Уильям Сенфорд Ла Сор, Дэвид Аллан Хаббард, Фредерик Уильям Буш

Обзор Ветхого Завета

ГЛАВА 44. ЕККЛЕСИАСТ

 

 

НАЗВАНИЕ

 

"ЕККЛЕСИАСТ" — греческий перевод евр. qohelet  ("тот, кто созывает собрание", предположительно, чтобы проповедовать).[1182] Поэтому «проповедник» — вполне точный перевод еврейского и греческого слов, хотя «Когелет» вряд ли отвечает христианскому пониманию этого слова, поскольку его тексты основаны больше на его наблюдениях, чем на законе и пророках.

 

МЕСТО В КАНОНЕ

 

Некоторые еврейские традиции помещают Кн. Екклесиаста среди пяти свитков (Мегилота),  используемых во время официальных праздников, приписывая его празднику Кущей. Такая практика подтверждается документами одиннадцатого века от Р.Х.

Другие еврейские деления связывают Кн. Екклесиаста с Притчами и Песней Соломона, как это сделано в LXX и сохранено в Вульгате и современных переводах (в т. ч. русском). Причины ясны: это подразумеваемые указания на Соломона в 1.1, 12, 16 и очевидная связь с другими учительными текстами, связанными с именем Соломона.[1183] Эта группа помещена после Псалтири, поскольку считалось, что писания, связанные с Соломоном, должны следовать за писаниями, автором которых называли его отца Давида.

Связь с Соломоном, очевидно, способствовала включению этой Книги в Писание, однако этот процесс не был лишен трудностей. Раввины и раннехристианские мудрецы осознавали как кажущиеся противоречия Книги, так и ее гуманистический, почти скептический взгляд. Положительная оценка Гиллела (ок. 15 г. до Р.Х.) восторжествовала над отрицательным взглядом Шаммая, и Книгу сохранили в каноне. Сомнения относительно ее богодухновенности и авторитета существовали у христиан, по крайней мере, до времени великого экзегета антиохийской школы Феодора Мопсуестского (ок.400 г. от Р.Х.), который ставил под вопрос право Кн. Екклесиаста находиться среди священных книг.

 

АВТОР И ДАТА

 

Несмотря на почти единодушное мнение раввинов, протестантские ученые со времен Лютера склонялись к тому, чтобы датировать Кн. Екклесиаста значительно позднее Соломона. Взгляд раввинов основан на их дословном толковании 1.1 и их стремлении связывать имя Соломона со всей учительной литературой, поскольку он рассматривался как мастер поучения, точно так, как его отец ассоциировался с Псалтирью как мастер псалмопения.

Существуют разнообразные свидетельства в пользу даты значительно позднее десятого века. Имя Соломона не упоминается в тексте, где встречаются лишь туманные намеки ("…сына Давидова, царя в Иерусалиме", 1.1; "…царем над Израилем в Иерусалиме", ст. 12; "…больше всех, которые были прежде меня над Иерусалимом", ст. 16; ср.2.9). Даже эти скрытые ссылки исчезают после гл.2, а некоторые последующие высказывания мало подходят для уст царя (напр., 4.13; 7.19; 8.2–4; 9.14–15; 10.4–7). Кроме того, многое из того, что говорит Екклесиаст, предполагает высокоразвитое учительство, отраженное в Притчах, которое в Израиле началось в царствование Соломона, однако достигло своего расцвета лишь после Езекии (седьмой век). Серьезное рассмотрение здесь вопросов веры и ценностей древнего Израиля указывает на время, когда пророчество достигло своей вершины, а живая надежда на Божественное присутствие и силу иссякла. Наконец, словарный состав и структура предложений характерны для периода после пленения и похожи на стиль Мишны более любой другой ветхозаветной Книги.[1184]

 

 

 

Соломонов водоем (к югу от Вифлеема) "для орошения из них рощей произращающих деревья "(Еккл.2.6).

 

В течение более века этот лингвистический довод был наиболее неоспоримым доказательством датировки Кн. Екклесиаста между 400 и 200 гг.[1185] Дата после 200 г. исключается как ссылками на Екклесиаста в Кн. Иисуса, сына Сирахова (ок. 180 г.), так и наличием отрывков Кн. Когелета среди кумранских свитков.[1186]

Попытки подкрепить эту датировку параллелями с греческой философией оказались бесплодными. Несмотря на поверхностное сходство с Аристотелем, Феогоном, эпикурейцами и стоиками, Когелет был семитским мудрецом, а не греческим философом, и его настроение и подход отражает совершенно иной мир. Несколько более действительно сходство с мыслями и стилем египетских учительных писаний, особенно с более пессимистическими работами — такими, как Песнь Арфиста.[1187] Это не означает, что Екклесиаст сознательно заимствовал материал из иностранных источников. Напротив, он следовал древнему обычаю авторов поучений, которые ставили под сомнение выводы своих коллег. В связи с тем, что и он, и они были израильтянами, воспитанными на своеобразной вере и культуре Израиля, Книга уникальна, и ее не следует рассматривать как литературный отпрыск египетских или месопотамских родителей.

Гораздо проще сказать, что царь Соломон Книгу Екклесиаста не писал, чем сказать, кто же ее написал. С уверенностью можно утверждать, что автор был мудрецом, который хотел поставить под вопрос мнения и ценности других мудрецов. Однако неизвестно, кем он был и где он жил. Предположения о том, что он был финикийским или александрийским евреем, не получили широкого признания,[1188] а указания Екклесиаста на Иерусалим как на центр политической и экономической жизни следует понимать дословно.

