Филип Янси
Где Бог, когда я страдаю?
7. ДЛЯ ЧЕГО МЫ ЗДЕСЬ?
«Только там, лежа на гнилой тюремной соломе, я почувствовал в себе первое пробуждение добра. Постепенно я стал понимать, что линия, разделяющая добро и зло, проходит не через государства или классы и не через политические партии, но прямо через сердце человека — и через все сердца... Там я взрастил свою душу и без сомнения говорю: «Будь благословенна, тюрьма, за то, что ты была в моей жизни», — Александр Солженицын
«Архипелаг ГУЛАГ»
Библия, возможно, не дает определенного ответа на вопрос о причинах страдания. Но ее исчерпывающее освещение вопроса несет безошибочный смысл. Обратимся к книге Иова, находящейся в самой середине Ветхого Завета. Одна из старейших книг Библии — книга Иова — читается как наиболее современная, потому что напрямую затрагивает вопрос о страдании, терзающий наше столетие. В недалеком прошлом такие писатели, как Роберт Фрост, Арчибальд МакЛиш и Муриел Спарк пробовали пересказать историю Иова. Иов, наиболее праведный, духовный человек своего времени, любит Бога всем сердцем. Более того, Сам Бог выбрал его, чтобы продемонстрировать сатане, насколько некоторые люди могут быть преданы Ему. Кто-кто, а Иов меньше всех других заслуживал страдания в наказание за свои поступки. Но что происходит? Невероятно, но на жизнь Иова накатывается череда разрушительных трагедий, каждая из которых вполне могла бы сломить многих из нас. Налетчики, пожар, разбойники и буря разрушают его владения -он теряет все, что имел. Из многочисленной семьи Иова в живых остается только жена, но и она не в силах утешить его. Затем приходит вторая фаза испытания — тело Иова начинает распадаться от гноящихся нарывов.
Вот так, в течение нескольких часов все ужасы ада обрушились на бедного Иова, сведя на нет его благосостояние и здоровье. Он стонет, раздирая раны. Он еще в состоянии стерпеть боль, но больше всего его беспокоит чувство, что его предали, и это — боль, которую он не в силах вынести. До сих пор он верил в любящего, справедливого Бога. Но факты не согласуются с этим его представлением. Он задает мучительные вопросы, вопросы, которые задает почти каждый страдающий человек. Почему именно я? Где я поступил неверно? Чему Бог хочет научить меня?
В таком положении Иов и его друзья размышляют о таинстве страдания. Друзья, люди набожные и почтенные, блистают эрудицией. В сущности, все их аргументы идентичны и сводятся к следующему. «Иов, Бог пытается что-то сказать тебе. Не бывает страдания без причины. Сама логика жизни подсказывает нам, что справедливый Бог справедливо относится к людям. Он поощряет тех, кто послушен и верен Ему. А тех, кто грешит, Он наказывает. Поэтому исповедуй свой грех, и Бог облегчит твои страдания».
Жена Иова предложила еще один вариант разрешения проблемы: похули Бога и умри. Но и этот вариант не может принять Иов. Пусть случившееся с ним не похоже на справедливость, но он не может отречься от Бога. Где же Иову искать ответ? В своей безысходности он даже заигрывает с идеей о том, что Бог, как садист, «пытке невинных посмеивается» (9:23).
Под нажимом словесного нападения друзей Иов колеблется, противоречит себе, иногда даже соглашается с ними. Но, всматриваясь в жизнь, он замечает и другие следы несправедливости. Воры тучнеют и живут в благополучии, а некоторые святые люди живут в бедности и страданиях. Очевидно, что добро и зло не всегда вознаграждаются и наказываются в этой жизни.
Эмоциональные восклицания Иова находятся в ярком контрасте со спокойными рассуждениями его друзей.
Но, обдумывая свое положение снова и снова, он приходит к выводу, что они не правы. Невзирая на все факты, он твердо верит в два утверждения, которые кажутся несовместимыми: он, Иов, не заслужил того, что с ним произошло; тем не менее, Бог заслуживает его преданности. Иов отстаивает свою точку зрения, даже когда ему бросают: «разве ты праведнее Бога?» Возможно, самый нерешенный аспект книги Иова состоит в том, что аргументы, приводимые его друзьями, очень уж напоминают аргументы современных христиан.
