Меррилл Тенни

Обзор Нового Завета

Часть V. КАНОН И ТЕКСТ НОВОГО ЗАВЕТА

ГЛАВА 23. КАНОН НОВОГО ЗАВЕТА

 

К концу I столетия книги, входящие в состав Нового Завета, дошли до своих читателей. Вначале не все они были широко известны, напротив, весьма вероятно, что часть христиан первого века не видела всех Евангелий или всех посланий Павла, или всех других посланий до самого конца I века. Кроме того, во II веке циркулировали и принимались некоторыми группами многие апокрифические Евангелия, Деяния и послания, иначе они не сохранились бы совсем. По какому критерию одни книги были приняты, а другие нет? По каким принципам были избраны четыре Евангелия, Деяния, тринадцать посланий Павла, соборные послания и книга Откровение, составляющие Новый Завет, между тем как другие книги, почти одинаковые с ними по древности, были отвергнуты? Эти вопросы и составляют проблему формирования новозаветного канона.

 

ОПРЕДЕЛЕНИЕ

Слово «канон» происходит от греческого «kanon», означающего «трость», «жезл» или «аршин», что в переносном смысле значит «стандарт» или «мерило», поскольку этими предметами пользовались для измерения. В грамматике это слово означало список правил; в хронологии — таблицу дат; а в литературе — список трудов, принадлежащих данному автору. Таким образом, «канон Платона» означает ряд трактатов, которые считаются подлинно принадлежащими ему.

Литературные каноны весьма важны, потому что только подлинные труды автора могут открывать его мысли, а включение спорных трудов в этот список исказило бы и неправильно представило бы те принципы, которых он придерживался. Подобным образом, если канон Нового Завета нельзя установить с какой-то степенью точности, будет страдать его авторитетность, и тогда не может быть твердого мерила веры и жизни.

В отличие от принципа, который используется в большинстве литературных случаев, канон Нового Завета не может определяться только авторством. Его книги написали девять разных людей, и нельзя объяснить, почему были выбраны именно эти девять. Почему, к примеру, Филипп, в отличие от Матфея, не получил вдохновения написать Евангелие? Критерий, по которому все эти писания стали каноническими, кроется во всяком случае не в вопросе единообразия человеческого авторства. Тем не менее, если было бы возможно показать, что та или иная книга Нового Завета приписана не тому автору, ее право быть в каноне подверглось бы сомнению.

Канон не может быть установлен исключительно на основании принятия книг Церковью. Некоторые книги принимались повсеместно и охотно, другие — нерешительно принимались одними церквями и вовсе не принимались другими, третьи — вовсе не упоминались до достаточно поздних времен или возможность их включения в канон резко оспаривалась. На решения, исходящие от церквей или древних авторов, могли влиять местные предубеждения или индивидуальные вкусы. Часть учителей церкви, некоторые поместные церкви принимали книгу, а другие учителя или поместные церкви ее отвергали; но нельзя считать, что принимающие решение были настолько неразборчивы, что готовы были принять все, что им придется по вкусу, независимо от истинной ценности того или иного текста. Критика древних богословов была столь же далека от непогрешимости, как и современная критика. Но, с другой стороны, необходимо помнить, что у них был доступ к записям и преданиям, которых теперь больше нет, и нельзя отбрасывать их свидетельство только потому, что оно не относится к XX веку. Церковные представления о каноне внутренне непротиворечивы, хотя они и не являются решающими сами по себе.

Если вышеприведенных критериев недостаточно, то что же достаточно? Истинным критерием каноничности является богодухновенность. «Все Писание богодухновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности, да будет совершен Божий человек, ко всякому доброму делу приготовлен» (2 Тим 3:16,17). Иными словами, Писание это то, что было дано посредством Божьего откровения, а что не по божественному откровению — не Писание, если под словом «писание» понимать записанное, зафиксированное авторитетное Божье Слово.

Если этот критерий принять за окончательный, тогда нужно ответить на следующий вопрос: «Как проявляется богодухновенность?» Не все книги Нового Завета начинаются словами, что они написаны по вдохновению от Бога. Некоторые из них имеют дело с весьма обыденными вещами, другие содержат исторические, литературные или богословские вопросы, которые разрешаются только с большим трудом. Можно ли ко всеобщему удовлетворению продемонстрировать богодухновенность?

