Дэвид Приор

Первое Послание к Коринфянам

8:1—13   8. Свобода и ответственность за других.

В следующем крупном разделе (8:1 - -11:1) Павел сосредото­чивает внимание на важной и болезненной для коринфян про­блеме (впрочем, не только для них, но и для всей раннехристи­анской церкви) — проблеме идоложертвенных яств (ton eidolothutori). Эта тема не представляется сегодня актуальной. Баркли пишет по этому поводу: «Жертвоприношения богам были неотъемлемым элементом жизни в древности. Жертвы были двух родов: частные (личные) и общественные. В первом случае жертвенное животное разрубалось натри части. Одна часть сжигалась на жертвеннике в знак посвящения богу, другую часть получали священники, а оставшееся мясо забирал сам жертвую­щий. Это мясо он приносил на общий стол. Иногда пиры про­исходили в доме хозяина; иногда даже в храме бога, которому была принесена жертва... Проблема, с которой сталкивался хри­стианин, состояла в возможности или невозможности его учас­тия в подобного рода празднествах. Мог ли он вообще прика­саться устами к тому, что было принесено в жертву идолу, язы­ческому богу? Если нет, то он должен был полностью отказаться от участия втаких общественных мероприятиях... Вовремя при­несения общественной жертвы также сжигалась вначале ее треть, затем священники получали причитающуюся им долю, а остав­шаяся часть поступала в распоряжение официальных властей. То, что оставалось, распродавалось на рынке, а потому, даже если какое-то мясо было куплено на торжище, не исключено, что оно уже приносилось в жертву идолу или языческому богу...

«Еще больше осложнял дело тот факт, что люди верили в бе­сов и злых духов и страшились их... Последние постоянно искали возможности проникнуть внутрь человека, а если это им уда­валось, то они могли причинить вред его телу и нанести урон разуму... Эти духи проникали в организм человека вместе с пи­щей. Один из способов избежать этого заключался в посвяще­нии пищи доброму богу... Отсюда следовало, что человеку вооб­ще не следовало употреблять мясо, если оно каким-то образом было связано с обрядом жертвоприношения языческому богу. Могли христианин есть такую пищу?.. Для христиан в Корин­фе, как и в любом другом крупном городе, это было жизненно важной проблемой, которую следовало решить тем или иным способом»1.

Таким образом, вопрос об идоложертвенной пище распадал­ся на две части: принимать участие в языческих празднествах или нет? Есть л и пишу, купленную на торжищах, если ее происхож­дение сомнительно? Ситуация существенно осложнялась стро­гими предписаниями кошерных иудейских законов, а также мно­гочисленными ригористами в коринфской церкви. К этому сле­дует еще добавить знаменитое иерусалимское постановление (Деян. 15:29), предписывавшее обращенным из язычников воз­держиваться от употребления идоложертвенной пищи.

Хотя сам Павел никогда (насколько мы можем судить) в Ко­ринфе не ссылался на это постановление, вполне вероятно, что члены партии Петра (ср.: 1 Кор. 1:12) использовали его в под­держку своего ригоризма. Брюс2 делает важное наблюдение по поводу того, что Павел был единственным авторитетным лицом в апостольской или околоапостольской церкви, не решавшим проблему идоложертвенной пищи путем абсолютного запрета на нее. Тем самым он стремился подчеркнуть, что в решении этой центральной проблемы не даст праздновать победу законникам. Этот насущный вопрос был связан с повседневной жизнью, и ! уступить в нем законникам хотя бы на йоту было бы фатальной ошибкой.

Иудейские законники в христианском сообществе Коринфа приводили три главных аргумента в поддержку запрета на упо­требление идоложертвенной пищи своими собратьями-иудеями:

1              Barclay, p. 79ГГ.

2              Bruce, p. 79.

1) эта пиша была отмечена клеймом идолопоклонства; 2) языч­ники, естественно, не платили с нее десятину и 3) жертва, веро­ятно, закалывалась не надлежащим образом. А как тогда следо­вало поступать христианам? Среди них были противники закон­ников, которые считали все эти споры просто унизительными и пустыми: разве приличествует тем, кто обрел свободу в Иисусе Христе, заниматься такими никому не нужными рассуждения­ми о пище? Таким путем не только можно стать посмешищем для окружающих, но и уничтожить все достижения проповеди Евангелия. И снова Павел оказался втянутым в противостояние двух религиозных групп: как можно было сохранить радость и спокойствие среди них и не исказить при этом евангельскую ис­тину? Среди коринфских христиан и так было много разногла­сий и споров, и он не хотел подливать масла в огонь.

