Фрэнсис Шеффер

Истинная одухотворенность

4. В силе Духа

 

В этой главе мы вновь обращаемся к горе Преображения, и рассуждаем не только о воскресении Христа, но и о воскресении христиан. Конечно, либеральные богословы непременно скажут, что понятие о физическом воскресении—это позднейшая вставка, но я думаю, что данная идея не выдерживает никакой критики. Бог говорит о физическом воскресении человека с самого начала в откровении упования.

“Так человек ляжет и не встанет; до[5]” (здесь явно говорится об отставленности[6] воскресения человека) “скончания неба он не пробудится, и не воспрянет от сна своего. О, если бы Ты в преисподней” (и здесь мы видим ясное и простое библейское указание на преисподнюю) “сокрыл меня, и укрывал меня, пока” (и здесь снова употреблено это загадочное слово пока) “пройдет гнев Твой, положил мне срок, и потом вспомнил обо мне! Когда умрет человек, то будет ли он опять жить? Во все дни определенного мне времени я ожидал бы, пока” (и опять это загадочное слово) “придет мне смена” (Иов. 14:12–14). Существенным звеном в этом месте является все то же слово пока: пока не придет мое избавление.

Четырнадцатая глава книги Иова кажется мне абсолютным совершенством, так как Иов около 2 000 г. до н. э. или ранее постиг реальность физического воскресения. Думаю, что Иов. 19 преподает то же, только на языке оригинала аналогичная мысль изложена не так ясно и просто, как в Иов. 14.

В Евр. 11:17–19 говорится, что Авраам (в 2000 г. до н. э.) постиг истину воскресения: “Верою Авраам, будучи искушаем, принес в жертву Исаака и, имея обетование, принес единородного, о котором было сказано: “в Исааке наречется тебе семя”; ибо он думал, что Бог силен и из мертвых воскресить, почему и получил его в предзнаменование”.

Так что Авраам, живший приблизительно в то же время, что и Иов, в самом деле постиг непреложность воскресения. Стало быть, нет ничего удивительного, что подобное же находим и в книге Иова. Так что нет основания полагать, как либералы хотели бы заставить нас сделать, что всякий раз, находя указание на воскресение, его следует относить к более поздней библейской истории.

В книге пророка Даниила, которую никоим образом, конечно, нельзя отнести к позднейшей библейской истории, упор также сделан на физическом воскресении уже не Мессии, а человека. “И многие из спящих в прахе земли пробудятся, одни для жизни вечной, другие на вечное поругание и посрамление” (Дан. 12:2). Здесь внимание привлекается “дублетом” воскресения спасенных и не спасенных: “И разумные будут сиять, как светила на тверди, и обратившие многих к правде—как звезды, во веки, навсегда” (Дан. 12:3). Несомненно, здесь есть связь. Но всего поразительней, полагаю, последний стих этой книги, в котором Сам Бог говорит Даниилу: “А ты иди к твоему концу, и упокоишься и восстанешь для получения твоего жребия в конце дней” (Дан. 12:13). Мы узнаем отсюда, что в конце дней сам Даниил примет участие в событиях, которые он только что наблюдал в пророческом видении. Следовательно, о физическом воскресении верующего Библия ясно учит, начиная с ранних этапов ее истории.

Обратившись к 1 кор. 15, в Новом Завете, вряд ли кто оспорит тот факт, что Павел учит здесь о физическом воскресении верных. Более того, он все ставит в зависимость от этого факта:

“Если же о Христе проповедуется, что Он воскрес из мертвых, то как некоторые из вас говорят, что нет воскресения мертвых? Если нет воскресения мертвых, то и Христос не воскрес; А если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша. Притом мы оказались бы и лжесвидетелями о Боге, потому что свидетельствовали бы о Боге, что Он воскресил Христа, Которого Он не воскрешал, если, то есть, мертвые не воскресают” (1 кор. 15:12–15).