На этот вопрос можно ответить трояко. Во-первых, богодухновенность этих документов можно показать, опираясь на их внутреннее содержание. Во-вторых, их богодухновенность может подтверждаться тем нравственным воздействием, который они оказывают. И, наконец, историческое свидетельство христианской церкви показывает, что эти книги ценились как богодухновенные (хотя то или иное решение церкви не является причиной их каноничности или богодухновенности).

Что же касается их внутреннего содержания, то у всех книг Нового Завета в центре находится личность Иисуса Христа и Его служение. Евангелия носят биографический характер. Деяния описывают историческое влияние Его личности. Послания заняты богословскими и практическими вопросами, которые проистекают из факта взаимодействия с Ним, Апокалипсис предсказывает Его влияние на будущее. Не стоит принимать во внимание возражение, что подобным образом могла увековечить себя в литературе любая историческая знаменитость древних времен. Нигде, кроме Нового Завета, не сказано, что личность Иисуса Христа была важна для правителей и духовных учителей Его времени. Нет никаких видимых и естественных причин, которые способствовали бы сохранению писаний о Нем. Новый Завет признает, что слово о Христе «для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие» (1 Кор 1:23). В глазах Своих современников Он значил не больше, чем еще один уничтоженный правительством претендент на то, чтобы считаться Мессией. Если книги о нем продолжали существовать и становиться все более влиятельными, в них должно было быть что-то, что вызывало подобный эффект.

Слово о личности Христа — уникально. Культы, образованные вокруг отдельной личности, были хорошо известны в I веке, но они вращались либо вокруг мифических личностей, либо не были долговечны, если складывались вокруг личностей исторических. Весть о Христе занимает центральное место в книгах, называемых каноническими. Апокрифические Евангелия и Деяния были больше заняты чудесами, чем учением, а апокрифические послания — просто мозаика картинок, взятых из признанных канонических книг. Между каноническими и неканоническими книгами есть заметная разница в точности повествования, глубине учения и сосредоточенности на личности Христа.

В этическом и духовном своем влиянии канонические книги весьма отличны от остальных. Всякая литература может передавать человеческую мысль, некоторые книги могут оказывать на нее глубокое влияние, но книги Нового Завета преображают ее. Их сила служит хорошим доказательством богодухновенности. Хотя эта проверка может казаться чисто субъективной, потому что в ее основе лежит человеческая реакция на письменное слово, тем не менее, она действенна. Новозаветные Писания не только полезное чтение, но они обладают могучей силой.

Их нравственный эффект проявляется в их силе внутри христианской церкви. Нельзя, конечно, сказать, что каждый член первохристианской церкви носил с собой карманное издание Библии, которое и изучал с большим усердием, но можно доказать, что руководители общин хорошо ее знали и пользовались ею. Где бы это слово ни проповедовалось и ни принималось, церковь росла и приносила с собой моральное очищение общества. Не все исповедующие христианство в I веке были морально безупречны, да и сама церковь не всегда была свободна от зла. Но несмотря на эти факты, между моральными нормами язычества и моральными нормами новозаветной церкви лежала бездонная пропасть. Любовь, чистота, кротость, правдивость и многие другие добродетели, которых почти не было в язычестве, ожили и расцвели. Как бы плохо христиане ни следовали тем идеалам, которыми обладали, они отличались от окружающих их язычников, ведь они обладали силой новозаветной истины.

Испытание божественного слова и нравственной силы этих книг нельзя назвать убедительным, если они применены только одним человеком, да еще в какой-то ограниченной сфере. Это несомненно вызовет возражение, что сила воздействия канонических книг — всего лишь случайность, результат случайного совпадения времени и характера человека. Когда же внутреннее свидетельство самих книг и внешнее свидетельство тех людей, кто знал эти книги и жил в соответствии с их учением, совпадают, подтверждая, что это действительно Слово Божье, тогда критерий каноничности становится более прочным.

