Филип Янси

Где Бог, когда я страдаю?

ЧАСТЬ 4. КАК СПРАВЛЯТЬСЯ С БОЛЬЮ?

13. ПРИЗНАКИ ВЫЗДОРОВЛЕНИЯ

«Я не спрашиваю раненого, как. он себя чувствует. Я сам становлюсь раненым».

— Уолт Уитман

«Моя песнь»

Для того, чтобы понять страдание, я изучал жизнь людей, которые навсегда связаны с ним: Брайан Стернберг, Джони Эрексон Тада, люди, пережившие Холокост. Для большинства из нас периоды страдания, обычно, короче и не настолько жестоки. Но один фактор остается неизменным в любом случае: люди по-разному реагируют на страдание.

Я знаю людей, больных ревматизмом, которые только и говорят, что о своей болезни, другие же рассказывают о своей боли, только если вы станете их об этом расспрашивать. Почему так? Можно ли заранее определить, как человек будет реагировать на страдание? Можно ли подготовиться к страданию так, чтобы понизить его эффект? Сама боль, кажущаяся на первый взгляд рефлексом, действует не как простой причинно-следственный механизм. Нейроны действительно передают сигналы об опасности, но эти сигналы всегда фильтруются и интерпретируются мозгом. Понимание и отношение человека к боли может коренным образом изменить ее. Вы совершенно не так отреагируете на неожиданный удар в лицо, как отреагирует на него профессиональный боксер, которому за пятнадцать раундов избиений платят уйму денег.

Медики сегодня открыто признают, что, по большому счету, отношение человека к страданию определяет эффект, который оно возымеет. Доктор Роберт Адер, профессор психологии и психиатрии Рочестерского медицинского университета признает, что практически в каждой болезни присутствует эмоциональный фактор. Он делает следующее заключение: «Теория о микробах просто не в состоянии объяснить, почему люди заболевают. Если бы она объясняла это, то непонятно, почему все в офисе не заболевают, когда заболевает один из работников. (Конечно, я не знаю, какого размера у вас офис)».

Альберт Швайцер говаривал, что болезни быстро оставляют его потому, что не встречают гостеприимства в его теле. Или, как заметил менее красноречивый наблюдатель: «Иногда важнее знать, что за человек заразился, нежели то, чем он заразился». Подготовка, арсенал, с которым мы встречаем страдание, может иметь решающее значение в наших переживаниях. А понимание боли и страдания поможет нам послужить больным тогда, когда мы сами не страдаем. Эту книгу я начал с рассказа о своей подруге Клаудии Клакстон, которая вдруг обнаружила, что ей придется бороться с раком. Я поинтересовался у Клаудии и ее мужа Джона, почему во время этой кризисной ситуации они сплотились, ведь большинство семейных союзов в результате подобных болезней, напротив, ослабевают. «Я тогда работал в качестве ассистента капеллана в больнице, — рассказывал Джон. — Мне приходилось постоянно общаться с больными и умирающими людьми. Это только в кино супруги, которые всю жизнь ссорились, в случае смертельной опасности забывают о своих различиях и объединяются. В реальной жизни не так. Когда супруги встречаются с трудностями, тогда то, что уже заложено в их браке, просто ярче высвечивается. Поскольку нас с Клаудией соединяла глубокая любовь и мы работали над тем, чтобы наши отношения были открытыми, кризис сблизил нас.

Нас не охватило чувство злобы, мы не обвиняли друг друга в происшедшем. Эта болезнь просто вынесла на поверхность и усилила чувства, которые уже существовали». Согласно рассуждениям Джона, лучший способ подготовки к страданиям — это установление крепких взаимоотношений с людьми в то время, когда мы здоровы. Невозможно наскоро заложить надежный фундамент силы, его нужно строить постоянно.

 

ШКОЛА СТРАДАНИЯ

Сказать что-то существенное по вопросу страдания могут только те люди, которые страдали сами. Нам необходимо интересоваться их мнением и для того, чтобы подготовиться к страданию самим, и для того, чтобы научиться утешать других. Ведь чья-то болезнь, особенно смертельная, влияет на наше собственное здоровье. Мы странно себя ведем: нервничаем, отводим в страхе глаза, бросаем пустые обещания («Звони, если что...»); наши беседы — пустой лепет. А что вообще можно сказать? И нужно ли что-нибудь говорить? Признаюсь, для меня нелегко находиться рядом со страдающими людьми. Не могу представить себе менее эффективного посетителя больных, чем я сам. Я начинаю сворачиваться, как улитка, как только открываю стеклянные двери больницы — от запаха, наверное. Запахи антисептических средств проникают в мозг непосредственно через органы обоняния, вызывая во мне страшные детские воспоминания о том, как мне удаляли гланды. Когда медсестра в коридоре улыбается и кивает мне, перед моим мысленным взором возникает медсестра гигантская, с полиэтиленовым кульком, пытающаяся украсть мое дыхание...После нескольких лет профессиональной шизофрении — когда пишешь и говоришь о страдании и в то же время чувствуешь собственную беспомощность — я решил отбросить неловкость и заставить себя находиться рядом со страдающими людьми постоянно.

