Йохем Даума

Книга Притчей Соломоновых. Книга Екклесиаста. Книга песни песней Соломона

3. КНИГА ПЕСНИ ПЕСНЕЙ СОЛОМОНОВЫХ

3.1. Аллегорическое толкование?

1. В Книге песни песней Соломоновых всего лишь один предмет притягивает наше внимание – любовь между женихом и невестой. Вместе с преимуществом такого ограничения есть и трудность, которую мы испытываем, чтобы представить убедительное толкование Книги песни песней. Этой книге давали абсолютно противоположные объяснения. Поэтому становится ясным, что от нашего выбора определённого толкования будет зависеть вопрос, что для сегодняшнего дня значит Песня песней.

В первую очередь, мы должны сделать выбор между двумя абсолютно противоположными подходами. На протяжении не менее восемнадцати веков исключительное право на существование имело аллегорическое толкование Книги песни песней, в то время как только потом появилось буквальное толкование. Буквальное толкование на сегодняшний день разделяют большинство экзегетов.

В чём же состоит разница между этими методами? В аллегорическом толковании речь идёт не о женихе и невесте из плоти и крови, а о «духовных» реалиях, прообразами которых являются жених и невеста. Так (в общем говоря), в иудейской экзегезе жених и невеста представляют Бога и Его народ Израиль. В христианской экзегезе – это Христос (жених) и Его церковь (невеста). Аллегорическое объяснение Книги песни песней вовсе не подразумевает, что мы рядом с буквальным значением должны искать ещё и более глубокий духовный смысл. Нет, более глубокий смысл – это единственное значение, которое должны признавать за Книгой песни песней, по словам сторонников этого метода.

 

Слово аллегория само показывает то, что именно под ним следует понимать: текст говорит одно, а подразумевают другое (греч.: allo men agoreuei, allo de noei). Яркий пример аллегорического толкования демонстрируют Заметки на полях Книги песни песней в SV. См. об этом Вердайна [Verduin 1992]. Беглый обзор аллегорической экзегезы в иудейских и христианских кругах может предоставить Поуп [Pope 1977]. Невозможно точно проследить, имела ли Книга песни песней аллегорическое толкование, когда около 100 г. н.э. раввины в Ямнии приняли решение о том, можно ли Песню песней считать священной и канонической книгой. Согласно преданию, раввин Акиба сказал на собрании в Ямнии, что Книга песни песней является наисвященнейшей из всех писаний [цит за: Verduin 1992,43]. Кто так высоко поднёс на щите Песню песней, должно быть, уже аллегорически истолковал её! В любом случае, аллегорическое восприятие очень древнее.

 

2. Приверженность аллегорическому толкованию вполне объяснима. Ведь можно ли ожидать в Библии описание обычной, земной любви между женихом и невестой? И к тому же описание, в котором на передний план выходит эротика? Если буквально воспринимать Песню песней, не становится ли тогда она грубой плотской книгой? Неужели эта книга, которая заняла своё место в каноне, не говорит ни о чём другом, о чём-то более возвышенном, чем земная любовь мужчины и женщины?

Кто был в этом убеждён, дал волю своей фантазии. “Невеста” воспринималась как Израиль или как церковь. Но также и как Мария, человеческая душа, мудрость или даже государство (Лютер). Желание поцелуя жениха (Песн. 1,1) превратилось в ожидание Израилем прихода Христа. “Чёрная, но красивая” невеста (Песн. 1,4) называлась чёрной из-за угнетений со стороны людей, а “красивой” – из-за милости, которую показал ей Христос. Обе груди невесты (Песн. 1,12), с точки зрения иудеев, – это Моисей и Аарон, в то время как христианские толкователи увидели там Ветхий и Новый Заветы. Лисицы, которые разрушают виноградники (Песн. 2,15), – это еретики в церкви. В страже (Песн. 3,3) одни видели чистых служителей Слова, а другие – лжеучителей. “Запертый сад” невесты (Песн. 4,12) для Августина был свидетельством вечной девственности Марии. Одежда, которую невеста снимает перед тем, как ложиться спать (Песн. 5,3), была прообразом израильтян, которые, вместо почитания Бога, служили идолам. Стадо овец, которое выходит из купальни (Песн. 4,2), стало прообразом церкви, которая прошла через купальню страданий Христа, и т.д., и т.д. Вся история спасения была отображена в Книге песни песней, иногда даже от первой и до последней главы Песни песней в хронологическом порядке.

