Джонатан Эдвардс

Религиозные чувства

Доказательство того, что истинная религия во многом состоит в чувствах

1. То, что уже было сказано о природе чувств, с очевидностью доказывает это и может быть достаточным без дополнения чего-либо иного, чтобы оставить этот вопрос вне сомнения. Ибо кто станет отрицать, что истинная религия состоит в большой мере в мощных и энергичных действиях наклонности и воли души или страстных проявлениях сердца?

Та религия, которой требует Бог, и которую Он приемлет, не состоит в слабых, вялых и безжизненных желаниях, поднимающихся лишь чуть выше состояния безразличия. Бог в Своем Слове настаивает на том, чтобы мы прилагали все старание, «духом пламенели», и чтобы наше сердце было решительно занято религией. «…Духом пламенейте; Господу служите» (Рим. 12:11). «Итак, Израиль, чего требует от тебя Господь, Бог твой? Того только, чтобы ты боялся Господа, Бога твоего, ходил всеми путями Его, и любил Его, и служил Господу, Богу твоему, от всего сердца твоего и от всей души твоей» (Вт. 10:12). «Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь един есть. И люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душею твоею и всеми силами твоими» (Вт. 6:4-5). Это такая пламенная и решительная поглощенность сердца религией, которая является плодом истинного обрезания сердца, или истинного возрождения, и которая имеет обетования жизни: «…и обрежет Господь Бог твой сердце твое и сердце потомства твоего, чтобы ты любил Господа, Бога твоего, от всего сердца твоего и от всей души твоей, дабы жить тебе» (Вт. 30:6).

Если мы не серьезны в религии, и наши наклонности и воля не имеют сильного проявления, мы — ничто. Предмет религии настолько существен, что не может быть соответствия проявлений нашего сердца ее природе и важности, если они не являются решительными и сильными. Ни в чем другом сила действий наших наклонностей не требуется так настоятельно, как в религии; и ни в чем другом так не отвратительна тепловатость. Истинная религия — всегда мощное явление; и ее сила выражается, в первую очередь, в ее внутренних проявлениях в сердце, которое является ее главным и первоначальным вместилищем. Отсюда, истинная религия названа силой благочестия, в отличие от ее внешней видимости, которая является ее видом: «…имеющие вид благочестия, силы же его отрекшиеся» (2 Тим. 3:5). Дух Божий в тех, кто имеет здравую и прочную религию, — это Дух мощного святого чувства, и поэтому сказано, что «дал нам Бог духа… силы и любви и целомудрия» (2 Тим. 1:7). И о таких, когда они получают Духа Божьего с Его освящающим и спасительным влиянием, сказано, что они «крещены Духом Святым и огнем» (см. Деян. 1:5), по причине силы и жара тех проявлений, которые Дух Божий вызывает в их сердцах, и посредством которых о сердцах, под действием благодати, можно сказать, что они горят в них, как было сказано об учениках (см. Лк. 24:32).

Дело религии время от времени сравнивается с теми занятиями, в которых, как правило, сердца и силы людей значительно напрягаются и приводятся в действие, такие как бег, борьба или отчаянные усилия в споре за большую награду или венец, и бой с сильными врагами, которые ищут нашей жизни, и битва, подобно тем, кто силой берет город или царство.

И хотя истинная благодать имеет различные степени, и есть некоторые, кто — только младенцы во Христе, в которых проявление наклонности и воли к божественному и небесному сравнительно слабо, тем не менее, у каждого, кто имеет силу благочестия в своем сердце, наклонности и сердце направлены к Богу и божественному с такой силой и решительностью, что эти святые проявления преобладают в нем над всеми плотскими или естественными чувствами и имеют силу преодолеть их, ибо каждый истинный ученик Христа любит Его превыше отца или матери, жены и детей, братьев и сестер, домов и земель, даже больше своей собственной жизни. Отсюда следует, что где есть истинная религия, там есть мощные проявления наклонности и воли к божественным объектам; но из того, что было сказано прежде, ясно, что решительные, энергичные и ощутимые проявления воли — это не что иное, а чувства души.

2. Автор природы человека не только дал людям чувства, но и сделал их в значительной мере источником человеческих действий. Как чувства не обязательно принадлежат к природе человека, но являются очень большой ее частью, так (ввиду того, что через возрождение человек обновляется целиком и освящается во всех отношениях) и святые чувства не обязательно принадлежат к истинной религии, но являются ее очень большой частью. И так как истинная религия имеет практическую сущность, и Бог так сконструировал природу человека, что чувства являются в значительной мере источником действий людей, то это также показывает, что истинная религия должна в большой мере состоять в чувствах.

Такова природа человека, что он очень неактивен, кроме случаев, когда на него оказывает влияние какое-либо чувство: любовь или ненависть, желание, надежда, страх или что-либо другое. Мы видим в этих чувствах источники, которые приводят людей в движение во всех жизненных делах и побуждают их во всех их стремлениях; это то, что двигает людей вперед и увлекает их во всех их мирских делах; и люди особенно возбуждены и воодушевлены в тех из своих дел, в которых они серьезно заинтересованы, и которыми они занимаются с полной энергией. Мы видим, что вид людей крайне оживлен и активен, и чувства людей являются источниками движения. Отнимите всю любовь и ненависть, всю надежду и весь страх, всю злость, все усердие и страстное желание — и мир станет в значительной степени неподвижным и мертвым; не будет среди человечества ничего, напоминающего активность, или каких-либо серьезных устремлений. Именно чувство движет алчным человеком, человеком, жадным до мирской наживы, в его достижении цели. Именно чувствами амбициозный человек движется вперед в своей погоне за мирской славой. Именно чувства также побуждают сладострастного человека в своем поиске удовольствий и порочных наслаждений. Мир продолжает свое движение, от века до века, в постоянной суете и возбуждении, в погоне за этими вещами; но отнимите у него все чувство, и источник всего этого движения исчезнет, и само движение прекратится. И как в мирских делах мирские чувства в большой мере являются источником побуждения и действия человека, так и в религиозных делах источником их действий является в значительной степени религиозное чувство. Тот, кто имеет лишь доктринальное знание и размышление, без чувства, никогда не поглощается целиком религией.

