Р.Ч. Спроул

Тайна Святого Духа

ГЛАВА 3. ТАЙНА ТРОИЦЫ

 

Я неразделим сегодня С крепким именем Троицы, Обращаясь к трем равным лицам В Едином и к Единому В трех ипостасях.

СВ. ПАТРИК

 

Одно из самых известных высказываний в Библии — это Наибольшая Заповедь:

«И люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всеми силами твоими» (Втор. 6:5).

Иисус напомнил эту заповедь, сказав:

«Сия есть первая и наибольшая заповедь; Вторая же подобная ей: «возлюби ближнего твоего, как самого себя»; На сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки» (Мф. 22:38—40).

Когда Иисус назвал Наибольшую заповедь «первой», Он не имел в виду очередность. Бог дал много заповедей до того, как была открыта наибольшая из них. Называя эту заповедь «первой», Иисус ясно дает понять, что она первая по значимости. Именно в ней выражена суть всех остальных заповедей и на ней основывается все, изложенное в Пятикнижии Моисея и в книгах пророков.

Прежде чем мы когда-либо сможем возлюбить Бога всем нашим сердцем, душой и разумом, нам необходимо иметь определенное представление о Боге, Которого нужно полюбить. Наибольшая Заповедь была первой в характерной обстановке того периода. Еврейский народ называл ее Shema*.

Шема являлась сутью еврейской литургии в ветхозаветные времена. Она нередко повторялась при еврейских богослужениях и, конечно, была хорошо известна Иисусу с юных лет. Шема предваряет Наибольшую Заповедь словами:

*        Shema (др. евр.), «шема», слушай — прим. ред.

31

 «Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь един есть!» (Втор. 6:4).

Господь един есть! Это исповедание веры характеризует Израиль как нацию монотеистическую. Монотеизм означает веру в одного Бога. Это резко отделяет ветхозаветную веру от различных форм политеизма. У всех древних соседей Израиля процветало многобожие. Вера в главное божество у них сочеталась с поклонением различным богам и богиням. В их пантеон входили характерные боги войны, плодородия, любви, природных явлений и т. д. Лишь Израиль отличала преданность единому Всемогущему Богу. Первая Заповедь из Десяти усилена такими словами:

«Да не будет у тебя других богов пред Лицем Моим»

(Исх. 20:3).

Этот закон совершенно исключал поклонение еще какому-то богу или богине, кроме Яхве, — истинного Бога. Слова пред Лицем Моим в законе, данном Богом, вовсе не означали «преимущественное право». Наоборот, в Первой Заповеди нет даже и намека на то, что евреи могут поклоняться и служить другим божествам.

«Пред лицем Моим» означает «в Моем присутствии». Бог ясно сказал, что Он не потерпит поклонения никакому другому божеству в каком бы то ни было месте и времени. Поклоняться кому-то или чему-то, кроме Яхве, — равносильно идолопоклонству, что навлекало Божий гнев.

Именно этот страстный призыв к монотеизму в Ветхом Завете стал причиной, по которой понятие Троицы вызывает так много нареканий. Если Бог един, каким образом мы оправдываем поклонение трем личностям — Отцу, Сыну и Святому Духу?

32

Понятие Троицы призвано ответить на этот вопрос. Определение Троицы звучит так: «Бог един по сути Своей, но троичен в лицах».

Эта формулировка стремится оградить христианство от серьезных нападок с разных сторон. С одной стороны, церковь хочет сохранить свою строгую приверженность монотеизму. Вот почему первая часть формулы гласит: «Бог един по сути Своей». Это означает, что есть только одно Существо, которое мы называем Богом.

С другой стороны, церковь предана ясному библейскому откровению о божественной природе Христа и Святого Духа. Поэтому церковь выделяет три ипостаси Бога: Отца, Сына и Святого Духа. Этим объясняется вторая часть определения: «троичен в лицах».

Прежде чем мы попытаемся глубже понять смысл этого определения, полезно рассмотреть некоторые общие возражения, которые приводятся противниками идеи Троицы.