Насколько трудно было воспринимать эротическую любовь буквально, видно не только со стороны сторонников аллегорической экзегезы, но также и со стороны незначительного количества её противников, которые защищали буквальную экзегезу. Так, Феодор Мопсуестийский (ок. 350-428) и Кастеллио (1515-1563) воспринимали Книгу песни песней буквально. Феодор из-за этого был осужден на Третьем Вселенском Соборе в Константинополе в 553. А Кастеллио имел некоторые разногласия по этому поводу с Кальвином в Женеве. Феодор и Кастеллио защищали буквальное значение Песни песней, и поэтому оба считали, что Книга песни песней не заслуживает места в каноне. Такая плотская книга в Библии не на своём месте!

 

Кастеллио называл Книгу песни песней “духовной песней блудницы” [CE II,110]. См. также [Pope 1977,119.126v] и [D. Lerch in RGG³ III,431]. Собственно говоря, было бы намного справедливей в качестве главного свидетеля представлять не Феодора и Кастеллио, а Иовиниана (ок. 380). Иовиниан резко выступал против того, чтобы делать какие-то различия между постом и едой, девственностью, вдовством и браком. Он защищал равную нравственную ценность всех окрестившихся. Песню песней он воспринимал буквально и использовал эту книгу для восхваления сексуальности в браке. Тем самым Иовиниан нападал на аскетизм, несмотря на то, что сам был аскетом [Pope 1977,120]. Иовиниан был осуждён Амвросием, Иеронимом и Августином. Аллегорическое восприятие книги, открыто защищаемое Оригеном и без колебаний продолженное Августином, стало доминирующим.

Известным приверженцем аллегорической экзегезы был Бернард Клервоский (1090-1153), который написал 56 проповедей на первые две главы из Песни песней. Песн. 1,1.2 обеспечила его материалом для 20 проповедей! Один из его биографов рассказывает, что Бернард как молодой человек сексуально возбудился при виде милой девушки. Он внезапно вскочил в леденящую реку, чтобы остыть и избавиться от таких “грешных” сексуальных желаний. Это событие и подтолкнуло его стать монахом [Pope 1977,123].

 

3. Реформация не отвергла аллегорическое толкование Книги песни песней, несмотря на то, что все реформаторы намного больше внимания уделяли буквальному значению ветхозаветных текстов. Лютер пошёл своей дорогой в толковании Песни песней. Человек, который разорвал с монашеской традицией и с честью восстановил обычную жизнь, на своих лекциях в 1530 говорил всё-таки об аллегорическом толковании Книги песни песней, однако с более обычным подходом: он видел в “невесте” земное государство. Соломон, по мнению Лютера, восхваляет Бога в Песни песней за духовное и материальное, а особенно за “хорошее и справедливое правление”, которое мы имеем в образе властей. Лютер, таким образом, сделал Книгу песни песней актуальной для политики. Каждое государство, в котором живёт церковь и благочестивый правитель, по словам Лютера, может использовать Песню Соломона.

Кальвин не писал никакого комментария к Песне песней, хотя в скудных сведениях, которые мы находим у него относительно этой книги, он оставил замечания, что также шёл дорогами аллегории. Насколько легко в аллегорическом чтении Песни песней каждый исходит из разных аспектов, увидеть просто. В то время как Кальвин слышит в Песн. 5,3 душу верующего, Заметки в “Авторизованной Версии” слышат нечто другое: невеста ищет в неверии “напрасные отговорки”, чтобы не идти навстречу своему жениху (Христу).