3. В самом деле, нет ничего более очевидного, чем тот факт, что дело религии перестает владеть душами людей, если оно перестает волновать их. Есть многие люди, которые часто слышат Слово Божье, и при этом слышат о тех вещах, которые бесконечно велики и важны, и которые непосредственным образом касаются их, и все, что они слышат, кажется полностью безрезультатным для них и не производит никаких изменений в их нраве и поведении. Причина в том, что их не волнует то, что они слышат. Есть много тех, кто часто слышит о славных совершенствах Бога, Его всемогущей силе и безграничной мудрости, Его бесконечном величии и о той святости Бога, вследствие которой Его чистым глазам не свойственно смотреть на злодеяния, и Он не может взирать на беззаконие, и сами небеса не чисты в Его очах, и о Божьей бесконечной благости и милости; они слышат о великих делах Божьей мудрости, силы и благости, в которых явлены великолепные образцы этих совершенств; они слышат, в особенности, о несказанной любви Бога и Христа, и о великих делах и страданиях Христа, и о великом будущем иного мира, и о великом бедствии, несущем в себе гнев и ярость Всемогущего Бога, и о бесконечном блаженстве и славе в присутствии Божьем, и о наслаждении Его драгоценной любовью; они также слышат властные заповеди Бога и Его благодатные советы и предупреждения, а также сладкие приглашения Евангелия. Я повторяю, они часто слышат все это, но, тем не менее, остаются такими же, какими они были прежде, без заметных перемен в себе, будь то в сердце или в практике, потому что их не тревожит то, что они слышат, и так будет до тех пор, пока они не будут тронуты этим.

Я смело утверждаю, что никогда не происходила сколько-нибудь значительная перемена в уме или разговоре какого-либо человека под действием чего-либо, имеющего религиозное свойство, что он когда-либо читал, слышал или видел, если это не тронуло его чувств.

Никогда естественный человек не занялся серьезно поисками своего спасения; никогда никто из таких людей не был доведен до состояния вопля о мудрости, возвышения свого голоса в прошении о разумении и молитвенной борьбы с Богом за ниспослание милости; и никогда никто не был смирен и приведен к подножию ног Бога на основании того, что он слышал или представлял о своей собственной недостойности и о заслуженном Божьем недовольстве; никогда ни один не был побуждаем бежать и искать убежища у Христа, пока его сердце оставалось нетронутым. Никогда не было святого, пробужденного из холодного, безжизненного скелета или восставшего от состояния упадка в религии и возвратившегося после плачевного отступления от Бога, если его сердце не было тронуто. Одним словом, никогда ничего значительного не совершалось предметами религии в сердце или жизни любого живущего человека, если это сердце не было глубоко тронуто этими предметами.

4. Священное Писание повсеместно отдает религии очень большое место в чувствах, таких как страх, надежда, любовь, ненависть, желание, радость, печаль, благодарность, сострадание, усердие. Писание ставит религию на высокое место в благочестивом страхе, так что о характере поистине религиозных людей часто говорится, что они трепещут перед Словом Божьим, что они боятся Бога, что их плоть трепещет перед Ним, и что они благоговеют перед Его судами, что Его превосходство вселяет в них страх, и Он наводит на них благоговейный трепет. Характеристика святых, которая распространена в Писании, такова: «богобоязненные» и «они боятся Господа». И так как страх Божий является большой частью истинного благочестия, то истинное благочестие, в общем, очень привычно называется страхом Божьим; это известно каждому, кто вообще что-либо знает из Библии.

Так, о надежде на Бога и на обетования Его Слова в Писании часто говорится как об очень значительной части истинной религии. Она упоминается в тексте 1 Кор. 13:13 как одна из трех великих составляющих религии в. Надежда на Господа также часто упоминается как часть характера святых: «Блажен, кому помощник Бог Иаковлев, у кого надежда на Господа Бога его» (Пс. 145:5); «Благословен человек, который надеется на Господа, и которого упование — Господь» (Иер. 17:7); «Мужайтесь, и да укрепляется сердце ваше, все надеющиеся на Господа!» (Пс. 30:25). Религиозный страх и надежда несколько раз соединены воедино, совместно составляя характер истинных святых: «Вот, око Господне над боящимися Его и уповающими на милость Его» (Пс. 32:18); «Благоволит Господь к боящимся Его, к уповающим на милость Его» (Пс. 146:11). Надежда является такой большой частью истинной религии, что апостол говорит: «…мы спасены в надежде» (Рим. 8:24). О ней говорится как о шлеме воина-христианина: «…и в шлем надежды спасения» (1 Фес. 5:8); и это надежный и крепкий якорь души, который предохраняет от того, чтобы быть выброшенным бурями этого злого мира: «…которая для души есть как бы якорь безопасный и крепкий, и входит во внутреннейшее за завесу» (Евр. 6:19). О ней говорится как о великом плоде и преимуществе, которое истинные святые получают воскресением Христа: «Благословен Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, по великой Своей милости возродивший нас воскресением Иисуса Христа из мертвых к упованию живому» (1 Пет 1:3).

Писание отдает очень большое место религии в чувстве любви — любви к Богу и Господу Иисусу Христу, любви к людям Божьим и к человечеству. Тексты, в которых это ясно показано, бесчисленны и в Ветхом, и в Новом Заветах. Но об этом немного позже.

Противоположное чувство ненависти, имеющее своим объектом грех, также описывается в Писании как немаловажная часть истинной религии. О ней говорится как о признаке, по которому истинная религия может быть узнана и распознана. «Страх Господень — ненавидеть зло» (Пр. 8:13). Соответственно, святые призываются доказать этим свою искренность: «Любящие Господа, ненавидьте зло!» (Пс. 96:10). Псалмопевец часто упоминает это как подтверждение своей истинности: «…Буду ходить в непорочности моего сердца посреди дома моего. Не положу пред очами моими вещи непотребной; дело преступное я ненавижу» (Пс. 100:2-3); «…ненавижу всякий путь лжи» (Пс. 118:104,128); «Мне ли не возненавидеть ненавидящих Тебя, Господи..?» (Пс. 138:21).

