Джон Стотт

Я верю в силу благовестия. Искусство духовного красноречия

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. СМИРЕНИЕ

Иногда, к сожалению, решение быть мужественным на проповеднической кафедре приводит к тому, что мы становимся своевольными и заносчивыми. Если нам удалось добиться искренности от самих себя, мы можем свести это достижение на нет, начав гордиться своею искренностью. По правде говоря, кафедра - это опасное место для любого из потомков Адама, решивших взойти на нее. Она - место «высокое и превознесенное» (Ис. 6:1), и, таким образом, обладает той значимостью, которая в действительности подобает только престолу Яхве. Мы стоим здесь одни в то время, как глаза всех собравшихся устремлены на нас. Разговариваем тоже только мы, а все остальные сидят тихо, молчаливо и покорно. Кто может пережить такой публичный самопоказ и в то же время уберечься от тщеславия? Гордость. без сомнения, является главной профессиональной опасностью проповедника. Она погубила многих, лишив их служение силы.

В некоторых из них она прямо-таки кричит о себе. Они эксгибиционисты по характеру и используют кафедру как сцену для самопоказа. Ллойд-Джонс справедливо называл таких людей «кафедральными говорунами, а не проповедниками», видя, с какой профессиональной изощренностью они устраивают эти публичные представления1. В своей девятой лекции, читанной в Йельском университете в 1872 г. под названием «Искусство приготовления проповеди», Генри Уорд Бичер говорил о «проповедях Навуходоносора». Это необычное выражение он использовал применительно к риторическим речам, «над которыми хлопочет тщеславный священник», в действительности повторяющий хвастливые слова Навуходоносора: «Это ли не величественный Вавилон, который построил я в дом царства силою моего могущества и в славу соего величия!» «Быть может Бог был бы прав, - продолжает Бичер, - послав таких проповедников питаться травой, подобно Навуходоносору, если через некоторое время они, подобно ему, возвращались бы в здравом уме и смирении»2. Аналогия весьма красноречива, ибьо в гордости есть нечто принципиально «непристойное», нечто оскорбительное для христианского чувства приличия, нечто вызывающее отвращение. Самое примечательное в истории падения Навуходоносора и его восстановления заключается в том, что его гордость вылилась в безумие, а здравый ум возвратился к нему только тогда, когда он смирился.

Другие проповедники не уподобляются Навуходоносору, потому что их гордость не проявляется в форме явного хвастовства. Она более тонченна, более изворотлива и даже более порочна, поскольку можно внешне вести себя очень кротко внутри сохранять ненасытную страсть к аплодисментам. Можно с кафедры славословить Христа и в тот же самый миг в действительности искать своей собственной славы; можно призывать собравшихся к прославления Бога и с виду действительно вести их к этому прославлению, в тайне, однако, надеясь, что какая-то частица из него перепадет и нам. Нам надо кричать вместе с Бакстером: «О, каким верным спутником, каким жестоким повелителем, каким хитрым, тонким и вкрадчивым врагом предстает этот грех гордыни!»3.

Я думаю, для того, чтобы выявить этого врага. сраазиться с ним и поразить его, надо (и это будет лучше всего и полезнее) проанализировать, каковым же должно быть смирение проповедника.

СЛОВО БОЖИЕ

Прежде всего смирение нам необходимо для того, чтобы подчиниться Слову Божию. Это значит, что мы должны сопротивляться соблазну, проявляющемуся в стремлении уклониться от якобы устаревших истин Писания, заменив их нашими собственными более «актуальными» воззрениями. «Глупый не любит знания, а только бы выказать свой ум» (Притч. 18:2).

