Крест Христа

11. САМОПОЗНАНИЕ И ОТРЕЧЕНИЕ ОТ СЕБЯ

Крест вносит революционные изменения не только и наше отношение к Богу, но и в наше отношение к самим себе. Следовательно, общество креста — не только торжествующее общество, но еще и общество самопознания. Это может прозвучать как возвращение к индивидуализму. Но это не так, потому что целью этого самопознания станет отречение от себя в пользу других людей. Но как возможно отдать то, о существовании чего даже не подозреваешь? Вот почему настолько важны поиски своей индивидуальности.

Но кто же мы такие? Как мы должны воспринимать себя? Как должны относиться к себе? Мы не можем дать удовлетворительного ответа на эти вопросы, не обратившись ко кресту.

В наше время сравнительно широко распространена заниженная самооценка. Многие люди страдают от чувства неполноценности. Порой его источник кроется в детстве, проведенном в лишениях, порой в более поздней трагедии, в результате которой появляется осознание себя ненужным и нелюбимым. Давление построенного на конкуренции общества только ухудшает положение. Другие, возникшие в последнее время веяния, еще больше усугубляют существующие проблемы. Те люди, которые чувствуют на себе политическое или экономическое давление, чувствуют себя униженными. Расовые и половые предрассудки, травмы, наносимые тому, кого называют «лишним человеком» могут подорвать чью угодно уверенность в себе. Технологии низводят людей, как сказал однажды Арнольд Тойнби, «до уровня регистрационных номеров, выбитых на карточке, созданной для продвижения по недрам компьютера». Тем временем этологи типа Деамонда Морриса, говорят нам, что мы не более чем животные, а бихевиористы, такие как Б. Ф. Скиннер, утверждают, что мы не более чем машины, запрограммированные на автоматическую реакцию в ответ на внешние раздражители. Не удивительно, что многие в наше время чувствуют себя никчемными ничтожествами.

Острой реакцией на эти веяния является популярное движение за «потенциал человека», который развивается в противоположном направлении. Оно провозглашает: «Будь собой, проявляй себя, удовлетворяй себя!» Оно акцентирует «силу позитивного мышления», совместно с потребностью в «мышлении, ориентированном на возможности» и с «позитивной умственной позицией». Отталкиваясь от похвального желания повышать самооценку, они формирует мнение, что потенциал людей для развития практически неограничен. На этой концепции построена целая серия книг, которая глубоко проанализирована доктором Полом Витцом в его книге «Психология и религия: культ поклонения себе» (Paul Vitz, Psychology vs Religion: The Cult of Self-worship). «Психология стала религией, — пишет он, — то есть формой мирского гуманизма, основанной на обожествлении себя» (с. 9). Он начинает книгу с анализа «четырех наиболее выдающихся исследователей «теории собственного «я»: Эрика Фромма, Карла Роджерса, Авраама Маслова и Ролло Мэя. Все они, прибегая к различным уловкам и трюкам, исповедуют врожденную благодетель человека и проистекающую из этого потребность в безусловном самоуважении, самоанализе и самоактуализации. Эти теории представлены в популярной форме с помощью «делового соглашения» («У меня все хорошо; у тебя все хорошо») и ОСЭ (Обучения на семинарах Эрхарда), которые доктором Витцом справедливо названы «абсолютным самообожествлением» (с. 31 и далее). В качестве иллюстрации «жаргона индивидуалиста», он приводит в своей работе рекламу книги «Современная психология»: «Я люблю себя. Я не тщеславен, а просто отношусь к себе по-дружески. И мне нравится делать то, что помогает мне испытывать удовлетворение...» (с. 62). Это самопоглощение хорошо отражено в следующем шуточном стихотворении:

«Жил в древности юнец, Нарциссом звался,

Себе весьма прекрасным он казался.

Посему он тупо глядел

На свое отраженье в воде —

Его порок и по сей день остался»[493].

К сожалению, похоже, что многие христиане по своей воле завязли в этом движении, поддавшись ложному впечатлению, будто Моисеева заповедь, подтвержденная Иисусом, и гласящая, что мы должны любить ближнего как самого себя — это заповедь любить себя так же, как и своего ближнего. Но на самом деле это не так. Чтобы доказать это, предоставлю три аргумента.

Первый — из области грамматики: Иисус не сказал: «Первая заповедь — любите Господа Бога, вторая — любите ближнего своего, а третья — любите себя». Он говорил только о «первой» великой заповеди и о второй заповеди, «подобной ей». Дополнение «как себя» дает нам грубое, но эффективное практическое руководство, наставляющее нас любить ближнего, поскольку «никто никогда не имел ненависти к своей плоти» (Кф. 5:29). В этом отношении она подобна Золотому Правилу: «во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними» (Мф. 7:12). Большинство из нас действительно любят себя, следовательно, знание того, чего мы желаем себе, даст нам возможность понять, как относиться к другим. Любовь к себе — это факт, который следует признать, и правило, которым нужно пользоваться, но не добродетель, которой стоит хвалиться.

Второй — из области лингвистики: здесь использован глагол «агапао», а любовь «агапэ» подразумевает жертвование собой ради служения ближнему. Значит, ее объектом не может быть тот лее человек, от которого она исходит. Концепция того, что мы пожертвуем собой, чтобы послужить себе же — это нонсенс.

Третий — из области теологии: любовь к себе в библейском понимании — это грех. Грех — это сосредоточение всех интересов на самом себе, как сказал Лютер. Одним из признаков «последних дней» является то, что люди будут «самолюбивы», а не «боголюбивы» (2 Тим. 3:1-5). Их любовь будет неверно направлен» не на Бога и ближнего, а на самих себя.

Как же в свете изложенного мы должны относиться к себе? Как можно отвергнуть обе крайности — ненависть к себе и себялюбие — не презирать себя, но и не льстить себе? Как можно избежать слишком снисходительного и слишком придирчивого самоанализа, и вместо этого руководствоваться увещеванием Павла «думайте о себе... скромно» (Рим. 12:3)? Ответ дал нам крест Христа, так как он призывает нас и к отречению от себя, и к самоутверждению. Но прежде чем мы сможем обдумать эти взаимодополняющие назидания, он объявляет нам, что мы уже стали новыми творениями, так как умерли и воскресли со Христом.

Именно в этом отношении смерть Иисуса по праву должна быть названа как «представляющей», так и «заместительной».

«Заместитель» — это тот, кто исполняет функции другого человека таким образом, чтобы избавить другого от необходимости их выполнения.

«Представитель» — это тот, кто действует от лица другого человека таким образом, чтобы вовлечь другого в свою деятельность.

Таким образом, в прошлом человек, служивший в армии за договорную плату вместо другого, был не призывником, а «заместителем». Заместителем является и футболист, который выходил на поле вместо игрока, получившего увечье. Призывник и травмированный игрок в данном случае бездействуют, так как их заменили другие люди.

В то же время доверенному лицу, который выступает «представителем» своей фирмы, даются полномочия действовать от ее лица. Он выступает не вместо этой фирмы, а за нее. Его фирма несет ответственность за то, что он говорит и делает.

