Крест Христа

2. ПОЧЕМУ ХРИСТОС УМЕР?

Почему Христос умер? Кто в ответе за Его смерть?

Многие не видят в этих вопросах никаких трудностей и потому с легкостью отвечают на них. Им кажется, что все здесь ясно, как день. Они говорят, что Иисус «не умирал», но был убит, публично казнен как преступник. Его учение казалось людям опасным, подрывающим государственные устои. Иудейские старейшины были разгневаны Его неуважительным отношением к закону и провокационными заявлениями, а римляне обратили внимание на то, что Он провозглашал Себя Царем Иудейским, покушаясь таким образом на авторитет кесаря (Цезаря). Обе группы воспринимали Иисуса как радикального мыслителя и проповедника, а некоторые считали Его еще и активным революционером. Он настолько сильно беспокоил status quo (существующее положение), что Его решили убить. Чтобы осуществить задуманное, эти две общественные силы фактически вступили в порочный союз друг с другом. В иудейском суде против Него выдвинули теологическое обвинение — богохульство, в римском же обвинение было политическим — подстрекательство к мятежу. Но и в том, и в другом случае, наносил ли Он оскорбление преимущественно Богу или Цезарю, это вело к одному и тому же результату. Считалось, что Он представлял угрозу закону и порядку, а с этим нельзя было мириться, поэтому Его ликвидировали. Почему Он умер? Согласно официальной версии, Он был казнен как нарушитель закона, но в действительности пал жертвой честолюбивых намерений и был осужден на мучительную смерть по причине своего чрезмерного самомнения.

Одной из замечательных черт повествования евангелистов о суде над Иисусом[65] является сочетание юридического и морального факторов. Все евангелисты свидетельствуют о том, что как в иудейском, так и в римском суде были соблюдены определенные официальные процедуры. Так, подсудимый был арестован, Ему было предъявлено обвинение, был проведен перекрестный допрос, присутствовали свидетели. Затем судья выдвинул обвинение и вынес приговор. Но евангелисты ясно дают понять также и то, что Подсудимый не был виновен в совершении приписываемых Ему преступлений. Свидетели были подставными лицами, а смертный приговор был чудовищной ошибкой правосудия, которую определяли личные факторы морального плана, повлиявшие на ход судебного разбирательства. Иудейский первосвященник Каиафа и римский прокуратор Пилат были не только должностными религиозными и государственными лицами, выполнявшими возложенные на них обязанности. Они были также падшими людьми, допускающими грубые нарушения и находящимися во власти нечестивых желаний, которые управляют всеми нами. Ведь наши мотивы никогда не бывают однозначными. Выполняя свои обязанности перед обществом, мы, возможно, сможем сохранять крупицу нравственности, но за этим фасадом будут таиться жестокие и греховные чувства, грозящие в любую минуту вырваться наружу. Повествуя об аресте, заключении под стражу, суде, вынесении приговора и казни Иисуса, евангелисты изобличают именно такие тайные грехи. Это являлось одной из целей их рассказа, ведь содержание Евангелий использовалось для наставления новообращенных.

Римские воины и Пилат

Непосредственную ответственность за смерть Иисуса несут, конечно же, римские солдаты, приведшие приговор в исполнение. Но описания самой процедуры распятия Иисуса мы не найдем ни в одном Евангелии.

Если бы мы черпали информацию только из Евангелий, то не узнали бы, что же произошло. Но описание распятия содержится в других источниках, относящихся к тому же времени[66]. Сначала узника публично унижали, срывая с него одежду. Затем его клали спиной на землю, руки либо прибивали, либо привязывали к горизонтальной перекладине (называемой «патибулумом»), а ноги — к вертикальной. После этого крест приводили в вертикальное положение и вставляли в предварительно вырытую в земле яму. На крест прикрепляли также колышек наподобии сидения, который принимал на себя часть веса тела жертвы и предохранял его от разрыва. (Прим. ред. 7). Но осужденный висел на кресте, подвергаясь жестокой физической боли, человеческим насмешкам, не защищенный от дневной жары и ночного холода. Такая пытка растягивалась на несколько дней.

Евангелисты не донесли до нас всех этих деталей. Но, объединяя их записи, можно увидеть, что вначале, согласно римскому обычаю, Иисус нес Свой крест до места казни. Однако, по-видимому, Он падал под тяжестью креста, поэтому некоего киринеянина из Северной Африки по имени Симон, направлявшегося в город из деревни, задержали и заставили нести крест вместо Христа. Когда они пришли на «место, называемое Голгофа, что значит «Лобное место», Иисусу предложили выпить вина со смирною, предназначенного притупить самую страшную боль, что само по себе было актом милосердия. Согласно Матфею, Иисус попробовал этот напиток, однако отказался выпить его. О том, что произошло после, все четыре евангелиста пишут просто: «И распяли Его»[67]. И только. До этого они достаточно подробно описывали, как солдаты издевались над Ним в претории (резиденции правителя): они надели на Него багряницу, возложили на Его голову терновый венец и дали в правую руку трость, завязали Ему глаза, плевали на Него, били по лицу и по голове, предлагая указать на того, кто Его ударил. Они также становились перед Ним на колени, пародируя поклонение. Но евангелисты не упоминают ни единой детали распятия. Они не говорят ни о молоте, ни о гвоздях, ни о боли, ни даже о крови.

