Дитрих Бонхёффер

Следуя Христу

Правдивость

 

«Еще слышали вы, что сказано древним: не преступай клятвы, но исполняй пред Господом клятвы твои. А Я говорю вам: не клянись вовсе: ни небом, потому что оно престол Божий; ни землею, потому что она подножие ног Его; ни Иерусалимом, потому что он город великого Царя; ни головою твоею не клянись, потому что не можешь ни одного волоса сделать белым или черным. Но да будет слово ваше: да, да; нет, нет; а что сверх этого, то от лукавого».

(Матф.5:33-37)

 

Интерпретация этих стихов в христианской Церкви вплоть до настоящего времени чрезвычайно неопределен­на. Толкователи еще со времен ранней Церкви расходят­ся: от ригористского отбрасывания любой клятвы как греха до мягкого отклонения легкомысленной клятвы и клятвопреступления. Дальнейшее признание в ранней Церкви нашло толкование, что хотя клятва и должна быть запрещена «совершенным» христианам, но для слабых она в известных границах допустима. Бл.Августин среди прочих представил и такое толкование. В оценке клятвы он созвучен таким языческим философам, как Платон, пифагорейцы, Эпиктет, Марк Аврелий. Здесь клятва призна­ется недостойной благородного человека. Реформаторские Церкви в своих учениях как само собой разумеющееся рассматривали требуемую светскими властями клятву и не сближали ее со словами Иисуса. С самого начала глав­ными аргументами было то, что клятва допускалась в Вет­хом Завете, что Иисус клялся перед судом, а апостол Павел многократно использовал клятвоподобные формулы. Для реформаторов здесь имело решающее значение различе­ние духовного и мирского царства наряду с непосредствен­ным указанием Св.Писания.

Что такое клятва? Это открытое взывание к Богу как к Свидетелю высказывания, которое я делаю о прошлом, настоящем или будущем. Всеведущий Бог должен по­карать за неправду. Как эта клятва могла быть названа Иисусом «от лукавого», έκ ίού πονηρού, «сатанинской»? А потому, что у Иисуса речь идет о полной правдиво­сти.

Клятва – доказательство того, что в мире есть ложь. Если бы человек мог обойтись без лжи, клятва была бы не нужна. Таким образом, клятва есть хотя бы некая пре­града лжи. Но именно этим-то ложь и поощряется; ибо там, где лишь клятва претендует на исключительную правди­вость, тем самым предоставляется пространство для лжи, ей предоставляется определенное право на жизнь. Ветхо­заветный закон отвергает ложь – при помощи клятвы. Иисус же отвергает ложь, запрещая клятву. И тут и там речь идет о едином и целом, об уничтожении неправды в жизни верующих. Клятва, которую Ветхий Завет вы­ставляет против лжи, сама была захвачена ложью и поставлена ей на службу. Лжи удалось сохраниться и утвердиться в своем праве благодаря клятве. Итак, ложь должна быть выявлена Иисусом там, где она скрывается, – в клятве. Таким образом, клятва должна была пасть, по­скольку стала щитом для лжи.

Посягательство лжи на клятву могло происходить дво­яким образом: либо она утверждалась в клятве (клятво­преступление), либо инкорпорировалась в клятвенные формулы. В этом случае клятвенная ложь взывала не к Богу Живому, но к какой-либо мирской или божественной власти. Ложь так глубоко проникла в клятву, что полной правдивости можно было добиться, только запретив клят­ву.

Да будет слово ваше: да – да, нет – нет. Этим самым слово ученика не лишается ответственности перед всеве­дущим Богом. Более того, именно в том, что имя Господа призывается не категорическим образом, абсолютно каж­дое слово ученика подразумевает присутствие всеведущего Бога. Поскольку слов, говоримых не перед Богом, вообще нет, то ученик Иисуса и не должен клясться. Каждое его слово должно быть ничем иным, как правдой, чтобы никакого подтверждения клятвой не требовалось. Ведь клятва ставит все прочие его слова под сомнение. Так что это «от лукавого». Ученик же в каждом своем слове должен быть ясен.

