Джонатан Эдвардс

Религиозные чувства

12. Благодатные и святые чувства находят свое проявление и приносят плод в христианской практике. — Я имею в виду, что они оказывают такое влияние и воздействие на того, кто подвержен им, что приводят к тому, что практика, которая во всех отношениях сообразуется с христианскими правилами и руководствуется ими, становится практикой и делом его жизни.

Это подразумевает три вещи:

1. То, что его поведение или практика в мире во всех отношениях сообразуется с христианскими правилами и руководствуется ими.

2. То, что он считает эту святую практику важным делом, превыше всех остальных; что это то дело, которым он, главным образом, занят, которому он посвящен, и которое он совершает с высочайшей серьезностью и усердием, так что о нем можно сказать, что он делает практику религии своей преимущественной работой и делом.

3. То, что он упорно продолжает это до конца жизни, так что можно сказать, что это не просто его дело в некоторые времена, дело Господних дней или определенных чрезвычайных периодов, или дело одного месяца, года или семи лет, или его дело при определенных обстоятельствах; но это дело его жизни, так как это то дело, в котором он упорствует несмотря на все изменения и любые испытания, пока он живет.

Необходимость каждой из этих вещей для всех истинных христиан весьма полно и очевидно преподается в Слове Божьем.

1. Необходимо, чтобы люди были послушными во всех отношениях: «И всякий, имеющий сию надежду на Него, очищает себя так, как Он чист... И вы знаете, что Он явился для того, чтобы взять грехи наши, и что в Нем нет греха. Всякий, пребывающий в Нем, не согрешает; всякий согрешающий не видел Его и не познал Его... Кто делает правду, тот праведен, подобно как Он праведен. Кто делает грех, тот от диавола» (1 Ин. 3:3-8). « Мы знаем, что всякий, рожденный от Бога, не грешит; но рожденный от Бога хранит себя, и лукавый не прикасается к нему» (1 Ин. 5:18). « Вы друзья Мои, если исполняете то, что Я заповедую вам» (Ин. 15:14).

Если хотя бы один член будет испорчен, и мы не отсечем его, он приведет все тело ад (Мт. 5:29-30). Саулу было приказано убить всех Божьих врагов — амаликитян, и он убил всех, кроме Агага, и спасение его обратилось в его падение (1 Цар. 15:3,7-11,19-26). Халев и Иисус Навин вошли в обетованный Богом покой, потому что они полностью следовали слову Господа (Чис. 14:24; 32:11-12; Вт. 1:36; И. Нав. 14:6,8-9,14). Лицемерие Неемана проявилось в том, что, хотя казалось, что он был сильно взволнован и полон чувства благодарности Богу за исцеление его от проказы, и обязался служить ему, однако в одном он просил, чтобы его извинили (4 Цар. 5:18). И Ирод, хотя он боялся Иоанна, уважал его и с удовольствием слушал его и делал многое другое; однако был виновен в том, что в одном деле не пожелал прислушаться к нему, а именно: расстаться со своей возлюбленной Иродиадой (мт. 14:3-4). Так что необходимо, чтобы люди расстались со своими самыми любимыми беззакониями, которые у них — как правая рука и правый глаз, грехи, которые очень легко осаждают их, и которым они больше всего подвержены в силу своих естественных наклонностей, злых обычаев или особых обстоятельств, а также других причин. Подобно тому, как Иосиф не хотел открываться своим братьям, которые продали его, до тех пор, пока Вениамин, любимый сын в семье, с которым было труднее всего расстаться, не был приведен; так и Христос не откроет Свою любовь к нам до тех пор, пока мы не расстанемся с нашими любимыми вожделениями, и пока мы не станем исполнять самые трудные обязанности — те, к которым у нас самое сильное отвращение.

И важно заметить, что для того, чтобы о человеке можно было сказать, что он послушен во всех отношениях, его послушание должно состоять не только в отрицании, то есть, в универсальном избежании нечестивых практик, заключающихся в совершённых грехах, но он также должен универсально утверждать религию. Грехи упущения — это такие же нарушения Божьих заповедей, как и совершённые грехи. В главе 25 Евангелия от Матфея Христос представляет тех, кто будет по левую руку от Него, как осужденных и проклятых на вечный огонь за грехи упущения. «…Алкал Я, и вы не дали Мне есть…» Таким образом, о человеке нельзя сказать, что он послушен во всех отношениях и имеет христианское обращение, только потому, что он — не вор, не угнетатель, не мошенник, не пьяница, не завсегдатай таверн, не развратник, не бунтарь, не разбойник, не аморальный, не богохульник, не клеветник, не лжец, не яростный, не злобный, не ругатель. Неправильно будет сказано о том, кто достигает этого и не идет дальше, что он имеет обращение, подобающее Евангелию; но для этого необходимо, чтобы он также был серьезным, набожным, благочестивым, смиренным, кротким, прощающим, мирным, почтительным, снисходительным, доброжелательным, милосердным, любящим и полезным в своем хождении и общении. Без таких качеств он не послушен заповедям Христа и заповедям, на которых Он и Его апостолы сильно настаивали как на крайне важных и необходимых.

2. Для того, чтобы люди были истинными христианами, необходимо, чтобы они следовали делу религии и служили Богу с большой серьезностью и усердием так, как в работе, которой они себя посвящают, и которую они делают главным делом в своей жизни. Весь особый Божий народ не просто совершает добрые дела, но он ревностен к добрым делам (Тит. 2:14). Ни один человек не может одновременно служить двум господам. Суть истинные Божьи слуги предают себя на служение Ему и делают это так, как если бы это была вся их работа, полностью занимая этим свои сердца и отдавая этому все свои силы: «…а только, забывая заднее и простираясь вперед, стремлюсь к цели» (Флп. 3:13-14). Христиане в своем действенном призвании призваны не к праздности, а к труду в Божьем винограднике, и к тому, чтобы проводить свои дни в великом и усердном служении. Все истинные христиане исполняют этот призыв (как это подразумевается в его наименовании «действенное призвание») и выполняют труд христиан, который повсеместно в Новом Завете сравнивается с теми практиками, в которых люди обычно прилагают все свои усилия с величайшей серьезностью, такими как бег, борьба, бой. Все истинные христиане являются добрыми и верными воинами Иисуса Христа и подвизаются добрым подвигом веры, ибо только те, кто это делает, будут обладать вечной жизнью. Те, кто борются так, как бы бьют воздух, никогда не завоюют венца победителя. Те, которые бегут в гонке, бегут все, но только один получает награду, а те, кто медлителен и небрежен в своем поприще, бегут не так, чтобы получить. Царство Небесное достигается только усилием. Без серьезности нет успеха на этом узком пути, который ведет к жизни, и поэтому нет прихода в то состояние славной жизни и блаженства, к которому этот путь ведет. Без серьезного труда нет восхождения на крутую и высокую гору Сион, и поэтому нет прихода в Небесный Град, который на вершине ее. Без постоянного усердия невозможно двигаться против течения в стремительном потоке, в котором мы плывем, чтобы когда-то добраться до того источника живой воды, который находится у его истока. Нам необходимо всегда бодрствовать и молиться, чтобы избежать тех страшных бед, которые грядут на нечестивых, и чтобы предстать достойными перед Сыном Человеческим. Нам нужно облечься во всеоружие Божье и, всё преодолев, устоять, чтобы избежать полного поражения и не быть смертельно пораженным раскаленными стрелами дьявола. Необходимо, чтобы мы забывали прошлое и простирались вперед и стремились к цели, к почести высшего звания Божьего во Христе Иисусе, Господе нашем, чтобы нам получить эту награду. Леность в служении Богу Его мнимых слуг столь же предосудительна, как и открытое восстание; ибо ленивый раб — это лукавый раб, который будет брошен во внешнюю тьму вместе с Божьими врагами (Мт. 25:26,30). Ленивые не последуют тем, кто через веру и терпение наследует обетования: «Желаем же, чтобы каждый из вас, для совершенной уверенности в надежде, оказывал такую же ревность до конца; дабы вы не обленились, но подражали тем, которые верою и долготерпением наследуют обетования» (Евр. 6:11-12). А все те, которые следуют за тем облаком свидетелей, ушедших прежде них на небеса, свергают с себя всякое бремя и запинающий их грех и с терпением проходят предлежащее им поприще (Евр. 12:1). Та истинная вера, которой люди полагаются на праведность Христа и на работу, которую Он совершил для них, и истинно питаются и живут Им, всегда сопровождается таким духом и серьезностью в христианском труде и хождении. Прообразом этого в древности было то, как дети Израиля ели пасхального агнца: им было приказано есть его с поспешностью, с препоясанными чреслами, с обувью на ногах и с посохами в руках (Исх. 12:11).

3. Каждый истинный христианин упорно стоит в этом всеобъемлющем послушании и усердном и серьезном служении Богу, невзирая на все виды испытаний, с которыми он столкнется, до конца жизни. То, что все истинные святые, все те, кто получает вечную жизнь, так стойко совершают путь в служении Богу, — это учение, настолько обильно преподанное в Писании, что можно было бы до бесконечности приводить тексты, указывающие на это. Я ограничусь тем, что приведу некоторые ссылки.*

Но эта настойчивость в послушании, на которой, главным образом, настаивает Писание как на особом признаке истинности благодати, — это неизменность исповедующих в практике своего долга и непоколебимость в святом хождении через различные испытания, с которыми они могут встретиться.

Здесь под испытаниями я имею в виду те вещи, которые случаются, с которыми исповедующий сталкивается на своем пути, и которые делают его постоянство в долге и верности перед Богом особенно трудным для природы. Эти вещи время от времени названы в Писании испытаниями, или искушениями. Они бывают разного рода: есть много вещей, которые делают постоянство человека на его пути трудным, тем, что они имеют тенденцию лелеять и разжигать или возбуждать и провоцировать его вожделения и порочность. Многие вещи делают трудным продолжение следования путем долга тем, что они имеют притягивающую природу и тенденцию к впутыванию людей в грех, или своей способностью удалять барьеры и поощрять к беззаконию. Другие вещи являются испытаниями основательности и непоколебимости исповедующих в том, что они представляют их долг страшным в их глазах, пугают их и отводят их от него; как, например, страдания, которым их долг подвергнет их; боль, неприязнь, презрение и упреки или потеря внешних владений и утешений. Если люди, после того как они сделали исповедание веры, продолжают жить какое-то значительное время в мире, столь наполненном переменами и злом, то не иначе они столкнутся со многими испытаниями своей искренности и непоколебимости. Кроме того, Богу угодно, в Своем Провидении, посылать испытания Своим исповедующим друзьям и рабам намеренно, чтобы продемонстрировать и предъявить достаточные свидетельства того, в каком состоянии они находятся, их совести и часто — миру; как видно из многочисленных текстов Писания.

Истинные святые могут быть виновны в некоторых видах и степенях отпадения, и могут быть сбиты с пути определенными искушениями, и могут впадать в грех, и даже в большие грехи; но они никогда не могут отпасть так, чтобы утомиться от религии и служения Богу и начать привычно ненавидеть ее и пренебрегать ею либо из-за нее самой, либо из-за трудностей, которые ее сопровождают (см. Гал. 6:9; Рим. 2:7; Евр. 10:36; Ис. 43:22; Мал. 1:13). Они никогда не могут отпасть так, чтобы прекратить путь общего послушания, или так, чтобы утратить привычку соблюдать все правила христианства и выполнять все обязанности, требуемые от них, даже в самых трудных обстоятельствах. Это весьма ясно из того, что уже было отмечено. Они также никогда не могут отпасть так, чтобы стать привычно занятыми другими вещами больше, чем делом религии; или так, чтобы их путем и образом жизни стало служение чему-то иному в большей мере, чем служение Богу; или так, чтобы с серьезностью и решимостью прекратить постоянно служить Богу, и одновременно быть привычно преданным делу религии; в противном случае слова Христа: «не можете служить двум господам», и слова апостола: «кто дружит с миром, тот является врагом Богу» ничего не стоят, и нужно было бы принять, что святой может изменить своего Бога и при этом быть истинным святым. Святой также никогда не может отпасть до такой степени, чтобы не было видно заметной разницы между его хождением и поведением после его обращения и тем, что было раньше. Те, кто истинно обращен, являются новыми людьми, новыми творениями,; новыми не только внутри, но и снаружи; они освящены насквозь: в духе, душе и теле; старое прошло, и теперь все новое; они имеют новые сердца, новые глаза, новые уши, новые языки, новые руки, новые ноги, то есть, новое общение и новую практику; и они ходят в обновленной жизни и так продолжают до конца своих дней. И то, что люди отпадают и прекращают быть видимым образом такими, — это признак того, что они никогда не были воскрешены со Христом. И в особенности когда мнение людей о своем обращении и, таким образом, о своей безопасности является самой причиной их прихода к этому состоянию, то это самый очевидный признак их лицемерия. И это — независимо от того, впали ли они вновь в свои прежние грехи, или в какой-то новый вид нечестия, при котором испорченность природы лишь обратилась в новый канал, вместо того чтобы быть умерщвленной. Так, когда люди, которые считают себя обращенными, хотя они не возвращаются к своему прежнему богохульству и распутству, однако вследствие высокого мнения, которое они имеют о своих переживаниях, добродетелях и привилегиях, они постепенно погружаются в самоправедный и духовно гордый настрой ума и в такое поведение, которое естественным образом вытекает из него. Когда такое происходит с людьми, но, как бы ни были они далеки от своих прежних злых практик, только этого достаточно для того, чтобы осудить их, и это может сделать их окончательное состояние еще хуже, чем начальное. Ибо такой кажется ситуация иудеев того поколения, о котором говорит Христос (Мт. 12:43-45), и которое было пробуждено проповедью Иоанна Крестителя и приведено к исправлению своих прежних безнравственных путей, посредством чего нечистый дух был как бы изгнан, а дом выметен и украшен. Однако, будучи лишенными Бога и благодати, они пресытились собой, и превозносились в крайне высоком мнении о своей собственной праведности и выдающейся святости, и привыкли к соответственному поведению, склонному к самовозвеличиванию, таким образом, заменяя грехи мытарей и блудниц грехами фарисеев; в результате чего они имели семерых бесов, худших, чем первый.

Таким образом, я объяснил, какое проявление и плод я имею в виду, когда говорю, что благодатные чувства находят свое проявление и приносят плод в христианской практике.

Причина, почему благодатные чувства имеют такую тенденцию и эффект, вытекает из многих вещей, которые уже были отмечены в предыдущей части данной книги.

Благодатные чувства возникают из тех действий и влияний, которые являются духовными, и внутренний принцип, из которого они вытекают, — это нечто Божественное, общение с Богом, причастность к Божественной природе, Христос, живущий в сердце, Святой Дух, обитающий там, в соединении со свойствами души, как внутренний жизненный принцип, приводящий в действие свою собственную характерную сущность в проявлении этих свойств. Этого достаточно для того, чтобы показать нам, что истинная благодать должна иметь активность, силу и эффективность. Неудивительно, что то, что божественно, — сильно и действенно, потому что оно имеет на своей стороне всемогущество. Если Бог обитает в сердце и насущно соединен с ним, то Он покажет, что Он есть Бог, через эффективность Своих дел. Христос не пребывает в сердце святого, как в склепе, или как мертвый спаситель, который ничего не делает; но Он там, как в Своем храме, и как Тот, Кто воскрес из мертвых. Ибо в сердце, в котором Христос поселяется через спасительное действие, Он живет и проявляет Себя по силе той бесконечной жизни, которую Он получил в Своем воскресении. Таким образом, каждый святой, который является получателем благ Христовых страданий, познает и испытывает силу Его воскресения. Дух Божий, который является непосредственным источником благодати в сердце, — весь жизнь, вся сила, все действие: «…но в явлении духа и силы» (1 Кор. 2:4). «…Наше благовествование у вас было не в слове только, но и в силе и во Святом Духе» (1 Фес. 1:5). «Царство Божие не в слове, а в силе» (1 Кор. 4:20). Таким образом, спасительные чувства, хотя часто они не делают большого шума и видимости, как другие, тем не менее, имеют в себе тайную твердость, жизнь и силу, посредством которых они завладевают сердцем и увлекают его, уводя его в своего рода плен (1 Кор. 10:5), получая полную и устойчивую решительность воли в пользу Бога и святости. «В день силы Твоей народ Твой готов во благолепии святыни» (Пс. 109:3). И, таким образом, святые чувства обладают управляющей силой в ходе жизни человека. Статуя может выглядеть очень похожей на настоящего человека, и красивого человека; даже больше, она может иметь в своем внешнем виде сходство с очень энергичным, сильным и активным человеком; и, тем не менее, не хватает внутреннего принципа жизни и силы; и поэтому она не делает ничего; она ничего не совершает, и нет действия или активности, которая соответствовала бы внешнему виду. Ложные открытия и чувства не идут достаточно глубоко, чтобы достигать и управлять источником человеческих действий и практики. Семя, посеянное в каменистую почву, не имело глубины, и корень не проникал достаточно глубоко для того, чтобы приносить плод. Но благодатные чувства достигают самой глубины сердца и завладевают самыми сокровенными источниками жизни и деятельности.

Сила истинного благочестия состоит, главным образом, именно в этом, то есть, в том, что оно является действенной практикой. И действенность благочестия в этом отношении — это то, чего касается апостол, когда он говорит о силе благочестия (2 Тим. 3:5), которая очень ясна; так как там он, в частности, заявляет о том, как некоторые исповедующие религию терпят громкое поражение в его практике, и затем  отмечает, что, имея нечестивую жизнь, они отвергаются силы благочестия, хотя и носят его вид (2 Тим. 3:5). В самом деле, сила благочестия проявляется, в первую очередь, внутри души, в ощутимом, живом проявлении благодатных чувств там. Однако главное доказательство этой силы благочестия находится в тех проявлениях святых чувств, которые суть практические, и в том, что они — практические в покорении воли, победе над вожделениями и испорченностью людей и ведении людей по пути святости через все искушения, трудности и сопротивление.

И вновь, причина, почему благодатные чувства находят проявление и действие в христианской практике, вытекает из того (что также уже было отмечено), что «первая цель, связанная с благодатными чувствами, — это сверхъестественно превосходная и привлекательная природа Божественных ценностей, каковы они суть сами в себе, а не какое-либо измышленное отношение, которое они якобы имеют к человеческому «я» или эгоизму». Это показывает, почему святые чувства побуждают людей быть святыми в своей практике во всех отношениях. Пристрастными в религии людей делает то, что они в своей религии ищут самих себя, а не Бога; и вступают в союз с религией не ради ее собственной превосходной природы, а для того, чтобы она принесла ему выгоду. Тот, кто соединяется с религией только для того, чтобы получить от нее выгоду, принимает не больше той ее части, которая, как он воображает, выгодна ему; но тот, кто вступает в союз с религией ради ее собственной превосходной и привлекательной природы, соединяется со всем, что имеет такую природу; тот, кто принимает религию ради нее самой, принимает религию целиком. Это также показывает, почему благодатные чувства побуждают людей практиковать религию настойчиво и в любые времена. Религия может сильно меняться с течением времени, что касается ее связности с частным интересом людей; и поэтому тот, кто соблюдает ее только из эгоистичных побуждений, склонен оставить ее, когда время поменяется; но превосходная природа религии, какова она есть в себе, неизменна; она всегда одна и та же, во все времена, несмотря на все перемены; она никогда не меняется ни в каких отношениях.

Далее, причина, почему благодатные чувства выливаются в святую практику, также связана с родом превосходства божественных ценностей, которое, как было отмечено, является основанием всех святых чувств, а именно, «их моральное совершенство, или красота их святости». Неудивительно, что любовь к святости ради самой святости побуждает людей практиковать святость и практиковать все, что есть святое. Учитывая, что святость — это главная вещь, которая возбуждает, влечет и управляет всеми благодатными чувствами, неудивительно, что все такие чувства стремятся к святости. То, что люди любят, они желают иметь, соединяться с этим и быть во владении этого. Той красотой, которой люди наслаждаются, они желают быть украшены. Те действия, которые радуют людей, они неизбежно будут склонны совершать.

И то, что было отмечено о божественном учении и водительстве Духа Божьего, которое имеется в благодатных чувствах, показывает причину этой тенденции таких чувств к всеобъемлющей святой практике. Ибо, как было отмечено, Дух Божий в этом Своем Божественном учении и водительстве сообщает душе естественный вкус сладости того, что есть святое, и всего святого, настолько же, насколько Он входит в сознание и возбуждает нерасположение и отвращение ко всему тому, что не является святым.

Это же самое также явствует из того, что было отмечено о природе того духовного знания, которое является основанием всякого святого знания, как заключающегося в восприятии и видении того превосходства в Божественных ценностях, которые суть высшие и умозрительные. Потому что этим самым подобные вещи стоят выше всего остального достойные того, чтобы их выбирали и к ним прилеплялись. При виде всё превосходящей славы Христа истинные христиане понимают, что Он достоин их следования, и поэтому их сильно влечет за Ним; они видят, что Он достоин того, чтобы они оставили всё ради Него; при виде этой высшей привлекательности они основательно склоняются к подчинению Ему и вовлекаются в серьезное и активное служение Ему, и они готовы пойти через все трудности ради Него. И именно открытие этого Божественного превосходства Христа делает их преданными Ему, так как это производит глубокое впечатление на их умы, так что они не могут забыть Его; и они будут следовать за Ним, куда бы Он ни пошел, и напрасно кто-то будет пытаться отвлечь их от Него.

Причина этой практической тенденции и результата благодатных чувств далее явствует из того, что было отмечено о таких чувствах, то есть, то, что они сопровождаются основательной убежденностью суждения о реальности и несомненности Божественных ценностей. Неудивительно, что те, кто никогда не был глубоко убежден в том, что имеется реальность в религиозных вещах, никогда не будут утруждать и утомлять себя такой серьезной, всесторонней и настойчивой практикой религии, невзирая на все трудности, самоотречение и страдания, полагаясь на то, в чем они не имеют убежденности. Но, с другой стороны, те, кто глубоко убеждены в несомненной истинности этих вещей, должны непременно руководствоваться ими в своей практике; ибо истины, открытые в Слове Божьем, настолько велики и настолько бесконечно более важны, чем все остальные вещи, что было бы несовместимо с человеческой натурой, если бы человек полностью верил в их истинность, на практике но не находился под их влиянием превыше всех остальных вещей.