Христианское смирение начинается tapeinophrosune, что означает «смиренномудрие». Это связано с нашим образом мыслей по отношению к ближним, когда мы оцениваем их выше нас самих и поэтому с радостью служим им (Филип. 2:3,4; 1Петр. 5:5), и по отношению к Богу - «смиренномудренно ходить пред Богом твоим» (Мих. 6:8), причем последнее особенно важно. Смиренномудрие не является чем-то замкнутым в себе и недоступным критике, оно есть признание границ нашего ума. Оно говорит о себе языком псалма: «Господи! Не надмевалось сердце мое и не возносились очи мои, и я не входил в великое и для меня недосягаемое» (Пс. 130:1). По отношению к всеведения Божию оно говорит так: «Дивно для меня ведение Твое, - высоко, не могу постигнуть его!» (Пс. 138:6). Это не обскурантизм и трезвое признание того, что бесконечный Бог выше нашей способности постижения, что Его действия и пути гораздо выше наших, как небо выше земли (Ис. 55:8-9), что мы ничего не можем знать о нем кроме того, что Он сам раскрывает перед нами, и что поистине «немудрое Божие премудрее человеков» (1Кор. 1:25). Итак, если божественные сужденя неисследимы, а пути непостижимы, то в таком случае нелепо предполагат, что когда-либо мы сможем познать Его ум посредством нашего собственного, наставляя Его или давая Ему советы (Рим. 11:33-34). Следовательно, мы не наделены свободой, позволяющей нам противостоять Его откровению или критиковать Его план спасения. Конечно, весть о кресте может показаться нелепой нашему конечному и падшему разуму, и мы даже предложить альтернативные пути спасения, которые кажутся нам более предпочтительными. Однако Бог говорит: «Погублю мудрость мудрецов», и решает спасти нас через «безумие» Евангелия, которое в действительности является Его мудростью (1 Кор. 1:18-25; ср. 3:18-20). И поэтому мы должны делать все, что в наших силах, причем как в самих себе, так и в других, чтобы «ниспровергать замыслы и всякое превозношение, восстающее против познания Божия, и пленять всякое помушление в послушание Христу» (2Кор. 10:5).

Каким образом смиренномудрие и подчинение божественному откровению во Христе отражается на поведении проповедника? Смиренные проповедники не добавляют к Писания ничего из своих собственных измышлений и ничего не изымают из него в угоду своим пристрастиям. Первая тенденция часто принимает форму жгучего стремления к оригинальности. Некоторым проповедникам Библия кажется скучной и поэтому они пытаются освежить ее своим собственным суетным возбуждением. Другим она кажется пресной, и они пытаются придать ей остроту за счет добавления своей приправы. Они не хотят принять ее такой, какова она есть; они постоянно пытаются улучшить ее посредством своих блестящих идей. Однако это не входит в задачу проповедника. Вся наша «оригинальность» должна сводиться к умению брать старые истины и творчески оформлять их в современной терминологии, приспособливая их к современным условиям. Однако «творческая» работа в этом направлении (в подлинном библейском смысле) не означает «изобретения» новых набиблейских понятий. Кроме того, не следует быть столь тщеславным или бузрассудным, чтобы воображать что предпринятое нами перетолкование обладает авторитетом, присущим Cлову Божию, которое мы пытаемся перетолковать.

Проповедник, наделенный смиренномудрием, не допустит опущений или добавлений к Писанию. Он не должен манипулировать библейским текстом ради того, чтобы сделать его более приемлемым его современникам, ибо стремление сделать «его» более приемлемым в действительности означает стремление «осовременить» себя самих ради затаенного желания собственной популярности.

Фарисеи были виноваты в том, что делали добавления к Слову Божию. вина же саддукеев состояла в том, что они, напротив, изымали из него то, что их не устраивало. Иисус критиковал и тех и других, настаивая на том, чтобы Слово Божие было оставлено в покое, без каких-либо добавлений и изъятий, без расширения или изменения смысла, - оставлено как верховный и самодостаточный авторитет. Эту критику следовало бы учесть современым церковным фарисеям и саддукеям. которые посягают на Писание, отбрасывая то, что им неугодно и добавляя то, что им хочется добавить. Мне кажется, что существует определенная заносчивость богословско-либерального толка, которая не согласуется с историческим библейским христианством, ибо всякий, кто не желает подчиниться Слову Божию и «не следует здравым словам Господа нашего Иисуса Христа и учению о благочестии» остается «преисполненным тщеславия» и «непокорным» (1Тим. 6:3-4; Тит. 1:9-10). Христианский проповедник - это не частный мыслитель, который избретает новые чтения в угоду себе самому, и не редактор, который усекает не понравившиеся ему старые учения. Он - слуга Господа, он - Его управляющий, справедливо распределяющий между домочадцами те истины, которые вверены ему Писанием: ни больше, ни меньше и ничего постороннего. Для такого служение необходимо смиренномудрие. Мы должны ежедневно обращаться к Писания и, подобно Марии, сидеть у ног Иисуса, слушая Его Слово.

