Дэвид Приор

Первое Послание к Коринфянам

Введение

 

Le P. E.-B. Allo, Saint Paul, PremiereEpitre aux Corinthiens (J. Gabalda, Paris, 1956).

W. Barclay, The Letters to the Corinthians (The Daily Study Bi­ble, The Saint Andrew Press, 1954).

С. К. Barrett, A Commentary on the First Epistle to the Corin­thians (Black's New Testament Commentaries, A. & C. Black, 1968).

F. F. Bruce, 1 and2 Corinthians (The New Century Bible, Com­mentaries, Eerdmans and Marshall, Morgan & Scott, 1971). Hans Conzelmann, / Corinthians (Hermeneia, Fortress Press, 1975).

Marcus Dods, The First Epistle to the Corinthians (The Expos­itor's Bible, Hodder & Stoughton, 1889).

F.             Godet, Commentary on St Paul's First Epistle to the Corin­ thians (T. & T. Clark, 1889), 2 volumes.

H. L. Goudge, The First Epistle to the Corinthians (Westminster Commentaries, Methuen, 1903).

Charles Hodge, A Commentary on the First Epistle to the Corin­thians (Geneva Series, Banner of Truth, 1958).

G.            Campbell Morgan, The Corinthians Letters of Paul (Oliph- ants, 1947).

L. Morris, 1 Corinthians (Tyndale New Testament Commentar­ies, Inter-Varsity Press, 1958).

John S. Ruef, Paul's First Letter to Corinth (Pelican New Testa­ment Commentaries, Penguin, 1971).

Дополнительно см.: Arnold Bittlenger, Gifts and Graces (Eng. in, Hodder & Stoughton, 1967) - - комментарии к главам 12—14.

Русский синодальный перевод Библии (примечания пе­реводчика).

 

Коринф стоял на узком, всего лишь в четыре мили шириной, перешейке, соединяющем Южную Грецию с остальной ее частью, а также со странами, расположенными к северу от нее. Столь удобное местоположение города способствовало тому, что он стал процветающим центром ремесел и торговли: всякий, кто пере­двигался по суше, проходил через Коринф; мореплаватели, как правило, предпочитали пользоваться морскими портами Лехе-ем и Кенхреями, примыкавшими к Коринфу с обеих сторон пе­решейка, вместо того чтобы выходить в открытое море и огибать опасный мыс Малея на южной оконечности Греции (на рассто­янии свыше двухсот миль). С больших кораблей груз переноси­ли из одного порта в другой и там вновь погружали на корабль. Небольшие корабли можно было поставить на колеса, протащить через перешеек и опять спустить на воду на другой стороне. Не­рон, правивший Римом в 54-68 гг., даже пытался построить ка­нал через перешеек, но безуспешно. Коринфский канал был за­вершен только в 1893 г.

Подобно большинству морских портов, Коринф не только был богатым, процветающим городом, но и отличался распущен­ностью нравов в такой степени, что греки стали обозначать раз­вратный образ жизни словом korinthiazein («коринфствовать»), то есть жить, как коринфяне. Гомер говорит о «богатом Корин­фе»1, а Фукидид2 упоминает о военном значении Коринфа, обуслов­ленном его стратегической позицией по отношению к морским портам Кенхреям и Лехею. В Коринфе проводились Истмийские игры (букв, «игры на перешейке»), уступающие по своему значе­нию только Олимпийским.

 

1              Илиада. 2.570.

2              Фукидид 8.7.

 

Над городом возвышался коринфский акрополь (Акроко-ринф), холм, высотой более 1850 футов, на котором был воздвиг­нут большой храм Афродиты, греческой богини любви. Когда наступал вечер, тысяча жриц храма (священных проституток) спускались в город и занимались своим ремеслом на его улицах.

«Это был культ, прославлявший сексуальную любовь»1. Покло­нение Афродите аналогично культу Астарты (берущему начало в сирийском культе Иштар), распространенному во времена Соло­мона, Иеровоама и Иосии (ср.: 3 Цар. 11:1—9,33; 4 Цар. 23:13).

У подножия Акрокоринфа поклонялись Меликерту, богу, по­кровительствовавшему навигации (он же Мелкарт, главный бог, или «ваал», города Тира, чей культ проник в Израиль в IX в. до н. э., когда Ахав женился на Иезавели, дочери царя Тира и Сидона) (1 Цар. 17 и дал.). Таким образом, Астарта и Мел карт стал и бога­ми Коринфа непосредственно в результате восточного влияния.