Если клятва устранена для этого, то понятно, что речь здесь идет лишь об одной цели – о правдивости. Само собой разумеется, заповедь Иисуса не терпит исключений, и ее применение от аудитории не зависит. Но равным об­разом следует сказать, что сам по себе отказ от клятвы может служить для сокрытия правды. Если же где случа­ется так, что клятва приносится ради правдивости, то это нельзя решить вообще, а нужно решать исходя из част­ного случая. Реформатские Церкви держатся того мнения, что любая клятва, требуемая светской властью, как раз и есть этот случай. Является ли такое общее решение до­пустимым, пусть останется под вопросом.

Но несомненно, что там, где такое случается, клятва может быть дана, если, во-первых, имеется полная ясность и незатуманенность насчет того, в чем она заключается; во-вторых, надо различать принесение клятвы, которое относится к известным нам прошлым или теперешним обстоятельствам, от того, которое имеет характер торжест­венного обета. А поскольку христианин никогда не быва­ет свободен от ошибок в знании прошлого, то взывание к всеведущему Богу не подтверждает для него сомнитель­ное высказывание, но служит чистоте его знания и сове­сти. И поскольку христианин также не распоряжается сво­им будущим, то обет, например, клятва верности, чреват для него с самого начала большой опасностью. Ибо хри­стианин не держит в руках своего будущего, тем более – будущего того человека, с которым он связывается клятвой верности. Итак, невозможно – во имя правдивости и следования Христу – приносить такую клятву без того, чтобы поставить условия для Божьего всеведения. Хрис­тианину не дано абсолютизировать земную связь. Клят­ва верности, которая норовит связать христианина, бу­дет ему ко лжи, она «от лукавого». Взывание к имени Божьему в такой клятве никогда не может быть подтверждением клятвенного обещания, но единственно и однозначно проявлением того, что, следуя Христу, мы свя­заны с волей Божьей, что любая другая связь во имя Хрис­та обусловлена этим. Если в сомнительных случаях это условие не выражено или не признается, тогда клятва при­несена быть не может, поскольку именно этой клятвой я ввожу в заблуждение того, кто ее от меня принимает. Но да будет слово ваше: да – да, и нет – нет.

Заповедь о полнейшей правдивости есть лишь еще од­но слово о полноте следования. Лишь тот, кто связал себя с Иисусом и следует Ему, пребывает в правдивости. Тому нечего скрывать от Господа. Он живет перед Ним откры­то. Узнанный Иисусом, он пребывает в правде. Как грешник, он открыт перед Иисусом. Не он открыл себя Иисусу, но Иисус открыл его Своим призывом, и он смог раскрыть­ся перед Иисусом в своем грехе. Полнейшая правдивость только вызволяет нас из открытого греха, который также прощен Иисусом. Кто, сознавая свои грехи, истинно предстает перед Иисусом, тот не стыдится правды и только правды там, где она должна быть высказана. Правдивость, которой требует Иисус от Своего ученика, состоит в само­отречении, которое не покрывает греха. Все открыто и яс­но.

Поскольку в связи с правдивостью речь идет, как ни взглянуть, о раскрывании человека во всем его бытии, о его злобе перед Богом, то эта правдивость вызывает сопро­тивление грешников, потому ее гонят и распинают. Прав­дивость ученика единственную основу имеет в следовании Христу – Он, находясь на Кресте, открывает нам наш грех. Один только Крест, будучи Божьей правдой о нас, делает нас правдивыми. Кто знает Крест, тот больше не пугает­ся никакой другой правды. Кто живет под сенью Креста, для того покончено с клятвой как законом установления справедливости; ибо он пребывает в совершенной прав­де божьей.

Не существует правды перед Иисусом без правды пе­ред людьми. Ложь разрушает единение. Правда, разламы­вая фальшивое единение, основывает чистое братство. Не бывает следования Иисусу без жизни в открытой правдивости перед Богом и людьми.