Именно такого рода «слушание» имел в виду Бонхоффер, говоривший о необходимости «молчания». Он не настаивал на том, как считают некоторые, что Церковь должна отказаться от проповедования ввиду того, что ее неудачи в сфере воспитания чувства ответственности якобы лишили ее права голоса. Непротив, он осуждал не «свидетельствующую» Церковь, а Церковь «болтающую». Он желал, чтобы Церковь в почтении умолла перед Словом Божиим. «Молчание Церкви - это молчание перед Словом. Свидетельство о Христе - это Церковь, говорящая из подлинного молчания», - писал он4.

Эта благоговейная и преисполненная надежды установка на божественное откровение не только истинна, но и плодотворна, ибо, как недвусмысленно сказал Иисус, Бог скрывает Свои тайны от мудрых и разумных и открывает их сладенцам, то есть смиренным, искренним искателям истины (Матф. 11:25).

ХРИСТОВА СЛАВА

Смирение ума должно сопровождаться смирением побудительным причин. Почему мы проповедуем? Что мы рассчитываем достичь своею проповедью? Какой побудительный мотив заставляет нас упорно добиваться задуманного? Боюсь, что слишком самто движущие нами мотивы носят эгоистический характер. Мы желаем славословия и поздравления от людей. После воскресной службы мы стоим у церковной дверей и тешим себя хвалебными замечаниями, которые делают некоторые члены церкви, как быдто выученные этому искусству (особенно в Соединенных Штатах). «Прекрасная проповедь, пастор! Сегодня вы действительно осчастливили мое сердце!» Конечно, искренняя оценка может основательно взбодрить патора, однако праздная лесть и лицемерное повторение избитых фраз (независимо от действительного качества проповеди) вредны для проповедника и противны Богу. Община должна найти в себе мужество отказаться от этой традиции и впредь более сдержанно и по существу высказывать слова ободрения.

Главная цель проповеди - изложить Писание столь верно сообразно современнйо ситуации, чтобы слушающие постигли Иисуса Христа во всем его соответствии актуальным нуждам человека. Истинный проповедник - это свидетель, он непрестанно свидетельствует о Христе, однако без смирения он не сможет и не захочет делать это. Этот момент хорошо чувствовал Джеймс Дэнни, написавший на ризнице свой шотландской церкви следующие слова: «Никто не может одновременно свидетельствовать о Христе и о себе. Никто не может сказать, что, спасаясь силою Христа, он сам знает, как спастись»5. Очень похожие слова сказал и Джон Ватсон, или «Макларен», написавший бестселлер под названием «Beside Bonnie Brier Bush». «Главный эффект любой проповеди состоит в том, чтобы раскрыть Христа, а главное искусство проповедника состоит в том, чтобы спрятать себя самого»6. Однако цель проповедника преследует нечто большее, нежели одно только раскрытие Христа; она состоит в том, чтобы раскрыть его так, чтобы люди ощутили потребность прийти к Нему и принять Его. Именно этот момент и побудил Рональда Уорда назвать свою книгу о проповеди «Царским причастием». Проследив параллель между слежунием Слова и служением причащения, он выразил ее в следующих слова: «Как в Святом Причастии мы даем хлеб и вино, и верные принимают Христа, так и в проповеди мы произносим слова, а верные также принимают Христа»7. Таким образом, как в Господней Трапезе, так и в толковании Писания существует внешний признак (вино и хлеб и слова) и внутренняя, или духовная благодать (Христос, воспринятый верою).

Эту же истину можно выразить и по-другому, сказав, что проповедь похожа на личную встречу или, по меньшей мере, ее цель состоит в том, чтобы способствовать этой встрече. «Однако эта великая встреча не прдеставляет собой встречу проповедника с народом. Это встреча Бога с людьми»8. Дональд Миллер говорит об этом еще выразительнее. Приводя слова П. Т. Форсайта о том, что «истинная проповедь - это настоящее дело», он пишет: «Настоящая проповедь совершается только тогда, когда встреча между проповедником и его общиной превращается вов стречу троих, где Бог Сам становится одним из ее живых участников»9.

