Джон Пайпер

Величие Бога в проповеди

ГЛАВА 5. Бог — в центре всего. Жизнь Эдвардса

 

Джонатан Эдварде родился в 1703 году в городе Уиндсор, штат Коннектикут, США. Его отец был па­стором в одной из местных церквей. Он начал учить Джонатана латинскому языку, когда тому было всего шесть лет. В двенадцать лет он уехал в Йель, а через пять лет закончил там учебу с наивысшим баллом. Свою дипломную работу он написал и защитил на латинском языке.

В течение двух последующих лет он занимался и готовился к служению в Йеле. Затем еще некоторое время он прослужил пастором в одной из пресвите­рианских церквей в Нью-Йорке. Начиная с 1723 года Эдварде преподавал в Йеле. Через три года он был призван на служение в конгрегационную церковь Нортгемптона, Массачусетс. Дед Эдвардса, Соломон Стоддард, прослужил там почти полвека. Он избрал Эдвардса своим учеником и преемником. Их совмест­ная деятельность началась в феврале 1727 года. Стод­дард умер в 1729 году. Эдварде оставался там пасто­ром вплоть до 1750 года, т. е. всего 23 года.

Еще в 1723 году Эдварде влюбляется в тринадца­тилетнюю девочку по имени Сара Пиерпонт. Именно она станет той женщиной, которая сможет разделить с ним всю глубину его духовных переживаний. На первой странице своего учебника по греческому язы­ку он написал о ней настолько нежные слова, на ка­кие способно только любящее сердце: «Говорят, что эта юная леди живет, словно на небесах, любимая Творцом и Властелином... Она может иногда прогу­ливаться, мило петь и, похоже, всегда полна радости и испытывает удовольствие. Но никто не знает поче­му. Она любит оставаться одна, прогуливаясь в лесах и рощах, и кажется, что рядом с ней есть Некто, Кто постоянно разговаривает с ней»¹.

Они поженились через три года после знакомства, спустя пять месяцев после его назначения на должность пастора в Нортгемптоне. У них родилось одиннадцать детей: восемь дочерей и три сына. Несмотря на то что их отец проводил за письменным столом по тринад­цать часов в день, дети уважали его и никогда не да­вали повода для осуждения семьи в глазах других.

Хорошо это или плохо, но Эдварде мало времени уделял пасторской заботе: он не регулярно навещал прихожан своей церкви (в церкви на 1735 год насчи­тывалось 620 человек). Он посещал больных, часто проповедовал на больших собраниях верующих, жи­вущих по соседству, обучал детей, выслушивал всех, кто обращался к нему за советом. Сам о себе Эдварде говорил, что он не особенно общительный человек и что его призвание — проповедовать и писать, чем, по его мнению, он может принести большее благо душам людей и способствовать делу Христа². В течение пер­вых лет служения пастором в Нортгемптоне он про­поведовал два раза в неделю: один раз — в воскресе­нье, другой — посреди недели, на вечернем богослу­жении. Проповеди тогда длились час, а то и дольше.

Еще студентом колледжа Эдварде принял и запи­сал семьдесят решений. Выше я уже приводил неко­торые из них. Например: «Решено, буду жить изо всех сил, покуда жив»³. Для него это означало изучать бо­гословскую науку со всей страстью. Он очень строго придерживался своего расписания. Он говорил: «Хри­стос воскрес из могилы рано утром, чем и нам запо­ведал вставать рано»⁴. Обычно он вставал часа в че-тыре-пять утра и сразу приступал к работе. В его руке всегда была ручка, его мозг запечатлевал каждую мысль, а рука фиксировала ее на бесконечных стра­ницах тетрадей. Находясь в пути, он прикалывал к своей одежде клочки бумаги с записанными на них мыслями, пришедшими к нему в голову по дороге.

Вечером, после ужина и часа, проведенного с деть­ми, Эдварде возвращался к своим занятиям (в проти­воположность многим нынешним проповедникам, которые вечером распластываются на диване или за­седают на собрании финансового комитета церкви). Однако были и исключения. Двадцать второго янва­ря 1734 года он написал в своем дневнике: «Считаю, что если я пребываю в хорошем расположении духа и готов к созерцанию божественных истин, то будет луч­ше не прерываться на ужин»⁵.

При его росте (под два метра) и весьма слабом здо­ровье подобные слова могут показаться нам странны­ми. Однако Эдварде внимательно следил за тем, как и что он ест, а также и за физической нагрузкой. Все было рассчитано им так, чтобы максимально исполь­зовать силы своего организма для работы со Словом. Он воздерживался от любой пищи, от которой ему становилось плохо или клонило ко сну. Зимой он тре­нировал свое тело — колол дрова, а летом совершал конные и пешие прогулки по полям.

Однажды он написал о своих прогулках на приро­де: «Иногда в хорошую погоду я больше расположен к восприятию красот мира, чем к изучению серьез­ных религиозных вопросов»⁶. Итак, у Эдвардса тоже были трудности. Однако для него они заключались в борьбе не между природой и Богом, а между двумя различными восприятиями Бога:

Это было в 1737 году. Прогуливаясь по лесу для подкрепления своего здоровья, в отдаленном угол­ке я спешился с коня, по своему обыкновению, для божественного созерцания и молитвы. И было мне весьма удивительное видение (что для меня доволь­но необычно): я узрел Сына Божьего, посредника между Богом и человеком, и Его прекрасную, ве­ликую, полную, чистую и сладостную благодать, любовь, кротость, нежную снисходительность... Длилось это, как мне показалось, с час. И почти все это время из моих глаз лились слезы, я громко пла­кал⁷.