Приблизительно в это время один из моих друзей обнаружил, что у него — очень редкая форма рака. В истории медицины, сообщили ему, всего двадцать семь человек с такой болезнью, как у него, проходили курс лечения. Двадцать шесть — умерли. Теперь Джим должен был сражаться с этой страшной болезнью один на один.

Ему было тридцать три года, и всего десять месяцев назад он женился. Свой медовый месяц они провели на Карибских островах, где любили выходить в море на яхте. Больше всего Джима заботила его карьера, горнолыжный спорт и семья. И вдруг перед ним — реальная возможность смерти, и ему нужна была помощь.

По его просьбе я стал вместе с ним посещать группу психологической поддержки в соседней больнице. Вообще, люди посещают такие группы по самым разным причинам. Одни желают улучшить свой имидж, другие — научиться общаться с людьми, третьи — победить пристрастия. Но эта группа, называющаяся «Не упусти сегодня», состояла из умирающих людей. Они использовали эвфемизм «жизнеугрожающие болезни» для обозначения разных видов рака, рассеянного склероза, гепатита, мышечной дистрофии и других подобных болезней. Каждый из участников знал, что в его или ее жизни есть два главных вопроса: вопрос выживания или, в случае неуспеха, — подготовки к смерти. Мне было очень тяжело на первой встрече. Мы собрались в открытой комнате ожидания, расселись на дешевых пластмассовых стульях оранжевого цвета — их наверняка подобрали специально, чтобы поднять настроение. По коридору то и дело проходили санитары со скучным видом, толкая впереди себя носилки. Открывались-закрывались двери лифта. Я пытался игнорировать объявления по громкоговорителю, по которому время от времени вызывали докторов.

Большинство присутствующих были моложе сорока. Обычно люди такого возраста мало думают о смерти, но собравшиеся, напротив, хотели говорить о неожиданном ее вторжении в их жизнь. Собрание началось со своеобразной переклички — каждый коротко сказал о себе. Некоторые из членов группы умерли в течение месяца, прошедшего с момента их последней встречи, и социальный работник рассказал о последних днях их жизни и о похоронах. Джим шепотом сообщил мне, что это один из депрессивных аспектов этих встреч: некоторые члены группы исчезали.

Я ожидал, что атмосфера на собрании будет мрачной, но ошибся. Слез, конечно, лилось немало, но эти люди свободно разговаривали о болезнях и смерти. Здесь, в этой группе, они могли свободно говорить о болезни и ожидать, что их будут слушать. Они рассказывали о том, что большинство их друзей общались с ними странным образом, избегая разговоров о том, что для них сейчас было важнее всего — об их болезни. А в этой группе они могли открыться друг перед другом. Нэнси показывала всем свой новый парик, купленный для того, чтобы скрыть ее облысевшую голову — побочный эффект химиотерапии. Она, смеясь, говорила, что всегда хотела иметь прямые волосы, и вот теперь наконец-то опухоль в мозгу предоставила ей такой шанс. Стив, молодой чернокожий мужчина, признался, что мысли о будущем приводят его в ужас. Будучи подростком, он победил болезнь Ходжкина, а теперь, десять лет спустя, симптомы вдруг возвратились. Он не знал, как сказать об этом своей невесте.

Лорейн, у которой возникли опухоли на спинном мозге, лежала на матраце и мало говорила. Она пришла сюда не говорить, а просто поплакать, объяснила Лорейн. Наибольшее впечатление на меня произвела одна пожилая седая женщина — широкое костистое лицо выдавало в ней иммигрантку из Восточной Европы. Говоря с сильным акцентом и используя простые повествовательные предложения, она выражала свое одиночество. Ее спросили, есть ли у нее родственники. Она объяснила, что сын, военный летчик, пытается взять отпуск и прилететь из Германии. А муж? Она сглотнула с трудом несколько раз, а потом сказала: «Он пришел ко мне только однажды. Меня уже положили в больницу. Он принес мне мой халат и другие вещи. Доктор остановил его в коридоре и рассказал о моей болезни, лейкемии. — Ее голос срывался, и она смахнула слезы прежде, чем продолжить. — В тот вечер он пошел домой, собрал свои вещи и уехал. Больше я его не видела».

