Филип Янси

Где Бог, когда я страдаю?

ЧАСТЬ 3. КАК ЛЮДИ РЕАГИРУЮТ НА СТРАДАНИЕ

9. ПОСЛЕ ПАДЕНИЯ

 

«Неутихающая боль,

Капля за каплей,

Падает на сердце,

Пока к нам, отчаявшимся,

Не явится мудрость

Через потрясающую Божью благодать».

- Эсхил

 

Слова о ценности страдания и о важности того, какая реакция возникает у страдающего человека, хорошо звучат в теории, но мало кто думает о теоретическом страдании. Важно знать, действуют ли эти принципы в жизни?

Чтобы больше узнать об этом, я посетил двух христиан, которые ежедневно сражаются с болью, как с физической, так и с психологической - с болью, иногда становящейся бесконтрольной. Оба были поражены болезнью в расцвете сил; во многом их имена невольно ассоциируются с трагедиями, встретившимися им на пути.

И в то же время эти двое - Брайан Стернберг и Джони Эрексон Тада - совершенно по-разному отнеслись к постигшему их несчастью. Их погружение в страдание настолько глубоко, что каждый случай заслуживает того, чтобы ему уделить отдельную главу.

Второго июля 1963 года Брайан Стернберг упал с трехметровой высоты, и это секундное падение полностью изменило его жизнь и жизнь его семьи. В школе Брайан посвящал много времени занятиям необычным видом спорта - прыжкам в высоту с шестом. Ему нравились все составные грациозного прыжка: стремительный разбег, резкий толчок шеста, сам взлет, напоминающий прыжок ягуара, момент невесомости над планкой, а затем захватывающее дух падение на маты.

Для Брайана было недостаточно просто усовершенствовать технику прыжка. Зная, что сильное тело поможет ему подняться чуточку выше, он также занялся гимнастикой. Гимнастика — балет силы — наверное, ближе всех других видов спорта приближается к искусству. Почти каждый день после уроков Брайан направлялся в спортзал, где снова и снова занимался, оттачивая разбег, прыжок и технику падения. Он научился переворачиваться и делать сальто в воздухе, наслаждаясь полным контролем, который имел над собственным телом. Прыжки с шестом требовали железной дисциплины; гимнастика делала его свободным.

Будучи первокурсником в Вашингтонском университете, Брайан установил рекорд страны среди первокурсников колледжей. Очень скоро спортивные журналы стали называть его сильнейшим прыгуном мира. Шел 1963 год. Президентом США был Джон Кеннеди, а национальной задачей номер один — победа над русскими спортсменами.

Казалось, что у американцев теперь был победитель, и внимание всей страны сфокусировалось на девятнадцатилетнем Брайане Стернберге.

В 1963 году о новых спортивных достижениях Брайана писали почти каждую неделю. Не зная себе равных в соревнованиях под открытым небом, он также установил рекорд страны для закрытых помещений. Потом побил мировой рекорд, а позже побил его еще дважды. Другие прыгуны достигли своего потенциала, но Брайан продолжал поднимать перекладину.

То были счастливые дни для Стернбергов. Они знали, что слава была мимолетной, потому что в легкой атлетике звезд забывают быстро. Но это был праздник для всей семьи, когда они вместе садились в машину, ехали на стадион и смотрели, как восторженные толпы зрителей приветствовали победителя, с легкостью взлетавшего над планкой.

Все изменилось 2-го июля, через три недели после того, как Брайан установил свой последний рекорд. Теперь, спустя несколько десятилетий, Брайан Стернберг продолжает состязаться, но теперь это борьба иного рода, намного более одинокая и безнадежная. Борьба без шестов.

 

ПАДЕНИЕ

Все началось тогда, когда Брайан накинул свитер и сказал матери: «Поеду позанимаюсь в спортзале». Он поехал в Вашингтонский университет, располагавшийся за рекой, и начал разминку. Команда атлетов США готовилась к поездке в Советский Союз, и тренировки Брайана имели теперь огромное значение. Вот как он описывает, что произошло дальше: «Если в прыжках на батуте и бывают страшные мгновенья, то это при взлете. В момент, когда спортсмен отрывается от батута, его вдруг охватывает беспричинная паника, и это чувство сохраняется до тех пор, пока он снова не ощутит опору. Это случается даже с самыми опытными спортсменами. Так вот, меня охватило такое

паническое чувство, и, взлетев, я потерял ориентацию. Я думал, что, как обычно бывало в таких случаях, я просто приземлюсь на четвереньки, но упал вниз головой.