Принимая во внимание аргументы в 8:1 - -11:1 в целом, мож­но сказать совершенно определенно: Павел выступал за свободу (см. особенно: 8:8; 9:1 —12,12а). Он защищал две категории сво­боды: абсолютную свободу во Христе (8:8; 9:19 и 10:29) и свобо­ду ограничивать свободу собрата, чьи убеждения еще не устоя­лись (8:13; 9:12,15,19). Важно, что Павел признает намеренное ограничение своей абсолютной свободы во Христе ни в коей мере не для собственного блага: ...дабы... самому не остаться недостой­ным (9:24-27).

После этого краткого обзора трех указанных глав мы более подробно остановимся на гл. 8, где Павел рассматривает три важ­ных аспекта общей проблемы: отвергнутый принцип, поставлен­ный на карту, фундаментальную истину о Боге и непреложность высшего нравственного принципа.

1. Ключевой принцип: любовь назидает (8:1—3)

О идоложертвенных яствах мы знаем, потому что мы все име­ем знание. Но знание надмевает, а любовь назидает. 2 Кто дума­ет, что он знает что-нибудь, тот ничего еще не знает так, как должно знать; 3 Но кто любит Бога, тому дано знание от Него.

Вспомним, какие две религиозные группы существовали в Ко­ринфе: законники - - строгие приверженцы исполнения буквызакона («делай то, что говорит закон») и свободомыслящие (воль­нодумцы; «мы знаем, что лучше быть свободным»). Павел отве­чает им по сути: имеет значение любовь, а не знание того или иного рода. Павел здесь не порицает «знание» как таковое. Он подчеркивает лишь, что истинная любовь (agape) должна конт­ролировать и характеризовать любое знание (gnosis). Дух, кото­рый движет нами, когда мы говорим, во многом является частью наших истинных знаний. Годе выражает это следующим обра­зом: «Знание, лишенное любви и созидательной силы, если рас­смотреть его более пристально, по сути не является истинным знанием»1.

Слово «знание» (gnosis) встречается шесть раз в трех стихах, и здесь мы сталкиваемся с тем, что в конце концов оно отражает основу споров гностиков. Некоторые из крылатых выражений сторонников вседозволенности приводятся как цитаты, причем с эмфатическим личным местоимением: ...мы все имеем знание (1). Другие лозунги выявляются в ст. 4. Павел стремится поста­вить знание на место, которое ему принадлежит по праву, в со­ответствующем контексте и обрамлении. Знание само по себе, особенно то, которое выставляется напоказ коринфскими гно­стиками, только надмевает, а обладающий им подобен надуто­му воздушному шару. Уже не в первый раз апостол стремится умерить их пыл (ср.: 1 Кор. 4:6,18; 5:2). Знание важно, и мы все обладаем им, но само по себе оно ничего не значит. Христиа­нин должен преисполниться любви, поскольку любовь назида­ет (\).

Павел хотел, чтобы церковь в Коринфе была сильной и креп­кой и могла бы нести свое бремя, а для этого требовался твердый фундамент христианской любви, которая не кичится собой (ср.: 1 Кор. 13:4). Когда характер христианина зиждется на любви, а сам он возрастает в познании, его больше заботит не то, на­сколько хорошо он знает Бога, но знает ли его Бог. Это дей­ствительно можно назвать истинным свидетельством любви к Богу (ср.: Гал. 4:8,9). Человек, обладающий истинным знанием, не гордится им, но смиренно стремится к поискам еще не по­знанного.

1 Godet, I, p. 408.

 

Эта истина непосредственно касается гностического подхо­да к религии, который отличался претенциозностью и самолю­бованием и для которого были характерны вопросы такого рода: «Как далеко я могу идти?» или «Что в этом для меня?» Этот эгоцентрический подход в корне отличается отлюбви-агапе, кото­рая полна готовности отдавать, помогать, назидать. Любить Бога -единственно верный ответ на Его любовь, явленную нам в Его Сыне (высший смысл которой открылся нам в Его смерти) (ср.: 1 Ин. 4:10). С любви начинается путь познания Богом. Всякое истинное знание, таким образом, открывает нам путь к совер­шенному знанию о нас, которым обладает Бог.