Они написали только «и распяли Его». Это значит, что воины выполнили свою ужасную обязанность. Нет никаких доказательств тому, что они получили удовлетворение от совершенного, ни одного намека на проявления грубости или садизма. Они просто выполняли приказ. Это было их службой. Они сделали то, что должны были сделать. И на протяжении всего этого времени, по словам Луки, Иисус молился вслух: «Отче! Прости им, ибо не знают, что делают» (23:34).

Авторы Евангелий, по-видимому, не выдвигали особых обвинений против римских воинов за то, что те распяли Иисуса (и они даже добавляют, что позже сам сотник уверовал, или, по крайней мере, наполовину уверовал), что совершенно контрастирует с описанием римского прокуратора, который отдал приказ распять Христа. «Тогда наконец он предал Его им на распятие. И взяли Иисуса и повели... там распяли Его» (19:16-18). Пилат был виновен. Поэтому факт его виновности запечатлен в христианском Символе Веры, где сказано, что Иисуса «распяли при Понтии Пилате».

Насколько нам известно, император Тиберий назначил Пилата прокуратором (т. е. римским правителем) над пограничной провинцией Иудея. Он занимал эту должность около 10 лет (с 26 г. н. э. по 36 г. н. э.) и приобрел репутацию способного администратора, обладающего типично римским подходом к ведению административных дел. Но евреи ненавидели его за пренебрежительное к ним отношение. Они не забыли, как в начале своего правления он вызывающе вывесил римские знамена в самом Иерусалиме. Иосиф Флавий (Прим. ред. 8) говорит о другом его глупом поступке, а именно о том, что он незаконно использовал некоторую сумму из храмовых денег на построение акведука (водопровода)[68]. Многие считают, что за этим последовал как раз тот бунт, во время которого он смешал кровь фанатиков-галилеян с их жертвами (Лк. 13:1). И это только некоторые примеры его необузданного нрава, жестокости и безжалостности. Согласно Филону (Прим. ред. 9), царь Агриппа I в письме императору Калигуле характеризует Пилата так: «Человек непреклонного характера, абсолютно безжалостный, а также весьма упрямый»[69]. Целью его правления было последовательное соблюдение закона и порядка, содержание этих беспокойных евреев под строгим контролем и, если это будет оправдано целью, безжалостное подавление любого мятежа и любых попыток восстания.

Портрет Понтия Пилата, данный в Евангелиях, совпадает с тем, который мы находим в этом внешнем источнике. Когда иудейские старейшины привели к нему Иисуса со словами: «Мы нашли, что Он развращает народ наш», и добавили: «И запрещает давать подать кесарю, называя Себя Христом Царем» (Лк. 23:2), Пилат не мог оставить этот факт без внимания. Евангелисты акцентируют внимание на двух деталях произошедшего впоследствии расследования.

Во-первых, Пилат был убежден в невиновности Иисуса. На него, бесспорно, произвело впечатление благородное поведение узника, Его самообладание и политическая безвредность. Поэтому он три раза публично заявил, что не находит причины осудить этого Человека. В первый раз он сказал это поутру, когда синедрион передал ему дело Иисуса. Пилат выслушал первосвященников, задал Иисусу несколько вопросов и, закончив предварительное слушание, объявил: «Я не нахожу никакой вины в Этом Человеке»[70].

Второй случай произошел после того, как Иисус вернулся после допроса у Ирода. Пилат сказал священникам и народу: «Вы привели ко мне Человека Сего, как развращающего народ; и вот, я при вас исследовал и не нашел Человека Сего виновным ни в чем том, в чем вы обвиняете Его; и Ирод так лее: ибо я посылал Его к нему, и ничего не найдено в Нем достойного смерти»[71]. При этих словах народ закричал: «Распни, распни Его!» Но Пилат уже в третий раз ответил: «Какое же зло сделал Он? Я ничего достойного смерти не нашел в Нем»[72]. Более того, личная уверенность прокуратора в невинности Иисуса была подтверждена неожиданным письмом от его жены: «Не делай ничего Праведнику Тому, потому что я ныне во сне много пострадала за. Него» (Мф. 27:19).

То, что Пилат несколько раз утверждал невиновность Иисуса, представляется весьма важным для понимания второго момента, на который евангелисты обращают особое внимание, а именно, на хитроумные попытки прокуратора уклониться от необходимости осудить Христа путем обращения его то в одну, то в другую сторону. Он хотел найти способ не осуждать Иисуса (поскольку считал Его невиновным), но, в то же время, и не оправдывать Его (поскольку иудейские старейшины были убеждены в Его виновности). Как можно ухитриться совместить два таких вопиющих противоречия? Мы видим, как он увиливает, пытаясь освободить Иисуса и успокоить иудеев, т.е. поступить одновременно справедливо и не справедливо. Таким образом, он пробовал уклониться четыре раза.

Во-первых, узнав, что Иисус — галилеянин и, следовательно, находится под юрисдикцией Ирода, Пилат отправил Иисуса к Ироду, надеясь переложить ответственность за принятие решения на его плечи. Но Ирод возвратил к нему Иисуса, так и не вынеся приговора (Лк. 23:5-12).

Во-вторых, он испробовал полумеры: «Итак, наказав Его (т. е. предав Его бичеванию), отпущу». Он надеялся, что толпа удовлетворится наказанием менее суровым, чем высшая мера, и утолит жажду крови зрелищем израненной спины. Это было позорной попыткой. Ведь если Иисус был не виновен, Его следовало отпустить без промедления, тем более, без предварительной порки.

