Фрэнсис Шеффер

Истинная одухотворенность

   Состояние расколотости между человеком и ближним

12. Существенное исцеление и межличностные отношения

 

Обращаясь к проблеме личности и, в особенности, к ее узловым вопросам, любви и общению, следует указать, что решающим фактором здесь выступает Бог-Личность. Христианская система философствования и подлинная одухотворенность начинаются с постижения беспредельности и личностных свойств Бога; причем главное здесь то, что Он—Бог-Личность. Вот почему личность является в масштабах зримой и незримой вселенной феноменом воистину ценнейшим и важнейшим. Личность—не игра воображения и не случайная форма.

Красной нитью в Слове Божьем проходит одна ясная и простая мысль: Бог как Творец обращается с человеком как тварью, учитывая Свою и человеческую личностную природу. Вот почему Бог всегда обращается с человеком как Личность. Отношения Бога с человеком всегда носят характер межличностных. Более того, будучи беспредельным, Бог может обращаться с каждым из нас как с уникальной человеческой личностью. Бог способен обращаться со всеми людьми на межличностном уровне постольку, поскольку Он бесконечен. Мы также находим, что Божье обращение с человеком никогда не бывает механистическим. В отношениях Бога с человеком механистические моменты исключены. Отношения Бога с человеком также не являются законными по приоритету, хотя надлежащие законные аспекты этих отношений, конечно, имеются, поскольку они характеризуют конституцию Божеского естества. Библейский Бог отличается от пантеона, сотворенного человеком. Бог как носитель личностных качеств и выступает в качестве вселенского закона—закона всеобщего и совершенного. Согрешая, человек преступает закон Божий, и, нарушив этот закон, становится виновным пред Богом, из-за чего у Бога  нет иной альтернативы как наказать человека в надлежащем, законном отношении. Стало быть, все мы, преступники Божьего закона, должны прежде обращения к Богу, найти оправдание. И все же, несмотря на то, что Бог в реальности наказывает нас в надлежащем, законном отношении, Он обращается с нами в основном не по закону, а как Личность с личностью.

В этой главе речь пойдет об истинной одухотворенности в плоскости отчуждения человека от ближних. Первым “другим”, которого мы должны рассмотреть в соответствии с объявленной темой, является не другой человек, а Сам Бог.

Мы должны стараться поступать с ближними так, как поступает с нами Бог, учитывающий Свою и нашу личностную природу; мы обязаны, помышляя о Боге и вступая с Ним в общение, обращаться с людьми таким же образом. Никогда не следует считать свои отношения с Богом механистическими. Вот почему жесткая жреческая власть духовенства всегда порочна. Невозможно посвящаться Богу механистически; невозможно общаться с Ним только на легалистской основе, хотя надлежащие законные отношения и должны существовать. Наши отношения с Богом после того, как мы стали христианами, должны быть всегда в основном межличностными.

При этом, несомненно, всегда сохраняется следующее различие между человеком и Богом, забывать о котором никак нельзя: Бог—Творец, а мы—тварь; стало быть, во всех своих помыслах и действиях в отношении Бога я всегда обязан помнить об отношениях Творца и твари. И все же данное условие не может отменить межличностной природы наших отношений  Богом. Вот откуда заповедь возлюбить Господа Бога всем сердцем, и всею душею, и всем разумением. Бога может удовлетворить только моя любовь к Нему. Я призван не только к оправданию. Человек призван прежде всего для личного общения с Богом и любви к Нему. Молитва и есть прежде всего межличностное общение (личностное, диалогическое отношение сопричастности человека и Бога), а не просто религиозное упражнение. Молитва, превратившаяся в религиозный ритуал, несомненно, перестает быть библейской.

Итак, начав с межличностных отношений по вертикали, то есть с Богом, рассмотрим отношения по горизонтали, то есть, с себе подобными. Как, вступая в “вертикальные” отношения, мы обязаны были помнить, что это отношения Творца и твари; так и в “горизонтальных” отношениях нельзя забывать о другом условии: отношения с ближними должны строиться на основе равенства общающихся. И хотя дело идет об отношениях равных партнеров по общению (а не об отношениях Творца и твари, или большего с меньшим), эти отношения по-прежнему носят характер межличностных. Священное Писание нигде не представляет межличностные отношения в механистическом плане; ничего подобного в Библии нет, поскольку мы—люди, сотворенные Богом, а не машины. Далее, наши отношения с ближними не должны строиться только на законе, хотя люди, конечно, должны строить свои отношения в должных законных рамках. Это положение легко высказать, но постичь в реальности не так легко. Очень часто и в разных ситуациях Церковь грешит, упуская существо этого положения.