Таково простейшее доказательство. Если христиане после смерти не воскресают, тогда и Христос не воскрес; а если Христос не воскрес, тогда все оказывается бесполезным: “Если нет воскресения мертвых, то и Христос не воскрес; а если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша. Притом мы оказались бы и лжесвидетелями о Боге, потому что свидетельствовали бы о Боге, что Он воскресил Христа, Которого Он не воскрешал, если, то есть, мертвые не воскресают; ибо, если мертвые не воскресают, то и Христос не воскрес; а если Христос не воскрес, то вера ваша тщетна: вы еще во грехах ваших; поэтому и умершие во Христе погибли. И если мы в этой только жизни надеемся на Христа, то мы несчастнее всех человеков. Но Христос воскрес из мертвых, первенец из умерших. Ибо как смерть чрез человека, так чрез человека и воскресение мертвых. Как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут, каждый в своем порядке: первенец Христос, потом Христовы, в пришествие Его. А затем конец, когда Он предаст Царство Богу и Отцу, когда упразднит всякое начальство и всякую власть и силу; ибо Ему надлежит царствовать, доколе низложит всех врагов под ноги Свои. Последний же враг истребится—смерть” (1 кор. 15:13–26).

Как мне кажется, ясное “пред-видение” этого физического воскресения верных  можно найти, обратившись к горе Преображения. Не хочется быть самоуверенным, однако, кажется, мы уже пояснили или, по крайней мере, изобразили—все зависит от степени понимания—что должно случиться в День воскресения. На горе Преображения мы видим Моисея, представляющего ветхозаветных мертвых; и апостолов, представляющих новозаветных мертвых. И здесь же находим Илию, несомненно, одного из двух ветхозаветных лиц, о которых говорят как о “восхищенных”. И послания Павловы совершенно четко указывают на то, что во время пришествия Христа Иисуса за Своим народом, некоторые будут восхищены. “Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся вдруг, во мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся; ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему—облечься в бессмертие. Когда же тленное сие облечется в нетление и смертное сие облечется в бессмертие, тогда сбудется слово написанное: “поглощена смерть победою”. “Смерть! Где твое жало? Ад! Где твоя победа?” Жало же смерти—грех; а сила греха—закон. Благодарение Богу, даровавшему нам победу Господом нашим Иисусом Христом! Итак, братия мои возлюбленные, будьте тверды, непоколебимы, всегда преуспевайте в деле Господнем, зная, что труд ваш не тщетен пред Господом” (1 кор. 15:51–58).

Итак, здесь говорится о восхищении и воскресении. Эта ситуация—историческая; это не витание в облаках чисто религиозной психологии или религиозной философии. В известный момент—на земле до последнего времени будут верующие—явится Христос и мертвые воскреснут. Вместе с тем, христиане, живущее в то время, преобразится в мгновение ока: в пространстве и времени. Интересно, что в ст. 58 Павел, рядополагая, во-первых, воскресение мертвых и, во-вторых, преображение живых, в отношении к нашей земной жизни, призывает к ответной реакции уже в нынешней ситуации. То есть, следует поникать так—согласно всему этому, будьте уже в земной жизни тверды, и так дальше.

В Первом послании к фессалоникийцам находим аналогичный пассаж относительно преображения и воскресения.

“Не хочу же оставить вас, братия, в неведении об умерших, дабы вы не скорбели, как прочие не имеющие надежды. Ибо, если мы веруем, что Иисус умер и воскрес, то и умерших в Иисусе Бог приведет с Ним. Ибо сие говорим вам словом Господним, что мы живущие, оставшиеся до пришествия Господня, не предупредим умерших; потому что Сам Господь при возвещении, при гласе Архангела и трубе Божией, сойдет с неба, и мертвые во Христе воскреснут прежде; потом мы, оставшиеся в живых, вместе с ними восхищены будем на облаках в сретение Господу на воздухе, и так всегда с Господом будем. Итак утешайте друг друга сими словами” (1 фесс. 4:13–18).

Однако здесь встает другой вопрос. Прекрасно, я воскресну из мертвых; но что происходит с христианином от смерти его до воскресения? Мне предстоит выйти из потока истории? Мне предстоит выйти из последовательности? Пребывает ли христианин между своей смертью и своим воскресением нигде? Не растворяется ли он в какой-то пустоте?