Я услышал, как в шее что-то треснуло, а потом все исчезло. Затем я увидел, что мои руки и ноги двигаются, но не чувствовал этого движения. Поняв, что произошло, изо всех сил закричал: «Я парализован!» Голос мой, однако, звучал негромко; в легких почти не было воздуха — дыхание также подверглось воздействию паралича.

Я не мог ничего сделать, не мог сдвинуться с места. Сначала на меня напал страх, но потом паника вдруг исчезла. Я сказал собравшимся вокруг меня: «Не двигайте мое тело, особенно шею». Я не мог дышать, и, теряя сознание, попросил стоявшего рядом товарища сделать мне искусственное дыхание, не запрокидывая назад мою голову.

До того, как приехали медики, на меня дважды нападал ужас, но не от физической боли, — я просто не мог поверить в то, что со мной произошло. В то время я думал лишь о ближайшем будущем. И совсем не думал о том, что, возможно, никогда не смогу ходить».

Медики мало знают о функционировании спинного мозга, потому что очень сложно его изучать, не причиняя вреда здоровью пациента. В течение сорока восьми часов врачи не знали, выживет ли Брайан. И когда он выжил, они могли только гадать, до какой степени способны восстановиться его двигательные функции. В течение последующих восьми недель Брайан лежал, пристегнутый к раме «Фостер» — конструкции из стали и полотна, называемой «брезентовый сэндвич». Закрепленная с обеих сторон на шарнирах, рама позволяла медсестрам время от времени переворачивать Брайана, чтобы на его теле не образовывались пролежни и не возникало других проблем.

После того, как его сняли с рамы «Фостер», Брайан получил возможность двигать головой, но долго не решался на это, вспоминая зловещий хруст в шее при падении. Он также владел некоторыми плечевыми мускулами. Хорошо развитые плечи всегда помогали ему выделяться среди спортсменов; теперь же плечевые мускулы начинали атрофироваться. Чтобы приостановить их отмирание, медики подсоединяли к мышцам электроды и пропускали напряжение, заставляя их сжиматься. Брайану было странно смотреть на свои работающие мышцы, которых он не ощущал.

Первое время он не чувствовал боли. Сигналы, которые регистрировала его нервная система, не подавали ему никакой информации о том, что у него вообще есть руки, ноги и туловище. Брайану казалось, будто он просто парит в воздухе, ведь он не ощущал даже матраца под собой.

Брайан лежал на кровати, не чувствуя ничего, кроме головы, и у него начались осязательные галлюцинации. В его воображении существовали руки и ноги, которые он мог полностью контролировать. Когда юноша напряженно думал, например, о баскетбольном мяче, его подсознание каким-то образом воскрешало прежние чувства и ему казалось, что баскетбольный мяч у него в руках. Эти игры воображения вначале были интересными, и он надеялся, что со временем воображаемое восприятие когда-то соединится с реальностью.

Но вскоре эти игры обратились против него. Он брал в Руки мяч, но не мог его отпустить. Или, вместо мяча, он чувствовал, что у него в руках — опасная бритва, режущая ладони (конечно, воображаемые, но для мозга Брайана боль была реальной). Одно время его мучила ужасная иллюзия: будто ему в кончики пальцев ввинчивают металлические болты. По ночам начинались кошмары: жуткие сны о том, что он, как муха, ползает по стенам и потолку. Некоторые сны вообще не имели никакого смысла — это был сплошной ужас. А потом, после ночных кошмаров, начиналось утро, и это было еще страшнее, потому что от кошмаров реальности не убежишь.