Итак, кого я имею в виду, говоря о тех, с которыми мне надо поддерживать межличностные отношения, как о себе подобных? Подобные мне—это все человечество, все потомки Адама. В Деян. 17:26 сказано: “От одной крови Он произвел весь род человеческий для обитания по всему лику земли, назначив предопределенные времена и пределы их обитанию”. Мы как верующие, живущие по Библии, имеем в виду первочеловека Адама, и выводим отсюда совершенно конкретные, практические заключения: Подобные мне—это все произошедшие от Адама. Дело идет о всем человечестве, и я должен вступать в межличностные отношения, как равный с равными, со всеми людьми из числа тех, с кем у меня возникают те или иные связи.

Все человечество делится только на два класса; только на два; и Библия не оставляет на сей счет никаких сомнений: во-первых, это исповедующие Иисуса Христа своим Спасителем, и, во-вторых, отвергающие Его; человечество в целом делится на братьев во Христе, и всех остальных. Однако это не должно сбивать с толку христиан, ведь они должны поддерживать межличностные отношения со всеми, а не только с собратьями. Церковь всегда осознавала это, указывая на тот факт, например, что брачные отношения вменяются Богом не только для искупленных, но и для всех людей. Таково постановление Божье в отношении всего человечества. Грех неискупленного человека и отделение его от Бога не отменяет исполнения им гуманных постановлений Бога. Например, Господь Иисус Христос, вменяя нам Свою основную заповедь в отношении ближних, использовал слово “ближний”. Он сказал:: “Возлюби ближнего твоего, как себя самого”. Здесь не оставлено места для сегрегации христиан и нехристиан. Я обязан возлюбить ближнего своего, всякого человека, как себя. Христос ясно и просто указал на то, изложив притчу о добром самарянине (Лк. 10:27–37). Самое замечательное здесь состоит в том, что в последней заповеди Декалога употреблено аналогичное слово; там сказано, не желай ничего, что у ближнего твоего (Исх. 20:17). Всякий человек—это мой ближний, и с каждым надо обращаться в процессе межличностного общения, должным образом. Всякий раз, поступая с ближним машинообразно, мы отрекаемся от главного учения Слова Божьего: Бог есть Личность, сотворившая человека по Своему образу и подобию.

Вышесказанное можно выразить другими словами. Я сказал, что истиной в последней инстанции для наших помыслов и духовной жизни должен выступать только Бог. Истиной в последней инстанции не могут быть какие-либо сведения о Боге, а связь с самим Богом. То же верно относительно наших помыслов о ближнем. Истиной в последней инстанции здесь могут быть только индивидуальные и личные взаимоотношения, совершаемые в любви и общении. Заповедь Христова такова: любить ближнего, а не просто думать о нем, или делать для него что-то. Нельзя поддерживать надлежащих законных отношений—например, считать человека погибшим в законном контексте, ведь его таким видит святой Бог—не думая о нем, как о личности. Утверждая это, можно неожиданно постичь, что наша евангелизация предстает большей частью не просто “недохристианской”, но даже “недочеловеческой”—законнической и обезличенной.

Вместе с тем, разумеется, необходимо постоянно подчеркивать и другую сторону, особенно в эпоху пост-модерна, которая не оставляет времени для законных отношений. В “анти–законную” эру, подобную той, которую мы ныне переживаем, следует перманентно выдвигать на первый план мысль о том, что надлежащие законные отношения представляют сугубую важность. Они важны в области сексуальной и брачной жизни; они важны и в рассуждениях о надлежащих законных отношениях в Церкви, а также о ее непорочности. Тем не менее, никогда не следует упускать из виду сути этих отношений, которая состоит в том, что всякое человеческое существо—это человек.

Рассмотрим этот вопрос в другом ракурсе. Человек, поместивший себя, а не Бога, в центр мироздания, постоянно устремлен к внешнему, а не внутреннему. Он сделал себя предельной точкой интеграции в масштабах всего универсума. В этом суть его мятежа против Бога. Бог в аналогичной ситуации не имеет каких-либо проблем, поскольку, обращаясь к Себе, Он вступает в общение внутри Троицы; здесь следует особо указать на то, что троичные Лица любили друг друга и общались между собой еще до творения. Итак, когда Бог обращается к Себе как центру всего мироздания, общение и любовь не престают. Когда в себя ухожу я, в моем нутре мне общаться не с кем. Как похож всякий внутри себя на Минотавра, чудовище с головой быка, обреченного на полное одиночество в лабиринте острова Крит. Такова трагедия человека. Он неадекватен, и той его трагической расколотости в себе нет ни души, способной ответить ему.

