Джон Стотт
Деяния святых Апостолов
Теперь Лука рассказывает о том, как Павел покинул Эфес (20:1). Он провел здесь три года — лучшую часть в своем третьем миссионерском путешествии, а затем, переезжая с места на место, добрался до Иерусалима (21:17). Правда, Лука поделился с нами тайным желанием Павла после Иерусалима побывать в Риме (19:21). Но все же на данном этапе его мысли занимал Иерусалим.
Действительно, трудно не увидеть аналогии между двумя событиями в Евангелии от Луки и Деяниях: въезд Иисуса в Иерусалим и приезд в Иерусалим Павла. Конечно же, сходство далеко не полное, и миссия Иисуса была уникальной, но все же соответствие между этими событиями кажется слишком явным, чтобы быть простой случайностью. (1) Как и Иисус, Павел приехал в Иерусалим со своими учениками (20:4 и дал., ср.: Лк. 19:37–28). (2) Против него, как и против Иисуса, иудеи устроили заговор, покушаясь на его жизнь (20:3,19; ср.: Лк. 6:7,11; 11:53–54; 22:1–2). (3) Иисус Сам предсказал, а Павел получил три пророчества подряд о предстоящих своих «страстях» или страданиях (20:22–23; 21:4,11; ср.: Лк. 9:22,44; 18:31–32), включая то, что его предадут в руки язычников (21:11; ср.: Лк. 18:32). (4) Как и Иисус, он заявил о своей готовности пожертвовать своей жизнью (20:24; 21:13; ср.: Лк. 12:50; 22:19; 23:46). (5) Как
Иисус, он был полон решимости завершить свое служение, а не уклониться от него (20:24; 21:13; ср.: Лк. 9:51), (6) Как и Иисус, он выразил свое полное подчинение воле Божьей (21:14; ср.: Лк. 22:42). Даже если не вникать в эти подробности, совершенно очевидно то, что Лука хочет показать своему читателю Павла, идущего по стопам своего Учителя, когда «Он восхотел идти в Иерусалим» (Лк. 9:51, АВ).
По прекращении мятежа и по восстановлении порядка в городе Эфесе, Павел, призвав учеников (может быть, он до тех пор прятался?) и дав им наставления и простившись с ними, вышел и пошел (1). В моем представлении, это прощание приняло форму назидания и утверждения, подобно тому, что несколько позже произошло при встрече с пасторами в Милите (20:17 и дал.). Он назидал их хранить верность Христу, несмотря на продолжающиеся гонения, и «поступать достойно звания, в которое… призваны» (Еф. 4:1 и дал.). Затем он вышел и пошел в Македонию (1), намереваясь догнать Тимофея и Ераста, которых отправил впереди себя (19:22). Он отправился на север, по суше или морем, и его первая большая остановка, по–видимому, произошла в Троаде. Здесь он намеревался остановиться «для благовествования о Христе» и увидел, что там для него «отверста была дверь Господом» (2 Кор. 2:12). К сожалению, он не смог воспользоваться этой возможностью. Он также хотел найти в Троаде Тита, которого незадолго до этого отправил в Коринф за новостями. Но Тита там не было, и поскольку, как говорит Павел, он «не имел покоя духу» своему, то вместо того чтобы проповедовать в Троаде, он «пошел в Македонию» (2 Кор. 2:13). Несколько позже, возможно, в Филиппах произошла долгожданная встреча с Титом, и обеспокоенность Павла сменилась радостью (2 Кор. 7:5–16). Добрые вести, привезенные Титом, наряду с другими сведениями заставили Павла написать то, что мы называем его Вторым посланием к Коринфянам (фактически же оно является его четвертым посланием).
1. Павел в северной и южной Греции (20:2–6)
Прошед же те места (2а), Павел, возможно, провел там несколько месяцев, вновь посетив македонские церкви, которые основал во время своего второго миссионерского путешествия, а именно — Филиппы, Фессалонику и Верию. Лука говорит, что он служил там, преподав верующим обильные наставления. Слово, использованное здесь — paraklesis[423].Это слово имеет целый ряд значений, от призыва и мольбы, вдохновения, воодушевления и поддержки до успокоения и утешения. Укрепление христианских учеников — это очень важное служение, и главным средством осуществления этого служения является (дословно) «много слов». Ничто так не поддерживает и не укрепляет Божьих людей, как слово Божье. Вполне вероятно, что именно в этот период Павел проехал по Эгнатиевой дороге на запад еще дальше, чем раньше, достигнув провинции Иллирика на Адриатическом побережье к северу от Македонии (Рим. 15:19).