В-третьих, он пытался поступить правильно (отпустить Иисуса), используя неверную предпосылку (чтобы толпа выбрала Его). Вспомнив устоявшуюся традицию, согласно которой прокуратор отпускал на Пасху одного из заключенных, он понадеялся, что народ дарует эту привилегию Иисусу. Тогда Пилат смог бы отпустить Его в знак милосердия, а не справедливости. Это был как хитрый, так и постыдный замысел, и люди помешали исполнению этого замысла, потребовав, чтобы прокуратор даровал прощение закоренелому преступнику и убийце Варавве.

В-четвертых, он попытался заявить о своей невинности. Он взял воду и, на глазах у всего народа, вымыл руки, говоря: «Невиновен я в крови Праведника Сего» (Мф. 27:24). А затем, не дождавшись, пока руки высохнут, предал Иисуса на распятие. Как мог он взять на себя такую тяжелую вину после того, как заявил о своей невиновности?

Очень просто обвинять Пилата и не обращать внимания на собственный в такой же степени коварный образ действий. Стремясь укрыться от боли, сопряженной с полным посвящением себя Христу, мы также пытаемся прибегнуть к подобным уловкам. Мы перекладываем необходимость принятия решения на чужие плечи, предпочитаем пойти на компромисс или избираем неверное основание, чтобы прославить Иисуса (например, славим Его как учителя, а не как Господа), а иногда даже публично заявляем о своей преданности Ему, в то время как в глубине души не согласны с Ним.

В повествовании Луки мы находим три выражения, которые раскрывают нам смысл того, что в конце концов сделал Пилат: «и превозмог крик их», «и Пилат решил быть по прошению их» и «Иисуса предал в их волю» (Лк. 23:23-25). Их крик, их прошение, их воля — вот перед чем безвольно капитулировал Пилат. Он «желал отпустить Иисуса» (Лк. 23:20), но также «желал сделать угодное народу» (Мк. 15:15). Толпа победила. Почему? Потому что люди сказали ему: «Если отпустишь Его, ты не друг кесарю; всякий, делающий себя царем, противник кесарю» (Ин. 19:12). Это решило исход дела. Нужно было выбирать между честью и амбициями, между принципами и выгодой. Уже два или три раза до этого у него возникали трения с императором Тиберием. Он не мог позволить себе еще одной оплошности.

Конечно же, Иисус был не виновен. Бесспорно, было бы справедливо Его отпустить. Но как мог Пилат встать на сторону невиновности и справедливости, если тем самым он противоречил воле народа, пренебрегал его руководителями, и, кроме того, мог спровоцировать этим мятеж, что влекло за собой потерю императорской милости? Голос его совести был заглушён более громким голосом рационалистических размышлений. Он пошел на компромисс, потому что был трусом.

Еврейский народ и его священники

Мы не можем снять с Пилата бремя его вины, но тем не менее признаем, что он был вынужден выбирать из двух зол, а перед этим выбором его поставили иудейские старейшины. Ибо именно они отдали Иисуса на его суд, обвинили Его в подрывных заявлениях и учении и спровоцировали народ требовать Его распятия. Поэтому, как сказал Сам Иисус: «более греха на том, кто предал Меня тебе» (Ин. 19:11). Возможно, он говорил о первосвященнике Каиафе, поскольку использовал единственное число, но подразумевался синедрион в целом. В действительности, виновен был и весь народ, как смело заявил об этом Петр вскоре после дня Пятидесятницы: «мужи Израильские!.. Иисуса, Которого вы предали и от Которого отреклись пред лицем Пилата, когда он полагал освободить его; но вы от Святого и Праведного отреклись, и попросили даровать вам человека убийцу, а Начальника жизни убили...» (Деян. 3:12-15). Кажется, что та же толпа, которая бурно приветствовала Иисуса при входе в Иерусалим в «вербное» воскресенье, через пять дней громко требовала пролития Его крови. Но еще большая вина лежит на правителях, подстрекавших народ.

С самого начала Своего служения Иисус нарушал основы еврейского общественного строя. Во-первых, Он не соответствовал общепринятым стандартам. Хотя Иисус вел Себя как раввин (учитель), Он ступил на эту стезю не так, как все остальные, и строил Свою карьеру не по правилам. У Него не было ни должного образования и опыта, ни полномочий. Далее, Своим провокационным поведением, братским отношением к людям с сомнительной репутацией, обедами, заменяющими пост, осквернением субботы и исцелением больных Он давал повод для споров. Он не только пренебрег обычаями предков («преданиями старцев») и полностью отверг их, но также порицал фарисеев за то, что они превознесли их выше Писания. С Его слов, они заботились больше об исполнении правил, чем о людях, о церемониальном очищении, нежели о моральной чистоте; о законе, нежели о любви. Он даже обвинял их в лицемерии, называя «слепыми вождями слепых» и сравнивая с «окрашенными гробами, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты» (Мф. 23:27). Подобные обвинения были недопустимы. Кроме того, Он подрывал их авторитет. И в то же самое время Он дерзко заявлял, что является Господином субботы, что знает Бога, как никто другой — как Своего Отца, и даже что Сам Он равен Богу. Он богохульствовал. Да, вот чем Он занимался — богохульствовал!