Все это приводит не только к душевным расстройствам, но и губит мои отношения с ближними. С другой стороны, когда я начинаю мыслить и действовать как Божья креатура, я могу обратиться во внешний мир и вступить, как равный, в общение с ближними. Внезапно я прекращаю говорить сам с собой. Однажды, признав себя равным всем людям, я могу говорить на равных правах со всеми и каждым. Мне больше не надо вступать в автокоммуникацию, не надо сообщаться с собой как центром мироздания, как предельным центром коммуникации. Постигнув, что в реальности я вовсе не Бог и со времени грехопадения все мы, люди, грешны, я способен установить подлинно человеческие, гуманные отношения, не разбивая при этом самого себя в пух и прах, поскольку человеческие взаимоотношения здесь, в земной жизни, в принципе недостаточны, ибо несовершенны. Проблема с человеческими отношениями состоит в том, что человек без Бога не осознает, что все люди грешны, так что он излишне много взваливает на собственные личные отношения, которые в итоге сокрушаются и расстраиваются. Любовная связь мужчины и женщины в принципе не может быть достаточно прочной, чтобы ставить в зависимость от нее все остальное. Любовные связи всегда гибнут в попрании. По мере притупления остроты любовных чувств отношения мужчины и женщины расстраиваются. Если же я предстою тварью пред Богом, и вижу, что предельные отношения—это отношения с Богом, а человеческие отношения совершаются равными среди равных, я могу изъять из них все, что Богом усмотрено в них для меня, без взваливания всего их неподъемного строения на свои немощные плечи. Более того, постигнув тот факт, что никто из нас, людей, не является совершенством в земной реальности, я могу наслаждаться тем прекрасным, что будет оставаться в человеческих отношениях по мере того, как нечистое станет выпадать в осадок, ибо рассчитывать в сей земной жизни на их совершенство невозможно.

Вот самое  главное, что я должен постичь: человеческих отношений, достаточных до конца не может быть в принципе; не бывает отношений, удовлетворяющих всем потребностям и необходимым условиям. В пределе самыми достаточными отношениями могут быть только отношения с Богом. Мы, христиане, имеем подобные отношения, так что наши человеческие отношения могут быть крепкими, здоровыми, не будучи при этом достаточными. Мы, грешники, понимаем, что не представляем в условиях земной реальности совершенства, поэтому нам не надо отвергать всех человеческих отношений, в том числе супружеских или отношений с собратьями в Церкви, лишь потому, что они, оказывается, несовершенны. Благодаря делу, свершенному Христом, вполне возможно, при должном понимании этого обстоятельства с моей стороны, уразуметь и то, что мои отношения могут быть исцелены существенным образом уже ныне, в условиях земной жизни. Два собрата, оступившись и найдя в отношениях между собой брешь, могут прийти рука об руку ко Христу и, подчинив свой грех крови Его, подняться и пойти дальше. Подумайте, что все это может означать на деле в области межличностной коммуникации в рамках брачных, церковных отношений, отношений родителей с детьми, работодателей с наемниками, и так дальше.

То же самое можно сформулировать иными словами. Христианин должен быть живым свидетельством Высшего бытия. Однако, если мы по отдельности или вкупе, как Церковь, не устанавливаем отношений с ближними на основе межличностной коммуникации, как можно свидетельствовать им, что наш Бог есть Личность? Если из наших отношениях с другими людьми не следует того, что мы действительно серьезно относимся к межличностным связям, как можно молчать? Проявления эти, живые свидетельства, должны находить себе должное место; таково наше призвание: демонстрировать реальность межличностной коммуникации, а не только говорить о ее возможности. Если отдельно взятый, конкретный христианин вкупе со всей Церковью Христовой не дают Господу Иисусу Христу приносить в сем мире Его плода, явленного в сфере межличностных отношений, можно ли думать, что мир уверует во Христа? Отношения, лишенные любви, как море; им неведомы берега, ведь в них нет Бога. Со временем в этом безбрежном море утопают не только наши ближние, но и мы сами; однако, хуже всего то, что там, где вместо любви доминирует безразличие, гибнет явленность Бога. Будучи христианами, мы должны бежать лжеучений. Но и в самой гуще духовной брани против лжеучений мы не должны оставлять в забвении необходимости установления с людьми должных межличностных связей.

Всякий раз, когда я вижу в человеке нечто надлежащее, можно сказать, что надлежащее это начинает сводить мое эго к нулю, так что мне становится гораздо легче строить надлежащую коммуникацию с людьми. Всякий же раз, когда я вижу в ближних нечто аномальное, это опасно, поскольку способно превозносить мое эго, и, если такое случается, мои живые связи с Богом распадаются. Итак, когда правда за мною, я могу быть неправеден. Когда я ощущаю свою праведность, когда мое эго самоутверждается, моему богообщению приходит конец. Быть правым неплохо, но плохо занимать при этом неверные позиции и предавать забвению тот факт, что мои отношения с ближними должны быть всегда личными. Если я воистину люблю человека, как себя самого, я буду желать видеть его таким, каким он может быть на основе дела, свершенного Христом, поскольку именно этого я и желаю для себя лично благодаря делу, свершенному Христом. В противном случае подрывается все остальное, в том числе мое общение не только с человеком, но и с Богом. Таким по сути и является преступление второй великой заповеди: любить ближнего, как самого себя.

Это остается верным и в том случае, когда мой ближний отчаянно не прав, а я—прав. В 1 кор. 13 говорится, что любовь не радуется неправде, но именно об этом я и говорю здесь. Находя ближнего неправым, я не должен радоваться его неправде. И как же мне следует трезвиться всякий раз, попадая в ситуацию, в которой я прав, а мой ближний—не прав, чтобы не употребить этого в оправдание схватки за превосходство над ближним вместо того, чтобы помнить о должных пред Богом отношениях с собратьями!