Кроме того, в самом городе был храм Аполлона, бога музыки, пения и поэзии, который также считался идеалом мужской кра­соты. Обнаженные статуи и всевозможные фризовые изображе­ния Аполлона, показывающие его мужскую силу, вдохновляли поклонявшихся ему мужчин выражать это физически — в лю­бовных отношениях с прекрасными юношами. Поэтому Коринф был средоточием гомосексуализма (ср.: Рим. 1:26 и дал.).

Факторы исторического порядка тоже играли немалую роль в формировании культуры Коринфа, куда Павел прибыл в 50 г. н. э. В 146 г. до н. э. Ахейский союз греческих городов-государств, в течение некоторого времени противостоявший римской экспан­сии, потерпел неудачу, и Коринф (который возглавлял противо­стояние Риму) был полностью уничтожен; его жители были уби­ты или проданы в рабство. В таком состоянии это стратегически важное место оставалось в течение столетия, пока Юлий Цезарь не восстановил Коринф и не сделал его римской колонией.

«Римская колония представляла собой маленький Рим, вос­созданный на чужих территориях среди иноземного населения для того, чтобы стать центром римской жизни и поддерживать римский порядок. Располагаясь вдоль главных римских дорог

 

J. С. Pollock, The Apostle (Hodder & Stoughton, 1969), p. 120.

 

(тех военных магистралей, которые вели из Рима к границам империи), колонии римских граждан создавались в стратеги­чески важных местах и играли важную роль в государственном устройстве»1.

С 46 г. до н. э. Коринф снова начинает процветать, становясь все более космополитическим городом. Обретя статус римской колонии, он принял часть ветеранов римской армии, которым была выделена земля, чтобы они могли обосноваться здесь в ка­честве переселенцев. Это влиятельное меньшинство придавало новому городу римские черты, но вскоре в Коринф стали стекать­ся представители различных рас, религий, языков и культур. Здесь начал селиться торговый люд, купцы и прочие, включая множество евреев. Вот как описывает Коринф Фаррар:

«Это смешанное и разнородное население, состоящее из гре­ческих авантюристов и римских горожан, испорченных влияни­ем финикийцев; это толпы евреев, бывших солдат, философов, купцов, моряков, вольноотпущенников, рабов, ремесленников, лавочников и пособников любого порока»2.

Баркли характеризует его как колонию «без аристократии, без традиций и без прочно обосновавшегося населения»3.

К середине I в. Коринф стал символом преступности и поро­ка. Нетрудно найти современный город, похожий на него, хотя, быть может, даже в таких городах, как Сан-Франциско, Рио-де-Жанейро и Кейптаун, не увидишь такого противостояния про­поведи Евангелия, как то, которое проявилось в этом городе. Ситуацию, в которой оказался Павел, Поллок описывает так: «Коринф был самым большим городом из тех, которые уже посетил Павел, и представлял собой оживленную торговую сто­лицу... В нем на сравнительно небольшой территории было со­средоточено около четверти миллиона населения, основную часть которого составляли рабы, занятые бесконечными погруз­ками и разгрузками товаров. Коринф был населен людьми, не имевшими корней, сорванными со своих мест, представлявши­ми все многообразие рас... необычайно близкая параллель насе­лению „центральной части" городов XX в.

 

1              R F. Bruce, The Spreading Flame (Paternoster, 1958), p. 13.

2              Quoted in Barclay, p. 4.

3              Ibid.

 

Павел был свидетелем того, как христианская церковь начи­нает расти и процветать в относительно крупных городах, кото­рые он встречал в Македонии. Если же любовь к Иисусу Христу сможет пустить корни в Коринфе, самом густонаселенном, бога­том, пропитанном духом торговли и помешавшемся на сексе го­роде Восточной Европы, то она проявит свою силу везде»1.

Павел в Коринфе

Зная, каким был этот город, мы не слишком удивляемся, когда читаем, что Павел прибыл в Коринф «в страхе и в великом трепете» (1 Кор. 2:3), — он действительно был напуган. И хотя он был уверен в силе благовестия, хотя видел, как (незадолго до прибытия в Ко­ринф) повлияла его проповедь на афинян, хотя не представлял себе, что с ним могут обойтись хуже, чем в Македонии несколько недель назад, — он все же испытывал страх перед Коринфом, молва о котором распространилась по всему Средиземноморью. Он от­крыто заявляет о своем «страхе и великом трепете», и, вероятно, это говорит о том, что Коринф казался ему каким-то особенно страшным городом, быть может, как никакой другой.

