Йохем Даума

Введение в христианскую этику

10. СУЩЕСТВУЕТ ЛИ СТОЛКНОВЕНИЕ ОБЯЗАННОСТЕЙ?

10.1. О чем идет речь

Что такое поступать как свободный человек? Нередко это значит, что мы вправе выбирать из нескольких возможностей, открывающихся перед нами. Иногда это случается даже тогда, когда речь идет о принятии важных решений в жизни человека, например, при выборе профессии. Во многих случаях выбор не сопряжен с трудностями. Однако он становится таковым, если мы оказываемся в конфликтной ситуации. Здесь мы должны поступить либо так, либо иначе, и говорить о свободе выбора в этих обстоятельствах более не приходится. Иногда такая ситуация способна смутить, так как перед нами встает вопрос, не грешим ли мы, когда, останавливаясь на чем-то одном, отвергаем другую возможность? Это и будет темой данной главы. Здесь речь пойдет о столкновении (конфликте) обязанностей, или, используя латинский термин, о collisio officiorum.

Покажем на нескольких примерах, что имеется в виду.

Когда беременность угрожает жизни матери, врач должен сделать выбор. Если он сделает его в пользу матери, это значит, что нерожденный ребенок должен будет умереть. Он может сделать противоположный выбор, но в обоих случаях жертвы не избежать. Во время Второй мировой войны многие прятали в своих домах людей, скрывавшихся от властей. Когда враг у дверей спрашивал, не прячется ли кто-либо в доме, эти люди оказывались перед выбором: или сказать правду и выдать врагам тех, кто от них скрывался, или же солгать, чтобы спасти честных соотечественников от смерти. Еще пример: двое потерпевших кораблекрушение ухватились за одну доску, которая может выдержать только одного. Но кого? Один отталкивает другого от доски и спасается ценой жизни другого, или же он перестает держаться за доску и обрекает себя на смерть.

Последний пример относится к числу классических и встречается во многих старых руководствах по этике. В недалеком прошлом действительно возникла подобная ситуация. Во время Второй мировой войны военный пастор — протестант Аллард Пирон — был взят японцами в плен. Вместе с другими его должны были переправить на корабле в Японию. Во время пути корабль был поражен торпедой. В спасательной шлюпке, куда попал Пирон, один человек оказался лишним. Для того чтобы предотвратить гибель всех, кто-то один должен был пожертвовать собой. Пирон предложил себя в качестве жертвы и исчез в волнах[17].

10.2. Не все заповеди являются абсолютными

То, что мы говорим правду, должно представлять собой нормальное явление. Но в то же время мы должны защищать жизнь нашего ближнего. А если одно противоречит другому, как было показано в случае, взятом из времен Второй мировой войны? Сделать и то, и другое не удастся. Но названные действия, взятые сами по себе, являются заповедями Бога. Как выйти из этого положения? Начнем с ситуаций, в которых мы должны сделать четкий выбор, каким бы тяжелым он нам ни показался. Представим себе, что мальчик стоит перед выбором: осквернить имя Бога, потому что этого требуют его родители, или не делать этого. В такой ситуации верующему ясно, что он должен делать. Ведь заповедь Бога выше людского предписания. Мы должны повиноваться больше Богу, чем людям (Деян. 4:19; 5:29). Правда, можно говорить здесь о столкновении обязанностей, однако сам выбор при этом ясен. Не Бог, а люди ставят нас в такую конфликтную ситуацию. Так что в этом случае может быть сделан лишь один выбор, а именно в пользу Бога и против родителей. Обе обязанности абсолютно неоднородны.

Этот пример мы выбрали потому, что он четко обозначает основной вопрос данной главы. Мальчик должен чтить третью заповедь. Но ведь и пятая заповедь также от Бога? Почему же он должен выбирать в пользу третьей, а не пятой?

Ответ гласит: не всякая Божья заповедь является заповедью абсолютной. Абсолютная заповедь требует послушания вне зависимости от какой бы то ни было конкретной ситуации. Такими абсолютными заповедями являются первая и третья из Декалога. Невозможно представить себе, чтобы возникла такая конфликтная ситуация, когда люди решились бы чтить какого-то иного бога или пошли бы на то, чтобы осквернить имя Божье. Дж. Флетчер, однако, считает, что нечто подобное действительно может иметь место. Например, разрешается формально отрекаться от своей веры для спасения жизни другого человека. Очевидно, для него жизнь человека, попавшего в беду, весит больше, чем почитание Бога.

