Уильям Сенфорд Ла Сор, Дэвид Аллан Хаббард, Фредерик Уильям Буш

Обзор Ветхого Завета

ГЛАВА 17. РОЖДЕНИЕ МОНАРХИИ 1 Книга Царств 1-31

 

 

ВВЕДЕНИЕ

 

В период Израильской истории, описанный в 1 Цар. 1 — 3 Цар. 11, происходит ряд стремительных изменений в политической, общественной и религиозной жизни. Начинаясь посреди хаоса и упадка эпохи Судей, когда не было царя в Израиле, этот период заканчивается вместе с великолепной империей Соломона. Израиль начинался как конфедерация двенадцати колен, объединенных определенными этническими связями и, что самое главное, общей верой в Господа. В конце же этого периода Израиль предстает как наиболее могущественная держава во всей западной Азии. В Первой Книге Царств люди совершают паломничества к простому святилищу в Силоме; к 3 Цар.11 они искусно построили царский храм, сооружение и содержание которого легло на них тяжким бременем.

Повествование об этих поразительных переменах является, в основном, рассказом о четырех людях: Самуиле, Сауле, Давиде и Соломоне. Но прежде чем исследовать этот прекрасный рассказ, необходимо рассмотреть документы, которые донесли его до нас.

Первоначально, это была одна Книга. Разделение Первой и Второй Книг произошло, по-видимому, в начале христианской эры. Возможно, это разделение было впервые сделано в переводе LXX, которые рассматривают все четыре Книги как одно целое, называемое Книгой Царств. Трагическая смерть Саула знаменует собой конец Первой Книги, однако искусственность такого разделения ясно видна из того, что реакция Давида на это событие помещена в первой главе второй Книги. Разделение между Второй и Третьей Книгой также является искусственным, что видно из общности стиля и содержания между рассказом о последних днях Давида и приходе к власти Соломона (3 Цар. 1–2) и 2 Цар.9-24. Как и в Пятикнижии, разделение Книг было по-видимому произведено по принципу одинакового размера.

Еврейское предание называет Самуила автором первых двух Книг,[441] однако скорее всего, это не так и он является лишь центральным персонажем первых двадцати пяти глав. Возможно он является автором некоторых текстов в 1 Цар., особенно касающихся ранней истории Давида, на что указывает 1 Пар.29.29–30:

"Дела царя Давида, первые и последние, описаны в записях Самуила провидца и в записях Нафана пророка и в записях Гада прозорливца, равно и все царствование его, и мужество его, и происшествия, случившиеся с ним и с Израилем и со всеми земными царствами".

Это место указывает на то, что древние редакторы исторических Книг имели в своем распоряжении несколько источников.[442]

Было предпринято множество попыток проследить влияние Ягвиста и Элогиста в 1–2 Цар.,[443] однако сложности с документарной гипотезой видны здесь еще более отчетливо. Так недавние исследования 1–2 Цар. склонны делать акцент на историческом фоне и происхождении различных частей Книги, вместо того, чтобы искать параллели соединенные редактором.[444] C.Kuhl, например, считает, что рассказы были объединены в "отдельные циклы с особой литературной целью". Эти циклы включают рассказы о приходе к власти Саула и Давида, рассказ о ковчеге, пророчество Нафана,[445] отчет о войне с Аммонитянами и особенно историю наследования Давиду.[446] A.Weiser также выделяет четыре "независимые основные литературные единицы": рассказ о ковчеге (1 Цар.4–6; 2 Цар.6); приход к власти Саула (1 Цар.9.1-10.16, 11, 13–14); приход к власти Давида (1 Цар. 16.14 — 2 Цар.5); и царствование Давида (2 Цар.9-20;ЗЦар.1–2).[447]

1-2 Цар. ссылается на источники, однако так таинственно, что подобные сноски мало что говорят исследователям. 1 Цар. 10.25 указывает, что Самуил, ставя Саула на царство, записал права и обязанности царя в книгу, а 2 Цар. 1.18 ссылается на книгу Праведного, уже знакомую нам из Ис. Нав.10. То, когда эти рассказы были соединены, является спорным вопросом, точно также как и личность редактора. В отличие от Книг Судей и 3–4 Цар., редакционная структура мало заметна; в ней максимум прямого повествования и минимум толкования, советов и наставлений.[448] Благодаря тому, что человек, придавший тексту его окончательный вид, редко вторгался в рассказ со своими наблюдениями, повествования часто имеют замечательную свежесть и незатуманенный взгляд живого свидетеля. За исключением незначительных изменений, Книги, похоже, относятся к концу царствования Давида.[449] Как и в случае Кн. Ис. Нав. и 3–4 Цар., редактор-составитель, видимо, находился под сильным влиянием пророческого взгляда на историю, и подбирал и оформлял материал таким образом, чтобы высветить роль Самуила и Нафана в рассказах о Сауле и Давиде. Делая это, он показал, что царь Израильский должен прислушиваться к пророкам, которые толкуют завет народу.[450]

 

САМУИЛ — СВЯЩЕННИК, ПРОРОК, СУДЬЯ (1 ЦАР.1–7)

 

Самуил, возможно, величайшая ветхозаветная фигура со времен Моисея, сыграл кардинальную роль в переходе Израиля от конфедерации к монархии. Он был последним Судьей и путеводной звездой в процессе установления царства. Истинно харизматический вождь, он воплотил величайшее служение своего времени. Ничто из происходящего среди различных колен не оставалось без его внимания. Проявляя в своих действиях разнообразные способности, он верно служил коленам Израилевым в критический период библейской истории, когда внешнее давление, оказываемое Филистимлянами на Израиль, потребовало коренных социально-политических изменений. К чести Самуила, он сумел придать надлежащую форму будущему Израиля, сохраняя верность древним идеалам.

Детство Самуила (1.1 — 3.21).  (1) Богобоязненная Анна (1.1 — 2.11). В Книге Судей нарисована картина почти несменяемой тьмы. Не считая отдельных случаев возрождения во времена вторжений и угнетения, сцена была довольно мрачной. Однако идеалы Израиля, его завет с Господом, не были окончательно забыты; Книга Руфи и рассказ о родителях Самсона (Суд. 13) показывают, что набожность и семейная верность не были полностью отвергнуты. Рассказ об Анне дает еще более ясную картину светлых сторон этого темного времени.