Если Соломон не был настоящим автором, то почему же Екклесиаст связывает себя с великим царем? Наиболее простая причина этого — желание достичь литературного эффекта. Слова почитаемого главы израильского учительства имели бы вес у мудрецов, чьи взгляды Екклесиаст хотел исправить. Кроме того, Соломон сам мог служить примером той жизни, которой автор стремился дать оценку. Мудрость, удовольствия, богатство, влияние, достижения были признаками, восхваляемыми мудрецами. Автор не мог привести лучшей иллюстрации своих взглядов, чем история Соломона.[1189]

Автор не выдает себя за Соломона, чтобы обмануть своих слушателей. Его литературный замысел прост. Он не упоминает о Соломоне и делает скрытые намеки только в первых двух главах. Его тактика — привлечь внимание читателя и использовать обстоятельства жизни Соломона для ироничного исследования слабостей учения его коллег-мудрецов; затем он отбрасывает в сторону одеяние Соломона и открыто приводит свои собственные доводы. Он эффектно использует имя мастера поучений, чтобы осудить мысли тех, кто претендовал на то, чтобы быть его истинными последователями.

 

ТЕМА И СОДЕРЖАНИЕ

 

Упоминание Соломона и обычных учителей, которые считали его своим наставником, — сердцевина замысла и темы Екклесиаста. Другими словами, он стремился использовать обычные приемы поучений, чтобы опровергнуть или исправить принятые утверждения. Как и Иов, он протестовал против легковесных обобщений, которыми его коллеги обучали своих учеников добиваться успеха в жизни. Они до такой степени упрощали жизнь и ее законы, что это стало вводить в заблуждение и смущать их последователей. Их выводы представлялись поверхностными, а их советы слишком узкими для мира, полного несправедливости, тяжелого труда и смерти.

Тема.  Для Екклесиаста светская мудрость не только не отвечала жизни, но и была близка к богохульству. Дело шло о разнице между Богом и человеком. Мудрецы нарушали владения Божий, пытаясь безошибочно предсказать результаты мудрого и глупого поведения. Божественная свобода и тайна Его путей были вещами, понятными Екклесиасту лучше, чем его соотечественникам, которые не всегда признавали ограничения, налагаемые Божественной властью на человеческое разумение. Это он подчеркивал дважды:

"Ибо кто знает, что хорошо для человека в жизни, во все дни суетной жизни его, которые он проводит как тень? И кто скажет человеку, что будет после него под солнцем?" (6.12).

Эти риторические вопросы указывают на широкую пропасть между тем, что знает Бог, и тем, что могут знать люди.[1190]

Непризнание человеческой ограниченности заставило человека ценить свои достижения в мудрости, богатстве, престиже, удовольствиях и справедливости слишком высоко. Против этой ложной уверенности и выступает Екклесиаст в своей основной теме: "Суета сует, — сказал Екклесиаст, — суета сует, — все суета!" (1.2).

Литературные приемы увеличивают напряжение: (1) структура "что-то, чего-то" является превосходной степенью (как, например, "Царь царей" или "Песнь песней"), означающей самую суетную суету, самую тщетную тщетность; (2) повтор фразы — стандартное еврейское средство подчеркивания; (3) всепокрывающее заключение "все суета" делает взгляд как можно более широким. «Суета» (евр. hebel)  может означать «дуновение» или «пар» (Ис.57.13), т. е. нечто эфемерное, «ничто», "пустота", "тщетность".[1191]

Почти все, что далее говорит Екклесиаст, демонстрирует и объясняет эту тему. Он начинает с вывода, а затем посвящает двенадцать глав показу того, как он к нему пришел. Фактически, "все суета" — лишь отрицательная половина его заключения. Он вновь и вновь повторяет ее (1.14; 2.11, 17, 19, 21, 23, 26; 4.4, 7–8, 16; 5.9; 6.9; 8.14; 12.8), ибо дерзкий оптимизм его соотечественников нуждался в том, чтобы услышать это. Однако вместе с этим переплетено и его положительное заключение о том, что есть благо и смысл жизни:

"Не во власти человека и то благо, чтоб есть, пить и услаждать душу свою от труда своего. Я увидел, что и это — от руки Божией" (2.24).

Этот пункт периодически подтверждается на протяжении Книги (3.12–13,22; 5.17–19 [МТ 17–19]; 8.15; 9.7-10) и подчеркивается заключением: "…бойся Бога и заповеди Его соблюдай…" (12.13), имея в виду не законы, данные Моисеем, а советы Екклесиаста удовлетворяться в жизни вещами в том виде, в каком они даны Богом.