Нам не доступна полнота знания, ибо мы «знаем отчасти» (1 Кор. 13:9), а потому крайне опасно придавать чрезмерное зна­чение знанию, особенно тому эзотерическому и исключитель­ного рода знанию, за которое ратовали гностики1. Их версия ду­ховной «исключительности» была антитезой истинной любви-агапе, которая открылась в жертвенной смерти Христа. Эта любовь созидает Тело Христово.

Можно теперь применить этот отвергнутый принцип к част­ному вопросу об идоложертвенной пище. Здесь Павел подчер­кивает, что особое знание о ритуальном и религиозном проис­хождении конкретного куска мяса, лежащего на рыночном при­лавке или на столе гостеприимного хозяина, ничего не дает для назидания в вере наших собратьев-христиан. Гораздо важнее для них — видеть, как я поступлю в этой щекотливой ситуации. Мои тонкие познания в области богословия или даже фундаменталь­ных христианских истин не могут дать ничего, разве что произ­вести впечатление на окружающих.

Если, с другой стороны, я постараюсь тщательно взвесить, как может отреагировать на мое поведение мой собрат-христианин, и поступлю соответственно, я буду созидать Тело Христово. Следова­тельно, каждый должен строить свою жизнь, задумываясь, прибли­зят л и его поступки людей к Богу, будут ли способствовать укрепле­нию их христианской веры? Когда знание христианина освещается лучами любви, он ясно демонстрирует, что знает Бога и что Богзнает его, то есть его взаимоотношения с Богом углубляются.

2 Необходимо помнить, что ересь гностицизма в полную силу сформиро­валась во II в. Павел же говорит о начальном этапе становления гностицизма.

2. Фундаментальная истина: Бог един (8:4—6)

Итак об употреблении в пищу идоложертвенного мы знаем, что идол в мире ничто, и что нет иного Бога, кроме Единого. 5 Ибо, хотя и есть так называемые боги, или на небе, или на земле, — так как есть много богов и господ много, — 6 Но у нас один Бог Отец, из Которого все, и мы для Него, и один Господь Иисус Христос, Кото­рым все, и мы Им.

Частичное «знание» коринфской группы заключалось в оче­видном (для них самих) факте: ...идол в мире ничто (4). Павел с готовностью соглашается с этим, а также подтверждает другую, несомненную для них истину: ...нет иного Бога, кроме Единого. Это столь же непреложная истина, говорит Павел, как и то, что, хотя и есть так называемы боги, «...все боги народов - - идолы» (ср.: Пс. 95:5). Это основополагающая библейская истина, и мы не должны ни на йоту отступать от нее.

Фактически, мы просто берем крылатую фразу коринфских гностиков: ...нет иного Бога, кроме Единого, и затем начинаем об­суждать и спорить, действительно ли все поклоняются одному Богу, но под разными именами и разными путями. Современ­ный универсалистский (синкретический) подход в целом либо отвергает, либо оставляет без внимания специфику христианской вести.

Если же мы более внимательно рассмотрим утверждение в 8:6, то увидим, что именно подчеркивает Павел: Но у нас один Бог Отец, из Которого все, и мы для Него, и один Господь Иисус Хрис­тос, Которым все, и мы Им. Могут быть так называемые боги, или на небе, илц на земле, — так как есть много богов и господ много (5). Павел категорически заявляет о существовании Бога-Отца (и мы должны увидеть в этой фразе всю глубину и богатство но­возаветного богословия об Отцовстве Бога) и равного Ему по ста­тусу и власти Иисуса Христа. Отец - Тот, из (греч. ek) Которого происходит все сущее, то есть Он - - источник и начало; Он так­же - - цель (греч. предлог eis) и смысл нашего существования. Иисус Христос - - первоначало и посредник, то есть Тот, через (греч. did) Кого было сотворено все сущее.

