Филип Янси

Где Бог, когда я страдаю?

4. АГОНИЯ И ЭКСТАЗ

 

«Удовольствие — оно настолько необычайно.

Но любопытно то, что оно сродни боли, которая,

казалось бы, противоположна ему... Если кто-то-

ищет удовольствия, ему обычно приходится

и пострадать, и наоборот, довольствие и боль —

как два разных тела, у которых одна голова».

Сократ

 

Когда мы поставлены перед фактами, мы соглашаемся, что боль или, по крайней мере, определенные ее дозы, необходимы человеку. Если бы не было предупреждающей системы боли, наша жизнь проходила бы под постоянной угрозой невидимых опасностей. Но еще меньше внимания мы уделяем тесной связи между болью и наслаждением. Эти два чувства иногда настолько близки, что их не различить. Боль — это важная часть наиболее удовлетворяющих нас чувств. Странно звучит?

Возможно, ведь современная культура кричит об обратном. Нам говорят, что боль — это противоположность наслаждению. Если вы чувствуете легкую головную боль — заглушите ее скорее с помощью новейшего болеутоляющего средства. Появился легкий насморк — обязательно воспользуйтесь лекарством от насморка. Вам показалось, что у вас запор? Немедленно зайдите в аптеку и выберите подходящее средство из широчайшего набора конфет, жидкостей, таблеток и клизм.

Я вспоминаю замечание Тиелике о том, что американцы недостаточно понимают страдание. Неудивительно. Мы, современные люди, как бы отрезали себя от потока истории человечества, где страдание принималось как естественная составная жизни. До недавнего времени любой взвешенный взгляд на жизнь включал в себя боль, как нечто обыкновенное, естественное. Теперь боль — это то, что нарушает порядок жизни.

Позвольте мне тут же заметить, что я покупаю в магазинах мясо, которое хорошо упаковано, работаю в офисе с кондиционером и ношу туфли, дабы сохранить свои ступни при ходьбе по чикагским тротуарам. Но я отдаю себе отчет в том, что, пользуясь всеми этими удобствами и привилегиями, я не в состоянии видеть мир и страдание так, как видели его живущие до нас, да и те, кто принадлежит сегодня к двум третям жителей планеты, у которых таких удобств нет. Как и большинству американцев, мне кажется, что боль — это чувство, которое необходимо подавлять с помощью новых технологий. Такой неверный взгляд на вещи подпитывает наше убеждение в том, что боль и удовольствие диаметрально противоположны; об этом нам говорит сам образ жизни.

Лауреат Нобелевской премии Джордж Уолд размышляет об этом: «Представьте себе: мне шестьдесят девять лет, и я еще ни разу не видел, как умирает человек. Я даже никогда не находился в одном доме с умирающим. А что можно сказать о рождении?

Только в прошлом году меня пригласили понаблюдать за родами. Подумайте: ведь это величайшие события человеческой жизни, а нас отстранили от них. Мы хотим, чтобы наша эмоциональная жизнь была полной, и в то же время методично отгораживаем себя от самых глубоких источников человеческих эмоций. Если вы никогда не испытывали боли, вам будет сложно понять, что такое радость».

 

«ШУМ В МОЗГАХ»

В какой-то мере мозг человека напоминает электронный усилитель, координирующий сигналы, поступающие из самых разных источников. Вместо сигналов, идущих от проигрывателей компакт-дисков, видеомагнитофонов, магнитофонов, мы принимаем сигналы из таких источников, как осязание, зрение, вкус, слух и обоняние. В здоровом теле боль — это только один из сигналов, предназначенный для того, чтобы сообщать нам о нашем состоянии.

Если орган, передающий чувства, начинает хуже работать, мозг автоматически повышает мощность поступающего от него сигнала. Иногда человек, болеющий проказой, не замечает потери осязания, пока оно не исчезнет полностью — его мозг увеличивал мощность слабых сигналов до тех пор, пока сенсоры совсем не умерли, перестав подавать сигналы вообще.