Здесь встает практический вопрос такого свойства. Если мне следует почитать себя равным всем людям, но я вынужден жить в этом падшем мире, где должно устроять некий порядок, то откуда сей порядок исходить должен? Люди бились над решением этого вопроса веками. Хотя надо сказать в этой связи, что с библейской точки зрения этот вопрос не является трудным, оставаясь при том одним из важнейших в практическом смысле. Священное Писание проводит четкое различие между сутью человека—креатуры Божьей—и сутью тех отношений, которые установлены Богом между людьми и названы должными. Главное здесь—пятая заповедь Декалога: “Почитай отца твоего и матерь твою”. В этом вся суть. Имеются должные, в рамках закона, отношения между родителями и детьми. Однако отсюда не надо выводить того, что при надлежащих законных отношениях все другие отношения автоматически станут совершенными. Это далеко не так. Хотя мои дети и почитают меня, мои отношения с ними могут осуществиться не в полном объеме; они могут не оправдать всех надежд. Дети должны любить родителей, и родители должны любить детей на межличностном уровне, в надлежащем законном контексте, и, когда мы начинаем понимать это, мы начинаем понимать все остальное. Таковы отношения долженствования, хотя эти отношения и устанавливаются между  людьми, равными по положению. Усвоив это в глубине души, мы перестаем видеть трагическую проблему отцов и детей там, где ее нет. Мое дитя, еще малое, это ближний мне человек, равный мне, сотворенный в том же экзистенциальном круге бытия, что и я; так что по природе своей, врожденно, я не могу быть выше своего дитя. Пройдет несколько лет и между нами установятся новые отношения долженствования, но я должен понимать, глядя на своего ребенка и даже держа его на руках, что это дитя есть креатура Божья, то есть, такое же тварное существо, как я. Более того, если дитя принимает спасение через Христа уже в молодом возрасте, я не должен забывать, что тогда этот человек уже не только ближний мне, но и брат, или сестра, во Христе.

И это дитя также не должно иметь лишь надлежащие законные отношения с родителями; оно обязано вносить свой вклад в строительство личных отношений с ними по закону любви. Все, что умаляет значение личных отношений между родителями и детьми, неверно; и к тому же исполнено горести.

Вот новозаветное учение об отношениях человека с себе подобными: “И не упивайтесь вином, от которого бывает распутство; но исполняйтесь Духом, назидая самих себя псалмами и песнопениями духовными, поя и воспевая в сердцах ваших Господу, благодаря всегда за все Бога и Отца, во имя Господа нашего Иисуса Христа, повинуясь друг другу в страхе Божием. Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу... Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее... Так должны мужья любить своих жен, как свои тела: любящий свою жену любит самого себя, ибо никто никогда не имел ненависти к своей плоти, но питает и греет ее, как и Господь Церковь... Посему оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене своей, и будут двое одна плоть... Так каждый из вас да любит свою жену, как самого себя; а жена да боится (своего) мужа. Дети, повинуйтесь своим родителям в Господе, ибо сего требует справедливость. “Почитай отца твоего и мать”, это—первая заповедь с обетованием: “Да будет тебе благо, и будешь долголетен на земле”. И вы, отцы, не раздражайте детей ваших, но воспитывайте их в учении и наставлении Господнем. Рабы, повинуйтесь господам (своим) по плоти со страхом и трепетом, в простоте сердца вашего, как Христу, не с видимою (только) услужливостью, как человекоугодники, но как рабы Христовы, исполняя волю Божию от души, служа с усердием, как Господу, а не (как) человекам, зная, что каждый получит от Господа по мере добра, которое он сделал, раб ли, или свободный. И вы, господа, поступайте с ними так же, умеряя строгость, зная, что и над вами самими и над ними есть на небесах Господь, у Которого нет лицеприятия” (Еф. 5:18–22, 25, 28, 29, 31, 33; 6:1–9).

В каждой ситуации, упомянутой здесь, имеется как бы две стороны: законный контекст и добрые, стабильные личные отношения в пределах данного контекста. Это истинно как в отношении мужей с женами, родителей с детьми, так и работодателей с работниками. Интересно отметить, что Библия также определяет рамки легальных отношений с теми, кто поставлен Богом в государстве управлять нами. Но и здесь просматриваются личные отношения, ведь мы обязаны упоминать их в своих молитвах.