И вновь, причина этого выражения и результата святых чувств на практике видна в том, что было отмечено о «перемене природы, сопровождающей такие чувства». Без перемены природы человеческая практика не претерпит основательного изменения. Пока дерево не станет добрым, его плоды не будут добрыми. Люди не собирают с терновника виноград и с репейника смоквы. Свинья может быть вымыта и выглядеть чистой некоторое время, однако без изменения природы она все равно пойдет валяться в грязи.  Природа — это более мощный принцип действия, чем все остальное, что противостоит ей: хотя она может сильно сдерживаться какое-то время, но, в конце концов, она преодолеет то, что противится ей; она подобна потоку реки: его можно остановить на время плотиной, но если ничего не будет сделано для того, чтобы осушить источник, она не будет остановлена навсегда; она найдет себе путь либо по своему старому руслу, либо по новому. Природа — это более стабильная и постоянная вещь, чем любые вещи, являющиеся фундаментом реформации и праведности плотских людей. Когда естественный человек отвергает свою похоть, и живет строгой, религиозной жизнью, и кажется смиренным, старающимся и серьезным в религии, то это неестественно; все это — насилие против натуры; как, например, если камень изо всех сил бросить вверх, его сила все равно постепенно угаснет, и природа останется в своей полной силе, и она вновь возьмет верх, и камень возвратится вниз. Пока развращенная природа не будет в действительности умерщвлена, и принцип останется в человеке невредимым, напрасно ожидать того, что она перестанет господствовать. Но если ветхая природа будет поистине умерщвлена, и будет влита небесная природа, тогда можно ожидать, что люди будут ходить в обновленной жизни, и будут продолжать делать это до конца своих дней.

Причина этого практического проявления и результата святых также может быть частично видна из того, что было сказано о духе смирения, сопровождающем их. Смирение — это то качество, в котором во многом заключается дух повиновения. Гордый дух — это бунтарский дух, но смиренный дух — это покорный, подчиняющийся, послушный дух. Мы видим среди людей, что слуга, который имеет дух высокомерия, не склонен во всем подчиняться и слушаться воли своего господина; но не таков слуга, который имеет смиренный дух.

И этот кроткий, тихий дух, который сопровождает благодатные чувства, наполняет, как замечает апостол Павел (Рим. 13:8-10; Гал. 5:14), все обязанности со второй скрижали закона, в чем в очень большой степени состоит христианская практика, и в чем, главным образом, состоит внешняя практика христианства.

И причина, по которой благодатные чувства сопровождаются этим строгим, всесторонним и постоянным послушанием, о котором говорилось, далее открывается из того, что было замечено об этой мягкости духа, которая сопровождает чувства истинных святых, пробуждая в них такое острое и живое ощущение боли из-за присутствия морального зла и такой ужас при виде зла.

И одна большая причина того, почему христианская практика, которая вытекает из благодатных чувств, всесторонняя, постоянна и настойчива, открывается из того, что было замечено относительно самих этих чувств, из которых эта практика вытекает, будучи универсальной и постоянной во всех видах святых упражнений, по отношению ко всем объектам, во всех обстоятельствах и во все времена в прекрасной симметрии и пропорции.

И в значительной мере причина того, почему святые чувства выражаются и проявляются в серьезности, активности и рвении в святой практике, о которых говорилось, выявляется из того, что было замечено о духовном аппетите и стремлении к дальнейшим достижениям в религии, которое постоянно сопровождает истинную религию и не ослабевает, а, наоборот, повышается по мере роста этих чувств.

Так мы видим, как стремление святых чувств к такой христианской практике, которое было объяснено, видно из каждой из тех характеристик святого чувства, о которых ранее говорилось.

И этот пункт можно дальше иллюстрировать и утверждать, если принять во внимание, что святые Писания сильно подчеркивают искренность и основательность в религии, когда мы полностью выбираем Бога как нашего Господа и наш удел, оставляя все ради Него, с полной решимостью воли для Бога и Христа после взвешивания всех обстоятельств; с соединением и согласием наших сердец с религией Иисуса Христа и со всем тем, что принадлежит к ней, принимая ее со всеми ее трудностями, как бы ненавидя наши самые любимые земные наслаждения и даже сами наши жизни ради Христа, предавая себя и все, что мы имеем, полностью и навсегда Христу, не удерживая ничего и не делая никакого резерва; или, коротко говоря, с великим долгом самоотречения ради Христа, то есть, как бы не признавая и отказываясь от самих себя и делая себя ничем, чтобы Он был всем. Смотрите ссылки на тексты, касающиеся этого.[*] Несомненно, иметь сердце, готовое оставить всё ради Христа, — это имеет тенденцию действительно отказаться от всего, как только предоставляется возможность, и мы попадаем в испытание. Иметь сердце, готовое отвергнуть себя ради Христа, — это имеет тенденцию поистине отвергаться себя, когда Христос и своекорыстие противопоставлены.  Отказ от себя со всем, что мы имеем, в своих сердцах, без создания там резерва, побуждает нас вести себя во всех отношениях как Его дети, как подчиненные Его воле и преданные Его целям. Наше полное соединение с религией Иисуса со всем, что принадлежит к ней, со всеми трудностями, которые ее сопровождают, после обдуманного взвешивания обстоятельств, имеет тенденцию к всестороннему соединению с ней на деле и к действительному прохождению через все трудности, с которыми мы встречаемся на пути религии, и, таким образом, к пребыванию в терпении и настойчивости.

Склонность благодати в сердце к святой практике очень пряма, и связь — весьма естественна, тесна и необходима. Истинная благодать не является неактивной вещью; нет ничего на небе или на земле, что имело бы более активную сущность, так как это сама жизнь, и самый активный вид жизни — сама духовная и божественная жизнь. Это не бесплодная вещь; нет ничего во вселенной, что в своей сущности имело бы более высокую тенденцию к плодоношению. Благочестие в сердце имеет прямую связь с практикой, как источник связан с рекой, или как светлая сущность солнца связана с посылаемыми лучами, или как жизнь с дыханием, или с биением пульса, или с любым другим жизненным актом; или как привычка или принцип действия связан с действием; ибо это есть сама природа и сущность благодати, которая есть принцип святого действия или практики. Возрождение, являющееся работой Бога, в которую привносится благодать, имеет прямую связь с практикой; так как оно есть самый конец ее, с целью которого вся работа совершается; все рассчитано и приготовлено в этом мощном и многостороннем изменении, производимом в душе, чтобы прямо стремиться к этой цели. «Ибо мы — Его творение, созданы во Христе Иисусе на добрые дела» (Еф. 2:10). Поистине, в этом — сама цель искупления во Христе: «…Который дал Себя за нас, чтобы избавить нас от всякого беззакония и очистить Себе народ особенный, ревностный к добрым делам» (Тит. 2:14). «…Он избрал нас в Нем прежде создания мира, чтобы мы были святы и непорочны пред Ним в любви» (Еф. 1:4). Святая практика — это в такой же степени цель всего того, что Бог делает со Своими святыми, как и плод — это цель всего того, что земледелец делает для роста своего поля или виноградника, как этот вопрос часто представлен в Писании (см. Мт. 3:10; 13:8,23,30,38; 21:19,33-34; Лк. 13:6; Ин. 15:1,2,4-6,8; 1 Кор. 3:9; Евр. 6:7-8; Ис. 5:1-8; П. Песн. 8:11-12; Ис. 27:2-3).[†] И поэтому все в истинном христианине рассчитано на то, чтобы достигнуть этой цели. Этот плод святой практики — это то, к чему каждая добродетель, каждое открытие и каждая отдельная вещь, которая принадлежит к христианскому опыту, имеет прямую склонность.

Прообразом постоянной и неразрывной связи, которая существует между христианским принципом и исповеданием у истинных святых и плодом святой практики в их жизни, служило в древности строение золотого подсвечника в храме. Не вызывает сомнения, что золотой подсвечник с его семью ветвями и семью светильниками был прообразом Церкви Христа. Святому Духу было угодно вывести этот вопрос из сферы сомнения, когда Он представлял Свою Церковь в виде такого золотого подсвечника с семью светильниками (Зах. 4), а также представлял семь церквей в Азии в виде семи золотых светильников (Отк. 1). Этот золотой подсвечник в храме был повсюду через все свое строение, составленное из яблок и цветов (Исх. 25:31-40; 37:17-24). Слово, переведенное как «яблоко» в оригинале означает «яблоко» или «гранат». Чередовались яблоко и цветок, яблоко и цветок; где был цветок, там с ним было яблоко, или гранат: цветок и плод были постоянно связаны, без пропусков. Цветок содержал принцип плода и прекрасный многообещающий вид его; и это никогда не был обманчивый вид; принцип или показ плода всегда имел реальный плод, сопровождающий его или следующий за ним. Так и в церкви Христа: есть принцип плода в благодати в сердце; и есть любезное исповедание, символизируемое распустившимися цветами подсвечника; и есть соответствующий плод в святой практике, постоянно сопровождающий этот принцип и исповедание. Каждая ветвь золотого подсвечника, таким способом составленная из золотых яблок и цветов, была увенчана горящим, сияющим светильником на своей вершине. Ибо именно посредством этого святые сияют, как светильники в мире, делая прекрасное и доброе исповедание религии, которое постоянно соединено с соответствующим плодом на практике: «И, зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме. Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного» (Мт. 5:15-16). Прекрасное и доброе исповедание религии и золотые плоды, сопровождающие друг друга, являются привлекательными украшениями истинной Церкви Христа. Поэтому мы находим, что яблоки и цветы были украшениями не только подсвечников в храме, но и самого храма, который есть образ Церкви, являющейся, по словам апостола, «храмом живого Бога»: «На кедрах внутри храма были вырезаны подобия огурцов и распускающихся цветов» (3 Цар. 6:18). Украшения и венец столбов на входе в храм были одного и того же вида: это были лилии и гранаты, или цветы и плоды, смешанные вместе (3 Цар. 7:18-19). Так и с теми, кто является «столпами в храме Бога, которые не выйдут вон», или никогда не будут отвергнуты как чужаки; так будет со всеми истинными святыми: «Побеждающего сделаю столпом в храме Бога Моего, и он уже не выйдет вон» (Отк. 3:12).

Во многом это же самое, кажется, символизируется украшениями на крае ефода, одежды Аарона, первосвященника, на котором находились позвонки и гранаты. То, что эти края одежды Аарона представляют Церковь, или святых (которые как бы являются одеждой Христа), — ясно, потому что о них с очевидностью так говорится: «Как хорошо и как приятно жить братьям вместе! Это — как драгоценный елей на голове, стекающий на бороду, бороду Ааронову, стекающий на края одежды его» (Пс. 132:1-2). Этот ефод Аарона означал то же самое, что и бесшовный хитон Христа, нашего великого Первосвященника. Ефод, как и хитон Христа, не имел швов, но был тканый сверху (Исх. 39:22). Как Бог позаботился в Своем провидении о том, чтобы хитон Христа не разрывался, так же Бог проявил и особую заботу о том, чтобы ефод не был разодран (Исх. 28:32; 39:23). Золотые позвонки на этом ефоде своим драгоценным материалом и приятным звуком представляют доброе исповедание, которое делают святые, а яблоки — плод, который они приносят. И как к краям ефода позвонки и яблоки были постоянно прикреплены (вновь и вновь отмечается, что там чередовались золотой позвонок и яблоко, золотой позвонок и яблоко, Исх. 28:34; 39:26), так и у истинных святых их доброе исповедание и их добрый плод постоянно сопровождают друг друга: плод, который они приносят в своей жизни, всегда соответствует приятному звуку их исповедания.

И вновь, это же самое представлено Христом в Его описании Своей Невесты: «…чрево твое — ворох пшеницы, обставленный лилиями» (П. Песн. 7:3). Здесь вновь прекрасные цветы и добрый плод сопровождают друг друга. Лилии были приятными и красивыми цветами, а пшеница была добрым плодом.

Так как плод христианской практики постоянно находится в истинных святых, соразмерно тому, как они имеют возможность проявить его и испытать, то он находится только в них. Только истинные христиане живут такой послушной жизнью, так всесторонне посвящены своему долгу и отданы делу христианина, как было объяснено. Все неосвященные люди являются делателями беззакония: они — от своего отца дьявола, и они будут следовать похотям своего отца. Нет лицемера, который пройдет до конца в деле религии и сможет начать и закончить круг: они не выдержат испытаний, которые Бог обыкновенно посылает исповедующим религию, но уклонятся на свои кривые пути; они не будут до конца верными Христу в своей практикической жизни и не будут следовать за Ним, куда бы Он ни шел. На что бы они ни решились в религии в некоторых случаях, и какими бы они ни казались строгими и сильно вовлеченными в служение Богу некоторое время, однако они являются рабами греха; цепи их старых хозяев не разбиты, их вожделения еще имеют господствующую силу в их сердцах, и поэтому этим господам они будут поклоняться вновь.[‡]  «Многие очистятся, убелятся и переплавлены будут в искушении; нечестивые же будут поступать нечестиво, и не уразумеет сего никто из нечестивых» (Дан. 12:10). «Если нечестивый будет помилован, то не научится он правде, — будет злодействовать в земле правых» (Ис. 26:10). «И будет там большая дорога, и путь по ней назовется путем святым; нечистый не будет ходить по нему» (Ис. 35:8). «…Ибо правы пути Господни, и праведники ходят по ним, а беззаконные падут на них» (Ос. 14:10). «Ибо какая надежда лицемеру?.. Будет ли он утешаться Вседержителем и призывать Бога во всякое время?» (Иов. 27:8-10). Неосвященный человек может скрывать свой грех, и он может во многом воздерживаться от греха на некоторое время; но он не сможет, в конце концов, отказаться от своего греха и дать ему разводное письмо; грех слишком дорог для него, чтобы он захотел этого: «…сладко во рту его зло, и он таит его под языком своим, бережет и не бросает его, а держит его в устах своих» (Иов. 20:12-13). В этом, главным образом, состоит теснота ворот и узость пути, которые ведут к жизни. Взвесив это, плотские люди не пойдут по этому пути, так как это путь совершенного отвержения и окончательного отказа от всего нечестия, то есть, путь самоотречения или самоотказа.

Многие естественные люди, под действием средств, которые применяются к ним, и Божьих стараний заставить их оставить свои грехи, делают со своими грехами то же, что фараон сделал со своей гордостью и алчностью, которые он удовлетворял, удерживая детей Израиля в рабстве, когда Бог боролся против него, принуждая его отпустить народ. Когда Божья рука оказалась слишком тяжелой для фараона, и он был обеспокоен страхами перед будущим Божьим гневом, у него возникают некоторые мысли о том, чтобы отпустить народ, и он обещал, что сделает это, но время от времени он нарушал свои обещания, когда видел, что наступила передышка. Когда Бог наполнил Египет громом и молниями, и огонь расходился вдоль земли, фараон был вынужден исповедать свой грех с кажущимся смирением и принять решение отпустить народ. «И послал фараон, и призвал Моисея и Аарона, и сказал им: на этот раз я согрешил; Господь праведен, а я и народ мой виновны; помолитесь Господу; пусть перестанут громы Божии и град; и отпущу вас, и не буду более удерживать» (Исх. 9:27-28). Так грешники иногда под действием громов, молний и великих страхов закона приходят к видимому уничижению и делают вид, что они расстаются со своими грехами; но у них не более серьезное расположение покончить с ними, чем у фараона — желание отпустить народ. Фараон в борьбе, которая происходила между его совестью и его похотями, пытался придумать способ, как послужить Богу и одновременно наслаждаться своей похотью, которая удовлетворялась пребыванием народа в рабстве. Моисей настаивал на том, чтобы народ поклонился и принес жертвы Богу Израилеву; фараон был готов согласиться с этим, но он хотел, чтобы при этом он не расставался с народом:  «Пойдите, принесите жертву Богу вашему в сей земле», — говорит он (Исх. 8:25). Так и многие грешники изобретают пути, как служить Богу, и при этом пребывать в своих вожделениях. Моисей возразил на предложение фараона тем, что служение Богу и пребывание в Египте под властью надсмотрщиков не согласуются и несовместимы друг с другом (невозможно служить Богу и в то же время оставаться рабами врагов Бога). После этого фараон согласился отпустить народ, при условии, что они не уйдут далеко: он не желал расставаться с ними окончательно, и поэтому хотел иметь их в пределах своей досягаемости. Так же поступают многие лицемеры и в отношении своих грехов. Впоследствии фараон согласился отпустить мужчин, если они оставят женщин и детей (Исх. 10:8-10). И затем, после того, как Божья рука стала еще тяжелее на нем, он согласился отпустить их всех: женщин, детей и мужчин, при условии, что они оставят свой скот! Но он не желал отпускать их со всем, что они имели (Исх. 10:24). Так часто бывает с грешниками; они желают расстаться с некоторыми своими грехами, но не со всеми; они согласны расстаться с самыми большими актами греха, но не расставаться со своими вожделениями, лишь меньше потакая им. Тогда как мы должны расстаться со всеми нашими грехами, малыми и большими; и все, что принадлежит им: мужчины, женщины, дети и скот, — должно быть отпущено; молодые и старые, сыновья и дочери, стада мелкого и крупного скота, так, чтобы и копыта не осталось, как сказал Моисей фараону в отношении детей Израиля. Наконец, когда дело дошло до крайней точки, фараон согласился отпустить народ и все то, что они имели; но это не было его твердым решением; он вскоре пожалел об этом и вновь начал преследовать их, и причиной этого было то, что те похоти гордости и алчности, которые удовлетворялись господством фараона над народом и прибылями от их работы, никогда не были реально умерщвлены им, а лишь сильно сдерживаемы. И, таким образом, будучи виновным в отпадении после своего кажущегося согласия с Божьими приказами, он был погублен безвозвратно. Таким образом, может быть вынужденное расставание с путями неповиновения повелениям Бога, которое по своему виду некоторое время может казаться всесторонним; но так как это просто вынужденное действие, без умерщвления внутреннего принципа греха, то они не устоят в этом, а возвратятся, как пес возвращается на свою блевотину, и, таким образом, навлекут на себя страшную и безвозвратную погибель. Было много ложных учеников во времена Христа, которые следовали за Ним некоторое время, но никто из них не пошел за Ним до конца; и время от времени то одни, то другие возвращались назад и больше не ходили с Ним.*

Из того, что было сказано, ясно, что христианская практика, или святая жизнь, — это великий и отличительный признак истинной и спасительной благодати. Но я могу пойти дальше и утверждать, что это главный из всех признаков благодати, доказательство искренности исповедующих как перед другими, так и перед своей собственной совестью.

Но в таком случае необходимо, чтобы было правильно принято, хорошо понято и взято к сведению,  в каком смысле и каким образом христианская практика является величайшим признаком благодати. Поэтому, чтобы показать этот вопрос в ясном свете, я попытаюсь подробно и отчетливо доказать, что христианская практика является главным признаком, по которому христиане должны оценивать искренность благочестия себя самих и других, при этом наблюдая некоторые вещи, которые необходимо в особенности отметить, для того чтобы иметь правильное понимание этого вопроса.

 

1. Я рассмотрю христианскую практику и святую жизнь как проявление и признак искренности исповедующего христианина в глазах его ближних и братьев.