Ответ таков—“Нет”, и Писание здесь не оставляет места никакой двусмысленности. Например, в Лк. 23:43, Иисус, обращаясь к умирающему на кресте разбойнику, обещает, что “ныне же”, то есть, в тот же день, в той конкретной, исторической последовательности, еще до заката солнца (поскольку с закатом солнца заканчивался иудейский день), “будешь со Мною в раю”. Он будет не где-нибудь, не в философском “ином”, а вместе со Христом в раю.

О том же, кажется, категорически высказывается во 2 кор. 5:4–8 и Павел: “Ибо мы, находясь в этой хижине” (речь идет о живых, пребывающих в этом теле),  “воздыхаем под бременем, потому что не хотим совлечься, но облечься, чтобы смертное поглощено было жизнью. На сие самое и создал нас Бог, и дал нам залог Духа. Итак мы всегда благодушествуем; и как знаем, что, водворяясь в теле, мы устранены от Господа,—ибо мы ходим верою, в не видением,—то мы благодушествуем и желаем лучше выйти из тела и водвориться у Господа”.

Библия свидетельствует лишь о двух состояниях христианина: быть здесь во плоти; или, умерев, быть с Господом. Разве не о том же в точности свидетельствует на кресте Иисус? Христианин по смерти не представлен выпавшим из последовательности, не изображен пребывающим нигде, во всяком случае, не больше, чем представлен выпавшим из последовательности или пребывающим нигде между воскресением и Вторым пришествием Иисус.

Несомненно, в связи с этим на ум не могут не прийти многие и многие умершие. Это не богословский, теоретический вопрос; это еще и весьма практический вопрос. Мы говорим здесь о множестве умерших: ветхо– и новозаветных верующих. Мы говорим здесь в том числе и о наших возлюбленных. Где они пребывают теперь? Думается нам и о себе не в меньшей мере. Мы можем умереть до Второго пришествия Иисуса, хотя каждый из нас лелеет надежду на то, что он будет здесь, когда Иисус вернется. Но если мы умрем, где каждый из нас окажется тотчас по смерти, если к тому времени Иисус не явится на землю во второй раз?

Секулярная точка зрения, естественно, немедленно помещает жизнь после смерти или в ничто, или в саванную область—сферу бесконечности и бесформенности, проникающей в дверные щели и замочную скважину, что твой туман. Новое либеральное богословие может говорить о жизни после смерти или отвергать ее, или наделять ее неопределенным качеством, которое представляется нам лишенным всякого смысла. Не такова библейская истина. Будучи на горе Преображения, мы видим Илию в свое время восхищенного, но оставшегося при своем теле. Резона полагать иначе у нас не возникает. Он беседует с Моисеем и Христом. Здесь говорится о Моисее, который увидел тление и был погребен. Однако, не он ли теперь участвует в беседе, не его ли мы наблюдаем здесь? Он узнаваем, с ним можно общаться.

О том же идет речь и в коллизии Саула и Самуила, явившегося по вызову аэндоррской волшебницы. Несомненно, Саул общался ни с чем иным, как с духом Самуила, но разве не состоялась тогда коммуникация, разве не было узнавания?

Однако, что ни говори, всего тверже слово Самого Иисуса, которое Он изрек по воскресении из мертвых. Когда Иисус воскрес из мертвых, ученики подумали, что это дух, принявший Его обличие. Таково не материалистическое, а супернатуралистическое мировоззрение. И в самом деле, имея такое мировоззрение, они бы нисколько не удивились, увидев духа. Допустить же факт физического воскресения они просто не приготовились. Вот почему Иисус и говорит им весьма резко, но по сути дела с любовью: “Ибо дух плоти и костей не имеет, как видите у Меня” (Лк. 24:39). А потом, в пику предположению учеников, следует такое заявление (у Луки же): “Есть ли у вас какая пища?” Христос имел в виду следующее: Если дадите Мне поесть, то убедитесь в том, что Я—не просто дух. Иисус не говорит им: Бессмысленные, неужели бы вы увидели Меня, если бы Я был только дух? Но другое говорит им Христос. Он не медлит утвердить реальность того, что ученики видят Его и данное видение не следует подвергать сомнению. Они имели полное основание полагать, что могли общаться с Ним, будь Он только дух. Не обличие Его, и не возможность беседования с Ним служили доказательством ошибочности предположения учеников. Вполне убедительным свидетельством физического воскресения Христа выступал тот факт, что Он ел перед ними.