Хаос противоположен Церкви, в которой доминирует внутренняя упорядоченность, закономерность, осмысленность. В 1 Пет. 5:1–3 читаем: “Пастырей ваших умоляю я, сопастырь и свидетель страданий Христовых и соучастник в славе, которая должна открыться: пасите Божие стадо, какое у вас, надзирая за ним не принужденно, но охотно и богоугодно, не для гнусной корысти, но из усердия, и не господствуя над наследием Божиим, но подавая пример стаду”. В отношениях Церкви Господа Иисуса Христа мы отмечаем наличие и отношений долженствования, но в средоточии этих отношений Петр молит пастырей поддерживать со стадом живые и практически действенные личные отношения. Таким образом, и в Церкви следует держаться порядка, устава, чина, как в семье и в государстве. Конечно же, здесь должен быть порядок долженствования, но даже в простейшем служении, о котором говорится в Писании, имеется персональный аспект, эмфаза в пределах правил, установленных в рамках закона. Пастырь Церкви—это должностное лицо. Но как проповедующие пастыри, так и пастыри управляющие,—это “служители”, и само слово “служитель” свидетельствует о межличностных отношениях, а не обезличенных отношениях господства–подчинения. Разумеется, порядок в Церкви поддерживать надо, однако, пастырь проповедующий, как и пастырь управляющий, будучи служителями, должны строить межличностные отношения на основе любви к ближним; и даже тогда, когда те неправы и нуждаются в увещевании.

В сфере долженствования, все равно в Церкви, семье или государстве, всё между людьми должно строиться на основе межличностных отношений. Человек есть мятежник, и в мире юдоли и печали надо наводить порядок, но, если я прибегаю к своим тем или иным властным полномочиям, данным от Бога, все равно в государстве, дома или на производстве, то я обязан поступать всегда для славы Божьей и во благо ближних. Если мне в положении наделенного “служением” на том или ином жизненном поприще необходимо принимать судебные решения на основе закона, я обязан по доброй воле и в полном сознании демонстрировать то, что все исполняемое мною делается, дабы говорила только Библия. У меня нет подлинной, присущей мне лично, силы, власти, авторитета; я такое же творение и такой же грешник, как и все люди. Всякий раз, приходя на святое место, я должен отправлять свое служение с трепетом, поскольку я постиг из Слова Божьего, что настанет день и я дам отчет в своем управлении, и не только касательно надлежащих законных отношений, но и личных тоже.

Одна из проблем гуманистического сознания состоит в том, что гуманист “любит” человечество в целом—Человека с большой буквы, человека как идею—и при этом предает забвению индивидуальность, неповторимость, оригинальность человеческой личности. Христианское вероучение должно демонстрировать в этом плане полную противоположность гуманизму. Как христианин, я не могу любить абстракцию, я обязан любить отдельно взятого, конкретного человека в матрице межличностных отношений. Он не должен казаться мне безликим, иначе я отвергаю все, во что верую. Такое понимание дорогого стоит, поскольку мы живем в падшем мире, и сами мы падшие твари.

Теперь зададимся вопросом, что происходит, когда кто-то несет урон от моего греха? Библия учит, что, если мы исповедуем этот грех пред Богом, то крови Господа Иисуса Христа достаточно, чтобы омыть нас от нравственной виновности. Как христиане, мы настаиваем на том, что весь грех в конечном счете направлен против Бога. Творя человеку злое, я грешу против Бога. Однако не забудем, что это никак не меняет факта сотворенности человека по образу и подобию Бога и того еще, что человек, которому я причиняю зло, является носителем подлинных, личностных качеств. И это положение должно быть для меня важным не только в теории, но и на практике, а также в моем живом свидетельстве. Мой собрат не есть ничтожество, ибо он есть образ и подобие Божье. Это однозначно относится ко всем людям; в равной мере христианам и нехристианам. Мой собрат запутался, погиб, но он по-прежнему человек. И если Бог говорит, “Дитя Мое, сей грех ты совершил не против Меня; в сем грехе ты причинил зло ближнему”, я должен отвечать, “Господи, что мне делать?” И Слово Божье дает четкий ответ: “Пойди, исправь отношения с тем, кого обидел. Человек, которому ты нанес урон, предо Мной не пустое место ”.

Однако как я обыкновенно отвечаю, если Бог говорит мне, “Пойди, исправь”? Обычно я говорю: “Господи, как это унизительно!” И все же, воистину, если я, согрешив, хочу просить прощения у Бога, то обязан просить прощения у того, кого я обидел. Как я могу искать прощения греха у Бога, когда не хочу повиниться перед человеком, которому причинил зло? А ведь он ровня мне, он мой собрат, он такой же человек, что и я. Подобное “покаяние” было бы лишь бессмысленным лицемерием, ханжеством, притворством. Вот почему многие из нас омертвели в личной бытийности. Нельзя попирать человеческие отношения и думать, что наше отношение к Богу при этом будет оставаться любящим, прекрасным и живым. Речь идет не только о том, что праведно с точки зрения закона, но и об искренних межличностных отношениях на основе того, кто я, и кто тот человек, которого я оскорбил.