Среди ежегодных паломников, пришедших к центральной святыне в Силоме, расположенной на полпути между Сихемом и Вефилем, были Елкан из Ефрема и его две жены Феннана и Анна. Хотя в Книге Судей имеются ясные указания на существование других святынь, некоторые из которых были личными, существует достаточно свидетельств существования центральной святыни в Силоме со времени поселения до ее уничтожения Филистимлянами во времена Самуила. Эта святыня, возможно, была более стационарной, чем скиния, расчитанная на использование коленами, находящимися в пути. Праздник, который привлек Елкана и его жен не указан. Скорее всего, это был осенний праздник урожая, праздник кущей (Лев.23.33–36; Втор.16.13–15).[451] Похоже, что праздничный церемониал в тот период еще не был тщательно разработан. Наоборот, весь рассказ проникнут атмосферой простоты: еще нет храмового комплекса, наполненного суетящимися людьми, существует лишь скромное святилище, при котором находится священник Илий и его два сына Офни и Финеес. Анна имела свободный доступ к первосвященнику, который проявил личный интерес к ее делу.

Wellhausen и его последователи толковали эту простоту как доказательство того, что сложная структура скинии и ее «персонала», описанная в Книгах Исход, Левит и Числа, была значительно более поздним построением и представляла собой религиозные мотивы периода после пленения.[452]

Другим возможным объяснением является то, что простота была частью общего упадка в период, когда почти не бьшо никакой центральной власти для укрепления законов. В такие времена богобоязненные люди делали все, что было в их силах, чтобы сохранить если не букву, то дух закона.

Главное в этом повествовании — это бесплодие Анны и ожесточенными упреки ее соперницы. Ее положение напоминает Сарру (Быт. 16.1 и далее; 21.9 и далее), однако является еще более драматическим. Феннана является полноправной женой, в то время как Агарь была лишь наложницей. По обычаю Израильтян, находящихся в крайней нужде, она дала обет Господу (1 Цар.1.11). Возможно она рассматривала приношение ее мужа как жертвоприношение по обету — вид мирного приношения (ср. Лев.7.11 и далее). Если так, то жертвоприношение Елкана было праздничным событием, сопровождавшимся едой и питьем (ст.9).[453] Клятва Анны, похоже, указывает на то, что она собиралась посвятить своего сына в назореи, хотя она упоминает лишь наиболее очевидный запрет — "бритва не коснется головы его".[454]

Эти обеты особенно соответствуют личности Самуила, твердо отстаивающего древние Израильские принципы, которые подвергались жестокому испытанию компромиссом и безразличием. Быть назореем значило стоять на древнем пути, выступая за полукочевую простоту ранних поколений против развращающего влияния Ханаана.[455] Возможно, Амос (2.11–12) имел в виду Самуила, когда говорил, что назореи были посланниками Божиими, на которых народ не обратил внимание.

Тихая молитва Анны отличала ее от остальных молящихся и обратила на себя внимание Илия (1 Цар.1.12 и далее). Израильтяне, как и другие восточные народы молились громко, независимо от обстоятельств ("Гласом моим взываю к Господу"; Пс.3.5; "Услышь, Боже, голос мой" 64.1). Израильские молитвы были, по-видимому, довольно громкими, однако Анна была в другом настроении. Упреки Илия, вызванные тем, что он воспринял как нетрезвость, могли указывать как на редкость тайной молитвы, так и на алкогольные эксцессы, имевшие место во время религиозных церемоний. Хананеи постоянно превращали обряды в оргии, и Израильтяне, как указывают Осия (напр.,4.11, 17–18) и другие пророки, были склонны делать то же самое.

Когда молитва Анны была услышана и у нее родился Самуил,[456] она воздерживалась от дальнейших паломничеств пока не отняла его от груди, по-видимому в трехлетнем возрасте.[457] Затем она привела его к Илию и посвятила его служению Господу, по-видимому сопровождая это благодарственным приношением (Лев.7. 11 и далее).

Красота и мощь молитвы Анны (1 Цар.2.1-10) часто вызывали различные комментарии. Молитва показывает, что набожные Израильтяне не обязательно составляли молитву сами, а использовали уже имеющиеся штампы, приспосабливая их для своих нужд. Молитва Анны основана на благодарственной песни за успех в сражении (ср. "Лук сильных преломляется", ст.4; уничтожение противника, ст. 10). Так велика была ее победа над Феннаной и другими, кто высмеивал ее бесплодие, что она выразила свое торжество в самых сильных словах, без колебаний обрушивая их на насмешников.[458]

(2) Безнравственные сыновья Илия (2.12–36). Символами ханаанского растления, привнесенного в израильские ценности, являются сыновья Илия, Финеес и Офни. Они вопиющим образом нарушали законы, ограничивающие долю священников в приношении (13–17), доходя до того, что требовали мясо до принесения приношения.[459] Кроме того, они развратничали с женщинами, пришедшими к святыне. Было ли это ритуальной проституцией или нет, однако оно производило отталкивающее впечатление на Израильтян, по крайней мере на тех, кто донес об этом Илию. (ст.22–25).

Осуждение этих безнравственных сыновей было объявлено старому священнику безымянным пророком, названным "человек Божий" (ст.27 и далее); возможно, это был член группы странствующих пророков, которые были активны в тот период (напр., 10.5 и далее). В рассказе приводится лишь основная мысль его послания.

Эта часть связана с предыдущей описанием ежегодных паломничеств Анны, ее служения Самуилу, проникнутого любовью, и последующего рождения детей, «плодоносности» (ст. 18.21). Она предваряют следующую часть указанием на верность Самуила Господу (ст. 18, 21, 26),[460] в отличие от предосудительного поведения сыновей Илия.

(3) Призвание Самуила (3.1-21). Пророческое влияние, едва различимое в других частях 1–2 Цар., видно в этой главе достаточно ясно, особенно в акцентировании "слова Господня" (ст. 1, 7, 19–21). Самуил посвящен священническому служению своей матерью, в соответствии с древним израильским обычаем посвящать первенцев Господу в память о сохранении первенцев во время последней казни египетской (Исх. 13.2, 15). Возможно в виду  непрактичности подобной практики, Моисеево законодательство заменило коленом Левия первенцев всех колен (ср. Числ.3.11 и далее). Однако Анна так остро чувствовала свою обязанность Богу, что она выполнила эту традицию буквально.[461]

Эта глава повествует о том, как в своем служении Самуил прошел путь от простого помощника священника до полноправного пророка. Рассказ о голосе, который Самуил ошибочно принял за голос Илия, показывает, что Самуил был призван к пророческому служению непосредственным призывом Божиим.[462] Этот опыт, который возвестил новую эру пророческого служения, можно сравнить с неопалимой купиной Моисея или видениями Исайи, Иеремии или Иезекииля. Самуил услышал голос Божий. Он уже никогда не был прежним и Израиль знал это (ст.20).