Итак, Моисей, увидевший тление, стоял на горе Преображения. При этом нашему взору открывается поток  искупленных, сознательных личностей, некогда умерших. При этом у нас нет резона полагать, что все они совершенно неузнаваемы. У нас нет основания думать, что все это одинокие и страждущие духи, лишенные Христа, отрезанные от общения друг с другом. Христианин призван, предощущая физическую смерть, не ужасаться, но понимать, что в самый миг смерти, если он принял спасение через Христа-Спасителя, он может преобразиться в тот же миг, каким бы тот миг ни был. Не бойтесь смерти! Несомненно, главная данность состоит в следующем: христианин по смерти тотчас попадает ко Христу. Нет основания полагать, что христиане по смерти лишатся общения со Христом. Выйти из тела значит водвориться у Господа: не быть только сознанием, но пребывать у Господа.

Далее, мне хотелось бы еще раз для придания большей силы указать на следующее обстоятельство: в пребывании умерших христиан со Христом не надо видеть психологическую припарку, и порукой тому—авторитет Библии. Мертвые и в самом деле пребывают в сознательном состоянии со Христом. Они водворены у Господа. Таков структурный элемент мироздания в целокупности. Такой же структурный элемент целокупности мироздания, как и вы, сидящий сейчас за столом и читающий эту книгу. Не в философском “ином”, повторимся, а в реальности, мертвые пребывают во дворах у Господа своего. Важнейшим фактором здесь представляется фактор времени. Того разбойника не было во дворах у Господа, пока он не попал туда.

Осмысленная последовательность. Ход событий многозначителен для разбойника на кресте, поскольку время мчится к тому блаженному моменту, когда часы пробьют и он вернется на землю со Христом. А время идет и идет. Для разбойника на кресте, пусть у него нынче и нет своего тела, важна последовательность.

И все-таки тезис, который мне хотелось бы утвердить на данной стадии исследования истинной одухотворенности, состоит в том, что в презентированном нам устройстве вселенной есть два равных модуса реальности. Мы пребываем в мире видимом, но есть христиане, умершие и ныне водворившиеся у Господа. Это никак не старомодное воззрение, не род “трехэтажного мировоззрения”. Таков библейский взгляд на истину: есть два модуса, два потока, две линии пространственно-временной реальности—одна из них— зримая, другая—незримая.

С этими двумя линиями, презентированными нам, двумя равновеликими модусами действительности, мне хотелось бы вернуться к заключению предыдущей главы. Предлагая нам жить, как если бы мы умерли, отправились на небо, увидели там истину, и вернулись обратно в сей мир, Бог не просит нас действовать из чисто душевных побуждений, Он просит нас поступать в полном согласии с реальностью. Иными словами, Он вменяет нам поступать с учетом этой второй линии, второго рукава, потока реальности—незримого модуса, в который мы лично перейдем в промежутке между своей смертью и возвращением в прославленных телах в сей зримый мир по Втором пришествии Христа. Следовательно, ныне я обязан жить посредством веры, основанной на том, что было, то есть, на основании смерти Христа и воскресении Его; на том, что есть, например, второй поток реальности в незримом ныне; и на том, что будет, то есть, на основании моего грядущего воскресения из мертвых и возвращения со Христом. И это вовсе не смирение перед судьбой, как мы убедились выше. Бог будет обращаться со мной таким, каким Он сотворил меня; то есть, тварью по Его образу и подобию—Он будет обращаться со мной как с человеком, а не мыслящим тростником или мертвым камнем. Имеются небиблейские формы “одухотворенности”, которые почти целиком и полностью полагаются на некоторый род “резиньяции”. Библия отвергает такое понимание. Ты не животное на лугу. Дело идет не о голом смирении, наш покой должен быть оперативным, в нашей пассивности должен содержаться элемент активности. Нам должно быть тварью, ибо мы как таковые мы—тварь. Но во Христе нам дана возможность, мы призваны, быть тварью по свободному выбору доброй воли, тварью прославленной. Благодаря оперативному покою, активной пассивности, мы суть тварь не по необходимости, а по свободному выбору доброй воли, здесь, в настоящем пространственно-временном, историческом мире. Когда я прихожу к сему месту, независимо от того, сколько раз я проповедовал на эту тему, или учил об этом, у меня перехватывает дыхание.