Я совершенно согласен с этими утверждениями. Самое желанное и волнующее переживание, которое только может испытать проповедник, наступает тогда, когда на середине проповеди необычная тишина нисходит на собравшихся. Спящие просыпаются, кашляющие умолкают, беспокойные затихают. Все превращается в зрение и слух. Все внимают, но не проповеднику, ибо о нем забывают, и люди лицом к лицу встречаются с живым Богом, слушая Его тихий, кроткий голос. Этот опыт часто описывал Билли Грэм. Мне на память приходит его речь, сказанная им 20 мая 1954 г.; в ней он обращался к 2400 священнослужителям, собравшимся в Центральном холле Вестминстера. Третий из двенадцати пунктов речи акцентировал внимание на силе Святого Духа и той свободе проповедования, которая нисходила на Билли Грэма. «Часто я чувствовал себя как зритель, который стоит в стороне, наблюдая как действует Бог, - говорил он, - Я чувствовал себя отъединенным от происходящего. Я желал устраниться насколько мне это было возможно, уступив место Святому Духу...»10 Именно в этом и проявляется смирение движущего мотива. «Я желал устраниться», - говорит он. А ведь как легко стоять на пути, вклиниваясь между людьми и Богом. Два образных примера помогают проиллюстрировать эту ситуацию. Первый касается свадьбы. Желание шафера - сделать все, что в его силах, чтобы способствовать бракосочетанию невесты и жениха, никоим образом не стяновясь между ними. Иисус воспринял ветхозаветный образ брачного союза Яхве с Израилем, смело назвав себя Женихом (см., напр. Марк. 2:19-20). Похоже, что и Иоанн Креститель в определенной мере тоже понял это. Он знал, что он - не Христос, о чем и сказал в открытую. Он был Его предшественником, посланным впереди Его. «Имеющий невесту есть жених, - говорит Иоанн, - а друг жениха, стоящий и внимающий ему, радостью радуется, слыша голос жениха: сия радость моя исполнилась. Ему должно расти, а мне умаляться» (Иоан. 3:28-30). В этой связи служение проповедника походит на служение Крестителя, приготовляющего путь Христу, радующегося Его голосу, оставляющешл Его с Его невестой и постоянно умаляющегося ради Его возрастания. Знаменитый апостол Павел однозначно рассматривал свое служение именно в этом контексте самоумаления. «Я обручил вас единому мужу, - пишет он коринфянам в своем послании к ним, - чтобы представить Христу чистою девою». Он даже испытавает ревность ради Христа, видя как невеста проявляет знаки неверности (2Кор. 11:2-3). Каждый христианский проповедник понимает эти слова и каждый испытывает эту ревность. «Мы должны быть друзьями Жениха, - говорил Дж. Джуетт, - должны искать блага, но не своего, а Его, выступая шаферами Господу и несказанно радуясь, когда нам удается свести друг с другом невесту и Жениха»11. Он так и поступал. В начале служения, во время которого ему надо было проповедовать, перед ним представал один из прихожан, начинавший с так называемой «боговдохновенной молитвы». «Господи, - говорил он, - благодарим Тебя за нашего брата. А теперь он исчезнет. Яви нам Твою славу в столь ослепительном великолепии, чтобы мы позабыли о нем». «И он был совершенно прав, - комментирует Джуэтт, - я думаю, молитва была услышана»12.