И то, что это главный признак благодати в том отношении, весьма очевидно из Слова Божьего. Христос, Который знал лучше, как давать нам правила, чтобы судить других, повторял и внушал, что мы узнаем их по их плодам: «По плодам их узнаете их» (Мт. 7:16). И затем, аргументировав это мнение и дав ясные причины того, почему должно быть так, что плоды людей должны быть главным доказательством того, каковы они, Он заканчивает, повторив Свое утверждение: «Итак по плодам их узнаете их» (Мт. 7:20). И вновь: «Или признайте дерево хорошим и плод его хорошим; или признайте дерево худым и плод его худым» (Мт. 12:33). Это то же самое, что сказать: абсурдно предполагать, что дерево хорошо, если его плод плох, или что у дерева одного рода может быть плод иного рода, ибо надлежащее доказательство природы дерева — это его плод. Ничто другое не может подразумеваться под этой последней фразой в стихе: «Ибо дерево познается по плодам», чем то, что дерево, главным образом, можно узнать по его плоду, и что это главный и самый подходящий признак, по которому одно дерево отличается от другого. Так и в тексте: «Ибо всякое дерево познается по плоду своему» (Лк. 6:44). Христос нигде не говорит: «Вы узнаете дерево по его листьям или цветам, или вы узнаете людей по их разговору, или вы узнаете их по красивой истории, которую они рассказывают о своих переживаниях, или вы узнаете их по манере и выражении их высказываний, по выразительности и пафосу их изречений или по чувственности их речи, или по тому, что они делают большое шоу из своего многословия, или по чувствам, которые вы испытываете в своих сердцах к ним; но по плодам их вы узнаете их; дерево познается по своему плоду; каждое дерево познается по своему собственному плоду». И поскольку это доказательство, которое Христос, главным образом, советует нам искать в других, делая о них суждения, то это также и свидетельство, которое Христос, главным образом, повелевает нам давать другим, и по которому они могут судить о нас: «Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного» (Мт. 5:16). Здесь Христос повелевает нам демонстрировать наше благочестие другим.  Благочестие — это как бы свет, который сияет в душе. Христос повелевает, чтобы этот свет сиял не только внутри, но чтобы он сиял из нас перед людьми, чтобы они могли видеть его. Но как этого можно достичь? Через наши добрые дела. Христос не говорит: «…чтобы другие, слыша ваши добрые дела, вашу красивую историю или ваши возвышенные выражения...», но: «…чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного». Несомненно, если Христос дает нам правило, как заставить наш свет сиять, чтобы другие видели его доказательство, то Его правило — самое лучшее, которое только можно найти. И апостолы также упоминают христианскую практику как главное основание уважения к ним как к христианам другими людьми. Это делает апостол Павел в главе 6 Послания к Евреям. Там апостол в самом начале главы говорит о тех, которые получили большое общее озарение, которые были просвещены, и вкусили дара небесного, и соделались причастниками Духа Святого, и вкусили благого глагола Божия и сил будущего века, и отпали, и подобны бесплодной земле, которая близка к проклятию, и конец которой — сожжение. И затем сразу же добавляет (выражая свою любовь к христианам-евреям как имеющим эту спасительную благодать, которая лучше всех этих общих озарений): «Впрочем о вас, возлюбленные, мы надеемся, что вы в лучшем состоянии и держитесь спасения, хотя и говорим так» (Евр. 6:9). И затем, в следующем стихе, он говорит, какой была причина того, что у него были такие хорошие мысли относительно них; он не говорит, что это было потому, что они привели ему прекрасный рассказ о работе Бога над их душами и говорили очень экспериментально. Причиной было их дело и труд любви: «Ибо не неправеден Бог, чтобы забыл дело ваше и труд любви, которую вы оказали во имя Его, послужив и служа святым». И этот же апостол говорит о верном служении Богу на практике как о верном доказательстве для других того, что люди любят Христа превыше всего и предпочитают Его честь своему частному интересу: «…потому что все ищут своего, а не того, что угодно Иисусу Христу. А его верность вам известна, потому что он, как сын отцу, служил мне в благовествовании» (Флп. 2:21-22). Апостол Иоанн выразил то же самое как основание своего доброго мнения о Гаии: «Ибо я весьма обрадовался, когда пришли братия и засвидетельствовали о твоей верности, как ты ходишь в истине» (3 Ин. 1:3). Но как братья удостоверились в истине, которая была в Гаии? И как апостол судил об истине, которая была в нем? Это было не потому, что они свидетельствовали, как он привел им красивый рассказ об этапах его переживаний и говорил как тот, кто понимал, что он говорит, и имел язык христианина; но они свидетельствовали, что он ходил в истине, как написано: «…как ты ходишь в истине. Для меня нет большей радости, как слышать, что дети мои ходят в истине. Возлюбленный! Ты как верный поступаешь в том, что делаешь для братьев и для странников; они засвидетельствовали перед церковью о твоей любви» (3 Ин. 1:3-6). Так апостол объясняет, о чем братья свидетельствовали, когда они пришли и удостоверились в его хождении в истине. И апостол, кажется, в этом же месте дает правило Гаию, как он должен оценивать других: он упоминает некоего Диотрефа, который вел себя неправильно и уводил других за собой (3 Ин. 1:10); и затем он увещевает Гаия остерегаться таких людей и не следовать за ними (3 Ин. 1:11); и он показывает ему правило, по которому он может узнать их, и которое точно соответствует правилу, которое Христос дал раньше: «По плодам их узнаете их». Апостол говорит: «Возлюбленный! Не подражай злу, но добру. Кто делает добро, тот от Бога; а делающий зло не видел Бога» (3 Ин. 1:11). И я далее хочу заметить, что апостол Иаков, специально сравнивая этот способ демонстрации другим нашей веры и христианства через нашу практику, или дела, с другими способами демонстрации нашей веры без дел или не через дела, ясно и откровенно предпочитает первое: «Но скажет кто-нибудь: ты имеешь веру, а я имею дела: покажи мне веру твою без дел твоих, а я покажу тебе веру мою из дел моих» (Иак. 2:18). Демонстрация нашей веры без дел, или с помощью средства, отличного от дел, — это демонстрация ее на словах, посредством которых человек исповедует веру.  Апостол говорит: «Что пользы, братия мои, если кто говорит, что он имеет веру, а дел не имеет?» (Иак. 2:14). Таким образом, есть два пути демонстрации нашему ближнему того, что находится в наших сердцах: один — то, что мы говорим, и второй — то, что мы делаем. Но апостол определенно предпочитает в качестве наилучшего доказательства последнее. Итак, несомненно, что все рассказы, которые мы приводим о себе на словах, наши высказывания о том, что мы имеем веру, и что мы были обращены, и повествование о способе нашего прихода к вере, и о шагах, по которым он происходил, и об открытиях и переживаниях, которые сопровождают его, — все это лишь демонстрация нашей веры с помощью того, что мы говорим; это только показ нашей веры на словах, что, как говорит апостол, очень сильно не дотягивает до ее демонстрации с помощью того, что мы делаем, и до показа нашей веры с помощью наших дел.

И если Писание ясно учит, что практика является наилучшим доказательством искренности исповедующих христиан, то здравый смысл учит тому же. Здравый смысл показывает, что дела людей — это лучшие и более надежные интерпретаторы их мыслей, чем их слова. Логика всего человечества, во все века и во всех народах, учит его судить о сердцах людей, главным образом, по их практике в других делах, как, например, о том, является ли человек лояльным подданным, истинно любящим супругом, покорным ребенком или верным слугой. Если человек заявляет о большой любви и дружбе к другому, то логика учит всех людей, что такое заявление не является таким большим доказательством того, что он — настоящий и сердечный друг, как проявление им своей дружбы на деле, когда он оказывается верным и постоянным другом в процветании и бедствии, готовым истощать себя, и отвергаться себя, и поступаться своим личным интересом, чтобы явить своему другу благость. Мудрый человек поверит таким доказательствам искренности дружбы скорее, чем тысяче серьезных заверений и торжественных заявлений и самых страстных выражений дружбы на словах. И есть все основания для того, чтобы практика рассматривалась как наилучшее доказательство дружбы ко Христу. Логика показывает то же самое, что сказал Христос: «Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня; а кто любит Меня, тот возлюблен будет Отцом Моим, и Я возлюблю его и явлюсь ему Сам» (Ин. 14:21). Так, если мы видим человека, который в ходе своей жизни, кажется, следует за Христом, подражает Ему и прилагает большие усилия и отвергается себя ради чести Христа и ради того, чтобы распространять Его Царство и интересы в мире, то логика показывает, что это — доказательство любви ко Христу, более надежное, чем если бы человек только говорил, что он имеет любовь ко Христу, и как его сердце было увлечено любовью в такое-то время, тогда как, возможно, он мало подражает Христу в своем поведении и, кажется, не желает сделать что-то важное для Него, и не старается изо всех сил распространять Его Царство, но склонен оправдывать себя, когда бы он ни призывался отречься себя ради Христа. Так, может быть, человек, объявляя о своих переживаниях, говорит о том, что он в такое-то время чувствовал, как его сердце оторвано от мира, и как он видел всю его тщетность, так что все в мире ничего не значило для него, и исповедует, что он все предает Богу, и призывает небо и землю в свидетели этому; однако на практике он неистово преследует интересы этого мира, и то, что он приобретает, он держит цепко, и с крайней неохотой расстается со своим имением для благотворительных и благочестивых целей, и отдает это, как бы отрывая часть своего сердца. Но есть и другой исповедующий христианин, который немногословен, однако в своем поведении он кажется готовым в любое время оставить мир, когда он стоит на пути его долга, и свободным расстаться с ним во всякое время, чтобы способствовать религии и благу своих ближних. Здравый смысл учит, что последний случай дает заслуживающую большего доверия демонстрацию сердца, оторванного от мира. И если кажется, что человек ходит смиренно перед Богом и людьми, его речь имеет признаки сокрушенного сердца, он кажется терпеливым и покорным Богу в скорби и кротким в своем поведении среди людей, — то это лучшее доказательство уничижения, чем если бы человек только говорил, какое сильное ощущение своей недостойности он имел, как он был смирен во прах, и был совсем опустошен, и видел себя ничтожным, грязным и отвратительным; но, однако, он поступает так, как если бы он смотрел на себя как на одного из первых и лучших святых и как на заслуженного главу всех христиан в городе, и является самонадеянным, самовольным и нетерпимым к малейшему противоречию или сопротивлению; то мы можем быть уверены в таком случае, что практика человека исходит из более низкого места в сердце, чем его исповедание. Итак, если исповедующий христианство обнаруживает в своем поведении сострадательный и нежный дух по отношению к другим в беде, готов понести их бремена вместе с ними, желает истощать свое имение ради них и терпеть многие стеснения в своих земных интересах ради содействия благу душ и тел других, то разве это не более надежная демонстрация духа любви к людям, чем если человек только будет говорить о том, какую любовь к другим он чувствовал в определенные времена, как он сострадал их душам, как его душа была в муках рождения за них, и как он ощущал сердечную любовь и жалость к своим врагам, тогда как в своем поведении он, кажется, имеет очень эгоистичный дух, замкнутый и скупой — все для себя и ничего для своих ближних, и, возможно, завистливый и вздорный? Люди в приступах чувства могут думать, что они имеют готовность сердца к великим вещам, готовность делать многое и терпеть многое, и поэтому могут исповедовать это очень серьезно и уверенно, тогда как их сердца далеки от этого. Так, многие в своих приливах чувств считали себя готовыми быть проклятыми навеки ради славы Божьей. Проходящие чувства легко порождают слова; и слова ничего не стоят; и благочестие легче изобразить на словах, чем на деле. Христианская практика — это дорогостоящая, трудоемкая вещь. Самоотречение, которое требуется от христиан, и узость пути, который ведет к жизни, заключаются не в словах, а в практической жизни. Лицемеры могут гораздо легче начать разговаривать, как святые, чем поступать, как святые.

Итак, ясно, что христианская практика есть наилучшее проявление и признак истинного благочестия исповедующего христианина в глазах его ближних.

Но для того, чтобы этот вопрос был правильно понят, необходимо отметить следующие вещи.

Прежде всего, следует заметить, что когда Писание говорит о христианской практике как о наилучшем свидетельстве искренности и истины благодати для других, то исповедание христианства не исключается, а предполагается. Упомянутые правила были правилами, данными последователям Христа, чтобы направлять их в их мыслях об исповедующих христианах и о тех, кто выдавал себя за представителей их общества, и посредством этих правил они могли судить об истинности их притязаний и искренности их исповедания, а не для испытания язычников или тех, которые даже не претендовали на христианство, и к которым христиане не имели никакого отношения. Это максимально ясно из того великого правила, которое дает Христос: «По плодам их узнаете их» (Мт. 7:16). Там Он приводит правило, как оценивать тех, кто исповедовал себя христианнином, кто даже делал очень высокое исповедание, — лжепророков, которые приходили в овечьей шкуре (Мт. 7:15). Это же самое заявляет и апостол Иаков: «..покажи мне веру твою без дел твоих, а я покажу тебе веру мою из дел моих» (Иак. 2:18). Очевидно, что эти оба рода людей, дающие эти разные свидетельства веры, являются исповедующими веру: это подразумевается в том, что каждый их них дает свидетельство веры, которую он исповедует. И из предыдущих стихов видно, что апостол говорит о людях, исповедующих веру в Иисуса Христа. Также очень ясно, что апостол Иоанн в тех отрывках из его третьего послания, которые были рассмотрены ранее, говорит об исповедующих христианах. Хотя в этих правилах христианская практика исповедующих рассматривается как величайший и самый отличительный признак их искренности в своем исповедании, гораздо более доказательный, чем само исповедание, тем не менее, исповедание христианства отчетливо предполагается: это не главная вещь в свидетельстве и не что-то отличительное в нем, однако это требуемый и необходимый элемент в нем. Как обладание телом не есть что-то отличительное у человека, отделяющее его от других творений, и не есть главная вещь в доказательстве человеческой природы, однако это требуемый и необходимый элемент в свидетельстве. Так что если человек будет ясно говорить, что он не является христианином и не верит в то, что Иисус есть Сын Божий или Человек, посланный Богом, то эти правила Христа и Его апостолов вовсе не обязывают нас считать его искренним христианином, какими бы ни были его видимые добродетели и практика. И эти правила не имеют места не только в отношении человека, который недвусмысленно отвергает христианство и является открытым деистом, иудеем, язычником или атеистом; но также и в отношении человека, который лишь воздерживается от того, чтобы исповедовать христианство; так как эти правила были даны нам для того, чтобы оценивать только исповедующих христиан: плоды должны быть соединены с распустившимися цветами; позвонки и яблоки идут вместе.

Но здесь естественным образом возникает такой вопрос: «Когда можно сказать, что человек исповедует христианство?», или: «Какое исповедание можно по праву назвать исповеданием христианства?».

Я отвечу двумя пунктами.

1. Для того чтобы о человеке можно было с основанием сказать, что он исповедует христианство, у него, несомненно, должно быть исповедание всего того, что необходимо для его принадлежности к христианству, или всего того, что принадлежит к сущности христианства. Исповедание всего того, что само по себе существенно в христианстве, существенно в исповедании христианства. Исповедание должно соответствовать исповедуемой вещи. Для человека исповедовать христианство — это заявлять, что он имеет его. И поэтому то, что принадлежит к вещи, необходимое для того, чтобы она была истинно именована данной вещью, то существенно в объявлении этой вещи, чтобы это было истинно именовано объявлением этой вещи. Если мы берем только часть христианства и оставляем часть, которая существенна для него, то в таком случае то, что мы берем, не является христианством, потому что недостает того, что составляет его сущность. Таким же образом, если мы исповедуем только часть и опускаем то, что существенно, то, что мы исповедуем, не есть христианство. Так, для исповедания христианства мы должны исповедовать, что мы верим в то, что Иисус есть Мессия, по той причине, что такая вера является существенной для христианства. Подобным образом, мы должны исповедовать, специально или имплицитно, то, что Иисус искупил наши грехи, а также другие существенные доктрины Евангелия, потому что вера в эти вещи также является существенной для христианства. Но есть и другие вещи, существенные для религии как ортодоксальные убеждения, которые необходимы в нашем исповедании для того, чтобы о нас можно было поистине сказать, что мы исповедуем христианство. Так, для христианства существенно, чтобы мы покаялись в наших грехах, чтобы мы осознали нашу собственную греховность, и чтобы мы понимали, что мы справедливо навлекли на себя гнев Божий, и что наши сердца отвергают всякий грех, и что мы всем своим сердцем принимаем Христа как нашего единственного Спасителя; и что мы любим Его превыше всего и готовы ради Него оставить все, и что мы предаемся полностью и навеки в Его руки. Такие вещи в такой же степени принадлежат к сущности христианства, как и вера в любую из доктрин Евангелия; и поэтому их исповедание в такой же мере принадлежит к христианскому исповеданию. Дело не в том, что для того, чтобы быть исповедующими христианами, должно быть открытое исповедание каждой отдельной вещи, которая принадлежит к христианской благодати или добродетели; но, несомненно, должно быть исповедание, специальное или подразумеваемое, того, что является сущностью религии. И, что касается тех вещей, которые христиане должны выразить в своем исповедании, мы должны руководствоваться предписаниями Божьего Слова или библейскими примерами публичного исповедания религии, которое Божий народ делал время от времени. Им следует исповедовать свое покаяние в грехах, как в древности: когда люди начинали исповедовать религию, они приходили и исповедовали свои грехи, выражая свою печаль о грехе (Мт. 3:6). Крещение, которым они крестились, называлось крещением покаяния (Мк. 1:4). Иоанн, крестя их, увещевал их принести достойный плод покаяния (Мт. 3:8), то есть, соответствующий тому покаянию, которое они исповедовали, подбадривая их тем, что если они сделают это, они избегут грядущего гнева и будут собраны, как пшеница в Божью житницу (Мт. 3:7-10,12). Так и апостол Петр говорит иудеям: «…покайтесь, и да крестится каждый из вас» (Деян. 2:38), что показывает, что покаяние — это качество, которое должно быть видимым для крещения; и поэтому оно должно быть публично исповедано. Так, когда иудеи, которые возвратились из пленения, вступили публично в завет, то это произошло при их публичном исповедании покаяния в своих грехах (Неем. 9:2). Это исповедание покаяния должно включать или подразумевать исповедание согласия с тем, что Бог был бы прав, судя нас (см. Неем. 9:33,35). Они должны исповедовать свою веру в Иисуса Христа, и то, что они принимают Христа и полагаются на Него как на своего Спасителя всем своим сердцем, и что они с радостью верят в Евангелие Христа. Так, Филипп, перед тем как крестить евнуха, потребовал от него исповедовать, что он верит от всего сердца; и те, кто был принят как видимые христиане при этом великом излиянии Духа, которое началось в день Пятидесятницы, по-видимому, с радостью приняли Благую Весть: «Итак охотно принявшие слово его крестились, и присоединилось в тот день душ около трех тысяч» (Деян. 2:41). Они должны исповедовать, что они полагаются только на праведность и силу Христа, и что они преданы Ему как их единственному Господу и Спасителю, и что они радуются в Нем как в своей праведности и уделе. Было предсказано, что все народы будут приведены к этому публичному исповеданию: «Ко Мне обратитесь, и будете спасены, все концы земли; ибо я Бог, и нет иного. Мною клянусь: из уст Моих исходит правда, слово неизменное, что предо Мною преклонится всякое колено, Мною будет клясться всякий язык. Только у Господа, будут говорить о Мне, правда и сила; к Нему придут и устыдятся все, враждовавшие против Него. Господом будет оправдано и прославлено все племя Израилево» (Ис. 45:22-25). Они должны исповедовать, что они всецело предаются Христу и через Него — Богу, как дети Израиля, когда они публично принимали свой завет с Богом: «Господу сказал ты ныне, что Он будет твоим Богом, и что ты будешь ходить путями Его и хранить постановления Его и заповеди Его и законы Его, и слушать гласа Его» (Вт. 26:17). Им следует исповедовать готовность сердца принимать религию со всеми ее сложностями и ходить путем всестороннего и усердного послушания Богу (Исх. 19:8; 24:3,7; Вт. 26:16-18; 4 Цар. 23:3; Неем. 10:28-39; Пс. 118:57,106). Им следует исповедовать, что все их сердца и души посвящены тому, чтобы быть Господними и всегда служить Ему (2 Пар. 15:12-14). Клятва Божьего народа Богу, и клятва Его именем, или Его имени, как это может быть передано (что, кажется, подразумевает, что они торжественно предают себя Ему в завете и дают обет принять Его как своего Бога и полностью принадлежать Ему, повиноваться Ему и служить Ему), рассматривается как долг, который должен исполняться всем видимым Божьим Израилем (Вт. 6:13; 10:20; Пс. 62:12; Ис. 19:18; 14:23-24; ср. Рим. 14:11; Флп. 2:10-11; Ис. 48:1-2; 65:15-16; Иер. 4:2; 5:7; 12:16; Ос. 4:16; 10:4). Таким образом, для того, чтобы люди имели право на полное уважение и любовь со стороны своих ближних как искренние исповедники, в силу этих вышеупомянутых правил Христа и Его апостолов, должна быть заметная святая жизнь с исповеданием, выражающим или просто подразумевающим такие вещи, которые только что были упомянуты. Мы должны познать их по их плодам, то есть, мы должны по их плодам узнать, являются ли они теми, кем они себя исповедуют; и дело не в том, что мы должны узнать по их плодам, что они имеют нечто в себе, когда они не делают столько, на сколько они претендуют.

2. И, кроме того, то исповедание этих вещей, которое надлежащим образом называется христианским исповеданием, и которое должно быть соединено с христианской практикой, для того, чтобы люди имели возможность воспользоваться этими правилами, должно быть сделано (по всей видимости) понятным образом, то есть, они должны быть людьми, которые кажутся настолько наставленными в принципах религии, чтобы иметь обыкновенную способность понимать надлежащую значимость того, что выражается в их исповедании. Ибо звуки не являются обозначениями или объяснениями какой-либо вещи, если люди не понимают значения своих собственных звуков.

Но для того, чтобы сделать надлежащее исповедание христианства, такое, к которому призывает Писание, и которого должны требовать последователи Христа для того, чтобы принимать исповедующих с полной любовью в свое общество, людям нет необходимости приводить рассказ об отдельных шагах и методе, которым Святой Дух, ощутимым для них образом, действовал и совершал эти великие и существенные элементы христианства в их сердцах. В Писании нет и намека на подобный способ действия апостолов или первых служителей и христиан, которые бы требовали такого изложения, для того чтобы принимать и считать других своими христианскими братьями для всех намерений и целей, или на то, что они вначале исследовали их в отношении особого способа и порядка их опыта. Они требовали от них исповедания о совершённом, но никакое изложение способа действия не требовалось от них. Также в Писании нет ни малейшего следа подобного обычая в Церкви Божьей от Адама до смерти апостола Иоанна.

Я далек от того, чтобы утверждать, что не нужно, чтобы люди приводили какие-либо рассказы о своих переживаниях своим братьям. Для людей исповедовать те вещи, в которых состоит сущность христианства, — это то же самое, что исповедовать, что они испытывают эти вещи. Так, для людей серьезно исповедовать, что, в полном сознании своей собственной крайней греховности, нищеты, бессилия и полностью пропащего состояния и того, что они справедливо заслуживают Божьего отвержения и вечного гнева, и абсолютной недостаточности их собственной самоправедности или чего-либо в них самих для того, чтобы удовлетворить Божественную справедливость или представить их к Божьему благорасположению, они полностью полагаются на Господа Иисуса Христа и Его жертву и праведность; что они всем своим сердцем верят в истинность Евангелия Христа; и что в полном сознании Его достаточности и совершенного превосходства как Спасителя, как они открыты в Евангелии, они всеми своими душами прилепляются к Нему и предаются Ему как прибежищу и покою для своих душ и источнику своего утешения; что они раскаиваются в своих грехах, и совершенно отвергают всякий грех, и всецело отдаются Христу, с готовностью подчиняясь Ему как своему Царю; что они отдают Ему свои сердца и все свое естество, и готовы и полны решимости иметь Бога своим полным и вечным уделом и, полагаясь на Его обетования будущего вечного наслаждения Им в небесах, отказываться от всех наслаждений этого суетного мира, оставляя все ради этого великого сокровища и будущего наследства, и повиноваться каждой заповеди Бога, даже самой трудной и требующей самоотречения, и посвящать всю свою жизнь на служение Богу; и что в прощении тех, кто оскорбил их, и в общей доброжелательности к человечеству их сердца соединены с народом Иисуса Христа как с их народом, чтобы прилепляться к ним и любить их как своих братьев, и поклоняться и служить Богу, и следовать за Христом в союзе и единстве с ними, будучи готовыми и полными решимости исполнять все те обязанности, которые относятся к ним как к членам одной семьи Бога и мистического Тела Христа, — я повторю: для людей серьезно исповедовать подобные вещи как бы в присутствии Бога — это то же самое, что исповедовать, что они осознают или испытывают такие вещи в своих сердцах.