Поэтому при мысли об Иисусе они исполнялись негодования, подкрепленного уверенностью в своей правоте. Его учение было ересью. Его поведение оскорбляло священный закон. Он вводил народ в заблуждение. Ходили также слухи, что Он сеял неверность по отношению к кесарю. Итак, Его нужно было остановить, пока Он не причинил еще большего вреда. В их распоряжении имелись веские политические, теологические и этические причины, дающие им право требовать, чтобы Его арестовали, осудили и заставили молчать. Более того, далее тогда, когда они доставили Его в суд и учинили допрос, Его заявления были исполнены богохульством. Они слышали Его слова собственными ушами. В дополнительных свидетельствах не было необходимости. Он был откровенным богохульником и потому заслуживал смерти. Это было совершенно очевидно. Он был виновен, а их руки были чисты.

И все же, все же... нельзя сказать, что иудейские старейшины были чисты и безупречны. Даже если не касаться главного вопроса — правдой или ложью были заявления Иисуса, еще одной стороной дела была их мотивация. Что было главной причиной неприязненного отношения священников к Иисусу? Крылась ли истинная причина в том, что они переживали о политической стабильности, доктринальной точности и моральной чистоте? Пилат считал иначе. Его не обманули их логические доводы, особенно их притворная верность императору. Как сказал Г. Б. Свит: «под их возмущением он почувствовал откровенно порочную зависть»[73]. Или, как выразился Матфей: «ибо знал, что предали Его из зависти»[74]. У нас нет причин сомневаться в заключении Пилата. Он мог проницательно судить о характере того или иного человека. Кроме того, евангелисты, включив его суждение в свои повествования, по-видимому, подтверждают верность этого его наблюдения.

Зависть! Зависть — это обратная сторона монеты, называемой тщеславием. Завидует другим лишь тот, кто до этого гордился лишь самим собой. А иудейские правители гордились, гордились своей принадлежностью к народу, своей религией и своей моралью. Они гордились уходящей в века историей особых отношений их народа с Богом, гордились тем, что занимают в народе руководящее положение, но более всего они гордились своей властью. Их состязание с Иисусом было в сущности борьбой за власть. Ведь он бросил вызов их власти, а Сам в то же время был наделен властью, которой им так, очевидно, не хватало. Когда иудейские правители пришли к Нему с испытывающим вопросом: «Какою властью Ты это делаешь? и Кто Тебе дал власть делать это?» (Мк. 11:28), они думали, что поставили Его в тупик. Но вместо этого Он прижал их к стене встречным вопросом: «Крещение Иоанново с небес было, или от человеков? отвечайте Мне» (ст. 30). Они очутились в безвыходном положении и не могли ответить «с небес», потому что Тогда Он спросил бы, почему они не верят Иоанну. С другой стороны, они не могли сказать и «от человеков», потому что боялись людей, считавших его настоящим пророком, поэтому ничего не ответили. Их уклончивость была показателем их неискренности. Если они не смогли достойно принять вызов, исходивший от авторитета Иоанна, то, бесспорно, не могли принять и вызов, исходивший от власти Иисуса. Он утверждал, что обладает властью проповедовать о Боге, изгонять бесов, прощать грехи, судить мир. Всем этим Он коренным образом отличался от иудейских правителей, ведь единственной известной им властью была апелляция к другим авторитетам. Кроме того, Его власть отличалась подлинностью, не нуждающейся в доказательствах. Она была настоящей и не требовала собственных усилий, то есть была данной Богом.

В связи с этим они чувствовали угрозу со стороны Иисуса. Он подрывал их авторитет, их власть над народом, уверенность и уважение к себе, но в то же время присущие Ему качества оставались невредимыми. Они «завидовали» ему и потому были решительно настроены избавиться от Него. Обратите внимание: Матфей повествует о двух заговорах с целью устранения Иисуса, причиной которых была зависть: первый был задуман Иродом Великим в самом начале жизни Иисуса, а второй — священниками в конце ее. В обоих случаях заговорщики чувствовали, что их власть находится под угрозой, поэтому пытались «погубить» Иисуса[75]. Какими бы приемлемыми ни казались политические и теологические доводы священников, по всей вероятности, именно зависть толкнула их «предать» Иисуса Пилату, чтобы тот погубил Его (Мк. 15:1,10).

На наше отношение к Иисусу сегодня оказывают влияния те же греховные чувства. Он по-прежнему остается, как сказал К. С. Льюис, «трансцендентальной помехой»[76]. Нас раздражает то, что Он вмешивается в наше личное пространство, требует почитать Его, ожидает от нас повиновения. Неужели Он не может оставить нас в покое, — с досадой спрашиваем мы, — и заняться Своими делами? На что Он каждый раз отвечает, что мы и есть Его дело и что Он никогда не оставит нас «в покое». И мы также начинаем воспринимать Его как воинственного противника, нарушающего наш покой, покушающегося на наш статус-кво, подрывающего наш авторитет и уважение к себе. Мы тоже хотим избавиться от Него.