И все же, если быть ближе к делу, надобно спросить следующее. Как же это можно существовать этак? Что ответить на это как? Как теперь жить, если мы должны считать это не просто некоторым абстрактным “религиозным” переживанием, эмоциональным и временным комплексом, неопределенным, бессодержательным, бессмысленным экзистенциальным опытом? Если я не признаю подобной интерпретации, как мне следует решать этот вопрос о том, как же? С чего начать? Должен ли я, чтобы отыскать надлежащий ответ, заняться самобичеванием? Надо ли мне стремиться к экстазу или какому-то экзотическому переживанию? Ответ на все подобные вопросы будет отрицательным. К счастью, этот ответ не лежит в плоскости тех представлений, которые двадцатый век подает в упаковке модных религиозных идей. Ответ на наши вопросы лежит сугубо в плоскости практики.

“Ибо мы, находясь в этой хижине, воздыхаем” (это место мы рассматривали выше) “под бременем, потому что не хотим совлечься, но облечься, чтобы смертное поглощено было жизнью. На сие самое и создал нас Бог, и дал нам залог Духа” (2 кор. 5:4, 5).

Иначе говоря, Бог сводит в этом отрывке оба потока реальности воедино: наше посмертное водворение у Господа и, с равной значимостью, действие в нас Святого Духа в нашем актуальном состоянии, после принятия спасения через Христа-Спасителя. Замечательно, что Бог сводит оба фактора воедино. Он не хочет, чтобы мы полагали о том и другом разнопланово. Я непременно водворюсь у Господа, по смерти. Ныне почившие христиане, в том числе и мои возлюбленные, пребывают с Ним. Но уже ныне во мне обитает Святой Дух.

Не о том ли говорится и в Евр. 12:22–24: “Но вы приступили к горе Сиону” (Кто приступил? Те, что приняли спасение через Христа-Спасителя и еще остаются в земной жизни) “и ко граду Бога живого, к небесному Иерусалиму и тьмам Ангелов, к торжествующему собору и Церкви первенцев, написанных на небесах, и к Судии всех Богу, и к духам праведников, достигших совершенства”.

Отсюда узнаем, что все мы уже ныне соединены с теми людьми, и это, несомненно, приводит нас к учению о мистическом единстве Церкви (о ныне живых и умерших), но это учение мне не хочется разбирать здесь в качестве одной из “доктрин”. Мы исследуем ныне проблему реальности: Бог связывает нас в настоящем времени с реальностью тех, что пребывают ныне в ином измерении. Они водворились там; они видят Христа лицем к лицу; они умерли, у нас, живых, имеется залог Святого Духа.

Памятуя об этом, рассмотрим Гал. 2:19, 20—отрывок, к которому мы уже обращались не раз по ходу данного исследования: “Я сораспялся Христу, и уже не я живу, но живет во мне Христос. А что ныне живу во плоти” (то есть, пока не умер), “то живу верою в Сына Божия, возлюбившего меня и предавшего Себя за меня”.

Эти стихи распадаются на три сегмента: “ Я сораспялся Христу” (пауза) “и уже не я живу” (пауза), “но живет во мне Христос. А что ныне живу во плоти” (то есть, пока не умер), “то живу верою в Сына Божия, возлюбившего меня и предавшего Себя за меня”.