Попробуйте найти аргументы в пользу страдания, которые в той или иной форме не прозвучали в их речах. А ведь Бог, в прекрасном неожиданном завершении книги дает следующую оценку всем их теориям: «Горит гнев Мой на тебя и на двух друзей твоих, — сказал он одному из них, — за то, что вы говорили о Мне не так верно, как раб мой Иов» (42:7).
Как видим, даже в Ветхом Завете, где страдание часто идентифицируется с Божьим наказанием, ярко сияет пример Иова. Книга Иова должна вбить последний гвоздь в крышку гроба с убеждением, что всякий раз, когда мы страдаем, Бог наказывает нас или пытается что-то нам сказать. Хотя в Библии и содержатся мысли о том, что человек жнет то, что сеял, даже в этой жизни (см. Псал. 1:3, 36:25), книга Иова доказывает, что другие люди не имеют права применять этот общий принцип к определенному человеку. Иов менее всех заслуживал такие страдания, но мало кто
страдал, как он.
АБСОЛЮТНО СПРАВЕДЛИВЫЙ МИР
Если смотреть поверхностно, то книга Иова — книга о страдании. В ней поднимаются те же вопросы, которые я поднимаю в своей книге. Но если смотреть глубже - здесь затрагивается другой вопрос: доктрина свободы человека. Иов должен был претерпеть незаслуженное страдание, чтобы показать, насколько заинтересован Бог в любви свободных людей.
Эта истина не из простых, и великие умы заходили в тупик, разбирая проблему Иова. Карл Густав Юнг, например, вдавался в странные и долгие рассуждения, чтобы объяснить поведение Бога, описанное в книге Иова. Он считал, что, принимая решение о воплощении Иисуса и Его смерти, Бог руководствовался чувством вины за Свое обращение с Иовом. Он считал, что Бог вошел в мир в Иисусе Христе, чтобы «вырасти в моральном сознании».
Юнг, мне кажется, не придавал должного значения тому, насколько высоко Бог ценит любовь свободного человека. Страдания Иова были результатом дебатов на небесах по вопросу о том, действительно ли люди свободны? В первых двух главах книги Иова сатана выставляет себя первым великим бихевиористом. Он утверждал, что вера — это всего лишь продукт окружения человека и обстоятельств. Иов был приучен любить Бога. А если отнять у него вознаграждения, утверждает сатана, то все увидят, как распадется его вера. Бедный Иов, ничего не подозревая, был выбран для участия в споре космических масштабов, дабы решить практический вопрос о свободе человека.
Этот спор между сатаной и Богом был не просто неким обычным соревнованием. Слова сатаны о том, что Иов любил Бога только потому, что Он «кругом оградил его», — это обвинение против Бога, нападки на Его характер. Согласно сатане, Бог, просто как Личность, не заслуживает любви. А верные люди, такие, как Иов, следуют за Ним только потому, что Он «подкупает» их благодеяниями. И действия Иова в момент, когда все, что поддерживало его веру, упадет, должны были опровергнуть это утверждение, либо подтвердить истинность слов сатаны. Чтобы понять вопрос о свободе человека, я иногда пытаюсь представить себе мир, в котором каждый действительно получает по заслугам. Как выглядел бы такой мир, в котором царит совершенная справедливость?
В совершенно справедливом мире моральные законы были бы частью общего, жестко работающего механизма, наподобие законов природы. Наказание за неверные поступки осуществлялось бы так, как физическая боль. Прикоснись к огню — и ты «наказан» предупреждающей болью; в справедливом мире наказание за грех происходило бы так же быстро и надежно. Протяни руку, чтобы украсть, — и почувствуешь электрический удар. Справедливый мир также поощрял бы хорошее поведение: заполнишь честно налоговую форму — заработаешь приятное чувство удовлетворения, как зарабатывает его в виде рыбы дрессированный морской котик.