Заповедь чтить отца и мать не носит абсолютный характер. Тот, кто любит отца и мать более Христа, не достоин Его (Мф. 10:37). Есть обстоятельства, при которых следует оставить своих родителей ради имени Христа (Мф. 19:29). Очевидно, что не всякая заповедь Декалога носит абсолютный характер.

Это помогает нам отчетливо рассмотреть проблему столкновения обязанностей. Основной вопрос звучит так: ставит ли нас сам Бог перед лицом обязанностей, противоречащих друг другу. Может возникнуть столкновение обязанностей между тем, чего требует Он, и тем, чего требуют люди. Но мыслимо ли также столкновение, вызванное противоречивыми обязанностями, которые (и те и другие) Он возложил на нас?

Тот, кто превращает все заповеди Декалога в абсолютные, которым, следовательно, необходимо повиноваться при любых условиях, должен обязательно прийти к выводу, что сам Бог ставит нас перед лицом противоречащих друг другу обязанностей. Однако в таком случае следовало бы говорить о дуализме в Боге, когда он в один и тот же момент требует от нас абсолютно противоположных вещей.

10.3. Трагическое

Допустим, что подобное столкновение обязанностей все же возможно. Есть люди, которые верят, что Сам Бог может поставить нас в такую конфликтную ситуацию. Это вызывает в памяти известную еще в Древней Греции тему трагизма. Чувство вины, в паутину которого попадает человек, у древних греков неразрывно связано с верой в рок и многобожие. Там, где один бог противостоит другому богу, одно абсолютное требование может противостоять другому. Человек подчинен року и разрывается между противоречащими друг другу обязанностями.

Христианин же не допускает, что он может стать добычей противоречащих одно другому требований, перед лицом которых его ставят различные боги. Правильно ли в таком случае продолжать пользоваться термином «трагический»? Некоторые считают, что да. Они не видят никакой борьбы между богами на небесах, однако разорванность самого мира неизбежно приводит к столкновению обязанностей.

Так С. И. Риддербос в своей книге «Этика заповеди любви», имеющей подзаголовок трагизм/компромисс, говорит, что не следует изгонять трагическое из сферы христианской жизни. Ведь тогда бы, по его мнению, в этой вере эсхатологический свет сразу же утратил свою ценность. Конечно, можно согласиться с Риддербосом в том, что грех очень многое исказил в нашем мире. Слово «вина» приемлемо, если мы размышляем о нашем отношении к Богу. Однако носит ли эта вина трагический характер? Признаком трагического является именно то, что мы не имеем на него никакого влияния. Трагическая вина постигает нас неожиданно и фактически необоснованно. Но виной, в том смысле, как об этом говорит Писание, может считаться неповиновение заповедям Божьим.

Трещина проходит через наш мир и нашу собственную жизнь, но не через заповедь Божью. Сказано ведь, что заповеди его не тяжки (1 Ин. 5:3). Так можно ли в таком случае представить себе, чтобы из-за Его заповедей мы попадали в трагические ситуации?

10.4. Mendacium officiosum

Средством, способным помочь нам в затруднительных случаях, когда может показаться, что Бог ставит нас перед лицом противоречащих друг другу обязанностей, является заповедь любви к ближнему. Мы знаем, что все заповеди, связанные с нашими отношениями с другими людьми, объединяются одной заповедью любви. Таким образом, это хорошее средство для принятия правильного решения в конфликтных ситуациях. Невозможно соблюдать заповедь Божью и в то же время вступать в явное противоречие с великой заповедью любви. В качестве иллюстрации вспомним снова о добрых людях, у которых во время Второй мировой войны проводится обыск с целью найти скрывающихся. На вопрос врагов, укрывают ли они кого-либо, эти люди не могли отвечать утвердительно. Они говорили «нет», хотя на самом деле было «да». Но они говорили это не потому, что для них девятая заповедь была не особенно важной, а чтобы скрывающиеся не стали жертвами немцев. Молчание не могло помочь, так как оно в этой ситуации было бы достаточно красноречивым! Ни к чему были бы и двусмысленные слова или поступки, поскольку от них ожидалось то же, что и от лжи, а именно ввести в заблуждение врага[18].

Для спасения ближнего может быть необходимым во имя любви воспользоваться ложью. Поэтому это та ложь, которую мы называем mendacium officiosum, то есть ложь (mendacium), используемая с целью оказать услугу (officium) другому лицу[19]. В затруднительных обстоятельствах ложь может быть единственным средством для спасения других или нас самих.