Точно так же, будучи нашим заместителем, Христос делал для нас то, чего мы сами никогда не смогли бы сделать для себя — взял на Себя наши грехи и осуждение за них. Но, выступая нашим представителем, Он делает то, что делаем и мы, будучи едины с Ним, поскольку мы умерли и воскресли вместе с Ним.

Наиболее пространное изложение Павлом этой неординарной и в то же время замечательной темы мы находим в начале 6-й главы Послания к Римлянам[494]. Поводом к тому послужило неверное предположение, суть которого в том, что, поскольку при умножении греха умножается и благодать, мы можем продолжать грешить, тем самым увеличивая благодать (5:20-6:1). Павел с негодованием отвергает эту мысль по той простой причине, что мы «умерли для греха» и потому больше не можем в нем жить (6:2). Когда же наступила эта смерть? Когда мы приняли крещение: «Неужели не знаете, что все мы, крестившиеся во Христа Иисуса, в смерть Его крестились? Итак, мы погреблись с Ним крещением в смерть, дабы, как Христос воскрес из мертвых славою Отца, тик и нам ходить в обновленной жизни» (6:3-4). Это значит, что наше крещение наглядно представляет нашу причастность смерти и воскресения Христа. Поэтому можно сказать, что мы «умерли для греха», чтобы уже не жить в нем.

Недостающим фрагментом этой головоломки является тот факт, что смерть Христа (которую мы разделили с Ним внутренне по вере и внешне при крещении) стала смертью для греха: «Ибо, что Он умер, то умер однажды для греха; а что живет, то живет для Бога» (ст. 10). То, что Иисус умер для греха, может значить только одно — Он понес наше наказание, поскольку «возмездие за грех — смерть» (ст. 2'Л). Понеся это возмездие (или претерпев это наказание), окончив жизнь на кресте, Он воскрес для новой жизни. То же произошло и с нами благодаря нашему единству с Ним. Мы также умерли для греха, не в том смысле, что лично понесли наказание за него (это сделал за нас и вместо нас Христос), но в том смысле, что мы разделили с Ним плоды Его смерти. Поскольку возмездие за грех уже осуществилось и этот долг уже оплачен, мы освободились от ужасного бремени вины и осуждения. Мы также воскресли с Христом к новой жизни, оставив позади разрешенный вопрос греха. Какие же, в таком случае, у нас остаются шансы продолжать жить в том грехе, для которого мы умерли? Возможность этого не исключена, и нам нужно по-прежнему принимать меры предосторожности, чтобы грех не возобладал над нами (ст. 12-14). Но это невозможно постольку, поскольку несовместимо с фактом нашей смерти и воскресения со Христом. Смерть и воскресение оборвали нашу связь с прежней жизнью. Как вообще может возникнуть мысль о том, чтобы вернуться к ней? Вот почему мы «считаем» или «почитаем» себя «мертвыми для греха, живыми же для Бога во Христе Иисусе» (ст. 11). Это не значит, что мы должны делать вид, будто умерли для греха и воскресли для Бога, в то время как отлично знаем, что этого не произошло. Напротив, мы знаем, что объединившись с Христом, стали причастны к Его смерти и воскресению, и потому и сами умерли для греха и воскресли для Бога. Следовательно, мы должны постоянно помнить об этом и жить в соответствии с этим фактом. Аналогичную мысль в характерных ярких выражениях высказал Вильям Тиндэйл в завершение пролога к своей книге, посвященной «Посланию к Римлянам»:

«Теперь же ступай, читатель, и в соответствии с указанием Павла в этом Послании и ты поступай так же... Помни, что Христос совершил это искупление не ради того, дабы ты снова гневил Бога; и умер Он за твои грехи не ради того, дабы ты, как и ранее, жил в них; и очистил Он тебя не ради того, дабы ты, подобно свинье, возвратился в свою старую лужу; но дабы ты стал новым творением, и препровождал новую жизнь по воле Божьей, а не по указаниям плоти»[495].

Барт уловил радикальность этого учения и сослался на него в главе, посвященной оправданию. «Приговор, который Божественный суд вынес в смерти Иисуса, гласит, что... я — человек греховный, и этот греховный человек, а значит, я сам пригвожден ко кресту и распят (силой жертвы и покорности Иисуса Христа, вставшего на мое место), и что, следовательно, я уничтожен и замещен...» Это негативная сторона оправдания. Но «в том же приговоре, в котором Бог обвиняет и осуждает нас как грешников и предает нас смерти, Он прощает и переносит нас в новую жизнь перед Его взором и рядом в Ним». «Наша реальная смерть и наша реальная жизнь за гранью смерти, разрушение смерти и замена ее воскресением, Божье «Да» и «Нет» одному и тому же человеку идут рука об руку»[496].

Принимая во внимание фундаментальную истину, говорящую о том, кем мы являемся во Христе, а именно, что мы умерли и воскресли с Ним, так что нашей прежней жизни во грехе, наполненной виной и стыдом пришел конец, а новая жизнь в святости, отмеченная прощением и свободой началась, как же мы должны относиться к факту обновления себя? Поскольку наше новое «я», хотя и искупленное, все еще греховно, нам понадобится выработать новое отношение к себе: практиковать самоотречение и самоутверждение, озаренные крестом.

Самоотречение

Во-первых, это призыв к самоотречению. Призыв Иисуса прост: «Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Мк. 8:34). Тем самым Иисус впервые предсказал Свои страдания и смерть. Он говорил, что это «должно» произойти с Ним (ст. 31). Теперь же Он безоговорочно заявляет о необходимости проявления таких же действий и со стороны Своих последователей. Он должен взойти на крест, и они должны взять свой крест и следовать за Ним, делая это «ежедневно». Существует и обратная сторона: тот, кто не берет свой крест и не следует за Ним, не достоин Его и не может называться Его учеником[497]. Можно сказать, что в этом смысле каждый христианин подобен и Симону Киринеянину, и Варавве. Как Варавва мы избежали крестной участи, ибо Христос умер вместо нас. Подобно же Симону Киринеянину мы несем свой крест, так как Он призывает нас взять его и следовать за Ним (Мк. 15:21).

Римляне превратили распятие в весьма распространенное зрелище во всех колонизированных ими провинциях, и Палестина не составляла исключения. Каждый мятежник, осужденный на распятие, был вынужден нести свой крест или по меньшей мере patibulum (поперечную перекладину креста) до места своей казни. Плутарх указывал, что «каждый преступник, осужденный на смерть, нес свой крест на спине»[498]. У Иоанна также описано, как Иисус, «неся крест Свой, вышел на место, называемое Лобное» (19:17). Таким образом, взять свой крест и следовать за Иисусом — значит «встать на место осужденного, идущего на место казни»[499]. Ведь следуя за Иисусом с крестом на плечах, мы можем прийти только к одному месту — месту казни. Как писал об этом Бонхеффер, «когда Христос призывает человека, Он приказывает ему прийти и умереть»[500]. Значит, наш «крест» — это не раздражительный муж или придирчивая жена, а символ смерти для своего «я».