После этих поездок по Македонии Павел наконец пришел в Елладу (26), или Грецию. Эллада — более популярное название Ахаии. Там, скорее всего в Коринфе, пробыл он три месяца (За). Многое изменилось в его взаимоотношениях с коринфской церковью с момента их первой встречи, которую описал Лука. Павел написал им четыре письма и даже нанес им промежуточный визит (так называемый визит «с огорчением» 2 Кор. 2:1, о причине огорчения Лука не говорит). Ему нужно было обсудить множество вопросов с руководителями церкви как в области доктрин, так и в области этики. Мы также знаем, что он решил вопрос о доле коринфян в пожертвованиях в помощь иудейским церквам (1 Кор. 16:1–4; ср.: Деян. 24:17). Кроме того, именно в это свое посещение Коринфа Павел написал свой главный манифест христианской веры и жизни, свое Послание к Римлянам. В главе 15 этого Послания Апостол говорит, что «благовествование Христово распространено [им] от Иерусалима и окрестности до Иллирика» и, больше уже «не имея места в сих странах», он не может продолжать проповедовать там Евангелие. Вот почему он надеялся вскоре посетить Рим и затем отправиться в Испанию (Рим. 15:17–33; см. в главе 15 стихи 19, 23, 24 и 28).
Те три месяца, что Павел провел в Коринфе, по всей видимости, пришлись на зиму, и там он ждал весенней навигации, чтобы отплыть в открытое море.
Он хотел отправиться в Сирию напрямую так же, как в свое первое путешествие (18:18). Он уже собирался отплыть, когда узнал о заговоре, или «возмущении», против него: по случаю возмущения, сделанного против него Иудеями, пришло ему на мысль возвратиться чрез Македонию (3). Рамсей представляет эту ситуацию так: «Должно быть, Павел собирался сесть на паломнический корабль, на котором плыли иудеи из Ахаии и Асии, отправлявшиеся в Иерусалим на Пасху… На корабле, заполненном враждебно настроенными иудеями, убить Павла было бы совсем нетрудно» [424], а тело можно было бросить за борт. Поэтому Павел в последний момент передумал и решил возвратиться чрез Македонию (3). Безанский текст добавляет, что сделать так «велел ему Дух». Но все же то было его собственное решение, и иногда обе эти воли — Божья и человеческая — совпадают.
В этот момент Лука прерывает свое повествование, чтобы рассказать нам, кто были спутники Павла. Следует отметить, что Павел почти никогда не путешествовал один, а когда ему приходилось бывать одному, то он испытывал тоску по общению, как, например, в Афинах (Деян. 17:15–16; ср.: 1 Фес. 3:1,5) или в своем последнем тюремном заключении в Риме (2 Тим. 4:9, 21). То, что он предпочитал работу в команде, особенно отчетливо видно по его миссионерским путешествиям. В первом путешествии его сопровождал Варнава и Иоанн Марк (до своего бегства от них), во втором — Сила, а позже и Тимофей, затем к ним присоединился Лука, и теперь, в конце третьего путешествия, Лука представляет своим читателям список спутников Павла. Его сопровождали до Асии Сосипатр Пирров, Вериянин (возможно, тот же Сосипатр, который в Рим. 16:21 назван одним из «сродников» Павла), и из Фессалоникийцев Аристарх (19:29; 27:2) и Секунд, и Гаий Дервянин (возможно, тот же, что и в 19:29, потому что в одном переводе только Аристарх был назван Македонянином, а не Гаий) и Тимофей, и Асийцы Тихик и Трофим (5). Трофим происходил из Эфеса; (Деян. 21:29; ср.: 2 Тим. 4:20), может быть, Тихик тоже (см.: Еф. 6:21–22; Кол. 4:7–8; 2 Тим. 4:12; Тит. 3:12). В большинстве случаев Лука поясняет происхождение этих людей вместе с их именами, чтобы легко можно было идентифицировать их, а также (возможно) чтобы показать их как представителей регионов, которые участвовали в сборе пожертвований. Так, Македония была представлена Сосипатром (Верия), Аристархом и Секундом (Фессалоника), возможно, самим Лукой (Филиппы); Галатия Гаием (Дервия) и Тимофеем (Листра); Асия Тихиком и Трофимом (Эфес). Нет представителей Ахаии, но, может быть, сам Павел представлял ее и/или Тит (2 Кор. 8:16–24), который, согласно предположениям Рамсея, являлся родственником Луки [425]. Таким образом, сопровождение Павла состояло, по меньшей мере, из девяти человек.