Не следует ли, однако, заметить, что подобные действия, какими бы благородными причинами (спасение скрывающихся или кого угодно другого) они ни были вызнаны, вступают в противоречие с девятой заповедью? Она требует не произносить ложного свидетельства на ближнего. Однако это ведь имеет место по отношению к ближнему, пришедшему, чтобы выследить скрывающегося! Или же этот немец был в тот момент не нашим ближним, а врагом? Можно ответить, что и наши враги являются ближними. И что могут возникнуть ситуации, когда мы должны вступиться даже за самых злых врагов. Но может случиться и так, что только с помощью лжи нам удастся вырвать одного ближнего из лап другого ближнего. И тогда становится ясно, чего требует от нас любовь как великая заповедь. Тот, кто соблюдает эту заповедь, не может в то же время погрешить против девятой заповеди.

Следовало бы подумать и о том, как провести различие между нарушением заповеди и совершением греха в отношении ее. Священники, работавшие в субботу в храме, нарушали субботу, оставаясь при этом невиновными (Мф. 12:5). Следовательно, такое возможно. То, что непозволительно для людей вообще в обычных ситуациях, может быть для определенных людей при определенных обстоятельствах дозволено или предписано. Пятая заповедь требует от нас почитания родителей, однако могут возникнуть ситуации, когда дети не повинуются своим родителям. Шестая заповедь запрещает убийство; однако тот, кто, защищаясь, спасает свою собственную жизнь, убивая при этом грабителя, не согрешает перед этой заповедью. Восьмая заповедь запрещает красть; однако если кто-либо украдет хлеб, чтобы не умереть с голоду, это снова-таки чрезвычайное положение, когда нарушающий названную заповедь именно поэтому не грешит. Так и девятая заповедь не является абсолютной в том смысле, что нам никогда не позволяется пользоваться ложью. Писание приводит примеры вынужденной лжи, не осуждая ее ни в одном из этих случаев. Вспомним историю с повивальными бабками в Египте (Исх. 1:15—17) и с Раав (Нав. 2; Иак. 2:25,26) или другие случаи (Суд. 3:15-17; 4:18-20; 5:24-26; 2 Цар. 17:19,20). С помощью ложной информации можно весьма осложнить жизнь ближнего. Можно формально соблюдать девятую заповедь, говоря всем и вся правду, при этом все же серьезно нарушая заповедь любви.

10.5. Другие примеры

Подытоживая вышесказанное, мы констатируем, что можно говорить о столкновении обязанностей, если это касается обязанностей, возложенных на нас людьми, но не тогда, когда речь идет о том, чего требует от нас Бог. Люди могут требовать невозможного, возлагая на нас две или три обязанности, противоречащие друг другу, но заповеди Божьей чужда противоречивость.

 Вернемся вновь к примерам из 10.1 и проанализируем то, что оставалось за скобками. Ситуация, при которой нужно сделать выбор между матерью и ребенком, весьма драматична. В большинстве случаев выбор делается в пользу жизни матери. Однако допустима и противоположная ситуация: мать жертвует своей жизнью ради ребенка. Представим себе, что шестая заповедь выдвигала бы абсолютное требование чтить каждую человеческую жизнь. Тогда в подобном решении, где речь шла о жизни матери или ребенка, мы бы имели дело со случаем трагизма. Какое бы из двух решений ни было принято, мы бы в любом случае согрешили. Однако шестая заповедь не носит абсолютного характера. И поэтому выбор между указанными возможностями, каким бы горьким он ни был, не есть столкновение обязанностей. Бог не предписывает того либо иного с целью раздавить нас в моральном отношении. Он требует от нас познавать лучшее. И тот, кто в этом случае принимает ответственное решение, не грешит против заповеди Божьей.

В примере с двумя утопающими также не обнаруживается столкновения обязанностей. Здесь запрет совершать самоубийство не сталкивается с заповедью самоотвержения. Потому что тот, кто в подобной ситуации жертвует своей жизнью для своего ближнего, не совершает самоубийства. Тот, кто говорит здесь о самоубийстве, занимается отвлеченными рассуждениями. Это со всей очевидностью вытекает из того, что говорил Пирон, будучи готовым покинуть спасательную шлюпку, чтобы принести себя в жертву другим: «Даже если я умру, у меня есть Спаситель, Который своей кровью искупит меня». Говорящий так не имеет в виду самоубийство, он жертвует собой ради ближнего. Это свободный выбор, который не содержит в себе ничего трагического, но является примером любви к ближнему. Труднее было бы разобраться с теми примерами, где речь действительно идет о самоубийстве.