Несмотря на то, что Иисус мог иметь в виду и возможное мученичество, всеохватывающий характер Его призыва («кто...») подразумевает более широкое применение. Прибегая к этим ярким образам, Иисус, несомненно, указывает на самоотречение. Отречься от себя — значит поступить по отношению к себе так же, как поступил Петр по отношению к Иисусу, когда трижды отрекся от Него. В этих двух случаях используется один и тот же глагол «апарнеомай». Он отказался, отрекся, отвернулся от Него. Самоотречение — это не отказ от удовольствий наподобие шоколада, тортов, сигарет и коктейлей (хотя может понадобиться и это). Это действительное отречение или отказ от своего «я», отвержение нашего мнимого права поступать по-своему. «Отречься от себя — значит... обратиться вспять от идолослужения самому себе »[501]. Павел, должно быть, указывал на то же, когда писал, что люди, принадлежащие Христу, «распяли плоть со страстями и похотями» (Гал. 5:24). Проиллюстрируем сказанное ярким примером: некто берет молоток и прибивает нашу увертливую человеческую сущность к кресту, таким образом умерщвляя ее. Этот процесс традиционно называют словом «умерщвление». Это непрерывная решимость силой Духа Святого «умерщвлять дела плотские», чтобы в результате этой смерти мы могли жить вместе с Богом[502].

В своих Посланиях Павел упоминает три разных вида смерти и воскресения, которые составляют неотъемлемую часть опыта христианина. Мы приходим в полное замешательство, когда не можем провести грань между ними. Первый вид, который мы уже рассмотрели, — это смерть для греха и следующая за этим жизнь для Бога, которая знакома всем христианам благодаря нашему единению со Христом в Его смерти и воскресении. Посредством ее мы становимся причастны к плодам смерти Христа (даруемому ей прощению) и Его воскресению (даруемой им силе). Это неотъемлемая часть нашего обращения или крещения. Второй — смерть своего «я», которую называют либо «несением креста», либо «отречением от себя, распятием и умерщвлением себя». Следствием этой смерти является жизнь с Богом. Данная смерть — не какое-то произошедшее с нами событие, о котором нам советуют помнить и его учитывать. Это необходимо делать нам самим, хотя и с помощью Святого Духа, намеренно искореняя нашу старую природу. Поистине это умерщвление пережили все христиане. Оно является важным аспектом нашего исходного и непрестанного покаяния, и без него нам невозможно стать учениками Христа. Не сходить с этих позиций — это значит ежедневно нести свой крест.

О третьей смерти я говорил в девятой главе. Мы носим в своем теле смертность Иисуса, чтобы и Его жизнь открылась в теле нашем (2 Кор. 4:9-10). Непосредственной ареной в этом случае является наше тело. Речь идет о его страданиях в преследованиях и в неудобствах жизни. Именно в связи с этим Павел мог сказать: «Я каждый день умираю» (1 Кор. 15:30-31), и «умерщвляют нас всякий день» (Рим. 8:36). Ведь это постоянная физическая хрупкость. Но «воскресение», внутренняя сила и обновление, источником которого является жизнь Иисуса в нас, тоже не прекращается (2 Кор. 4:16).

Обобщая вышесказанное, можно сделать вывод, что первая смерть — юридическая. Это смерть для греха посредством единения со Христом в Его смерти для греха (освобождение из-под его власти), а следующее за ней воскресение с Ним ведет к новой свободной жизни, которую получают оправданные грешники. Вторая смерть — нравственная. Это смерть нашего прежнего «я», умерщвление нашей прежней натуры с ее порочными желаниями, а последующее воскресение ведет нас к новой праведной жизни вместе с Богом. Третья смерть — физическая: прощание с надежностью, «предание на смерть ради Иисуса», которой соответствует воскресение в силе Иисуса, совершаемой в нашей немощи. Юридическая смерть стала «смертью для греха однажды и на все времена», а нравственную и физическую смерть ученики Христа переживают ежедневно и непрерывно.

Мне любопытна реакция читателей на то, что написано выше, особенно на ту часть, где говорится о смерти нашего прежнего «я», или, скорее, уничтожении его преданием на распятие или умерщвление. Я предполагаю (и надеюсь), что вы чувствовали себя неловко, когда читали об этом. Я занял такую негативную позицию по отношению к человеческому «эго», что у вас могло сложиться впечатление, будто в деле унижения человека я действую заодно с бюрократами и технократами, этологами и бихевиористами. Дело не в том, что написанное мной расходится с истинным положением вещей (ведь именно Иисус повелел нам взять свой крест и следовать за Ним вплоть до смерти), а в том, что это только одна сторона истины. Она подразумевает, что человеческая природа абсолютно порочна, и поэтому от нее нужно безоговорочно отречься, фактически «распять» ее.

Самоутверждение

Но не нужно упускать из виду и другую нить, прослеживающуюся в Писании. Наряду с ясным призывом Иисуса к самоотречению существует и не выраженный Им прямо призыв к самоутверждению (что отнюдь не идентично себялюбию). Ни у одного человека, если он читает Евангелие без предубеждений, не может возникнуть впечатления, что Иисус Сам негативно относился к людям или побуждал к этому других. Справедливо скорее обратное.

Во-первых, примите во внимание Его учение о людях. Он действительно обращал внимание на пороки и нечистоту, исходящие из сердца человека (Мк. 7:21-23). Однако Он говорил также и о ценности человека в глазах Божьих. «Сколько же лучше, — говорил Он, — человек птиц или зверей»[503]. На чем основано Его мнение о нашей ценности? Прежде всего на доктрине творения, которая взята Иисусом из Ветхого Завета. Она гласит, что человек — венец творении Божия и что Он сделал мужчину и женщину «по Своему образу и подобию». Именно воплощенный в нас образ Бога придает нам неповторимую ценность. Доктор Энтони Хоэкима в своей замечательной небольшой книге «Христианин смотрит на себя» (Hoekema Л. The Christian Looks at Himself) цитирует молодого американца-негра, который, выступая против чувства неполноценности, привитого ему белыми, вывесил в своей комнате такой плакат: «Я пригоден, потому что Бог не лепит брака» (с. 15). Возможно, стиль тут и хромает, зато теология отличная.

Во-вторых, мы видим отношение Иисуса к людям. Он никого не презирал и никого не отвергал. Напротив, Он изо всех сил старался уважать тех, кого мир обесславил, и принимать тех, кого мир отверг. Он учтиво разговаривал с женщинами в присутствии других людей. Он подзывал к Себе маленьких детей. Он дарил надежду самарянам и язычникам. Он позволял прокаженным подходить к Нему, а блуднице помазать мирром и целовать Его ноги. Он завязывал отношения с изгоями общества, служил бедным и голодным. Все Его многостороннее служение светилось состраданием и уважением к людям. Он признавал их достоинство и любил их, и Своей любовью делал их еще более достойными существами.

В-третьих, что особенно важно, мы должны помнить миссию Иисуса и Его смерть за людей. Как говорит Господь, Он пришел послужить, а не для того, чтобы Ему служили, и отдать Свою жизнь в качестве выкупа за многих. Ничто не указывает на огромную ценность человека в глазах Иисуса с такой очевидностью, как Его решимость пострадать и умереть за него. Он был Добрым Пастырем, пришедшим в пустыню, храбро встречающим трудности и подвергающим Себя опасности, чтобы найти и спасти единственную заблудившуюся овцу. Воистину Он положил жизнь Свою за эту овцу. И только вглядываясь в крест, мы видим истинное достоинство человека. Как сказал Вильям Тэмпл, «мое достоинство — это моя ценность в глазах Божьих, имеющая для меня первостепенное значение, потому что Христос умер за меня»[504].