Такой мир из области фантастики чем-то привлекает нас. Здесь было бы все справедливо, и все ясно понимали бы, чего хочет от них Бог. Это было бы царство справедливости. В таком хорошеньком мире, однако, была бы одна громадная проблема: не это Бог хочет осуществить на земле. Он хочет от нас любви — любви, которую мы отдаем Ему свободно. Нельзя недооценивать это желание Бога. Для Него настолько важна любовь свободных людей, что Бог позволяет, чтобы этот рак зла — наша планета — существовал в Его Вселенной, но на определенное время. Если бы в мире все действовало по строгим, совершенно справедливым законам, не было бы истинной свободы. Мы бы поступали справедливо только ради нашей же сиюминутной выгоды, и личные мотивы играли бы свою роль в каждом добром деле. Мы бы любили Бога в результате запрограммированного, врожденного голода, а не в результате личного выбора при наличии привлекательных альтернативных вариантов. Это был бы автоматически функционирующий мир, построенный по системе Скин-нера: действие-реакция, действие-реакция. Христианские же добродетели, описанные в Библии, развиваются, когда мы избираем Бога и Его пути, невзирая на искушения и импульсы, подталкивающие нас к обратному.
Читая Библию, мы снова и снова встречаемся с аналогией, иллюстрирующей взаимоотношения Бога со Своим 'народом. Бог — Муж. Бог ухаживает за Своей невестой. Он хочет ее любви. Если бы мир был построен так, что каждый грех бы наказывался, а каждое доброе дело вознаграждалось, невозможно было бы использовать эту аналогию. Скорее пришлось бы говорить о женщине, которую задаривают, но держат взаперти, чтобы муж был уверен в ее верности. Бог Своих людей не держит взаперти. Он любит нас, отдает Себя нам и с нетерпением ждет, как мы ответим на Его любовь. Бог хочет, чтобы мы, как свободные люди, сами полюбили Его, даже если наш выбор принесет нам страдания; ведь мы преданы Ему и не концентрируемся на своих чувствах и награде. Он хочет, чтобы мы льнули к Нему, как Иов, даже если у нас есть все причины в горячке отречься от Него. Это, на мой взгляд, центральная мысль книги Иова. Сатана нападал на Бога со своими утверждениями о том, что люди, в сущности, несвободны. Но был ли Иов верен Богу только потому, что Он наделил его успехом? Огненные испытания Иова доказали обратное. Иов льнул к Божьей справедливости даже в то время, когда сам являлся ярчайшим примером кажущейся Божьей несправедливости. Он искал Дающего не потому, что получал от Него дары; даже когда все дары были отобраны, он искал Дающего.
ДОЛИНА, ГДЕ КУЕТСЯ ДУХ
Совершенно справедливый мир не только не в силах произвести то, чего хочет от нас Бог — добровольную любовь, — но и не может дать того, что Бог хочет дать нам. В первых главах я продемонстрировал на примере проказы, что боль обладает ценностью и необходима для жизни на нашей планете. Точно так же и страдание может стать важным инструментом для осуществления Божьих целей в жизни людей.
Я говорил, что наличие мегафона боли делает неприемлемой теорию о том, что мы помещены на этой «стонущей» планете для того, чтобы купаться в удовольствиях. Но если наше счастье на земле не является Божьей целью, то что же Он предопределил для этого мира? Зачем Ему вообще иметь дело с нами? Чтобы нам было легче понять, что происходит, давайте возьмем для примера обыкновенную семью. Отец, который поставил себе цель никогда не допустить, чтобы его любимой дочери было больно, не позволит сделать ей ни шагу: она же может упасть! Нет, он будет всегда носить ее на руках или возить в коляске. Через время такой изнеженный ребенок превратится в инвалида, неспособного передвигаться и полностью зависящего от отца. Такой отец, как бы он ни любил ребенка, не справляется со своей самой важной задачей: помочь ребенку в конечном итоге стать самостоятельным взрослым человеком. Для самой дочери было бы намного лучше, если бы отец отошел и дал ей возможность начать ходить, позволил бы ей упасть. Обратите этот пример к Иову, который стоял сам посреди страданий со своими нерешенными вопросами и этим обретал огромную новую силу. Как говорил раввин Авраам Хескел: «Вера Иова не может пошатнуться, потому что она и есть результат потрясений». Клайв Льюис развивает эту мысль в книге «Проблема боли», где, в частности, пишет: «Мы хотим, чтобы у нас на небесах был не отец, а скорее, дедушка, планы которого во Вселенной сводились бы к тому, что в конце каждого дня он говорил: «Сегодня всем было хорошо». Мне бы очень хотелось жить во Вселенной, которая бы основывалась на подобных принципах, но поскольку я явно живу не в такой Вселенной, и в то же время у меня много оснований считать, что Бог есть любовь, мне приходится пересматривать свою концепцию любви...