Современная культура удручает меня потому, что, пытаясь уменьшить громкость боли, она постоянно повышает громкость других источников. У нас есть уши. Их бомбардируют децибелами до тех пор, пока человек не теряет способность улавливать нежные тона. Послушайте музыку любого другого столетия — двенадцатого, шестнадцатого, даже девятнадцатого — и сравните ее с сегодняшней музыкой. У нас есть глаза. Мир атакует их неоновыми огнями и фосфоресцирующими

цветами до тех пор, пока закат или бабочка не начинают блекнуть в сравнении с ними. Представьте, какой эффект оказывала разноцветная бабочка на крестьянина в средневековой Европе в сравнении с эффектом, производимым бабочкой сегодня в Лас-Вегасе. У человека есть обоняние. Сегодня лекарственные препараты для носа приходят в печатном виде, на страницах журналов. Все, что нужно сделать — это поскрести ногтем по бумаге и понюхать. Для нас запах естественного мира — это запах аэрозолей из гардеробов в наших домах и вредных частиц, загрязняющих воздух на улице.

Людей, переполняющих себя чувствами, часто с помощью химикатов, до такой степени, что они становятся практически бесчувственными, иногда называют «окаменелыми». Следуя аналогии усилитель/мозг, я предпочитаю использовать слово «оглушенные». Живя во время стремительного развития техники, люди и, особенно, молодежь часто ошибаются, принимая подделки за истинное удовлетворение и воспринимая жизнь как видеоигру. Для них удовольствие — это не цель, которую

нужно достигать, преодолевая препятствия. Удовольствие — это что-то уже готовое, нужно просто пристегнуться и — вперед на американские горки.

Проблемы с наркотиками в США — наглядный тому пример: искажая восприятие человека, химические возбудители открывают новый мир поколению, которое не научилось еще ценить мир реальный. Нет, нам недостаточно походить у озера и послушать лягушек и сверчков, посмотреть, как черепахи, словно подводные лодки, плюхаются в воду; нам недостаточно уловить легкий запах цветов или побыть на границе пустыни, где природа более жестка. Нет, вместо этого мы смотрим передачи о природе, сидя у экранов телевизоров, излучающих низкочастотную радиацию, и получаем стимуляцию чувств только посредством зрения. Нам кажется, что мы были на Эвересте, а на самом деле некоторые из нас никогда еще не пытались взобраться на Аппалачи.

Замена естественных ощущений поддельными оказывает неблагоприятный эффект на организм человека. Наши чувства, как и мышцы, могут атрофироваться. Французские ученые доказали это с помощью экспериментов, помещая человека в темный изолированный бассейн с теплой водой. Не имея внешних стимулов, чувства начинали отказывать. Вскоре человек становился нервным, терял ориентиры и у него начинались галлюцинации. Летчики, летающие на большой высоте, а также военные, охраняющие удаленные объекты, испытывают подобные галлюцинации. Если мозг не получает никакой информации от тела, похоже, он пытается создать свою «реальность».

С другой стороны, человек, регулярно пользующийся своими чувственными способностями, может выработать даже большую чувствительность. Нервные окончания становятся более чуткими, если ими пользуются. Некоторые ученые считают, что кончики пальцев имеют такую высокую чувствительность именно потому, что с младенческого возраста мы постоянно ими пользуемся. Подобным образом можно увеличить чувствительность кожи, если, например, каждый день расчесывать руку нейлоновой щеткой. В результате, поверхность кожи будет улавливать намного более широкий спектр чувств, приносящих наслаждение и боль.

Хождение босиком также помогает повысить и разнообразить чувствительность кожи, особенно если ходить по песку на пляже или по траве. Нежные и не похожие друг на друга прикосновения травы к ногам подают в мозг сигналы, которые важны для нормального развития мозга.