Таким образом, крест Христа является как доказательством ценности человеческой личности, так и наглядным примером ее отвержения или распятия. В чем же разрешение этого библейского парадокса? Как можно одновременно ценить себя и отрекаться от себя?

Для ответов на эти сложные вопросы, обсуждения и выработки различных подходов к себе, необходимо выяснить, что же мы подразумеваем под словом «я». Наше «я» — не простая субстанция, которую можно назвать абсолютно праведной или абсолютно порочной и которую, следовательно, можно либо наделить бесспорным достоинством, либо безоговорочно отвергнуть. Напротив, сущность нашего «я» сложна и противоречива. В ней совмещаются добро и зло, меть и позор, так что его оценка требует более тонкого отношения к нам самим.

То, кем мы являемся (наше «я» или наша личность) — частично результат творения («образ Божий»), а частично — результат грехопадения (искаженный образ). То «я», от которого нам нужно отречься, отказаться и которое нужно распять — это наше падшее «я», все то, что несовместимо с Иисусом Христом (отсюда и последовательность в Его заповеди, согласно которой вначале идет «отрекись от себя», а затем «следуй за Мной»). То «я», которое нам нужно утверждать и ценить — это сотворенное Богом «я», все то, что созвучно Иисусу Христу (отсюда и Его утверждение о том, что, утратив свое «я» путем самоотречения, мы обретем свое истинное «я»). Настоящее самоотречение (отказ от своего ложного, падшего «я») — путь не к самоуничтожению, а к раскрытию себя.

Таким образом, мы должны утверждать все то, что дано нам при сотворении: наш разум, чувство нравственного долга, наше ощущение половой принадлежности (мужской пол или женский), институт семьи, наш дар эстетического восприятия и художественного творчества, наше разумное пользование плодородно и землей, нашу потребность в любви и общительности, наше осознание необычайного величия Бога и заложенное в нас желание пасть перед Ним и прославить Его. Все это, как и многое другое, составляет сущность сотворенного Богом человека. Да, все это действительно замарано и изувечено грехом. Но, несмотря на это, Христос пришел освободить, а не уничтожить человеческую личность. Посему мы должны каждое мгновение нашей жизни с благодарностью утверждать в себе сотворенного Богом человека.

Наряду с этим необходимо отвергать все, что является результатом грехопадения: нашу непоследовательность, нравственную порочность, отрицание различия между полами, отсутствие самоконтроля в вопросах секса, эгоизм, наносящий ущерб нашей семейной жизни, нашу увлеченность мерзостью, отказ по причине лени развивать в себе Божьи дары, загрязнение и преднамеренное уничтожение окружающей среды, наши антисоциальные тенденции, которые препятствуют созданию настоящего единства между людьми, нашу гордую независимость и идолопоклоннический отказ прославлять живого и истинного Бога. Все это, как и многое другое, составляет сущность падшего человека. Христос пришел не восстановить все это, а уничтожить. Посему и мы обязаны усиленно отвергать эти проявления старой природы и отрекаться от нее.

До настоящего момента я намеренно схематично излагал разницу между тем, что мы получили при творении, а что — при грехопадении. Теперь эту картину нужно дополнить и толковать в более широком смысле в связи с избавлением человека Христом. Христиане больше не должны считать себя «сотворенными и павшими», но им стоит думать о себе как о «сотворенных, падших и восстановленных». Введение этого нового понятия заставляет нас больше утверждать, чем отрицать.

Во-первых, нам нужно больше утверждать. Ведь мы были не только сотворены, но и восстановлены по образу и подобию Божию. Действие в нас Божьей благодати, которая отображена в Новом Завете как «возрождение», «воскресение», «оправдание» и т. д. является в основе своей восстановлением. Наше новое «я» было «создано по Богу, в праведности и святости истины» и «обновляется в познании по образу Создавшего его». Поистине каждый человек, находящийся «во Христе» — «новая тварь»[505]. Это значит, что в нашем сознании, характере и отношениях происходит обновление. Мы стали Божьими детьми, учениками Христа и храмом Святого Духа. Мы вошли в новое общество — семью Божью. Святой Дух обогащает нас Своими плодами и дарами. Мы — наследники Божьи, с нетерпением и уверенностью ожидающие явления вышней славы. Приход ко Христу преображает человека. Он изменяет не только нас, но и наше представление о себе. Теперь нам понадобится многое утвердить в себе, не горделиво, но с благодарностью. Д-р Хоакима справедливо сосредоточивает на этом внимание в своей книге «Христианин смотрит на себя». Он цитирует гимн «Под крестом Иисуса», во многом изумительный и трогательный, чего нельзя сказать о последних словах одной строфы, которые звучат так:

«Смиренным сердцем и в слезах

Два чуда признаю:

Прекрасную Его любовь

И низменность мою».

Нет, нет, отрицает доктор Хоакима. Мы не можем так петь. Истинное положение вещей отражало бы слово «недостойность», но не «низменность» или «негодность» (с. 16). Как мы можем объявлять «негодным» то, что Иисус Христос провозгласил «достойным»? Неужели человек «недостоен» быть сыном или дочерью Божьей, членом Тела Христова и наследником Царства Небесного? Таким образом, существенная часть нашего самоутверждения, которая действительно является утверждением милое i и Бога, нашего Создателя и Избавителя, это понимание того, кем мы становимся «во Христе». «Основой нашего положительного представления о себе должна быть принятие нас во Христе Богом» (с. 102).

Во-вторых, христианам нужно не только как можно больше утверждать, но и от многого отрекаться! До настоящего момента в разряд того, что нам нужно отвергнуть, я ставил только наше грехопадение. Однако иногда Бог призывает нас отвергнуть и то, что не является порочным само по себе или относящимся к грехопадению, однако мешает нам исполнить конкретную волю Божью. Вот почему Иисусу, чья человеческая природа была совершенна и на которую грехопадение не повлияло, все же понадобилось отречься от Себя. Мы читаем, что Он, «будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу», то есть отложил то, чем обладал, — образ Бога (Флп 2:6). Ведь Он имел его. Он не «делал Себя равным Богу», в чем Его обвиняли оппоненты (Ин. 5:18); Of был извечно равен Отцу, что позволяло Ему и Отцу быть «одним» (Ин. 10:30). Тем не менее Он не держался привилегий, сопутствующих Его положению, Напротив, Он, «уничижив Себя», отказался от Своей славы. Он сделал это не потому, что она не принадлежала Ему по праву, но потому, что не мог сохранить ее и, в то же самое время, исполнить миссию Божьего Помазанника и Примирителя. Он пошел на крест в покорности не потому, что чем-то заслужил смерть, но потому, что такова была для Него воля Бога в соответствии с Писанием, и этой воле Он добровольно подчинился. На протяжении всей Своей жизни Он противостоял искушению избежать крестной участи. Как лаконично сказал Макс Воррен, «вся жизнь Христа была посвящена смерти»[506]. Он отрекся от Себя, чтобы предать Себя за нас.