Структура.  Ввиду уникальности метода аргументации Екклесиаста провести последовательный очерк его произведения невозможно. Это скорее собрание отдельных мыслей, а не обычный спор, который можно систематически проследить от начала до конца. Частично проблема, возможно, вызвана современным пониманием слова «книга» как "унифицированного, логически аргументированного и составленного целого".[1192]

Из многих способов, которыми анализировалась Книга, тот, который избран нами, выделяет две отличительных черты метода Екклесиаста: типично семитское повторение аргументов, приводимых в доказательство его темы, и использование наборов притч, "слов совета" для пояснения и подтверждения аргумента — этот прием особенно эффективен, учитывая стремление Екклесиаста поправить светских мудрецов.[1193]

Введение (1.1–3) Титул (ст. 1) Тема (ст.2–3)

Доказательство темы — 1 (1.4–2.26)

человеческой жизнью вообще (1.4-11)

знанием (ст. 12–18)

удовольствиями (2.1-11)

участью всех людей (ст. 12–17)

человеческими трудами (ст. 18–23)

Вывод:  Наслаждайтесь жизнью такой, какой Бог ее дает сейчас (ст.24–26)

Доказательство темы -11 (3.1–4.16)

божественной властью над всеми событиями (3.1-11)

Вывод:  Наслаждайтесь жизнью такой, какой Бог ее дает сейчас (ст. 12–15)

отсутствием бессмертия (ст. 16–21)

Вывод;  Наслаждайтесь жизнью такой, какой Бог ее дает сейчас (ст.22)

злобным угнетением (4.1–3)

трудом (ст.4–6)

алчным накоплением богатств (ст.7-12)

преходящей природой известности (ст. 13–16)

Слова совета-А (4.17-5.11)

Славить и поклоняться Богу (4.17-5.2)

Исполнять обеты (ст.3–6)

Ожидать несправедливость в управлении (5.7–8)

Не переоценивать богатство (5.9-11)

Доказательство темы — III (5.12-6.12)

потерей богатства (5.12–16)

Заключение:  Наслаждайтесь жизнью такой, какой Бог ее дает сейчас (ст. 18–20 [МТ 17–19])

богатством, не приносящим удовольствия (6.1–9)

неизменностью судьбы (6.10–12)

Слова совета — Б (7.1–8.9)

Честь лучше роскоши (7.1)

Воздержанность лучше легкомыслия (2–7)

Осторожность лучше поспешности (8-10)

Мудрость с богатством лучше одной мудрости (ст. 11–12)

Смирение лучше негодования (ст. 13–14)

Умеренность лучше невоздержанности (ст. 15–22)

Мужчины лучше женщин (ст.23–29)

Компромисс иногда лучше правоты (8.1–9)

Доказательство темы — IV (8.10-9.12)

непостоянством правосудия (8.10–14)

Заключение:  Наслаждайтесь жизнью такой, какой Бог ее дает сейчас (ст. 15)

тайной путей Божиих (ст. 16–17)

смертью, одинаковой участью мудрых и неразумных (9.1–6)

Заключение:  Наслаждайтесь жизнью такой, какой Бог ее дает сейчас (ст.7-10)

неопределенностью жизни (ст. 11–12) Слова совета-В (9.13–12.8)

Введение: рассказ о ценности мудрости (9.13–16)

Мудрость и глупость (9.17–10.15)

Правление царей (ст. 16–20)

Разумная деловая жизнь (1 1.1–8)

Наслаждение жизнью до прихода старости (11.9-12.8)

Заключение

Цель Екклесиаста (12.9-10)

Значение его учения (ст. 11–12)

Заключительное увещевание (ст. 13–14)[1194]

Единство.  Такие схемы содержания, как предложенная выше или выдвинутые Г.Л. Гинсбергом[1195] или А.Г. Райтом,[1196] предполагают единство произведения Екклесиаста, которое напрочь отрицалось или ставилось под серьезное сомнение предыдущим поколением исследователей. Подход Г.А.Бартона, не будучи крайней точкой зрения, типичен в приписывании частей Книги другим авторам. Наряду с автором, он усматривал работу "редактора, глубоко заинтересованного в учительной литературе" (которому принадлежат "поучительные примечания" в 4.15; 5.3, 7а; 7.1а, 3, 5–9, 11–12, 19; 8.1; 9.17–18; 10.1–3, 8-14а, 15, 18–19), и позднейшего редактора, "глубоко вдохновленного духом фарисеев" (которому принадлежат благочестивые примечания, "поддерживающие ортодоксальные доктрины времени", напр., 2.26; 3.17; 7.18 б, 266, 29; 8.26, За, 5-6а, 11–13; 11.96; 12.1а, 13–14).[1197]

Современный акцент на единстве Кн. Екклесиаста более всего основан на свежем понимании семитской литературы и ее манеры аргументации. Р. Гордис внес существенный вклад в нынешнее согласие ученых, указывая на параллели между вавилонской и египетской учительной литературой и Кн. Екклесиаста в стремлении сочетать стандартную и нестандартную мудрость и вставлять традиционные притчи в первоначальный материал. Далее, он утверждает, что очевидные противоречия (признаваемые раввинами, которые спорили о каноничности Книги) — следствие борьбы автора со сложностями жизни, а не редакционные попытки соединения частей в одно целое.

Одна из наиболее существенных заслуг Гордиса — предположение о том, что и другие явные противоречия можно легко разрешить, если придерживаться взгляда, что Екклесиаст часто цитировал материал для того, чтобы опровергнуть его. Например, комментарий о труде в 4.5 ("Глупый сидит, сложив свои руки, и съедает плоть свою") — традиционное поучение, направленное на осуждение лени. Чтобы указать на его несостоятельность, Екклесиаст приводит свою собственную притчу: "Лучше горсть с покоем, нежели пригоршни с трудом и томлением духа" (ст.6).