Собственно, Лука не связывает с ними пожертвования для Иерусалима, хотя он должен был иметь это в виду. Мы же, размышляя о спутниках Павла, должны видеть то тройное свидетельство, которое они представляли собой. Во–первых, рост, единство и даже (можно сказать) «всеобщность» Церкви. Христианские лидеры Малой Азии, как ее внутренних районов, так и районов Побережья, с обеих сторон Эгейского моря, из северной И южной частей Греции, уже осознавали, что они принадлежат к одной и той же Церкви и потому сотрудничают в одном деле. Второе, они сами являлись свидетельством успешности миссионерских экспедиций Павла, поскольку Дервия и Листра услышали благовестие в первом, Верия и Фессалоника во втором, а Эфес — в третьем путешествии Павла. Все девять человек, таким образом, явились плодами миссионерского благовестил Павла. Но затем они сами стали проводниками миссионерского движения. Ибо, как третий фактор, они являлись свидетельством миссионерской направленности молодых христианских общин, которые уже отдали лучших своих руководителей на дело широкого служения и свидетельства Христовой Церкви.
Читая между строк сжатого повествования Луки, можно предположить, что Павел вместе со своими спутниками покинул Коринф и они прибыли в Филиппы. Может быть, именно в Филиппах, а не раньше, к ним присоединился Лука (поскольку предыдущая часть «мы–повествования» оставила его там, в Филиппах, 16:12, а следующая часть с местоимением «мы» начинается теперь, в 20:5). Здесь также группа делится на две части. Они, по крайней мере семь или восемь человек, пошедши вперед, ожидали нас в Троаде (5). А мы (только Павел и Лука?) после дней опресночных (только), отплыли из Филипп, т. е. из порта Неаполя (16:11). Скорее всего, это не только хронологическое замечание. Лука не говорит нам ясно о том, почему, горя желанием отпраздновать Пасху в Иерусалиме, Павел вместо этого остается на праздник в Филиппах. Можем ли мы быть уверенными в том, что он продолжал принимать участие в иудейских празднествах? И по какой причине он хотел попасть в Иерусалим на Пятидесятницу (20:16)? Я предпочитаю объяснение профессора Говарда Маршалла: «Возможно, что вместе с церковью в Филиппах он праздновал христианскую Пасху (1 Кор. 5:7 и дал.)» [426]. Как бы то ни было, они покинули Филиппы только после праздника, и дней в пять прибыли к ним (к остальным) в Троаду. Они, должно быть, плыли против сильного встречного ветра, потому что ранее их путь в обратном направлении занял всего два дня (16:11). Прибыв в Троаду, они там пробыли семь дней (6).
Лука описывает только один эпизод, который произошел за эту неделю в Троаде, а именно, сон, падение, смерть и возвращение к жизни молодого человека по имени Евтих. Поскольку эта история произошла во время богослужения, она становится поучительной и с точки зрения знакомства с ранними христианскими службами.
а. Смерть и возвращение к жизни Евтиха
В первый же день недели.., ученики собрались для преломления хлеба (7а).
Как понимать этот «первый день», зависит от того, считаем ли мы, что Лука следовал иудейскому исчислению дней (от заката до заката солнца), или римскому (с полуночи до полуночи). Поскольку переводчики НАБ предпочли первый вариант, они перевели это выражение как «в воскресную ночь». В Безанском же тексте 19:9 принято, очевидно, иудейское исчисление «от пятнадцатого часа до десятого» (с 11 часов утра до 4 часов дня), где день начинается в 6 часов утра. Но здесь Лука следует римскому порядку, потому что «до рассвета» в стихе 11 является уже «следующим днем» стиха 7. А потому профессор Брюс определенно прав в том, что слова Луки «в первый день недели», т. е. воскресенье, «являются самым ранним недвусмысленным свидетельством христианской традиции собираться вместе в этот день для богослужения» [427]. Более того, целью их собрания явилось «преломление хлеба», которое Лука представляет как Вечерю Господню в понимании братской трапезы, как в большой горнице в Иерусалиме (Лк. 22:20; 24:30–35; Деян. 2:42). Кроме того, Павел, намереваясь отправиться в следующий день, беседовал с ними и продолжил слово до полуночи (76).