Я также не предполагаю, что то, что люди приводят рассказ о своем опыте особенных проявлений благодати, с указанием времени и обстоятельств, не дает преимущества другим в формировании их суждения об их состоянии; или что у людей нельзя уместно спросить относительно них в некоторых случаях, в особенности в случаях большой важности, когда все возможные подтверждения относительно благочестия людей желательны и необходимы, как, например, в случае назначения и утверждения служителя. Это может дать преимущество в формировании суждения в некоторых отношениях; и, среди прочих, для того, чтобы мы могли быть более уверенными в том, что исповедующий говорит честно и с пониманием того, что он исповедует; и что он не делает свое исповедание чистой формальностью.

Для того чтобы исповедание христианства принималось для любой цели, обстоятельства исповедания должны давать веское основание думать, что исповедующий не делает такое исповедание из чисто привычного согласия с установленной формой, употребляя слова без какого-либо определенного значения или очень неясным и двусмысленным образом, как нередко присоединяются к вероисповеданиям; но что исповедующий с пониманием и честно имеет в виду то, что он осознает в своем сердце; в противном случае его исповедание может не иметь смысла и рассматриваться не более чем безжизненный отзвук. Но, поистине (какое бы преимущество рассказ об отдельных переживаниях ни давал для суждения об этом), следует признать, что то, что исповедующий был ранее тщательно наставлен своими учителями и показал хорошее свидетельство своего достаточного знания вместе с практикой, соответствующей своему исповеданию, — это наилучшее его доказательство.

Я также не предполагаю, что если человек, которого спросили об отдельных эпизодах, временах и обстоятельствах его христианского опыта среди прочих вещей, кажется способным привести четкий рассказ о пути своего первого обращения таким способом, который часто наблюдался при истинном обращении, так что представляется, что составляющие элементы явно и определенно следуют друг за другом, в порядке времени и согласно принятому порядку вещей, то это не будет иллюстративным обстоятельством, которое добавляет света доказательству истинности своих переживаний, которое он дает своим братьям.

Но то, о чем я говорю как о несоответствующем Писанию, — это настаивать на детальном рассказе о четком методе и этапах, которыми Дух Божий ощутимо действовал, впервые приводя душу в состояние спасения, как на элементе, необходимом для принятия исповедующего в полную любовь как истинного христианина; или, соответственно, из-за недостатка такого изложения, не принимать во внимание другие вещи в доказательстве, которое люди приводят в пользу своего христианства своим ближним, являющиеся гораздо более важными и существенными.

Во-вторых, для того чтобы мы могли правильно понимать, каким образом христианская практика является величайшим доказательством искренности исповедующего христианина, которое другие могут получить, необходимо помнить о том, что было сказано ранее и показывало, что такое христианская практика; и учитывать то, насколько она может быть видимой для других. Одно то, что человек, исповедующий христианство, является тем, кого можно обыкновенно назвать честным и моральным (то есть, не имеющим особых прегрешений или беззакония, в которых его можно обвинить, и которые могут быть пятном на его характере), не есть большое свидетельство искренности его исповедания. Это не дает его свету сиять перед людьми. Это не то дело и труд любви, проявленные ради имени Христа, которые давали апостолу такую уверенность в искренности исповедующих евреев (Евр. 6:9-10). Может быть так, что мы можем не видеть ничего в человеке, но он может быть хорошим человеком; в его жизни и разговоре может не быть заметным ничего, несовместимого с его добротой, но и может не быть никакого большого положительного доказательства того, что он таков. Но может быть сильное положительное явление святости в видимом поведении людей. Их жизнь может выглядеть как жизнь служения Богу: может казаться, что они следуют примеру Иисуса Христа и в большой степени отвечают тем превосходным правилам, содержащимся в главах 5—7 Евангелия от Матфея и в главе 12 Послания к Римлянам, а также во многих других частях Нового Завета; может быть сильное проявление их всемерного повиновения заповедям Христа и правилам Евангелия. Они могут выглядеть всесторонне исполняющими обязанности первой скрижали Закона, проявляя страх и любовь к Богу, а также всесторонне исполняющими правила любви к людям, любви к святым и любви к врагам; правила кротости и прощения, правила милосердия и благотворительности и учета не только своих собственных интересов, но и интересов других; правила делания добра душам и телам людей, отдельным людям и обществу; правила воздержания и умерщвления и смиренного разговора; правила обуздания языка и направления его для прославления Бога и благословения людей, показывающего, что в их языках — закон доброты. Они могут выглядеть имеющими христианское хождение во всех местах и во все времена, в доме Божьем, и в своих семьях, и среди своих ближних, в Господень день и ежедневно, в деле и в разговоре, с друзьями и врагами, с высшими, низшими и равными. Люди в своем видимом хождении могут выглядеть очень серьезно вовлеченными в служение Богу и человечеству, много трудиться и выкладывать себя в труде христианина и быть очень постоянными и стойкими в этом во всех обстоятельствах и искушениях. Могут быть большие проявления духа самоотречения и готовности страдать за Бога и Христа и дело религии, а также за благо своих братьев. В хождении человека могут быть большие проявления склонности, скорее, отказаться от всего, чем отказаться от Христа, и делать так, чтобы все уступало место Его чести. В поведении человека могут быть великие проявления того, что такая религия является его стихией, и что он полагает в ней свое наслаждение и блаженство; и его общение должно быть таким, что он может носить с собой сладкий аромат христианских добродетелей и небесного расположения, куда бы он ни ходил.  И когда это присутствует у исповедующих христианство, то это такое свидетельство их искренности в своем исповедании для других, в сравнении с которым все другие проявления не стоит и сравнивать.

Несомненно, имеется большое разнообразие в степенях доказательства своей искренности, которые исповедующие демонстрируют в своей жизни и практике, как имеется и разнообразие в честности и ясности изложения людьми способа и метода своих переживаний; но, конечно, такая демонстрация христианского духа на практике, которая была описана, значительно превосходит самую прекрасную и яркую историю отдельных этапов и эпизодов опыта, которая когда-либо была рассказана. И вообще, демонстрация искренности христианского исповедания на практике гораздо лучше изложения переживаний.

В-третьих, в соответствии с тем, что было отмечено ранее, следует, однако, отметить, что никакие внешние демонстрации и внешние проявления, которые видимы миру, не являются безошибочными доказательствами благодати. Эти демонстрации, которые были упомянуты, являются наилучшими из тех, которые люди могут иметь; и они обязывают христиан принимать исповедующих как святых, любить их и радоваться в них как в детях Божьих и являются достаточными для того, чтобы дать им такую уверенность относительно них, которая необходима для того, чтобы руководить ими в их поведении, или для любой цели, которая должна быть выполнена в этом мире. Но ничто, видимое для них в их ближнем, не может быть достаточным для того, чтобы породить абсолютную уверенность относительно состояния его души, потому что они не видят его сердца и не видят всего его внешнего поведения; потому что многое из него тайно и сокрыто от глаз мира; и невозможно с уверенностью определить, как далеко человек может зайти во многих внешних выражениях и имитациях благодати из чуждых ей принципов. Хотя, несомненно, если другие смогли увидеть так много из того, что принадлежит к практике людей, как их собственная совесть может видеть это, то это может быть безошибочным свидетельством их состояния.

 

Итак, рассмотрев, христианскую практику как наилучшее доказательство искренности исповедующих, я теперь желаю

2. Заметить, что Писание также говорит о христианской практике как об отличительном и верном свидетельстве благодати для собственной совести людей. Это очень ясно из текста: «А что мы познали Его, узнаем из того, что соблюдаем Его заповеди» (1 Ин. 2:3). И о свидетельстве нашей совести в отношении наших добрых дел сказано как о факторе, который может дать нам уверенность в нашем благочестии: «Дети мои! Станем любить не словом или языком, но делом и истиною. И вот по чему узнаем, что мы от истины, и успокаиваем пред Ним сердца наши» (1 Ин. 3:18-19). Также и в Послании к Евреям говорится о деле и труде любви христиан-евреев как о том, что сообщило апостолу убежденность в том, что они имели нечто, превышающее высочайшее общее озарение, а также как о доказательстве, которое давало им величайшую и верную надежду относительно себя самих: «Впрочем о вас, возлюбленные, мы надеемся, что вы в лучшем состоянии и держитесь спасения, хотя и говорим так. Ибо не неправеден Бог, чтобы забыл дело ваше и труд любви, которую вы оказали во имя Его, послужив и служа святым. Желаем же, чтобы каждый из вас, для совершенной уверенности в надежде, оказывал такую же ревность до конца» (Евр. 6:9-11). Также апостол Павел увещевает галатов исследовать свое поведение и практику, чтобы они могли радоваться в себе в своем блаженном состоянии: «Каждый да испытывает свое дело, и тогда будет иметь похвалу только в себе, а не в другом» (Гал. 6:4). Псалмопевец говорит: «Тогда я не постыдился бы, взирая на все заповеди Твои» (Пс. 118:6), то есть, я был бы смел, и уверен, и непреклонен в моей надежде. А вот слова нашего Спасителя: «Всякое дерево, не приносящее плода доброго, срубают и бросают в огонь. Итак по плодам их узнаете их» (Мт. 7:19-20). Хотя Христос приводит это в качестве правила, по которому нам следует оценивать других, однако в последующих словах Он ясно показывает, что Он также подразумевает и следующее как правило, по которому нам нужно оценивать других: «Не всякий, говорящий Мне: «Господи! Господи!», войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного. Многие скажут Мне в тот день: Господи! Господи!.. И тогда объявлю им: «Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззаконие». Итак всякого, кто слушает слова Мои сии и исполняет их, уподоблю мужу благоразумному, который построил дом свой на камне… А всякий, кто слушает сии слова Мои и не исполняет их, уподобится человеку безрассудному, который построил дом свой на песке» (Мт. 7:21-26). Позже у меня будет возможность упомянуть и другие тексты, показывающие то же самое.

Но для большей ясности в этом вопросе я хотел бы, прежде всего, показать, как христианская практика, делание добрых дел или хранение Христовых заповедей должны пониматься, когда Писание представляет их как верный знак для нашей совести того, что мы — истинные христиане. И, во-вторых, я докажу, что это главное из всех свидетельств, которые люди могут иметь относительно своего искреннего благочестия.

Во-первых, я хотел бы показать, как христианская практика, или хранение Христовых заповедей, должна пониматься, когда Писание представляет это как верное доказательство для нашей совести того, что мы — истинные христиане.

И здесь я желаю заметить, что мы не можем с разумным основанием предполагать, что когда Писание в данном случае говорит о добрых делах, добром плоде и хранении заповедей Христовых, оно касается чисто внешней стороны или движения и действия тела, не включая ничего другого и не имея отношения к целям и намерениям действующего лица или любого акта его разумения или воли. Ибо если рассматривать действия людей в таком плане, то они будут добрыми делами или актами послушания не в большей степени, чем регулярное движение часов, и они не могут приниматься как действия данного человека или как человеческие действия вообще. Действия тела, воспринимаемые так, являются актами послушания или непослушания не в большей степени, чем движения тела в конвульсиях. Но послушание и плод, о которых говорится, — это послушание и плод человека; и, таким образом, не только действие тела, но и послушание души, заключающееся в действиях и практике души. Не то, чтобы я полагал, что когда Писание говорит в данном случае о благодатных делах, плоде и практике, то в эти выражения включены вся внутренняя набожность и святость сердца, как принцип, так и проявление, как дух, так и практика; потому что в таком случае в этих вещах, приводимых как признаки благодатного принципа сердца, одна и та же вещь была бы дана как признак самой себя, и не было бы различия между корнем и плодом. Но только благодатное упражнение и святой акт души подразумевается и дается как признак святого принципа и благого положения. Также не имеется в виду каждый род внутреннего проявления благодати, но практическое проявление, то упражнение души и приведение в действие внутренней святости, которое имеется в акте повиновения; или то приведение в действие ума и акта благодати, которое начинается и заканчивается тем, что называют императивными актами воли, в которых душа повелевает и приказывает что-то сделать и совершить на практике.

Здесь для более ясного понимания я хотел бы заметить, что есть два рода проявлений благодати.

Первое. Есть те, которые называют присущими актами, то есть, те проявления благодати, которые остаются внутри души, которые начинаются и заканчиваются в ней, без какой-либо непосредственной связи с чем-то, что должно делаться внешне или совершаться на практике. Таковы проявления благодати, которые святые часто созерцают, когда проявление, которое в сердце, не переходит напрямую или не завершается в чем-то за пределами мыслей разума; однако они могут иметь тенденцию к практике (как и все проявления благодати) более отдаленно.

Второе. Имеется и другой вид актов благодати, которые в более строгом смысле называются практическими, так как они непосредственно касаются чего-то, что должно быть сделано. Они являются приведением в действие благодати в побудительных актах воли, руководящих внешними действиями. Так, например, бывает, когда из проявления добродетели любви святой подает чашу холодной воды ученику; или добровольно переносит преследования на пути своего долга непосредственно из проявления высшей любви ко Христу. Здесь видно приведение в действие благодати, производящей свой результат во внешних действиях. Эти проявления благодати практичны и производят добрые дела, не только в том смысле, что они имеют продуктивную природу (ибо таковы все проявления истинной благодати), но и в том, что они являются продуктивными актами. Это, по существу, проявление благодати в акте воли; и это, по существу, практика души. И душа является непосредственным исполнителем этой, и никакой другой, практики; движения тела вытекают из законов союза между душой и телом, которые Бог, а не душа, установил и поддерживает. Акт души и проявление благодати, которое выявляется в совершении добрых дел, — это само доброе дело, настолько, насколько душа вовлечена в него, или настолько, насколько это есть доброе дело души. Устремления воли — это поистине сами наши действия, настолько, насколько они являются, по сути, нашими, как отмечает Доддридж (Doddridge).* В эту практику души включены цель и намерение души, которая является действующей силой. Ибо мы не только не должны смотреть на движения статуи, поступающей справедливо или раздающей милостыни, как по часам, как на акты послушания Христу у данной статуи; но также никто не смог бы назвать добровольные действия человека, внешне и принципиально соответствующие заповеди Христа, именем послушания Христу, если он никогда не слышал о Христе или о какой-либо из Его заповедей или не имел мыслей о Его заповедях в том, что он делал. Если посмотреть на акты послушания и добрые дела не как на простые движения тела, но как на акты души, то должно быть понято все упражнение духа разума в действии вместе с целью, ради которой оно совершается, и отношением, которое душа имеет к Богу; в противном случае они не являются актами самоотречения, или послушания Богу, или служения, совершаемого для Него, а чем-то иным. Такие действенные проявления благодати, как те, которые я только что описал, многие мученики испытывали в высокой степени. И все истинные святые живут жизнью таких актов благодати, как эти; так как они все живут жизнью благодатных дел, для которых эти действенные проявления благодати являются жизнью и душой. И это то послушание и плод, на который Бог, главным образом, смотрит, так как Он смотрит на душу больше, чем на тело, поскольку душа в строении человеческой природы является высшей частью. Когда Бог смотрит на послушание и практику человека, он смотрит на практику души, ибо душа есть в Божьих глазах весь человек, так как Бог смотрит не так, как человек: Он смотрит на сердце.

И именно так послушание, добрые дела, добрые плоды должны пониматься, когда они даны в Писании как верное доказательство для нашей совести истинного принципа благодати: они включают послушание и практику души как предшествующие и управляющие действиями тела. Когда практика приводится в Писании как главное доказательство для других нашего христианства, это подразумевает то в нашей практике, что видимо для них, то есть, наши внешние действия; но когда практика приводится как верное доказательство нашего истинного христианства для нашей совести, тогда подразумевается то в нашей практике, что видимо для нашей совести; то есть, не только движение наших тел, но и приведение в действие души, которая руководит и управляет этим движением; и это более непосредственно находится под взглядом нашей совести, чем акт тела. И то, что таково намерение Писания, показывает не только природа и логика вещей, но ясно демонстрирует само Писание. Так, очевидно, что когда Христос в заключение Своей Нагорной проповеди говорит о делании или практике Его слов как о великом знаке того, что исповедующие суть истинные ученики, без чего Он уподобляет их человеку, который построил свой дом на песке, а если это присутствует, то Он сравнивает их с человеком, который построил свой дом на камне; то Он касается не только внешнего поведения, но и внутреннего упражнения разума в этом поведении; как видно из наблюдения за тем, на что указывают Его предыдущие высказывания, когда Он говорил о нашем делании и практике этого, и мы найдем, что они таковы:  «Блаженны нищие духом; блаженны плачущие; блаженны кроткие; блаженны алчущие и жаждущие правды; блаженны милостивые; блаженны чистые сердцем; кто гневается на брата своего без причины; кто смотрит на женщину с вожделением; любите врагов ваших; не заботьтесь о себе», и другие подобные высказывания, которые подразумевают внутренние проявления; и когда Христос говорит: «Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня» (Ин. 14:21), Он, очевидно, особо касается этой заповеди, которая несколько раз повторяется в одной и той же речи (которую Он называет Своей главной заповедью), чтобы они любили друг друга, как Он возлюбил их (см. Ин. 13:34; 15:10,12-14). Но эта заповедь имеет отношение, в первую очередь, проявления разума или сердца, хотя и выраженного на практике. Так, когда апостол Иоанн говорит: «А что мы познали Его, узнаем из того, что соблюдаем Его заповеди» (1 Ин. 2:3), ясно, что он, главным образом, касается той же заповеди, как видно из последующих стихов (см. 1 Ин. 2:7-11; 2 Ин. 1:5-6); и когда нам в Писании говорится о том, что люди будут в последний день судимы согласно своим делам, и все получат соответственно тому, что они делали в теле, здесь не должны пониматься только внешние акты; ибо если бы было так, то почему же о Боге так часто сказано, что Он исследует сердца и испытывает внутренности, чтобы воздать каждому по делам его? «…И уразумеют все церкви, что Я есмь испытующий сердца и внутренности; и воздам каждому из вас по делам вашим» (Отк. 2:23). «Я, Господь, проникаю сердце и испытываю внутренности, чтобы воздать каждому по пути его и по плодам дел его» (Иер. 17:9-10). Но если под его путями и плодами его дел подразумеваются только действия его тела, то для чего испытывать сердце и внутренности, чтобы узнать их? Езекия в своей болезни призывает свою практику как доказательство его права на Божье расположение, включая не только свои внешние действия, но и то, что было в его сердце: «О, Господи! Вспомни, что я ходил пред лицем Твоим верно и с преданным Тебе сердцем, и делал угодное в очах Твоих» (Ис. 38:3).

Хотя в этом великом свидетельстве искренности, которое Писание дает нам, то, что внутри, имеет большую важность, однако то, что внешнее, включено и подразумевается как связанное с практическим проявлением благодати в воле, руководящей и управляющей действиями тела. И, этим самым, действенно отсекаются все претензии, которые любой человек может иметь на доказательства благочестия, тогда как внешне он живет нечестиво; потому что великое доказательство находится в том внутреннем упражнении и практике души, которая состоит в актах воли, руководящей внешними актами. Но известно, что не бывает так, что эти руководящие акты воли направлены в одну сторону, а действия телесных органов — в другую; ибо неизменный закон природы таков, что они должны быть соединены, поскольку душа и тело едины, и органы не разрушаются до такой степени, чтобы быть неспособными на такие движения, которых требует душа. Так, было бы нелепо для человека заявлять, что повелением его воли было пойти на богослужение, тогда как его ноги понесли его в таверну или в притон разврата; или что его воля велела ему отдать монету, которая была в его руке, нищему, тогда как в тот самый момент он сжал монету в руке и отдернул руку.

Во-вторых, я приступаю к тому, чтобы показать, что христианская практика, взятая в том смысле, который был объяснен, является главным из всех доказательств спасительной искренности в религии для совести исповедующих ее, в значительной мере превосходящим метод первых обличений, озарений и утешений в обращении, или любых присущих открытий или проявлений благодати, которые начинаются и заканчиваются созерцанием.* Подтверждение этого видно из следующих аргументов.