Несомненно, сильнейший аргумент против множества авторов — вопрос о мотивации. Если Кн. Екклесиаста ставила столько проблем мудрым и благочестивым евреям, почему же они взяли на себя огромный труд уснащения Книги многочисленными комментариями? Гордис отмечает: "Ни один из этих ученых не объясняет, почему Книга была признана стоящей этих усилий по «узакониванию» ее, в то время как наиболее простым решением было бы запретить ее".[1198]

Вообще, даже Гордис признает, что титул (1.1) и заключение (12.9-14) мог добавить ученик Екклесиаста, который говорил о своем учителе в третьем лице. При этом само произведение оставалось целостным со всей его загадочной сложностью.

Сторонники формально-критических методов исследования последние сорок лет делят Книгу на различное количество фрагментов разной длины. В последние годы растет тенденция рассматривать Книгу как "записную книжку", а не спор, диалог или философский трактат.[1199] По поводу единства этих заметок фон Рад отмечает:

"Если быть точным, в Книге существует определенное внутреннее единство, которое находит свое выражение иначе, чем посредством линейного развития мысли или логической последовательности мышления, а именно посредством единства стиля, предмета и темы, единства, которое может сделать литературное произведение по-настоящему целостным, самостоятельным произведением искусства".[1200]

ЛИТЕРАТУРНЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ

Размышления.  Костяк литературного стиля Екклесиаста — ряд прозаических повествований от первого лица, в которых он приводит свои наблюдения о суетности жизни. Эти размышления (Циммерли называет их "исповеданиями")[1201] начинаются такими фразами, как: "И предал я сердце мое тому…" (1.13, 17), "Видел я все дела…" (ст. 14), "Говорил я в сердце моем так…" (ст. 16, 2.1), "Еще видел я…" (3.16), "И обратился я, и увидел…" (4.1,7,9.11). Дж. Г. Вильяме, следуя за Циммерли, находит в этом "исповедальном стиле" 'отход чувства безопасности и самоуверенности мудрых".[1202] Задаваясь вопросом о том, можно ли подтвердить четкие выводы о месте человека в Божественном космосе, которые делали другие мудрецы, Екклесиаст может лишь повторить то, что он уже обнаружил, видел и заключил. Литературная форма размышления точно соответствует его пониманию реальности: эмпирическому, и вместе с тем, личностному.

Часто эти размышления заканчиваются выводом, обычно в последнем предложении высказывания: "…узнал, что и это томление духа" (1.17); "И оглянулся я на все дела мои, которые сделали руки мои… и вот, все суета и томление духа…" (2.11); "И это — суета!" (ст.23); "И это — суета и томление духа (ст.26; 4.4, 16; 6.9).[1203]

Притчи.  Екклесиаст употребляет притчи как традиционно, так и не традиционно. Как и его коллеги, он использует два основных вида: (1) Утверждения (Эллермайер называет их "высказывания истины"), которые лишь констатируют реальность: "Кто любит серебро, тот не насытится серебром; и кто любит богатство, тому нет пользы от того" (5.9). (2) Наставления (или "советы"), или побуждения, иногда одобрительные: "Отпускай хлеб твой по водам, потому что по прошествии многих дней опять найдешь его" (11.1); иногда запретительные: "Не будь духом твоим поспешен на гнев; потому что гнев гнездится в сердце глупых" (7.9). Разнообразие их почти нескончаемо.

Любимая форма Екклесиаста — сравнение двух манер поведения, одна из которых «лучше» другой (4.6, 9, 13; 5.4; 7.1–3, 5, 8; 9.17–18). Эта литературная форма — ограда от пессимизма и нигилизма: вещи не всегда могут быть хорошими или плохими; однако некоторые из них обязательно являются лучше других.

Притчи встречаются, в основном, в виде: (1) вставок в размышления, где они служат подтверждением или обобщением вывода (1.15, 18; 4.5–6; ст. 9-15 — почти числовая притча, как Притч.30.5, 18, 21, 24, 29); и (2) скоплений в разделах "слов совета" (4.17-5.11; 7.1–8.9; 9.13–12.8).

Наиболее важна их роль в доказательствах. Екклесиаст часто использует притчи, чтобы помочь своим слушателям справиться со сложностями жизни. Такие притчи становятся своего рода комментарием его положительных заключений, призывающих последователей наслаждаться сейчас жизнью в том виде, в каком Бог дает ее (обратите внимание на "слова совета" в 4.17-5.11; 9.13–12.8, которые наполнены разумными советами о том, как лучше распорядиться жизнью).

Екклесиаст приводит и другие притчи с тем, чтобы оспаривать их. Иногда он цитирует традиционную мудрость, противопоставляя ей свои собственные утверждения (2.14; 4.5–6). В 9.18 первая строка — традиционная оценка мудрости: "Мудрость лучше воинских орудий". Это, может быть, и верно, говорит Екклесиаст, однако не следует это переоценивать, поскольку "один прегрешивший погубит много доброго".[1204]

Тонким приемом является использование Екклесиастом антипритч-изречений, построенных по образцу традиционного поучения, но содержащих противоположный смысл: "Потому что во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь" (1.18).

Контраст между этими утверждениями и счастьем, которое обещает мудрость в таких местах, как Притч.2.10; 3.13; 8.34–36, поразителен, и, видимо, задевал мудрых оппонентов Екклесиаста за живое. Неудивительно, что восхищенный ученик подчеркнул искусство, с каким его учитель употреблял притчи (12.9).