Нельзя описать его любовь к славе Божьей, кото­рая явилась ему через природу. Она сыграла значи­тельную роль в формировании его способности вос­хищаться величием Бога и способности к воображе­нию, что нашло свое непосредственное отражение в его проповедях.

Как пастор, Эдварде совершил ряд досадных про­махов, которые зажгли фитиль бомбы, взорвавшейся впоследствии. Это стоило ему пасторской должнос­ти. Однако истинной причиной его отстранения, ско­рее всего, стало его смелое, открытое свержение ста­рых и многолетних традиций, сформировавшихся в Новой Англии. Например, он отрицал бытующее в то время мнение, что исповедание Иисуса своим Госпо­дом и Спасителем не обязательно для принятия учас­тия в Вечере Господней. Эту точку зрения на протя­жении долгого времени отстаивал его дед. Стоддард воспринимал вечерю как таинство, данное для спа­сения. Эдварде же счел такое мнение противоречащим Писанию и написал по этому поводу книгу. Однако в пятницу, 22 июня 1750 года, было оглашено решение о его отставке, а 1 июля Эдварде прочитал свою послед­нюю, прощальную проповедь. Тогда ему было 46 лет. Он отдал служению церкви почти половину своей жизни.

В те времена Эдварде стал искрой, которая зажгла пламя Великого пробуждения в Новой Англии. Осо­бенно «жарко» было в 1734—1735-й и 1740—1742 годы. Практически все его работы, опубликованные во вре­мя служения в Нортгемптоне, были посвящены объяс­нению, защите и продвижению вперед того, что он почитал за удивительные дела Бога, а не просто за ис­терику чувств. Нельзя забывать и тот факт, что ауди­тория Эдвардса была гораздо шире и не ограничивалась только прихожанами его церкви. Он прекрасно осо­знавал, что Церковь Христа выходит далеко за грани­цы нортгемптонской церкви и его голос слышен вез­де. Некоторые из его работ были опубликованы сна­чала в Англии, т. е. раньше, чем у него на родине.

После ухода из церкви Нортгемптона он принял приглашение и стал пастором и миссионером в Сток-бридже, Западном Массачусетсе. Эдварде проработал там вплоть до 1758 года, после чего стал президентом Принстонского университета.

Семь лет, проведенные в захолустном Стокбрид-же, стали годами очень продуктивной работы, и к 1757 году он уже воспринимал новое место как свой дом. Поэтому, получив 19 октября 1757 года пригла­шение в Принстонский университет, Эдварде напи­сал письмо попечительскому совету в Принстон и сообщил, что считает себя неготовым к подобной ра­боте. Он, в частности, писал: «Мое тело во многих отношениях особенно несчастно, бессодержательно, неуклюже — большое, худощавое, физически слабое; со мной часто случаются приступы детской неуверен­ности, в голосе и манере держаться сквозит презре­ние, и, кроме того, неуклюжесть и скованность дела­ют меня фактически неспособным вести разговор, а тем более управлять колледжем».

Он продолжает: «К тому же я очень слабо разбира­юсь в различных науках, особенно это касается алгеб­ры, высшей математики, греческой классической ли­тературы. Мои знания греческого языка ограничены познаниями Нового Завета». Остается только удив­ляться тому, как он, несмотря на тяжелый тридцати­летний труд пастора, сохранил свои знания древнеев­рейского языка. Эдварде говорил, что никогда не хо­тел бы преподавать языки. Единственное исключение он сделал бы для древнееврейского языка: «Я готов работать над ним, улучшать его, обучая и других». Та­кое желание весьма характерно для человека, стремя­щегося совершенствоваться в познании языков, на которых была написана Библия. Затем он поведал о тех книгах, которые хотел бы написать, и попросил разрешения отклонить приглашение, так как он хо­тел посвятить себя работе над тем, что действительно приносило ему радость: «Мое сердце переполнено желанием заниматься любимым делом, и я не хотел бы отказаться от этого в будущем»⁸.

По личному приглашению Эдвардса попечитель­ский совет университета прибыл в Стокбридж. Чле­ны совета единодушно проголосовали за Эдварса, они сказали, что он просто обязан принять их приглаше­ние и стать ректором университета. Эдварде искрен­не растрогался и тут же согласился. Он прибыл на новое место в 1758 году. Тринадцатого февраля ему сде­лали прививку против ветряной оспы. Поначалу ни­каких осложнений не было. Однако через некоторое время у него повысилась температура, в горле появи­лись гнойники, и это не позволило ему принимать ле­карства. Он умер 22 марта 1758 года. Ему было 54 года.

Лежа в постели при смерти, он обратился к своим друзьям, скорбящим о нем, со следующими словами: «Верьте Богу и ничего не бойтесь»⁹. Его глубокая вера в суверенную благость Бога нашла, пожалуй, наибо­лее красноречивое отражение в силе его жены. Врач Эдвардса письменно известил ее о смерти супруга. Первым сохранившимся письмом после смерти мужа было ее письмо к дочери Эсфирь, датированное 3 ап­реля (т. е. через две недели после кончины Эдвардса):

Мое драгоценное дитя! Что я могу сказать? Свя­той и благий Бог скрыл нас в черной туче, чтобы на­учить нас целовать руку Наказывающего, и положил печать на уста наши! Господь совершил это. Он пре­клонил меня для славословий пред Его благостью, ведь он [Эдварде] так долго был с нами. Но жив мой Бог, в Его руке сердце мое. Какое наследие мой суп­руг и твой отец оставил нам! Все мы — в руке Его. Там я и моя любовь.

Твоя всегда любяшая мама, Сара Эдварде¹⁰.