Иуда Искариот, предатель

Теперь, когда мы проследили, как священники передали Иисуса Пилату и как Пилат передал Его воинам, мы должны обратить внимание на то, как в самом начале Его передал в руки священников Иуда. Этот акт имеет более точное название — «предательство». И действительно, люди всегда будут помнить страстной четверг как «ту ночь, в которую предан был» Иисус Христос (1 Кор. 11:23), а Иуду — как «предателя Его». Эта обвинительная эпитафия стоит около его имени уже при первом его упоминании в Евангелиях в списке Двенадцати. Авторы трех синоптических Евангелий поместили его в конце списка Апостолов[77].

Довольно часто приходится слышать, что люди сочувствуют Иуде. Они считают, что ему досталась незаслуженно плохая участь при жизни, да и после смерти его обвиняют в несправедливой жестокости. «Как-никак, — говорят они, — если Иисусу суждено было умереть, кто-то должен был Его предать. Так за что винить Иуду? Он был только орудием провидения, жертвой предопределения». Конечно, сама Библия говорит о том, что Иисус «знал, кто Его предаст»[78], и называл его «сыном погибели, да сбудется Писание »[79]. Справедливо и то, что Иуда совершил этот поступок только после того, как сатана «вложил в сердце» ему «предать», а затем «вошел в него»[80].

Тем не менее, ни один из этих факторов не оправдывает Иуду. Он в ответе за то, что совершил, — нет сомнений, что замыслы зрели в его голове на протяжении некоторого времени до самого предательства. Тот факт, что его предательство было предсказано в Писании, не означает, что он был не свободной личностью — так же, как наличие ветхозаветных предсказаний о смерти Иисуса не означает, что Он отдал Свою жизнь не добровольно, поэтому Лука позже напишет о «неправедности» Иуды (Деян. 1:18). (Прим. ред. 10). Каким бы сильным ни было влияние сатаны в жизни Иуды, несомненно, был момент, когда он поддался ему. Из повествования явно видно, что Иисус обращается с ним, как с человеком, несущим ответственность за свои действия. Даже в последнюю минуту в горнице, где проходила Тайная Вечеря, Он последний раз взывает к Иуде, обмакнув кусок хлеба и подав ему (Ин. 13:25-30). Но Иуда не ответил на призыв Иисуса, а его предательство всегда производило впечатление крайне отвратительного поступка, потому что оно было вопиющим нарушением законов гостеприимства. Этим он исполнил еще одно пророчество, в котором оказано: «Даже человек мирный со мною, на которого я полагался, который ел хлеб мой, поднял на меня пяту» (Пс. 40:10). Но с наибольшей очевидностью циничность Иуды проявилась в том, что он решил предать своего Учителя поцелуем — использовать этот знак дружеских отношений для того, чтобы разрушить их. И Иисус подтверждает виновность Иуды, говоря: «Горе тому человеку, которым Сын Человеческий предается: лучше было бы тому человеку не родиться» (Мк. 14:12). Но не только Иисус проклял его, он сам впоследствии проклял себя. Он признал, что виновен в предательстве невинной души, возвратил деньги, за которые продал Иисуса и совершил самоубийство. Несомненно, им овладели скорее угрызения совести, чем раскаяние, но, по крайней мере, он признал свою вину.

Мотивы преступления Иуды уже долгое время занимают умы и дают почву для построения различных теорий тем, кто изучает его личность. Одна группа убеждена, что он принадлежал к зелотам[81], присоединился к Иисусу и Его последователям, надеясь, что они поддержат национально-освободительное движение, а затем предал Его, либо вследствие политического разочарования, либо задумав таким путем вынудить Иисуса перейти к действиям и убедить Его сражаться. Те, кто являются сторонниками такого воссоздания событий, считают, что нашли подкрепляющий их теорию аргумент в его имени, «Искариот», хотя все остальные признают, что он спорный. Общеизвестно, что это имя обозначает происхождение Иуды — «из Кириафа», городка в северной области Иудеи, упоминание о котором мы встречаем в книге Иисуса Навина (15:25). Но те, кто считают Иуду зелотом, предполагают, что существует взаимосвязь между словами «Искариот» и «сикариос», т.е. убийца (от латинского «сика» и греческого «сикарион» — «кинжал»). Иосиф Флавий ссылается на «сикариев»[82].

Вдохновленные фанатическим еврейским национализмом, они исполнились решимости вернуть своей стране независимость, освободив ее из-под колониального господства Рима, и ради этой цели они готовы были убивать своих политических врагов, которых презирали как предателей. В Новом Завете мы находим лишь одно упоминание о них: римский сотник, спасший Павла от расправы в Иерусалиме, сказал, что принял его за «того Египтянина, который перед сими днями произвел возмущение и вывел в пустыню четыре тысячи человек разбойников (сикариев)» (Деян. 21:38).