«Сколько лет вы были женаты?» — спросил я после паузы. Ее ответ ошеломил всех: «Тридцать семь лет». (Позже я узнал, что, согласно данным исследователей, около семидесяти процентов браков распадаются, если один из супругов смертельно заболевает. В этой группе из тридцати человек ни один брак не выдержал испытания более двух лет. распалась и семья моего друга Джима.) Я приходил на встречи этой группы в течение года. Жизнь каждого участника была насыщена необычной силой, которую приносит только смерть. Не могу сказать, что мне нравилось бывать на этих встречах; «нравилось» - это неподходящее слово. Но они стали для меня одним из наиболее значимых событий каждого месяца. В отличие от других встреч, где люди стараются поразить друг друга, выражая свой статус, власть или остроумие, здесь никто не пытался произвести впечатление. Одежда, мода, мебель, карьера, новые машины — какое значение имеет все это для людей, готовящихся к смерти? Встречи группы «Не упусти сегодня», казалось, подтверждали теорию о ценности страдания. Эти люди намного больше, чем другие, обращали внимание на основное в жизни. Они не могли забыть о смерти, потому что, говоря словами Августина, их «оглушал звон цепей смертности». Как мне иногда хотелось привести на эти встречи некоторых своих поверхностных друзей-гедонистов!

Находясь в среде этих людей, я, собиравшийся писать книгу о страдании, чувствовал, как мало я знаю. В течение года я набирался мудрости, сидя у ног моих учителей в школе страдания. Большинство из того, о чем я буду писать в следующих главах — о подготовке к страданию и помощи другим, я почерпнул во время пребывания в этой группе.

 

ЧТО ПОМОГАЕТ ЛУЧШЕ ВСЕГО?

Как мы можем помочь страдающим? И кто может помочь нам, когда страдаем мы?

Я начну с хорошей новости, которая, возможно, немного вас разочарует. Разочарует потому, что я не могу дать вам волшебной формулы. Нельзя что-то такое особенное СКАЗАТЬ страдающему. Самые светлые умы человечества со всех сторон рассматривали проблему страдания, спрашивали, для чего нужна боль, но мы все так же задаем эти вопросы, не находя ответа.

Как я заметил, даже Бог не стал объяснять причину страдания в Своем ответе Иову. Великий царь Давид, праведный Иов и даже Сам Сын Божий реагировали на страдание так же, как и мы. Они чувствовали отвращение к боли, думали, что боль ужасна, делали все, что могли, чтобы облегчить страдания и, в конце концов, обессиленные, кричали о помощи к Богу. Меня лично очень огорчает тот факт, что мы не можем найти общий ответ для страдающих людей.

Но если посмотреть на дело с другой стороны, то отсутствие ответа — это замечательно. Когда я задавал людям вопрос, кто помог им в страдании, ни один из них не назвал профессора богословия Йельского университета или известного философа. Царство страдания — это демократия, и каждый из нас стоит в нем, либо рядом с ним, не имея ничего, кроме нашей человечности. Каждый из нас может помочь другому, и это — хорошо.

Никто не может упаковать или разлить по пузырькам «подходящий ответ страданию». Слова, обращенные ко всем, скорее всего окажутся ненужными для отдельно взятой личности. Если вы обратитесь к самим страдающим и спросите, какие слова утешили бы их, вы, вероятно, услышите самые разные ответы. Одни расскажут вам о друге, который развеселил их и помог на время забыть о боли, а других такой подход обидел бы. Одни предпочитают откровенные, прямые беседы, а других они угнетают, затягивают в депрессию.

В общем, для страдающего человека нет магического рецепта. По большому счету, человеку, который страдает, нужна любовь, потому что любовь инстинктивно чувствует, что необходимо человеку на данный момент. Жан Ванье, основатель движения «Л'Арк», говорит об этом так: «Люди раненые, сломленные страданием и болезнью, нуждаются в одном: чтобы кто-то любил их всем сердцем, отдавал себя им и вместе с ними надеялся».

По существу, ответ на вопрос: «Как помочь страдающему?» звучит точно так же, как и ответ на вопрос: «Как любить?» Если меня попросят указать на место из Библии, помогающее нам послужить страдающим, я бы посоветовал перечитать 13-ю главу Послания к коринфянам, где содержится прекрасное описание любви. Именно она нужна страдающему: любовь, а не знание или мудрость. Часто бывает так, что для исцеления Бог использует самых обыкновенных людей.

Тем не менее, сама любовь состоит из определенных и практических шагов. Мы встречаемся со страдающими людьми в каждой школе, в каждой церкви, в каждом общественном учреждении, в каждой больнице. Рано или поздно каждый из нас окажется в их рядах. Прислушиваясь к тому, о чем говорят страдающие люди, я выделил четыре «фронта», на которых сражается каждый страдалец: страх, беспомощность, смысл и надежда. Наша ответная реакция на страдание во многом зависит от результата этих четырех сражений.