Здесь мы узнаем, что Христос воистину живет во мне, если я исповедую Его своим Спасителем. Иначе говоря, мы слышим здесь слова Иисуса, обращенные к разбойнику на кресте: “Ныне же будешь со Мною в раю”. Христос на полном основанием мог сказать, “Ныне же будешь со Мною в раю”, имея в виду буквально то, что сказал. Умереть значит быть с Господом. И это не просто образное представление, какая-то идея, но реальность. Между тем Христос, Тот Самый Христос, обещает мне столь же определенно, что если я принимаю спасение через Христа—своего Спасителя, Он будет жить во мне. Обе реальности равновелики. Обе реальности сливаются в единый поток актуальной действительности, и обе равнообещаны. Почившие христиане уже водворились у Христа, а Христос обитает ныне в живых христианах. Он обитает во мне. Христос, распятый на кресте, Христос, завершивший Свое дело, Христос ныне прославленный, ныне обещает (Ин. 15) принести практический плод через христиан—не так ли и жизненные силы виноградной лозы приносят плод?

Вот он реальный христианский мистицизм. Христианский мистицизм нисколько не походит на нехристианский, но вместе с тем я настаиваю на том, что это все-таки мистицизм. В действительности это мистицизм в конечном счете глубочайший, поскольку покоится не на чистом бессодержательном опыте, а на пространственно-временной реальности истории—пропозициональной истине. При этом в настоящем христианском мистицизме не надо отвергать роль и значение разума, интеллекта. Не должно наносить при этом никакого ущерба ни личности человека, ни индивидуальности его. В восточном мистицизме—в который Запад ныне окунулся очертя голову, и утратил смысл истории, содержание и истину библейской фактографии—в конечном счете личность утрачивается. Иначе в рамках восточного мистицизма и быть не может. Вспомните миф о Шиве, являющемся одним из обликов универсума. Он явился и полюбил смертную женщину. Шива любовно обнял эту женщину и та немедленно исчезла—он же обратился в бесполое существо. Таков восточный мистицизм. Он основан на утрате личностью своей оригинальности, неповторимости. Не таков христианский мистицизм. Христианский мистицизм есть общение со Христом. Христос приносит плод с моего, христианского содействия, при этом я не утрачиваю индивидуальной личности, и меня при этом не употребляют в качестве мыслящего тростника или мертвого камня, или чего-то еще.

Во множестве библейских мест отношения христиан с Иисусом Христом уподобляются отношениям жениха и невесты. Кто же Он, мой “Жених”? Мой Жених—это Иисус Христос, дело Которого свершилось; это Иисус Христос умерший, воскресший из мертвых, вознесшийся и прославленный. Христос, а не чистая идея. Христос, Которого видели по воскресении ученики; Христос, Которого видели Стефан, Павел; Христос, Которого видел Иоанн. Вот каков Христос, являющийся моим Женихом. Пристойно было бы сказать, что в этом смысле мы все—женского рода. Христос—наш Жених; мы же—христиане—Его Невеста.

“Так и вы почитайте себя мертвыми для греха, живыми же для Бога во Христе Иисусе, Господе нашем” (Рим. 6:11).

Эта глава толкует об освящении и, начиная с Рим. 5 имя Иисуса Христа проходит как бы нитью, на которой нанизаны все жемчужные бусины.

“Итак, оправдавшись верою” (в прошлом), “мы имеем мир с Богом” (в настоящем) “чрез Господа нашего Иисуса Христа” (Рим. 5:1).

“Бедный я человек! Кто избавит меня от сего тела смерти: Благодарю Бога (моего) Иисусом Христом, Господом нашим. Итак тот же самый я умом (моим) служу закону Божию, а плотию закону греха” (Рим. 7:24, 25).

“Но все сие преодолеваем силою Возлюбившего нас” (Рим. 8:37).

Христос ныне пребывает с теми, кто в раю. Но Христос обещает—Тот Самый Христос и столь же определенно—христианам, что и ныне Он непременно будет приносить плод Свой через нас, в условиях нашей земной действительности. Уже теперь сила распятого, воскресшего и прославленного Христа станет приносить этот плод через нас.

Под конец данного исследования оснований христианской жизни и подлинной одухотворенности, прежде обращения к иным основаниям, проясним для себя следующие три важных момента.