Вот почему доктор Бренд полушутя-полусерьезно говорит, что малышам лучше спать не на мягких пуховых, а на жестких кокосовых матрацах. Если постоянно окружать ребенка мягкими вещами и нежными прикосновениями, его нервы развиваются не так активно, и это в результате ограничивает спектр чувств, которые он сможет воспринимать. Бренд также признается, что только благодаря протестам жены он не стал обносить колючей проволокой место, где игрались его малые дети. Жестоко? Но ребенок просто понял бы, что определенные вещи (такие, как нож или горячая плита) трогать не следует, так как они могут принести боль. Он считает, что чем больше нежишь детей, тем более изолированная жизнь их ожидает, потому что им будет очень не хватать чувствительности.

Доктор Бренд старается придерживаться этих принципов на протяжении всей своей жизни, даже когда приближаются последние десятилетия его жизни. «Когда-то я считал, что боль и счастье — это противоположные вещи. В то время я бы изобразил жизнь в графическом виде, как два пика по обе стороны графика со впадиной посередине. Пик слева — это боль и полное отсутствие счастья, пик справа — полное счастье или блаженство. Посередине — нормальная, тихая жизнь. Моя задача, думал я, — идти от боли в сторону счастья. Но теперь я понимаю жизнь по-другому. Сегодня я изобразил бы жизнь иначе. Посередине графика я бы начертил один пик, окруженный пустотой. Пик — это Жизнь с большой буквы, это состояние, где встречаются боль и наслаждение. Окружающая пустота -это сон, апатия или смерть».

 

БОЛЬ И НАСЛАЖДЕНИЕ

Природа всегда бережлива и использует те же нервные окончания и пути для передачи и боли, и наслаждения. На клеточном уровне чувства от укуса комара (неприятное) и от легкой щекотки (приятное) практически идентичны. Разница только в том, что при щекотке какой-то посторонний предмет воздействует на нас - по коже проводят перышком, пальцами раздражают чувствительные участки кожи. Те же нервные окончания регистрируют и передают в мозг идентичные сигналы, просто мы их по-разному интерпретируем, считая одно приятным, а другое — неприятным.

В теле нет датчиков, предназначенных исключительно для приятных чувств. Сенсоры в пальцах, передающие в мозг информацию о температуре, о силе легкого удара током либо о шероховатости определенной поверхности, передают также информацию о прикосновении к вельвету или сатину. Даже сенсоры, передающие сексуальное наслаждение, используются и для регистрации тревожных сигналов. Анализ эрогенных зон указывает на обилие осязательных клеток (что объясняет и повышенную чувствительность к боли в этих зонах), но не обнаруживает клеток, предназначенных исключительно для передачи наслаждения. Природа не расточительна.

Некоторые виды боли — например, когда вы ногтем надавливаете на место, где вас укусил комар, или потягиваетесь, растягивая усталые мышцы, считаются скорее приятными, чем неприятными. Возвратившись со склона горы, где я в течение целого дня катался на лыжах, я спешу найти ванну с обжигающе горячей бурлящей водой.

Посидев несколько минут около воды, я несмело окунаю в воду ногу. Ой! Резкий сигнал боли. Я ретируюсь, а потом снова пробую. Я уже по лодыжку в воде, и боль намного слабее. Я постепенно окунаюсь в воду. Вода, которая несколько минут назад причиняла мне боль, теперь кажется чудесной. Мои натруженные мышцы чувствуют себя прекрасно. (Мази типа «Бен Гей» действуют по тому же принципу — производя легкое раздражение кожи, они обеспечивают прилив крови к месту боли, а кровь приносит успокоение натруженным мышцам.)

Эта тесная связь между болью и наслаждением существует не только на клеточном уровне, но и прослеживается в случаях, когда задействовано все тело. Часто наиболее яркое наслаждение приходит после долгого напряжения. Однажды я пошел в поход, составленный по программе «В природу!», в северных лесах штата Висконсин. Подобные программы приносят мгновенное исцеление тем, кто чувствует себя оторванным от естественного мира или от чувства боли. Подъем

в четыре утра, лазанье по каменной стене без перчаток, марафон после десяти дней в лесу, вторжение в логово черных мух и «невидимой мошкары» — такие удовольствия ожидают изнеженного горожанина.