 

ВОЗРАЖЕНИЕ I: СЛОВО ТРОИЦА - НЕ БИБЛЕЙСКОЕ СЛОВО И ПРЕДСТАВЛЯЕТ СОБОЙ ВТОРЖЕНИЕ ЧУЖДОЙ ФИЛОСОФИИ В СВЯЩЕННОЕ ПИСАНИЕ

Жан Кальвин был особенно чувствителен к подобной критике. Отвечая желающим ограничить богословский язык и свести его к цитатам из Писания, Кальвин писал:

«Если употребленное слово они называют иностранным, потому что подобное ему, с таким же количеством слогов, нельзя найти в Писании, то, безусловно, ими навязывается несправедливый закон, осуждающий любую трактовку Писания, если она составлена из слов, не входящих непосредственно в лексикон Писания» («Наставления в христианской вере», 1/ХШ/З).

33

Кальвин и его единомышленники утверждали, что дело не в заимствовании из Писания какого-то конкретного слова, а в точной передаче библейского понятия. Мы можем употреблять и небиблейские слова для выражения богословской мысли, если они соответствуют библейским понятиям.

Кальвин особенно сознавал силу и слабость человеческого языка. Он писал:

«Насколько наши собственные мысли о нем безумны, на-столько же абсурден связанный с ним наш собственный язык. Необходимо выбирать нечто среднее. Непогрешимый стандарт, на котором основано размышление и говорение, должен быть заимствован из Писания: им должны проверяться все мысли нашего собственного ума и произносимые нами слова» (там же, І/ХІІІ/3).

Чтобы проверить наши понятия, необходимо задать вопрос: действительно ли они заимствованы из Писания?

Ортодоксальное христианство утверждает непостижимость Бога. Говоря это, я не имею в виду, что мы ничего не можем узнать о Боге. То, что Бог открывает о Себе, в определенной степени нам доступно. Однако наша способность понимать Бога ограничена. Никто из людей не в состоянии Его полностью постичь. Наше знание о Нем далеко не исчерпывающе. Даже раскрывая нам Самого Себя в Писании, Он всего лишь определенным божественным образом приспосабливается к нашей ограниченности. Бог обращается к нам на нашем человеческом языке. И снова Кальвин отмечает широкое употребление в Библии человеческих понятий для описания Бога:

«Неужели мы настолько лишены разума, чтобы не понять, что общение Бога с нами напоминает сюсюканье няни с маленькими детьми? Эта Божья опека не дает особого представления о Боге и о том, каким образом

34

Ему удается приспособить Свое всеведение к нашим ограниченным способностям восприятия. При этом Ему, конечно же, приходится нисходить со Своей собственной высоты» (там же, І/ХІІІ/І).

Существует ряд причин, по которым церковь вынуждена пользоваться небиблейским языком для объяснения библейских понятий. Во-первых, церкви приходится это делать, потому что еретики искажают и извращают библейские слова, изменяя их значения по сравнению с тем, какое они имеют в Библии. Еретики всегда использовали эту уловку в попытке придать своему учению библейскую окраску. Именно об этом Павел и предупреждает эфесян:

«Никто да не обольщает вас пустыми словами, ибо за это приходит гнев Божий на сынов противления» (Еф. 5:6).

Упоминаемые Апостолом «пустые слова» — это слова, которые потеряли свое значение и лишены своего подлинного содержания. Веками церкви приходилось бороться с таким злоупотреблением и извращением библейского языка.

Специальная богословская терминология необходима для достижения точного значения, а также сохранения для народа учения, свободного от хитрых и утонченных искажений. Как бы ни была глубока и компактна формулировка символа или исповедания веры, всегда найдутся беспринципные люди, готовые исказить его содержание, употребляя слова символа в выгодном для них значении.

Излюбленная тактика еретиков состоит в том, чтобы вступить в теологические словопрения. Об этом писал Кальвин на примере исповедания церковью веры в Троицу:

35

 «Это новшество (если можно так выразиться) становится крайне необходимым в деле ограждения истины от клеветников, которые избегают ее с помощью словопрений. В этом вопросе у нас чрезвычайно богатый опыт на сегодняшний день, поскольку нам приходится постоянно отражать нападки со стороны врагов чистого и здравого учения. Путем своих быстрых уверток эти скользкие змеи пытаются уклониться, если их энергично не преследовать. А когда схватишь, необходимо крепко держать. Таким образом, ранние христиане, будучи обеспокоены спорами, порождаемыми ересью, привыкли выражать свои чувства самыми точными словами: благодаря этому у безбожников не оставалось ни малейшей зацепки для искаженного толкования слов» (там же, 1/ХШ/4).