Второй пример, говорящий о том, что проповеднику по ходу проповеди необходимо самоустраниться, - это пример с дирижерем оркестра. В этой связи я вспоминаю Отто Клемперера, выдающегося немецкого дирижера, особенно прославившегося свомим интерпритациями Брамса и Бетховена. Он умер в 1973 г. в возрасте восьмидесяти лет. Один из его биографоф коротко и просто выразил суть его дарования. «Он позволял музыке течь», - сказал он13. В статье по случаю его восьмидесятилетия, где Клемперер торжественно провозглашался «самым выдающимся из ныне живущих дирижеров», музыкальный критик Невил Кардус писал: «Он никогда не был этакой примадонной от дирижирования, никогда за свю свою долгую жизнь он не ставил себя между музыкантами и слушателями. За дирижерским пультом он являл собой некий род зримой незримости, образец классической анонимности»14. Мне очень нравится это выражение - «зримая незримость». Она в равной мере подходит к дирижеру и проповеднику. Никто из них не может укрыться от взоров (один за дирижерским пультом, другой на кафедре), однако никто не должен стремиться привлечь к себе внимание. Концертная аудитория пришла слушать музыку, а не наблюдать за дирижером, церковная община приходит внимать Слову Божию, а не ради того, чтобы взирать на проповедника или слушать его. Задача дирижера состоит в том, чтобы извлечь музыку из хора или оркестра, чтобы слушатели могли насладиться ею; задача проповедника состоит в том, чтобы извлечь Слово Божие из Библии, чтобы собравшиеся могли с радостью принять его. Дирижер не должен становиться между музыкой и слушателями, проповедник не должен становиться между Господом и Его народом. Нам необходимо смирение, чтобы отойти в сторону, и тогда заговорит Господь, а народ будет внимать Ему, Господь явит Себя им, и они увидят Его и, слушая Его голос и созерцая Его славу, они падут перед Ним на колени и воздадут Ему хвалу.

СИЛА СВЯТОГО ДУХА

Третьим компонентом в моем анализе проповеднического смирения я назову смирение в осознании собственной зависимости. Каждый проповедник хочет произвести эффект. Он надеется, что люди будут слушать его проповеди, поймут и ответят на них верою и послушанием. Однако на что он полагается, стремясь к такому воздействию?

Многие полагаются на самих себя. Они экстровертны по своему характеру, в личностном плане они обладают силой и влиянием. Кроме того они могут обладать глубоким интеллектом. В силу всего этого они производят впечатление на всякого, с кем встречаются, поскольку они родились лидерами. Естественно, что, всходя на кафедру, они надеются использовать эти дарования. Имеют ли они на это право? И да и нет. Они, конечно, должны признать, что сила их интеллекта и личности исходит от Бога. Им не следует притворяться, что у них отсутствуют эти дарования, не надо пытаться изгнать их или пренебрегать ими во время подготовки к проповеди или во время совершения ее с кафедры. Они должны быть самими собой. Однако им не следует воображать, что богоданные таланты могут привести народ ко Христу без богоданного благословения.

На всем протяжении нашего служения мы должны помнить о достойном сожаления духовном состоянии людей, лишенных Христа, и о грозной силе и коварстве те «начал и сил», которые обращены против нас. Иисус сам рисовал картину человеческой потерянности, прибегая к словам, характеризующим физическую немощь. Сами по себе мы слепы для божественной истины и глухи для Голоса Божия. Будучи хромыми, му не можем следовать Его путями. Немые, мы не можем петь в Нему и обращаться к Нему со словом. Поглощенные собственными злоупотреблениями и грехами, мы просто мертвы. Более того, мы обмануты демоническими силами, у которых находимся в порабощении. Конечно, если мы считаем, что все это преувеличение, что в этом есть нечто «мифическое» или явно ложное, то в таком случае мы не ощутим потребности в сверхъестественной силе: мы будет считать, что нам жватит нааших собственных способностей. Однако если на самом деле люди духовно и нравственно слепы, глухи, немы, хромы и даже мертвы (не говоря о том, что они - узники сатаны), то в таком случае смешно надеяться, что мы само по себе, своею всего лишь человеческою проповедью, сможем коснуться из сердец и спасти их, пребывающих в таком состоянии. Пусть об этом скажет Сперджен с присущей ему остротой и силой: «Я не стану учить тигра достоинствам вегетарианской жизни, однако я попытался бы сделать это в той мере, в какой попытался бы убедить заблудшего грешник в истине, явленной Богом и касающейся греха, праведности и грядущего суда»15.

Только Иисус Христос силою Святого Духа может даровать зрение слепым и слух глухим, исцелить хромого и наделить немого даром слова, пробудить совесть, просветить ум, воспламенить сердце, подвигнуть волю, даровать жизнь мертвому и спасти рабов сатаны от сатанинского рабства. И все это Он может сделать и делает, о чем проповеднику должно быть известно по своему собственному опыту. Поэтому в первую очередь нам как проповедникам необходимо «облечься силою свыше» (Лук. 24:49), чтобы подобно апостолам «благовествовать... Духом Святым, посланным с небес» (Петр. 1:12), и чтобы это благовествование пришло к людям через нашу проповедь «не в слове только, но и в силе и во Святом Духе и со многим удостоверением» (1Фес. 1:5). Но тогда почему же складывается впечатление, что сила Святого Духа довольно редко сопутствует нашим проповедям? Я сильно подозреваю, что главная причина кроется в нашей гордости. Для того, чтобы преисполниться Духом, мы сначала должны признать нашу собственную пустоту. Для того, чтобы Бог вдохновил и использовал нас, нам сначала надо смириться под Его могущественной дланью (1Петр. 5:6). Для того, чтобы признать Его силу, мы сначала должны признать и затем даже насладиться своею собственной немощью.