Итак, святое желание, проявляющееся в стремлениях, голоде и жажде по Богу и святости нередко упоминается в Библии как важная часть истинной религии: «…К имени Твоему и к воспоминанию о Тебе стремилась душа наша» (Ис. 26:8); «Одного просил я у Господа, того только ищу, чтобы пребывать мне в доме Господнем во все дни жизни моей, созерцать красоту Господню и посещать храм Его» (Пс. 26:4); «Как лань желает к потокам воды, так желает душа моя к Тебе, Боже! Жаждет душа моя к Богу крепкому, живому: когда приду и явлюсь пред лице Божие!» (Пс. 41:2-3); «…Тебя жаждет душа моя, по Тебе томится плоть моя в земле пустой, иссохшей и безводной, чтобы видеть силу Твою и славу Твою, как я видел Тебя во святилище» (Пс 62:2-3); «Как вожделенны жилища Твои, Господи сил! Истомилась душа моя, желая во дворы Господни; сердце мое и плоть моя восторгаются к Богу живому» (Пс. 83:2-3); «Истомилась душа моя желанием судов Твоих во всякое время» (Пс. 118:20; см. Пс. 72:25; 142:6-7; 129:6; П. Песн. 3:1-2). Такое святое желание и жажда души упоминается как то, что приводит человека в состояние истинного блаженства и отмечает это его состояние в начале Нагорной проповеди Христа: «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся» (Мт. 5:6). И об этой святой жажде сказано как о великой составляющей в условиях участия в благословениях вечной жизни: «…жаждущему дам даром от источника воды живой» (Отк. 21:6).

Священное Писание говорит о святой радости как о важном элементе истинной религии. И как важная часть религии, она часто является предметом увещевания и весьма серьезного побуждения: «Утешайся Господом, и Он исполнит желание сердца твоего» (Пс. 36:4); «Радуйтесь, праведные, о Господе» (Пс. 96:12; Пс. 32:1); «Радуйтесь и веселитесь» (Мт. 5:12); «Впрочем, братия мои, радуйтесь о Господе» (Флп. 3:1); «Радуйтесь всегда в Господе; и еще говорю: радуйтесь» (Флп. 4:4); «Всегда радуйтесь» (1 Фес. 5:16); «Да веселится Израиль о Создателе своем; сыны Сиона да радуются о Царе своем» (Пс. 149:2). Радость отмечена среди главных плодов Духа благодати: «Плод же духа: любовь…» (Гал. 5:22). Псалмопевец называет свою святую радость в качестве доказательства своей искренности: «На пути откровений Твоих я радуюсь, как во всяком богатстве» (Пс. 118:14).

О религиозной скорби, печали и сокрушении сердца также часто говорится как о немалой части истинной религии. Эти чувства нередко упоминаются как отличительные черты истинных святых и как важная часть их характера: «Блаженны плачущие, ибо они утешатся» (Мт. 5:4); «Близок Господь к сокрушенным сердцем и смиренных духом спасет» (Пс. 33:19); «…Господь помазал Меня… исцелять сокрушенных сердцем… утешить всех сетующих» (Ис. 61:1-2). Об этой благочестивой печали и о сокрушении сердца часто говорится не только как о существенной отличительной черте характера святых, но и как о той черте, которая особенно приемлема и угодна Богу: «Жертва Богу — дух сокрушенный; сердца сокрушенного и смиренного Ты не презришь, Боже» (Пс. 50:19); «Ибо так говорит Высокий и Превознесенный, вечно Живущий, — Святый имя Его: Я живу на высоте небес и во святилище, и также с сокрушенными и смиренными духом, чтобы оживлять дух смиренных и оживлять сердца сокрушенных» (Ис. 57:15); «…А вот на кого Я призрю: на смиренного и сокрушенного духом и на трепещущего пред словом Моим» (Ис. 66:2).

Еще одно чувство, которое часто упоминается как то, через наличие которого в большой мере проявляется истинная религия, — это признательность, в особенности, если она выражается в благодарности и похвале Богу. Поскольку о ней так много говорится в Псалмах и других книгах Священного Писания, то мне нет необходимости называть определенные тексты.

Далее, Священное Писание часто говорит о сострадании или милости как об очень большой и важной составляющей истинной религии; поскольку в Писании добрые люди названы таковыми на этом основании; и милостивый человек и добрый человек являются тождественными терминами в Писании. «Праведник умирает, и никто не принимает этого к сердцу; и мужи благочестивые восхищаются от земли» (Ис. 57:1). Писание выделяет это качество как то, посредством которого, особенным образом, определяется праведный человек: «…праведник милует и дает» (Пс. 36:21); «…он всякий день милует и взаймы дает» (Пс. 36:26); «…чтущий же Его благотворит нуждающемуся» (Пр. 14:31); «Итак облекитесь, как избранные Божии, святые и возлюбленные, в милосердие» (Кол. 3:12). Это одно из тех великих качеств, которыми наш Спаситель определяет истинно блаженных: «Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут» (Мт. 5:7). О нем Христос говорит как об одном из наиважнейших вопросов закона: «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что даете десятину с мяты, аниса и тмина, и оставили важнейшее в законе: суд, милость и веру; сие надлежало делать, и того не оставлять» (Мт. 23:23). Для этой же цели написано: «О, человек! Сказано тебе, что — добро, и чего требует от тебя Господь: действовать справедливо, любить дела милосердия и смиренномудренно ходить пред Богом твоим» (Мих. 6:8), а также: «Ибо Я милости хочу, а не жертвы» (Ос. 6:6) — кажется, этот текст очень нравился нашему Спасителю, так как Он несколько раз цитировал его (см. Мт. 9:13; 12:7).

О рвении также говорится как об очень существенной части религии истинных святых. О нем сказано как о важном компоненте, который Христос имел в виду, отдавая Себя для нашего искупления: «…Который дал Себя за нас, чтобы избавить нас от всякого беззакония и очистить Себе народ особенный, ревностный к добрым делам» (Тит 2:14). О нем также говорится как о важной составляющей, которой не хватало тепловатым лаодикийцам (Отк. 3:15-16,19).

Я упомянул лишь несколько библейских текстов из бесчисленного множества, которые тесно связывают религию с чувствами. Но того, что мы наблюдали, может быть достаточно, чтобы показать, что те, кто отрицает факт, что большая часть истинной религии заключена в чувствах, и утверждают обратное, должны отбросить в сторону то, чем они привыкли обладать благодаря своей Библии, и взять какое-нибудь другое правило, с помощью которого они будут оценивать природу религии.