Другие толкователи считают такой вариант воссоздания событий довольно необоснованным, и рассматривают отступничество Иуды как результат морального падения, а не как поступок, обусловленный политическими мотивами. Они конкретно называют зависть, о которой упоминает четвертый евангелист. Он сообщает нам, что Иуда был «казначеем» (как мы бы его назвали) группы учеников, так как ему была доверена общественная касса. Замечание Иоанна связано с помазанием Иисуса Марией из Вифании. Она принесла алебастровый сосуд, наполненный очень дорогим ароматным маслом («чистым нардом» согласно словам Марка и Иоанна), которое она выливала на Иисуса, возлежавшего у стола, пока весь дом не наполнился благоуханием. Это был знак абсолютной, почти отчаянной преданности, которую Сам Иисус назвал «добрым делом». Но у некоторых из присутствующих (чье мнение выразил Иуда) это вызвало обратную реакцию. Скептически глядя на нее, они буквально фыркали от самоуверенного негодования. «К чему такая трата? — говорили они. — К чему такая глупая расточительность? Эту мирру можно было бы продать за большие деньги, равнозначные годичной заработной плате, и раздать деньги бедным». Но это замечание было неискренним, как говорит далее Иоанн. Иуда «сказал... это не потому, что заботился о нищих, но потому, что был не чист на руку: он имел при себе денежный ящик и носил, что туда опускали». И действительно, сразу же после того, как он увидел и осудил поступок Марии, который расценил как безответственную расточительность, он, вероятно, поспешил к первосвященникам, чтобы возместить убытки. «Что вы дадите мне, и я вам продам Его?», — спросил он. Нет сомнений в том, что после этого вопроса они начали торговаться и, в конце концов, сошлись на 30 серебряных монетах — средней цене, за которую можно было купить раба. Евангелисты, с их высоко драматическим способом изложения, намеренно противопоставляют Марию и Иуду, ее безграничную щедрость и его хладнокровно рассчитанную сделку. Мы можем только догадываться, какие еще темные вожделения руководили им, но Иоанн настаивает на том, что, в конечном счете, им овладела жадность к деньгам. Расстроенный растратой годового дохода, он пошел и продал Иисуса за деньги, не составлявшие и трети этой суммы[83].

Не зря Иисус говорит нам «смотрите, берегитесь любостяжания», а Павел утверждает, что любовь к деньгам — это «корень всех зол»[84], ибо в погоне за наживой люди скатываются в бездну безнравственности. Судьи, беря взятки, фальсифицировали справедливость так же, как израильские судьи, о которых Амос говорил: «продают правого за серебро и бедного — за пару сандалий» (2:6). Политики используют данную им власть, чтобы заключить контракты с тем, кто предложит наивысшую цену, а шпионы опустились до того, что продают врагу государственные секреты своей страны. Бизнесмены участвуют в темных делах, рискуя благосостоянием других людей ради заключения более выгодной сделки. Известны даже случаи, когда общепризнанные духовные наставники превращали религию в коммерческое предприятие, а некоторые все еще продолжают заниматься этим, потому кандидатов в пасторы предупреждают не быть «корыстолюбивыми»[85]. Бее эти люди говорят на том лее языке, что и Иуда: «что вы дадите мне, и я вам предам Его?» Все они, от наемного убийцы, готового торговаться о цене за чью-нибудь жизнь, до мелкого чиновника, оттягивающего оформление пропуска или паспорта до того момента, пока ему не дадут взятку, заявляют, что «каждый человек имеет свою цену». Иуда не был исключением. Иисус сказал, что служить одновременно Богу и деньгам невозможно. Иуда избрал деньги. Многие пошли по его следам. (Прим. ред. 11).

Их грехи и наши

Мы рассмотрели три личности — Пилата, Каиафу и Иуду, — на которых евангелисты возлагают основную вину за распятие Иисуса, и тех, кто был каким-либо образом связан с ними: первосвященников, народ и воинов. Когда речь заходит о ком-нибудь из них, употребляется один и тот же глагол — «парадидоми», означающий «передать», «отдать» или «предать». Иисус предсказывал, что будет «предан... в руки человеческие» или «предан... на распятие»[86]. Евангелисты построили свое повествование таким образом, чтобы показать нам, как сбылись эти предсказания. Сначала Иуда «предал Его» первосвященникам (из жадности), затем первосвященники «предали Его» Пилату (из зависти), а впоследствии Пилат «предал Иисуса» воинам на распятие (из малодушия)[87].

Наша интуитивная реакция на это накопление зла вторит вопросу изумленного Пилата: «Какое же зло сделал Он?» (Мф. 27:23). Но Пилат так и не получил вразумительного ответа. Толпа лишь истерически кричала: «Распни Его!» Но почему?

«За что? Что сделал мой Господь? За что был ненавидим? Он повелел хромым ходить, Слепым позволил видеть. Святая кровь! Людьми ж она Отвержена и попрана».

Оправдывать их — наша естественная реакция, потому что мы видим в них себя и хотели бы найти оправдание себе. И действительно, у них были смягчающие обстоятельства. Как сказал Сам Иисус, моля о прощении распинавших Его воинов, «не знают, что делают». Петр сказал приблизительно то же толпе евреев в Иерусалиме: «Я знаю, братия, что вы, как и начальники ваши, сделали это по неведению». Павел прибавил, что, если бы «власти века сего» все понимали, они «не распяли бы Господа славы»[88]. Тем не менее, им было известно достаточно для того, чтобы считать их виновными и осужденными за свои действия. Не брали ли они на себя всю ответственность за свои поступки, когда кричали: «Кровь Его на нас и на детях наших»?[89] В день Пятидесятницы Петр сказал об этом абсолютно прямо: «Твердо знай, весь дом Израилев, что Бог соделал Господом и Христом Сего Иисуса, Которого вы распяли». К тому же, даже не собираясь оспаривать его приговор, слушатели «умилились сердцем» и спросили, что им нужно делать, чтобы загладить эту вину (Деян. 2:36-37). Стефан говорил еще более откровенно, обращаясь к синедриону, что привело его к мученической смерти.