Наиболее естественно полагать, что местоимения «мы» и «нас» в данном отрывке относятся к христианам: таким образом, Иисус служит мостом, который соединяет нас с Богом, Он — посредник, ходатай, путь к Богу (ср.: Ин. 14:6; Рим. 11:26; Кол. 1:15 и дал.; 1 Тим. 2:5,6). Это фундаментальная истина, от которой не может отступить апостол Павел. Существуют коренные отли­чия и непреодолимая пропасть между Богом (Отцом нашего Гос­пода Иисуса Христа) и богами, которым поклоняются во всех других религиях, хотя можно найти и много второстепенных сходных характеристик.

Что же тогда такое эти многочисленные так называемые боги и господа на небе и на земле? Библия говорит об этом ясно и однозначно. Они представляют собой eidola, «копии», не имею­щие никакого отношения к реальности. Таким образом, слово «идол» используется как по отношению к истукану, сделанному из дерева или камня, так и к божеству, которому при этом покло­няются. Пророк Исайя пишет: «Делающие идолов все ничтож­ны, и вожделеннейшие их не приносят никакой пользы» (Ис. 44:9 и дал.). Далее он перечисляет всех ремесленников, которые при­лагают руку к изготовлению идолов: кузнецы, плотники, лесо­рубы, хлебопеки, повара - - все работают с одним и тем же кус­ком дерева, выросшего в лесу, а затем поклоняются мертвому бревну Ничто - - вот прекрасная характеристика нереальной, лишенной духовного измерения истины.

Но это не полная картина идолопоклонства в Ветхом Завете. Во Второзаконии есть очень важный текст на эту тему: «И утучнел Израиль, и стал упрям; утучнел, отолстел и разжирел; и оставил он Бога, создавшего его, и презрел твердыню спасения своего. Богами чуждыми они раздражили Его, и мерзостями раз­гневали Его. Приносили жертвы бесам, а не Богу, богам, кото­рых они не знали, новым, которые пришли от соседей и о кото­рых не помышляли отцы ваши» (Втор. 32:15-17).

Боги языческие не являются богами в собственном смысле этого слова; они -- просто идолы, то есть изделия рук человечес­ких, которым поклоняются люди. Но за этими «копиями» (eidola) стоят духовные силы, названные в предыдущем разделе «бесами».

Сказанное отражает не только ветхозаветное учение, об этом же говорится, например (хотя и не в таком явном виде), в 1 Фес. 1:9 и ясно выражено в Гал. 4:8,9, где Павел говорит христианам: «Но тогда, не знавши Бога, вы служили богам, которые в существе не боги; ныне же, познавши Бога, или лучше, получивши позна­ние от Бога, для чего возвращаетесь опять к немощным и бед­ным вещественным началам и хотите еще снова поработить себя им?»

Совершенно ясно, что поклонение идолам -- одновременно и дань нереальному, и слишком реально само по себе. Это как раз то, о чем говорит сам Павел в 10:19,20: «Что же я говорю? то ли, что идол есть что-нибудь, или идоложертвенное значит что-нибудь? Нет; но что язычники, принося жертвы, приносят бе­сам, а не Богу; но я не хочу, чтобы вы были в общении с бесами». Эти бесы не идентичны тому, чем представляются язычникам боги, которым они поклоняются. Впасть в любого рода идоло­поклонство — значит открыть двери бесам, подпасть под влия­ние этих агентов сатаны, которые вожделеют нашего поклоне­ния и которые в прошлом -- искусные обманщики и губители1.

Эта концепция сохраняет свою практическую ценность в свете пастырской опеки. Те, кто до обращения в христианство был вовлечен в разного рода языческие культы, часто нуждались в особом служении. У Павла нет никаких иллюзий, он знает, что контакты с бесами все еще составляют большую опасность для членов христианской общины (ср.: 1 Кор. 10:19-22). Это не озна­чает, что христиане могут спокойно существовать в состоянии одержимости бесами (возможность, которая с богословской и пастырской позиций может иметь летальный исход). Избавле­ние от таких демонических сил требует, в этой связи, служения опытных и знающих христиан. Кроме того, следует предусмот­реть действие целого спектра духовных сил там, где мужчины или женщины стремятся найти удовлетворение, исполнение, отож­дествление и, особенно, контакте «божественным», — незави­симо от того, насколько неопределенна эта последняя фраза. Столкнувшись с историей противостояния Господу Иисусу Христу противоборствующих сил, сражающихся за человечес­кую душу, мы должны быть готовы освободить людей от подобно­го рабства. Вероятным следствием такого вмешательства могут быть смятение, бесцельность и полное подчинение личным ам­бициям, открывающим дорогу различным силам. Наше служение

 

1 Не лежит ли за этим бескомпромиссное осуждение некоторых учений, распространенных в церквах Пергама и Фиатиры (Отк. 2:14 и 20)?