О пребывании Павла в Коринфе, которое длилось полтора года (на более долгий строк он останавливался только в Эфесе), рассказывается в Деян. 18:1-18. Из этого повествования мы мо­жем лишь в общих чертах узнать о некоторых основных фактах его служения. Как и в Эфесе, он занимался здесь своим ремес­лом (изготовлением палаток), по крайней мере, первые несколь­ко недель, пока не освоился и не приобрел известность как про­поведник и учитель. Дары любви (добровольные пожертвования от церквей Македонии и Филипп, которые позднее доставили Сила и Тимофей) также дали ему возможность полностью по­святить себя проповедованию и учительскому служению. Если судить по его ежедневному расписанию в Эфесе, Павел вполне мог целых восемь часов в день заниматься ручным трудом, а с одиннадцати до четырех пополудни — благовествовать2.

 

J. С. Pollock, The Apostle, p. 121. 2 Ср.: примечания на полях к Деян. 19:9 в RSV вместе с описанием его повседневного образа жизни, о котором мы узнаем из прощальной речи, об­ращенной к пресвитерам эфесской церкви (Деян. 20:18-35, особенно ст. 34). См. также: 1 Фес. 2:9.

 

Это был тяжелый распорядок дня для человека, который явно не отличался крепким здоровьем.

Более подробное исследование рассказа Луки о пребывании Павла в Коринфе еще больше прояснит характер отношений апостола с христианами этого города.

По сравнению с тем жестоким обращением, которое ему при­шлось испытать со стороны македонян (особенно в Филиппах), пребывание Павла в Афинах не отличалось ничем особенно но­вым: он испытывал насмешки одних и вызывал интерес у дру­гих, но уверовавших было немного. Тем не менее церковь в Афи­нах была основана. Апостол прибыл в Коринф совершенно из­можденным: давали о себе знать побои, он был духовно не удовлетворен тем, что ему пришлось испытать в Афинах, тяжело переживал разлуку с Силой и Тимофеем и, естественно, трепе­тал при мысли, что ему лицом к лицу придется встретиться с этим «городом любви».

Есть основания полагать, что Павел прибыл в Коринф в мар­те 50 г. и оставался там до сентября 5 1 г. (с разницей примерно в год). Наиболее вероятно, что Первое послание к Коринфянам было написано в начале 54 г. или, возможно, в конце 53 г. (то есть в середине продолжавшегося два с половиной года пребы­вания Павла в Эфесе).

Проходя по улицам, Павел наверняка обратил внимание на ремесленников, которые, как и он, занимались изготовлением палаток (или кожевенными работами). По-видимому, Павел, еще будучи раввином, счел необходимым иметь дополнительный источник дохода, так как предполагалось, что раввины выпол­няют свои религиозные и юридические обязанности, не тре­буя за это никакого вознаграждения. В Киликии, где вырос Павел, одним из распространенных ремесел было изготовле­ние палаток, покрытие для которых делали из козьей шерсти (и называлось оно «cilicium»). Естественно, Павла привлекло местное ремесло, занятие которым составляло предмет его гор­дости и доставляло такую же радость, как, вероятно, Самому Иисусу — Его плотницкие работы. В Акиле он узнал своего со­племенника-иудея, и не надо богатого воображения, чтобы представить их первый разговор. Акила и Прискилла уже при­выкли к кочевой жизни и с готовностью оказали гостеприимство этому одинокому проповеднику, который, к тому же, оказался апостолом Иисуса Христа.

Трудно переоценить ту поддержку, какую эта встреча, вероят­но, принесла Павлу в его «немощи». Бог, по-видимому, в тече­ние всех полутора лет пребывания Павла в Коринфе постоянно его ободрял. Встреча с Акилой и Прискиллой — первый пример такого рода; затем прибывают Сила и Тимофей, которые не толь­ко приносят хорошие вести от македонских церквей, но и фор­мируют сильную группу (уже из пяти человек), способную охва­тить благовестием этот самый главный город провинции. Такое совместное служение принципиально важно: оно должно осно­вываться на прочных дружеских узах и сотрудничестве, которые предполагают не только совместную «христианскую» деятель­ность, но и общность жизненных идеалов. Акила и Прискилла стали ближайшими сотрудниками Павла и по зову Святого Духа были готовы оставить дом и работу, чтобы содействовать распро­странению Благой вести.