Тот же принцип относится и к последователям Христа. «Ибо в вас должны быть те же чувствования (в англ. тексте Флп. 2:5 «мысли» — прим. переводчика)», — писал Апостол Павел, призывая к самоотречению в собственном апостольском служении. Например, у него были законные права жениться, а также получать финансовую поддержку, но он отказал себе в этом, поскольку верил, что такова была воля Господня в его жизни. Он также писал, что зрелые христиане должны уметь отказаться от своих прав и ограничивать свою свободу, чтобы не послужить соблазном ко греху для молодых братьев и сестер. В современных условиях некоторым христианам также приходится отказываться от брака, надежной работы, продвижения по службе или уютного дома в пригороде с благоприятной экологической средой не потому, что все это плохо само по себе, а по причине их несовместимости с конкретным призывом Бога переехать в другую страну, жить в бедном районе города или больше сблизиться с бедными и голодными мира сего.

В связи с этим остро возникает потребность в самопознании. Кто я? Каково мое внутреннее «я»? Можно ответить, что я — это смесь добра и зла с развитым чувством достоинства, поскольку был создан и восстановлен по образу Божию, но и не без порока, поскольку моя натура по-прежнему греховна и непокорна. Я как благороден, так и подл, прекрасен и уродлив, хорош и плох, честен и испорчен, я — образ и дитя Бога, и все еще иногда высказываю подобострастное почтение сатане, из чьих когтей вырвал меня Иисус. Мое истинное «я» — то, кем я был сотворен, и для освобождения которого приходил Христос, а также то, к чему я призван. Мое же ложное «я» — это то, что я приобрел в результате грехопадения и для уничтожения чего приходил Христос.

Самопознание помогает нам определить позицию, отношение к каждой из сторон. Мы должны быть верными нашему истинному «я» и непримиримыми к ложному «я». Мы должны постоянно утверждать все то, что было дано нам при творении, избавлении и призвании, и безжалостно отвергать то, что досталось нам и наследство от грехопадения.

Тем более, что крест учит нас и тому, и другому. С одной стороны, крест — данный Богом критерий достоинства нашего истинного «я», поскольку Христос любил нас и умер за нас. С другой — это данный Богом пример отречения от нашего ложного «я», поскольку мы должны пригвоздить его ко кресту и тем самым умертвить его. Или, проще говоря, стоя перед крестом мы одновременно видим и наше достоинство, и нашу порочность, поскольку осознаем как величие Его любви, проявленной в Смерти за нас, так и серьезность нашего греха, ставшего причиной Его Смерти.

Любовь самопожертвования

Ни самоотречение (отвержение наших грехов), ни самоутверждение (признательность за Божьи дары) ведут нас не в тупик поглощенности собой, а — к самопожертвованию. Самопознание в свою очередь должно вести нас к самоотдаче. Общество креста в сущности своей — это сообщество любви-самоотдачи, проявляющейся в поклонении Богу (что было темой предыдущей главы) и в служении окружающим (к этой теме мы обратимся в конце данной главы). Именно к этому постоянно и настойчиво призывает нас крест.

Контраст между стандартами креста и мира нигде не проявляется с таким драматизмом, как в просьбе Иакова и Иоанна и в ответе Иисуса на нее.

«Тогда подошли к Нему сыновья Заведеевы Иаков и Иоанн и сказали: Учитель! Мы желаем, чтобы Ты сделал нам, о чем попросим. Он сказал им: что хотите, чтобы Я сделал вам? Они сказали Ему: дай нам сесть у Тебя, одному по правую сторону, а другому по левую, в славе Твоей. Но Иисус сказал им: не знаете, чего просите. Можете ли пить чашу, которую Я пью, и креститься крещением, которым Я крещусь? Они отвечали: можем. Иисус же сказал им: чашу, которую Я пью, будете пить, и крещением, которым Я крещусь, будете креститься; а дать сесть у Меня по правую сторону и по левую — не от Меня зависит, но кому уготовано. И, услышав, десять начали негодовать на Иакова и Иоанна. Иисус же, подозвав их, сказал им: вы знаете, что почитающиеся князьями народов господствуют над ними, и вельможи их властвуют ими. Но между вами да не будет так: а кто хочет быть большим между вами, да будет вам слугою; и кто хочет быть первым между вами, да будет всем рабом. Ибо и Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих» (Мк. 10:35-45).

Стихи 35-й («желаем, чтобы Ты сделал нам, о чем попросим») и 45-й («Сын Человеческий пришел... чтобы послужить и отдать душу Свою»), являющиеся введением и завершением этого сюжета, отображают неразрешимое противоречие между сыновьями Заведеевыми и Сыном Человеческим, потому что они «говорят на разных языках», руководствуются различным духом и стремятся к достижению разных целей. Иаков и Иоанн хотят восседать на престолах в величии и славе. Иисус знает, что Он должен висеть на кресте в немощи и позоре. Мы видим полную противоположность, существующую между желанием Господа и корыстной амбициозностью человека.

Рассмотрим подробнее эту ситуацию. Во-первых, это всегда выбор между себялюбием и жертвой. Заявление братьев: «Желаем, чтобы Ты сделал нам, о чем попросим», — можно, бесспорно, квалифицировать как наихудшую, вопиюще эгоистичную из всех молитв, которые когда-либо произносили уста человека. Похоже, они рассчитывали, что за самые почетные места в Божьем Царстве будет ожесточенная драка, и потому сочли благоразумным «забронировать» их себе заблаговременно. Их просьба «занять должность» (NEB) не что иное, как «четкое отражение человеческого тщеславия»[507]. Она прямо противоположна истинной молитве, целью которой никогда не может быть склонение Божьей воли в угоду нашей, но всегда изменение нашей воли в угоду Божьей. Однако мир (и даже церковь) полон Иаковов и Иоаннов, предприимчивых дельцов и карьеристов, жаждущих почитания и престижа, измеряющих жизнь достижениями и постоянно мечтающих об успехе. Они агрессивно честолюбивы.

Такое поведение абсолютно несовместно с крестным путем. «Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать...» Он отказался от силы и славы небес и смирил Себя, став рабом. Он отдал Себя презираемой и отвергаемой части общества полностью и без страха. Он был одержим славой Божьей и благом людей, носящих Его образ. Чтобы способствовать этому, Он был готов претерпеть позор креста. Теперь Он призывает нас следовать за Ним, не стремиться к собственному величию, а искать в первую очередь Царства Божия и правды Его[508].

Во-вторых, нужно сделать выбор между властью и служением. Очевидно, что Иаков и Иоанн желали не только почета, но и славы. Можно с уверенностью сказать, что, прося возможности «сесть» по обе стороны Иисуса, они мечтали не о месте на полу, подушках, табуретах или стульях, но о тронах. Скорее всего, они представляли, что у каждого из них будет по трону. Мы знаем, что они выходцы из состоятельной семьи, поскольку у их отца, Заведея, были наемные работники, рыбачившие на том же озере. Возможно, им не хватало слуг, прибегающих по первому их зову, но они готовы отказаться от этой роскоши на некоторое время в том случае, если в конце все это восполнится троном. Мир любит власть. «Вы знаете, что почитающиеся князьями народов господствуют над ними, — сказал Иисус, — и вельможи их властвуют ими» (ст. 42). Может, Он подразумевал Рим, чьи императоры чеканили на монетах свой профиль с надписью «заслуживающий поклонения»? Или Ирода, который, будучи всего лишь властителем-марионеткой, правил, как эти тираны? Вожделение славы свойственно нашей греховной природе.