Обратимся к исторической основе вопроса. В четвертом веке кризис, вызванный Арием, убедительно показал необходимость четкой формулировки учения о Троице. Главной «скользкой змеей» разногласий был пресвитер по имени Арий. Арий признавал, что Христос был «Богом» и «Сыном Бога». Тем не менее при ближайшем рассмотрении его взглядов становилось ясно, что Арий выхолостил слово Бог до пустого звука. Слово Бог у Ария звучит двусмысленно. Он настаивал, что Иисус — сотворенное существо, что Он был «Богом» лишь благодаря божественному усыновлению. (Если Бог больше не означает вечное Божество, тогда слово Бог стало пустым звуком.) Это ясно утверждалось в вероисповедании, сформулированном Арием:

«Мы признаем единого Бога, Кто один не рожден, один вечен, один безначален»*.

*        Дж. Н. Д. Келли. «Создание символов верш (London: Longmans, 1972), 232 p.

36

В его исповедании веры трижды повторяется слово «один» и каждым утверждением подчеркивается взгляд Ария на то, что Сын или Слово подчинен Отцу — единому Богу. Бог желал создать мир и с этой целью вызвал к жизни Сына. Вроде бы Сын и превознесен, однако последователи Ария непрестанно подчеркивали, что Он — ktisis, творение. Многие серьезные верующие недоумевали, как после таких заявлений Арий мог утверждать, что «Сын — это Бог». Вот почему православные христиане искали точное слово, которое с полной недвусмысленностью определяло бы следующее: Сын имеет божественную природу и поэтому обладает вечностью Отца и одинаковой с Отцом сущностью.

Теологический термин, которым пригвоздили Ария, был взят из языка греческой философии. Вот этот термин — homoousios*. До этого ни одно богословское понятие не вызывало столько споров, как это. (Полемика ранних христиан о слове единосущный может сравниться по„ своему накалу с современными разногласиями по поводу понятия непогрешимость в применении к Библии.)

Слово homoousios означает «той же субстанции» или «той же сущности». Арий не отрицал, что Иисус был Богом. Однако он не признавал, что Иисус был той же сущности (греч. homos означает «равный, одинаковый, общий», что соответствует русскому «одно...», ousios — «сущность»), что и Отец. Homoousios и явилось той теологической рогаткой, которой прищемили скользкую змеиную шею Ария к земле.

Однако Арий готовился употребить слово homoiousios вместо homoousios. Обратите внимание на і после homo. Теперь дебаты сосредоточились не на слове, а на одной единственной букве. Тонкое, но крайне важное различие между греческим словом homoi и homo заключается в отличии слов подобный (или похожий) и такой же.

*        homoousios (греч.) — единосущный — прим. ред.

37

Homoiousios означает «подобной» или «похожей сущности», тогда как homoousios имеет значение «той же сущности».

Арий апеллировал к более раннему вердикту в истории церкви, когда другой еретик — Савелий — был осужден за употребление слова homoousios. Савелий и его последователи были осуждены за то, что утверждали: Иисус — той же сущности (homoousios), что и Отец, а тогда церковь настояла на слове homoiousius.

Полемика затягивалась. Все эти дебаты представляются довольно запутанными, если принять во внимание, что церковь изменила свою позицию относительно допустимости тех или иных терминов.

Дело в том, что Савелия осудили за использование слова homoousios, ибо под этим словом он подразумевал нечто совсем иное, чем церковь в четвертом веке. Учение Савелия было засорено гностическими представлениями. Гностицизм — одна из первых и самых опасных ересей, с которыми пришлось столкнуться ранней христианской церкви. Гностики рассматривали вселенную, как творение, которое Бог производит из Себя, то есть, как расширение собственной сущности Бога. Вся сотворенная реальность — это, своего рода, эманация сущности Бога. По мере удаления эманации от центра реальность становится менее совершенной. Дух и ум расположены ближе к центру, дальше от него — одушевленная материя, а неорганический мир (неорганические объекты, подобные минералам) наиболее удален от центра. Однако все, что существует, это модусы Бога, исходящие из Его сущности.