Риторические вопросы.  Для того, чтобы вовлечь слушателей в свои рассуждения и вызвать желаемый отклик, Екклесиаст часто использует риторические вопросы. Поскольку они встречаются ближе к концу разделов, они служат ключом к его основной мысли: "Ибо что будет иметь человек от всего труда своего и заботы сердца своего, что трудится он под солнцем?" (2.22); "Что пользы работающему от того, над чем он трудится?" (3.9). Вопросы завлекают читателя в сеть Екклесиаста, в которую он хочет поймать согласных с его выводом о суетности.[1205]

Аллегория.  "Наслаждайтесь сейчас жизнью такой, какой Бог дает ее" — положительный вывод Екклесиаста. В конце книги он наглядно подтверждает его аллегорией или развернутым набором метафор (12.2–7). Основную мысль, которая утверждается в форме назидания ("И помни Создателя твоего в дни юности твоей"; ст. 12.1), развивает картина потерь, которые приносит человеку старость. Ветшающее, а затем приходящее в упадок имение сравнивается с членами тела: меркнущий свет — потеря жизненности (ст.2); мужи силы — спина; стерегущие дом — руки; мелющие — зубы; смотрящие в окно — глаза (ст. З); закрытые двери — уши; пробуждение по крику петуха, возможно, — бессонница (ст.4); дочери пения — сила голоса (ст.4); цветущий миндаль может указывать на седину, а отяжелевший кузнечик — на расслабленность, мешающую ходьбе (ст. З); серебряная цепочка, золотая повязка, кувшин и колодец — символы жизнедеятельности, которую обрывает смерть (ст.6). Эта аллегория предваряется притчей, чтобы пояснить ее значение и цель; аналогичным образом, она завершается буквальным описанием смерти (ст. 7), которое не оставляет места для рассуждений о главном смысле, хотя толкование деталей и может различаться.[1206]

 

ВКЛАД В БИБЛЕЙСКОЕ БОГОСЛОВИЕ

 

Свобода Бога и ограниченность мудрости.  Далеко не являясь всего лишь скептиком и пессимистом, Екклесиаст стремился внести свой положительный вклад в жизнь своих современников и их отношения с Богом. Он добился этого, подчеркнув ограниченность человеческих способностей и разумения. Таким образом, даже своим выводом о суетности многого из того, что считалось вполне надежным, он стремился внести положительный вклад в человеческое мировоззрение.

(1) Люди ограничены в той мере, в какой Бог предопределил события их жизни. Поэтому у них мало власти изменить ход истории:

"Кривое не может сделаться прямым, и чего нет, того нельзя считать" (1.15). Отголоски этой антипритчи звучат в риторических вопросах:

"Смотри на действование Божие: ибо кто может выпрямить то, что Он сделал кривым?" (7.13).

Даже события человеческой жизни установлены таким образом, что никакой человеческий труд не в силах изменить его (3.1–9).[1207]

"Под солнцем" (1.3,9, 14; 2.11, 17–20,22; 3.16; 4.1, 3, 7, 15; 5.12, 17; 6.1, 12; 8.9, 15, 17, 9.3, 6,9, II, 13; 10.5) — почти навязчивое напоминание приземленности жизни смятенного человечества. Основное его значение — то, что люди живут в миру, а не на небесах, где обитает Бог. Во многих отношениях оно "предполагает также, что солнце неумолимо усложняет труд, неумолимо высвечивает все, показывая его «пустоту», и неумолимо отмеряет ход нескончаемых дней и ночей".[1208]

(2) Человеческие существа ограничены своей неспособностью познать пути Божий. Они могут понимать, говорит Екклесиаст, что их жизнь определена Божественной властью, но не могут понять, как и почему. Это было особенно досадно для израильских мудрецов, которые стремились узнать надлежащее время для всех дел в жизни: "Радость человеку в ответе уст его, и как хорошо слово во время!" (Притч.15.23).[1209] Это проблема не Бога, а человека: "Все соделал Он прекрасным в свое время, и вложил мир[1210] в сердце их, хотя человек не может постигнуть дел, которые Бог делает, от начала до конца" (3.11). Как показал А.Г. Райт, фразы "кто понимает…?", "не знаешь" и т. д. преобладают в гл. 7-П.[1211] Неудивительно, что Екклесиаст предостерегает от поспешности в молитве: "…потому что Бог на небе, а ты на земле; поэтому слова твои да будут немноги" (5.1).

Авторы Книги Притчей признавали ограниченность человеческой мудрости и суверенитет путей Божиих: "Сердце человека обдумывает свой путь, но Господь управляет шествием его" (Притч. 16.9).

"Много замыслов в сердце человека, но состоится только определенное Господом" (19.21).

Однако современники Екклесиаста, очевидно, пересмотрели эти истины в свете своей уверенности в том, что человек способен влиять на свою судьбу. Вопрос о том, почему Екклесиаст решил особо подчеркнуть эту ограниченность, вызывает жаркие споры.