5. Писание представляет истинную религию как суммарно состоящую в любви — главном из чувств и источнике всех остальных чувств.

Так наш благословенный Спаситель представляет этот предмет в ответ на вопрос законника о том, какова наибольшая заповедь в законе. «Иисус сказал ему: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею и всем разумением твоим»: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя»; на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки» (Мт. 22:37-40). Последние слова означают не больше и не меньше, чем то, что эти две заповеди охватывают все предписанные обязанности и религию, которой учат закон и пророки. И апостол Павел время от времени точно так же представляет этот вопрос: «…любящий другого исполнил закон» (Рим. 13:8); «Любовь есть исполнение закона» (Рим. 13:10); «Ибо весь закон в одном слове заключается: “Люби ближнего твоего, как самого себя”» (Гал. 5:14). Подобное записано и в тексте: «Цель же увещания есть любовь от чистого сердца» (1 Тим. 1:5). Итак, апостол также говорит о любви как о величайшей ценности в религии, составляющей ее наиболее важную часть, сущность и сердцевину. Без любви величайшее познание и дары, и самое яркое исповедание, и все остальное, что принадлежит к религии, становится тщетным и бесполезным. Апостол Павел представляет любовь как источник, из которого проистекает все доброе (см. 1 Кор. 13).

Хотя верно то, что любовь, о которой так говорят, включает всю целостность искреннего и добровольного расположения души к Богу и человеку, однако из того, что мы до сих пор наблюдали, очевидно, что это расположение или наклонность души, когда она имеет ощутимое и мощное проявление, становится чувством, и это не что иное, а нежная любовь. И, несомненно, это такая решительная и пламенная любовь, о которой Христос говорит как о сущности всей религии, когда Он говорит о нашей любви к Богу всем сердцем, всей душой и всем разумением, и о любви к ближнему, как к самому себе; как об итоге всего того, о чем учили и что предписывали закон и пророки.

Конечно, когда об этом чувстве любви здесь и в других текстах Писания говорится как о сути всей религии, не нужно полагать, что под этим подразумевается акт, не включающий привычку, или что исключается проявление понимания, которое подразумевается во всяком разумном чувстве. Но не вызывает сомнения, и это ясно из этих текстов Писания, что сущность всей истинной религии сокрыта в святой любви, и что в этом божественном чувстве и в привычном расположении к нему, и в том свете, который является основанием его, и в тех делах, которые являются плодами его, состоит религия в целом.

Из этого ясно и определенно видно, что значительная часть религии заключается в чувствах. Потому что любовь — это не только одно из чувств, но она — первое и главное из чувств и источник всех чувств. Из любви восстает ненависть к тем вещам, которые противоположны тому, что мы любим, или которые сопротивляются и мешают нам в том, чем мы наслаждаемся. Из различных проявлений любви и ненависти, в зависимости от обстоятельств объектов этих чувств, присутствующих или отсутствующих, определенных или неопределенных, возможных или невозможных, возникают все остальные чувства: желание, надежда, страх, радость, печаль, благодарность, злоба и т. д. Из решительной, нежной и страстной любви к Богу непременно возникнут и другие религиозные чувства; из нее возникнет сильная ненависть и отвращение ко греху, боязнь греха и страх перед недовольством Бога; признательность Богу за Его благость, удовлетворенность и радость в Боге, когда Бог благосклонно и ощутимо присутствует, и печаль, когда Он отсутствует, а также радостная надежда в ожидании будущего наслаждения в Боге и пылкая ревность о славе Божьей. Подобным образом, из горячей любви к человеку вытекают все остальные добродетельные чувства к человеку.

6. Религия самых выдающихся избранных Божьих, повествование о которых мы имеем в Священном Писании, состояла в большой мере из святых чувств.

Я обращу особое внимание на трех мужей Божьих, которые выразили состояние и отношения своих собственных сердец и способ их общения с Богом в писаниях, которые они оставили нам и которые являются частью священного канона.

Первый пример, на который я обратил внимание, — Давид, этот «муж по сердцу Божьему», который дал нам живое описание своей религии. Его псалмы, которые он оставил нам, — это не что иное, а выражение и дыхание преданных и святых чувств, таких как: смиренная и пылкая любовь к Богу, восхищение Его славными совершенствами и чудесными делами, серьезные желания, жажда и трепет души, тянущейся к Богу, наслаждение и радость в Боге, сладкая и нежная благодарность Богу за Его великую благость, святое ликование и триумф души о благосклонности, достаточности и верности Бога, его любовь и его наслаждение святыми — самыми прекрасными людьми на земле, его великое удовольствие в Слове и повелениях Бога, его скорбь по поводу своих собственных и чужих грехов, а также его пламенная ревность о Боге и против врагов Бога и Его Церкви. И эти выражения святого чувства, которыми повсеместно наполнены псалмы Давида, тем более подходят для нашей настоящей цели, что эти псалмы не только являются выражениями религии столь выдающегося святого, к которому Бог говорит как к тому, кто так приятен Его разуму, но они также были, под водительством Святого Духа, написаны для использования Церковью Божьей в ее публичном поклонении, не только в нынешнем веке, но и в вечности, как подходящие для выражения религии всех святых, во все времена, а также и религии псалмопевца. Более того, нужно отметить, что Давид в книге псалмов говорит не как частное лицо, а как псалмопевец Израиля, как подчиненный руководитель церкви Бога и лидер в их поклонении и хвале, и во многих из псалмов говорит от имени Христа, как бы играя Его роль в этих высказываниях святых чувств, а во многих других псалмах он говорит от имени церкви.