Волны депрессии, более жестокие, чем галлюцинации, захлестывали его без предупреждения. Он наблюдал, как, приспосабливаясь к пассивному образу жизни, постепенно уменьшалось его тело. Брайан лежал, часами смотря на одни и те же стены и отчаянно предпринимая одно и то же усилие, пытаясь заставить мышцы слушаться команды мозга. И всякий раз, не достигнув успеха, он глубже впадал в депрессию. Он кричал, обращаясь к врачам: «Все, больше не могу! Я не знаю, что делать дальше. Ничего не изменить! Не могу больше так просто лежать, будучи привязанным к кровати! Я устал. Я делаю все, что могу, но результата нет...»

Слезы прерывали его слова. Когда на Брайана, как тошнота, накатывалась депрессия, у него оставалось несколько точек опоры, за которые он мог ухватиться. Рядом была его подруга и семья, и еще он получал поддержку от тысяч сочувствующих — ему писали даже из таких далеких стран, как Япония и Финляндия. Каждый день родители посвящали около часа чтению писем и открыток, в которых люди выражали поддержку, — читали до тех пор, пока эмоции не захлестывали их самих... Один семидесятидевятилетний старик написал: «Мое тело уже никуда не годится, но спинной мозг работает нормально. Если бы я только мог отдать его тебе...»

Поддержка приходила также от спортсменов со всего мира. В Советском Союзе для Брайана отчеканили специальную медаль. Футбольная команда «Чифс» из Канзаса сыграла благотворительный матч, прибыль от которого пошла на медицинские расходы Брайана.

Однако через несколько недель уже ничто, казалось, не способно было вывести Брайана из депрессии. Врачи не могли его обнадежить — после подобной травмы никто в медицинской практике не встал на ноги. Выбраться из этой затяжной депрессии ему помогли члены «Общества спортсменов-христиан» из г. Ашлэнд в Орегоне. Больше часа Брайан беседовал по телефону со спортсменами и тренерами.

Христиане-спортсмены, веря в исцеление Брайана, зажгли в нем искру веры. Спустя три месяца .после несчастного случая, Брайан стал христианином. Он понял, что никогда не сможет ходить, если не произойдет чудо. Никакое напряжение воли не заставит его мышцы двигаться. Мертвые нервные клетки спинного мозга должны были ожить, и медицина не в силах была этому помочь. Он также прекрасно понимал, что вера в Бога — не сделка: «Боже, исцели меня, и я поверю». Брайан должен был довериться Богу просто потому, что Он — Бог. И Брайан пошел на этот риск, вверив

Ему свою жизнь.

Он начал молитву, которая до сих пор не окончена. Множество раз — сотни, тысячи раз — Брайан представлял Богу одну и ту же просьбу. Все в его жизни напоминает ему о том, что молитва не отвечена. Он молился с обидой, молился, умоляя Бога, молился в отчаянии, молился с упорством. Молились и другие — церкви, студенты колледжей, группы спортсменов. Всегда — одна и та же молитва, и до сих пор безответная. Ответ, в который верит Брайан, не приходит. Спустя год после несчастного случая Брайан сказал в интервью журналу «Взгляд»: «Обладание верой — это необходимый шаг к одной из двух целей. Получение исцеления — это одна цель. Душевный мир, в случае, если исцеление не придет, — вторая цель. Для меня достаточно достичь одной из этих целей». Но теперь У Брайана другой взгляд на вещи. Сейчас ему необходимо только одно — полное исцеление.

 

МИР, В КОТОРОМ ЖИВЕТ БРАЙАН

Для того, чтобы встретиться с Брайаном, я должен был прилететь в Сиэтл, сообщить о своем прибытии и ждать, когда он будет достаточно хорошо себя чувствовать, чтобы принять посетителя. Боль, как говорит Брайан, «иногда бывает безумно острой, а иногда просто мучительной».

Что могло закалить веру настолько, чтобы она пережила годы страдания и сотни молитв, оставшихся без ответа? Через время некоторые друзья, молящиеся о физическом исцелении Брайана, стали молиться о другом, но Стернберги не изменяли свою молитву. Кто они? Сверхлюди? Или они просто очень упрямы? Я думал об этом по дороге к их дому в Сиэтле, когда ехал на первую встречу со Стернбергами.

