой же мере, в которой они открыты на небе, то слабая храмина тела не смогла бы существовать при них, и что ни один человек не может, таким образом, увидеть Бога и остаться в живых. Познание, которое святые имеют о Божьей красоте и славе в этом мире, и те святые чувства, которые проистекают из него, имеют те же самые свойство и природу, что и те, которым подвержены святые на небесах, отличаясь от них лишь по степени и обстоятельствам: то, что Бог дает им здесь, — это предвкушение небесного блаженства и залог их будущего наследства. И кто будет ограничивать Бога в Его даянии этого залога или скажет, что Он должен дать столько-то наследства, такую-то часть будущей награды как залог целого, и не больше этого? И принимая во внимание то (как Бог учит нас в Своем Слове), что награда целиком такова, что она сразу разрушит тело, разве не слишком смело с нашей стороны устанавливать границы для суверенного Бога, говоря, что, давая залог награды в этом мире, Он никогда не даст ее столько, чтобы уменьшить силы тела, когда Бог нигде так не ограничивал Себя? Псалмопевец, говоря о своих страстных религиозных чувствах, говорит об эффекте в своей плоти или теле, помимо того, что происходило в его душе, несколько раз специально отличая одно от другого: «Истомилась душа моя, желая во дворы Господни; сердце мое и плоть моя восторгаются к Богу живому» (Пс. 83:3). Здесь мы видим ясное различие между сердцем и плотью; и то, и другое находится под влиянием. «…Тебя жаждет душа моя, по Тебе томится плоть моя в земле пустой, иссохшей и безводной» (Пс. 62:2). Здесь также имеется очевидное преднамеренное различение между душой и плотью.

Пророк Аввакум говорит о том, что его тело покорено чувством Божьего величия: «Я услышал — и вострепетала внутренность моя; при вести о сем задрожали губы мои, боль проникла в кости мои, и колеблется место подо мною» (Ав. 3:16). Псалмопевец также определенно говорит о трепете своей плоти: «Трепещет от страха Твоего плоть моя» (Пс. 118:120).

То, что такие идеи о Божьей славе, которые иногда приводятся в этом мире, имеют тенденцию к овладению телом, очевидно. Писание содержит упоминание о том, что иногда таким действительно было следствие тех внешних явлений Бога некоторым из святых, которые были устроены для этой цели, а именно, для того, чтобы сообщить им идею Божьего величия и славы. Такие примеры мы имеем в пророке Данииле и апостоле Иоанне. Даниил, приводя рассказ о внешнем явлении славы Христа, говорит: «…но во мне не осталось крепости, и вид лица моего чрезвычайно изменился, не стало во мне бодрости» (Дан. 10:8). Апостол Иоанн, рассказывая о подобном увиденном явлении, говорит: «И когда я увидел Его, то пал к ногам Его, как мертвый» (Отк. 1:17). Тщетно утверждать здесь, что это были только внешние проявления или символы славы Христа, которые созерцали эти святые. Ибо, хотя это были внешние проявления славы Христа, которые они созерцали своими телесными очами, однако цель и польза этих внешних символов или проявлений была в том, чтобы сообщить этим пророкам идею того, что они представляли, и это была истинная божественная слава и величие Христа, которые суть Его духовная слава. Внешние проявления использовались лишь как обозначения этой духовной славы, и, таким образом, мужи Божьи, несомненно, получили их, и использовали их, и были тронуты ими. Согласно цели, для которой Бог установил эти внешние знаки, они получили в них великое и живое представление об истинной славе и величии Божьей природы, знаками которых они были, и, таким образом, были сильно взволнованы, их души были поглощены, и их тела были пересилены. Я думаю, очень смелы и дерзки те, кто станет утверждать, что Бог не может или не должен давать подобные ясные и впечатляющие доводы и представления той же истинной славы и величия Своей природы любому из Своих святых без вмешательства каких-либо их внешних проявлений.

Наконец хочу заметить, что Писание часто ясно использует телесные эффекты для того, чтобы выразить силу святых и духовных чувств, таких как: трепет, стенание, болезнь, восклицание, тоска и изнеможение. Конечно, можно предположить, что это только образные выражения, которые представляют степень чувства. Тем не менее, я надеюсь, что все позволяет думать, что они являются уместными и подходящими образами, представляющими высокую степень этих духовных чувств, для представления которых Дух Божий использует эти эффекты, а не наоборот, присущими следствиями и печальными знаками ложных чувств и заблуждения от дьявола. Я не думаю, что Бог обыкновенно использовал бы вещи, которые совершенно чужды духовным чувствам и являются коварными знаками действия сатаны и источают сильное зловоние, в качестве красивых образов для представления высокой степени святых и небесных чувств.