 

особенно важно там, где прослеживается контакте религиозны­ми культами, связанными с восточным мистицизмом, гипнозом и другими подобного рода методами контроля над разумом, или с оккультной практикой, или с наркоманией.

3. Высший критерий: брат, за которого умер Христос (8:7—13)

Но не у всех такое знание: некоторые и доныне с совестью, при­знающею идолов, едят идоложертвенное, как жертвы идольские, и совесть их, будучи немощна, оскверняется. 8 Пища не приближа­ет нас к Богу: ибо, едим ли мы, ничего не приобретаем; не едим ли, ничего не теряем. 9 Берегитесь однакоже, чтобы эта свобода ваша не послужила соблазном для немощных. 10 Ибо, если кто-нибудь уви­дит, что ты, имея знание, сидишь за столом в капище, то совесть его, как немощного, не расположит ли и его есть идоложертвен­ное? 11 И от знания твоего погибнет немощный брат, за которого умер Христос. 12 А согрешая таким образом против братьев и уязв­ляя немощную совесть их, вы согрешаете против Христа. 13 И по­тому, если пища соблазняет брата моего, не буду есть мяса вовек, чтобы не соблазнить брата моего.

Снова возвращаясь к вопросу об идоложертвенной пищи, Павел указывает на то, что в Коринфе некоторые христиане еще не полностью разобрались в фундаментальной истине, о кото­рой только что шла речь: ...некоторые и доныне с совестью, при­знающею идолов, едят идоложертвенное, как жертвы идольские (7). Такие люди думают, что идолы реально существуют, а пото­му тот, ктоестидоложертвенную пищу, оскверняется. Вследствие того, что их связь с идолопоклонством была длительной и глу­бокой, Павел не рассуждает на эту тему: он обращается к «силь­ному» (то есть «знающему», «хорошо информированному») че­ловеку, дабы тот не угождал себе, но позаботился бы о своем бо­лее слабом собрате. Таким образом, Павел утверждает ясный духовный принцип: Пища не приближает нас к Богу: ибо, едим ли мы, ничего не приобретаем; не едим ли, ничего не теряем (8).

«Немощный» собрат в данном случае - - тот, кто относится к этому с излишней чувствительностью; это приверженец строго­го следования надлежащим установлениям, христианин, кото­рый старается отвергнуть все сомнительное, все то, что, по его разумению, может испортить его отношения с Богом. Павел хо­чет, чтобы такой «немощный» человек стал «сильным», и пыта­ется убедить его в этом. Он акцентирует внимание на том, что «сильному» человеку необходимо избавиться от следования че­ловеческим установкам и ярлыкам типа: ты должен доброволь­но ограничить свою свободу. Таким образом, сильный должен пе­рестроиться, чтобы помочь слабому, но не наоборот.

Доводы Павла, представленные в ст. 9—13, безусловно весо­мы. Во-первых, неограниченная христианская свобода на самом деле может стать камнем преткновения для слабого христиани­на, способствуя еще большему ослаблению, а не росту его веры, и побуждая его действовать против его же собственной совести (10). Фактически христианин действует здесь, не опираясь це­ликом на свою веру, а такие поступки Павел рассматривает как прямой грех (Рим. 14:23).

Во-вторых, мы не должны забывать, что наш ближний — хри­стианин, наш собрат, за которого умер Христос (11), а не просто добрый друг, или приятель из местной общины, или даже верный член нашего братства. Рассуждая подобным образом, мы будем стремиться сделать все, чтобы наш немощный брат не погиб.

В-третьих, если мы грешим против своего брата и наносим раны его немощной совести, мы тем самым грешим против Са­мого Христа (12; ср.: Мф. 25:41 и дал.), ибо в этом случае реаль­ное присутствие Иисуса в нашем собрате с легкостью нами игно­рируется.