В Иак. 5:16 читаем: “Признавайтесь друг перед другом в проступках и молитесь друг за друга, чтобы исцелиться: много может усиленная молитва праведного”. Здесь говорится, что мы обязаны признаваться в своих проступках не перед священником или людьми, имеющими в этом интерес, хотя и они тоже несут урон, а перед теми, кому сотворили злое. Увещевание это очень простое, но как же трудно покориться человеку в нынешнем, несовершенном состоянии! Как трудно пойти и сказать человеку, “Прости меня”, ведь это значит унизиться; и прежде всего, пред Богом, а потом и перед обиженным человеком. Хочу здесь еще раз указать, что в этой ситуации предо мной человеческое существо, индивидуальная личность, сотворенная по образу и подобию Бога. Следовательно, никакого унижения в подобной ситуации не может быть и в помине, поскольку всем тем, что составляет содержание этого понятия, Бог хочет установить мое равенство с оскорбленным. Будучи ему ровней, я буду абсолютно прав, когда скажу ему, “Прости меня”. И только желание возвыситься над ним порождает во мне страх перед исповеданием греха и покаянием перед ним.

Если я поддерживаю реальные отношения с Троицей, мои человеческие отношения становятся с одной стороны более важными, поскольку я понимаю какова цена человеку, а с другой менее важными, поскольку я не претендую на место Бога в этих отношениях. Вот почему я могу пойти и сказать человеку: “Прости меня, я виноват пред тобою; вот там и здесь я причинил тебе зло”, не повреждая при этом точке конденсации моего микрокосма, ибо я принадлежу больше не себе, а Богу. И не стоит для этого ждать, пока не явятся великие потрясения; особенно это касается отношений среди братьев и сестер во Христе. Не надо почивать на лаврах, ожидаючи кого-то, который придет и примется реставрировать мои отношения с ближним. Все это мне следует делать самому, причем миг за мигом и день за днем.

Таково реальное общение, или коммуникация. Наши современники задаются вопросом, стоит ли некая реальность за понятием “личность”, является ли реальностью сама коммуникация, и вообще какой в этом смысл. Мы, христиане, можем говорить до посинения, но все наши слова будут бессмысленны до тех пор, пока мы не станем демонстрировать подлинной межличностной коммуникации. Когда я, как христианин, прихожу к человеку и говорю ему, “Мне очень жаль, прости меня”, я не только верно и благоугодно поступаю пред Богом, но и вступаю в большой диалог—коммуникацию, совершающуюся на высоком личностном уровне. Вот в чем человечность человеческого рода!

Конечно, этому должно предшествовать покаяние пред Богом. Только покаяние пред Богом и подчинение греха крови, пролитой Христом, очищает нас; не покаяние перед людьми. Мы должны обращать внимание на это всегда, снова и снова, поскольку люди запутались в этом вопросе. Но как бы мы ни путались здесь, это ни в коей мере не отменяет того факта, что только после исповедания моего греха пред Богом установится подлинная межличностная коммуникация между мной и человеком, которому я сделал злое.

В этой связи надлежит остерегаться трех. Во-первых, надо трезвиться и не каяться демонстративно лишь затем, чтобы видели ближние и зримая церковь, ибо в противном случае все станет хуже, чем было вначале; ибо что это, если не театр.

Во-вторых, надо понимать, что иногда покаяние потребует обратиться в прошлое. Если мы оборвали человеческие связи в Церкви, семье, или вообще всюду, то почти всегда причина этого кроется в том, что годы и годы тому в каких-то межличностных связях мы свернули на путь греха. Говоря об избавлении от порабощающей власти греха пред Богом, мы отмечали выше, что нам следует вернуться к месту нашего согрешения, туда, где мы сбились с пути истины, пусть это и было два десятка лет тому назад. То же верно и касательно нашего греха перед ближним. Если я знаю, что я некогда в прошлом поступил не совсем гуманно с кем-то из числа внутренних или внешних, я обязан по возможности собрать “осколки” и сказать, “Простите меня”. Многие могут поручиться, как в действительности из чрева их стала бить ключом живая вода, как орошала их тогда живительная роса свыше, когда они возвращались, чтобы постучаться в известные им двери, добиваясь прощения, хотя бы и много лет спустя.

Не думаю, что найдется люди, все равно тонко- или толстокожие, которым не удалось бы вспомнить дверей, в которые им надлежит постучать, дабы принести необходимые извинения.

В-третьих, надо помнить, что крестная смерть Христова случилась  в реальности и происходила во внешнем, объективно существующем мире. В Послании к филиппийцам сказано: “Ибо в вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе” (Флп. 2:5). Христа распинали на холме, у дороги, где каждый прохожий мог не только видеть Его страдания, но и быть свидетелем Его посрамления. Христа распинали не во мраке и не в потаенном месте. И если у вас и меня имеется определенное представление о подлинном бытии под кровью Господа Иисуса Христа, наше исповедание пред Богом и человеком должно быть столь же открытым, сколь открытым было распятие Христово на Голгофе, принародно. Мы обязаны желать посрамления и страданий на лобном месте. Мало только согласиться с этим принципом на словах, а ведь именно так мы и поступаем в повседневной коммуникации, надо проводить его в жизнь. Только на таком пути мы сможем засвидетельствовать перед недреманным оком мира так, чтобы внешним стало понятно, чтобы дошло до них, что мы, христиане, обитаем в личностной вселенной, и что межличностные отношения достойны и значительны. Только так и можно демонстрировать то, что мы искуплены Господом Иисусом Христом не столько по богословской теории, сколько на церковной практике, и что существенное исцеление взаимного отчуждения людей возможно уже ныне, в посюстороннем мире, а не только по земной жизни, по ту сторону от смерти. И неважно, является ли ближний нашим собратом, ведь демонстрировать свое существенное исцеление и жить не по лжи, а по правде, обязаны прежде всего мы, а не он.