Филистимляне и ковчег. (4.1–7.17).  (1) Захват ковчега (4.1–7.2). Мощь филистимлян во многом определялась тем, что они владели железным оружием, которое не шло ни в какое сравнение с бронзовым вооружением Израильтян. Хотя случайные столкновения между двумя народами продолжались более столетия, ко времени Самуила (ок. 1050 г.) захватчики накопили достаточно сил для удовлетворения своей жажды завоеваний. Не будучи многочисленными, они собрали под своей властью значительное количество хананеев и организовали их в дисциплинированные, хорошо вооруженные воинские подразделения. Для этих хананеев, вторжение филистимлян не означало потерю свободы. Это было лишь переходом зависимости от египетских фараонов XVIII–XX династий к зависимости от новых завоевателей.

Когда филистимляне наконец напали на Израиль, их нельзя было остановить. Проиграв первоначальную стычку и потеряв четыре тысячи воинов (4.1–4), Израильтяне прибегли к духовной помощи ковчега Завета. Однако ковчег больше раздразнил филистимлян, чем оправдал последние надежды израильтян. Израиль потерял тридцать тысяч человек, среди которых были Офни и Финеес (смерть которых предсказал человек Божий) и ковчег (ст.5.11). Престарелый Илий не смог вынести это известие и упал замертво, услышав его (ст. 12–18). Вдова Финееса написала эпитафию умершим надеждам Израиля после этого поражения, назвав своего сына «Ихавод» ("Бесславие");[463] Слава Божия покинула их, когда ковчег, символ Его присутствия среди Израильтян, попал в руки Филистимлян (ст. 19–22).

Однако Филистимляне получили не то, что хотели. Когда их идол Дагон разрушился в присутствии Ковчега, их города отказались впускать ковчег в свои ворота (5.1-10).[464] За этим последовала эпидемия, по-видимому бубонной чумы. Отрезвленные Филистимляне приготовили жертву повинности в виде пяти золотых наростов и пяти золотых мышей и отправили ковчег к Вефсамис на израильской территории (5.11-6.22). По-видимому мыши и наросты, указывающие на чуму, были связаны с магией, в которой делались условные изображения проклятий, которых люди хотели избежать или благословений, которые они хотели получить.

(2) Судейство Самуила (7.3-17). Хотя об этом не сказано в Книге, Силом, по всей вероятности, был разрушен Филистимлянами, а святыня уничтожена, память об этом событии сохранялась до времен Иеремии, который предупреждал против ложной надежды на безопасность, даваемую Иерусалимским храмом (7.12; 26.6; ср. Пс.78.60). То, что после семи месяцев пребывания в руках Филистимлян (1 Цар.6.1), ковчег в течение двадцати лет находился (7.2) в Кириаф-Иариме (куда он был привезен из Вефсамиса), также говорит о том, что Силом был разрушен.[465]

После этих сокрушительных поражений от Филистимлян, Самуил приступил к своим прямым обязанностям Судьи. Как и его славные предшественники, Девора, Варак, Гедеон и Самегар, он призвал народ к покаянию (ст.3–9). Когда Господь ужасной грозой навел страх на Филистимлян у Массифа, Израильтяне вновь обрели уверенность в Нем и смогли не только отразить нашествие Филистимлян, но и отвоевать большую часть своей территории. Это место (ст.3-17), которое читается как один из эпизодов Книги Судей, является последним проблеском старого порядка. Требования поставить царя над Израилем звучат все настойчивее.

 

САМУИЛ И САУЛ — ПЕРЕХОДНЫЙ ПЕРИОД (8.1-1535)

 

Постоянное давление Филистимлян потребовало от Израиля новой тактики. Ни престарелый Самуил, ни его безответственные сыновья не могли обеспечить последовательное и качественное руководство, которое требовалось в то время. Угроза со стороны высоко-организованных и близко-связанных филистимских общин могла быть отражена лишь аналогичным образом. Израилю нужен был царь.

Поиски царя (8.1-12.25).  (1) Монархия против теократии. Просьба израильских старейшин по поводу царя была встречена со смешанными чувствами. Некоторые места, похоже, указывают на отрицательное отношение к этой идее (8.1-22; 10.17–19; 12.1-25), а другие, наоборот, на положительное (9.1-10.16; 10.20–11.15) Одним из объяснений этого несоответствия является документарная теория, согласно которой два документа, отражающие противоположные отношения к царству были соединены редактором, который не сделал никаких попыток сгладить противоречия. Типичным для этого подхода является анализ, проведенный A.R.S. Kennedy,[466] который считает, что источник, благосклонно относящийся к монархии (который он называет "М") является более старым и составляет большую часть 1 Цар.13 — 2 Цар.6.

Несколько иной подход предложен J.Bright. Признавая два или три параллельных повествования, он видит в них не "отражение последующего горького опыта, связанного с монархией", а точную картину тех смешанных чувств, которые присутствовали с самого начала. Самуил разделяет эти противоречивые чувства.[467]

Однако контраст между двумя отношениями к монархии может быть несколько преувеличен. C.R.North, хотя и приписывая предположительно враждебные места "историкам Второзакония", полагает, что "было бы произвольным утверждать, что автор 1 Цар.7.2–8.22, 10.17–24.12 был ожесточенным противником монархии как таковой… Его идеалом была теократия; однако даже Господь нуждался бы в наместнике-Судье, либо царе — через которого Он мог бы действовать".[468]

Монархия была необходима для выживания Израиля. Однако, как и все переломные моменты его истории, она несла с собой большой риск. Как мог Израиль иметь царя, как у прочих народов (8.5), без потери свободы, что связано с такой централизацией (ст. 10–18)? Старый порядок явно устарел, однако что принесет с собой новый порядок? Эти и другие вопросы несомненно волновали Самуила и других ревнителей заветных традиций Израиля (см. Втор. 17.14–20).

В виду абсолютистских тенденций древних восточных монархий, можно было усмотреть серьезную угрозу как традиционной израильской личной свободы, так и для их убеждения в том, что истинным царем является Господь. Как яснее будет видно в Псалтири, израильская традиция священного царства (противопоставляемого царству мирскому) не поднимала царя до божественного достоинства, как это часто происходило у соседних народов.[469] Наоборот, она рассматривала его как представителя Бога, ответственного за поддержание (и воплощения) завета. По крайней мере в идеале, он был не диктатором, а слугой народа.