Признаюсь, что именно эта последняя парадоксальная мысль произвела на меня самое сильное впечатлеие среди всех других мыслей, посредством которых новозаветные писатели выражают ту же истину, «Сила через слабость» - такова постоянно повторяющаяся, быть может доминирующая тема в посланиях Павла к коринфянам. Им тоже крайне недоставало этой истины, ибо они были горды, хвалились своими дарованиями и достижениями, а также своими дховными вождями, теша себя потыдным культом личности и стравливая одного апостола с другим, причем так, что это ужасало Павла. Они оказывали ему такое почтение, которое подобало только Христу. «Разве Павел распялся за вас?» восклицал он в смятении. «Или во имя Павла вы крестились?» (1Кор. 1:13). Он не позволял им похваляться самими собой или другими людьми. «Никто не хвались человеками, - настаивал он. - Хвалящийся хвались Господом» (1Кор. 3:21; 1:31).

Именно на фоне тщеславия, присущего коринфянам, основная мысль Павла о «силе через слабость» приобретает ясные очертания, Приведем три основных отрывка, в которых она вновь заявляет о себе.

«И был я у вас в немощи и в страхе и в великом трепете. И слово мое, и проповедь моя не в убедительных словах человеческой мудрости, но в явлении духа и силы, чтобы вера ваша утверждалась не в мудрости человеческой, но в силе Божией» (1Кор. 2:3-5).

«Но сокровище сие мы носим в глиняных сосудах, чтобы преизбыточная исла была приписываема Богу, а не нам» (2Кор. 4:7).

«И чтобы я не пресозносился чрезвычайностью откровений, дано мне жало в плоть, ангел сатаны, удручать меня, чтобы я не превозносился. Трижды молил я Господа о том, чтобы удалил его от меня, но Господь сказал мне: «Довольно с тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи». И потому я гораздо охотнее буду хвалиться своими немощами, чтобы обитала во мне сила Христова. Посему я благодушествую в немощах, в обидах, в нуждах, в гонениях, в притеснениях за Христа: ибо, когда я немощен. тогда силен» (2Кор. 12:7-10).

Помимо парадокса «силы-слабости», помимо мысли о проявлении божественной силы в человеческой слабости и через нее существует еще один весьма важный момент, объединяющий эти три отрывка. Речь идет об употредлении греческого слова «hina» («чтобы; для того, чтобы»). Попытаюсь пересказать высказывания Павла своими словами. Первое: «И был я у вас в немощи моей и поэтому положился на Святого Духа, властно являющего истину моей вести, чтобы вера ваша утверждалась в одной только силе Божией». Второе: «Но сокровище благосествование мы носим в хрупких глиняных сосудах (то есть в наших очень слабых и хрупких тедах), чтобы ясно было видно, что безмерная сила, поддерживающая нас и обратившая вас, исходит от Бога, а не от нас». И, наконец, третье: «Поскольку Иисус сказал мне, что Его сила совершается в человеческой намощи, я с радостью буду похваляться моими слабостями, чтобы сила Христова утверждалась на мне... Ибо только когда я слаб, тогда я силен». Трудно не обратить внимание на это повторяющееся «чтобы» и не сделать вывода, к которому оно приводит. В названных случаях человеческая слабость должна сознательно признаваться и продлеваться, чтобы она была посредником, через которого действует божественная сила, и тем поприщем, на котором эта сила могла бы проявить себя. Павел недвусмысленно говорит о данном ему «жале в плоть», независимо от того, какая физическая (или, быть может, психическая) немощь имеется в виду. Нет сомнения в том, что это «ангел сатаны». Однако Господь Иисус Христос отверг троекратное моление Павла о том, чтобы это жало было исторгнуто. Оно дано ему для того, чтобы смирить его, и по произволению Божию оно остается нетронутым, чтобы в самой слабости его Христова сила утверждалась на нем и совершалась в нем.