Еще один пример, который я желаю рассмотреть, — это апостол Павел, который был во многих отношениях руководителем всех новозаветных служений, будучи, превыше всех остальных, избранным сосудом для Христа, чтобы провозглашать о Его имени язычникам, и главным инструментом распространения и утверждения христианской Церкви в мире и отчетливого раскрытия славных тайн Евангелия для наставления Церкви во все века, и (вопреки неуместным размышлениям некоторых) самым выдающимся рабом Христа, который когда-либо жил, достигшим наивысших наград в Небесном Царстве своего Господина. Из того, что сказано о нем в Писании, он предстает перед нами человеком, полным чувств. И нам очевидно, что религия, которую он показывает в своих посланиях, в значительной степени состояла в святых чувствах. Из всех его выражений, которыми он характеризовал самого себя, ясно, что он был в течение своей жизни воспламенен, движим и полностью поглощен самой пылкой любовью к своему славному Господу, почитая все вещи за тщету ради превосходства познания Его и считая их всего лишь мусором, ради того, чтобы приобрести Его. Он представляет себя как покоренным этим святым чувством и как бы принужденным им идти вперед в своем служении через все трудности и страдания (2 Кор 5:14-15). И его послания полны выражений всепобеждающего чувства к народу Христову. В своих посланиях он говорит о сильной любви к избранным Божьим (см. 2 Кор. 12:19; Флп. 4:1-2; 2 Тим. 1:2); о своей «любви… в избытке» (2 Кор. 2:4); о своей нежной любви, подобной любви кормилицы к своим детям: «…но были тихи среди вас, подобно как кормилица нежно обходится с детьми своими. Так мы, из усердия к вам, восхотели передать вам не только благовестие Божие, но и души наши, потому что вы стали нам любезны» (1 Фес. 2:7-8). Апостол Павел говорит также о своей глубочайшей любви (см. Флп. 1:8; Флм. 1:7,12,20); о своем «усердии» к ним (2 Кор. 8:16) и «милосердии и сострадательности» к ним (Флп. 2:1); и о своем беспокойстве о других даже до сердечной тоски: «От великой скорби и стесненного сердца я писал вам со многими слезами, не для того, чтобы огорчить вас, но чтобы вы познали любовь, какую я в избытке имею к вам» (2 Кор. 2:4). Он говорит о великом подвиге своей души за них (см. Кол. 2:1); о великом и постоянном мучении, которое он испытывал в своем сердце из сострадания к израильтянам (см. Рим. 9:2). Он говорит, что его уста открыты и его сердце расширено к коринфянам: «Уста наши отверсты к вам, Коринфяне, сердце наше расширено» (2 Кор. 6:11). Он часто говорит о своих нежных и страстных желаниях (1 Фес. 2:8; Рим. 1:11; Флп. 1:8; 4:1-2; 2 Тим. 1:4). Апостол Павел в своих посланиях очень часто выражает чувство радости (2 Кор. 1:12; 7:7,9,16; Флп. 1:4; 2:17; 3:3; Кол. 1:24; 1 Фес. 3:9). Павел говорит о том, что он «весьма возрадовался в Господе» (Флп. 4:10; Флм. 1:7); о том, что он «радуется и сорадуется» (Флп. 2:17); о том, что он был «обрадован» (2 Кор. 7:13); и о том, что он был «исполнен утешением, преизобиловал радостью» (2 Кор. 7:4). Он говорит о себе, что он всегда радуется (2 Кор. 6:10). Так он говорит о триумфах своей души (2 Кор. 2:14), и о том, что он хвалится скорбями (2 Фес. 1:4; Рим. 5:3). Он также выражает чувство надежды; он говорит о своей уверенности и надежде (Флп. 1:20). Он также выражает чувство ревности о Боге (2 Кор. 11:2-3). Из всей истории его жизни после обращения, описанной в книге Деяния Апостолов, а также из всех его посланий и рассказов, которые он там приводит о самом себе, видно, что чувство ревности, имеющее своим объектом дело его Господина и интересы и благоденствие Его Церкви, действовало в нем мощно, постоянно зажигая его сердце, сильно подвигая его на те великие и неослабные труды, через которые он проходил, наставляя, увещевая, предупреждая и упрекая других, находясь «в муках рождения» за них, противостоя тем сильным и бесчисленным врагам, которые постоянно противились ему, борясь с властями и силами, сражаясь не так, как тот, кто бьет воздух, проходя поприще, лежащее перед ним, постоянно устремляясь вперед, через всевозможные трудности и страдания; так что другие считали его совершенно невменяемым. И то, насколько он был наполнен чувствами, далее видно из его обильных слез: он говорит о своих «многих слезах» (2 Кор. 2:4; см. Деян. 20:19); он также говорит о своих слезах, которые он лил постоянно день и ночь (Деян. 20:31).

Итак, любой, кто может рассматривать повествования об этом великом апостоле, приведенные в Священном Писании, а также то, что он сам рассказывает о себе, и не видеть, что его религия в значительной мере состояла в чувствах, должно быть, обладает странной способностью управлять своими глазами и загораживаться от света, который светит прямо ему в лицо.

Еще один пример, который я упомяну, — это апостол Иоанн, этот возлюбленный ученик, который был ближе и дороже для своего Учителя, чем любой другой из двенадцати, и которому Им были дарованы самые великие привилегии из них всех. Он не только был один из троих, которые были допущены в Его присутствие на горе в момент Его преображения и во время воскрешения дочери Иаира. Иисус взял Иоанна с собой, когда Он томился в муках. Иоанн был одним из троих, о которых апостол Павел говорит как о трех главных столпах христианской церкви. Апостол Иоанн получил преимущество перед всеми в том, что ему было позволено приклониться к груди своего Учителя на Его последней вечере, и в том, что он был избран Христом как ученик, которому Он открыл Свой чудесный промысел для Своей Церкви до конца времени, о чем нам повествует книга Откровение, последняя книга Нового Завета и всего Писания. При этом жизнь Иоанна продлилась гораздо дольше других апостолов, чтобы он мог упорядочить все в христианской церкви после их смерти.

Из всех писаний Иоанна очевидно (по общему признанию богословов), что он был личностью, необыкновенно наполненной чувствами, так как его обращения к тем, кому он писал, были невыразимо нежными и трогательными, и они дышали самой пламенной любовью, как будто он целиком состоял из сладкого и святого чувства. Доказательства этого налицо; иначе нам нужно было бы переписать все его труды.