Художник, наверное, не станет долго трудиться над зарисовкой, сделанной на быструю руку для ребенка — даже если рисунок получился не очень удачным. Но над картиной своей жизни, над работой, которую он любит, — пусть по-иному, но так же пылко, как мужчина любит женщину или мать — ребенка, — он будет трудиться до бесконечности, тем самым, без сомнения, причиняя огромную боль картине, если бы она обладала чувствами. Представьте обладающую чувствами картину, которую скребут, разглаживают и закрашивают в десятый раз. Ей, наверное, хотелось бы быть небольшой зарисовкой, которую сделают за минуту. Так же и у нас возникает естественное желание, чтобы Бог предназначил нам менее славную и менее сложную судьбу; но в таком случае мы хотим не большего, а меньшего».
И снова эти рассуждения приводят нас к самому главному вопросу существования человека. Для чего мы здесь? Присутствие страдания вводит в замешательство и даже раздражает людей, считающих, что человек — это полностью сформировавшееся существо, которому нужен подходящий дом. В христианском же мировоззрении, как суммирует эту точку зрения профессор Джон Хик в «Философии религии», Бог имеет дело с созданиями, развитие которых не завершено. Таким образом, земля — это «кузница духа».
Мы уже говорили о некоторых преимуществах мира, в котором есть и жесткие законы, и свобода личности, хотя люди и злоупотребляют этой свободой, причиняя зло другим. Джон Хик рассматривает еще один альтернативный вариант, представляя утопический мир, предназначенный для того, чтобы оградить нас от всякого страдания и зла, и приходит к заключению, что мир без ошибок не позволил бы Богу осуществить Свои цели в нашей жизни.
Представим, вопреки фактам, что такой мир был бы раем, в котором исключалась бы всякая возможность боли и страдания. Это имело бы далеко идущие последствия. Например, никто не смог бы причинить боль другому человеку: нож убийцы становился бы бумажным, а пули растворялись бы в воздухе; ограбленный на миллион долларов банковский сейф чудесным образом снова наполнялся бы деньгами (что, конечно, в нормальных условиях неминуемо привело бы к инфляции);
мошенничество, обман, конспирации и предательства каким-то образом не оказывали бы негативного влияния на общество. Также, не было бы несчастных случаев: альпинист, верхолаз или ребенок, падающий с высоты, плавно опускались бы на землю, не причиняя себе вреда; опрометчивый водитель никогда не попал бы в аварию. Не нужно было бы работать; не было бы необходимости помогать другим во время нужды или опасности, потому что в таком мире не было бы ни нужды, ни опасностей.
Чтобы сделать возможным продолжение этой серии изменений, природа должна была бы производить особые блага для каждого индивидуума, а не действовать согласно общим законам, которые человек должен научиться уважать под угрозой страдания и смерти. Законы природы должны были бы стать чрезвычайно гибкими: иногда предмет должен был бы быть твердым и прочным, иногда — мягким...
Можно, по крайней мере, попытаться представить себе такой мир. Ясно, что в нем наши настоящие этические концепции не имели бы смысла. Если, например, причинение вреда ближнему — один из важнейших элементов концепции неверного поведения, в нашем гедоническом раю неверных поступков не было бы вообще; не было бы и верных поступков, являющихся противоположностью неверным. Смелость и стойкость не имели бы смысла в такой атмосфере, где нет опасностей и трудностей. Щедрость, доброта, любовь «агапе», предусмотрительность, жертвенность и все другие этические понятия, необходимые для жизни в стабильном обществе, не смогли бы даже сформироваться. Следовательно, такой мир, выдвигающий на передний план наслаждение, был бы очень плохо оснащен для выработки моральных качеств личности человека. Для достижения этой цели это был бы самый худший из всех возможных миров.