Фон Рад приписывает это потере веры в Бога, сопровождаемой острым желанием найти более порядка в жизни и определять будущее гораздо яснее, чем это осмеливались делать старые мудрецы.[1212]

Циммерли, напротив, рассматривает Екклесиаста как «пограничника», который не позволял мудрецам претендовать на всеобъемлющее умение контролировать жизнь. Екклесиаст знал, что истинный "страх Божий никогда не позволит человеку в его "желании командовать" забрать кормило власти в свои руки".[1213] Также, согласно Циммерли, молчание Екклесиаста о богоизбранности Израиля служит напоминанием от противного о том, что доктрина творения не может быть понятна во всей ее полноте, до тех пор, пока "Израиль не уверует окончательно в то, что Бог есть Создатель. Который по благодати Своей обещает Себя народу Своему".[1214]

Перед лицом реальностей жизни.  (1) Милость. Хотя Екклесиаст не интересуется тем, что известно Израилю о завете и искуплении, он, определенно, имеет представление о милости Божией. Для него милость Божия проявляется во всем хорошем, что есть в творении. Его положительный вывод ("Не во власти человека и то благо, чтобы есть и пить и услаждать душу свою от труда своего") также основывается на Божией благости: "…и это — от руки Божией; Потому что кто может есть и кто может наслаждаться без Него?" (2.24–25). В другом месте (3.13) это также описано как "дар Божий". Корень natan  — «давать» со словом «Бог» в качестве подлежащего используется около десятка раз. Что бы еще ни изумляло его в непостижимых путях Божиих, Екклесиаст не сомневается, что милость Божия проявляется ежедневно в том, что "все соделал Он прекрасным в свое время" (ст. 11)

Проявления милости и человеческой ограниченности сливаются воедино, когда Екклесиаст употребляет слово «доля» (Евр. heleq-,  2.10, 21; 3.22; 5.18–19 [МТ 17–18]; 9.6, 9). Переводимое также словом «часть» (2.21), это слово обозначает частичную, ограниченную природу Божественных даров. Он не дает человечеству всего, однако эти простые удовольствия — дары, которыми Екклесиаст призывает людей воспользоваться в полной мере. В определенном смысле «доля» противопоставляется другому любимому слову «польза» (yitron)  (1.3; 2. II, 13; 3.9; 5.9, 15 [МТ 8]; 7.12; 10.10–11; ср. однокоренное motar  ("преимущество"), 3.19). Польза описывает избыток, который может быть произведен человеческим трудом; доля означает удел, выделяемый Божественной милостью. Человечество не может приобрести ничего; Бог Сам следит за тем, чтобы люди имели достаточно.[1215]

(2) Смерть. Важное место в выводе "все — суета" занимает неизбежность смерти, но не время ее прихода. Эта участь постигает всех — мудрых и глупых (2.14–15; 9.2–3), человека и животных (3.19). Смерть обрушивается самым решительным образом ка людей с их ограниченностью, постоянно напоминая им о том, что будущее находится вне их власти. Она раздевает их донага, независимо от того, трудился ли человек мудро лишь для того, чтобы оставить свое добро недостойным (2.21). или он хотел оставить его наследнику, но потерял его раньше (5.12–16). Описание смерти у Екклесиаста основано на повествовании о творении (Быт.2), где Божественный дух и земной прах соединились, чтобы образовать человека. В смерти процесс представляется обратным: "И возвратится прах в землю, чем он и был; а дух возвратится к Богу, Который дал его" (12.7), хотя Екклесиаст и сомневается, насколько здесь можно быть догматичным (3.20–21). Для него смерть — великий охладитель ложного оптимизма.[1216]

(3) Наслаждение. Насколько «труд» (евр. 'amal)  преобладает у Екклесиаста в описаниях жизненных невзгод (2.10, 21, 24; 3.13; 4.4, 6, 8–9; 5.14, 18; 6.7; 8.15; 10.15; глагольная форма 'amal.  1.3; 2.11, 19–20; 5.15; 8.17), настолько слова «радость» или «удовольствие» (от евр. smh)  часто встречаются в положительных выводах (2.24–25; 3.12, 22; 5.17–19; 7.14; 8.15; 9.7–9; 11.8–9). Каким бы мучительным ни было настоящее и неопределенным будущее, радость возможна, если ее искать в нужном месте: благодарить и славить Бога за простые его дары — пищу, питье, работу и любовь. Обращаясь к обществу, поглощенному погоней за успехом, достижениями, производительностью и властью,[1217] Екклесиаст предупреждает о безрадостности и тщетности этих усилий. Радость можно найти не в достижениях человека, которые есть томление духа (2.11, 17 и т. д.), а в каждодневных дарах, посылаемых Создателем.[1218]

Подготовка к благовестию.  Хотя Кн. Екклесиаста не содержит ярко выраженных пророческих и провидческих моментов, она все же готовит место для христианского благовестия. Это не означает, что оно — основная цель Книги или причина ее включения в канон. Как критика чрезмерной мудрости, картина трагичности и несправедливости жизни и указание на радости бытия, она занимает свое собственное место как слово Бога к человеку.[1219]

Однако не следует пренебрегать христианской ценностью Книги. Реализм в описании превратностей страданий и смерти помогает объяснить решающее значение распятия и воскресения Христа. Акцент Екклесиаста на непостижимости путей Божиих подчеркивает величие той перемены в отношениях человека с Богом, которая произошла с воплощением Христа. Безотрадная картина утомительного труда проложила путь для новозаветного призыва всех труждающихся и обремененных к милостивому успокоению (Мф. 11.28–30). Совет наслаждаться простыми дарами, не стремясь к большему, находит отражение в наставлении Христа надеяться на Бога, лилиях и птицах небесных (6.25–33).