АРГУМЕНТ I. Здравый рассудок ясно показывает, что те вещи, которые выявляют то, к чему люди действительно прилепляются и что предпочитают в своей практике, когда им предоставляется возможность следовать своему выбору и наклонностям, являются подходящей проверкой того, что они реально предпочитают в своих сердцах. Искренность в религии, как уже было замечено, состоит в том, чтобы поставить Бога на самое высокое место в своем сердце, выбирать Его превыше всего остального, иметь сердце, готовое все отдать ради Христа. Но действия человека являются подходящей проверкой того, что сердце человека предпочитает. Так, например, когда Бог и другие вещи оказываются стоящими в противоборстве, и Бог как бы поставлен перед человеком по одну сторону, а его мирской интерес или удовольствие — по другую (как часто бывает в ходе жизни человека), в таком случае его поведение, при котором он прилепляется к одному и оставляет другое, есть надлежащая проверка того, что он предпочитает. Искренность заключается в оставлении всего ради Христа в сердце; но оставить все ради Христа в сердце — это то же самое, что и иметь сердце, склонное оставить все ради Христа; но, несомненно, подходящая проверка того, имеет ли человек сердце, склонное оставить все ради Христа, — это положение, когда Христос и другие вещи ставятся как бы в состязание, чтобы он должен был действительно или практически прилепиться к одному и отказаться от другого. Оставить все ради Христа в сердце — это то же самое, что и иметь сердце, склонное оставить все ради Христа, когда оно будет призвано для этого; но высочайшее доказательство для нас самих и для других того, что мы имеем сердце, склонное оставить все ради Христа, когда оно будет призвано для этого, — это действительно делать это, когда мы призваны для этого, или настолько, насколько мы призваны для этого. Следовать за Христом в сердце — это значить иметь сердце, готовое следовать за Ним. Отвергаться себя в сердце ради Христа — это то же самое, что иметь сердце, готовое на самом деле отвергнуться себя ради Него. Главное и самое подходящее доказательство того, что человек имеет сердце, склонное к чему-либо, в отношении чего он имеет свободу следовать своим собственным наклонностям и делать это или не делать этого, как ему угодно, — это его реальное действие. Когда человек имеет свободу говорить или молчать, то самое подходящее доказательство того, что его сердце склонно говорить, — это его разговор. Когда человек имеет свободу ходить или сидеть спокойно, то самое подходящее доказательство того, что его сердце склонно к ходьбе, — это его ходьба. Благочестие состоит не в сердце, намеревающемся творить волю Божью, а в сердце, делающем это. Дети Израиля в пустыне  представляют первый случай: «Приступи ты и слушай все, что скажет тебе Господь, Бог наш, и пересказывай нам все, что будет говорить тебе Господь, Бог наш, и мы будем слушать и исполнять. И Господь услышал слова ваши, как вы разговаривали со мною, и сказал мне Господь: слышал Я слова народа сего, которые они говорили тебе; все, что ни говорили они, хорошо. О, если бы сердце их было у них таково, чтобы бояться Меня и соблюдать все заповеди Мои во все дни, дабы хорошо было им и сынам их вовек!» (см. Вт. 5:27-29). Израильтяне показали, что они имели сердце, намеревающееся соблюдать Божьи заповеди и быть очень устремленными в своем намерении; но Бог показывает, что это было далеким от того, чего Он истинно желал, в чем состоит истинное благочестие — в сердце, действительно хранящем эти заповеди.

Поэтому крайне абсурдно, и даже смешно, когда кто-либо утверждает, что он имеет доброе сердце, тогда как он ведет нечестивую жизнь или не приносит плода всесторонней святости в своей практике. Потому что фактически доказано, что такой человек не любит Бога превыше всего. Неразумно оспаривать простые факты и опыт. Люди, которые ходят путями греха, и при этом тешат себя тем, что они пойдут на небеса, или надеются быть принятыми впоследствии как святые люди, не имея святой практики, поступают так, будто они рассчитывают ввести в заблуждение своего Судью. Это подразумевается в словах апостола (он говорит о добрых делах и святой жизни людей, которые доказывают их право на вечную жизнь): «Не обманывайтесь: Бог поругаем не бывает. Что посеет человек, то и пожнет» (Гал. 6:7). Это то же самое, что и сказать: «Не обманывайтесь ожиданием того, что вы пожнете впоследствии вечную жизнь, если вы не сеете в Дух здесь; напрасно думать, что Бог будет обманут вами, что Его можно будет обмануть и поставить в тупик тщетными претензиями — вместо того доброго плода, которого Он ожидает; тогда как в вашей жизни перед Его лицом явно видно обратное тому, что вы утверждаете». В таком плане слово смеяться иногда употребляется в Писании. Так, Далида говорит Самсону: «Все ты обманываешь меня и говоришь мне ложь» (Суд. 16:13,10); то есть, «Ты сбил меня с толку, ты обманул меня, как будто меня можно легко обмануть тщетными утверждениями вместо правды». Так, сказано, что когда Лот сказал своим зятьям, что Бог уничтожит их город, «зятьям его показалось, что он шутит» (Быт. 19:14); то есть, им показалось, что он делает из них глупцов, как будто они — такие легковерные и наивные, что придадут значение устрашению. Но великого Судью, Чьи глаза — как пламень огненный, невозможно будет обмануть или ввести в заблуждение голословными претензиями без святой жизни. Если даже во имя Его люди пророчествовали и творили чудеса, и имели веру, так что они могли и горы передвигать, и изгоняли бесов, какими бы высокими ни были их религиозные чувства, и какое бы сильное подобие с истинной благодатью они ни имели, даже если их потаенное место было таким темным и глубоким, что никакое человеческое умение и исследование не было способно отыскать их; но если они — делатели или сторонники беззакония, они не смогут сокрыть свое лицемерие от Судьи: «Нет тьмы, ни тени смертной, где могли бы укрыться делающие беззаконие» (Иов. 34:22). Какой мудрый царь стал бы мириться с тем, что его обманывает и вводит в заблуждение какой-то подданный, который утверждает, что — верный подданный, и говорит своему царю, что он питает глубокие чувства к нему, и что в такое-то время он испытывал их и ощущал, что его чувства были сильно направлены к нему, и который приходит в надежде быть принятым и вознагражденным царем как один из его лучших друзей в данном случае, тогда как он живет, восставая против него, поддерживая какого-то претендента на его венец и время от времени подстрекая к мятежу против него? Или какой господин стал бы мириться с тем, что его надувает и обманывает какой-то слуга, который заявляет о великих переживаниях любви и почтения к нему в своем сердце и о сильном восприятии его достоинства и доброты к нему, тогда как, вместе с этим, он отказывается подчиняться ему, так что его господин не получает от него никакой пользы?

АРГУМЕНТ II. Как показывает здравый смысл, те же самые вещи, которые происходят в жизни, и которые выявляют, предпочитают ли люди Бога другим вещам на практике, и являются подходящей проверкой искренности и серьезности их сердец, представлены как надлежащее испытание искренности исповедующих в Писании. Там мы находим такие явления, которые названы именно этим именем: «испытания» или «искушения» (которые, как я отмечал раньше, являются словами с одинаковым смыслом). Вещи, которые выявляют, предпочитают ли люди Бога другим вещам на практике, — это трудности в религии, или те происходящие явления, которые делают практику долга трудной и пересекающейся с другими принципами, помимо любви к Богу; потому что в них Бог и другие вещи предстают перед людьми вместе для их действительного и практического выбора; и в результате мы не можем держаться и того, и другого, но одно или другое должно быть оставлено. И эти вещи на протяжении всего Писания называются искушениями, или испытаниями.* Они названы этим именем, потому что с их помощью проверяется и испытывается, каковы исповедующие, таковы ли они на самом деле, как они исповедуют и какими выглядят; и потому что в них реальность высшей любви к Богу подвергается испытанию опыта и факта; они являются надлежащими проверками, в которых поистине определяется на опыте, действительно ли люди имеют основательное расположение сердца прилепляться к Богу, или нет: «И помни весь путь, которым вел тебя Господь, Бог твой, по пустыне, вот уже сорок лет, чтобы смирить тебя, чтобы испытать тебя и узнать, что в сердце твоем, будешь ли хранить заповеди Его, или нет» (Вт. 8:2). «И Я не стану уже изгонять от них ни одного из тех народов, которых оставил Иисус, когда умирал, — чтобы искушать ими Израиля: станут ли они держаться пути Господня?» (Суд. 2:21-22; 3:1,4; Исх. 16:4).

Писание, называя эти трудности в религии испытаниями, или искушениями, поясняет, что оно подразумевает под этим проверку, или испытание их веры: «С великою радостью принимайте, братия мои, когда впадаете в различные искушения, зная, что испытание вашей веры производит терпение» (Иак. 1:2-3). «О сем радуйтесь, поскорбев теперь немного, если нужно, от различных искушений, дабы испытанная вера ваша оказалась драгоценнее гибнущего, хотя и огнем испытываемого золота» (1 Пет. 1:6-7). Так и апостол Павел говорит об этой важной обязанности расставаться с нашим богатством ради бедных как доказательстве искренности любви христиан (2 Кор. 8:8). И трудности в религии часто представлены в Писании как проверка исповедующих, таким же образом, как печь является подходящей проверкой для золота и серебра. «Ты испытал нас, Боже, переплавил нас, как переплавляют серебро. Ты ввел нас в сеть, положил оковы на чресла наши» (Пс. 65:10-11). «И введу эту третью часть в огонь, и расплавлю их, как плавят серебро, и очищу их, как очищают золото» (Зах. 13:9). То, что имеет цвет и вид золота, помещается в печь, чтобы проверить, на самом ли деле это то, чем оно выглядит: настоящее золото или нет. Так и трудности в религии называются искушениями, потому что они испытывают тех, кто имеет исповедание и вид святых, чтобы выявить, на самом ли деле они — те, за кого они себя выдают: истинные святые.

Если мы положим подлинное золото в печь, мы найдем его высокую стоимость и ценность; так и истинность и неоценимая значимость добродетелей истинного христианина выявляется в этих испытаниях: «…дабы испытанная вера ваша оказалась драгоценнее гибнущего, хотя и огнем испытываемого золота, к похвале и чести и славе» (1 Пет.  1:7). Подлинное и чистое золото выйдет из печи в полном весе; так и истинные святые, будучи испытаны, выйдут, как золото (Иов. 23:10). Христос отличает истинную благодать от поддельной по тому, что она — золото, испытанное в огне (Отк. 3:17-18). Так что очевидно, почему эти вещи названы в Писании искушениями, главным образом, когда они испытывают или доказывают искренность исповедующих. И из того, что было только что замечено, видно, что они являются наиболее подходящей проверкой их искренности, ввиду того, что само значение слова «искушение», как оно обычно употребляется в Писании, — это трудность, возникающая на пути долга исповедующего, как проверка или опытное испытание его искренности. Если проверка искренности есть надлежащее назначение этих трудностей в религии, то, несомненно, эти трудности в религии являются надлежащими и исключительными проверками искренности, так как они, вне сомнения, являются в высшей степени тем, чем они названы Святым Духом: Бог дает вещам наименование на основании того, чем они являются по своей сущности. И если действительно эти вещи являются надлежащим и исключительным искушением, проверкой и опытным испытанием искренности исповедующих, то, конечно, результат проверки или опытного испытания (то есть, поведения и практики людей при таких испытаниях) является надлежащим и исключительным доказательством их искренности; так как они названы испытаниями или искушениями только в отношении результата, и потому что их эффект является преимущественно доказательством, или свидетельством. И это также наиболее подходящее доказательство, или свидетельство, для сердец тех, кто подвергается таким испытаниям. Ибо когда говорится, что Бог с помощью этих вещей испытывает людей и проверяет их, чтобы увидеть, что находится в их сердцах, и посмотреть, будут ли они хранить Его заповеди, или нет, то мы не должны понимать, что это для Его собственной информации или для того, чтобы Он Сам мог получить доказательство их искренности (так как Он не нуждается в проверках для Своей информации); но, в первую очередь, для их обличения и для того, чтобы дать свидетельство их совести.*

Так, когда нам говорится, что Бог испытывал Израиль трудностями, с которыми они встретились в пустыне, и проблемами, с которыми они столкнулись при встрече со своими врагами в Ханаане, чтобы узнать, что было в их сердцах, и увидеть, будут ли они хранить Его заповеди, или нет, то в этом следует понимать, что это было для того, чтобы открыть их для самих себя, и чтобы они могли узнать, что находится в их собственных сердцах. Так, когда Бог испытывал Авраама этими трудными повелениями принести в жертву своего собственного сына, это было не для того, чтобы Бог удостоверился в том, что он боится Бога, но для собственного величайшего удовлетворения и утешения Авраама и для более ясного явления Божьей благосклонности к нему. Когда Авраам оказался верным в этом испытании, Бог говорит ему: «Ибо теперь Я знаю, что боишься ты Бога и не пожалел сына твоего, единственного твоего, для Меня» (Быт. 22:12). Это ясно указывает на то, что в этом практическом проявлении благодати Авраама в таком испытании было явлено более ясное свидетельство истинности его благодати, чем когда-либо прежде, а также величайшее свидетельство для совести Авраама; потому что Бог Сам дает его Аврааму как таковое для его утешения и радости и говорит ему об этом как о том, что вообще могло бы быть для его совести самым большим доказательством того, что он прав в глазах своего Судьи. Это доказывает то, что я утверждаю: святая практика в испытаниях является величайшим свидетельством искренности исповедующих для их собственной совести. И мы находим, что Христос время от времени использовал этот же метод, чтобы убедить совесть тех, кто претендовал на дружбу с Ним, и показать им, где они находятся. Такой метод Иисус Христос использовал в беседе с богатым юношей (Мт. 19:16). Казалось, что он выказывает глубокое уважение ко Христу; он пал перед Ним на колени и назвал Его благим Учителем и сделал сильное исповедание повиновения заповедям; но Христос испытал его, предложив ему пойти и продать все свое имение, и раздать нищим, а затем прийти, взять крест и следовать за Ним, и сказав ему, что он будет иметь сокровище на небесах. Так же Он испытывал другого человека, книжника. Он сделал глубокое исповедание почтения ко Христу, сказав Ему: «Учитель! Я пойду за Тобою, куда бы Ты ни пошел» (см. Мт. 8:19). Но Христос немедленно подвергает его дружбу испытанию, говоря ему: «Лисицы имеют норы, и птицы небесные — гнезда; а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову» (Мт. 8:20). Подобным образом, Христос в Своем провидении склонен всегда испытывать Своих исповедующих учеников. Так и семя, посеянное в разные виды почвы: в каменистую, тернистую и добрую почву, — когда всходит, во всех отношениях выглядит похожим, но оно испытывается под палящим солнцем, и различие выявляется.

Таким образом, учитывая то, что это методы, которыми Бог пользуется, чтобы испытывать нас, то это, несомненно, вернейший способ для нас, чтобы вынести правильное суждение о самих себе и испытывать самих себя этими же методами. Эти Его искушения — не для Его информации, но для нашей; поэтому мы должны черпать из них информацию для себя. Самый верный способ проверки нашего золота — это посмотреть на него и испытать его в Божьей печи, где Он испытывает его для той цели, чтобы мы могли увидеть, каково оно. Если мы имеем намерение узнать, крепко ли стоит здание, мы должны посмотреть на него, когда дует ветер. Если мы желаем убедиться в том, что то, что имеет форму пшеницы, имеет и настоящую сущность пшеницы, или это только плевелы, мы должны наблюдать, когда она будет просеиваться. Если мы хотим узнать, прочен ли посох, или это гнилой надломленный тростник, мы должны наблюдать, когда на него обопрутся, и когда к нему будет применена нагрузка. Если мы хотим взвесить себя по справедливости, мы должны взвесить себя на Божьих весах, которые Он Сам использует, взвешивая нас.* Эти испытания в ходе нашей практической жизни являются как бы весами, на которых взвешиваются наши сердца, или на которых Христос и мир или Христос и Его конкуренты, в отношении почитания и уважения, которое они получают в наших сердцах, взвешиваются или ставятся на противоположные чаши весов, посредством чего есть возможность увидеть, что из них имеет перевес. Когда человек оказывается на развилке дорог, одна из которых ведет ко Христу, а другая — к предмету его вожделений, чтобы увидеть, по какой дороге он пойдет, или оказывается как бы поставленным между Христом и миром, где Христос стоит по правую сторону, а мир — по левую, так что если он пойдет к одному, то он должен оставить другое, чтобы видеть, к чему сильнее всего склоняется его сердце, или что имеет перевес в его сердце, — то это как раз то же самое, что поставить Христа и мир на две противоположные чаши весов; а его выбор в пользу одного и оставление другого — это то же самое, что опускание одной чаши весов и поднятие другой чаши. Таким образом, человеческая практика под испытаниями от Божьего провидения является в такой же мере надлежащим подтверждением высшей склонности сердца, как и движение весов с разными грузами на противоположных чашах помогает экспериментально определить больший вес.

АРГУМЕНТ III. Еще один аргумент в пользу того, что святая практика в том смысле, как она была объяснена, является высочайшим родом свидетельства истинности благодати для совести христиан, — это то, что на практике благодать, говоря в стиле Писания, достигает совершенства, или совершается. Так, апостол Иаков говорит: «Видишь ли, что вера содействовала делам его, и делами вера достигла совершенства?» (или завершилась, что непосредственно означает данное слово в оригинале, Иак. 2:22). Так, о любви к Богу сказано, что она завершается, или достигает совершенства, в хранении Его заповедей. «Кто говорит: «Я познал Его», но заповедей Его не соблюдает, тот лжец, и нет в нем истины; а кто соблюдает слово Его, в том истинно любовь Божия совершилась» (1 Ин. 2:4-5). Заповедь Христа, на которую апостол здесь особенно ссылается, говоря о хранении нами Его заповедей, — это (как я отмечал ранее) та Его великая заповедь, которая касается дел любви к нашим братьям, как видно из последующих стихов. И вновь, о любви Божьей сказано, что она совершенна: «…если мы любим друг друга, то Бог в нас пребывает, и любовь Его совершенна есть в нас» (1 Ин. 4:12). Здесь, несомненно, апостол все еще касается любви друг к другу, так же, как он объяснял это в предыдущей главе, говоря о любви друг к другу как о признаке любви к Богу: «А кто имеет достаток в мире, но… затворяет сердце свое, — как пребывает в том любовь Божия? Дети мои! Станем любить не словом или языком, но делом и истиною» (1 Ин. 3:17-18). Апостол говорит, что через такую любовь в действии «любовь Божья совершенна есть в нас». О благодати сказано, что она достигает совершенства, или завершается, в святой практике, так как в ней она приводится к своему надлежащему результату и к тому проявлению, которое есть конец принципа; в этом достигается цель стремления и назначение благодати, и ее действие завершается и венчается. Так, дерево делается совершенным в плоде: оно не совершенно в семени, посаженном в землю; оно не совершенно в начальном оживании семени и в пускании им корня и ростка; оно не совершенно, когда оно выходит из земли; оно не совершенно, когда на нем распускаются листья; или когда оно дает цвет; но когда оно приносит добрый спелый плод, когда оно усовершается, тогда оно достигает своей цели, и назначение дерева выполняется; и все, относящееся к дереву, усовершается и приходит к своему надлежащему результату в плодоношении. Такова и благодать в ее практических проявлениях. О благодати сказано, что она достигает совершенства, или усовершается, в своих делах или плоде; и подобное сказано о грехе: «Похоть же, зачав, рождает грех, а сделанный грех рождает смерть» (Иак. 1:15). Здесь прослеживаются три шага: во-первых, грех в своем принципе или привычке, в существовании похоти в сердце; затем, здесь видно его зачатие, состоящее в присущих проявлениях его в уме; и, наконец, здесь есть плод, который был зачат, и теперь действительно принесен в нечестивых делах и практике. И это апостол называет завершением, или «усовершением», греха, так как это слово в оригинале — это то же слово, которое переведено как «усовершенный» в приведенных выше текстах.

Конечно, если это так, если благодать, таким образом, достигает совершенства в плоде, если эти практические проявления благодати — это те проявления, в которых благодать приводится к своему надлежащему результату и назначению, и проявления, в которых все, что относится к ее назначению, тенденции и действию, совершается и увенчивается, то эти проявления должны быть высочайшими доказательствами благодати превыше всех других проявлений. Несомненно, присущая природа и тенденция каждого принципа должна выявляться лучше всего и полнее всего в своих наиболее совершенных проявлениях, или в тех проявлениях, в которых его природа наиболее полным образом выражается, и в его тенденции, наиболее полно удовлетворенной и увенчанной в его надлежащем эффекте и результате. Если мы хотим увидеть присущую природу чего-либо и видеть полное отличие этого от других вещей, то мы должны посмотреть на это при его завершении. Апостол Иаков говорит, что делами вера достигает совершенства, и вводит это как аргумент, который доказывает, что дела являются главным свидетельством веры, посредством которого подтверждается искренность исповедующих веру (Иак. 2). И апостол Иоанн, после того как он неоднократно говорил нам, что любовь становится совершенной через исполнение заповедей Христа, замечает, что «совершенная любовь изгоняет страх» (1 Ин. 4:18), имея в виду, что любовь достигла совершенства в этом смысле; это соответствует тому, что он сказал в предыдущей главе, а именно, что любя на деле, мы знаем, что мы — от истины, и успокаиваем наши сердца (1 Ин. 3:18-19).