1-2 Цар. точно отражают как нужду народа в царе, так и опасности, связанные с этим шагом. Использование Богом царства как часть подготовки к пришествию Царя Царей свидетельствует о законности монархии и Израиле. То, что подавляющее большинство израильских царей не выполнили предназначения, которое они получили при помазании на царство, является свидетельством действительных опасностях, связанных с монархией. Единственным истинно удачным государственным устройством для Израиля была не теократия и не монархия, а сочетание обеих — теократия через монархию. Если Израиль был народом Божиим, то лишь Бог должен был всегда оставаться истинным правителем. Однако Он мог осуществлять Свое правление и через земного царя. В этой исключительно напряденной ситуации на престол взошел Саул.

(2) Да здравствует царь! В соответствии с 1 Цар.9-13, восхождение Саула на престол произошло в несколько ступеней. Саул был помазан Самуилом (в ответ на повеление Божие [9.16]) после того как они встретились, когда Саул скал пропавшую ослицу отца. Позже, в Массифе он указывается жребием, который вначале падает на колено Вениаминово, затем на племя Матриево (10.21). Политическая целесообразность выбора представителя колена Вениамина была отмечена. Как было указано самим Саулом, политическая незначительность Вениамина ("Не сын ли я Вениамина, одного из меньших колен Израилевых"; 9.21) уменьшала угрозу для всех остальных колен при выборе царя из племени Вениамина для царствования над всем Израилем. Скромность Саула проявилась также в Массифе, где он спрятался в обозе, когда Самуил пытался представить его (10.20–24). Поразительным является то, что Саул получил значительную часть народной поддержки, несмотря не сопротивление некоторых подстрекателей (ст.25–27).

Нападение Аммонитян подвергло богодухновенные дары Саула испытанию (11.1-15). Хотя и помазанный тайно на царство и общенародно провозглашенный царем, он все еще пахал землю в Гиве, когда узнал о нашествии Аммонитян на Иавис Галаад-ский. Он собрал колена и разбил или отбросил Аммонитский войска. Он, по-видимому все еще рассматривал Самуила как соправителя или равного себе Судью (ср. ст.7) Успех Саула подавил какую бы то ни было оппозицию его правлению, и еще раз, в Галгале Самуил провозглашает его царем. Эти рассказы о приходе к власти Саула не следует рассматривать как отдельные рассказы,[470] но возможно как стадии на пути от судейства к монархии. Действительно, их разнообразие говорит о подлинности. Времена требовали нескольких общенародных провозглашений и проявления богодухновенного дара прежде чем Саул был бы единодушно принят всеми коленами.

Триумфальный прием, оказанный Саулу, похоже, обострил опасения Самуила по поводу потенциальной угрозы, которую несла монархия для жизни и веры Израиля. Возможно его, как и Саула (11.13) возмутило то, что вместо Бога, народ приписывал победу новому царю. Он воспользовался случаем, чтобы защитить честность своего служения, напомнить о могучих деяниях Божиих во время Исхода и теократической конфедерации, а также чтобы предостеречь народ относительно последствий введения царства (12.1-18). Часть речи Самуила можно обобщить как отношение его и его пророческих преемников к царству: "Если будете бояться Господа, и служить Ему, и слушать гласа Его, и не станете противиться повелениям Господа, и будете и вы и царь ваш, который царствует над вами, ходить вслед Господа, Бога вашего, то рука Господа не будет против вас. а если не будете слушать гласа Господа и станете противиться повелениям Господа, то рука Господа будет против вас…" (ст.14–15).

(3) Неужели и Саул во пророках? 1–2 Цар. позволяют бросить взгляд на пророческую деятельность в века, предшествующие золотому веку пророчества — VIII в. В этот ранний период, нравственное и этическое служение пророков, хотя и не отсутствовало полностью, о чем говорят речи Самуила, но было не всегда заметно. Их послания иногда касались религиозного церемониала, как в случае приговора сыновьям Илия за непочтительность к Богу во время жертвоприношений. В других случаях они выступали в качестве прорицателей, имеющих доступ к особым знаниям, часто довольно житейским, как например, местонахождение ослицы Саула (9.6 и далее). За предоставление подобной информации полагалось вознаграждение.

Экстатическое поведение — танцы или пение под музыку, произнесение оракулов в состоянии транса (обратите внимание на поведение Валаама в Числ.24.4) — похоже, было характерно для, по крайней мере, некоторых пророков этого периода. Сомны пророков, имеющих псалтири, тимпаны, свирели и гусли, среди которых пророчествовал Саул, были типичны (10.3 и далее).[471] Не следует пренебрегать их связью с возвышенностями — установленными местами молений. По-видимому Самуил не был одинок в исполнении священнических и пророческих функций.

Для рассмотрения природы пророчества данного периода любопытным представляется ст.9.9: "…ибо тот, кого называют ныне пророком, прежде назывался прозорливцем". Наиболее простым объяснением является то, что в ранние годы в Израиле было два служения — пророков и прозорливцев — которые позднее были объединены под названием «пророки». Различие между двумя терминами проследить нетрудно. 4 Цар. 17.13 подразумевает, что это были различные служения, а пророк Амос называется также и прозорливцем (Ам.7.12). Возможно основной функцией прозорливца было предсказание будущего и предоставление указания на этот счет, а термин «пророк», включая также и провидческий элемент, охватывал более широкое значение.[472]

Военные подвиги Саула (13.1-14.52).  Филистимляне оказывали постоянное давление на молодую монархию. Имея монополию на производство железа (13.19–21) и пользуясь, где позволял рельеф местности, преимуществами своих колесниц (ст. 15), им удавалось поддерживать существенное военное превосходство над израильтянами. Во времена Саула колена не имели регулярной армии, а в случае нужды полагались на добровольцев. Когда Саул или его сын Ионафан побеждали филистимский гарнизон (напр, в Гиве; 13.3), за этим обязательно следовали карательные экспедиции (ср. ст. 17–18). В молниеносном нападении, ловкий и храбрый Ионафан и его оруженосец нанесли филистимлянам такие потери, что это разожгло мужество израильтян (14.1-15). Изгнав филистимлян из горного района Ефремова, Саул получил свободу передвижения и передышку от постоянного филистимского давления, что позволило ему вести войну против других соседей, — Моава, Аммона, Едома и Амалика (см. ст.47–48).[473]

Хотя Саул мало сделал для изменения старого политического строя и почти не предпринимал никаких попыток централизации, он чувствовал потребность в обученных военачальниках. Так как в основном, война оставалась делом рук добровольцев из колен Израилевых, Саулу, для его дерзких походов, нужен был отряд, состоящий из умелых воинов, (ст.52).