Итак, становится ясным, что наиболее благоприятная атмосфера для зарождения и роста лучших личностных характеристик у свободных существ очень уж напоминает наш мир. Здесь должны быть общие надежные законы; здесь должны присутствовать реальные опасности, трудности, проблемы, препятствия; должны быть возможности боли, падений, горя, раздражения и поражений. Если бы в нем не было существующих ныне испытаний и опасностей, многие из которых привносит сам человек, то были бы другие.
Если мы понимаем это, то... становится ясным, что этот мир, со всей «болью сердца и тысячей потрясений, которых плоти не избегнуть», и в котором все построено явно не с целью повысить наслаждения для человека и уменьшить страдания, скорее сотворен для совершенно иной цели: он является «кузницей духа».
С одной стороны, Богу было бы легче Самому верить за нас и в нужных случаях оказывать особую помощь. Но Он стоит впереди нас, протягивая к нам руки, и просит, чтобы мы шли сами, чтобы мы также участвовали в работе над нашим духом. Этот процесс всегда включает в себя борьбу и часто — страдание.
С КАКОЙ ЦЕЛЬЮ?
Если воспринимать землю как «долину, где куется дух» (выражение поэта Джона Китса), наиболее сложные места в Библии видятся в другом свете. Хотя в Библии нет четких определений причин конкретных страданий, мы находим в ней много примеров, подобных приведенному в книге Амоса, где Бог использует страдание с определенной целью: «За то и дал Я вам голые зубы во всех городах ваших и недостаток хлеба во всех селениях ваших; но вы не обратились ко Мне, говорит Господь» (Амос 4:6). Почти на каждой странице Ветхого Завета еврейские пророки предупреждали израильтян о том, что их ожидают бедствия, если они будут продолжать нарушать Божьи законы.
У большинства из нас другая шкала ценностей, отличная от Божьей. Для нас жизнь представляет наибольшую ценность (а убийство, следовательно, — наиболее тяжкое преступление). «Жизнь, свобода и стремление к счастью» - именно так основатели Соединенных Штатов определили наивысшие ценности, которые должно охранять государство. Но у Бога, явно, иная точка зрения. Он, безусловно, ценит жизнь человека, ценит до такой степени, что назвал ее «священной», и это означает, что только Он, а не человек, имеет право отнимать жизнь. Но во времена Ноя, например, Бог без колебаний использовал это Свое право; много раз в Ветхом Завете Он отнимал у людей жизнь, чтобы остановить распространение зла. Также, многие библейские отрывки говорят о том, что некоторые вещи намного более неприятны Богу, чем страдания Его детей. Вспомните страдания Иова, или Иеремии, или Осии. Даже Сам Бог страдал: представьте, чего Ему стоило стать человеком и умереть на кресте. Говорит ли это об отсутствии сострадания у Бога или о том, что некоторые вопросы для Бога имеют намного более важное значение, чем жизнь без страданий даже самых верных Его последователей?
Как я уже говорил, в Библии наши вопросы о страдании часто освещаются с иной стороны. Мы редко получаем ответ на вопрос о прошлом: «Почему?», либо получаем неопределенные ответы. Вместо этого Библия отвечает на другой вопрос, вопрос о будущем: «С какой целью?» Мы поселены на земле не просто для того, чтобы исполнялись наши желания, не для того, чтобы стремиться к жизни, свободе и счастью. Мы здесь для того, чтобы измениться, стать более похожими на Бога, подготовиться к вечности с Ним. И этот процесс происходит в таинственных образах всего творения, где наслаждение иногда приходит после боли, зло преобразуется в добро, а страдание производит нечто драгоценное.