Своим жгучим взглядом и едким пером Екклесиаст бросает вызов устоявшейся мудрости человеков. Этим он прокладывает путь "большему Соломона", "в Котором сокрыты все сокровища премудрости и ведения" (12.42; Кол.2.3).[1220]

 

ДЛЯ ДАЛЬНЕЙШЕГО ЧТЕНИЯ:

 

Ginsberg, H.L. Studiens in Koheleth  New York: 1050.

Loader., J.A, Polar Structures in the Book of Qoheleth.  BZAW 152 (1979). (Формально-критический анализ, усматривающий "намеренные полярные структуры", а не "противоречия".)

Ogden, G.S. "The 'Better-Proverb (Tod-Spruch), Rhetorical Chriticism, and Qoheleth". JBL  96 (1977): 489–505.

Whitley, C.F. Koheleth. BZAW  148 (1979). (Подробное исследование языка; автор высказывается в пользу послемаккавейского написания.)

 

[1182] Qohelet, (1.1–2, 12; 7.27; 12.8-10) — причастие женского рода от глагола, образованного из существительного qahal ("собрание"). Эта форма, вероятно, в первую очередь использовалась для обозначения должности, а затем уже человека, ее занимающего. Езд.2.55–57 содержит аналогичные случаи использования причастий женского рода, которые когда-то означали должность, однако впоследствии стали именами собственными: Гассофереф (писец, книжник) и Похереф-Гаццебайим (смотритель газелей).

 

[1183] Талмуд (B.Bat.\5a) включает также мнение о том, что эти Книги, наряду с Кн. Исайи, были облечены в письменную форму царем Езекией и его мужами; см. Притч.25.1.

 

[1184] Мишна ("второй закон") содержит самые ранние раввинские комментарии различных библейских заповедей, расположенные по разделам. Он был составлен в начале христианской эры.

 

[1185] Хотя Олбрайт устанавливает более раннюю (пятый век) дату (Yahweh and the Gods of Canaan), вывод Ф. Делитцша остается в силе: "Если Книга Когелета происходит из эпохи Соломона, то у древнееврейского языка нет истории… Книга Когелета несет отпечаток формы языка после пленения"; Keil-Delitzsch, Commentary, 6:190.

 

[1186] Дж. Муленбург датирует эти фрагменты концом второго века до Р.Х.; "A Qoheleth Scroll from Qumran", BASOR 135 (1954): 20–28.

 

[1187] Полезный обзор спора о возможном иностранном влиянии см. в КН.R.K.Harrison, Introduction, pp. 1075-77. О. Эйсфельдт признает, что эллинистическое окружение Проповедника могло внести свой скромный вклад в мысли и язык, однако с какими-либо конкретными греческими школами и писаниями "не было ничего, кроме случайных контактов"; Old Testament, pp.498f.

 

[1188] Albright, VTS 3 (1955): 15. Доводы М. Дейхуда в пользу финикийского лингвистического фона не получили признания; "Canaanite-Phoenician Influence in", Bibl 33 (1952): 30–52, 191–221; "The Phoenician Background of Qoheleth", 47 (1966): 264–282. А. Вейзер, основываясь на предполагаемом египетском влиянии на мысль и греческом влиянии на язык, высказывается в пользу александрийского происхождения; Old Testament, pp.309f.

 

[1189] Окружение и слушатели Екклесиаста должны были быть богаты. Иначе его осуждения богатства, удовольствий и славы не были бы услышаны. CM.R.Gordis, "The Social Background of Wisdom Literature", pp. 196f in Poets, Prophets and Sages.

 

[1190] По поводу развития этих тем и их роли в структуре Книги CM.A.G.Wright, "The Riddle of the Sphinx: The Structure of the Book of Qoheleth". CBO 30 (1968): 313–334.

 

[1191] Рассмотрение возможных значений слова hebel см. в KH.E.M.Good, "Irony in the Old Testament" (Philadelphia: 1965), pp. 176–183, в которой автор находит слово «ирония» полезным переводом.

 

[1192] Там же, Р.171.

 

[1193] Разнообразные современные анализы приводятся в работе Wright, CBQ 30 (1968): 314–320. Собственное построение Райта представляет собой похвальную альтернативу, которая указывает на тонкое внутреннее единство Книги.

 

[1194] Переработано из очерка, предоставленного лично Р.Б. Лорином; CM.Laurin, The Layman's Introduction Old Testament (Valley Forge: 1970), p.lO4f. Переработка высветила значение выводов о наслаждении жизнью сейчас. Великий первопроходец изучения Книги Екклесиаста, К.Д. Гинсберг признает важность этих мест как отметок границ между основными подразделениями Книги; Coheleth (London: 1861).

 

[1195] "The Structuer and Contents of the Book ofKoheleth", VTS3 (1955): 138–149.

 

[1196] C5gJ0(1968):3I3f.

 

[1197] The Book of Ecclesiasfes. ICC (Edinburgh: 1908), pp.43–46. Э. Джоунз придерживается почти идентичного подхода; Proverbs and Ecclesiasies, pp.259–262. Теорию K.Siegfried, Prediger and Hohes/ied. HKAT (Gottingen: 1898) часто указывают как одну из наиболее замысловатых теорий композиции, которая усматривает, наряду с автором, трех основных редакторов, а также примечания полудюжины других.

 

[1198] Koheleht — The Man and His World, 3rd ed. (New York: 1968), p.71. Вейзер (Old Testament, p.309) и Эйсфельдт (Old Testament, p.499), в принципе, соглашаются с основным единством Книги, хотя и признают, что благочестивый редактор мог добавить несколько стихов ради доктринальной ортодоксальности.