Роковой выбор Саула. (15.1-35).  Как и его приход к власти, падение Саула было постепенным. Отвага и стремительность, которые делали него могучим на войне, в то же время делали его опасно непредсказуемым в общении с его народом, в частности с консервативными религиозными лидерами, такими как Самуил. Его взрывной характер неоднократно причинял ему неприятности как в его отношениях с народом, так и с пророком. Его скорые клятвы, хотя и отвечавшие требованиям момента, вряд ли могли снискать ему любовь народа (11.7; 14.24). Протест Ионафана (ст.29–30), возможно отражал широкие настроения.

Однако вопиющее неповиновение Самуилу, вызвало окончательное отвержение Саула. Приводятся два эпизода. В одном из них, Саул семь дней ждал прибытия Самуила в Галгал, чтобы принести жертву перед битвой, которая бы подготовила Израильтян к дальнейшему сражению с взбешенными Филистимлянами. (13.8 и далее). Нетерпеливый Саул бесцеремонно узурпировал священнические права Самуила и сам принес в жертву животное. Невосприимчивость Саула к ограничениям, накладываемым его саном, навели Самуила на мысль, что первый эксперимент с монархией обречен на неудачу.

Когда царь не выполнил повеление предать мечу всех Амаликитян, их стада и имущество, подозрения Самуила оправдались. Как и Ахан (Ис. Нав.7.1 и далее), Саул не слишком серьезно относился к священной войне. Это был не просто набег с целью пополнения запасов или захвата пленных для рабского труда. Это была месть во имя Божие (1 Цар.1–3). Самуил усмотрел в небрежности, с которой Саул отнесся к Божественному повелению, указание на бунтарский дух. Суровый пророк остался неумолим, несмотря на просьбы Саула (ст.24–31). Урок был преподан совершенно ясно, несмотря на его цену; как для царя, так и простолюдина, повиновение является наилучшей жертвой (ст.22).

Давид и Саул — борьба за власть (16.1-31.13).  Поиск нового царя начался. Несмотря на неудачу с Саулом, вопрос о возврате к конфедерации не рассматривался. Факторы, которые требовали введения монархии еще оставались. Требовалось не смена формы правления, а новый царь. По повелению Божиему Самуил отправляется в Вифлеем, чтобы найти его.

Рассказ об избрании Давида (16.6-31)[474] содержит знакомую библейскую парадигму — пренебрежение старшими братьями в пользу младшего — Исмаилом в пользу Исаака, Исавом в пользу Иакова, десятью старшими братьями в пользу Иосифа. Не являясь случайной, эта парадигма показывает поворотные моменты искупительной программы Божией. Он вмешивается в обычную практику времени и культуры и творит новое. Эти выборы основаны не на праве власти и наследства, а на суверенной воле и власти Божией. Следовательно, могучие свершения этих людей не являются их собственной заслугой. Их Источником является Бог.

Давид — придворный фаворит (16.1-20.42).  После помазания Давида харизматическая сила ушла от Саула (16.14). Вместо Духа Божия в него вошел злой дух. Указание на то, что этот дух был от Господа, можно рассматривать как часть Божественного осуждения и то, что израильтяне рассматривали всю действительность как находящуюся под властью Бога. Саул стал испытывать приступы острой депрессии, которые исцелялись только музыкой. Это любопытное обстоятельство вызвало пересечение жизненных путей Саула и Давида, (ст. 18–23). Слуга Саула дает хорошее описание разнообразным способностям будущего царя как"…умеющего играть, человека храброго и воинственного, и разумного в речах, и видного собою, и Господь с ним" (ст. 18)

Рассказ об убийстве Голиафа (17.1-18.5) первоначально мог быть отдельным рассказом, введенным в повествование редактором во время составления 1–2 Цар. В нем вновь представляется Давид (ст. 12), хотя он уже хорошо известен из предыдущей главы. Возможно этот рассказ имел хождение отдельно, как описание одного из могущественных свершений Давида, а затем обрел свое место в ткани текста без существенных изменения.[475]

Вызов, брошенный Голиафом израильтянам (ст.4-16) был примером представительской войны — обычая, широко применяемого в древности. Исход битвы решался поединком между представителями сторон. Вероятно такая практика поддерживалась принципом корпоративной личности, согласно которому сила племени или семейства могла быть собрана в одном ее члене.

Победа Давида над Голиафом возвысила его до ответственного поста в армии Саула и снискала ему любовь сына Саула Ионафана (18.1–5). Когда популярность Давида стала превосходить царскую, Саул сделался ревнивым и подозрительным и пытался убить его. (ст.6-11). Хотя Давид все еще имел доступ ко двору, благорасположение к нему Саула тускнело по мере того, как поведение царя становилось все более и более бурным.

Предложение Саулом Давиду своих дочерей Меровы (ст. 17–19) и Мелхолы (ст.20–29) в жены имело две стороны. Очевидно, они бы поддержали притязания Давида на престол. Монархия, особенно в Иудее, имела сильный матриархальный оттенок: всегда следовало считаться с царицей-матерью. Женитьба на царских дочерях сильно возвысила бы Давида. Однако, когда Саул запросил в качестве вена сто краеобрезаний Филистимлян, его стратегия была предательской: он надеялся, что Давид погибнет.[476] Этот план был сорван, когда Давид со своими людьми принесли в два раза больше краеобрезаний, причем Давид остался невредимым.

Неоднократно, Давида от смерти отделял лишь Ионафан (19.1 и далее; 20.1 и далее; 20.30) Они заключили дружественный союз, скрепленный заветным обрядом. Как в свое время Авраам дал животных Авимелеху (Быт.21.27 и далее) в залог свое веры, так Ионафан дал Давиду свою одежду и вооружение. Это был, несомненно, завет равенства,[477] связывающий их как равных, хотя в виду обстоятельств более тяжкий груз выпал на плечи Ионафана. Искренность и серьезность этого союза подчеркивается тем, что он устанавливается, обновляется и подтверждается четыре раза: 18.3; 20.16, 42; 23.18.[478] Клятва Ионафана — "Пусть то сделает Господь с Ионафаном и еще больше сделает" (20.13)[479] — является суровым напоминанием об осуждении тех, кто нарушает такой завет. Принимая во внимание сильные семейные связи Израильтян, такая забота Ионафана о Давиде представляется еще более замечательной.

Давид — преследуемый беглец (21.1-27.12).  Даже заступничество Ионафана не могло постоянно защитить Давида. Выбирая между ссылкой и смертью, он совершает побег (21.10). Позднее, к нему присоединились другие члены его колена, несомненно боясь преследований. С этим пестрым отрядом таких же беглецов как и он сам (22.2), Давид часто двигался ночью и прятался днем, чтобы избежать преследований Саула. Филистимские границы, южные земли (Неджеб), Едом, и Моав хранили следы его бандитских налетчиков. Временами он нападал на Филистимлян (23.1 и далее); иногда же боязнь Саула вынуждала его скрываться среди них (в Гефе; 27.1 и далее).