Обращается ли к нам Бог посредством наших страданий? Истязание себя поисками Его слов в определенной боли, в определенном моменте страдания — опасное занятие, возможно, даже противоречащее Писанию. Возможно, дело просто в том, что мы живем в мире с определенными законами, как все. Но если смотреть на общую картину, на картину истории, то да, Бог обращается к нам посредством страдания или, возможно, невзирая на страдания. Симфония, которую Он пишет, включает в себя минорные аккорды, диссонансы и отрывки, повергающие в уныние. Но те, кто внимательно следит за Его творчеством, в определенное время, обновившись в силе,
разразятся песней.
ДВЕ СЕРЬЕЗНЫЕ ОШИБКИ
Дискуссии о проблеме страдания часто незаметно становятся абстрактными и философскими. Такие фразы, как «лучший из возможных миров», «преимущества свободы человека» и «кузница духа» пробираются в нашу речь, а это может невольно отодвинуть насущные проблемы страдающих людей на второй план. И все же я посчитал необходимым поднять эти вопросы, потому что считаю, что они оказывают непосредственное и значительное влияние на нашу реакцию на страдание.
Вообще, я считаю, что в интеллектуальном смысле христиане ходят по натянутому канату, и всегда существует опасность упасть в одну или другую сторону. А ошибки в размышлениях по этому предмету могут иметь трагические результаты.
Первая ошибка — это когда мы все страдания приписываем Богу, считая их наказанием за грехи человека; вторая ошибка заключается в обратном, когда мы считаем, что жизнь с Богом исключает страдание.
Я уже вспоминал об одном из нежелательных последствий первой ошибки. Я не раз брал интервью у тяжело больных христиан, и все они без исключения рассказывали мне о том, какой душевный ущерб наносят посетители, наводящие на мысль: «Ты поступил где-то неправильно и заслужил это наказание». В тот самый момент, когда больным больше всего нужна сила и надежда для борьбы с болезнью, им преподносят леденящую дозу вины и сомнения. Я радуюсь тому, что автор книги Иова так подробно записал речи его друзей: эта книга служит мне постоянным напоминанием о том, что я не имею права стоять рядом со страдающим человеком, заявляя: «В этом — воля Божья», даже если я искусно маскирую эту мысль красивыми религиозными фразами.
Ошибка, которую мы совершаем, изображая Бога источником всех страданий, имеет далеко идущие последствия, как об этом печально повествует история церкви. Во времена средневековья женщин посылали на костер за еретический поступок — принятие обезболивающего средства во время родов. «В болезни будешь рождать детей», осуждающе произносил священник, когда женщину посылали на смерть. А когда Эдвард Дженнер разработал вакцину от оспы, наиболее серьезная оппозиция исходила от священнослужителей, не желающих нарушать волю Божью. Даже сегодня некоторые религиозные секты отказываются от современных методов лечения.
Светские писатели используют эту слабость. В своей повести «Чума» Альберт Камус изображает католического священника, отца Панелуа, раздираемого дилеммой. Чему посвятить себя — борьбе с чумой или проповеди о том, что нужно принимать ее как от Бога? Он поднимает этот вопрос в проповеди. «Панелуа начал с того, что ему нелегко об этом говорить. Но, поскольку Бог хочет этого, мы также должны этого хотеть. Поэтому только христианин способен смело встретить чуму... Страдания детей — это хлеб болезни, но без этого хлеба наши души погибнут от духовного голода». Отец Панелуа проповедует об этом, но не в силах этому поверить: позже он отрекается от своей веры, видя, как ребенок умирает в мучениях от чумы. Если бы Библия настолько явно не отрицала того, что всякое страдание — это результат конкретного греха; если бы трудности Иова не были описаны в ней столь ярко; если бы в ней не был изображен Божий Сын, который, будучи на земле, не приносил болезни, а исцелял их — то дилемма, выдвинутая Камусом, была бы неразрешимой. Потому что, если мы считаем, что все страдания приходят от Бога, чтобы чему-то нас научить (как, например, считают мусульмане), следующим логическим шагом был бы полный фатализм. Полиомиелит, СПИД, малярия, чума, рак, лихорадка — зачем человеку сражаться со всеми этими болезнями, если они — Божьи уроки для нас?