Во-первых, ответим на вопрос, как сила распятого, воскресшего и прославленного Христа может приносить этот плод через нас. Ведь нам самим это не по силам. Мы также не можем на деле приносить плода, опираясь только на непреложность того факта, каким бы чудесным он ни был, что мы в очах Божьих, пребывая во Христе, по закону умерли и воскресли. Этого обстоятельства нельзя преуменьшить. Мы действительно умерли и воскресли со Христом, и это следует понимать. По закону в действительности всё обстоит именно так, ибо Христос умер, и расплатился за наши грехи. Поэтому, желая приносить плоды, мы стремимся делать нечто действительно законное. Но приносить плоды не значит поступать на основании одного лишь вышеозначенного факта, каким бы чудесным он ни был и какое бы благоговение пред собой ни вызывал. Дело идет о большем. Ответ на вопрос, как станем мы приносить плоды христианской жизни, таков: этим через нас займется Иисус Христос. Делателем станет Христос, ибо Он—активное начало.

Во-вторых, речь идет о посредничестве Святого Духа и ниже мы разберем это положение подробнее. “А надежда не постыжает, потому что любовь Божия излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам” (Рим. 5:5).

О чем здесь говорит Павел? Он говорит, что человек, начинающий поступать согласно реальности, как было показано выше, не постыжается на опыте. Почему? “Потому что любовь Божия излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам”.

“Но ныне, умерши для закона, которым были связаны, мы освободились от него, чтобы нам служить (Богу) в обновлении духа, а не по ветхой букве” (Рим. 7:6).

В чем же разница? Разница в Святом Духе, а не в самой “новой идее”. Нам самим этого не сделать. Есть Святой Дух, Который дается нам, чтобы это “служение” сделалось возможным.

В конце раздела (Рим. 1 – 8), посвященного духовному возрастанию христианина, роль Святого Духа, посредника всей Троицы, в житии христианина не по плоти, а по духу, предстает со всей мощью в гл. 8.

Рим. 8:13 концентрированно излагает суть этой великой, центральной главы, посвященной описанию дела Святого Духа, творимого за и для христиан. “Ибо (поскольку), если живете по плоти, то умрете, а если духом умерщвляете дела плотские, то живы будете”. Святой Дух на этот раз представлен в качестве действующей силы и представителя прославленного Христа. Нашей силы явно недостаточно, и наше внимание привлечено к силе и делу прославленного Христа при посредстве Святого Духа. Воистину, об этом и говорят слова Христовы: “Не оставлю вас сиротами; приду к вам” (Ин. 14:18).

Мы не можем здесь развивать эту мысль подробно, однако укажем, что ст. 2 кор. 13:13, который обычно используется для благословения, говорит о том же самом: “Благодать Господа (нашего) Иисуса Христа, и любовь Бога (Отца), и общение Святого Духа со всеми вами”. Общение, иначе говоря, коммуникация, Святого Духа представляет действующую силу Троицы—Святого Духа, вот почему Христос имел все основания обетовать (Ин. 14), что не только Он не оставит нас сиротами, но вместе с Отцем пребудет с нами. Действительно, исследуя  книгу Деяний, находим, что в ранней Церкви трудилось не сообщество сильных людей, но прославленный Христос, наделявшего их Своей силою при посредстве Святого Духа. Точно так же должно быть и с нами.

Однако, в-третьих, с нашей стороны не должно быть одной лишь пассивности. Как мы уже разобрали выше, мы не можем приносить плода в христианской жизни, действуя на свой страх и риск, или своей энергией; во всяком случае, не больше, чем могли бы оправдаться собственными делами и силой. Но опять же, как и в случае оправдания, я не являюсь пассивным мыслящим тростником или мертвым камнем.

Выпукло и рельефно очерчивает это положение, как мне кажется, ответ Марии на вопрос Ангела (Лк. 1:38). Ангел этот является Марии со словами: Дева! Ты родишь обетованного, долгожданного Мессию. Это было уникально-неповторимое обетование. Там было заложено нечто совершенно необычное: Рождество всевечного второго Лица Троицы в этом мире. Каков же ответ Марии? Оказывается, Святой Дух зачнет в ее чреве. По-моему, она могла выбрать один из трех возможных ответов. Мария—это юная иудеянка лет, возможно, , обрученная с Иосифом. Нет никаких оснований полагать, что тот был пожилой человек, хотя известные художники любили изображать его именно таким. Они делали так, ибо такой была римско-католическая ментальность, как будто бы после Рождества Христова у Иосифа и Марии не было общих детей.