 

[1199] Gordis, Koheleth, p. 110. Обзор усилий В. Циммерли, К. Галлинга и Ф. Эллермайера по разделению Книги на литературные отрезки (их обычно насчитывается более тридцати), которые практически все приписываются Екклесиасту, см. О.Kaiser, Introduction, p.398.

 

[1200] Wisdom in Israel, p.227.

 

[1201] Die Weiheit des Predigers Salomo (Berlin: 1936), p.26. Дж. Л. Креншо указывает на стилистическое сходство между этими исповеданиями и египетскими царскими исповедями (нем. Векеппиш): «Wisdom», p.257 in J.H.Hayes, ed.. Old Testament Form Criticism.

 

[1202] What Does It Profit a Man?: The Wisdom of Koheleth, Judaism 20 (1971). T79.

 

[1203] Эллермайер усматривает три подгруппы: (1)цельная критическая мысль: высказывание начинается с отрицания и последовательно критикует оптимистическое понимание жизни (3.16–22; 6.1–6); (2) изломанная критическая мысль: исходное высказывание — положительно, затем следует критика фальшивого оптимизма (3.1-15; 4.13–16); и (3) ломаное критическое суждение от противного: начало высказывания — отрицательно, затем утверждается нечто положительное, хотя исходное положение сохраняет силу (4.4–6; 5.12–19); Qohelet I (Herzberg: 1967): 88ff. Обзор анализа Эллермайера, который больше основан на направленности рассуждения, чем на точной литературной форме, см. в кн. Kaiser, Introduction, p.399.

 

[1204] Более тщательное рассмотрение использования притч в различных формах аргументации см. в KH.Gordis, Kohelefh, pp.95-108; и его работе "Quotations in Biblical, Oriental, and Rabbinic Literature", pp. 104–159 in Poets, Prophets and Sages.

 

[1205] Другие риторические вопросы встречаются в 1.3; 2.2, 12, 15, 19, 25; 3.21; 5.5, 10; 6.6–8, 11–12; 7.16–17; 8.1, 4, 7. Они почти всегда требуют отрицательных ответов.

 

[1206] Рассмотрение аллегории, включая возможность того, что 12.2–7 развились из загадки, см. в КН. von Rad, Wisdon in Israel, pp.45f; Crenshaw, «Wisdom», pp.246f.

 

[1207] Антонимические пары «рождаться-умирать», "насаждать-вырывать посаженное" и т. д. — примеры меризма — литературного приема, в котором упоминаются крайности для обозначения всего, что находится между ними,

 

[1208] W.J.Fuerst, The Book of Ruth, Esther, Ecclesiastes, The Song of Songs, Lamentations. Cambridge Bible Commentary (Cambridge: 1975), p. 103.

 

[1209] См. yon Rad "The Docrtine of the Proper Time", pp. 138–143 in Wisdom in Israel.

 

[1210] По-видимому, лучший перевод употребленного здесь слова 'olam — «вечность», однако не просто в значении расширения времени до бесконечного будущего. В этом контексте оно означает "пути Божий в миру", "ход всемирных событий, который Один лишь Бог определяет и понимает". Он даровал осознание того, что Он действует, но не понимание того, что Он делает. CM.Gordis, Koheleth, pp.22If.; Williams, Judaism 20 (1971): 182-85.

 

[1211] CBQ30(1968):325f.

 

[1212] Wisdon in Israel, pp.226–237.

 

[1213] 57717(1964): 158.

 

[1214] Там же.

 

[1215] По поводу этих терминов см. Williams, Judaism 10(1971): 185–190.

 

[1216] Обратите внимание на вывод Циммерли, SJT 17 (1964): 156: "Как нигде ранее в Ветхом Завете, Екклесиаст рассматривает смерть как власть, которая лишает силы всякое творение, даже мудрость человеческую".

 

[1217] Дейхуд указывает на частоту употребления коммерческих терминов — таких, как yitron, molar (польза, преимущество, прибыль), 'amal (труд), Чпуап (дело, бизнес), kesep (деньги), heleq (доля), kisron (успех), о$ег(богатства), baa! (владелец) и hesron (недостаток, дефицит).

 

[1218] Дж. С. Райт хорошо уловил эту преобладающую печать радости; "The Interpretation of Ecclesiastes", Evangelical Quarterly 18 (1946: 18–34. СМ. также R.E.Murphy "Qohelet ie sceptique", Concilium 1 19 (1976): 60; R.K.Johnston " 'Confessions of a Workaholic': A Reappraisal ofQoheleth", CBQ3S (1976): 14–28.

 

[1219] Обратите внимание на слова Б.С. Чайлдза: "Если его поместить в эсхатологические рамки предстоящего Божиего суда, то послание Екклесиаста не ограничится текущей деятельностью человека, но четко соотнесется с новым и более полным измерением Божественной премудрости. Когда поздние иудеи и христиане соотносили мудрость этого мира (1 Кор. 1.20) с премудростью Божией, они толковали еврейские писания в соответствии с их каноническим обликом; Old Testament as Scripture, pp.588f.

 

[1220] Христианское приложение основных тем Екклесиаста см. в кн. D.A.Hubbard, Beyond Futility: Message of Hope from the Book of Ecclesiastes (Grand Rapids: 1976).