Когда в XVII веке «черная смерть» распространялась в Англии, некоторые уличные пророки с неким удовлетворением объявляли, что чума — это Божья кара. Но другие верующие — среди них были и врачи, и священники — остались в Лондоне с тем, чтобы помогать больным. Один жертвенный священник сплотил вокруг себя 350 жителей деревни Иам и убедил их не выходить из деревни, чтобы болезнь не распространялась. В конечном итоге умерло 259 жителей деревни, но они служили
друг другу в болезни и предотвратили дальнейшее распространение заразы. В своем «Дневнике года чумы» Даниель Дефо сравнивает поведение христиан с поведением магометан. Когда чума пришла на Средний Восток, живущие там религиозные фаталисты нисколько не изменили своего поведения: они, как и раньше, посещали общественные места. По сравнению с более осторожными лондонцами,
намного более высокий процент из них был поражен чумой. В наши дни некоторые христиане все еще рискованно склоняются к фатализму, который более присущ исламу или индуизму, чем христианству. Несколько лет назад проводилось исследование, целью которого было определить, почему в южной части США от ураганов погибает больше людей, чем в среднезападной части.
Исследователи обнаружили такие факторы, как разные типы построек и другие, но также выделили следующее: некоторые южане, будучи более религиозными, ведут себя по отношению к ураганам как фаталисты. «Ураган, так ураган, я же ничего изменить не могу!» А жители среднезападной части страны более внимательно относились к прогнозам погоды, закрепляли перед ураганом предметы, которые мог сорвать ветер, скрывались в убежищах.
Если заключения исследователей верны, я воспринимаю такие тенденции как опасное искажение христианских догм. Южанам надо было слушать прогнозы погоды и вовремя укрываться. Отцу Панелуа надо было быть в первых рядах борцов с чумой, наряду с докторами. Сам Иисус во время Своей жизни на земле боролся с болезнями и отчаянием. Ни разу Он не сделал намека на фатализм и не проповедовал безропотного принятия страданий.
Мы, обитатели этой «стонущей» планеты, имеем право бороться со страданием; более того, это — наша обязанность. Тому, кто не согласен с этим, я советую перечитать притчу о добром самарянине в Евангелии от Луки, 10 глава, а также притчу об овцах и козлах в Евангелии от Матфея, 25 глава.
ТЕОЛОГИЯ БОГАТСТВА И ЗДОРОВЬЯ
В последнее время определенная часть церкви склоняется в другом направлении, в сторону второй серьезной ошибки. Они учат, что жизнь с Богом вообще не должна включать в себя страдания. Такая «теология богатства и здоровья» могла возникнуть только в благополучные времена и в обществе, где предостаточно препаратов, облегчающих боль.
Христиане в Иране или, скажем, в Камбодже, вряд ли смогли бы изобрести такую жизнерадостную теологию. Один восточноевропейский христианин заметил: «Складывается впечатление, что вы, западные христиане, видите богатство как единственное доказательство Божьего благословения. А бедность, неустройство и страдание, напротив, как показатель неблагословения. В некотором смысле мы, восточные христиане, видим страдание с другой стороны. Мы верим, что страдание может являться показателем Божьего расположения к человеку, и доверяем христианам, претерпевшим страдания». В наши дни мы уделяем особое внимание тем, кто получил чудесное исцеление, посвящаем им журнальные статьи и телепрограммы, обещая исцеление для всех, кто только захочет его принять.
Ни в коей мере я не желаю принизить значимость исцеления тела. Но чудеса, явно, не разрешают проблему страдания как таковую, ведь смертность среди христиан не ниже, чем среди нехристиан, — умираем мы все. Нам так же, как и всем, иногда нужны очки, иногда ломаются наши кости, и вообще наше тело не застраховано от бед — автомобильных аварий, бомб террористов и т. д. Христиане тоже болеют раком; они полностью разделяют страдания, существующие в этом мире.