Савелий утверждал, что Сын был homoousios с Богом, но не был Богом. Он являлся ближайшей эманацией Бога, но уже удалившейся от центра Божественной сущности. Савелий предложил такую аналогию: по отношению к Отцу Иисус был тем же, чем солнечные лучи по отношению к солнцу. Они исходят из солнца, но это не само солнце.

38

 

Тайна Троицы

Поэтому термин Савелия homoousios  был осужден, и вместо него церковь употребила слово homoiousios. Причина предпочтения этого слова ясна. Савелий воспользовался термином homoousios, чтобы показать различие между Богом и Иисусом. Церковь же выбрала слово homoiousios («подобной сущности»), чтобы заявить о своей вере в подобие Иисуса Богу.

Арий перевернул ситуацию. Он употребил слово homoiousios, чтобы подчеркнуть различие между Иисусом и Богом. Он имел в виду, что, несмотря на действительное подобие Иисуса Богу, Он не был одной с Ним сущности. В четвертом веке церковь решительно заявила «Нет!» Арию. Изменив термин, церковь тем самым утверждала не просто подобие Иисуса Богу, а Его едино- сущность Богу: Он — homoousios, Он — Бог. Этот вывод диаметрально противоположен заключению гностиков.

Разногласия из-за Ария не были ни бурей в стакане воды, ни богословскими закулисными интригами. Под удар здесь ставилось признание церковью полной божественности Иисуса и Духа Святого. Этот небывалый кризис и побудил церковь внести некоторые изменения в богословскую лексику. Не успела стихнуть савелианская ересь, как новая угроза — арианство — стала настолько серьезной, что для ее предотвращения пришлось употребить довольно рискованное СЛОВО А0/Я00И5/05.

Хотя церковь и изменила слова для выражения божественной сущности Христа и Святого Духа, понимание Их божественности она оставила прежним. В полемике как с савелинами, так и с арианами для сохранения и утверждения библейского понятия Троицы церковь применила весь свой лингвистический арсенал. Не отходя от Писания, церковь стремилась защитить библейские понятия от еретиков, пытавшихся извратить их путем ловкого употребления многозначных выражений.

Плодом начатой с Арием полемики стало принятие Никейского символа веры, который утвердил единосущность Божества и предотвратил любую попытку считать

39

сотворенной Вторую Личность Бога, описав Иисуса так: «рожденный не сотворенный».

Результатом этих дебатов было также появление церковного гимна Gloria Parti — «боевого гимна» верящих в учение о Троице. Ариане распространяли непристойные и пренебрежительные песни как часть их пропагандистской кампании против сторонников Троицы. В ответ тринитарии дружно пели:

Слава Отцу,

И Сыну,

И Святому Духу

Прежде всех веков,

ныне

И во веки веков.

Аминь.

Этим гимном исповедуют Троицу, утверждая, что божественный атрибут — слава — относится ко всем трем ипостасям Божества. Одновременно признается вечность всех трех личностей Троицы.

Итак мы видим, что слово Троица возникло не из- за увлечения церкви праздными философскими размышлениями или легковесной игрой с греческими понятиями. По утверждению Кальвина, церковь была вынуждена употреблять такую терминологию из-за ересей, которые разрушали библейское откровение о Божестве.

Подобная полемика продолжается и сегодня, на этот раз речь идет о природе самого Писания. Отрицающие полную богодухновенность Библии, данное через нее откровение без колебаний ссылаются на Писание, как на «Слово Божье» или даже на Его «безошибочность», однако их останавливает богословский термин непогрешимое. Если Библия и в самом деле безошибочное и богодухновенное Слово Божье, почему же тогда некоторых так смущает слово непогрешимая? Разве может быть какая-либо погрешность в Божьем Слове? Разве Бог

40

внушает заблуждения? Может ли что-то безошибочное оказаться обманом?

Дж. И. Пакер — искренний защитник непогрешимости Библии, называет слово непогрешимый — шибо- лет. Трудно произносимое слово шиболет употреблялось как пароль для отличия шпиона от подлинного израильтянина (см. Суд. 12:6), поэтому термину непогрешимый отвели ту же роль. Как только кто-то этим словом подтверждает полную истинность Писания, на него немедленно набрасываются. Будьте уверены — всегда найдутся желающие исказить и затемнить термин непогрешимый, так же, как и слово Троица. Однако это хорошо выявляет пустословов.