Относительно Саула, Давид придерживался оборонительной, а не наступательной тактики. Он дважды мог легко лишить царя жизни, (24.4 и далее; 26.6 и далее) однако не делал этого. Его отношение к Саулу оставалось почтительным; даже когда он ловко отрезал край одежды Саула, он жалел о нанесенном своему царю оскорблении (24.5–6).

Саул, напротив, не знал покоя в своем преследовании Давида. Несмотря на постоянную угрозу со стороны Филистимлян, Саул настойчиво охотился за Давидом и его бандой, оставляя без внимания свои основные обязанности и нанося этим большой ущерб саране. Неуравновешенное состояние Саула становилось все более явным. Безжалостное убийство Ахимелеха, который оказывал помощь Давиду (21.1 и далее), а также более восьмидесяти священников и их семей показывает всю глубину его сумасшествия. Это насилие но отношению к священнической власти противопоставляется отношению Давида, который с самого начала заручился их поддержкой и прислушивался к их религиозным указаниям. Действительно, сын Ахимелеха, Авиафар, спасшийся от кровавого побоища присоединился к отряду Давида (22.20 и далее).

Готовность Давида испрашивать совета у Господа является свидетельством его внимания к священническому служению. В повествовании это зафиксировано непосредственно после прибытия Авиафара, что указывает на то, что Давид через него определял Божественную волю по поводу своих сражений и путешествий (23.1 и далее). Ефод (священническая одежда, имеющая особый карман), который убегающий священник взял с собой, по-видимому содержал жребий или какой-либо другой предмет для предсказания будущего (см.23.6). В отличие от свободного доступа к воле Господней, который имел Давид, Саул отчаянно, однако безрезультатно пытался узнать ее с помощью снов, Урима (священного жребия?), Жребий мог состоять из плоских дисков, на одной стороны которых было «да», а на другой «нет». Если оба диска показывали одно и то же, вопрос был ясен, если нет, то искали других указаний и пророков (28.6).

 

 

 

Тель-эль-Хусн, где филистимляне выставили (показывали) тела Саула и его сыновей (1 Цар.31.10–12).

 

Неудивительно, что смерть Самуила упоминается очень кратко (25.1), поскольку уже некоторое время взаимоотношения Давида и Саула заслоняли собой престарелого создателя царей. Более рельефно изображено столкновение Давида со злонравным Навалом и его милостивой женой Авигеей (25.2 и далее). Отказ Навала принять Давида и его людей с почестями, требуемыми обычаями, стоил бы ему жизни если бы не заступничество его жены. Этот эпизод наглядно демонстрирует суровую жизнь скитальца, которую вел в то время Давид. Он брал пищу там, где он мог ее найти, и готов был пролить кровь того, кто ему в ней откажет. Он женился на овдовевшей Авигее, а также на Ахиноаме. То были дни стремительности и дерзания. И Давид был столь же стремителен и дерзок.

Падение Саула (28.1-31.13). Фттсттлское  нашествие с севера столкнулось с уже отчаявшимся Саулом, лишенным Божественных слов поддержки и указания. Он ревностно изгнал всех волшебников и гадателей (28.3), а теперь, объятый паникой, сам же обратился к одной из них (28.8 и далее). Эта сцена, окутанная таинственностью показывает Саула, доведенного до последней черты, просящего совета у того, кого он всю жизнь не слушал. Самуил показан таким же неустрашимым в загробной своей жизни, каким он был во плоти, принося из потустороннего мира лишь более резкую версию того, что он уже объявил в Галгале (15.17 и далее): непослушание Саула будет стоить ему короны.

Если сцена в Аэндоре проникнута таинственностью, то та, что произошла у горы Гелвуе наполнена трагизмом (31.1 и далее). Не давая передышки, филистимляне вынудили Саула и его сыновей к сражению. Первыми пали молодые люди, а раненный Саул умолял своего оруженосца добить его. Когда тот отказался, он бросился на меч. Филистимляне, по своему обыкновению, грабя мертвых, отрезали ему голову и сняли его вооружение как трофей своей победы над тем, кто более десяти лет преследовал их. Филистимляне возрадовались смерти Саула и уязвимости Израиля, не зная, что им предстоит еще иметь дело с Давидом.

 

ДЛЯ ДАЛЬНЕЙШЕГО ЧТЕНИЯ:

 

Ackroynd, P.R. The First Book of Samuel.  Cambridge Bible Commentary. New York: 1971.

______. The Second Book of Samuel.  Cambridge Bible Commentary. New York: 1977.

Albright, W.F. "Reconstructing Samuel's Role in History." pp. 42–65 in Archaeliogy, Historical Analogy, and Early Biblical Tradition.

Baton Rouge: 1966.

Campbell, A.F. The Ark Narrative.  SBL Dissertation. Missoula: 1975.

Gordon, R.P. "David's Rise and Saul's Demise: Narrative Analogy in 1 Samuel 24–26." Tyndale Bulletin  31 (1980): 37–64.

Hertzberg, H.W. / and 11Samuel.  Trans. J.S. Bowden. OTL. Philadelphia: 1964.

Hoffner, H.A., Jr., "A Hittite Analogue to the David and Goliath Contest of Champions?" CBQ  30 (1968): 220-25.

McCarter, P.K., Jr. 1 Samuel.  Anchor Bible. Garden City: 1980.

Miller, P.D., and Roberts, J.J.M. The Hand of the Lord. Baltimore: 1977.

Ou-Testamentiese Werkgemeenskap in Suid-Afrika. Studies im the Boob of Samuel.  Pretoria: 1960.

Payne. D.F. Kingdoms of the Lord: A History of the Hebrew Kingdoms from Saul to the Fall of Jerusalem.  Grand Rapids: 1981.

Petersen. D.L. The Role of Israel's Prophets.  JSOTS 17. Sheffieid: 1981.

Segal. M.H. "The Composition of the Books of Samuel." JQR  55 (1964); 318–339; 56 (1965): 52–50, 137–157. (Sees later compilation including stories of the ark, Saul, Samuel, first and second stories of David.)

Tsevat. M. "Studies in the Book of Samuel." HUCA  32 (1961); 191–216; 33 (1962): 107–118; 34 (1963): 71–82; 36 (1965): 49–58.

Vannoy, J.R. Cherry Hill. N.J.; 1977. (Study of 1 Sam. 11:14–12:25.)