Как поступить человеку, который опасается, что в ходе изощренных пыток он может предать своих друзей? Должен ли он лишить себя жизни, чтобы спасти их? Христианин должен отвергнуть это, помня слова Христа: «В тот час дано будет вам, что сказать» (Мф. 10:19). Но если кто-либо убьет себя, чтобы спасти своих друзей, нам, все-таки следует остерегаться осуждать подобное решение. Однако и здесь нет никакого основания говорить о столкновении обязанностей.

10.6. Осторожность

Примеры, приведенные выше, имеют отношение к чрезвычайным ситуациям. Теперь уже редко случается так, чтобы при тяжело протекающей беременности приходилось выбирать между жизнью матери или ребенка. К счастью, все эти случаи, относящиеся ко Второй мировой войне, кораблекрушению, пыткам, для большинства носят лишь умозрительный характер. Однако и обычная жизнь не обходится без конфликтов. Проблема вынужденной лжи вдруг становится актуальной, когда, например, речь идет об умирающем больном, для которого правда о его болезни может оказаться убийственной . Как нам поступить в данном случае? Во многих учебниках упоминается случай с тяжело больной матерью, которая бы тут же умерла, если бы ей сообщили о смерти ее ребенка. Должны ли мы вслед за Фихте повторить: «Если женщина умирает от правды, пусть умирает». Это жестокие слова. Мы бы предпочли вместе с В. X. Велемой думать, что Бог не может желать, чтобы правда одного человека погубила другого.

Существуют, однако, и менее специфические ситуации, когда мы то ли из трусости, то ли не желая причинять себе лишних неудобств, скрываем правду от неизлечимо больных.

Бюскес Й. Й. говорит по этому поводу следующее: «Является ли для нас та степень правды, которую человек в состоянии выдержать, если речь идет о его болезни, масштабом того, что мы вправе и должны сказать этому человеку? Ведь и в обычной жизни нередко приходится говорить любимым нам людям какие-то просто невыносимые вещи... Смерть же — это настолько существенное событие, что простая гуманность требует, чтобы мы, зная, что умирает один из нас, не лишали его нашей неправдой возможности подготовиться к нему». Правда, и Бюскес признает, что нет правил без исключений. Однако то правило, которое он здесь излагает, представляется весьма важным. Мы никогда не должны по недомыслию нарушать девятую заповедь. Следует говорить правду, даже если она и мучительна.

Разумеется, и здесь необходимы благоразумие и чуткость. Обходиться с правдой нужно осторожно. Это искусство, для овладения которым необходимо руководство Духа Божьего. Если иметь в виду применение девятой заповеди в нашей жизни, можно говорить о вырастании в правде. Хороший пример в этой связи приводит Д. Бонхёффер. Учитель спросил у одного ребенка в классе, правда ли, что его отец часто возвращается домой пьяным. Хотя это было правдой, ребенок ответил отрицательно. Вопрос учителя поставил его в положение, из которого он не мог найти выхода. Если бы ребенок был постарше и посмышленее, комментирует Б. М. Ли этот пример Бонхёффера, он мог бы ответить: «Разрешите поговорить с вами об этом на перемене с глазу на глаз».

 

[17] Эта история заимствована из газеты Nederlands Dagblad от 9 июня 1979 г.

[18] Иногда проводится различие между dissimulatio (использование слов и предложений для введения кого-либо с их помощью в заблуждение) и simulatio (совершение поступков для введения в заблуждение, напр., притвориться безумным, как это сделал Давид у царя Анхуса [1 Цар. 21:13—15]). Далее мы можем назвать еще restrictio mentalis. Кто-либо использует слова, которые в абсолютном употреблении являются неправдой, но с помощью домысливания становятся правдивыми. Врагу можно было бы сказать: «В нашем доме никто не скрывается», думая при этом про себя (но не высказывая этого вслух): «В нашем доме не скрывается никто, кого бы мы могли позволить вам арестовать». См. об этом и других различениях: В. М. Lee, Mendacium officiosum, Groningen: De Vuurbaak 1979, 71—73. Мы и в дальнейшем используем эту работу.

[19] В классической этике различают еще два вида лжи, входящие в mendacium officiosum: это mendacium perniciosum, ложь, причиняющая вред ближнему; и mendacium iocosum, ложь, произносимая в шутку, причем слушатели не могут хорошо различить, где правда, а где нет.