 

ВНУТРЕННЕЕ СВИДЕТЕЛЬСТВО

Новозаветные Писания сами свидетельствуют авторитетность своих посланий. Очень часто приводятся ссылки на Ветхий Завет, как на « Слово Божие», вдохновленное Духом Святым и полезное как для веры, так и для жизни (2 Тим 3:15-17; 2 Пет 1:20-21; Евр 8:8; Деян 29:25). Этому соответствуют обращения к «слову Господа» , ссылки на учение Иисуса Христа (1 Кор 9:9,13-14; 1 Фес  4:15; 1 Кор 7:10,25). Как «слово Божие» ветхозаветных книг, так и «слово Господа» учения Иисуса Христа, рассматривались как божественный авторитет, на котором строилось учение ранней христианской церкви.

Как подтверждение авторитета канонических книг можно рассматривать ссылки на божественное откровение, данное людям и через людей, специально избранных для этого (апостолов). Павел утверждает, что он послан и избран «не человеками и не через человека, но Иисусом Христом и Богом Отцем» (Гал 1:1), и что его благовествование получено им не от человека: «Ибо и я принял его и научился не от человека, но через откровение Иисуса Христа» (Гал 1:12). Евангелие, которое он проповедовал, было принято его слушателями «не как слово человеческое, но как слово Божие, — каково оно есть по истине, — которое и действует в вас, верующих» (1 Фес  2:13). Любое «иное» благовествование — не от Бога, «если бы даже мы или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема» (Гал 1:6-9), люди, делающие такое, должны знать, что их ожидает! Так же строго относится апостол к людям, не слушающим слов учения, — «если же кто не послушает слова нашего в сем послании, того имейте на замечании и не сообщайтесь с ним, чтобы устыдить его» (2 Фес  3:14), имея уверенность в авторитете этого слова.

С самого начала своего служения Павел смотрел на свои послания, как на авторитетное слово Божье. Послания апостола Павла почти сразу были признаны церковью. Апостол Петр упоминает их как богодухновенные послания, которые должны приниматься как «прочие Писания» (2 Пет 3:15-16). Возможно, это и послужило толчком к созданию «канона» Нового Завета.

Таким образом, можно сделать вывод, что наряду с Ветхим Заветом церковью был принят и утвержден стандарт — канон, для составления Нового Завета. Наибольшим авторитетом обладали учения Господа, а за ними шли учения и писания апостолов, свидетелей Его жизни, кому Сам Господь поручил баговествовать Его Евангелие.

 

ВНЕШНЕЕ СВИДЕТЕЛЬСТВО

Как уже было сказано выше, окончательное решение вопроса о каноничности той или иной книги не может приниматься одним человеком или даже какой-либо местной группой. Способность проводить различие между каноническими и неканоническими книгами была результатом возросшей духовной сознательности. Очень рано были определены отличительные признаки каноничности, чтобы принятое решение не было следствием личных предпочтений или предубеждений. Церковь не «определяла» канон, она «признавала» канон. Отличительным и необходимым качеством, свидетельствующим о каноничности книги, является богодухновенность. Никакой церковный собор не мог создать никакого канона, потому что никакой собор и никакая церковь не могли добавить, «вдохнуть» богодухновенность в уже написанные книги. Все, что могли сделать соборы, — это высказать свое мнение о том, какие книги могут быть признаны каноничными, а какие нет, предоставив истории подтвердить или опровергнуть принятое ими решение.

Мы имеем как официальное, так и неофициальное внешнее свидетельство о существовании новозаветного канона. Неофициальное свидетельство заключается в том, что отцы ранней христианской церкви знали и использовали книги, входящие в состав Нового Завета. Их частое цитирование этих книг подтверждает как само существование этих книг, так и их авторитетность. Совершенно очевидно, что невозможно цитировать книги, которые не существуют, а манера цитирования свидетельствует об отношении к приводимой цитате — ссылаются ли на нее как на авторитет, либо это просто беглая ссылка. Официальное свидетельство заключается в наличии списков, или канонов, специально составлявшихся как авторитетные образцы. К таким свидетельствам относятся и летописи соборов, занимавшихся рассмотрением этого вопроса.

Цитаты, которые мы находим в произведениях отцов церкви, конечно, могут оспариваться, потому что порой они бывают настолько косвенными, что определить их источник не представляется возможным. Однако во многих случаях, даже если цитата неточна, ее словесный состав или содержание помогают идентифицировать ее с той или иной книгой, которую автор, приводящий эту цитату, знал и пользовался ею, а значит она действительно пригодна для практических целей.