7. Тот, Кого Бог послал в мир, чтобы быть Светом миру, и Главой Церкви, и совершенным Образцом истинной религии и добродетели для подражания всех, Пастырем, за Которым стадо должно следовать, куда бы Он ни шел, — Господь Иисус Христос, — был Личностью, обладавшей необыкновенно нежным и любящим сердцем; и Его добродетель была сильно выражена в проявлении святых чувств. Он был величайшим примером страстности, решительности и силы любви к Богу и к человеку. Именно эти чувства одержали победу в той мощной борьбе, одолевавшей Его, в Его душевных муках перед распятием, когда Он «с сильным воплем и со слезами принес молитвы и моления» (Евр. 5:7) и боролся, истекая слезами и кровью. Сила проявлений Его святой любви была такой, что они были сильнее смерти, и в этой великой битве они преодолели те сильные проявления естественных чувств страха и печали, когда Он испытывал жестокие муки, и Его душа чрезвычайно скорбела, терзаясь смертельно. Мы видим, что Он также был полон чувств на протяжении Своей жизни. Мы читаем о Его великой ревности: «Ревность по доме Твоем снедает меня» (Ин. 2:17; Пс. 68:10). Мы читаем о Его скорби по поводу грехов людей: «И воззрев на них с гневом, скорбя об ожесточении сердец их…» (Мк. 3:5); и о том, как Он разразился слезами и восклицал, размышляя о грехе и бедствии нечестивых людей при виде Иерусалима, который был полон таких жителей: «И когда приблизился к городу, то, смотря на него, заплакал о нем и сказал: о, если бы и ты хотя в сей твой день узнал, что служит к миру твоему! Но это сокрыто ныне от глаз твоих» (Лк. 19:41-42); «Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! Сколько раз хотел Я собрать чад твоих, как птица птенцов своих под крылья, и вы не захотели!» (Лк. 13:34). Мы читаем о горячем желании Христа: «…очень желал Я есть с вами сию пасху прежде Моего страдания» (Лк. 22:15). Мы часто читаем о чувстве жалости или сострадания Христа (Мт. 15:32; 20:34; Лк. 7:13); а также о том, как Он «сжалился над ними» (Мт. 9:36; 14:14; Мк. 6:34). И какую нежность продемонстрировало Его сердце в эпизоде с трауром Марии и Марфы по их брату, когда они пришли к Нему со своей скорбью и слезами! Их слезы вскоре вызвали и слезы из Его глаз; Он был потрясен их горем и рыдал с ними, хотя Он и знал, что их скорбь скоро превратится в радость, когда их брат будет воскрешен из мертвых (см. Ин. 11). А какой несказанно нежной была та последняя беседа, которую Иисус имел со Своими одиннадцатью учениками в вечер перед распятием! Тогда Он говорил им, что Он уходит, и предсказал им о больших трудностях и страданиях, с которыми они встретятся в мире, когда Он уйдет, и утешал их и наставлял их, как Своих дорогих малых детей, и завещал им Своего Святого Духа, а вместе с этим — Свой мир, Свое утешение и радость, будто это была Его последняя воля и завещание (см. Ин. 13; 14; 15; 16). И в завершение Иисус произнес проникновенную ходатайственную молитву о них и о всей Своей Церкви (Ин. 17). Из всех речей, когда-либо написанных или произнесенных устами человека, эта речь — самая трогательная и впечатляющая.

8. Религия небес в значительной мере состоит в чувствах.

Несомненно, есть истинная религия в небесах, и истинная религия в своей наивысшей чистоте и совершенстве. Но, согласно библейскому представлению небесного состояния, религия небес состоит, главным образом, в святой и мощной любви и радости и в их выражении в самой пламенной и возвышенной хвале. Так что религия святых в небесах заключается в том же, что и религия святых на земле, а именно, в любви и «радости неизреченной и преславной». Было бы очень неразумным утверждать, что, так как святые в небесах не соединены с плотью и кровью, и не имеют жизненных жидкостей, которые движутся (по законам союза души и тела) этими большими эмоциями их душ, то, следовательно, их безмерные любовь и радость не являются чувствами. Мы говорим не о чувствах тела, а о чувствах души, главными из которых являются любовь и радость. И если они находятся в душе, то, в теле ли или вне тела, душа оказывается под влиянием, и в ней возникают эмоции. И когда они находятся в душе в такой же силе, что и у святых на небесах, душа находится под сильным влиянием и воздействием, или испытывает сильные чувства. Верно то, что мы не знаем экспериментально, какие любовь и радость пребывают в душе вне тела, или в прославленном теле, то есть, мы не имели опыта любви и радости в душе в этих обстоятельствах. Святые на земле всё же знают, что такое Божественная любовь и радость в душе; и они знают, что любовь и радость имеют то же свойство, что и любовь и радость, которые пребывают на небесах в душах, отделенных от тел. Любовь и радость святых на земле — это начало и исток света, жизни и блаженства в небесах, и они подобны их любви и радости там; или, скорее, они имеют ту же природу, хотя и не одинаковы с ними или не подобны им по степени и обстоятельствам. Это очевидно из многих текстов Писания (см. Пр. 4:18; Ин. 4:14; 6:40,47,50-51,54,58; 1 Ин. 3:15; 1 Кор. 13:8-12). Поэтому неразумно предполагать, что любовь и радость святых на небесах отличаются от святой любви и радости святых на земле не только степенью и обстоятельствами, но настолько отличны от них по природе, что они не являются чувствами; и просто потому, что они не имеют крови и жизненной энергии, которые приводились бы в движение ими; это движение крови и жизненной энергии является не сущностью этих чувств в людях на земле, а их результатом, хотя своей реакцией они могут производить некоторую обстоятельственную разницу в восприятии разума. Существует восприятие разума, который любит и радуется, предшествующее любым воздействиям на жидкости тела; и это восприятие разума, таким образом, не зависит от этих движений в теле, и подобное может происходить и в душе без тела. И где бы ни проходили проявления любви и радости, имеется это восприятие ума, в теле ли или вне тела; и это внутреннее восприятие, или своего рода духовное ощущение или переживание и движение души, — это то, что именуется чувством; когда душа имеет такие ощущения (если так можно выразиться) и приводится этим в движение, о ней говорится, что она испытывает чувство, в особенности когда это внутреннее восприятие достигает очень высокой степени, как у святых на небесах. Если мы можем узнать кое-что из Писания о состоянии небес, то любовь и радость, которые святые имеют там, — безмерно велики и сильны; они поражают их сердце сильнейшим и ярчайшим ощущением невыразимой сладостности, вызывают у них сильные эмоции, воодушевляют их и влекут их, делая их подобными огню. И если такие любовь и радость не являются чувствами, то слово чувство бесполезно в нашем языке. Скажет ли кто-либо, что святые на небесах, созерцая лицо своего Отца и славу своего Искупителя и видя Его чудесные дела, особенно то, что Он положил Свою жизнь за них, продолжают созерцать или рассматривать все это с равнодушными сердцами, ничем не взволнованными?