Только в девятнадцатом веке случился прорыв, который привёл к тому, что после него роли поменялись, так что начало доминировать не аллегорическое, а буквальное толкование. В протестантских кругах большое влияние оказал комментарий к Песни песней Франца Делитцша, опубликованный в 1875. Однако прошло ещё очень много времени, прежде чем буквальное понимание Книги песни песней одержало верх.

 

Лютер отверг аскетическую средневековую аллегоризацию Песни песней, но не сам аллегорический метод [Verduin 1992,258vv]. В подобном духе, как Лютер, в наше время ещё Л. Штадельманн написал комментарий к Песне песней [Love and politics 1990].

На примере развития нидерландского реформатского богословия можно увидеть, что прошло достаточно много времени, прежде чем буквальное толкование Книги песни песней одержало победу. Кайпер [Kuyper 1909,122] ещё заметил, что теологическо-экзегетическое задание касательно Песни песней только начинается, когда закончено обсуждение её буквального смысла. Другими словами, буквальное толкование, несомненно, важное, но после него только начинается настоящее толкование! Также Гейсинк [Geesink 1925-1927,113] указывал на важность буквального значения, однако одновременно заявил, что христианская мистика не сделала ошибку, постоянно опираясь на аллегорию в Книге песни песней. Это объясняет также, почему в его этике Песня песней не играет никакой роли. Даже ещё в 1936 Схилдер смог на основании Песн. 5,6 написать о духовном “опустении” и “отвержении” [Schilder 1957,119vv]. Для этой экзегезы сам текст не предлагает никакого основания. Десять лет позже в статье, к которой я ещё раз возвращаюсь, Схилдер больше не будет использовать подобного аллегорического толкования.

4. Нигде в Песни песней не проводится чёткая связь между земной и возвышенной любовью. Язык в Песне песней действительно возвышенный и делает из “обычных” любовных отношений между двумя людьми что-то особенное. Однако это особенное находится ни в чём другом, как только в упомянутых любовных отношениях между молодым мужчиной и молодой женщиной. Уже это соображение вызывает некоторые трудности при защите аллегорического толкования.

Но также и необузданная фантазия, которая вовсю использовалась при аллегорическом толковании Песни песней, делает его неприемлемым. Я уже показал выше, что Песни песней приписываются разные объяснения, которые часто противоречат друг другу. Тогда это получается не точное толкование текста, а богатая человеческая фантазия, которая даёт ответы на возникающие вопросы.

И третье возражение против аллегорического объяснения заключается в том, что эротическая любовь показывается в сомнительном свете, если “духовная” любовь становится всем и вся. “Духовная” жизнь становится настоящей жизнью, а обычная жизнь с её эротическим аспектом должна уступить ей дорогу. Не сама по себе аллегория причинила такую неразбериху. Ведь аллегорическое чтение всего Ветхого Завета всегда играло огромную роль, причём буквальное значение текста в тех случаях не исключалось. С Книгой песни песней произошло совсем по-другому. Там буквальное толкование полностью заменилось аллегорическим толкованием. Именно исключительное внимание к “духовному” аллегорическому значению Песни песней дискредитировало её буквальное значение.

 

И сейчас есть толкователи, которые, хотя уже и не настолько исключительно, но все же желают отстаивать аллегорическое значение Книги песни песней. См. напр., Вердайна и его исследование 1992 о Заметках “Авторизированной Версии”. В конце своего исследования Вердайн заявляет о таком: кто исходит из канона как такого, который был дарован Святым Духом, с трудом может отстаивать, “что Этот Дух касательно интерпретации Книги песни песней на протяжении более двадцати веков оставил церковь на произвол судьбы, утаивая всё это время истинное значение Песни песней” [1992,787].

 

Йохем Даума. «Комментарий к Ветхому Завету» в 4 т.

Готовится к публикации издательством «Коллоквиум».

www.colbooks.org

2009–2012 гг.

© Ukraine Committie Hattem