Из всего этого следует неизбежный вывод: демонстрируя ис­тинную христианскую свободу, нельзя использовать «сомнитель­ные методы». Таким образом, утверждение Павла в ст. 13 подво­дит ясный итог этой главы: И потому, если пища соблазняет брата моего (букв., греч. «заставить споткнуться»; ср.: Мк. 9:42), не буду есть мяса вовек, чтобы не соблазнить брата моего. И об этом дол­жен помнить «хорошо информированный», «знающий человек».

Другая важная тема в данной главе --это роль сознания, со­вести. Слово «совесть» встречается три раза (7,10,12). В каждом случае речь идет о нестойкой совести (греч. asthenes, «слабый»), свойственной христианину, чье пребывание во Христе после избавления от язычества -- еще сравнительно недавнее. Такая личность испытывает драматические перемены в жизни. Его образ жизни как коринфянина предполагает, что он должен быть социально адаптированным, коммуникабельным и гостеприим­ным. Брюс приводит записанное на папирусе приглашение, ти­пичное для того времени: «Херемон приглашает вас на обед за столом господина Сараписа в Сарапейоне (то есть в храме Сара-писа) завтра, 15-го, в 9 часов»1.

Есть существенная разница между тем, кто «играет в корин­фянина», и тем, кто является «истинным коринфянином». Гос­теприимство и общение, вероятно, занимало много времени в жизни коринфян. Чем более чуткой совестью обладает христиа­нин, тем больше он чувствует необходимость христианского сви­детельства и тем больше подвергается опасности впасть в иску­шение поддержки христианского «гетто» или, по крайней мере, восприятия подобного образа мыслей.

В такой обстановке христиане нуждались в надлежащих на­ставлениях о вещах, которые действительно имели значение в современном для них обществе. Павел снова поднимает эту тему в 10:23—30. Если христианская церковь собиралась успешно бо­роться с буйной порослью язычества в таком порочном городе (являвшемся к тому же морским портом), как Коринф, то хрис­тианам требовалась особая чувствительность к различного рода «сомнительным вещам». Павел хотел, чтобы свет христианства проник во все темные закоулки и нравственные тупики в Корин­фе. Это требовало более сильной совести, которой обладали не­многие христиане, будь то в Коринфе или Риме, поэтому каждо­му необходимо было проявлять терпение, отсутствие духа осуж­дения, чуткость, абсолютное посвящение христианскому образу жизни в христианском сообществе в целом.

Если христианин находится под влиянием, к примеру, чело­века, которого он считает человеком знания (10) или «сильным» братом, и принимает решение или предпринимает действия без личной молитвы и вопреки воле Господа для него, то это сверша­ется им не по вере. По мнению Павла, это следствие его грехов­ных действий: его совесть уязвлена (12), или оглушена (греч. typtontes, букв, «оглушить», «ударить по голове»); ему становится еще труднее прийти к зрелому, христианскому решению.

Для Павла, поэтому, «сильная» личность -- это христианин, который находится только под твердым водительством Христа, позволяя только Ему определять его образ жизни; для такого человека в этом — средоточие всей его жизни. Но для многих христиан такая сила недоступна, она для них — несбыточная мечта. В каком же направлении двигаться? «Мы, сильные, долж­ны сносить (букв, «нести», bastazeiri) немощи бессильных и не себе угождать: каждый из нас должен угождать ближнему, во бла­го, к назиданию» (Рим. 15:1,2).

Суть раскрывается в одной странной фразе: «...не себе угож­дать». Такая позиция напрямую противоречит обычным пред­ставлениям, особенно представлениям коринфян, которые при­выкли настаивать на своих «правах». Весь арсенал аргументов Павла в этой главе иллюстрируется примером следования зако­ну любви: любовь ограничивает себя в правах ради других. Быть причиной падения собрата, даже одного человека, оступиться даже один раз -- это представляется Павлу столь опасным, что он сам никогда бы не прикоснулся к куску мяса во избежание катастрофы. В этом и состоит настоящая христианская опас­ность, а то, что Павел утверждает с таким пылом, — истинная христианская свобода.

 

'Bruce, р. 81.