Побочный эффект современного акцента на чудесном исцелении — это чувства неисцеленного человека, мимо которого Бог будто бы прошел, не обратив на него внимания. Недавно я смотрел телепрограмму об исцелении в прямом эфире. Самые восторженные аплодисменты раздались, когда один из звонивших рассказал о том, что Бог исцелил его ногу за неделю до ампутации. Аудитория торжествовала, а ведущий сказал: «Это самое прекрасное чудо сегодня!» Я не мог не подумать о людях с ампутированными конечностями, которые смотрели эту программу и, наверное, думали о том, где их вера подвела их. В отличие от многих телеевангелистов, апостол Павел ожидал от христианской жизни не только богатства и здоровья, но и определенных страданий. Он писал Тимофею: «Да и все, желающие жить благочестиво во Христе Иисусе, будут гонимы» (2 Тим. 3:12). Если человек болен, это не значит, что он недуховен. И христианская вера не снабжает нас волшебным, герметически закрытым и не содержащим микробов скафандром, предохраняющим нас от всяческих опасностей в этом мире. Это изолировало бы нас от мира. Но Бог не сделал этого даже для Своего собственного Сына.
Заверения о том, что христианская жизнь гарантирует нам богатство и здоровье, перекликаются с аргументами сатаны в книге Иова. Его аргументы были решительно опровергнуты.
Чтобы восстановить баланс в этом вопросе, полезно было бы перечитать одну из величайших библейских глав о вере — 11-ю главу Послания к евреям. Автор упоминает ряд личностей, живших в разные исторические периоды и сохранявших верность Богу. Большинство из святых, перечисленных в первой части главы, получали чудесное избавление от Бога: Исаак, Иосиф, Моисей, Раав, Гедеон, Давид. Но во второй части главы рассказывается о тех, которых мучили, держали в цепях, побивали камнями и распиливали надвое.
В 11 -ой главе Послания к евреям дается яркое описание этой группы: они одевались в овечьи и козьи кожи, терпели недостатки, скитались по пустыням и горам, по ущельям земли. А вот как автор подытоживает главу: «И все сии, свидетельствованные в вере, не получили обещанного». Но здесь также приводится Божья оценка этих земных пилигримов, которые стремились к лучшей, небесной стране: «Посему и Бог не стыдится их, называя Себя их Богом: ибо Он приготовил им город».
Я недавно вспоминал об этих «Божьих любимцах», читая книгу «Не убоишься зла» Дэвида Ватсона, известного английского проповедника и писателя. Достигнув успеха в своем деле, Ватсон получил страшный диагноз от врачей: рак кишечника. Сплотив вокруг себя друзей-христиан, он отчаянно пустился в путь, называемый верой. К тому времени он получил известность в харизматическом движении, и большинство его друзей были убеждены, что Бог разрешит проблему посредством чудесного исцеления.
Но болезнь брала свое, и Ватсон, слабея, потянулся к иному типу веры. Ему нужна была вера, которую имели святые, перечисленные во второй части 11-ой главы Послания к евреям, та вера, которая помогла выстоять Иову в самые мрачные дни. И в своей книге Ватсон рассказывает о том, как он достиг такой веры.
Дэвид Ватсон написал последние слова своей книги в январе, а умер в феврале. Многие люди восприняли его книгу с известной долей разочарования — они надеялись на чудо. Но Д. Пакер, написавший предисловие к книге после смерти автора, оценил ее как возрождение древней традиции христианских книг об «искусстве умирания».
До недавних пор достойная смерть считалась достижением верующего человека, пиком его хорошей жизни. Пакер пишет: «Тот факт, что Дэвид до последней страницы надеется на сверхъестественное исцеление, которое никогда не получит, не так важен. По воле Бога, который не всегда показывает Своим служителям истинную суть книг, которые Он побуждает их писать, тема книги «Не убоишься зла» — это победа над смертью. Победа эта заключается не в том, чтобы игнорировать смерть, и не в том, чтобы быть от нее огражденным, но в смелом погружении в нее со знанием, что для верующего смерть — это вестибюль славы.
Теологическая позиция Дэвида подталкивала его к вере в то, что Бог желал исцелить Его тело. Моя позиция приводит меня к мысли, что Бог, очевидно, хотел забрать Дэвида домой и исцелил все его существо, приняв его во славу, как Он когда-то примет и исцелит нас всех. Умирая, мы не теряем здоровье и жизнь, — и я использую эти слова в их самом полном значении, — умирая, мы их обретаем.
Этот материал еще не обсуждался.