АРГУМЕНТ IV. Еще одна вещь, которая с очевидностью показывает, что святая практика есть главное доказательство, которым мы должны пользоваться, судя как о своей собственной искренности, так и об искренности других, — это то, что на этом доказательстве, прежде всего, настаивает Писание. Общего знакомства с Писанием, наряду с небольшим вниманием и наблюдением, будет достаточно для того, чтобы показать любому, что на протяжении всего Писания, от начала книги Бытие до конца книги Откровение, это подчеркивается в десять раз сильнее как признак истинной набожности, чем что-либо другое. И Новый Завет, где Христос и Его апостолы специально и преднамеренно излагают признаки истинного благочестия, весьма убедительно настаивает на этом. Следует заметить, что Христос и Его апостолы не только часто говорят эти вещи в своих изложениях великих доктрин религии, которые показывают, какой должна быть природа истинного благочестия, или откуда можно вывести его сущность и признаки путем справедливого умозаключения, и часто попутно упоминают многие вещи, которые относятся к благочестию; но они также часто преднамеренно указывают на признаки для испытания исповедующих, побуждающие их испытывать самих себя на основании признаков, которые они приводят, и предваряют то, что они говорят, такими и подобными выражениями: «По тому узнают, что вы знаете Бога; по тому открываются дети Бога и дети дьявола; тот, кто имеет это, строит на скале; тот, кто не имеет этого, строит на песке; поэтому мы успокаиваем наши сердца; тот любит Христа…» Но я не могу найти места, в котором либо Христос, либо Его апостолы, таким образом, приводили бы признаки благочестия (хотя таких мест много), но где христианская практика не была бы единственной вещью, подчеркиваемой как необходимая. В самом деле, во многих местах о любви к братьям говорится как о признаке праведности; и, как я отмечал ранее, нет другого добродетельного чувства или расположения, которое бы так часто специально выделялось как признак истинной благодати, как наша любовь друг ко другу; но в этом случае Писание объясняет, что оно подразумевает, главным образом, эту любовь, проявленную и выраженную на практике, или в делах любви. Так, апостол Иоанн, который чаще всех остальных настаивает на любви к братьям как признаке благочестия, весьма выразительно поясняет: «Мы знаем, что мы перешли из смерти в жизнь, потому что любим братьев; не любящий брата пребывает в смерти… А кто имеет достаток в мире, но, видя брата своего в нужде, затворяет от него сердце свое, — как пребывает в том любовь Божия? Дети мои! Станем любить не словом или языком, но делом и истиною. И вот по чему узнаем, что мы от истины, и успокаиваем пред Ним сердца наши» (1 Ин. 3:14-19). Так что, когда Писание так сильно настаивает на нашей любви друг ко другу как о великом признаке благочестия, мы должны под этим понимать не присущие действия чувств, которые люди испытывают друг ко другу, а практику душой всех обязанностей, изложенных на второй скрижали Закона — всё то, что Новый Завет повторяет нам вновь и вновь, и что включает истинная любовь друг ко другу (Рим. 13:8,10; Гал. 5:14; Мт. 22:39-40). Так что, в самом деле, повсеместно в Новом Завете прослеживается замысел указывать на такие признаки благочестия, среди которых сильнее других подчеркивается святая практика и хранение заповедей Христа. Это непреодолимый аргумент в пользу того, что это — главное из доказательств благочестия; если только мы не допустим, что когда Христос и Его апостолы умышленно принялись за дело указания признаков, по которым исповедующие христиане во все времена могли бы определять свое состояние, они не знали, как выбирать признаки так хорошо, как мы могли бы выбрать для них. Но если мы сделали Слово Христово нашим правилом, тогда, несомненно, эти признаки, которые Христос и апостолы, главным образом, изложили и дали нам, чтобы мы могли проверять себя ими, — эти самые признаки нам следует специально принять и, в первую очередь, использовать при испытании самих себя.* И, несомненно, те вещи, на которых Христос и Его апостолы, прежде всего, настаивали в правилах, которые они давали, служители также должны, в первую очередь, подчеркивать в правилах, которые они дают. Сильно настаивать на тех вещах, на которых Писание настаивает мало, и очень мало настаивать на тех вещах, на которых Писание настаивает сильно, — это опасная вещь, потому что это уклонение от Божьего пути; и это значит судить себя и направлять других не по-библейски. Бог знал, какой путь водительства и направления душ является самым безопасным и наилучшим для них; Он так сильно настаивает на некоторых вещах, потому что Он знал, что необходимо настоять на них; и оставлял другие вещи в стороне как мудрый Бог, потому что Он знал, что не будет лучшим для них, если основная нагрузка испытания ляжет на них. Как Суббота была установлена для человека, так и Писание было написано для человека; и они бесконечной премудростью приспособлены для нашего употребления и пользы. Поэтому мы должны сделать их нашим путеводителем во всем, в наших мыслях о религии и о самих себе. И если мы делаем большим то, что Писание делает маленьким, и делаем маленьким то, что Писание делает значительным, то это имеет тенденцию создавать у нас чудовищное представление о религии (по крайней мере, косвенно и постепенно), полностью уводить нас от верного правила и от правильного мнения о себе и укреплять заблуждение и лицемерие.

АРГУМЕНТ V. О христианской практике в Слове Божьем ясно говорится как о главном доказательстве истинности благодати не только для других, но и для собственной совести людей. О ней не только больше говорится, и она не только чаще подчеркивается, чем другие признаки, но во многих местах, где она упоминается, она представлена как главное из всех доказательств. Это видно из способа выражения, который иногда используется. Если бы Бог сейчас заговорил с небес, чтобы разрешить наши сомнения относительно признаков благочестия, и дал некоторый особый критерий, по которому все могли бы узнать, являются ли они искренне благочестивыми, или нет, с впечатляющими выражениями, возвещающими, что человек, имеющий такое качество или такой признак — «это истинно святой человек; это тот самый человек; по этому вы можете узнать; это то, в чем открывается, кто святые и кто грешники; такие люди являются поистине святыми»; то разве мы не рассматривали бы как несомненный факт то, что было дано как особенная и в высшей степени отличительная черта истинного благочестия? Но это тот самый случай в отношении признака благодати, о котором я говорю; Бог вновь и вновь говорил в Своем Слове одинаковым образом касательно христианской практики: «Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня» (Ин. 14:21). Таким образом, в этом тексте Христос дает возможность ученикам не столько руководство для того, чтобы судить других, а для того, чтобы применить его к себе для своего собственного утешения после Его ухода, как видно из каждого слова данного контекста. Кстати, я хотел бы заметить, что примечательно не только ударение, с которым Иисус высказывается, но также и то, как сильно Он настаивает на этом вопросе и повторяет его, как Он это делает в контексте: «Если любите Меня, соблюдите Мои заповеди» (Ин. 14:15); «…кто любит Меня, тот соблюдет слово Мое» (Ин. 14:23); «Нелюбящий Меня не соблюдает слов Моих» (Ин. 14:24). И в следующей главе мы читаем: «Всякую у Меня ветвь, не приносящую плода, Он отсекает; и всякую, приносящую плод, очищает» (Ин. 15:2); «Тем прославится Отец Мой, если вы принесете много плода, и будете Моими учениками» (Ин. 15:8); «Вы друзья Мои, если исполняете то, что Я заповедую вам» (Ин. 15:14). Этот признак с той же настойчивостью излагается вновь: «Если пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои ученики» (Ин. 8:31); «А что мы познали Его, узнаем из того, что соблюдаем Его заповеди» (1 Ин. 2:3); «А кто соблюдает слово Его, в том истинно любовь Божия совершилась: из сего узнаем, что мы в Нем» (1 Ин 2:5); «Станем любить… делом и истиною. И вот, по чему узнаем, что мы от истины» (1 Ин. 3:18-19). Буквальный перевод с оригинала еще более выразительный: «По этому мы точно знаем». И с какой несомненностью о святой практике говорится как о великом критерии различия между детьми Бога и детьми дьявола: «Дети Божии и дети дьявола узнаются так…» (1 Ин. 3:10). Противопоставление святой и нечистой практики можно видеть во всем контексте: «И всякий, имеющий сию надежду на Него, очищает себя, так как Он чист» (1 Ин. 3:3); «Всякий, пребывающий в Нем, не согрешает; всякий согрешающий не видел Его и не познал Его. Дети! Да не обольщает вас никто. Кто делает правду, тот праведен, подобно как Он праведен. Кто делает грех, тот от дьявола… Всякий, рожденный от Бога, не делает греха… всякий, не делающий правды, не есть от Бога» (1 Ин. 3:6-10). Это же подчеркивается и в тексте: «Любовь же состоит в том, чтобы мы поступали по заповедям Его» (2 Ин. 1:6), то есть (как мы должны понимать это), это надлежащее свидетельство любви. Также и в стихе: «Ибо это есть любовь к Богу, чтобы мы соблюдали заповеди Его» (1 Ин. 5:3). Апостол Иаков, говоря о приемлемых доказательствах истинной и чистой религии, говорит: «Чистое и непорочное благочестие пред Богом и Отцом есть то, чтобы призирать сирот и вдов в их скорбях и хранить себя неоскверненным от мира» (Иак. 1:27). Подобные впечатляющие выражения употребляются в отношении этого же и в Ветхом Завете: «И сказал человеку: вот, страх Господень есть истинная премудрость, и удаление от зла — разум» (Иов. 28:28); «…Отец твой ел и пил, но производил суд и правду, и потому ему было хорошо. Он разбирал дело бедного и нищего, и потому ему хорошо было. «Не это ли значит знать Меня?» — говорит Господь» (Иер. 22:15-16); «Придите, дети, послушайте меня: страху Господню научу вас... Удерживай язык свой от зла и уста свои от коварных слов. Уклоняйся от зла и делай добро; ищи мира и следуй за ним» (Пс. 33:12-15); «Господи! Кто может пребывать в жилище Твоем? Кто может обитать на святой горе Твоей? Тот, кто ходит непорочно…» (Пс. 14:1-5); «Кто взойдет на гору Господню, или кто станет на святом месте Его? Тот, у которого руки неповинны и сердце чисто» (Пс. 23:3-4); «Блаженны непорочные в пути, ходящие в законе Господнем» (Пс. 118:1); «Тогда я не постыдился бы, взирая на все заповеди Твои» (Пс. 118:6); «Страх Господень — ненавидеть зло» (Пр. 8:13).

Так, Писание никогда не употребляет таких эмоциональных выражений относительно любых других признаков лицемерия и неосновательности сердца, как в отношении порочной практики. Вспомним несколько текстов. «Не обманывайтесь: Бог поругаем не бывает. Что посеет человек, то и пожнет» (Гал. 6:7). «…Не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители... Царства Божия не наследуют» (1 Кор 6:9-10). «Ибо знайте, что никакой блудник, или нечистый… не имеет наследия в Царстве Христа и Бога. Никто да не обольщает вас пустыми словами» (Еф. 5:5-6). «Дети! Да не обольщает вас никто. Кто делает правду, тот праведен, подобно как Он праведен. Кто делает грех, тот от дьявола» (1 Ин. 3:7-8). «Кто говорит: «Я познал Его», но заповедей Его не соблюдает, тот лжец, и нет в нем истины» (1 Ин. 2:4). «Если мы говорим, что имеем общение с Ним, а ходим во тьме, то мы лжем и не поступаем по истине» (1 Ин. 1:6). «Если кто из вас думает, что он благочестив, и не обуздывает своего языка, но обольщает свое сердце, у того пустое благочестие» (Иак. 1:26). «Но если в вашем сердце вы имеете горькую зависть и сварливость, то не хвалитесь и не лгите на истину: это не есть мудрость, нисходящая свыше, но земная, душевная, бесовская» (Иак. 3:14-15). «А совращающихся на кривые пути свои да оставит Господь ходить с делающими беззаконие» (Пс. 124:5). «И будет там большая дорога, и путь по ней назовется путем святым; нечистый не будет ходить по нему» (Ис. 35:8). «И не войдет в него ничто нечистое и никто преданный мерзости и лжи» (Отк. 21:27). Также неоднократно говорится: «Отойдите от Меня; не знаю вас, все, делающие беззаконие».

АРГУМЕНТ VI. Еще одна вещь, которая с очевидностью доказывает, что святая практика является главным из всех признаков искренности исповедующих не только перед миром, но также и перед своей совестью, — это то великое свидетельство, которое будет использоваться впоследствии перед судейским престолом Бога, и согласно которому будет вершиться суд и определяться вечное состояние каждого, исповедующего религию. На будущем суде будет происходить открытое испытание исповедующих, и на суде будут использоваться доказательства. Ибо будущий Божий суд над людьми для вечного воздаяния им будет не Его проверкой, вынесением суждения о состоянии человеческих сердец в Его собственном разуме; но это будет официально провозглашенный суд, и его концом будет не формирование Богом мнения для Себя Самого, но явление этого суда и его праведности для совести людей и для мира. И поэтому день суда назван днем откровения праведного Божьего суда (Рим. 2:6). И окончание Божьего будущего испытания и суда над людьми, что касается роли, отведенной каждому на суде, будет особенно ярким явлением Божьего праведного суда по отношению к нему, к его совести (см. Мт. 18:31-35; 20:8-15; 22:11-13; 25:19-30,35-46; Лк. 19:16-23). И поэтому, хотя Бог не нуждается в средстве, с помощью которого Он сделает истину очевидной для Себя Самого, однако доказательства будут использоваться в Его будущем суде над людьми. И, несомненно, доказательства, которые будут использованы в их испытании, будут такими, которые будут наилучшим образом служить целям суда, а именно, явлению праведного суда Бога не только для мира, но и для собственной совести человека. Но Писание в обильной мере учит нас, что великими доказательствами, которые Судья будет использовать в испытании для этих целей, и в соответствии с которыми будет регулироваться суд над каждым и будет выноситься необратимый приговор, будут дела людей здесь, в этом мире: «И увидел я мертвых, малых и великих, стоящих пред Богом, и книги раскрыты были… и судимы были мертвые по написанному в книгах, сообразно с делами своими» (Отк. 20:12); «Тогда отдало море мертвых, бывших в нем, и смерть и ад отдали мертвых, которые были в них; и судим был каждый по делам своим» (Отк. 20:13); «Ибо всем нам должно явиться пред судилище Христово, чтобы каждому получить соответственно тому, что он делал, живя в теле, доброе или худое» (2 Кор. 5:10). Итак, человеческая практика — это единственное свидетельство, которое Христос представляет как средство регулирования последнего суда в самом подробном описании дня суда, которое мы имеем в Святой Библии (см. Мт. 25; Рим. 2:6,13; Иер. 17:10; Иов. 34:11; Пр. 24:12; Иер. 32:19; Отк. 22:12; Мт. 16:27; Отк. 2:23; Иез. 33:20; 1 Пет. 1:17). В день суда судья не начнет (для обличения собственной совести людей и для выставления их перед миром) исследовать людей в отношении метода их переживаний или требовать от каждого человека рассказать историю о способе его обращения; но его дела будут выведены на свет во свидетельство того, кто он есть, и что он делал втайне и явно: «Ибо всякое дело Бог приведет на суд, и все тайное, хорошо ли оно, или худо» (Еккл. 12:14). В испытании, которому исповедующие будут подвергнуты на будущем суде, Бог будет использовать те же доказательства, чтобы обнаружить их им самим и миру, которые Он использует, чтобы обнаружить их в искушениях или испытаниях от Своего провидения здесь, а именно, их практику в случаях, в которых Христос и другие вещи вступают в действительное и непосредственное состязание. В день суда Бог, для явления Своего праведного суда, будет взвешивать исповедующих на видимых весах. И весы будут теми же, на которых Он взвешивает людей сейчас, и которые уже были описаны.

Следовательно, мы можем сделать несомненный вывод, что дела людей (взятые в том смысле, который был пояснен) — это высочайшие свидетельства, по которым им следует проверять себя. Несомненно, то, что наш верховный Судья будет, главным образом, использовать, чтобы судить нас, когда мы предстанем перед Ним, мы также должны, в первую очередь, использовать, чтобы судить самих себя.* Если бы не было открыто, каким образом и на каком основании Судья будет обращаться с нами впоследствии, то каким естественным было бы для кого-то сказать: «О, если бы я знал, какие признаки Бог будет, в первую очередь, искать и подчеркивать на последнем и решающем суде, и какого плода Он ожидает от каждого, кто будет приемлемым для Него, и на каком основании будет выноситься приговор, чтобы я знал, к какому признаку или свидетельству мне в особенности нужно стремиться сейчас, чтобы быть уверенным, что я не потреплю неудачу впоследствии!» И, принимая во внимание то, что Бог так ясно и достаточно открыл, какой это признак или свидетельство, то, конечно, если мы поступаем мудро, мы будем считать это имеющим величайшую важность.

Из всего того, что было сказано, я думаю, совершенно понятно, что христианская практика — это наиболее подходящее доказательство благодатной искренности исповедующих для себя самих и для других; и главный из всех признаков благодати, признак из признаков и доказательство из доказательств, то, что запечатлевает и венчает все остальные признаки. Я хотел бы лучше иметь свидетельство своей совести о том, что на моей стороне — такое высказывание моего Верховного Судьи: «Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня» (Ин. 14:21); чем суждение и полнейшее одобрение всех мудрых, здравых и опытных богословов, которые жили в этом тысячелетии, после самого точного и критического исследования моих переживаний, что касается способа моего обращения. Дело не в том, что нет других подходящих свидетельств состояния благодати, кроме этого. Могут быть другие проявления благодати, помимо этих действенных проявлений, которые святые могут рассматривать, и которые могут быть очень утешительными для них, однако это — главное и наиболее приемлемое доказательство. Может быть несколько хороших доказательств того, что дерево является смоковницей; но высочайшим и самым надлежащим доказательством этого будет то, что оно на самом деле приносит смоквы. Возможно, что человек может иметь большую уверенность в состоянии благодати при своем первом обращении, прежде чем у него будет возможность получить уверенность посредством этого великого доказательства, о котором я говорю. Если человек слышит, что ему предлагается большое богатство в отдаленном месте, при условии, что он будет ценить его так высоко, что он будет желать оставить все, чем он владеет дома, и отправиться в путешествие за ним через скалы и горы, которые стоят на пути, в место, где оно находится; то, возможно, что человек будет иметь уверенность в том, что он ценит сокровище в указанной степени, как только оно ему было предложено: он может чувствовать внутри себя несомненную готовность отправиться за сокровищем; но, тем не менее, это не препятствует тому, чтобы его реальное действие было высочайшим и наиболее подходящим доказательством его готовности не только для других, но и для него самого. Но тогда, как доказательство для него самого, его внешние действия и движения его тела в путешествии не рассматриваются изолированно, отдельно от действия его ума и осознания в себе того, что движет им, и к какой цели он направляется; иначе его телесное движение не будет для него доказательством того, что он ценит сокровище. Таким же образом, христианская практика является самым подходящим доказательством спасительного значения драгоценной жемчужины и сокровища, спрятанного на поле.

Христианская практика является признаком признаков в том смысле, что это великое доказательство, которое утверждает и венчает все другие признаки благочестия. Нет ни одного вида плода Святого Духа, для которого христианская практика не была бы наиболее подходящим доказательством истинности. Как в случае с членами нашего тела и любой утварью надлежащее доказательство прочности и пригодности их — это их использование; так и в случае с нашими добродетелями (которые даны для того, чтобы они использовались на практике, как и наши руки и ноги, или инструменты, которыми мы работаем, или руки, которыми мы боремся) надлежащим испытанием и проверкой их будет их проявление на практике. Большинство вещей, которыми мы пользуемся, пригодны для нас, и их пригодность доказана при каком-то давлении, напряжении, встряхивании и столкновении. Так бывает с луком, мечом, топором, пилой, веревкой, цепью, посохом, ногой, зубом. И те, которые настолько слабы, что не способны выдержать напряжение или давление, которым нам нужно их подвергнуть, ни к чему не годны. То же самое — со всеми добродетелями ума. Их подходящая проверка и доказательство — их проявление под всеми искушениями и испытаниями, которым Бог подвергает нас в действии Своего провидения, и в таком служении, которое оказывает тяжелое напряжение на принципы природы.

Практика есть надлежащее доказательство истинного и спасительного познания Бога, как видно из уже упомянутых слов апостола: «А что мы познали Его, узнаем из того, что соблюдаем Его заповеди» (1 Ин. 2:3). Мы напрасно исповедуем, что мы знаем Бога, если на деле мы отвергаем Его (Тит. 1:16). И если мы знаем Бога, но не прославляем Его как Бога, то наше знание будет осуждать, а не спасать нас (Рим. 1:21). Великий признак того знания, которое спасает и делает блаженными, — это то, что оно — практическое: «Если это знаете, блаженны вы, когда исполняете» (Ин. 13:17). «…Удаление от зла — разум» (Иов. 28:28).

Святая практика является надлежащим доказательством покаяния. Когда иудеи заявляли о покаянии, когда они пришли исповедовать свои грехи к Иоанну, проповедовавшему крещение покаяния для отпущения грехов, он направил их на верный путь достижения и демонстрации надлежащих доказательств истинности их покаяния, сказав им: «Сотворите же достойный плод покаяния» (Мт. 3:8). Это согласуется с практикой апостола Павла (см. Деян. 26:20). Прощение и милость нередко обещаются тому, кто имеет то свидетельство истинного покаяния, что он оставляет свой грех (Пр. 28:13; Ис. 55:7).

Святая практика является надлежащим доказательством спасительной веры. Это очевидно из того, что апостол Иаков говорит о делах как о том, что выдающимся образом оправдывает веру, или  оправдывает исповедующих веру, и отстаивает и являет искренность их исповедания не только для мира, но также и для их собственной совести, как видно из примера, который он приводит об Аврааме (Иак. 2:21-24). Он также говорит о практической и действенной природе веры как о самой ее жизни и душе; подобно тому, как действенная природа и сущность, которая есть в теле человека, является его жизнью и душой (Иак. 2:20,26). И если это так, то, несомненно, практика есть надлежащее доказательство жизни и души истинной веры, которыми она отличается от мертвой веры. Ибо, несомненно, практика есть наиболее подходящее доказательство практической натуры, а действие есть наиболее подходящее доказательство действенной натуры.

Практика есть наилучшее доказательство спасительной уверенности в истине. Хождение исповедующего христианина в истине подчеркивается как надлежащее доказательство того, что истина пребывает в нем: «Ибо я весьма обрадовался, когда пришли братия и засвидетельствовали о твоей верности, как ты ходишь в истине» (3 Ин. 1:3).

Практика является наиболее подходящим доказательством истинного прихода ко Христу, принятия Его и союза с Ним. Истинный и спасительный приход ко Христу есть (как часто учит Христос) такой приход, когда человек оставляет все ради Него. И, как было отмечено ранее, оставить все ради Христа в сердце — это то же самое, что иметь сердце, готовое действительно оставить все; но надлежащее доказательство того, что сердце действительно готово оставить все, — это на самом деле оставить все, как только человек будет к этому призван. Если принц обращается к женщине в далекой стране с просьбой, чтобы она оставила свой собственный народ и отцовский дом и приехала к нему, чтобы быть его невестой, то надлежащим доказательством согласия ее сердца с предложением принца будет то, что она действительно оставит свой собственный народ и отцовский дом и приедет к нему. Через это ее согласие с предложением принца достигает совершенства в том же смысле, в котором апостол Иаков говорит, что делами вера достигает совершенства.* Христос обещает нам вечную жизнь при условии нашего прихода к нему; но это такое обращение, к которому Он направил юношу, пришедшего к Нему спросить, что он должен делать, чтобы наследовать вечную жизнь. Христос велел ему пойти и продать все, что он имел, и приходить и следовать за Ним. Если бы он согласился в своем сердце с предложением и всем сердцем обратился бы ко Христу, то надлежащим доказательством этого было бы то, если бы он сделал это; и через это его приход ко Христу достиг бы совершенства. Когда Христос призвал мытаря Матфея, сидевшего у сбора пошлин и среди своих земных барышей, то согласие сердца Матфея с приглашением его Спасителя прийти к Нему проявилось в том и сделалось совершенным в том, что он действительно поднялся, оставил все и последовал за Ним (Лк. 5:27-28). Христос и другие вещи ставятся перед нами сегодня, чтобы мы определенно привязались к одному и оставили другое; в таком случае практическая верность Христу — это практическое принятие Христа; подобно тому, как то, когда нищий протягивает руку, чтобы принять дар, который предлагается ему, — это практическое принятие им дара. Поистине, это действие души, которое заключается в верности Христу на практике, есть самое совершенное доказательство прихода души ко Христу.