Как всегда, поначалу Павел сосредоточил свое внимание на синагоге и, несмотря на открытое и единодушное противодействие иудейской общины, испытал большой подъем, обратив в веру Криспа, начальника синагоги (Деян. 18:8). Весьма вероятно, что и преемник Криспа по должности, Сосфен (Деян. 18:17), тоже уверовал в Иисуса. Его необычное имя вновь появляется рядом с именем Павла в Первом послании к Коринфянам (1 Кор. 1:1), где он упомянут как соавтор апостола. Нет ничего удивительного в том, что успех проповеди Павла вызвал негодование евреев.

Когда ему, наконец, было запрещено появляться в синагоге, Павел решил проводить свои собрания по соседству. Хозяин дома, некий Тит Иустус (очевидно, язычник), вероятно, имел и третье имя, Гаий, под которым он и упоминается в 1 Кор. 1:14 и Рим. 16:23.

Итак, Павлу было предоставлено идеальное место, где он мог общаться как с иудеями, так и с язычниками Коринфа. И дей­ствительно, «многие... уверовали и крестились» (Деян. 18:8).

Церковь быстро росла. Множество причин способствовали обретению уверенности и бодрости духа. Однако, по-видимому, Павел все еще находился в подавленном состоянии, был скло­нен к сомнениям и унынию. Вот как описывает его состояние Джон Поллок:

«Наверное, ему больше не удастся привести к Христу ни од­ного коринфянина, увидеть в глазах человека искру новой жиз­ни. Вдобавок он боялся боли, которую придется испытать, если его опять станут бить камнями или палками; боялся, что с на­ступлением зимы они окажутся в од иночестве, когда из-за мор­ских штормов придется на своих больных старых ногах проби­раться по узким тропам Пелопонесских гор. Он хотел все бро­сить, отказаться от проповедования, уйти, чтобы жить тихо и спокойно, вернуться в Таре, Аравию, куда угодно»1.

Понимая, в каком бедственном положении он оказался, видя его уныние и желание все бросить, Господь прямо обратился к Павлу в видении, ободряя его, обещая, что его деятельность в Ко­ринфе будет более плодотворной, и рассеивая страх перед новы­ми гонениями, ибо знал, что Павел уже достаточно натерпелся. Павел сохранил драгоценные воспоминания о христианах Корин­фа; они стали для него живым свидетельством верности Богу, Ко­торый заботится о Своих утомившихся слугах и ободряет их.

Вероятно, дальнейшее пребывание в Коринфе прошло отно­сительно спокойно: Павел «оставался там... поучая их слову Бо-жию» (Деян. 18:11), неустанно созидая церковь, укрепляя ее и рас­ширяя. Было лишь одно небольшое происшествие, когда во главе провинции встал новый римский проконсул — Галлион, родствен­ник Сенеки, философа и учителя Нерона. Иудеи решили, что появилась возможность арестовать Павла и положить конец угро­зе распространения христианства. Но Галлион понимал, что ему следует держаться подальше от возмутителе и спокойствия, и Павлу даже не пришлось ничего говорить в свою защиту. Если Сосфен был в ту пору христианином, он оказался единственным, кого побили за приверженность Иисусу. Павлу, вероятно, было тяжело видеть такое, но это, несомненно, должно было еще больше сбли­зить их в виду общих страданий во имя Христа.

Итак, после полутора лет плодотворного служения Павел по­кинул Коринф вместе с Акилой и Прискиллой. Свое пребыва­ние в этом городе он всегда вспоминал с большим волнением. Он пришел туда в немощи, и покинул этот город, зная тайну хри­стианского служения: сила Господня совершается именно в не­мощи (ср.: 2 Кор. 12:7-10). Всегда трудно покидать собратьев

 

1 J. С. Pbllock, The Apostle, p. 124.

 

по вере, общину, в которой мы познали такие глубокие истины. Это как тяжелая утрата, как если бы ты потерял частичку самого себя. Именно такие чувства испытывал Павел по отношению к коринфской церкви. Коринфяне стали частью его самого, и ко­гда он писал им, то обращался к братьям и сестрам во Христе, которые укрепляли и ободряли его в часы глубокого уныния. Бог сказал ему: «...у Меня многолюден в этом городе» (Деян. 18:10), и об этих людях сам апостол говорит так: «...печать моего апос­тольства -- вы в Господе» (1 Кор. 9:2).