Оно также абсолютно несовместимо с крестным путем, который подразумевает служение. Заявление Иисуса о том, что «Сын Человеческий пришел не для того, чтобы Ему служили, но чтобы послужить» шокировало своей необычайностью. Ведь Сын Человеческий из видения Даниила был облечен властью, и все народы служили Ему (Дан. 7:13-14). Иисус претендовал на это звание, но изменил роль. Он пришел не для того, чтобы Ему послужили, но чтобы быть «слугой Божьим» из «Гимнов Слуги». Он совместил в Себе два образа. Он был как исполненным славы «Сыном Человеческим», так и страждущим «Слугой», прославившимся через страдания и призывающим нас следовать Его примеру. Лидеры в миру по-прежнему подавляют своим авторитетом, манипулируют, эксплуатируют и деспотично угнетают своих подчиненных. «Но между вами да не будет так» (ст. 43), — многозначительно отметил Иисус. Его новое общество должно строиться на других принципах и по другой модели — смиренному служению, а не подавляющей власти. Лидерство и господство — разные понятия. Отличительным признаком настоящего христианского лидера должна быть не пурпурная мантия императора, а грубый передник раба, не трон из слоновой кости и золота, а миска с водой для омовения ног.

В-третьих, нужно было выбрать между комфортом и страданием — и эта проблема все еще стоит перед нами. Прося занять место на тронах, облеченных славой, Иаков и Иоанн хотели не только почета и власти, но и греющей душу уверенности в будущем. Следуя за Иисусом, они превратились в кочевников, даже бродяг. Скучали ли они по своему уютному дому? Вероятно, да. Когда Иисус ответил на их вопрос вопросом, могут ли они пить ту же чашу и креститься тем же крещением, что и Он, они отпарировали бойким «можем» (ст. 38-39). Но они, конечно же, не поняли вопроса Христа. Они мечтали о наполненных вином бокалах на пиршестве Мессии, которому будут предшествовать римские бани, столь любимые, как известно, Иродом. Однако, Иисус тут говорил о Своих страданиях. Не посвящая их в суть, Он сказал, что они действительно будут пить Его чащу и креститься Его крещением. Ведь Иаков должен будет расстаться со своей головой от рук Ирода Антипы, а Иоанн отправиться в изгнание.

Дух Иакова и Иоанна сохранился и в нас, особенно в тех, кто купается в изобилии. Инфляция и безработица действительно заставили многих познать новое чувство неуверенности в будущем. Но мы по-прежнему считаем, что обязаны получать уверенность в завтрашнем дне от самого рождения, а «безопасность прежде всего» — это подобающий девиз. А где же наш дух героизма и чувство безграничной солидарности с неимущими? Куда делись христиане, готовые поставить служение выше надежности, сострадание выше удобства, трудности выше покоя? Нас ожидают сотни задач, для выполнения которых требуются христиане-первопроходцы, способные бросить вызов нашему самодовольству и не боящиеся риска.

Настойчивое требование надежности несовместимо с крестным путем. Какими отчаянно рискованными предприятиями были Боговоплощение и искупление! Каким нарушением общепринятых обычаев и внешних приличий было то, что Всемогущий Бог отказался от Своих привилегий, чтобы облечься в человеческое тело и взять на Себя грех человека! У Иисуса не было другой защищенности, кроме той, которую дал Ему Отец. В таком случае «следовать за Иисусом» — значит допускать хотя бы долю неизвестности, опасности и отверженности ради Него.

Таким образом, Иаков и Иоанн жаждали почета, власти и гарантий комфортной жизни, тогда как все служение Иисуса было освещено жертвенностью, служением и страданием. Марк, которого все чаще считают и историком, и евангелистом-теологом, помещает эту просьбу Иакова и Иоанна между двумя явными указаниями на крест. Именно слава креста Иисуса освещает неприглядность и мелочное тщеславие, проливает свет на эгоистические амбиции и выдвигает на передний план тот выбор, перед которым стоит любое поколение христиан — следовать за толпой или за крестом.

Сферы служения

Закономерен вопрос: если общество Христа — это общество креста и в связи с этим его отличительной чертой является жертвенность, служение и страдание, то как это проявляется в различных сферах: дома, в церкви и в мире?

Жизнь в христианской семье помимо того, что должна быть наполнена естественной человеческой любовью, призвана быть обогащенной еще и сверхъестественной крестной любовью. Именно она должна характеризовать отношения между всеми членами христианской семьи: между мужем и женой, родителями и детьми, братьями и сестрами. Нам следует «повиноваться друг другу в страхе Божием» (Еф. 5:21), чья смиренная и покорная любовь привела Христа ко кресту. Однако тут особо выделены мужья. «Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее, чтобы освятить ее... чтобы предоставить ее Себе славною Церковью...» (ст. 25-27). Принято считать, что этот отрывок из Послания к Ефесянам содержит очень высокие требования по отношению к женам, поскольку они должны признать главенство, данное Богом их мужьям и подчиняться им. Но разве более низкие требования предъявляются к мужьям, которые во имя любви к женам должны быть готовы пойти на жертвы и даже умереть за них? Ведь они должны любить своих жен такой же любовью, какой Христос любит Свою невесту — Церковь. Это любовь Голгофы. Она как самоотверженна (Он «предал Себя за нее», ст. 25), так и созидательна («чтобы предоставить ее славною» и прекрасной, раскрывающей все свои потенциальные возможности, ст. 26-27). Она также проявляет заботу и защищает: «Так должны мужья любить своих жен, как свои тела», ибо «никто никогда не имел ненависти к своей плоти, но питает и греет ее, как и Господь Церковь» (ст. 28-29). Стабильность христианских семей вообще и супружеских пар в частности были бы гораздо выше, доставляя больше удовольствия им и окружающим, если бы все свои действия они проверяли крестом.

Теперь перейдем от дома к церкви и начнем с пасторов. В предыдущей главе мы увидели, что в обществе Иисуса Христа есть место авторитету и дисциплине. Тем не менее Он делал ударение не на этом, а на новом стиле лидерства, который Он ввел, отличающийся смирением и готовностью служить. Павел прочувствовал внутренние противоречия этого положения на себе. Будучи Апостолом, он был наделен Христом определенным авторитетом. Он мог при необходимости прийти в непокорную коринфскую церковь «с жезлом» и был «готов наказать всякое непослушание». Но он не хотел быть «строгим», пользуясь своим авторитетом, который Господь Иисус дал ему для их созидания, а не для разрушения. Он предпочитал приходить к непослушным в качестве отца, навещающего своих дорогих детей. Эти внутренние противоречия возникли из-за контраста между смертью и воскресением Христа, между слабостью и силой. Он мог пользоваться властью, поскольку Христос «живет по власти, данной Ему Богом». Но поскольку Он был «распят в немощи», Павел более всего хотел продемонстрировать именно «кротость и снисхождение Христово»[509]. Единство церкви во многом зависит от приверженности христианских пасторов «Христу Распятому в немощи», от их готовности испытать унижения, связанные с «немощью», поскольку стремление к власти является одним из основных источников раздора среди паствы.