Практика является наиболее подходящим доказательством доверия Христу дела спасения. Собственное значение слова «доверие», согласно его обычному употреблению как в общеупотребительной речи, так и в Священном Писании, — это стимулирование и поощрение разума человека отважиться на какое-либо предприятие на практике или рискнуть в чем-то, что он делает, полагаясь на достаточность и верность другого. И поэтому надлежащее доказательство его доверия — это риск, которому он себя подвергает в том, что он делает. Нельзя по праву сказать, что человек отважился на какое-то предприятие, полагаясь на что-то, если он ничего не делает на основании такого доверия, или если его практика не отличается от того, как если бы он не имел этого доверия. Для человека отважиться на предприятие, полагаясь на другого, — это значит делать что-то из этого доверия, в чем он, кажется, подвергает себя, и чего бы он не делал, если бы не было этого доверия. И поэтому о людях можно сказать, что именно в согласии переносить трудности и видимые опасности христианской практики в доверии достаточности и верности Христа, Который дарует вечную жизнь, они отваживаются положиться на Христа и довериться Ему в деле блаженства и жизни. Они полагаются, например, на такое обетование: «…потерявший душу свою ради Меня сбережет ее» (Мт. 10:39). И поэтому они расстаются со всем и подвергают риску все свое, полагаясь на достаточность и истину Христа. И в этом — библейское понимание доверия Христу в проявлении спасительной веры в Него. Так, Авраам, отец всех верующих, поверил Христу и верой оставил свою страну, полагаясь на завет благодати, который Бог установил с ним (Евр. 11:8-9). Так и «верою Моисей, придя в возраст, отказался называться сыном дочери фараоновой, и лучше захотел страдать с народом Божиим, нежели иметь временное греховное наслаждение» (Евр. 11:23-25). Этой же верой «другие испытали поругания и побои, а также узы и темницу. Были побиваемы камнями, перепиливаемы, подвергаемы пытке, умирали от меча, скитались в милотях и козьих кожах, терпя недостатки, скорби, озлобления» (Евр. 11:35-38). И в этом смысле апостол Павел верой доверился Христу и посвятил себя Ему, рискнув собой и всем своим интересом, положившись на способность и верность Искупителя, под сильными преследованиями, в страданиях и лишении всего: «По сей причине я и страдаю так; но не стыжусь. Ибо я знаю, в Кого уверовал, и уверен, что Он силен сохранить залог мой на оный день» (2 Тим. 1:12).

Если человек получает весть от царя с далекого острова о том, что он намеревается сделать его своим наследником, и если, получив новость, он немедленно оставляет свою родную землю и друзей и все, что он имеет в мире, чтобы отправится в эту страну, положившись на то, что он услышал, в таком случае о нем можно сказать, что он рискнул собой и всем, что он имеет в этом мире, ради этого. Но если он остается сидеть спокойно и надеется на предложенное ему преимущество, внутренне лелея себя мыслями о нем, то о нем нельзя по-настоящему сказать, что он отважился на это. В этом случае он не идет на риск; он не делает ничего такого, что подвергло бы его страданиям, если бы он потерпел неудачу; помимо того, что он делал бы, если бы он не получил таких новостей. Итак, тот, кто, поверив в то, что он слышит о будущем мире, и, полагаясь на сообщение Евангелия относительно жизни и бессмертия, оставляет все или, по крайней мере, делает это, насколько требует случай, и при этом все место уступает его вечному интересу; о таком и только о таком можно по-настоящему сказать, что он решился положиться на евангельскую весть. И это — подходящее доказательство истинного доверия Христу в деле спасения.

Практика является надлежащим доказательством благодатной любви как к Богу, так и к людям. Тексты, которые ясно учат этому, уже настолько часто упоминались, что нет необходимости их повторять.

Практика является надлежащим доказательством смирения. Бог настаивает на том выражении и проявлении смирения сердца, о котором Он говорит как о великом проявлении его; и мы должны рассматривать это как его надлежащее выражение и проявление: это смиренномудренное хождение. «О, человек! Сказано тебе, что — добро и чего требует от тебя Господь: действовать справедливо, любить дела милосердия и смиренномудренно ходить пред Богом твоим» (Мих. 6:8).

Это также надлежащее доказательство истинного страха Божьего: «Страх Господень — ненавидеть зло» (Пр. 8:13). «Придите, дети, послушайте меня: страху Господню научу вас… Удерживай язык свой от зла и уста свои от коварных слов. Уклоняйся от зла и делай добро; ищи мира и следуй за ним» (Пс. 33:12-15). «…Бойся Господа, и удаляйся от зла» (Пр. 3:7). «…Страх Господень отводит от зла» (Пр. 16:6). «Обратил ли ты внимание твое на раба Моего Иова?.. человек непорочный, справедливый, богобоязненный и удаляющийся от зла» (Иов. 1:8). «Обратил ли ты внимание твое на раба Моего Иова?.. человек непорочный, справедливый, богобоязненный и удаляющийся от зла, и доселе тверд в своей непорочности; а ты возбуждал Меня против него» (Иов. 2:3). «Нечестие беззаконного говорит в сердце моем: нет страха Божия пред глазами его» (Пс. 35:2).

Так, практика в воздаянии за полученные блага является надлежащим доказательством истинной благодарности. «Что воздам Господу за все благодеяния Его ко мне?» (Пс. 115:3). «Но не воздал Езекия за оказанные ему благодеяния» (2 Пар. 32:25). Воздание наших обетов Богу и наблюдение за своими путями, кажется, отмечается как надлежащее выражение и доказательство истинной благодарности: «Принеси в жертву Богу хвалу,и воздай Всевышнему обеты твои» (Пс. 49:14). «Кто приносит в жертву хвалу, тот чтит Меня, и кто наблюдает за путем своим, тому явлю Я спасение Божие» (Пс. 49:23).

Также, надлежащее доказательство благодатных желаний и стремлений, которое отличает их от ложных и тщетных, заключается в том, что они — не такие, как праздные желания и склонности Валаама, но они действенны на практике, побуждая людей серьезно и основательно искать того, к чему они стремятся. «Одного просил я у Господа, того только ищу» (Пс. 26:4). «Боже! Ты Бог мой, Тебя от ранней зари ищу я; Тебя жаждет душа моя, по Тебе томится плоть моя в земле пустой, иссохшей и безводной, чтобы видеть силу Твою и славу Твою» (Пс. 62:2-3). «К Тебе прилепилась душа моя» (Пс. 62:9). «Влеки меня, мы побежим за тобою» (П. Песн. 1:3).

Практика является надлежащим доказательством благодатной надежды: «И всякий, имеющий сию надежду на Него, очищает себя, так как Он чист» (1 Ин. 3:3). Терпеливое постоянство в делании добра, несмотря на все трудности и испытания христианского хождения, часто упоминается как подходящее выражение и плод христианской надежды.: «Непрестанно памятуя ваше дело веры и труд любви и терпение упования» (1 Фес. 1:3). «Посему (возлюбленные), препоясав чресла ума вашего, бодрствуя, совершенно уповайте на подаваемую вам благодать в явлении Иисуса Христа. Как послушные дети…» (1 Пет. 1:13-14). «Уповаю на спасение Твое, Господи, и заповеди Твои исполняю» (Пс. 118:166). «…Возлагать надежду свою на Бога, и не забывать дел Божиих, и хранить заповеди Его» (Пс. 77:7).

Бодрое исполнение нашего долга и выполнение Божьей воли является подходящим доказательством истинной святой радости. «Ты милостиво встречал радующегося и делающего правду» (Ис. 64:5). «Откровения Твои я принял, как наследие на веки; ибо они веселие сердца моего. Я приклонил сердце мое к исполнению уставов Твоих навек, до конца» (Пс. 118:111-112). «На пути откровений Твоих я радуюсь, как во всяком богатстве» (Пс. 118:14). «Любовь… не радуется неправде, а сорадуется истине» (1 Кор 13:6). «…Глубокая нищета их преизбыточествует в богатстве их радушия» (2 Кор. 8:2).

Практика также является надлежащим доказательством христианской стойкости. Проверка хорошего воина производится не в углу у камина, а на поле битвы  (1 Кор. 9:25-26; 2 Тим. 2:3-4,6).

И как плод святой практики является главным доказательством истинности благодати, так и степень, в которой опыт имеет влияние на практику человека, является вернейшим свидетельством степени того, что есть духовное и божественное в его опыте. Как бы люди ни претендовали на великие открытия, великую любовь и радость, их следует принимать во внимание только в той мере, в которой они оказывают влияние на их практику. Конечно же, следует сделать скидки на природный темперамент. Но это не препятствует тому, чтобы степень благодати справедливо оценивалась по степени воздействия на практику. Ибо эффект благодати так же велик, и изменение так же заметно в очень злом естественном характере, как и в другом. Хотя человек такого характера не будет вести себя так хорошо, с одинаковой степенью благодати, как другой, но отличие от того, что было до обращения, может быть таким же сильным; потому что человек с хорошим естественным характером не вел себя так до своего обращения.

Таким образом, я попытался представить доказательства того, что христианская практика является главным из всех признаков спасительной благодати. И, прежде чем я закончу эту книгу, я хотел бы кратко сказать что-то в ответ на два возражения, которые могут быть выдвинуты некоторыми против того, что было сказано.

 

Возражение I. Некоторые могут быть готовыми сказать, что это выглядит противоречащим мнению, легко принимаемому среди добрых людей, что исповедующие должны судить о своем состоянии, главным образом, по своему внутреннему опыту, и что этот внутренний опыт является главным доказательством истинной благодати.

Я отвечу: это, несомненно, истинное мнение, которое не без основания принимается многими добрыми людьми, — то, что исповедующие должны, в первую очередь, судить о своем состоянии по своему опыту. Но большая ошибка — полагать, что то, что было сказано, противоречит этому мнению. То, что главный признак благодати для совести христиан — это христианская практика в том смысле, который был объяснен, и согласно тому, что было показано как истинное понятие христианской практики, вовсе не является несообразным с христианским опытом, являющимся главным доказательством благодати.  Христианская, или святая, практика — это духовная практика; а не движение тела, которое не знает, как, когда и куда оно движется; но духовная практика у человека есть практика духа и тела, действующих совместно, или практика духа, оживляющего, руководящего и приводящего в движение тело, с которым он соединен, и над которым он имеет власть, данную ему Творцом. И поэтому главная вещь в этой святой практике — это святое действие разума, руководящее и управляющее движениями тела. А движения тела следует рассматривать как принадлежащие к христианской практике лишь вторично и как зависимые и вытекающие из актов души. Проявления благодати, которые христиане находят или ощущают в себе, — это то, что они испытывают в себе самих; и, таким образом, в этом состоит христианский опыт; и этот христианский опыт заключается именно в тех действенных проявлениях благодати в воле, которые непосредственно участвуют в управлении поведением тела и в других проявлениях. Эти внутренние проявления не в меньшей степени являются частью христианского опыта, потому что они имеют внешнее поведение, непосредственно связанное с ними. Сильный акт любви к Богу не в меньшей степени является частью духовного опыта, потому что это акт, который непосредственно производит и реализует некоторое жертвенное и дорогостоящее внешнее действие, которое направлено для чести и славы Бога.

Говорить о христианском опыте и практике так, как если бы это были две вещи, целиком и полностью различные, — это проводить различие без размышления и логики. В самом деле, не весь христианский опыт можно по праву назвать практикой, но вся христианская практика в своей сущности является опытом. И различие, которое проводится между ними, не только неразумно, но и не соответствует Писанию. Святая практика — это один род или часть христианского опыта; и здравый смысл, и Писание представляют ее как главную, наиболее важную и наиболее отличительную его часть. Так она представлена в тексте: «…Отец твой ел и пил, но производил суд и правду...  Он разбирал дело бедного и нищего... «Не это ли значит знать Меня?» — говорит Господь» (Иер. 22:15-16). Наше внутреннее знакомство с Богом, несомненно, принадлежит к вершине экспериментальной религии; но это Бог представляет как заключающееся, в первую очередь, в том опыте, который имеется в святой практике. Так, проявления качеств любви к Богу и страха Божьего являются частью экспериментальной религии; но их Писание в уже процитированных текстах представляет как заключающиеся, в первую очередь, в практике: «А что мы познали Его, узнаем из того, что соблюдаем Его заповеди» (1 Ин. 2:3). «Любовь же состоит в том, чтобы мы поступали по заповедям Его» (2 Ин. 1:6). «Придите, дети, послушайте меня: страху Господню научу вас… Уклоняйся от зла и делай добро» (Пс. 33:12-15). Это такие переживания, как те, в которых утешался Езекия, главным образом, на одре болезни, когда он сказал: «О, Господи! Вспомни, что я ходил пред лицом Твоим верно и с преданным Тебе сердцем» (4 Цар. 20:3). Это такие переживания, на которых, в первую очередь, настаивает псалмопевец в Псалме 118 и в других местах.

Это такие переживания, которые, прежде всего, подчеркивает апостол Павел, когда он говорит о своих переживаниях в посланиях, как, например: «Свидетель мне Бог, Которому служу духом моим в благовествовании Сына Его» (Рим. 1:9); «Ибо похвала наша сия есть свидетельство совести нашей, что мы… по благодати Божией жили в мире» (2 Кор. 1:12); «Но, имея тот же дух веры, как написано: «Я веровал и потому говорил», и мы веруем, потому и говорим» (2 Кор. 4:13); «…мы ходим верою, а не видением» (2 Кор. 5:7); «Ибо любовь Христова объемлет нас» (2 Кор. 5:14); «Но во всем являем себя как служители Божии, в великом терпении, в бедствиях, в нуждах, в тесных обстоятельствах… в чистоте, в благоразумии, в великодушии, в благости, в Духе Святом, в нелицемерной любви… в силе Божией» (2 Кор. 6:4-7); «…Я сораспялся Христу, и уже не я живу, но живет во мне Христос. А что ныне живу во плоти, то живу верою в Сына Божия» (Гал. 2:19-20); «Но что для меня было преимуществом, то ради Христа я почел тщетою. Да и все почитаю тщетою ради превосходства познания Христа Иисуса, Господа моего: для Него я от всего отказался, и все почитаю за сор, чтобы приобрести Христа» (Флп. 3:7-8); «…для чего я и тружусь и подвизаюсь силою Его, действующею во мне могущественно» (Кол. 1:29); «…мы дерзнули в Боге нашем проповедать вам благовестие Божие с великим подвигом» (1 Фес. 2:2); «Так мы, из усердия к вам, восхотели передать вам не только благовестие Божие, но и души наши, потому что вы стали нам любезны. Ибо вы помните, братия, труд наш и изнурение: ночью и днем работая… Свидетели вы и Бог, как свято и праведно и безукоризненно поступали мы пред вами» (1 Фес 2:8-10). И, созерцая такие переживания, этот благословенный апостол много утешался, когда шел на мученическую смерть: «Ибо я уже становлюсь жертвою, и время моего отшествия настало. Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил» (2 Тим. 4:6-7).

И не только самая важная и отличительная часть христианского опыта заключается в духовной практике; но такова сущность этого рода проявлений благодати, в которых состоит духовная практика, что нет ничего, что более уместно именовалось бы опытной религией. Потому что тот опыт, который имеется в этих проявлениях благодати, находимых и оказывающихся действенными в самый момент испытания, в котором Бог проверяет, чего мы будем придерживаться: Христа или наших похотей, является, как было уже показано, надлежащим экспериментом истинности и силы нашего благочестия, где его победоносная сила и действенность, производя свой надлежащий эффект и достигая своей цели, устанавливается опытным путем. Это как раз христианский опыт, в котором святые имеют возможность видеть из действительного переживания и испытания, склонно ли их сердце исполнить волю Божью и оставить все остальное ради Христа, или нет. Как то, что подвергает фактической проверке мнений и понятий, называется экспериментальной философией, так и то, что подвергает подобному испытанию религиозные чувства и намерения, уместно называется экспериментальной религией.

Есть род внешней религиозной практики, в которой нет внутреннего переживания, которой не придается значение в глазах Бога, и которая ни к чему не годна. И есть то, что называется переживанием, но не имеет практики, не сопровождается христианским поведением; и  оно хуже, чем ничто. Кажется, многие люди имеют весьма неправильные понятия о христианском опыте и духовном просвещении и открытиях. Когда сердце человека склоняется к тому, чтобы обходиться с Богом как с Богом, в то время когда он подвергается испытанию и находит свое расположение действенным в данном опыте, то это наиболее подходящее, наиболее отличительное переживание. И если человек в такое время имеет то восприятие Божественных ценностей, то разумение истинности, важности и превосходства религиозных вещей, которое в то время управляет, доминирует и руководит его сердцем и руками, то это наиболее совершенный духовный свет и самые характерные открытия. Религия во многом состоит в святом чувстве; но теми проявлениями чувства, которые являются наиболее характерными для истинной религии, являются эти практические проявления. Дружба между земными друзьями во многом состоит в чувстве; однако те сильные проявления чувства, которые действительно ведут их через огонь и воду друг ради друга, являются высочайшими доказательствами истинной дружбы.

В том, что было сказано, нет ничего, противоположного тому, что утверждают некоторые здравые богословы, когда они говорят, что нет верных доказательств благодати, кроме актов благодати. Ибо это не препятствует тому, чтобы эти действенные, продуктивные акты, эти проявления благодати, которые действенны на практике, были высочайшими доказательствами, превыше всех других родов актов благодати. Это также не препятствует тому, что когда имеется много этих актов и проявлений, следующих друг за другом подряд при различных испытаниях всякого рода, то доказательство только увеличивается; поскольку один акт подтверждает другой. Человек, однажды увидев своего соседа, может иметь хорошее свидетельство его присутствия; но когда он видит его изо дня в день и общается с ним по ходу дела в различных обстоятельствах, это свидетельство укрепляется. Ученики, когда они впервые увидели Христа после Его воскресения, имели хорошее свидетельство того, что Он жив; но, общаясь с Ним в течение сорока дней, когда Он показывал Себя перед ними живым через многие неопровержимые доказательства, они получали еще более высокое свидетельство.[§]

Свидетельство или печать Духа, о которых мы читаем, несомненно, состоят в действии Духа Божьего на сердце, в насаждении и проявлении в нем благодати и, таким образом, заключаются в опыте. И также не вызывает сомнения, что эта печать Духа является высочайшим родом доказательства усыновления святых, которое они когда-либо получают. Но в этих проявлениях благодати на практике, о которых было сказано, Бог дает свидетельство и ставит Свою печать наиболее заметным, выдающимся и очевидным способом. Из опыта христианской церкви была достаточно доказана истинность того факта, что Христос обыкновенно дает святым через Своего Духа величайшие и наиболее радостные свидетельства их сыновства в тех действенных проявлениях благодати в испытаниях, о которых было сказано; что демонстрируют полная уверенность и несказанная радость многих мучеников. В соответствии с этим: «Если злословят вас за имя Христово, то вы блаженны, ибо Дух славы, Дух Божий почивает на вас» (1 Пет. 4:14); «…хвалимся надеждою славы Божией. И не сим только, но хвалимся и скорбями» (Рим. 5:2-3). Это также соответствует тому, что апостол Павел часто заявляет о том, что он перенес в своих испытаниях. И когда апостол Петр говорит о радости неизреченной и преславной, которую испытывали христиане, он намекает на то, что они нашли в преследованиях, как видно из контекста. То, что Христос открыл Себя как Друг и Спаситель святых, прилеплявшихся к Нему, кажется, было представлено в древности через Его приход и явление Себя Седраху, Мисаху и Авденаго в печи. И когда апостол говорит о свидетельстве Духа (Рим. 8:15-17), он более непосредственно касается того, что христиане испытывали в своих проявлениях любви к Богу, перенося гонения, как ясно видно из контекста. В вышеупомянутых стихах он ободряет римских христиан в их страданиях, что хотя их тела умрут по причине греха, однако они воскреснут к жизни вновь. Но это еще более ясно из следующего стиха: «Ибо думаю, что нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас» (Рим. 8:18). Так же очевидно, что апостол намекает на их преследования во всем том, что он говорит до конца главы. Так, когда апостол говорит о залоге Духа, который Бог дал нам (2 Кор. 5:5), контекст ясно показывает, что он касается того, что было дано ему в его великих испытаниях и страданиях. И в том обетовании белого камня и нового имени для побеждающего (Отк. 2:17) видно, что Христос особо упоминает преимущество, которое христиане получат, победив в испытании, которое они имели в тот день преследования. Это видно из многих отрывков в этом послании семи церквам Азии.

 

Возражение II. Некоторые также могут возразить против того, что было сказано о христианской практике как о главном доказательстве благодати, что это законническая доктрина; и что придание практике такого большого значения в религии превозносит дела и имеет тенденцию приводить людей к тому, что они слишком высоко будут ценить свои деяния, умаляя славу свободной благодати, и кажется не соответствующим великой евангельской доктрине оправдания только верой.