 

ВОЗРАЖЕНИЕ 2: УЧЕНИЕ О ТРОИЦЕ ПРОТИВОРЕЧИВО И ПОЭТОМУ ИРРАЦИОНАЛЬНО

Однажды я встретил преподавателя философии, который жаловался мне на очевидную иррациональность христианства. Он сказал: «Вся система христианства построена на явном противоречии». Тогда я поинтересовался, какое противоречие он имеет в виду. «Троица!» — последовал немедленный ответ. Он спросил: «Как могут существовать три бога и одновременно с ними — один Бог?»

Специально ссылаюсь на этот анекдотичный случай. Профессиональные философы обычно хорошо эрудированы и очень искусно оперируют понятиями логики. Их работа заключается в тщательном логическом анализе различного рода утверждений и предложений. Меня удивило такое категоричное заявление профессионала, начисто отрицающего церковную формулировку Троицы.

Сознаю, что многие христиане частично разделяют мнение этого преподавателя философии. Они не отвергают христианство, как он, но видят противоречие в понятии Троицы. Однако это не слишком беспокоит

41

таких христиан, поскольку они допускают возможность существования противоречий в христианстве, мол, «Божьи пути — не наши пути». Некоторые даже акцентируют противоречия, видя в них знамение истины высшего порядка. Это печальный результат такого рода богословия, как диалектическая теология, или неоортодоксия, которая получила известность благодаря Карлу Барту и Эмилю Бруннеру. Барт утверждал: «Кто не принимает противоречия и не живет с ним, тот еще не зрелый христианин». Бруннер пошел еще дальше и заявил, что противоречие — характерный признак истины.

Мысль о том, что христианство основывается на противоречиях, может не беспокоить диалектических богословов, однако меня она глубоко волнует. В Библии противоречие — не признак истины, а характерный признак лжи, тонкое оружие сатаны. Бог сказал Адаму:

«От всякого дерева в саду ты будешь есть; а от дерева познания добра и зла, не ешь от него; ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертию умрешь» (Быт. 2:16-17).

«Смертию умрешь». Это ясное и простое Божье предупреждение. «Ибо в день, в который ты вкусишь... умрешь». С точки зрения логики, это можно выразить так: если ты сделаешь А, неизбежно последует Б.

Сатана пришел и сказал: «Нет, не умрете». Его мысль была такой: если ты сделаешь А, за ним не последует Б. Другими словами, сатана пришел к Еве с ярко выраженным противоречием. Мы можем представить проходившую беседу следующим образом:

Сатана: Ешь, Ева, ты не умрешь.

Ева: Однако, мистер Змей, то, что вы говорите, прямо противоречит словам, сказанным мне Богом и Создателем.

Сатана: Ева! Пусть это тебя не волнует, так как

42

 «Божьи пути — не наши пути». То, что кажется нам противоречивым, лишено противоречия для Бога. Кроме того, ты же знаешь, что противоречие — характерный признак истины. Верь мне. Мое противоречие доказывает, что я прихожу к тебе с истиной высшего порядка.

Ева: Это звучит заманчиво, мистер Змей, и плоды дерева выглядят так аппетитно, но все же я еще колеблюсь.

Сатана: Полно, Ева. Не будь наивной. Ты запуталась в греческих философских понятиях. Когда ты, наконец, повзрослеешь? Если ты действительно зрелая верующая, легче относись к противоречиям. Доверься моим противоречиям, и ты не ошибешься, а совершишь огромный рывок вперед ради человечества.

Ева: О, мне понятно. Один маленький шаг к дереву — это огромный рывок вперед для человечества. Ну-ка я отведаю!

Без закона противоречий, как действенного испытания какой-нибудь идеи на истинность, у нас нет способа отличить праведность от неправедности, послушание от непослушания, истину от лжи, Христа от Антихриста.

Закон противоречий не обеспечивает никакой ин-формацией. Он стерилен, неспособен дать какие-либо новые знания. Его власть основана на строгой логике. Он подобен полицейскому, сирена которого начинает выть, когда мы выходим за рамки дозволенного. Закон противоречий — крепкий хозяин. Он испытывает наше представление о постоянстве и последовательности, питает отвращение к беспорядку и приветствует ясность.