Крест должен определять отношения между всеми членами общины Христа, а не только между пастором и прихожанами. Нам следует «любить друг друга», как подчеркивает Иоанн в своем Первом послании, как потому, что Бог в сущности Своей — любовь, так и потому, что Он проявил Свою любовь, послав Своего Сына умереть за нас. Эта любовь всегда выражается в доброжелательности. Мы не должны ничего делать «по любопрению или по тщеславию, но по смиренномудрию почитать один другого высшим себя». Возникает вопрос: почему необходимо заботиться не только о себе, «но каждый и о других». Почему нужно отказываться от собственных стремлений и культивировать бескорыстный интерес к делам других людей? Прежде всего потому, что так относился к людям Христос, Который отрицал Свои права, смиряя Себя в служении окружающим. Крест фактически смягчает отношения между всеми членами церкви. Нам просто нужно помнить, что другой христианин — это «брат (или сестра), за которого умер Христос», и тогда мы никогда не станем пренебрегать им, но всегда будем стремиться действовать в интересах его истинного и наивысшего благополучия. Согрешить же против них все равно, что «согрешить против Христа»[510].

Бесспорное влияние креста на частную и церковную жизнь христиан должно быть еще более очевидным в мире. Церковь склонна с головой уходить в свои внутренние дела, ее часто занимают малозначительные приходские неустройства, в то время как нуждающийся в помощи извне мир находится в ожидании. Потому Сын Божий посылает нас в мир так же, как Он был послан в мир Отцом. Миссионерство вырастает из рождения, смерти и воскресения Иисуса. Рождение, посредством которого Он отождествил Себя с человечеством, призывает и нас к сближению с людьми. Его смерть напоминает нам, что страдание — это ключ к росту Церкви, поскольку много плода сможет принести только то зерно, которое перед этим умрет. А Его воскресение обеспечило Ему всеобъемлющее господство, которое дало Ему право как притязать на то, что Ему дана «всякая власть», так и послать Свою церковь учить все народы[511].

В теории мы очень хорошо знаем парадоксальный принцип: страдание — путь к славе, смерть — путь к жизни, а в слабости — секрет силы. Это было справедливо в отношении Иисуса, это справедливо и сегодня в отношении нас. Но мы неохотно применяем этот библейский принцип к нашей миссионерской деятельности. В образе скорбящего «Слуги» Исаии страдание было непременным условием того, что он сможет принести свет и справедливость народам. Как писал Дуглас Вебстер, «миссионерство рано или поздно ведет к скорби. В соответствии с библейскими понятиями... слуга должен скорбеть... Любая миссионерская деятельность ведет ко кресту в какой-то его форме. Даже сама модель миссионерства крестообразна. Мы можем понять миссионерство только посредством креста...»[512]

Это библейское видение служения в скорбях в наше время значительно затмилось небиблейским лозунгом «евангелие процветания» (которое гарантирует личное преуспевание) и теорией триумфаторства (в которой используются военные термины, не совсем сочетающиеся со скромным образом скорбящего «слуги»). В противовес этому Павел смело пишет коринфянам: «Так что смерть действует в нас, а жизнь в вас» (2 Кор. 4:12). Крест является душой миссионерской деятельности. Для миссионера, переехавшего в другую страну, он может обозначать необходимость пожертвовать чем-то дорогим в личном плане или в отношении семьи, отказ от экономической стабильности и карьеры, солидарность с бедными и нуждающимися, раскаяние в гордости, отречение от предубеждения в предполагаемом культурном превосходстве и смирение (а иногда и разочарование) в связи с тем, что необходимо работать под началом местных национальных лидеров. Каждый из этих аспектов может быть в определенном понимании смертью, но эта смерть принесет жизнь окружающим людям.

В любом благовествовании также необходимо преодолеть культурные барьеры. Это становится очевидным, когда христиане, принимая роль евангельских посланников, переезжают из одной страны в другую или с одного континента — на другой. Но даже если мы остаемся в родной стране, христиан и неверующих часто существенным образом отделяет друг от друга социальная субкультура и стиль жизни, а также различные системы ценностей, убеждения и нравственные стандарты. Только применение принципа «воплощения» может соединить эти два берега, так как воплощение обозначает вход в жизнь других людей и их внутренний мир, а также понимание степени их отчуждения, одиночества и боли. Боговоплощение привело ко кресту. Иисус сначала вошел в человеческую плоть, а затем взял на Себя наш грех. Его проникновение в наш мир с целью коснуться наших сердец было такой глубины, по сравнению с которой наши робкие попытки дотянуться до людей выглядят любительскими и поверхностными. Крест призывает нас к более активному и плодотворному благовествованию, чем тот, который можно увидеть в практике большинства церквей.

Крест призывает нас и к социальной активности, поскольку он требует следования примеру Христа:

«Любовь познали мы в том, что Он положил за нас душу Свою; и мы должны полагать души свои за братьев. Я, кто имеет достаток в мире, но, видя брата своего в нужде, затворяет от него сердце свое, — как пребывает в том любовь Божия? Дети мои! Станем любить не словом или языком, но делом и истиною» (1Ин. 3:16-18).

В представленном отрывке, согласно учению Иоанна, сущность любви — это отказ от себя в пользу других. А поскольку самым ценным нашим имуществом является наша жизнь, актом наибольшей любви будет отдать ее другим. Подобно тому, как сущность ненависти выразилась в убийстве (в случае Каина), сущность любви выразилась в самопожертвовании (в случае Христа). При убийстве один человек отнимает жизнь; при самопожертвовании он отдает ее за другого человека. Однако при распятии Бог не только демонстрирует нам наивысшее проявление Своей любви, Он передает ее нашим сердцам. И когда любовь открывается нам и пребывает в нас, у нас появляется удвоенное, непреодолимое желание отдавать себя в любви другим людям. Более того, Иоанн ясно говорит, что предание своей жизни за других — хотя и наивысшее, но не единственное проявление самоотдачи. Если один из нас «имеет» достаток, «видит» того, кто нуждается, но не проводит связи между тем, что он «имеет» и что он «видит», не воплощает это в действии, такой человек не может утверждать, что в нем есть любовь Божия. Значит, любовь дает пищу голодным, приют бездомным, помощь лишенным, дружбу одиноким, утешение печальным в том случае, если эти подарки — знаки самоотдачи. Ведь можно раздавать еду, деньги, время и силы и в то же время оставаться лично не причастным к этому. Но Христос отдал Себя. Будучи богатым, Он стал бедным, чтобы обогатить нас. По словам Павла, зная Его милость, мы должны подражать ей, делая щедрость неотъемлемой чертой последователей Христа. Безрассудно расточительная любовь Господа на кресте бросает вызов расчетливой холодности нашей любви.