Кое-кто предупреждал меня: «Они странно себя ведут. Они отказываются согласиться с тем, что Брайан находится в таком состоянии». Дом Стернбергов стоит на пригорке, возвышаясь над университетом «Сиэтл Пасифик».

К нему ведет крутая дорога, по которой во время гололеда или сильного ливня беспомощно скатываются вниз машины. К счастью, дорога была сухой, и я благополучно добрался до места. У двери меня встретила Хелен Стернберг - стройная блондинка, мать Брайана. Друг Брайана настраивал радиоантенну на крыше. Когда я вошел в дом, передо мной открылся захватывающий вид на Сиэтл — окна были огромными. В течение двадцати минут я любовался видом, ожидая, пока

санитар подготовит Брайана к встрече со мной.

Первое, что бросается в глаза при встрече, это то, насколько Брайан зависит от других людей. Если оставить его одного — он умрет в течение сорока восьми часов. Школьники и студенты университета выполняют роль санитаров: купают его, дают ему лекарства, кормят, подают напиться. Брайан всегда противился этой зависимости, но разве у него есть выбор? Его тело лежит только так, как его положит санитар.

Голова Брайана — нормальных размеров, но остальные части тела уменьшились в связи с атрофией мышц. Он научился управлять своими плечевыми мышцами и теперь может делать небольшие движения рукой. Он может пользоваться выключателями, с трудом поворачивать ручки и даже печатать с помощью устройства, которое сдерживает движение руки — двигается только один палец.

Брайан лежит в небольшой комнате, и эта комната — весь его мир. У него нет в гараже велосипеда, лыж или коньков. Он показывает мне глазами на предметы, окружающие его. Над кроватью висит покрывало фирмы «Адидас» — в память об Олимпийских играх 1964 года в Токио, на которые он так и не попал. На стене в рамке — письмо от Джона Кеннеди, датированное 15-м августа 1963 года. «Я хочу, чтобы ты знал, что в течение последних нескольких недель мы часто вспоминаем о тебе и надеемся на скорое выздоровление». Это письмо было прочитано на благотворительном футбольном матче, и Брайан, услышав эти слова, не смог сдержать слез.

Более всего Брайан воодушевился, показывая мне радиолюбительскую аппаратуру, стоящую около его кровати. Он стал радиолюбителем — это помогло ему почувствовать контакт с окружающим миром. Брайан говорит медленно, с расстановкой — на самые разные темы. Он любит говорить об электронике. А еще очень любит рассказывать о своей работе регионального представителя «Общества христиан-спортсменов». Сидя в инвалидной коляске, он часто выступал перед спортсменами в спортзалах и школах.

Покинуть комнату Брайана было нелегко. Хотя большинство из того, о чем он говорил, очень меня интересовало, мне показалось, что у Брайана не хватает чувства меры, которое необходимо для ведения нормальной беседы. Спустя два часа, когда я направился к двери, он стал говорить громче, с напряжением. Брайан просил, чтобы я оказал ему определенные услуги. Я уже давно дал ему знать, что мне пора идти, но он находил новые темы для обсуждения.

Когда мне, наконец, удалось покинуть комнату, санитар объяснил, что Брайан часто ведет себя так с посетителями. По его мнению, это — последствия паралича. Не имея возможности владеть своим телом, Брайан, сам того не осознавая, пытается контролировать других.

 

ЧУДА ВСЕ НЕТ

Одно я понял точно, посетив Брайана: сейчас он больше, чем когда-либо ранее, отказывается соглашаться со своим положением. У него одна надежда и одна цель в молитве — полное исцеление. Он говорит это каждому, кто его посещает. С точки зрения медицины, ему нужно чудо; время не лечит, и шансы на естественное выздоровление постепенно уменьшаются.

Самое страшное — это боль. Тело Брайана постоянно находится в состоянии борьбы. Зарождаясь глубоко внутри, боль распространяется по всему телу, как в машине боли Оруэлла в «1984», которая подключалась непосредственно к центральной нервной системе. Один удар такой боли способен заставить здорового мужчину корчиться на полу. Для Брайана это — непрекращающаяся ежедневная рутина.