Никогда в жизни я не чувствовал себя более усталым, чем в конце дня, запихивая свое изможденное тело в спальный мешок, еще не просохший после вчерашней росы. Несмотря на усталость, нормально выспаться все равно не удавалось благодаря «невидимой мошкаре», которую не останавливает никакая сетка и которая жалит больнее, чем любая пчела.

Но сегодня, припоминая тот поход, я в первую очередь вспоминаю, как изменились мои чувства. Казалось, они ожили. Я дышал этим лесным воздухом и, казалось, чувствовал его вкус, притом совсем не так, как я чувствую вкус чикагского воздуха, когда я дома. Я замечал и слышал то, что обычно упускал из виду.

Однажды, пройдя в жару полдня по пыльной дороге с тридцатикилограммовым рюкзаком за плечами, мы остановились на короткий привал. Один из членов группы, следуя за пчелой, обнаружил неподалеку поляну, усеянную земляникой. Ни один уважающий себя владелец овощного магазина не стал бы продавать такую землянику — ягоды были маленькими, некрасивыми и пыльными. Но мы не обращали на это внимания: они были съедобны и содержали в себе немного воды, а что еще нужно? Отправив в рот пригоршню собранных мною ягод, я сразу почувствовал вкус сладкого, приятного земляничного сока, разливающегося во рту. Мне никогда не приходилось пробовать ничего вкуснее этих, наполовину высохших на солнце, лесных ягод! Я скорее взялся собирать их в полиэтиленовый мешочек, чтобы поесть еще и после обеда.

Сначала мне казалось, что мы нашли новый сорт вкуснейших ягод, и наша находка произведет революцию в садоводстве. Но потом я все-таки понял, что дело здесь не в ягодах, а в моем состоянии. Активность тела и использование всех моих чувств открыли во мне новый уровень восприятия удовольствий. Я бы никогда не почувствовал прекрасного вкуса этих ягод, если бы сначала не провел полдня в дороге под жарким солнцем и не проголодался. Все это оживило мой вкус.

Спортсмены хорошо понимают, что значит это странное братство боли с наслаждением. Понаблюдайте за штангистом на олимпиаде. Он подходит к массивной стальной штанге, делает глубокий вдох, разминает мышцы, наклоняется, примеряется к штанге. Затем он присаживается на корточки, делает глубокий вдох, напрягает все свое тело и делает рывок. О! Какая боль на лице штангиста! Во время толчка каждая доля секунды рисует на его лице еще одну линию агонии.

Кажется, его напряженные мышцы кричат: «Хватит!» Если толчок удался, он бросает штангу на пол и подпрыгивает, хлопая руками над головой. За какую-то долю секунды агония сменяется торжеством победы. Не будь агонии, не было бы и торжества. Если вы спросите у штангиста, что он думает о боли, он удивленно посмотрит на вас, не понимая, о чем речь. Он уже забыл о боли, потому что она поглощена волной наслаждения.

Лин Ютанг в своей книге «Моя страна и мой народ» описывает один из аспектов философии древних китайцев: «Быть томимым жаждою, идя по пыльной дороге в жару, и вдруг почувствовать на коже капли дождя — разве это не счастье? Да просто когда чешется в неудобном месте и вы, наконец, вышли из комнаты, полной друзей, и уединились - разве это не счастье?» В длинном списке Ютанга почти каждое удовольствие сопряжено с болью. В «Исповеданиях» Августина выражается очень похожая мысль: «Что же, — пишет он, — происходит с душою? Почему она больше наслаждается тем, что находит или что ей возвращают, нежели тем, чем всегда обладала?» Далее Августин пишет о генерале, который испытывает наивысшее торжество победы, если битва была особенно опасной; о моряке, который наслаждается штилем после ужасного шторма; о больном, который, выздоровев, от простой ходьбы испытывает радость, какую до этого не испытывал никогда в жизни. «Всегда, — заключает Августин, — большей радости предшествует большее страдание». Как и другие отцы Церкви, он понимал, что, если ограничить одни чувства, например, с помощью поста, другие чувства обостряются. Глубокие духовные процессы лучше всего проходят в пустыне.