Таким образом, религия небес, состоящая, главным образом, в святой любви и радости, в значительной мере заключается в чувстве; и, таким образом, несомненно, истинная религия в значительной мере заключается в чувстве. Способ, чтобы узнать истинную природу чего-либо, — это отправиться туда, где это явление можно встретить в его чистой и совершенной форме. Если мы хотим узнать природу настоящего золота, мы должны посмотреть на него не в форме руды, а после его очистки. Если мы хотим узнать, что такое истинная религия, мы должны отправиться туда, где имеется истинная религия, и только истинная религия, в ее высочайшем совершенстве, без недостатков или примесей. Все, кто истинно религиозен, — не от этого мира; они — странники здесь, и они принадлежат небесам; они рождены свыше, и небеса — их родная страна; и природа, которую они получают от этого небесного рождения, — это небесная природа; они получают помазание свыше; этот принцип истинной религии, которая в них, — это сообщение им религии небес; их благодать — это рассвет славы; и Бог готовит их к тому миру, приспосабливая их к нему.

9. Это явствует из природы и замысла повелений и обязанностей, которые Бог назначил как средства и выражения истинной религии.

Возьмем, к примеру, обязанность молитвы. Очевидно, что нам эта обязанность поручена не для того, чтобы возвещать Божьи совершенства, Его величие, святость, благость и вседостаточность, а также наши слабость, пустоту, зависимость и недостойность, а также наши нужды и желания, сообщать Богу об этих вещах или склонять Его сердце и уговаривать Его пожелать явить нам милость. Предназначение молитвы в том, чтобы соответствующим образом влиять на наши собственные сердца с помощью того, что мы выражаем, и готовить нас к получению благословений, о которых мы просим. И такие жесты и способы внешнего поведения в поклонении Богу, которые обычай превратил в демонстрацию смирения и благоговения, не могут иметь дальнейшей пользы, кроме как обладание некоторой тенденцией влиять на наши собственные сердца или на сердца других.

И обязанность восхваления хвалы Бога, кажется, предназначена целиком и полностью для пробуждения и выражения религиозных чувств. Невозможно установить никакую другую причину, почему нам нужно выражать наши слова к Богу стихами, а не прозой, и делать это с музыкой, кроме той причины, что таковы наши природа и тело, что эти вещи имеют тенденцию приводить в движение наши чувства.

То же самое явствует из природы и замысла Причастия, которое Бог установил. Бог, принимая во внимание наше строение, не только определил, что нужно нам напоминать о великих истинах Евангелия и об искуплении во Христе и наставлять нас в этом через Его Слово, но также и то, что они должны быть как бы выставленными перед нашим взором в осязаемых знаках Причастия, более всего для того, чтобы они влияли на нас.

И запечатление Божественных истин в сердцах и чувствах людей — это, очевидно, одна большая и важная цель, для которой Бог постановил, чтобы Его Слово, переданное в Священном Писании, открывалось, применялось и истолковывалось людям через проповедь. И поэтому наличие хороших комментариев и толкований Священного Писания и других хороших книг по богословию не соответствует цели, которую Бог имел в этом установлении. Хотя наряду с проповедью, такие труды могут давать людям хорошее доктринальное или умозрительное понимание истин Слова Божьего, тем не менее, они не обладают равной тенденцией запечатлевать их в человеческих сердцах и чувствах. Бог назначил индивидуальное и живое применение Своего Слова к людям в проповеди как подходящее средство для того, чтобы убедить грешников в важности религии, их собственном бедствии и необходимости исцеления, а также в славе и достаточности предоставленного средства; и чтобы пробудить чистые умы святых и оживить их чувства, часто приводя великие истины религии им в напоминание и выставляя их перед ними в их истинном свете, хотя они и знают о них и были уже вполне наставлены в них (2 Пет. 1:12-13). И, в частности, поддерживать в них эти два чувства, о которых говорится в тексте, — любовь и радость. «[Христос] поставил одних Апостолами, других пророками, иных Евангелистами, иных пастырями и учителями…», для того чтобы Тело Христово созидало себя в любви (Еф 4:11-12,16). Апостол, наставляя и давая советы Тимофею относительно труда служения, сообщает ему, что конечная цель того слова, которое служитель должен проповедовать, — это любовь (1 Тим. 1:3-5). И еще одно чувство, для поддержки которого в святых Бог назначил проповедь как средство, — это радость; и поэтому служители названы «споспешествующими радости» (2 Кор. 1:24).