Семья Брайана разделяет с ним эту нескончаемую боль и раздражение. Мы сидели в зале с его родителями, и они рассказывали мне о своих переживаниях. На улице стемнело, и за окном мерцали городские огни — тысячи автомобилей медленно двигались по улицам и мостам города. В камине полыхал огонь, и атмосфера в комнате казалась идиллической. Мать Брайана начала свой рассказ о его дилемме.

Первые шесть месяцев семья Стернбергов получала массу добрых пожеланий успеха и выздоровления. Многие христиане верили, что Брайан выздоровеет. Такой молодой атлет, говорили они, должен снова ходить, в этом точно Божья воля! Брайан встречался со многими известными христианами, находящимися в служении исцеления. Однажды лидеры семи разных конфессий собрались, чтобы вместе помолиться за Брайана и помазать его елеем. Все чувствовали возбуждение, все верили, но ничего не изменилось.

Стернберги обратились к Библии за утешением и советом. Они беседовали с пасторами и теологами, перечитали гору книг о том, почему Бог допускает страдание. Читая Библию, они все больше убеждались в том, что Брайан будет исцелен.

«Мы поняли, — говорила мне госпожа Стернберг, — что Бог любит. Нет, мы поняли более глубокую истину: Бог ЕСТЬ любовь. Все вокруг говорили, что нам нужно смириться с этой трагедией, что этого хочет от нас Бог.

Но Иисус, Которого мы видим в Библии, пришел для того, чтобы принести исцеление. Там, где Он видел боль, Он исцелял ее. Он никогда никого не проклинал, никогда не приносил болезней.

Иисус являл Собою Бога. Он жил, показывая, каков Бог. Разве Бог изменился? Неужели состояние нашего сына не противоречит тому, что открыл о Себе Бог? Я никогда не читала, чтобы Иисус сказал слепому: «Извини, дружище, Я и хотел бы помочь, но Бог хочет чему-то тебя научить. Так что иди, привыкай к своему состоянию». Когда Иисус увидел слепого, Он исцелил Его. И Он учил нас молиться о том, чтобы воля Божья совершалась «на земле, как и на небе».

Я считаю, — продолжала она, — что Богу не по душе то состояние, в котором находится Брайан. Из Библии ясно, что воля Божья для человека — полная жизнь, жизнь с избытком. Это означает полноценность и здоровье, а не высохшее тело, в котором закован Брайан. Мы не должны приставлять «Божью волю» как религиозную точку к каждому вопросительному знаку. Нельзя прекратить искания и превратиться в фаталиста, говоря: «Я знаю, что совершилась Божья воля».

Хелен Стернберг сделала паузу. Это были сильные слова, и за ними стояла боль, которую в этом мире испытали немногие. Другие христиане, такие, как Мэри Вергис, нашли успокоение в том, что согласились со своим состоянием. Стернбергов такое согласие не удовлетворяет.

Сжав вместе ладони, моя собеседница продолжала: «В этой жизни нам, конечно, не удастся найти ответы на все вопросы. Многое мы просто принимаем на веру. Мы с мужем и Брайаном больше всего держимся за Божью любовь. Если что-то — как несчастный случай — несовместимо с Божьей любовью, мы ищем причины случившегося в другом, зная, что это — не от Него. Если что-то не в порядке между мной и Богом, или во мне, или между мной и ближним, то это — болезнь, и она нуждается в исцелении.

Я не знаю, почему Брайан пока еще не ходит. Я верю, что Бог всемогущ, но я также верю, что Он ограничивает Себя. Зло могущественно. И я думаю, что для сатаны очень выгодно держать нас в таком положении. Он будет предпринимать все, что угодно, только чтоб мы не были полноценными людьми. Он пользуется нашими слабостями, как боксер, снова и снова ударяя в поврежденную челюсть или разбитый глаз противника. Он неутомим».

Мать Брайана говорила о битве добра со злом, а я мысленно перенесся на сотни лет назад, когда Христос жил на земле и думал об атаках зла, направленных против Него: избиении младенцев, искушениях, предательствах и, наконец, смерти. Но Бог преобразовал то, что казалось поражением, даже страшную смерть Своего Сына, в победу. Во многом, пусть не так ярко, Он делал это и в трагедии Брайана Стернберга. Но ворвется ли Он в их жизнь с ярким переворотом, превозмогая трагедию физическим исцелением, как Он превозмог смерть воскресением?