Я надеюсь, что когда состарюсь, я не должен буду дышать через респиратор, проводя дни в постели, в стерильной палате, где нет микробов. Не хочу, чтобы меня охраняли от опасностей. Я хочу быть на теннисном корте, заставляя сердце напрягаться при мощной подаче. Или буду пыхтеть и кряхтеть, двигаясь по тропинке к водопадам Йосемитской долины, чтобы еще раз почувствовать освежающую водную пыль на своей морщинистой щеке. В общем, надеюсь, что я не должен буду настолько изолировать себя от боли, чтобы потерять способность воспринимать наслаждения.

 

ДРУЖИТЕ С ВРАГАМИ

И спортсмены, и художники знают, что практически все достижения человечества — это результат длительного, титанического труда. Для того, чтобы закончить работу над фресками Сикстинской капеллы, Микеланджело понадобились многие годы — годы труда и страданий. Но сколько людей потом получили удовольствие, смотря на них! Каждый из нас, кто делал ремонт на кухне или ухаживал за огородом, понимает это, хотя, возможно, на другом уровне -наслаждение, приходящее после боли, поглощает ее. Иисус использовал в качестве примера рождение ребенка: девять месяцев ожидания и подготовки, мучительные роды, а затем — счастье рождения новой жизни (Иоан. 16:21).

Когда-то я брал интервью у Робина Грэма, самого молодого путешественника, совершившего самостоятельно кругосветное путешествие на паруснике. (О нем написана книга «Голубь» и снят одноименный фильм). Робин начал свое путешествие, когда ему исполнилось шестнадцать, -он не спешил взрослеть, ему хотелось приключений. И приключений у него хватало: лодку бросало в штормах, неистовая волна сломала мачту, а водяной смерч чуть было не лишил его жизни. Пересекая экваториальную штилевую полосу, где практически нет ветров и течений, он оказался в такой депрессии, что, облив лодку керосином, поджег ее и бросился за борт. (Внезапный порыв ветра, однако, ободрил его, и он, забравшись обратно в лодку, потушил огонь и продолжил путешествие).

Через пять лет Робин прибыл в порт Лос-Анджелеса, где его приветствовали с кораблей, встречали толпы народа, от журналистов не было отбоя. Звучали пароходные гудки и сигналы машин, кругом были развешены приветственные плакаты.

В тот момент он испытывал непередаваемую радость. Робин никогда не почувствовал бы таких эмоций, если бы просто возвращался с прогулки на яхте у берегов Калифорнии. Не будь трудностей во время кругосветного путешествия, не было бы и такого ликования триумфального возвращения. Он начал плавание, будучи шестнадцатилетним мальчиком, а возвратился двадцатиоднолетним мужчиной.

Ощутив, насколько здорово он себя чувствует, достигнув своей цели, Робин купил участок земли в Монтане, г. Калиспелле, построил домик из бревен и стал в нем жить. Его забрасывали выгодными предложениями издательства, агенты киноиндустрии, предлагали рекламный тур по стране, участие в радиопрограммах, но Робин от всего отказался.

Мы, живущие в современных комфортных условиях, склонны винить в наших несчастьях боль, называя ее врагом номер один. Если бы мы только могли каким-то образом выбросить боль из своей жизни, тогда мы были бы полностью счастливы! Но жизнь не поддается такому простому разделению. Как в истории с Робином, часто боль является прелюдией к наслаждению и удовлетворению. Боль — это неотъемлемая часть мира чувств. Ключ к счастью — не в попытках избежать боли любой ценой, а в понимании ее роли в системе защиты и разумном ее использовании, таком, чтобы она работала на нас, а не против нас.

Я обнаружил, что этот же принцип можно обратить не только к боли, но и другим так называемым «врагам». Когда я встречаюсь с чем-то, что на первый взгляд кажется недобрым, я спрашиваю себя: «Могу ли я даже в этом найти нечто, за что можно быть благодарным?» К моему удивлению, я почти всегда прихожу к утвердительному ответу.