Неофициальные свидетельства

Пожалуй, самым ранним документом, цитирующим каждую книгу Нового Завета, было 1-е Послание Климента, которое само рассматривалось как каноническое частью христиан. Это послание Климента входит в состав Александрийского кодекса вместе с Новозаветными книгами. Оно было написано в Риме и адресовано церкви в Коринфе. Обычно 1-е Послание Климента датируется 95 г. н.э. В нем содержатся ясные ссылки на Послание к Евреям, 1-е Коринфянам, Послание к Римлянам и Евангелие от Матфея.

Игнатий Антиохийский (приблизительно 116 г. н.э.) был знаком со всеми посланиями апостола Павла и цитировал Евангелие от Матфея, а также, возможно, ссылался на Евангелие от Иоанна.

Поликарп Смирнский (приблизительно 150 г. н.э.) также был знаком с посланиями Павла и Евангелием от Матфея. Он цитировал 1-е Послание Петра и 1-е Иоанна и, вероятно, знал книгу Деяний.

«Дидахе», «Учение двенадцати апостолов», сложившееся в первой половине II века, цитировало и Матфея, и Луку, и многие другие новозаветные книги.

Послание Варнавы (приблизительно 130 г. н.э.) цитирует Матфея, используя оборот «написано», чтобы привести цитату. Это может служить подтверждением того факта, что писания Нового Завета начинают признаваться имеющими такую же ценность и авторитет, что и писания Ветхого Завета.

«Пастырь» Ерма, аллегорическое произведение начала II века (приблизительно 140 г. н.э.), упоминает Послание Иакова.

Иустин Мученик (приблизительно 100-165 г. н.э.), сирийский грек, философ, ссылается на Евангелия от Марка, Матфея. Луки, Иоанна, на Деяния Апостолов и на многие послания Павла. Он утверждает, что «Воспоминания апостолов», называемые «Евангелиями», читались каждое воскресенье на церковных богослужениях наряду с Ветхим Заветом. Из этого утверждения Иустина следует, что рядом с Ветхим Заветом формируется новый стандарт (т.е. канон) и что церковь использует для своих богослужений как ветхозаветные, так и новозаветные писания. Его ученик, Татиан, создал первую гармонию, согласование Евангелий, называемую «Диатессарон», которая и стала общепринятой для церкви на многие годы.

Ко времени Иринея Лионского, расцвет деятельности которого пришелся приблизительно на 170 г. н.э., не было никаких сомнений в авторитетности новозаветных книг. Рост гностицизма и подобных ему заблуждений вызвал волну апологетической литературы, которая продолжалась вплоть до Оригена (250 г. н.э.). Стала очевидной необходимость иметь авторитетную основу для аргументации, и апологеты обратились, естественно, к апостольским писаниям. Ириней щедро цитировал все четыре Евангелия, Деяния, послания Павла, многие соборные послания и Откровение. Он говорил, что возможны только четыре Евангелия и что всякая попытка увеличить или уменьшить их число была бы ересью. Он цитирует Павла более двухсот раз. В одном отрывке он критикует Маркиона за то, что тот сказал, что Евангелие от Луки и послания Павла единственно подлинные, что значит, что он сам принимал за подлинные и авторитетные не только признаваемые Маркионом писания, но и другие. Он упоминал все книги Нового Завета, кроме Послания к Филимону и 3-го Послания Иоанна.

Тертулиан Карфагенский (приблизительно 200 г. н.э.) приводит цитаты из всех книг Нового Завета, кроме Послания к Филимону, Послания Иакова, 2-го и 3-го Посланий Иоанна. Как и Ириней, он цитирует их не просто в качестве иллюстраций, но как доказательство истины. Он разъяснил церкви, что есть «Ветхий Завет» и «Новый Завет».

Ориген, великий отец церкви из Александрии, современник Тертулиана (приблизительно 180-250 г. н.э.), был знаком не только с церковью в своем родном городе, но много путешествовал, главным образом, в Рим, Антиохию, Кесарию и Иерусалим. Он делил священные книги на два разряда: «homologoumena», несомненно подлинные и признаваемые всеми церквями, и «antilegomena», спорные и всеми церквями не признаваемые. В первую группу входили Евангелия, тринадцать посланий Павла, 1-е Петра, 1-е Иоанна, Деяния Апостолов и Апокалипсис. Во вторую входили Послания к Евреям, 2-е Петра, 2-е и 3-е Иоанна, Послания Иакова и Иуды. В ту же группу он поместил Послание Варнавы, «Пастыря» Ерма, «Дидахе» и Евангелие Евреев. Иногда он упоминал многие из этих книг в качестве Писаний, так что он проводил границы канона не так строго, как это делалось позже.