Стернберги делали полную ставку на это. Госпожа Стернберг продолжала: «Никто, переживший такую травму, как у Брайана, не смог встать на ноги. Никто. Но мы все-таки верим. Я не знаю, когда Бог исцелит Брайана. Возможно, эта битва и не будет выиграна здесь, на земле. В этом мире некоторые из тех, за кого молятся, получают исцеление, другие — нет. Но время исцеления не изменяет Божьего желания, чтобы мы были здоровы телом, разумом и духом. Мы не сдадимся. Мы как медики, ищущие средство для исцеления; мы не прекратим исследования. Мы считаем, что Бог ожидает от нас упорства».

Было уже поздно, и пришло время заканчивать беседу. Прежде, чем покинуть дом Стернбергов, я попросил их показать мне спортивные сувениры Брайана. Мы вошли в комнату, в которой находилось множество кубков, сертификатов и призов. На одной доске было выгравировано: «Выдающемуся атлету континента 1963 г».

Я обратил внимание на одну фотографию, висевшую на стене. На ней запечатлен Брайан в момент, когда он побил свой последний мировой рекорд в г. Комптоне, в Калифорнии. Он парил на фоне неба, находясь почти в горизонтальном положении: руки вытянуты назад, а ноги едва не касались планки. Каждый мускул его тела был напряжен. Момент был остановлен электронной вспышкой; таким, подумалось мне, он и остался навсегда.

Меня вдруг наполнила жалость: тело человека, с которым я только что беседовал, было жалким подобием этого прекрасного тела. Брайан, безусловно, вырос эмоционально и духовно. Но в то же время он стал меньше. Боль разрушает. Эти два образа не покидали меня, когда я вышел из теплого дома на холодный сиэтловский ветер. Брайан, который на фотографии. И Брайан сегодня — скорченное, беспомощное тело на кровати, где он будет лежать и завтра, и послезавтра... и кто знает, как долго. Смог бы я верить на его месте? Что бы я делал — объяснял страдание, принимал его или восставал против него? Смог бы я верить в исцеление на протяжении лет, на протяжении десятилетий? Правильно ли поступали Стернберги, надеясь на чудо, которое не произошло, невзирая на тысячи молитв? Не получалось ли так, что они диктовали свои условия Богу? Должны ли они «прославлять Бога, невзирая ни на что», как предлагают некоторые?

У меня не было ответов на эти вопросы. Из всего увиденного мною больше всего выделялась их вера, ее воинствующий, упорный аспект. Уезжая, я не чувствовал жалости к Стернбергам. Жалость вызывается слабостью, а я встретился с великой силой. Силой, которая не угасает, даже если не все получается так, как хотелось бы. «В нашей стране каждые полчаса у кого-то происходит перелом позвоночника, — говорила мне мать Брайана. — Полмиллиона человек — в инвалидных колясках. Очень многие из них сдались. Но мы чувствуем, что не имеем на это права. Мы будем продолжать надеяться».

 

ВТОРОЕ ПОСЕЩЕНИЕ

Впервые я посетил Стернбергов в 1972 году, когда после начала болезни Брайана не прошло еще десяти лет. Тогда большое впечатление на меня произвело их упорство в своей вере, и я думал о том, с чем встречусь теперь, в 1987 году, пятнадцать лет спустя. Брайан теперь был мужчиной средних лет. Физическое исцеление, на которое он надеялся и продолжает надеяться, не пришло. Он дольше

прожил парализованным, чем здоровым.

В Сиэтле в разгаре было лето, и, подъехав к дому по крутой дороге, я увидел, что все семейство отдыхало во дворе. Родители Брайана почти не изменились, хотя годы берут свое. Сам же Брайан перешагнул некую возрастную грань, и на его голове появилось немало седых волос.