Например, страх. Что хорошего в страхе? Я знаю, какие процессы вызывает в организме страх. В результате повышения адреналина, сердце начинает биться чаще, повышается реакция, увеличивается сила мышц — и все это за мгновение, мгновение страха. Я пытаюсь представить горнолыжный спорт без предохраняющих реакций страха, которые хоть немного урезонивают меня. Страх, как и боль, является предохранительной системой, только страх действует до того, как человек попадает в беду.

Как-то швейцарского врача и писателя Поля Торнье спросили, как он помогает пациентам избавиться от страха. Он ответил: «Я не стремлюсь к этому. Все, что имеет истинную ценность в жизни, отделено от нас страхом. Выбор колледжа, профессии, женитьба, дети — это все страшит нас. То, что делать не страшно, скорее всего не обладает истинной ценностью».

Или другой так называемый «враг» — чувство вины. Чувство, знакомое всем, и от которого многие пытаются избавиться. Но представьте мир без чувства вины, общество, где нет ограничения в поведении. В юридической системе США вменяемость определяется как способность различать добро и зло; мир без чувства вины скатился бы к безумию.

Чувство вины — это сигнал боли, идущий к совести, который информирует человека: что-то не в порядке и с этим нужно разобраться. Здесь необходимо предпринять два шага. Сначала человек должен найти причину чувства вины, так же, как он находит причину боли. Большая часть деятельности современных психологов заключается в том, что они помогают человеку отсеять сигналы ложной вины. Но необходим и второй шаг — процесс освобождения от чувства вины.

На первый взгляд, от неприятного чувства вины, как и от боли, нужно просто поскорее избавиться. Но если взглянуть глубже, мы поймем, что необходимо разобраться с причиной, которая вызывает чувство вины. В конечном итоге, если вы просто избавитесь от чувства вины, не придя с его помощью к прощению и примирению, вы в проигрыше. Чувство вины само по себе, как и боль, не является самоцелью — оно просто направляет нас к той области, которая нуждается во внимании.

Или представьте себе мир, лишенный другого вида боли — боли одиночества. Существовала бы дружба и даже любовь, не будь у нас внутренней потребности к общению — влечения, которое не позволяет нам стать отшельниками? Выходит, нам необходима сила одиночества, которая бы подталкивала нас к общению с другими.

Я не пытаюсь отвернуться от реальных страданий, существующих в нашем мире, никоим образом не хочу обесценить их. Тем не менее, когда происходит трагедия и мы не имеем контроля над ситуацией, мы все-таки в состоянии как-то контролировать нашу реакцию на происшедшее. Можно кричать, переполняясь злобой и обидой, о том, что жизнь несправедливо обошлась с нами, лишив нас удовольствия и радости. Или можно попытаться найти что-то доброе в неожиданных источниках, даже в наших явных врагах.

Недавно в Лондоне провели опрос общественного мнения среди пожилых жителей города. К ним обращались с просьбой назвать наиболее счастливый период их жизни, и шестьдесят процентов ответили: «Время бомбежек». Каждую ночь эскадрильи толстобрюхих бомбардировщиков «Люфтваффе» сбрасывали на город тонны взрывчатки, разрушая до основания гордую цивилизацию, а теперь жертвы бомбежек вспоминают те времена с ностальгией! В те страшные, темные дни они научились держаться вместе и идти к обшей цели. Они научились таким качествам, как смелость, надежда, участие, находясь в нужде.

Когда происходит что-то плохое — спор с женой, досадное непонимание с другом, боль вины за упущения -я пытаюсь смотреть на это так, как если бы это была физическая боль. Я принимаю это как сигнал того, что необходимо что-то изменить. Я пытаюсь быть благодарным не за собственно боль, а за возможность отреагировать на нее, выделить что-то доброе из того, что кажется нехорошим.