Бог постоянен. Бог последователен. Одним словом, Бог разумен. Конечно же, Он превосходит и сам Разум. Но, придерживаясь Библии, мы видим, что Бог постоянен. Те же, кому нравится Бог противоречий и непостоянства, должны создать своего собственного бога, ибо истинный Бог им не подходит.

43

Есть один аспект в возражении 2, с которым я согласен. Логика имеет силу в одном пункте: если принять, что понятие Троицы противоречиво, из этого неизбежно следует вывод о его иррациональности. Я бы даже пошел дальше. Если оно иррационально, то оно недостойно нашей веры. Бога не прославляют бессмысленными сентенциями. Если наша формулировка Троицы противоречива, то от нее нужно отказаться из-за ее бессмысленности.

Итак, насущный вопрос остается открытым: противоречива ли формулировка понятия Троицы? Я бы мог ответить на свой собственный вопрос простым «нет». Но этого не достаточно. Ответ должен быть более убедительным, чем простое отрицание. Поэтому я отвечаю: «Абсолютно нет!», выделяя слово абсолютно. Не существует ни малейшего противоречия в церковном определении Троицы.

Законы логики объективны и безличны. Не колеблясь, их можно применить к любым утверждениям. Они настолько же бесстрастны, как и математические уравнения. Когда эти четкие правила применяют к формулировке понятия Троицы, отсутствие противоречий становится очевидным.

Обратимся еще раз к определению Троицы:

Бог един в сущности, но троичен в лицах.

В этой формулировке есть два утверждения о Боге, два различных, но не противоречивых утверждения. С одной стороны, говорится, что Бог един в сущности, а с другой стороны, Бог проявлен в трех лицах. Из этого следует:

Бог един в А; Бог троичен в Б.

Если бы Л и Б противоречили друг другу, то форму-лировка была бы действительно противоречием. Если Б

44

противоречит А, следовательно, Б — не-А. В этом случае определение будет выглядеть так:

Бог един в А; Бог троичен в не-А

Даже если бы это утверждение было справедливо (а это не так), формулировка не становится противоречивой. Если существо или предмет обладает четырьмя параметрами, мы можем сказать, что он един в А, а также обладает тремя характеристиками в не-А

Чтобы доказать это, используем определение закона противоречий (иногда называемого законом непротиворечий). Закон утверждает:

А не может быть одновременно А и не-А в одной и

той же системе взаимоотношений.

Это просто означает, что нечто не может быть одно-временно самим собой и не собой в одной и той же системе отношений. Позвольте мне проиллюстрировать это.

Я мужчина. Как о мужчине обо мне можно сделать несколько утверждений одновременно. Я — отец, сын и муж. Эти три различные функции существуют одновременно, но не в одной и той же системе отношений. Я могу быть отцом и сыном одновременно, но не в той же системе отношений. Будучи отцом своего сына и сыном своего отца, мне не удастся стать своим собственным отцом. Нельзя быть своим собственным отцом или своим собственным сыном.

Давайте вернемся теперь к формулировке Троицы. Если бы мы сказали, что Бог един в сущности, а потом бы добавили: Бог троичен в сущности, то у нас было бы немыслимое противоречие.

Нечто не может быть единым и множественным одновременно и в той же системе отношений. Поэтому, если бы мы утверждали, что Бог проявляется в трех

45

ипостасях и только в одной личности одновременно, здесь тоже было бы явное противоречие.

Однако в определении Троицы не утверждаются подобные вещи. Говорится, что Бог един в одном (в сущности) и троичен в другом (в личностях). Если не будет доказано, что сущность и личность — одно и то же, формулировка не противоречива.

Различие между сущностью и личностью было тщательно продумано церковью во избежание противоречивого утверждения о Боге.

Вопрос в том, принципиально ли различие между сущностью и личностью? Может быть, это простая игра слов, которая устанавливает не подлинное, а словесное различие?

В следующей главе нам предстоит исследование этого вопроса. Ибо теперь мы делаем вывод, что если существует реальное различие между сущностью и личностью, тогда формулировка Троицы не противоречива и не иррациональна. Она логично обоснована и соответствует Библии.