Именно в Коринфе Павел основательно усвоил урок, к кото­рому обращается, чтобы выразить в своем послании самое глав­ное: «Итак, братия мои возлюбленные, будьте тверды, непоко­лебимы, всегда преуспевайте в деле Господнем, зная, что труд ваш не тщетен пред Господом» (1 Кор. 15:58).

Переписка с коринфянами

Испытывая глубокую привязанность к коринфским христиа­нам, Павел не мог не взяться за перо, когда странные учения ста­ли подрывать единство церкви. Вот что пишет Баррет:

«Ветры многих учений проникали в гавань и распространя­лись по улицам Коринфа, и тому, кто только недавно стал хрис­тианином, наверное, трудно было идти прямым путем... Кроме Павла в Коринфе, конечно же, бывали и многие другие христиа­не. Некоторые из них несли ту же Благую весть, другие же -- нет... Многие из тех, кого имел в виду Павел, потворствовали спекуля­тивному богословию, основанному на понятиях знания (gnosis) и мудрости (sophia)... С полным основанием, наверное, можно счи­тать, что в Коринфе начался тот синтез эллинистических, вос­точных, иудейских и христианских течений, из которого сфор­мировался гностицизм в его развитой форме...

Павел имел дело с теми, кто хотел стать во главе своей рели­гии и контролировать ее и кто пока еще не знал, что значит жить по вере, а не по собственным воззрениям...»1

В книге Баррета содержится подробный анализ сложных си­туаций, связанных с перепиской между Павлом и коринфской церковью. Наиболее полезным руководством, помогающим ори­ентироваться в лабиринте этих проблем, можно назвать книгу Уильяма Баркли1. Главное, о чем следует помнить, -- это то, что Первое и Второе послания к Коринфянам в том виде, как мы их знаем, не охватывают (по их собственному свидетельству) всей этой переписки. Так, в 1 Кор. 5:9 упоминается о некоем преды­дущем письме. В конце 2 Кор. 12:14 и 13:1,2 Павел говорит, что собирается идти в Коринф в третий раз: первое посещение опи­сано Лукой в Деян их святых Апостолов (Деян. 18), но о втором нам ничего не известно. Во 2 Кор. 7:8 Павел упоминает еще об одном письме, в котором он был слишком суров, поэтому апос­тол даже пожалел, что отправил его. Речь идет не о Первом по­слании к Коринфянам, и, к тому же, первые девять глав Второго послания к Коринфянам нельзя назвать жесткими: они, вероят­но, самые нежные, теплые и миролюбивые из всех его посланий. Остаются последние четыре главы, в которых, по собственному признанию Павла, содержится вызывающий весьма тягостные чувства материал, и вполне возможно, именно его апостол и не хотел отправлять. В результате можно предположить, что после­довательность событий была такой (как полагает Баркли):

«Предыдущее послание», которое, вероятно, содержится во 2 Кор. 6:14-- 7:1 (6:13 плавно перетекает в 7:2).

«Домашние Хлоины»(1 Кор. 1:11) сообщают Павлу в Эфе­се о разделении, происшедшем в Коринфе. Первые четыре главы были написаны в ответ на письмо, и Тимофей собирается взять их с собой в Коринф (1 Кор. 4:17). Трое (Стефан, Фортунат и Ахаик, 1 Кор. 16:17) привозят дополнительные сведения и письмо из Коринфа: Павел тотчас пишет гл. 5 и 6, а также 7—16 в ответ на это письмо. Затем Тимо­фей берет в Коринф все Первое послание целиком. Ситуация ухудшается, и Павел предпринимает злополуч­ную поездку в Коринф, после которой дела его идут еще хуже (ср.: 2 Кор. 2:1).

Затем с Титом (2 Кор. 2:13; 7:13) он посылает «суровое по­слание» (2 Кор. 10—13).

Павел настолько обеспокоен, что не может дождаться возвра­щения Тита; он решает встретить его в Македонии (2 Кор. 7:5-13), а затем пишет «Послание примирения» (2 Кор. 1—9).

Barclay, pp. 6-9.

 

1 Barrett, pp. 36 IT.