 

НЕОЖИДАННОЕ СЧАСТЬЕ

Иисус высказал парадоксальную сущность жизни в этих коротких словах, которые повторяются в разных Евангелиях: «Сберегший душу (жизнь) свою, потеряет ее; а потерявший душу свою... сбережет ее». Он говорит вопреки движению «за самоудовлетворение» в прогрессивной психологии, которая оказывается не такой уж прогрессивной. Христианство представляет более глубокий взгляд на вещи: удовлетворение приходит не посредством угождения своему «эго», но посредством служения другим. И это приводит меня к последнему примеру, относящемуся к принципу боль/наслаждение: примеру христианской концепции служения.

Когда я работал журналистом, мне приходилось брать интервью у самых разных людей. Оглядываясь назад, я могу разделить их на две группы: звезды и служители. Звезды — это известные футболисты, актеры, музыканты, писатели, дикторы телевидения и другие. Именно об этих людях пишут в журналах и передают по телевидению. Мы буквально выслеживаем их, хотим знать, во что они одеваются, чем питаются, каким видом аэробики увлекаются, кого любят, какой зубной пастой

пользуются.

Но я должен сказать вам, что эти «идолы» — несчастные люди. У большинства из них — либо неудачные браки, либо разрушенные семьи. Почти все они ищут помощи у психологов. Иронично, но эти герои страдают, постоянно ставя под сомнение свои способности.

Я также встречался со служителями — такими людьми, как Пол Бренд, проработавший в селах Индии двадцать лет среди самых бедных людей — прокаженных. Я встречался с медработниками, которые, оставив высокооплачиваемые должности, поехали с миссией милосердия от церкви Менденхолл в какой-то отдаленный городок штата Миссисипи. Я встречался с работниками миссий милосердия в Сомали, Судане, Эфиопии, Бангладеше и других рассадниках человеческого страдания. Я встречался с докторами наук в джунглях Южной Америки, которые занимаются переводом Библии на неизвестные языки.

Я всегда был готов почитать этих служителей, говорить о них, приводя их в пример другим, но никогда им не завидовал. Однако теперь, сравнивая эти две группы людей, я прихожу к выводу, что по большому счету выигрывают служители. Они работают за небольшую плату, перетруждаются, не ища славы, «расточая» свои таланты и способности среди необразованных бедняков. Но, теряя свою жизнь, они ее обретают. Они получают мир — «не от мира сего».

Когда я думаю о великих церквях, в которых бывал, на память приходит не какой-нибудь величественный собор в Европе. Нет, эти стали просто музеями. Мне приходит на память церковь в Карвилле, церковь в бедном районе Ньюарка с протекающей крышей и обваливающейся штукатуркой, миссионерская церковь в Чили, в г. Сантьяго, построенная из бетонных блоков и рифленого железа. В этих местах, находящихся в самой гуще человеческих страданий, я видел обилие христианской любви.

Лепрозорий в Луизиане, в г. Карвилле, — прекрасный пример действия этого принципа. Государственное агентство приобрело этот участок с целью построить комплекс для прокаженных, но никто не соглашался работать там – расчищать дороги, ремонтировать домики, прорывать каналы — все боялись иметь что-либо общее с прокаженными.

Наконец, орден монахинь «Сестры милосердия» перебрался в Карвилл, чтобы ухаживать за прокаженными. Поднимаясь за два часа до рассвета, одеваясь в открахмаленные белоснежные балахоны, невзирая на жару, эти монахини жили более дисциплинированно, чем лучшая воинская часть. Они также доказали, что способны работать. Монахини копали ямы, закладывали фундамент, делали Карвилл уютнее, прославляя Бога и принося радость пациентам. Они испытывали то состояние, где боль и наслаждение, наверное, наиболее близки — жертвенное служение. Если моя жизнь пройдет в поисках счастья с помощью наркотиков, удобств и роскоши — счастье ускользнет от меня. Правильно говорят: «Счастье бежит от тех, кто гонится за ним». Счастье придет ко мне неожиданно, как побочный результат, как сюрприз, как награда за то, что я сделал что-то доброе, вложив туда душу. И, вероятнее всего, это вложение будет сопряжено с болью. Трудно представить

наслаждение без нее.