Здесь Мария, юная иудеянка лет семнадцати–восемнадцати, обрученная с Иосифом, не обделенная нормальной эмоциональной сферой, находится в рядовой исторической ситуации; и вдруг ей говорят, что она родит Дитя. У нее была возможность отвергнуть Божий замысел и сказать: “Я не желаю сего; я желаю отказаться; я желаю избежать сего. Что подумает Иосиф!” И мы знаем, что подумал Иосиф позднее. По-человечески мы не могли бы осудить ее за эти чувствования. Но Мария не сказала ничего похожего.

Второе—и нам рискованно рассуждать об этом, ибо мы теперь переходим к христианской жизни—Мария могла сказать: “О, если мне даны такие обетования, я приложу все силы и старания, характер и энергию, чтобы осуществить обетованное. Господь обетовал мне, и я непременно произведу на свет Дитя без участия мужчины”. Если бы она ответила так, ей никогда бы не принести Дитя. Она бы не смогла родить без содействия мужчины, по собственной воле, как не могла и не может ни одна девица на свете.

Но у Марии был и третий вариант ответа. Прекрасный, чудесный ответ. Она говорит: “Се, раба Господня; да будет Мне по слову твоему”.

Вот образец оперативного покоя, активной пассивности. Мария по свободному выбору доброй воли предала собственное тело Богу, дабы Господь сотворил с ним то, что Он обетовал ей, и произошло Рождество Христово. Мария вся, и телом тоже, предалась Богу. Отдалась в ответ на это обетование, да; но не совершила того сама. Вот оно прекрасное, поразительное, личностное выражение отношений между конечным бытием, тварной личностью и Богом, которого она, эта личность, любит всей душой. Вот почему это совершенно уникальное событие, которое не должно смущать нас; только одна девственница принесла плод чрева своего—Мария. Вместе с тем, это поясняет нам как можно быть Невестой Христовой. Мы пребываем в подобной ситуации в том смысле, что имеем те великие и ошеломляющие обетования, о которых рассуждали выше, и, с одной стороны, не можем представлять собой абсолютно пассивных существ, как бы не имеющих никакой части в этом, будто ныне Бог перестал обращаться с нами как с людьми; и, с другой, не можем полагать, что способны совершить это самостоятельно. Если нам надлежит приносить явные, практические плоды христианской жизни, или скорее, если Христос должен приносить эти плоды через нас при посредстве Святого Духа, то непременно должны иметь место перманентные действия веры, рассуждения: “Я ищу Тебя , мой Господь, согласно Твоим обетованиям, чтобы исполнить их. О, Иисус Христос, принести плод Свой через меня в этот бедствующий мир!”

Вот что я имею в виду под словами оперативный покой, или активная пассивность. И я уверен в том, что это вовсе не пустые слова; они прекрасны. Восхвалите, вострубите трубою, восхвалите на звучных кимвалах, воспойте на многострунных орудиях! Есть надлежащий выход: не надо биться, или удручаться—“Да будет мне по слову твоему”.

Итак, перед нами два потока реальности: ныне умершие и ныне живущие со Христом; мы же, имеющие “залог” Святого Духа отныне и далее, на основании реального дела, свершенного Христом, имеем доступ—не в теории, а на деле—к силе распятого, воскресшего, прославленного Христа при посредстве Святого Духа.

Человек не может стяжать истинной одухотворенности собственной силой. Ответ на вопрос, “как” достичь подлинной христианской жизни, истинной одухотворенности, один: “Так и вы почитайте себя” (посредством веры), далее идет негатив: “мертвыми для греха”; а затем и позитив: “живыми же для Бога во Христе Иисусе, Господе нашем” (Рим. 6:11). Таков единственно верный ответ на этот вопрос—другого не существует. Речь идет о действии силы распятого, воскресшего и прославленного Христа при посредстве Святого Духа, по вере.

 

[5] В англ. тексте until, пока.—Прим. перев

[6] В англ. Тексте until-ness.—Прим. Перев.