Назвав членов синедриона «Жестоковыйные! Люди с необрезанным сердцем и ушами», он обвинил их в том, что они сопротивляются Святому Духу так же, как некогда их предки. Предыдущие поколения преследовали пророков и убивали тех, кто предсказывал пришествие Мессии, а современники Стефана предали и убили Самого Мессию (Деян. 7:51-52). Позже Павел использует подобные выражения в своем Первом послании к Фессалоникийцам, где он говорит о враждебном отношении иудеев к Благой Вести: они «убили и Господа Иисуса и Его пророков, и нас изгнали». Но гнев Божий падет на них за то, что они пытаются мешать язычникам спастись (1 Фес. 2:14-1.6).

В наши дни уже совсем не популярно обвинять евреев в том, что они распяли Иисуса. И действительно, если кто-то использует этот довод, чтобы злословить или преследовать евреев (как это делали раньше), или как оправдание антисемитизма, это совершенно непростительно. Но, чтобы не становиться антисемитами, мы не должны делать вид, что еврейский народ был абсолютно неповинен. Хотя, признавая их вину, мы должны дополнить, что другие народы разделили ее с ними. Именно так и считали Апостолы. Ирод и Пилат, язычники и евреи, пишут они, вместе «собрались на» Иисуса (Деян. 4:27). И, что еще более важно, мы тоже виновны. Если бы мы оказались на месте тех людей, поступили бы точно так же. Мы на самом деле так и поступаем. Ведь каждый раз, когда мы отходим от Христа, «распинаем в себе Сына Божия и ругаемся Ему» (Евр. 6:6). И мы приносим Иисуса в жертву нашей жадности, как сделал это Иуда, в жертву нашей зависти, как первосвященники, и нашим амбициям, как Пилат. «Стоял ли ты рядом, когда распинали моего Господа?» — спрашивает пожилой негритянский проповедник. И мы обязаны ответить: «Да». Не только в качестве зрителей, но it роли соучастников, виновных соучастников, которые вынашивают недобрые замыслы, плетут интриги, предают, торгуются и готовы выдать Его на распятие.

Мы можем попытаться умыть руки и снять с себя ответственность, как это сделал Пилат. Но наши усилия будут такими же тщетными, ибо наши руки в крови. Перед тем, как мы начнем воспринимать крест как что-то совершенное для нас (ведущее нас к вере и поклонению), мы должны воспринимать его, как что-то совершенное нами (ведущее нас к покаянию). И действительно, «только тот, кто готов признать свою долю вины в распятии, может претендовать на свою долю благодати», как выразился Кэнон Питер Грин[90].

Горициус Бонар (1808-1889), которого называли «королем шотландских создателей гимнов», замечательно выразил эту мысль такими словами:

«Я пролил праведную кровь

И, ко кресту прибив,

Распял я Божьего Христа,

Глумился я над Ним.

В беснующейся той толпе

Затмил я всех собой.

И в каждом грубом выкрике

Я слышу голос свой.

Вокруг креста бурлит народ,

Насмешкам плюясь.

Но мнится мне, что там стоял

Один насмешник — я».

До этих пор, отвечая на вопрос «Почему Христос умер?», мы в основном обращали внимание на то, как это описано в Евангелиях. Они показывают нам цепочку ответственных (от Иуды до первосвященников, от первосвященников до Пилата, от Пилата до воинов) и, по меньшей мере, косвенно говорят о том, что их действиями управляла та же жадность, зависть и страх, что и нашими. Однако, это еще не все, о чем говорят авторы Евангелий. Я пропустил еще один существенный фактор, который они запечатлели: хотя Иисус был убит за грехи человечества, Он умер не как мученик. Напротив, Он пошел на крест добровольно, даже намеренно. Он посвятил Себя этому поступку с самого начала Своего служения.

Принимая крещение, Он отождествил Себя с грешниками (что позже получит свое завершение на кресте), и, будучи искушаем, отказался уклониться от крестного пути. Иисус несколько раз предсказывал Свои страдания и смерть, как мы увидели из предыдущей главы, и уверенно направлялся в Иерусалим, чтобы там встретить Свою смерть. Постоянное упоминание глагола «должен» в связи с Его смертью говорит не о каком-то внешнем принуждении, а о внутренней решимости выполнить то, что Ему было предназначено. «Пастырь добрый полагает жизнь свою за овец», — говорил Он. И позже, уже опуская метафору: «Я отдаю жизнь Мою... никто не отнимает се у Меня, но Я Сам отдаю ее» (Ин. 10:11, 17-18).

Более того: когда Апостолы перенесли в свои I Послания тот факт, что Иисус пошел на смерть добровольно, они несколько раз использовали тот же глагол «парадидоми», которым евангелисты обозначали «предание» Его на смерть другим людям. Так Павел писал о «Сыне Божьем, возлюбившем меня и предавшем («парадонтос») Себя за меня»[91]. Вероятно, это было сознательным повторением текста Ис. 53:12, где говорится, что Он «предал (LXX — «паредотэ») душу Свою на смерть». Павел использует то же слово, рассматривая самопожертвование Сына глубже, чем просто как жертву, принесенную Его Отцом. Например, «Тот, Кто Сына Своего не пощадил, но предал («паредокэн») Его за всех нас, как с Ним не дарует нам и всего?»[92].Октавиус Винслоу замечательно выразил это следующей краткой фразой: «Кто отдал Иисуса на смерть? Не Иуда, и не за деньги; не Пилат, и не из-за страха; не евреи, и не из-за зависти, а Его Отец — из любви!»[93]