В никейский период Евсевий Кесарийский (приблизительно 265-340 г. н.э.) последовал примеру Оригена. Он поместил в число приемлемых книг Евангелия, четырнадцать посланий Павла, включая Послание к Евреям, 1-е Петра, Деяния Апостолов, 1-е Иоанна и Откровение. К спорным он отнес Послания Иакова, Иуды, 2-е Петра, 2-е и 3-е Иоанна. Он категорически отвергал книгу Деяний Павла, Откровение Петра, «Пастыря» Ерма и другие, и проводил резкую границу между каноническими и апокрифическими произведениями.

Эти мужи, бывшие главами церквей, и другие, которые здесь не упоминаются, говорили большей частью за самих себя. Их суждения не были непогрешимыми, но они никоим образом не являлись теми, кто неразборчиво воспринимает недостоверные слухи. Хотя они не были единодушны в вопросе каноничности всех книг Нового Завета, они достаточно ясно показали, что уже в их время начал формироваться канон и что одни книги принимались без всяких сомнений, между тем как другие почитались сомнительными.

Официальные списки или каноны

Список новозаветных книг, известный или принятый отдельными церквями или главами церквей, можно составить на основании цитат и утверждений, которые встречаются в трудах отцов церкви. Однако такие списки не были официальными и не всегда являлись чем-то большим, чем личное мнение того или иного человека. Иногда они отражали общее отношение, но чаще — канон, принятый в какой-то одной местности или одной церкви, или даже мнение какого-то одного человека.

Первым известным каноном, принятым большой группой людей, был канон Маркиона, появившийся приблизительно в 140 г. н.э. Маркион был родом из Синопа в Понте, где  его отец был епископом. Он настолько сильно выступал против иудейства, что отвергал весь Ветхий Завет и стремился к созданию такого новозаветного канона, который был бы полностью лишен еврейского влияния. Он признавал Евангелие от Луки, но отверг две его первых главы, в которых говорится о непорочном зачатии, признавал также десять посланий Павла, отбросив пасторские послания и Послание к Евреям. Его список начинался Посланием к Галатам, за которым следовали 1-е и 2-е Послание к Коринфянам, Послание к Римлянам, 1-е и 2-е Фессалоникийцам, Ефесянам (которых он называл лаодикийцами), Колоссянам, Филиппийцам и Филимону.

Канон Маркиона вызвал бурный протест церкви. Тот факт, что он отверг некоторые книги, а его противники выступили в их защиту, показал, что эти книги уже в то время обладали достаточным авторитетом. На него нападал Ириней, а  Тертулиан написал против его заблуждений пять книг. Произвольное составление канона Маркионом показало, (1) что книги, которые он включил, должны были считаться бесспорно подлинными, и (2) что те книги, которые он отверг, принимались как канонические, большинством верующих.

Вторым очень важным списком был Мураториев канон, названный так в честь итальянского историка и библиотекаря, нашедшего его впервые в Библиотеке Амброзия в Милане. Сама рукопись не старше VII века, но ее содержание относится, вероятно, к последней трети 11 века, где-то около 170 г. н.э. Поскольку рукопись — только фрагмент более крупного труда, она неполна. Она начинается посредине предложения, и первым упоминается Евангелие от Луки, которое называется при этом третьим Евангелием. Почти несомненно Матфей и Марк предшествовали Луке в этом списке: затем идет Евангелие от Иоанна с легко узнаваемой ссылкой на 1-е Послание, Деяния, 1-е и 2-е Коринфянам, Ефесянам, Филиппийцам, Колоссянам, Галатам, 1-е и 2-е Фессалоникийцам, Римлянам, Филимону, Титу, 1-е и 2-е Послание Тимофею, Послание Иуды, 2-е и 3-е Послание Иоанна и Откровение также включены в этот список. Писавший Мураториев канон отверг послания Павла Лаодикийцам и Александрийцам, и, хотя поместил Откровение Петра в тот же «признанный» список, что и Откровение Иоанна, он не был уверен в нем, так как говорит о нем следующее: «Некоторые из вас не думают, что оно должно читаться публично в церкви». Он не упоминает ни Послания Иакова, ни Послания к Евреям, ни посланий Петра. Возможно, он не знал о них, хотя это маловероятно, поскольку из Послания к Евреям, например, много цитирует Климент Римский.