Христианская любовь и христианское общение яснее всего проглядывает в двух сферах: в семье и Церкви; то есть, в отношениях супругов между собой, отношениях родителей с детьми, а также в отношениях между верующими той или иной христианской общины. Если в обеих сферах нет демонстрации любви и общения в межличностном плане, мир приходит к выводу о том, что ортодоксальное христианское вероучение передает лишь мертвое, леденящие душу слово. В психологически ориентированном веке люди могут отделаться поверхностным объяснением конкретных плодов христианского бытия, но христианская любовь и общение прибавляют человеческое измерение такого свойства, что от него запросто, легковесным объяснением не отделаться, особенно в наше время.

После грехопадения человека Бог связал мужа и жену супружескими узами. Чтобы обеспечить контекст для надлежащего порядка в средоточии падшего мира, женщина и мужчина сопоставимы как креатуры, хотя мужчина в доме наделен известными властными полномочиями. При этом, однако, отношения мужчины и женщины не должны утверждаться на негативе—когда речь идет о домашнем хаосе, прелюбодеянии, несомненно, сей негатив важен—тем не менее, они должны строиться по заповеди на должном основании, чтобы была любовь. Этим основанием выступает брак как образ Христа и Его Церкви (Еф. 5:23). Каким ущербным оказывается постижение нами дела, свершенного Христом, если мы низводим его до чего-то законнического. Как скверно не понимать того, что нам следует иметь общение со Христом и что между Его, Жениха, и нас, Невесту, должна объединять взаимная любовь. Если человеческий брак символизирует сей потрясающий союз Христа и Его Церкви, и настоящих отношений Христа–Жениха с Церковью–Невестой, то воистину нам следует стать живой демонстрацией блаженства общения и отрадой любви межу мужчиной и женщиной.

Нам положены пределы, стало быть, мы не надеемся найти абсолютную достаточность человеческих отношений, в том числе и брачных. Предельную достаточность могут обеспечить только отношения с Богом. Однако благодаря делу, свершенному Христом, при посредстве Святого Духа и с содействия веры, реальное и существенное исцеление межличностных отношений возможно, и, следовательно, блаженство и подлинная радость реальны.

Христианам открыто нечто большее. Нам не только положены пределы, ибо мы тварное, но со времени грехопадения мы остаемся все теми же грешниками; стало быть, мы знаем, что наши межличностные отношения здесь, в этом мире, в принципе не могут быть совершенными. Однако благодаря делу, свершенному Христом на кресте, человеческие взаимоотношения могут быть исцелены существенно и должны превратиться в радостные. Христианское вероучение—единственное решение антропологической проблемы. Возьмем к примеру разводы. Причина огромного числа разводов в наше время состоит в том, что многие ищут в супружеских отношениях то, что те дать не могут в принципе. Почему промискуитет не отменяет института брака, вытеснив разводы? Прежде всего потому, что не только полового общение ищут в браке. Однако того, что ищут в браке, никогда там не найдут, поскольку в убогих брачных отношениях искомого просто не бывает. Лучше утолять жажду, глотая песок.

Когда человек хочет найти в супружеских или дружеских отношениях все, он рубит под корень искомое, истребляя при том всех, кого любит. Он иссушает этим межличностные отношения, он попирает их, а потом губит и самих участвующих в общения, заодно с коммуникацией. Как христиане мы не имеем права поступать таким образом. Мы довольствуемся имеющимся уровнем общения потому, что таким ему предназначено быть беспредельно-личностным Богом и на основе дела, свершенного Христом в общении и любви.

То же самое истинно и в отношении христианских родителей и детей. Пытаясь найти в человеческих отношениях все, мы склонны забывать тот факт, что наши отношения с людьми столь же, сколь и мы, несовершенны; и такая наша забывчивость губит их. Иначе говоря, мост человеческих взаимоотношений хлипок. Устраивать по такому “мосту” гонки, а он-то к этому неприспособлен, значит, разрушить его и погубить себя. Однако для христиан, которым не нужно искать в человеческих отношениях “всего”, эти отношения могут быть прекрасными.