Однако мы не можем свести этот принцип к одному только Павлу; он имеет всеобщее приложение. Один из афоризмов, приписываемых основателю Внутренней Китайской Миссии Хадсону Тэйлору, гласит: «Все гиганты Божии были слабыми людьми», то есть все они (как он полагал) по этой причине нуждались в поддержке, исходящей от силы Божией. Это утверждение нельзя считать доказанным, так как в некоторых мужчинах и женщинах, широко используемых Богом, эта слабость не была замечена. Но, быть, может, в таком случае она была тайной, сокрытой слабостью? Я думаю, что это именно так. Во всяком случае примесательно, что в одном только прошлом столетии многие выдающиеся проповедники, как известно, имели различные немощи. Возьмем, например, Джеймса Макгрегора, который в течение сорока лет служил в церкви св. Катберта в Эдлинбурге. Он был не только мал ростом, но и с детства имел серьезную деформацию тела. ОДнажды по какому-то случаю преподаватель пасторского богословия утверждал, что священнослужителю просто необходимо обладать «большим и сильным телосложением». В этот момент «дверь отворилась и, как бы бросая вызов этому утверждению, на пороге появился тот, кого любовно называли «крошка Макгрегор...» Его фигура с кроткими искривленными ногами, делавшими его похожим на карлика, являла собой торжествующее доказательство необыкновенной свободы духа от увечного тела»16.

Немощи других носили в большей степени психолигический, нежели физический характер. Ф. В. Робертсон (1816-1853), которого иногда называли «проповедником проповедников», читал свои проповеди в церкви Святой Троицы и Брайтоне и на протяжении всей своей жизни пользовался огромным влиянием (его читают и сегодня); однако всю свою короткую жизнь (тридцать семь лет) он отличелся не только плохим здоровьем, но и страдал от приступов меланхолии и болезненного самоанализа. Он переживал собственную несостоятельность и часто пребывал в глубокой душевной посраченности. Однако именно из этих слабостей рождались мужество и сила его проповедей. Многие удивятся, услышав. что Джозеф Паркер, в течение двадцати восьми лет проповедовавший в Сити Темпл в Лондоне и пользовавшийся серьезным авторитетом и широким признанием, страдал по поводу своего низкого происхождения (он был сыном нортумберлендского каменщика и получил недостаточное богословские образование). Однако, пожалуй, самым удивительный открытием будут те слова, которые великий Сперджен (всем известный как «владыка проповедников», весьма преуспевающий в познании Писаний, уверенный в себе, ясный в формулировках, красноречивый и остроумный) сказал о себе в своей проповеди, читанной в 1866 г.: «Я страдаю от столь страшного духоного упадка, что, мне кажется, никто из вас никода не дойдет до такого плачевного состояния, в каком пребываю я»17.

В этой связи мне тердно говорить о себе, поскольку я, конечно, не принадлежу к тому разряду мастеров проповедничества, о которых только что упоминал. Однако, не обладая их силой, я считаю, что все-таки кое-что знаю об их слабости. За тридцать пять лет моего священнического служения я приобрел некоторый опыт, подтверждающий наставление Павла, адресованное коринфянам и утверждающее, что сила проявляется в слабости. Упомяну только об одном случае, произошедшем в июне 1958 г. в Австралии. В течение недели я выступал с проповедями в Сиднейском университете и в воскресенье эта миссия должна была завершиться. Для заключительной встречи студенты решились отвести впечатляющий своими размерами Большой Зал университета. Однако сильный приступ инфекционного заболевания, которое австралийцы называют словом «вог», а мы словом «баг», внезапно обрушился на меня и я потерял голос. Я лишился дара речи. Всю вторую половину дня я хотел кому-то позвонить и попросить, чтобы мне нашли замену, однако меня убедили не делать этого. В семь часов тридцать минут, за полчаса до начала нашей заключительной встречи, я сидел в боковой комнате и ждал. Со мой были несколько студентов, и я шепотом попросил преподавателя комитета по проведению данного мероприятия, чтобы он прочитал стихи о «жале в плоть» из 12-й главы 2-го Послания к коринфянам. Он прочитал, и разговор между Иисусом и Павлом как бы ожил:

Павел: Умоляю Тебя, избавь меня от этого.