10. Очевидно, что истинная религия, или святость сердца, заключается в большой мере в сердечных чувствах. Священное Писание считает очень большим грехом сердца его ожесточение. Именно ожесточение сердца вызвало скорбь и недовольство Христа иудеями: «И воззрев на них с гневом, скорбя об ожесточении сердец их…» (Мк. 3:5). Именно из-за такого состояния своих сердец люди накапливают себе гнев: «Но, по упорству твоему и нераскаянному сердцу, ты сам себе собираешь гнев на день гнева и откровения праведного суда от Бога» (Рим. 2:5). Причина, почему дом Израилев не желал повиноваться Богу, заключалась в том, что они были жестокосердными: «А дом Израилев не захочет слушать тебя, ибо они не хотят слушать Меня, потому что весь дом Израилев с крепким лбом и жестоким сердцем» (Иез. 3:7). Нечестие того развращенного бунтующего поколения в пустыне приписано жесткости их сердец: «…О, если бы вы ныне послушали гласа Его: “Не ожесточите сердца вашего, как в Мериве, как в день искушения в пустыне, где искушали Меня отцы ваши, испытывали Меня, и видели дело Мое. Сорок лет Я был раздражаем родом сим, и сказал: это народ, заблуждающийся сердцем”» (Пс. 94:7-10). Об этом сказано как о препятствии, которое не позволило Седекии обратиться к Господу: «…и сделал упругою шею свою и ожесточил сердце свое до того, что не обратился к Господу, Богу Израилеву» (2 Пар. 36:13). Об этом принципе говорится как о том, откуда исходит отсутствие у людей страха Божьего и отступление от Божьих путей: «Для чего, Господи, Ты попустил нам совратиться с путей Твоих, ожесточиться сердцу нашему, чтобы не бояться Тебя?» (Ис. 63:17). Также отвержение людьми Христа и их сопротивление христианству вызвано этим принципом: «Но как некоторые ожесточились и не верили, злословя путь Господень пред народом…» (Деян. 19:9). Оставление Богом людей во власти греха нередко описывается как ожесточение Богом их сердец: «Итак, кого хочет, милует; а кого хочет, ожесточает» (Рим. 9:18); «Народ сей ослепил глаза свои и окаменил сердце свое» (Ин. 12:40). И апостол, кажется, говорит о лукавом сердце, которое отступает от Бога живого, и о твердом сердце — как об одном и том же: «Не ожесточите сердец ваших, как во время ропота» (Евр. 3:8); «Смотрите, братия, чтобы не было в ком из вас сердца лукавого и неверного, дабы вам не отступить от Бога живого. Но наставляйте друг друга каждый день, доколе можно говорить «ныне», чтобы кто из вас не ожесточился, обольстившись грехом» (Евр. 3:12-13). И та великая работа Бога в обращении, которая состоит в избавлении человека от власти греха и в умерщвлении развращения, выражается в том, что Бог, раз и навсегда, берет из плоти сердце каменное и дает сердце плотяное (Иез. 11:19; 36:26).

Итак, под твердым сердцем ясно подразумевается бесчувственное сердце или сердце, которое нелегко привести в движение добродетельными чувствами, сердце, подобное камню, нечувствительное, глупое, неподвижное, трудно поддающееся воздействию. Поэтому жесткое сердце названо каменным сердцем, и оно противопоставлено сердцу плотяному, которое имеет чувствительность, и которое заметным образом поддается воздействию и влиянию. Мы читаем в Писании о твердом сердце и о мягком сердце; и, несомненно, мы должны понимать их как противопоставленные друг другу. Но что такое мягкое сердце, если не сердце, на которое может легко произвести впечатление то, что должно влиять на него? Бог одобряет Иосию, потому что его сердце смягчилось, и из того, что упомянуто как выражения и доказательства этого смягчения сердца, очевидно, что под смягчением его сердца подразумевается то, что на его сердце легко оказывало влияние религиозное и благочестивое чувство: «Так как смягчилось сердце твое, и ты смирился пред Господом, услышав то, что Я изрек на место сие и на жителей его, что они будут предметом ужаса и проклятия, и ты разодрал одежды свои, и плакал предо Мною, то и Я услышал тебя, говорит Господь» (4 Цар. 22:19). И это то, в отношении чего нам необходимо уподобиться детям, чтобы войти в Царство Божье, — нам нужно иметь мягкие сердца, легко поддающиеся духовному и Божественному влиянию и воздействию, подобно тому, как малые дети имеют мягкие сердца в отношении других вещей.

В некоторых библейских текстах очень просто показано, что под ожесточением сердца подразумевается сердце, лишенное чувства. Так, для того чтобы выразить, что страус не имеет естественных чувств к своим детенышам, сказано: «Он жесток к детям своим, как бы не своим» (Иов. 39:16). Человек, сердце которого остается нетронутым в час опасности, описан как жестокосердный: «Блажен человек, который всегда пребывает в благоговении; а кто ожесточает сердце свое, тот попадет в беду» (Пр. 28:14).

Итак, поскольку так ясно, что под твердым сердцем в Священном Писании подразумевается сердце, лишенное набожных чувств, и поскольку также Писание часто связывает грех и развращение сердца с ожесточением сердца, то очевидно, что благодать и святость сердца, наоборот, должны в значительной мере состоять в обладании благочестивыми чувствами и в легкой восприимчивости к таким чувствам. По общему признанию богословов, грех в своей основе и сущности состоит в том, что отрицательно или негативно, и что имеет свой корень и основание в отсутствии или недостатке святости. И поэтому не вызывает сомнения, что если грех в значительной степени состоит в ожесточении сердца и, следовательно, в отсутствии благочестивых чувств сердца, то святость в большой мере заключена в этих благочестивых чувствах.

Я далек от предположения, что все чувства являются свидетельством мягкого сердца: ненависть, гнев, тщеславие и другие эгоистичные и самовозвышающие чувства могут, главным образом, преобладать в самом твердом сердце. Тем не менее, очевидно, что твердость сердца и мягкость сердца — это выражения, которые относятся к чувству сердца и обозначают восприимчивость сердца или его закрытость для некоторых чувств, о чем более детально я имею возможность поговорить в дальнейшем.

В целом, я считаю ясным и достаточно очевидным, что истинная религия в большой мере заключается в чувствах. Дело не в том, что я думаю, что эти аргументы доказывают, что религия в сердцах истинно благочестивых людей находится всегда в точной пропорции к степени чувства и присутствующей эмоции разума, так как, несомненно, есть у истинных святых немало чувств, которые не являются духовными; их религиозные чувства часто перемешаны; не всё происходит от благодати, но многое — из естественной составляющей. И хотя вместилищем чувств не является тело, однако строение тела может значительно способствовать присутствующей эмоции разума. И о степени религии следует, скорее, судить по стойкости и силе привычки, которая проявляется в чувстве, в соответствии с чем святое чувство становится привычным, чем по степени сиюминутного проявления; и сила этой привычки не всегда пропорциональна внешним эффектам и проявлениям, или внутренним эффектам в поспешности и горячности и внезапным изменениям хода мыслей разума. Но, вместе с этим, очевидно, что религия в такой большой мере состоит в чувствах, что без святого чувства нет истинной религии; и никакое просвещение в разумении не хорошо, если оно не производит святого чувства в сердце; никакие привычка или принцип в сердце не хороши, если они не вызывают таких проявлений; и никакой внешний плод не хорош, если он не происходит из таких проявлений.