Африканский список IV века (приблизительно 360 г. н.э.). написанный неизвестным, включает в себя четыре Евангелия, тринадцать посланий Павла, Деяния Апостолов, Откровение, три послания Иоанна, из которых автор списка считает подлинным только одно, и два послания Петра, из которых он признает только первое.

«Праздничное Послание» Афанасия (367 г. н.э.) проводит резкое различие между «богодухновенными Писаниями... переданными нашим отцам теми, кто были очевидцами и служителями слова от начала» и «так называемыми тайными писаниями» еретиков. В список Афанасия вошли четыре Евангелия, Деяния, 1-е и 2-е Петра, 1, 2 и 3-е Иоанна, Иуды, Римлянам, 1-е и 2-е Коринфянам, Галатам, Ефесянам, Филиппийцам, Колоссянам, I-е и 2-е Фессалоникийцам, Евреям, 1-е и 2-е Тимофею, Титу, Филимону и Откровение. «Сии, — говорит Афанасий, — есть источник спасения... да не прибавляет никто к ним ничего, и да не отнимает ничего от них».

Отцы церкви, которые спорили о каноничности, были более положительно настроены в отношении достоверности и правдивости новозаветных писаний, чем те, кто просто цитировал их ради назидания верных, потому что последние, в отличие от язычников и еретиков, принимали их без спора. К концу IV века общественное мнение приняло достоверность и подлинность этих книг.

Соборы

Формальное обсуждение канона посланниками церквей на соборах началось не ранее конца IV века. Первым собором, на котором был поднят этот вопрос, был Лаодикийский собор в 363 г. н.э. По-видимому, это не был полный собор всех церквей, он представлял, главным образом, Фригийскую область. В пятьдесят девятом каноне этого собора установлено, что в церквях на богослужении следует читать только канонические книги Нового Завета, а так называемый шестидесятый канон, в котором содержится полный список, не считается подлинным и не может служить доказательством, что именно таково было решение собора.

Третий Карфагенский собор в 397 г. н.э. принял решение, подобное решению Лаодикийского собора, и представил список писаний, который идентичен сегодняшнему списку из двадцати семи книг Нового Завета.

Собор в Гиппо (419 г. н.э.) повторил то же решение и тот же список.

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Из собранных здесь данных видно, что далеко не все новозаветные книги, сегодня имеющиеся в нашем распоряжении, были известны или признаны всеми церквями Востока и Запада в первые четыре столетия христианской эры. Некоторые, например, Евангелия, были известны и приняты с самых ранних времен, другие, как Послание к Евреям, были известны, но относительно них существовали сомнения в авторстве; некоторые — такие как 2 Послание Петра или 2-е и 3-е Послания Иоанна, не упоминались совсем или их право на место в каноне подвергалось сомнению. Ни одна из этих книг не была принята церквями путем церковного принуждения. До IV века соборы не обсуждали этого вопроса, а к тому времени Новый Завет уже стал Священным Писанием Церкви.

Кажущееся нежелание помещать в канон некоторые книги, такие как Послание Иакова, 2-е и 3-е Послания Иоанна, Послание Иуды, не означает сомнения в их подлинности. Послание к Филимону, 2-е и 3-е Послания Иоанна и Послание Иуды настолько кратки, что их вообще редко цитируют, а кроме того место жительства их адресатов, возможно, было неизвестно. В отличие от более крупных посланий, которые писались церквям значительного размера или рассылались по провинциям в качестве циркулярных писем, меньшие послания не привлекали к себе всеобщего внимания до тех пор, пока к ним не появлялся специальный интерес или те, кто их получил, сами не обращали на них внимание других.