За чашкой кофе Стернберги рассказали мне о том, что происходило в их жизни в течение этих лет. У Брайана наблюдались небольшие физические изменения в лучшую сторону. Степень паралича заметно снизилась, и теперь Брайан лучше владеет руками. Боль стала намного более сносной. К большей части его тела возвратились чувства. Хотя он и не мог владеть ногами, но, по крайней мере, он их чувствовал. В результате, у него почти полностью исчезли галлюцинации.

Стернберги старались указать на все хорошее, что произошло за это время. «Прошло почти двадцать пять лет с тех пор, как мы начали ухаживать за Брайаном, — сказал Стернберг-старший, — но ни я, ни Хелен никогда не болели. И это настоящее чудо».

В течение нескольких лет Стернберги молились о том, чтобы образовалось служение исцеления, которое могло бы помочь им. И такое служение появилось: ежемесячные молитвы в воскресенье вечером в одной из церквей Сиэтла. Люди с болезнями и нуждами выходят к кафедре, чтобы провести несколько минут с пастором, а церковь в это время молится о нуждах этого человека. Такая практика очень сплотила христианскую общину, и ее опыт переняли многие другие церкви, не только местные, но и далеко за пределами Сиэтла.

В 1976 году Брайан был на грани смерти. Пневмония атаковала его слабые легкие, а когда он уже находился в больнице, появилась инфекция во рту. Две недели он пролежал в коме и перенес два инфаркта миокарда. Врачи установили кардиостимулятор, но почти два месяца он находился на грани смерти. Долгое время он не мог разговаривать и потерял часть кратковременной памяти.

Но на этот раз Бог ответил на молитвы об исцелении, и Брайан постепенно вошел в свое прежнее состояние. К нему возвратились все его функциональные способности, кроме тех, которые были потеряны при переломе позвоночника. Еще одно я заметил, когда мы сидели и разговаривали: характер Брайана изменился. Он был спокойным, внимательным и не проявлял никаких симптомов неуравновешенности, которые я заметил в прошлый раз.

Очень тактично я спросил Стернбергов, изменились ли их убеждения по поводу физического исцеления. Они ответили, что нет. «Некоторые пытаются указать нам на все доброе, что родилось в результате происшедшего с Брайаном, видя в этом причину несчастного случая». Мы не можем с этим согласиться. Мы верим в любящего Бога и продолжаем верить, что Бог желает восстановить Брайана.

Возможно, наши представления о времени исцеления не согласуются с Божьими. Становится все более явным, что Брайан, наверное, не будет исцелен в этой жизни. Помните, в книге Даниила описывается случай, когда к Даниилу в ответ на его молитву был послан ангел. Он добирался до Даниила в течении трех недель, но когда прибыл, то заверил Даниила, что Бог услышал его молитву в то самое время, когда тот ее произнес».

Мы беседовали, а солнце уже скрылось за горами. Я невольно сравнивал свое первое посещение со вторым. Слушая Стернбергов, я думал, что в их жизни медленно, шаг за шагом вошло чудо, которое они, возможно, и не заметили. Жестокий случай, который расколол бы многие другие семьи, напротив, сплотил их семью. Они не согласились пойти более легким путем и не поместили Брайана в дом для инвалидов или специальную больницу. В течение двух с лишним десятилетий они отдавали свою любовь сыну и, наблюдая за Брайаном, я видел, что их любовь принесла добрые плоды. Хотя Стернберги и противились страданию, они вынуждены были примириться со своим положением. Глядя на крутой спуск улицы, на которой они жили, я вспоминал слова Поля Торнье, который сравнивал христианскую жизнь с выступлениями на трапеции. Можно сколько угодно раскачиваться на перекладине, тренироваться, укреплять мышцы, но, чтобы достигнуть успеха, все равно придется рисковать. И ты разжимаешь руки, зная, что под тобой ничего нет, в надежде вовремя схватиться за другую перекладину. «Наверное, Брайану понравился бы этот пример», — думал я. Много лет назад Стернберги всей семьей отбросили всякие опоры и объявили миру, что будут верить Богу, невзирая... невзирая ни на что. Брайан видит в этом свое личное призвание. Не так много осталось зрителей, но Стернберги продолжают верить. Я уехал от них, вдохновленный их упорной верой.