Мы должны понимать неразрывность этих двух дополняющих друг друга взглядов на сущность креста. С точки зрения человека Иуда предал Иисуса первосвященникам, которые предали Его Пилату, тот предал Его воинам, а последние распяли Его. Но с точки зрения Бога Отец отдал Его, и Сам Иисус отдал Себя на смерть ради нас. Когда мы задумываемся о кресте, мы можем сказать себе, что «Это сделал я — Его заставили пойти на это мои грехи», так и то, что «Это сделал Он — Он пошел на это из Своей любви». Апостол Петр объединил две эти истины в своем знаменитом утверждении, произнесенном в день Пятидесятницы: «Сего, по определенному совету и предведению Божию преданного» и «вы взяли, и, пригвоздивши руками беззаконных, убили»[94]. Таким образом, Петр говорит о том, что Иисус умер как во исполнение Божьего плана, так и по причине греховности человечества. Ибо тот самый крест, который, согласно сказанному в этой главе, разоблачил человеческие пороки, был в то же время явлением божественной воли преодолеть разоблаченную посредством креста человеческую порочность.

В заключение этой главы я вернусь к вопросу, с которого начал ее: Почему Иисус Христос умер? Сначала я ответил так: Он не умер, Он был убит. А теперь я должен дать еще один ответ, противоположный первому. Он не был убит, Он умер, добровольно отдав Свою жизнь, чтобы исполнить волю Отца.

Чтобы распознать, в чем заключалась воля Его Отца, нам нужно будет еще раз вернуться к тем же событиям, но, на этот раз, рассматривая не только внешнюю сторону вещей.

 

 

[65] Относительно последней научной защиты, с юридических позиций освещающей историческую точность соблюдения процессуальных норм этих судов, как они описаны в Евангелиях, см. Джин Имберт, «Судебный процесс по делу Иисуса».

[66] Общедоступную информацию о распятии можно почерпнуть из: МартинХенгел. «Распятие».

[67] Мф. 27:32-35; Мк. 15:21-25; Лк. 23:26-33; Ин. 19:17-18.

[68] «Древности» (18.3.2).

[69] «К Гаю» 38, с. 165

[70] Лк. 23:4; Ин. 18:38.

[71] Лк. 23:13-15; ср. Ин. 19:4-5.

[72] Лк. 23:22; Ин. 19:6.

 

[73] Swete, Н. В. The Gospel According to St. Mark (Macmillan, 1898), p. 350.

[74] Мф. 27:18; ср. Мк. 15:10.

[75] Мф. 2:13 и 27:20.

[76] C.S. Lewis, Surprised by Joy (Geoffrey Bles, 1955), p. 163.

[77] Мф. 10:4; Мк. 3:19; Лк. 6:16.

[78] Ин. 6:64, 71; 13:11.

[79] Ин. 17:12; ср. Деян. 1:15-17, 25.

[80] Ин. 13:2, 27; ср. Лк. 22:3.

[81] Основателем партии зелотов был Иуда, названный по имени своего тезки «Иуды Галилеянина», который в 6 г. н.э. поднял вооруженное восстание против Рима (он упомянут в Деян. 5:37). Мятеж потерпел неудачу и Иуда был убит, но его сыновья продолжили борьбу. Крепость Масада была последним оплотом зелотского сопротивления Риму, она пала в 74 г. н.э. Вильям Варкли является одним из тех, кто считает «наиболее вероятным», что Иуда был зелотом и что его поцелуй в Гефсиманском саду был «неумышленным вероломством», но, скорее, знаком, провоцирующим Иисуса отказаться от Своей нерешительности и начать долгожданную кампанию (Barclay, William, Crucified and Crowned (SCM, 1961), pp. 36-38).

[82] См. Иосиф Флавий «Древности» (20.163-165, 186-188) и «Иудейская война» (2.245-257).

[83] Мф. 26:6-16; Мк. 14:3-11; Ин. 12:3-8; 13:29.

[84] Лк. 12:15 (RSV); 1Тим. 6:10.

[85] 1 Тим. 3:3, 8; Тит. 1:7; ср. Деян. 8:18-23; 20:33-34.

[86] Мф. 17:22; 26:2.

[87] Иуда (Мф. 26:14-16), священники (Мф. 27:18), Пилат (Мф. 27:26).

[88] Лк. 23:34; Деян. 3:17; 1 Кор. 2:8.

[89] Мф. 27:25; ср. Деян. 5:28.

[90] Green, Peter, Watchers by the Cross: thoughts on the seven last words (Longmans Green, 1934), p. 17.

[91] Гал. 2:20; ср. Еф. 5:2, 25, также Лк. 23:46.

[92] Рим. 8:32; ср. 4:25.

[93] Я признателен Дэвиду Киндому за обращение моего внимания на это выражение, который Джон Мюрэй включил в свой Комментарий к Римлянам (англ. изд. — т.1, с. 324), взяв его из О. Винслоу «Нет никакого осуждения во Христе Иисусе» (1857).

[94] Деян. 2:23; ср. 4:28. Позже в своем Первом послании Петр описывает Иисуса как Агнца, «избранного от создания мира» (1:19-20).