Однако, как неоднократно замечалось на протяжении всей книги, крест открыл нам не только Божью любовь, но и Его справедливость. Потому общество креста должно быть заинтересовано не только в благотворительности, но и в достижении социальной справедливости. Мало жалеть жертву несправедливости, нужно что-то сделать для исправления такого положения. Добрые самаряне будут всегда необходимы, чтобы приходить на помощь тем, кто подвергся нападению и ограблению, однако, еще лучше освободить дорогу между Иерусалимом и Иерихоном от бандитов. Точно так же христианская благотворительность необходима как облегчение и помощь, но она не решает проблемы в целом. Необходимо участие в изменении тех структур, которые препятствуют общественному развитию. Христиане не могут невозмутимо взирать на проявления несправедливости, которые уродуют Божий мир и унижают Его создания. Беззакония, причиняющие Спасителю боль, справедливость Которого проливает яркий свет с креста, отзываются болью и в Божьем народе. В наши дни несправедливость принимает множество обличий. Она может быть международной (вторжение и присоединение к себе чужих территорий), политической (подчинение меньшинств), юридической (вынесение гражданам приговора без суда и следствия), расовой (унизительная дискриминация людей по расовому признаку или цвету кожи), экономической (терпимость к вопиющему неравенству между Севером и Югом и к травмирующей людей нищете и безработице), половой (ущемление интересов женщин), образовательной (отрицание равных прав на получение профессионального обучения для всех людей) или религиозной (недочеты в благовествовании некоторым народам). Любовь и справедливость объединяются, чтобы противостоять всем этим ситуациям. Если мы любим людей, то позаботимся о том, чтобы обеспечить им основные права человека, что и является задачей справедливости. Общество креста, которое действительно прониклось посланием креста, всегда будут побуждать к действию требования справедливости и любви.

Примером того, как сообщество христиан может быть подвигнуто крестом, является Моравское Братство, образованное графом Николаем фон Цинцен-дорфом (1700-1760). В 1722 году он пригласил нескольких пиетистов христиан-беженцев из Моравии и Богемии в свое имение в Саксонии, где помог им организовать христианскую общину под названием «Хернхут». Выходцы из Моравии делали упор на том, что христианство — религия креста и сердца. Согласно их определению, христианин — это тот, кто «соединен нерасторжимыми узами дружбы с Агнцем, принесенным в жертву»[513]. На их печати была латинская надпись: «Наш Агнец победил; последуем же Ему», а на знаменах их судов был изображен ягненок, смотрящий вправо и идущий с вытянутой вперед правой передней ногой, в которой он держал знамя из кроваво-красного полотнища (с. 97). Они уделяли большое внимание единству между христианами и верили, что основой этого единства должен быть Агнец, поскольку все, «верные Иисусу как Агнцу Божьему», едины между собой (с. 106). Сам Цинцендорф заявлял, что «Закланный Агнец» был изначально тем фундаментом, на котором основывалась их церковь (с. 70).

Будучи несомненно торжествующей общиной, они великолепно пели, и в центре их прославления как братства «Хернхут» стоял распятый Христос.

«Под знаком Крови Христа они плывут

и переполнены великим довольством» (с. 70).

Несмотря на то, что их внимание слишком сильно поглощали раны и кровь Иисуса, они ни на минуту не забывали о воскресении. Порой их называли «пасхальными людьми», поскольку они особенно поклонялись воскресшему Агнцу (с. 74).

Что же касается самопознания, то их неповторимый пиетизм помог им примириться с собой. Их повышенное внимание ко кресту привело к искреннему смирению и раскаянию, дало им еще и твердую уверенность в собственном спасении и в Боге. «Мы — счастливый народ Спасителя», — говорил Цинцендорф (с. 73). Именно их радость и бесстрашие в тот момент, когда они лицом к лицу столкнулись со штормом на Атлантическом океане, заставили Джона Уэсли осознать его греховность и стали важным звеном в цепочке, приведшей его к покаянию.

Но «моравские братья» приобрели известность, прежде всего, как движение миссионеров. Еще школьником Цинцендорф основал «Орден горчичного зернышка», но и в последующие годы не растратил рвения к миссионерской работе. И в этом случае именно крест побудил его и его последователей к этому акту самопожертвенной любви. С 1732 по 1736 годы «моравское братство» основало свои миссии на Карибских островах, в Гренландии, Лапландии, Северной и Южной Америке, в Южной Африке, а позже они начали вести миссионерскую работу на полуострове Лабрадор, с австралийскими аборигенами и на Тибетской границе. Как писал Цинцендорф, язычники знают, что Бог существует, но им нужно узнать Спасителя, Который умер за них. «Рассказывайте им об Агнце Божьем, — убеждал он, — до тех пор, пока вам нечего будет добавить к уже сказанному» (с. 91).

Эта сосредоточенность на кресте стала в значительной степени результатом его покаяния. В девятнадцать лет, когда Цинцендорфа отправили в путешествие по столицам европейских стран, чтобы завершить образование, он однажды оказался в картинной галерее в Дюссельдорфе. Цинцендорф стоял перед «Ессе homo» Доменико Фети, на которой Христос изображен в терновом венце, а подпись под картиной гласила: «Я совершил все это для тебя, а что ты делаешь для Меня?» Это обличение заставило его пересмотреть свою жизненную позицию. «В ту самую минуту и на том самом месте, — пишет А. Дж. Льюис, — молодой граф попросил распятого Христа приобщить его к «Христовым скорбям» и открыть для него жизнь в служении» (с. 28). В последующие годы он ни разу не нарушил своего обещания- Он и его община были горячо заинтересованы в «возведении на престол Агнца Божьего»

.

[493] Цитируемая Джоном Пайпером в Бэтель Колледже (Minneapolis) в 1977 году статья, помещенная в Christianity Today под заглавием «Библейское ли понятие «любовь к самому себе»?

[494] Рим. 6:1-14; ср. Гал. 2:20; Кол. 2:20 и 3:1-14; 2 Кор. 5:14-15.

[495] William Tyndale, Doctrinal Treatises, p. 510.

[496] К. Barth, Church Dogmatics, IV.1, pp. 515-516, 543.

[497] Лк. 9:23; Мф. 10:38; Лк. 14:27.

[498] Цитируется Мартином Хенгелем в его «Распятии», с. 77.

[499] Н. В. Swete, St Mark, p. 172.

[500] Dietrich Bonhoeffer, Cost of Discipleship, p. 79.

[501] С E. B. Cranfield, Mark, p. 281.

[502] Рим. 8:13. Ср. Кол. 3:5; 1 Пет. 2:24.

[503] Мф. 6:26; 12:12.

[504] William Temple, Citizen and Churchman, p. 74.13 Еф. 4:24; Кол. 3:10; 2 Кор. 5:17.

[505] Еф. 4:24; Кол. 3:10; 2 Кор. 5:17.

[506] М. А. С. Warren, Interpreting the Cross, p. 81.

[507] Calvin, Commentary on a Harmony of the Evangelists, Vol. II, p. 417.

[508] Иер. 45:5; Мф. 6:33.

[509] 1 Кор. 4:21; 2 Кор. 10:6-18; 13:10; 1 Кор. 4:13-14; 2 Кор. 13:10 и 10:1.

[510] 1 Ин. 4:7-12; Флп. 2:3-4; 1 Кор. 8:11-13.

[511] Ин. 17:18; 20:21; 12:24; Мф. 28:18-20.

[512] Douglas Webster, Yes to Missions, pp. 101-102.

[513] A. J. Lewis, Zinzendorf, p. 107