Но это возражение полностью лишено основания. Почему несовместимо со свободностью Божьей благодати то, что святая практика должна быть признаком Божьей благодати? То, что мы делаем наши дела ценой Божьей благодати, — вещь, несовместимая со свободностью этого дара, а не то, что они являются его признаком. Поистине, то, что нищий смотрит на деньги, которые в его руке, как на признак доброты того, кто дал ему их, ни в коем случае не является несовместимым со свободностью этой доброты. Напротив, то, что он держит деньги в своих руках как цену преимущества, — это вещь, несовместимая со свободной добротой дающего. Понятие свободности благодати Бога к грешникам, как оно открывается и преподается в Евангелии, — не в том, что никакие святые и привлекательные качества или действия в нас не могут быть плодом, то есть признаком благодати; но в том, что не достоинство или прекрасность любого качества или действия представляет нас этой благодати; что благость является для недостойных и непривлекательных; что есть великое превосходство в дарованном преимуществе, и никакое совершенство в получателе не может быть его ценой; что благость выходит и вытекает из полноты Божьей природы, полноты источника блага, причем никакая любезность получателя не способна привлечь его. И понятие оправдания без дел таково (как эта доктрина преподается в Писании), что нет никакого достоинства или привлекательности в наших делах или чего-либо в нас, что было бы каким-то образом приемлемым для Бога как противовес вине греха или как рекомендация грешников для их принятия как наследников жизни.  Таким образом, мы оправдываемся праведностью Христа, а не собственной праведностью. И когда дела противопоставляются вере в этом деле, и говорится, что мы оправданы верой, а не делами, то под этим подразумевается не то, что наше достоинство, или любезность наших дел, или что-либо в нас представляет нас к части во Христе и Его благах, но то, что мы имеем эту часть только по вере или в силу того, что наши души приняли Христа, прилепились к Нему и заключили союз с Ним. Но то, что никакое достоинство или привлекательность в нас не представляет нас и не приводит нас к части во Христе, — это не аргумент в пользу того, нет в нас ничего, что было бы знаком нашей части во Христе.

Если доктрины свободной благодати и оправдания только верой несовместимы с важностью святой практики как признака благодати, то они равно несовместимы с важностью чего бы то ни было в нас как признака благодати, а также святости или любой добродетели или любого нашего опыта в религии; потому что это якобы так противоречит доктринам свободной благодати и оправдания только верой, что любое из этого должно было бы пониматься как самоправедность, которой мы оправдываемся, и святая практика должна была бы пониматься так. Со святыми делами дело обстоит так же, как со святыми характеристиками; то, что право на спасение должно даваться людям за приятность любой из их святых характеристик, так же несовместимо со свободностью евангельской благодати, как и то, что оно должно даваться за святость их дел. Несовместимо с евангельской доктриной свободной благодати то, что часть во Христе и Его благах должна даваться за привлекательность истинной святости человека, за любезность его обновленного, освященного, небесного сердца, его любви к Богу и подобия Богу, или испытания им радости во Святом Духе, ощущения собственной нищеты, желания возвышать Христа превыше всех и отдавать всю славу Ему, и сердца, посвященного Ему; я говорю: несовместимо с евангельской доктриной свободной благодати то, чтобы право на блага Христа давалось, исходя из привлекательности любого из этих качеств, или чтобы любое из них было нашей праведностью в деле оправдания. И, тем не менее, это не препятствует важности этих вещей как доказательств части во Христе. Именно так дело обстоит в отношении святых действий и дел. Не придавать значения делам, так как мы не оправдываемся делами, — это на самом деле то же самое, что не придавать значения всей религии, всей благодати и святости, даже истинной евангельской святости, и всему благодатному опыту; ибо все это включено, когда Писание говорит, что мы не оправдываемся делами; ибо под «делами» в данном случае подразумевается вся наша самоправедность, религия или святость, все, что имеется в нас, все добро, которое мы делаем, и все добро, которое мы осознаем, все внешние акты и все внутренние акты и проявления благодати, и все переживания, и все те святые и небесные ценности, в которых состоит жизнь, сила и сама сущность религии, все те великие вещи, на которых, главным образом, настаивали Христос и апостолы в своих проповедях и старались распространять как имеющие величайшие последствия в сердцах и жизни людей, и все добрые расположения, проявления и характеристики любого рода, и даже вера сама в себе, рассматриваемая как часть нашей святости. Ибо мы не оправдываемся ни одной из этих вещей, и если бы это было не так, то, в библейском смысле, мы были бы оправданы делами. И если не является законническим и противоречащим евангельской доктрине оправдания без дел настаивать на любом из этого списка как на имеющем большую важность и как на доказательстве обладания частью во Христе, то не будет законническим и настаивать на важности святой практики. Было бы законничеством полагать, что святая практика оправдывает, приводя нас к праву на часть во Христе как его цена или как представление нас к нему своей ценностью или превосходством; но не будет законничеством полагать, что святая практика подтверждает искренность верующего как ее надлежащее доказательство. Апостол Иаков не считал законничеством сказать, что Авраам в данном смысле оправдался делами. Дух, Который вдохновлял Писание, не считал, что большая важность и абсолютная необходимость святой практики в данном отношении несовместимы со свободностью благодати; так как Он обыкновенно учит и тому, и другому вместе. Бог говорит: «…Жаждущему дам даром от источника воды живой», а затем в следующих словах добавляет: «Побеждающий наследует всё» (Отк. 21:6-7). Как если бы хорошее поведение в христианском поприще и брани было условием обетования. Христос говорит: «Блаженны те, которые соблюдают заповеди Его, чтобы иметь им право на древо жизни и войти в город воротами» (Отк 22:14-15), а затем заявляет о том, что всякие любящие и делающие неправду будут исключены; и, тем не менее, в двух последующих стихах с большой серьезностью дает приглашение всем прийти и взять воду жизни даром: «Я есмь корень и потомок Давида, звезда светлая и утренняя. И Дух и невеста говорят: прииди! И слышавший да скажет: прииди! Жаждущий пусть приходит, и желающий пусть берет воду жизни даром» (Отк. 22:16-17). «Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною». А в следующих словах добавлено: «Побеждающему дам сесть со Мною на престоле Моем» (Отк. 3:20-21). И в этом великом приглашении Христа: «Придите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас»; и в следующих словах Христос добавляет: «Возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим; ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко», как если бы взятие ига служения Христа и подражание Его примеру были бы необходимыми для того, чтобы обрести обетованный покой  (см. Мт. 11:28-30). Так и в великом приглашении к грешникам принять свободную благодать: «Жаждущие! Идите все к водам; даже и вы, у которых нет серебра, идите, покупайте и ешьте; идите, покупайте без серебра и без платы вино и молоко» (Ис. 55:1); и там же, в продолжение того же приглашения, об оставлении грешником своей нечестивой практики сказано как о необходимом условии обретения милости: «Да оставит нечестивый путь свой и беззаконник — помыслы свои, и да обратится к Господу, и Он помилует его, и к Богу нашему, ибо Он многомилостив» (Ис. 55:7). Так, богатство Божественной благодати в оправдании грешников открывается вместе с необходимостью святой практики: «Омойтесь, очиститесь; удалите злые деяния ваши от очей Моих; перестаньте делать зло; научитесь делать добро; ищите правды; спасайте угнетенного; защищайте сироту; вступайтесь за вдову. Тогда придите, и рассудим, говорит Господь. Если будут грехи ваши, как багряное, — как снег убелю; если будут красны, как пурпур, — как волну убелю» (Ис . 1:16-18).

И в этом весьма серьезном приглашении премудрости (Пр. 9), после того как было представлено, какое великое обеспечение было сделано, и как все было приготовлено: дом построен, животные закланы, вино смешано и стол накрыт, и посланники отправлены, чтобы пригласить гостей; мы имеем свободное приглашение: «“Кто неразумен, обратись сюда!” И скудоумному [не имеющему праведности] она сказала: “Идите, ешьте хлеб мой, и пейте вино, мною растворенное”». Но затем, на следующем вздохе: «Оставьте неразумие, и живите, и ходите путем разума» (Пр. 9:4-6), как если оставление греха и хождение путем святости были необходимыми для жизни. Так что свободность благодати и необходимость святой практики, которые время от времени соединены в Писании, не являются противоречащими друг другу. Но ни в коем случае не умаляет чести и важности веры то, что проявления и эффекты веры на практике рассматриваются как главные ее признаки; как и не умаляет важности жизни то, что действие и движение считаются ее главными признаками.

Так что в том, что было сказано о важности святой практики как главного признака искренности, нет ничего законнического, никакого отступления от свободы и суверенности евангельской благодати, абсолютно ничего, расходящегося с евангельской доктриной оправдания только верой, без дел закона, совершенно ничего, имеющего тенденцию приуменьшать славу Посредника и наше доверие Его праведности, ничего, посягающего на особые прерогативы веры в деле нашего спасения, ничего, каким-либо образом отводящего от славы Божьей и Его милости, или возвышающего человека, или уменьшающего его уверенность и обязанность. Так что если кто-то настроен против такой важности святой практики, о которой говорилось, то это должно быть только из-за бессмысленного отвращения к буквам и звукам слова дела, когда нет ни одной причины в мире, которую можно было бы привести в защиту этого. Но этим же с одинаковым успехом можно объяснить, почему они испытывают отвращение к словам святость, благочестие, благодать, религия, опыт, и даже вера; ибо выводить праведность из любого из них — такое же законничество, и столь же несовместимо с путем нового завета, как выводить праведность из святой практики.

Большой урон религии приносит то, когда люди относятся легкомысленно и мало настаивают на том, на чем Писание настаивает сильно как на имеющем большую важность в доказательстве нашей части во Христе, под тем предлогом, что придавать значение этим вещам — это законничество, и принадлежит к пути ветхого завета; и, соответственно, пренебрегают проявлениями и действенными операциями благодати на практике и почти целиком настаивают на открытиях и методе и способе постоянных упражнений совести и благодати в созерцании, полагаясь на способность проводить тонкие различия в этих вопросах и на умение точного распознания в них на основании философии или опыта. Напрасно искать лучших или дальнейших признаков, помимо тех, которые Писание чаще всего упоминает, и на которых оно чаще всего настаивает как на признаках благочестия. Те, кто претендует на более высокую точность в указании признаков или, благодаря чрезвычайному опыту или проницательности в природе вещей, дает более характерные знаки, которые якобы более тщательно разыскивают и выявляют лицемера, — всего лишь незаметно омрачают свои собственные умы и умы других; их уточнения и тонкое распознание в Божьих глазах — всего лишь утонченное безумие и проницательное заблуждение. Здесь применимы слова Агура: «Всякое слово Бога чисто; Он — щит уповающим на Него. Не прибавляй к словам Его, чтобы Он не обличил тебя, и ты не оказался лжецом» (Пр. 30:5-6). Наша проницательность в отношении сердец людей не заслуживает большого доверия. Мы можем лишь немного всмотреться в природу души и в глубины человеческого сердца. Есть так много путей, которыми чувства людей могут приводиться в движение без сверхъестественного влияния, естественные источники чувств так разнообразны и так тайны, столь многие вещи часто оказывают совместное влияние на чувства, воображение, и все это — бесчисленными и неисследимыми способами: природный темперамент, образование, общие влияния Духа Божьего, удивительное стечение волнующих обстоятельств, чрезвычайное совпадение вещей в ходе человеческих мыслей, наряду с тайным действием невидимых злых духов, так что никакой философии или опыта не будет достаточно для того, чтобы верно провести нас через этот лабиринт, если мы не будем близко следовать за нитью, которую Бог дал нам в Своем Слове. Бог знает Свои собственные причины, почему Он настаивает на некоторых вещах, и просто объясняет их как вещи, которыми мы должны проверять себя, вместо того чтобы прибегать к другим. Может быть, это потому, что Он знает, что придерживаться этих вещей менее затруднительно для нас, и что мы менее подвержены быть введенными в заблуждение ими, чем другими. Он лучше знает нашу природу; и Он знает природу и способ Своих собственных действий; и Он лучше знает, как сохранить нас в безопасности; Он знает, какие допущения сделать для различных состояний Своей Церкви, и различных характеров отдельных лиц, и разнообразие Своих собственных деяний, насколько природа может походить на благодать, и насколько природа может быть смешана с благодатью, какие чувства могут возникать из воображения, и насколько сильно воображение может быть смешано с духовным просвещением. И поэтому наша мудрость — не вырывать Его дело у Него из рук, но следовать за Ним и ставить ударение в суждении самих себя на том, на что Он указал нам. Если мы поступим иначе, неудивительно, если мы будем сбиты с толку, смущены и окажемся в фатальном заблуждении. Но если станем, прежде всего, смотреть на те вещи, на которых, главным образом, настаивали Христос и Его апостолы и пророки, и соответственно судить о себе и о других, в первую очередь, обращая внимание на практические проявления и действия благодати, не пренебрегая другими вещами; то это будет иметь многообразные блаженные результаты. Прежде всего, это будет приводить к обличению заблудших лицемеров и предотвращать заблуждение тех, чьи сердца еще никогда не были приведены в основательное следование по тесному и узкому пути, который ведет к жизни. Это будет избавлять нас от бесчисленных затруднений, вытекающих из разных непоследовательных схем относительно методов и шагов опыта; это не будет позволять исповедующим пренебрегать строгостью жизни и будет способствовать их поглощенности и серьезности в своем христианском хождении. И люди будут более склонны показывать свое христианство в большей степени своим приятным и характерным поведением, чем обильным и чрезмерным разглагольствованием о своих переживаниях; и мы будем выглядеть полными жизни в религии, будучи более активными в служении Богу и нашему поколению, чем активными и развязными в речи, возвещая устами на крышах домов святые и выдающиеся акты и проявления своих собственных сердец. И христиане, являющиеся близкими друзьями, будут говорить друг с другом о своих переживаниях и утешениях в духе, более соответствующем христианскому смирению и скромности и более — для блага друг друга; их языки не будут забегать вперед, а, скорее, будут идти позади их рук и ног, по мудрому примеру благословенного апостола (2 Кор. 12:6); и многие случаи духовной гордости будут отсекаться, и широкая дверь для дьявола будет закрыта; и большое количество главных камней преткновения против опытной и мощной религии будет устранено, и религия будет возвещаться и демонстрироваться так, чтобы, вместо ожесточения наблюдателей и сильного продвижения неверия и атеизма, она имела тенденцию убеждать людей в том, что есть реальность в религии, и сильно пробуждать людей, и приобретать их, убеждая их совесть в важности и превосходстве религии. И, таким образом, свет исповедующих будет сиять перед людьми, чтобы они, видя их добрые дела, прославляли своего Небесного Отца.

 

* Вт. 5:29; 32:18-20; 1 Пар. 28:9; Пс. 77:7-8,10-11,35-37,41,56; 105:3,12-15; 124:4-5; Ис. 64:5; Иер. 17:13; Иез. 3:20; 18:24; 33:12-13; Мт. 10:22; 13:4-8,19-23; 24:12-13; 25:8; Лк. 9:62; 12:35; Ин. 8:30-31; 15:6-8,10,16; Рим. 2:7; 11:22; Кол. 1:22-23; Евр. 3:6,12,14; 6:11-12; 10:35; Иак. 1:25; Отк. 2:13,26; 2:10; 2 Тим. 2:15; 4:4-8.

[*] Мт. 5:29-30; 6:24; 8:19-22; 4:18-22; 9:36-38; 13:44-46; 16:24-26; 18:8-9; 19:21,27-29; 10:42; 12:33-34; 14:16-20,25-33; 16:13; Деян. 4:34-35; 5:1-11; Рим. 6:3-8; Гал. 2:20; 6:14; Флп. 3:7.

[†] «Исповедовать, что знаешь много, легко; но подчинять свои чувства, бороться с похотями, перечеркивать своеволие и самого себя в каждом случае — это сложно. Господь смотрит, чтобы в нашей жизни мы были пригодными Ему и полезными людям. То, что внутри, Господу и нашим братьям очень важно, но внешнее послушание, текущее изнутри, прославляет Бога и приносит благо людям. Господь совершит это. Какая еще цель вашего взращивания и полива, как не то, чтобы деревья наполнялись соком? И какая еще цель сока, как не то, чтобы деревья приносили плод? Какая польза земледельцу от листьев и бесплодных деревьев?» — Джон Престон, (John Preston) 1587—1682. Проповедь о долге Церкви в ее поведении.

[‡] «Всякий невозрожденный человек, пусть он никогда не заходит так далеко, пусть он никогда не делает так много, но он живет в каком-то грехе, тайном или явном, малом или большом. Иуда зашел далеко, но он был алчным; Ирод зашел далеко, но он любил свою Иродиаду. Каждый пес имеет свою конуру; каждая свинья имеет свои помои; и каждый нечестивый имеет свою похоть». Шепард (Shepard). Искренний верующий, с. 62.

* «Поддельная и общая благодать неразумных дев после некоторого времени славного исповедания, несомненно, угаснет и совсем израсходуется. Она чахнет при использовании, сиянии и горении. Люди, которые были самыми целеустремленными, угасают; их дары угасают, и жизнь угасает. Так происходит после некоторого времени исповедания, ибо вначале она, скорее, растет, чем слабеет и увядает, но впоследствии они пресыщаются ею, и она вянет и умирает. Дух Божий сходит на многих лицемеров в достаточной и обильной мере пробуждающей благодати; она нисходит на них, как она сошла на Валаама, и подобно переливающимся через края водам, которые далеко разливаются, и становятся очень глубокими, и заполняют много пустых мест. И хотя она нисходит на них, она никогда не остается в них, где бы она пребывала и устроила для него вечный дом. Как следствие, она увядает мало-помалу, пока, наконец, она вовсе не выйдет. Как в прудах, наполненных водой дождя, который выпадает на них, — не водой источников, которые бьют в них, — она высыхает мало-помалу, пока пруд не станет сухим». — Шепард (Shepard). Притча о десяти девах.  C. 451-452.

* Библейская доктрина спасения по благодати через веру, Проповедь I.

* «Посмотри на Иоанна, любимого ученика и сердечного друга Христа! Он имел помазание, чтобы познать Истинного, и он знал, что Он знал Его (см. 1 Ин. 2:3). Но откуда он знал это? Он мог обманываться (как странно видеть, что меланхоличная причуда делает, и каковы ее эффекты; как считается, что честные люди имеют слабый мозг и никогда не видели глубины тайн Божьих); каково же его последнее доказательство? “Потому что храним Его заповеди“» — Шепард (Shepard). Притча о десяти девах, с. 210.

* 2 Кор. 8:2; Евр. 11:36; 1 Пет. 1:7; 4:12; Быт. 22:1; Вт. 8:2,16; 13:3; Исх. 15:25; 16:4; Суд. 2:22; 3:1,4; Пс. 65:10-11; Дан. 12:10; Отк. 3:10; Иов. 23:10; Зах. 13:9; Иак. 1:12; Отк. 2:10; Лк. 8:13; Деян. 20:19; Иак. 1:2-3; 1 Пет. 1:6.

* Я убежден, как и Кальвин (Calvin), что все многочисленные испытания людей предназначены для того, чтобы показать им самим и миру, что они — всего лишь лицемеры; и чтобы помочь святым узнать себя лучше (Рим. 5:5). Скорбь вырабатывает опытность и надежду (Пр. 17:3). Если вы хотите знать, имеет ли ваша религия вес, искушение скажет вам. — Шепард (Shepard). Притча о десяти девах. С. 302.

* Ричард Сиббз (Richard Sibbs, 1577—1635) в своей книге «Трость надломленная» говорит: «Когда воля Христова вступает в состязание с какой-либо мирской потерей или прибылью, и в этом конкретном случае сердце склонится перед Христом, то это истинный знак. Ибо самое верное испытание силы благодати находится в таких особенных случаях, которые касаются нас сильнее всего, так как именно здесь наша порочность выше всего поднимает свою голову. Когда Христос стал понятен сознанию юноши в Евангелии, Он потерял в нем ученика». — Том 1, с. 87.

* «Поистине, — говорит Престон (Preston), — то, чему Писание уделяет много слов, мы должны глубоко обдумывать; и то, к чему Святой Дух сильнее всего побуждает, мы должны ценить сильнее всего». — Поведение церкви.

* «То, что Бог делает правилом Своего собственного суда, по которому Он судит о каждом человеке, — это верное правило для каждого человека, чтобы судить самого себя. То, на основании чего мы будем судимы в последний день, — это верное правило для применения к себе в настоящее время. Теперь по нашему послушанию и делам Он судит нас. “Он воздаст каждому человеку по делам его”». — Престон (Preston). «Поведение церкви».

* «Наше реальное принятие Христа проявляется в наших действиях и делах: «Если захотите и послушаетесь, то будете вкушать блага земли» (Ис. 1:19). То есть, если вы согласитесь принять ИЕГОВУ вашим Господом и Царем; если вы дадите согласие, то это только первый шаг, но этого недостаточно, если вы не будете повиноваться. Истинность согласия, которое находится во внутреннем действии разума, будет видна в вашем послушании, в деяниях вашей жизни. «Если захотите и послушаетесь, то будете вкушать блага земли», то есть, вы будете брать из того, что Он имеет, и что нужно для вас; ибо тогда вы соединены с Ним в истине, и вы имеете часть во всех Его благах». — Престон (Preston). «Поведение церкви».

[§] «Чем более эти видимые проявления благодати обновляются, тем более уверенными вы будете. Чем чаще эти действия обновляются, тем более постоянной и утвержденной будет ваша надежда. Человек, который был убежден в таких видимых проявлениях благодати, может вскоре после этого быть в сомнениях, не ошибался ли он. Но когда такие действия обновляются снова и снова, он становится более уверенным и утвержденным в своем благом состоянии. Если человек видит вещь однажды, это делает его уверенным; но если впоследствии он опасается, что был обманут, то когда ему приходится видеть ее вновь, он становится более уверенным в том, что он не ошибся. Если человек читает такие отрывки в книге, он уверен, что это так. Несколькими месяцами позже, некоторые могут нападать на него, убеждая, что он ошибался, чтобы заставить его самого засомневаться; но когда он посмотрит и прочитает вновь, его уверенность в достаточной мере утвердится. Чем больше усиливается благодать человека, тем больше усиливается его мир: «Благодать и мир вам да умножится в познании Бога и Христа Иисуса, Господа нашего» (2 Пет 1:2)».  Стоддард (Stoddard). Как отличить искренность и лицемерие.