Итак, варианты канона зависели от местных условий и интересов. Однако наличие этих вариантов свидетельствовало о том, что несмотря на обилие шарлатанов и царящие суеверия, церкви и те, кто их возглавляли, не были склонны принимать любую рукопись просто потому, что на ней значилось имя апостола или в ней говорилось о доселе неизвестных историях или учениях. Существующий канон вышел из массы устных и письменных преданий и размышлений и проник в церкви потому, что обладал подлинностью и могучей силой. Для выбора книг были важны, по крайней мере, два фактора: (1) авторство кого-то из апостолов и (2) склонность всей церкви в целом принять именно эту книгу — этот критерий отражен, например, в Мураториевом каноне.

В раннем развитии канона наблюдались три стадии. Первая состояла в том, что писания цитировались авторами, которые принимали силу их свидетельства как должное, а не как предмет спора. Вторая — в том, что такие церковные писатели как Ириней и Ориген, которые участвовали в спорах, чувствовали необходимость защиты авторитетности этих писаний, но при этом не обращались за поддержкой к какому-то единичному церковному решению. И наконец, пришло время соборных решений, которые следовали за решениями авторитетных лидеров прошлого и настоящего и объявили официальное различие между каноническими и апокрифическими книгами.

Это различие проявилось в списках книг разных вариантов и рукописей, которыми пользовались церкви. Известнейшие манускрипты, такие как Синайская (Алеф) и Ватиканская (В) рукописи, датированные IV веком, первоначально включали в себя все книги Нового Завета. Сирийская версия вплоть до IV века не допускала в свой канон 2-е и 3-е Послания Иоанна, 2-е Петра, Иуды и Откровение.

Исследование различных цитируемых книг, списков и канонов первых четырех веков показывает, что наиболее оспариваемыми или редко цитируемыми книгами были Послание Иакова, Иуды, 2-е Петра, 2-е и 3-е Послания Иоанна, и Послание Филимону. Пренебрежение этими книгами можно объяснить несколькими причинами. Послание Иакова писалось евреям рассеяния и содержало мало вероучительного материала, который мог бы привлечь внимание склонных к теоретическим размышлениям греческих христиан. Послание Иуды, 2-е и 3-е Послания Иоанна и Послание Филимону были настолько кратки, что не могли привлечь общего внимания. Последние три носили также личный характер, так что, возможно, они не распространялись с той быстротой, с которой распространялись другие, более крупные произведения тех же авторов. Второе послание Петра оспаривалось вплоть до времени Евсевия. Его меньше цитировали и больше обсуждали, чем все другие книги Нового Завета. Иероним утверждал, что нерешительность, с которой отцы церкви включали это послание в канон, объясняется тем, что оно очень отличается по стилю от 1-го Послания Петра. Может быть, никогда не будет установлено, не виновны ли в этом различии разные секретари. Объяснить его неизвестность в перво-христианских церквях и его неопределенное положение для изучающих Писание в первые три века можно тем, что оно было написано группе людей, живших на самой окраине охваченного христианством мира с целью восполнить особую, специфическую для них нужду.

С IV века не было никаких существенных перемен в признанном каноне, хотя с периода Реформации до настоящего времени выражалось множество индивидуальных мнений. Лютер практически отрицал Послание Иакова, главным образом, по той причине, что оно казалось не соответствовавшим учению об оправдании верой. Кальвин не был уверен в подлинности 2-го Послания Петра. Сравнительно недавно исследования в области исторической критики почти расправились с идеей канона вообще, сделав различие между книгами Нового Завета, апокрифической литературой и писаниями отцов церкви — различием в занимаемом ими положении и времени написания, а не в их сути и глубине. Такое заключение лишило бы Новый Завет всякой объективной авторитетности и сделало бы невозможным всякое общее признание заложенной в нем истины.

Итак, канон не есть результат произвольного суждения какого-то одного человека или постановления проголосовавшего собора. Он сложился в результате использования церковью различных писаний, которые доказали свое право быть включенными в канон и свое единство с другими каноническими книгами той внутренней силой, которая заключена в них. Некоторые из них признавались медленнее, чем другие, из-за своего малого размера, отдаленности адресата, личного назначения, анонимности автора или кажущего отсутствия возможности применения к безотлагательным нуждам церкви. Ни один из этих факторов не уменьшает богодухновенности ни одной из этих книг и не выступает против их права на место в обладающем высшим авторитетом Слове Божьем.