 

[441] Talmud B.Bat 14b. Однако уже в 1 Цар.25.1 и 28.3 упоминается о его смерти. (В английских и других западных переводах 1–2 Цар. называются 1–2 Книгами Самуила- пер.)

 

[442] Летописи Самуила, Натана и Гада не обнаружены, однако, наряду с другими источниками, части их включены в Книги Царств и Паралипоменон.

 

[443] K.F.R. Budde, в своей книге "Die Bucher Richter und Samuel" (Giessen: 1890), был по-видимому первый, кто систематически применил документарный подход к 1–2 Цар.

 

[444] Например, J.Mauchline "I and II Samuel". New Century Bible (Greenwood, S.C.: 1971), pp.16–30.

 

[445] Является ли это частью записей Натана пророка (1 Пар.29.29)? Мог ли рассказ о посещении Давида Нафаном после инцидента с Урией и Вирсавией (2 Цар. 12) быть взят из этих записей.

 

[446] C.Kuhl, "The Old Testament, Its Origins and Composition", trans. C.T.M.Herriott (Richmond: 1961), p. 134. См. также О.Kaiser, "Introduction to the Old Testament", trans.J.Sturdy (Minneapolis: 1975), p.160: "…путь поиска ранних, первоначально отдельных произведений, открытый L.Rost ("Uberlieferung von der Thronnachfolge Davids, Beitrage zur Wissenshaft vom Alten [und Neuen] Testament III" [1926]) все более одерживает верх".

 

[447] "The Old Testament: Its Formation amd Development", trans. D.M.Barton (New York: 1961), p. 162.

 

[448] Структура Книг Судей и 3–4 Цар. обычно приписывается «второзаконному» редактору конца VII — начала VI вв., который придал этим Книгам их окончательную форму под влиянием только что открытой "книги закона" (4 Цар.33.8 и далее) — Второзакония. Такая теория часто, хотя и не всегда, датирует Второзаконие седьмым веком. Однако Y.Kaufrnann показал, что многие акценты Второзакония, включая парадигму "наказание за грех; награда за праведность", могут быть прослежены еще в Книге Судей; "The Bibilical Account of the Conquest of Palestine", pp. 5–7. Он не находит какого-либо «второзаконного» влияния в 1–2 Цар. Эта точка зрения поддерживается, хотя и по другим причинам, в кн. E.Sellin — G.Fohrer, "Introduction to the Old Testament", trans. D.E.Green (Nashville: 1968) pp.194 и далее.

 

[449] Древнееврейский текст 1–2 Цар. по-видимому очень сильно пострадал и является одним из наименее сохранившихся писаний Ветхого завета. Монументальные исследования S.R.Driver ("Notes of the Topography and Text of I Samuel", 2nd ed. [Oxford: 1918]), а также изыскания Р.Н.А. de Boer ("Research into the Text of Samuel I–XV1 [Amsterdam: 1938]; "I Sam. XVII" Oldtestamentische Studien 1 [1942]: 79-103; "Research into the Text of Samuel XVIII–XXXI", 6 [1949]: 1-100), помогли прояснить текст, а Кумранские рукописи включают древнееврейский отрывок 1–2 Цар., похожий на древнееврейский прототип LXX. См. F.M. Cross, Jr., "A Report on the Biblical Fragment of Cave Four in Wadi Qumrane", BASOR 141 (1956): 9-13.

 

[450] Обзор современных взглядов на композицию 1–2 Цар. см. в N.H.Snait, pp.97-102 в OTMS, и O.Eisfeldt "Old Testament", рр.268–281, где описывается собственная трех-документарная (J,E,L) теория Eisfeldt ("L" (англ.'Мау — мирской) обозначает мирской источник, не находящийся под влиянием священнических соображения). Также J.R.Porter, "Old Testament Historiography", pp. 132–152 в кн. под ред. G.W.Anderson, "Tradition and Interpretation."

 

[451] Во Втор.16:16 требуется посещение центральной святыни три раза в год: в праздники опресноков, седмиц и кущей. Однако этот закон, как многое из пятикнижного законодательства мог представлять собой идеал и не выполняться систематически. Практические соображения могли ограничить паломничества до одного в год.

 

[452] Напр, J.Wellhausen, "Prolegomena to the History of Ancient Israel" pp. 130, 13:f; R.H. Pfeiffer, "Religion in the Old Testament", ed. C.C.Forman (New York: 1961), pp.78f.

 

[453] J.Bright считает, что такие празднества могли также быть связаны с воспоминанием милостей Божиих и возобновлением союза с Ним; «History», p. 171. Согласно Втор.31.9-13, такие церемонии должны были проводится в праздник кущей по крайней мере раз в семь лет. Таким образом, горе Анны могло быть усилено воспоминанием о прошлых благословениях Божиих, которые, казалось прошли мимо нее. Псалмы, содержащие мольбу обычно вспоминают прошлые искупительные деяния Божий, чтобы сделать молитву более острой. (Пс.22.4–5; 44.1–3).

 

[454] В Числ.6.1-21 описываются эти обеты — воздержание от вина, крепких напитков, использования бритв и прикосновения к мертвому телу. Обратите внимание на Самсона в Суд. 13.4 и далее.

 

[455] Относительно назореев, называемых Рахавитами (потомками Ионадава бен Рихава; 4 Цар. 10.15–17), Bright отмечает: "воздержание от вина и отказ от оседлой жизни было скорее символическим отречением от сельскохозяйственной жизни и всего, что с ней было связано. Оно исходило из ощущения того, что Бог находился на древних, чистых путях пустыни и, что Израиль отошел от своего предназначения в момент своего контакта с разлагающей культурой Ханаана"; "The Kingdom of God" (Nashville: 1953), pp.55f.

 

[456] "Самуил" означает "Эл — Его имя", "имя Эла" или "Имя Божие". Объяснение Анны (1.20) является народной этимологией. Возможно по созвучию, она связывала имя «Самуил» (semuel) с фразой "испрошенный у Бога" (saul meef).

 

[457] R.Patai ("Sex and Family in the Bible and the Middle East" [Garden City: 1959], pp.192-95) приводит другие библейские места, чтобы доказать, что грудные или только что отлученные от груди дети могли ходить, разговаривать и понимать (см. Ис.11.8; 28.9; Пс.8.2). 2 Макк.7.27 упоминает трехлетний грудной период. Этот обычай все еще сохранился в некоторых частях Иордана; известен случай, когда ребенок вскармливался грудью до десятилетнего возраста.

 

[458] Ст. 10 является проблематичным из-за своих заключительных слов: "И даст крепость царю Своему и вознесет помазанника Своего". Многие считают всю молитву позднейшей вставкой периода монархии.