Иисус: Довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи.

Павел: И потому я гораздо охотнее буду хвалиться моими немощами, чтобы обитала во мне сила Христова... Ибо, когда я немощен, тогда силен.

После прочтения этих стихов он помолился обо мне и зя меня, и я направился к сцене. Когда пришло время говорить, я смог всего лишь прокаркать в миурофон монотонную выдержку из Евангелия. Мой голос был совершенно неподвластен мне и во всем остальном я тоже никуда не годился, однако в течение всего этого времени я вызвал к Господу, прося Его исполнить свое обетование и проявить свою силу через мою слабость. Затем в завершение моей проповеди, после прямого наставления о том, как прийти ко Христу я призвал сделать это сейчас же и получил непосредственный и довольно широкий отклик. После этого я был в Австралии семь или восемь раз и всегда кто-то приходил ко мне и говорил: «Помните то заключительное служение в 1958 г. в Большом Зале университета, когда вы потеряли голос? В тот вечер я пришел ко Христу».

Все мы, христианские проповедники, существа, конечные, падшие, бренные и грешные; говоря библейским языком, все мы - «глиняные сосуды», «глиняные кувшины» (2 Кор. 4:7). Сила принадлежит Христу и совершается Его Духом. Слова, произносимые нами в нашей слабости, Святой Дух своею силою доносит до ума, сердец, совести и воли наших слушателей. «Лучше сказать шесть слов силою Святого Духа, чем проповедовать семьдесят лет без Него»18. Сейчас, когда я пишу, передо мной лежит фотография огромной центральной кафедры в столичном молитвенном доме, с которой проповедовал Сперджен. Эта фоторгафия представлена во втором томе его «Автобиографии». До нее со всех сторон по изогнутой линии примерно пятнадцать шагов, и говорили (чего я сам, однако, не могу подтвердить), что, подымаясь по этим ступеням размеренной походкой грузного человека, Сперджен на каждой из них бормотал про себя: «Я верю в Святой Дух». Нет сомнения в том, что после этого кредо, повторенного им пятнадцать раз, во время своего восхождения на кафедру, он действительно верил в Святой Дух. Это же самое он призывал делать и нас.

«Евангелие проповедуется всем, но с властною силою оно доходит только до некоторых. Сила благовествования не в красноречии проповедника, иначе люди могли бы сами обращать других. Она и не в учености проповедника, иначе она была бы просто людской мудростью. Мы можем проповедовать до онемения, мы можем истощить наши легкие и умереть, однако никто не обратится, если не будетсопутствовать таинственная сила - сила Святого Духа, преобразующая волю человека. Уважаемые господа! Мы можем проповедовать человечеству с тем же успехом, как если бы мы проповедовали каменным стенам, доколе нашему слову не будет сопутствовать Святой Дух, дающий силу обращать человека»19.

* * *

Итак, в результате нашего анализа мы выделили три компонента проповеднического смирения: смиренный ум, подчиняющийся Слову Божию, засвидетельствованому в Писании; смиренные устремления, ориентированные на то, чтобы совершилась встреча между Христом и Его народом; и смиренное чувство собственной несамодостаточности, выражающееся в полагании себя на силу Святого Духа. Это означает, что наша весть должна быть Словом Божиим, а не нашими словами, наша цель - слава Христа, а не наше прославление, и наша уверенность - в силе Святого Духа, а не в наших силах. Это триединство смирения, о котором апостол писал в своем Послании к коринфянам (1 Кор. 2:1-5), возвещая Слово или «свидетельство» Божие о ряспятом Христе в явлении духа и силы.

Мне думается, что эту главу лучше всего было бы завершить цитатой нескольких неизвестных стихов, найденный его преподобием Безилом Гофом в ризницах церкви св. Марии в Ипсвиче и приходской церкви Девона. Он подарил их мне и с тех пор они всегда висят в моей спальне:

Когда Твоя благая весть наполнит этот дом,

Пусть мое сердце и душа забудут обо всем,

Когда, внимая Слову, все склонятся пред Тобой,

Ты не оставь меня вовек и за крестом укрой.