Любовь есть взаимодействие нераздельной, интегрированной личности. Отношения строятся на межличностной основе, и цельная человеческая личность есть нераздельность души и тела. Библия учит, что непрерывность духа после смерти тела сохраняется. Однако следует проявлять сугубую осторожность, дабы не сползать здесь на позиции платонизма. Писание особо подчеркивает нераздельность человека, связь души и тела. И для межличностного общения—существенного, хотя и не идеального—природное тело выступает в роли орудия. В реальности, не имея тела, человек не может установить подлинного общения с ближним. Это просто понять, вспомнив о специфике супружеской коммуникации. Половая, равно и романтическая любовь, неуместна вне брака и, стало быть, вне должной по закону сферы. Здесь обе формы любви—равновеликое зло. И когда эти любовные отношения представляются единственным “светом в окне”, хотя бы и в контексте надлежащих законных отношений, они однозначно истощатся в агонии или будут вытеснены поисками качественного разнообразия и оригинальности. Когда же супруги сопоставимы как личности в контексте надлежащих законных отношений, тогда и романтическая, и половая любовь реализуются в полноте нашего естества: в помыслах, поступках и чувствах.

В этом разрезе Песня песней Соломона—это часть триумфального песнопения, “Пойте Господу, ибо высоко превознесся Он”. Враг, диавол, ввергнут в пучину морскую. Брак христиан в земном измерении должен быть таким же. В кругу законного брака имеется кольцо жизни. Взаимодействие интегрированных, нераздельных личностей должно быть прекрасным и приносящим отраду.

Грех положил вражду между мужчиной и женщиной, так что их тела расходятся с их личностями. Если мы влачим такое убогое существование, мы—нелюди, то есть, не те люди, какими должны быть. Если мы, как христиане, живем в состоянии подобной расколотости, мы, так сказать, свидетельствуем о правоте нашего современника, утверждающего: “Мы—только машины, или животные”. В царстве животных сексуальные отношения в период течки представляются достаточными; не так с человеком. Необходимо личностное наполнение внешней формы. Сексуальные отношения следует рассматривать как нераздельное целое в кругу надлежащих законных отношений, но только на основе подлинного общения и любви.

Когда любви и общения нет в браке, недоступна и другая ступень—созидание межличностных отношений родителей с детьми. Эти отношения должны корениться в существенно исцеленных супружеских связях. Отношения родителей с детьми также вписываются в круг надлежащих законных отношений. Но снова и снова, эти отношения не только и не прежде всего легалистические, но межличностные. Что касается супругов, а затем и родителей с детьми, то межличностные отношения между ними должны быть центральным звеном. Цепи закона предшествуют в любом случае, поскольку наш Бог—святая Личность. Однако в кругу надлежащих законных отношений должны пребывать общение и любовь. С появлением в семье ребенка любовь и общение перестают быть обоюдными, становясь глубоким и разнообразным.

Кроме того, супруги–христиане становятся братом и сестрой во Христе, оставаясь возлюбленными—“Сестра моя, невеста!” (Песн. П. 4:9, 12). А потом в семье прибывает детей, и тоже братьев и сестер во Христе, если станут чуточку старше и примут спасение через Христа-Спасителя. Какой христианин тогда захочет жениться на неверующей?

Не все христиане призваны жить в браке, но все призваны демонстрировать перед недреманным оком мира реальное межличностное взаимодействие. Отношения в чисто мужском, чисто женском и чисто дружеском христианском окружении Церкви Христовой могут также быть образцом существенно реставрированных межличностных отношений. Так, члены ранней Церкви демонстрировали свое единение, пусть несовершенное, но воистину реальное. Читая в Писании о единстве первобытной Церкви и слыша слова, сказанные об этом, “Поглядите, как они любили друг друга”, мы понимаем, что это единство было единством на практике, а не в теории.

Как прекрасно христианство! Прекрасно в силу, с одной стороны, блистательного качества разумных ответов его на злободневные вопросы, а с другой, в силу красоты его человеческих и личных ответов. Все это не может не быть драгоценным и прекрасным. Христианство, ушедшее в себя, сердитое, недовольное, раздражительное нельзя назвать ортодоксальным. Однако мудрые и прекрасные гуманные и личностные решения злободневных вопросов не являются нам автоматически, лишь назовись христианином. Они являются в том порядке бытия, в котором Бог назначил нам пребывать прежде всего, то есть, в порядке личностном. Иначе этих прекрасных решений у нас быть не может. Их нельзя приобрести машинально, или оставаясь лишь в круге надлежащих законных отношений, какими бы важными они ни были. Данные решения появляются в свете базисных положений ортодоксального христианства, утверждаемых нами: мы—тварь, и, хотя мы вовсе не совершенны в земной реальности, и даже после обретения спасения через Христа, тем не менее, миг за мигом посредством веры в дело, свершенное Христом на кресте, прекрасные человеческие отношения могут созидаться и действительно созидаются. Несомненно, нельзя обойтись без ортодоксального учения. Но так же не обойтись и без ортодоксальной практики, коренящейся в истинной догматике, в том числе в ортодоксии межчеловеческих связей.

Боюсь утверждать, но хочется думать, что это и есть отрада. Бог предназначил христианство для отрады. В отношениях между христианами должна царить подлинная любовь и общение в индивидуальном и общинном аспектах, и вполне и воистину личностного свойства.