 

[459] То, что редактор уделил столько труда объяснению обычного способа определения доли священников, наводит на мысль о том, что он был значительно отдален от времени Самуила, а потому чувствовал потребность в объяснении. Ср. Руф.4.7.

 

[460] Возрастание младенца Иисуса в описании Луки (2.25) сходно с 1 Цар.2.26, точно так же Магнификат ("Величит") — триумфальная песнь Марии в Евангелии от Луки (1.46–55) весьма напоминает песнь Анны.

 

[461] Точную связь между Самуилом и коленом Левия установить сложно. 1.1 предполагает, что Елкан, отец Самуила, был из колена Ефрема, в то время как 1 Пар.6.68 называет Самуила среди потомков Левия. Семья Самуила могла быть из числа левитов, проживающих в уделе колена Ефрема, или Самуил мог быть принят в число Левитов в виду его деятельности как священника.

 

[462] H.H.Rowley подчеркивает важность этой формы признания: "… Совершенно ясно, что настоящим пророком его сделало не посвящение родителей, а то, что он, будучи еще ребенком по Божественной воле удостоился услышать голос Божий."; "The Servant of the Lord", p.l 12f.

 

[463] Kuhl утверждает, что "автор этой части неправильно понял это имя, которое, по-видимому, означало "Человек славы" (Евр."is kabocT); "The Old testament; Its Origins and Composition", p. 121 note 34. Kuhl не приводит каких-либо доказательств своего предположения, которое к тому же не соответствует контексту.

 

[464] Некоторые ученые понимают Дагона как бога рыб (Евр."dag" ["рыба"]), однако скорее всего это был бог зерна (Евр. «dagari» ["зерно"]). Его имя встречается также в угаритских финикийских и вавилонских текстах. Какое бы толкование не было правильным, совершенно ясно, что Филистимляне назвали своего главного бога семитским словом. Многие собственные имена Филистимлян были производными семитских слов. Эти и другие лингвистические данные указывают на культурный обмен между Филистимлянами и Хананеями. См. Gordon, "The World of the Old Testament", p. 121 f.

 

[465] Не существует каких-либо свидетельств того, что Самуил имел какое-либо отношение к ковчегу в Кириаф-Иариме. По роду своей деятельности он бывал во всех частях земли (1 Цар.7.15–16), однако Рама, где он построил жертвенник, похоже, была центром его религиозной деятельности.

 

[466] "Samuel", rev.ed. Century Bible (New York: 1905). Взгляд Кеннеди сейчас, по-видимому, принимается более широко, чем когда он был впервые сформулирован. См. Snaith, OTMS, р.101; G.W.Anderson "A Critical Introduction to the Old Testament", 2nd ed. (Naperville, 111.: 1960), p.74f.

 

[467] "История", p. 188. Cm. Mouchline, "I and II Samuel", pp.20–24.

 

[468] "The Old Testament Interpretation of History" (London: 1946), p.98.

 

[469] Ис. 14.4 и далее и Иез.28.1 и далее, точно отражают отношение истинных израильтян к сакральному царству соседей. Далее CM.H.Gazells "The History of Israel in the Pre-Exiling Period", в кн. под редакцией G.W.Anderson, "Tradition and Interpretation", pp.293- 95.

 

[470] Как это делает Weiser, "Old Testament", p. 163.

 

[471] Это не единственный пример экстатического поведения Саула. Еще более ошеломляющее описание экстатического поведения дано в 1 Цар. 19.24: "И снял и он одежды свои, и пророчествовал пред Самуилом, и весь день тот и всю ночь лежал неодетый."

 

[472] Рассмотрение ст.9.9 см. в кн. H.H.Rowley, "Servant of the Lord", p.99f. Этот стих является объясняющей вставкой в повествование, сделанной редактором, чьи читатели были более знакомы с термином "пророк".

 

[473] Отличное обобщение военных дел Саула и структуры его правительства см. в кн. Bright, «History», pp. 188–191.

 

[474] Многие связывают это имя с «dawidum», по-видимому означающего вождя в аккадий-ских письмах, найденных в Мари. Однако недавние переводы рассматривают это слово как «поражение», что делает его связь с Давидом почти невероятной. CM.H.Tadmor "Historical Implications of the Current Rendering of Accadian «daku», JNES 17 (1958): 129–141.

 

[475] Рассказ о Голиафе содержится, по крайней мере, в трех повествованиях. В то время как 1 Цар. 17 (см. также 19.5; 21.9; 22.10, 13) приписывает убийство Давиду, 2 Цар.21.19 упоминает Елханана как победителя Голиафа. 1 Пар.20. 5 утверждает, что Елханан убил Лахмия, брата Голиафа. Одно можно сказать с определенностью: текст 1–2 Цар. содержит многочисленные трудности и часто требует исправлений, особенно с помощью LXX. E.J.Jung предлагает две возможных модели решения этой проблемы, обе из которых называют Елханана убийцей брата Голиафа; «Introduction», pp. 182. Другим возможным решением является то, что Елханан было еще одним именем Давида. Древние цари часто принимали тронные имена, как это делают современные монархи и римские папы. Елханан могло быть именем, данным при рождении, а Давид — царским или тронным именем. См. A.M. Honeyman, "The Evidence for Regnal Names Among the Hebrews " JBL 67 (1948): 23–25; J.N.Schofield, "Some Archaeological Sites and the Old Testament", Expository Times 66 (1954-55): 250-52. Трудное имя отца Елханан — Ягаре-Оргим (2 Цар.21.19) может в действительности быть искаженной версией имени Иессей; «oregim» явно попало сюда из конца стиха, где оно означает "ткачи".

 

[476] Хотя отрезанные головы и руки были привычными свидетельствами количества побед, Саул просил крайнюю плоть, потому что Филистимляне не практиковали обрезагше; Gordon, "The World of the Old Testament", p. 161 note 20. Аналогичным образом, Египтяне отрезали мужские половые органы убитых ими необрезанных Ливийцев.

 

[477] Этот термин используется для противопоставления данного завета вассальному завету, который могущественный царь накладывает на меньших правителей, обычно после оказания им какой-либо большой услуги.

 

[478] Краткий обзор стадий этого заветного союза см. в кн. Jung, «Introduction», p. 181.

 

[479] Обратите внимание на клятву Давида отомстить за оскорбление, нанесенное ему Навалом (25.22): "Пусть то и то сделает Бог с врагами Давида, и еще больше…" Такое утверждение несомненно сопровождалось соответствующим жестом, таким как, например, перерезание чьего-то горла.