Лука сам присутствовал при этом происшествии («мы собрались», 8), поэтому он мог предложить несколько подробностей, увиденных глазами очевидца, что поможет нам представить всю сцену. Сначала это была вечерняя служба, или собрание, потому что, если обращение Павла затянулось до полуночи, оно вряд ли могло начаться в полдень! Скорее всего, собрание началось примерно на закате, когда после окончания рабочего дня приход собрался на богослужение. Во–вторых, собрание проводилось в частном доме, наверху (8), практически, на третьем этаже (9). Третье, в горнице, где мы собрались, было довольно светильников (8), поэтому воздух был тяжелым и душным, и даже один юноша, именем Евтих, сидевший на окне (9а; НАБ, «сидевший на выступе окна»), от этой духоты впал в дремотное состояние, хотя открытое окно давало ему возможность дышать свежим воздухом. В–четвертых, Евтих назван «юношей» (neanias) в стихе 9, а в стихе 12 он только «отрок» (НАБ, ИБ), или «паренек» (ПНВ), где pais является словом, обычно употреблявшимся по отношению к детям от 8 до 14 лет. Пятое, Лука вовсе не стремится к тому, чтобы мы обвинили юношу в том, что он уснул во время проповеди Апостола. Создается впечатление, что Евтих продолжительное время боролся со сном. Начнем с того, что его постепенно охватило дремотное состояние и, поскольку Павел продолжал говорить, он погрузился в глубокий сон (НАБ, НЗА, «сон одолел его окончательно»). И тогда произошла трагедия: он сонный упал вниз с третьего жилья, и поднят мертвым (96). Вариант НАБ, что «его подняли и посчитали мертвым», намекая на то, что он мог быть живым, абсолютно ошибочен. Лука заявляет, что он был мертв. Как врач он мог подтвердить это.
Можно представить, какой поднялся переполох, когда все сбежали вниз. Павел тотчас прервал свою проповедь и сам сошел вниз. Затем, явно повторяя прецедент, установленный Илией в случае с сыном вдовы в Сарепте (3 Цар. 17:19 и дал.) и Елисеем с сыном Сонамитянки (4 Цар. 4:32—33), Павел, сошед, пал на него и, обняв его, сказал: не тревожьтесь; ибо душа его в нем (10). То не было заявление, утверждающее, что мальчик жив, несмотря на трагическое падение, но в результате того, что Павел обнял его, он снова возвратился к жизни.Взошед же и преломив хлеб и вкусив, Апостол разделил с другими верующими и Вечерю Господню, и братский ужин, который наверняка еще не подавали. Затем Павел возобновил свою проповедь и беседовал довольно, даже до рассвета, и потом вышел (11). Между тем отрока привели живого (надо полагать, родственники и друзья), и не мало утешились (12).
б. Некоторые принципы христианского богослужения
Чему мы можем научиться из того, что мы узнали о христианском богослужении, проведенном однажды вечером в Троаде много веков назад? Следует проявить осторожность в ответе на этот вопрос, потому что рассказ Луки чисто повествовательного характера и не претендует на то, чтобы стать предписанием к нашим действиям. Поэтому мы не имеем права ни рабски подражать тому, что имело место (например, собрание в доме именно на третьем этаже, встреча вечером, использование масляных ламп и необычно долгая проповедь), ни опускать того, что упомянуто не было (например, молитвы, пение псалмов, гимнов и чтение Писания). Тем не менее, здесь можно проследить принципы общественного богослужения, подтвержденные библейским учением в других местах и применимые к сегодняшнему дню.
Во–первых, ученики встретились в день Господень на Вечерю Господню. По крайней мере стих 7 звучит, как описание обычной, регулярной практики церковной жизни в Троаде. Все это является свидетельством того, что Евхаристия в качестве благодарственного воспоминания о деле Искупления воскресшего Спасителя очень рано стала главной воскресной службой в атмосфере agape, то есть «вечери любви», или братской вечери.
Во–вторых, в дополнение к вечере там была проповедь, правда очень длинная, потому что первая ее часть продлилась от заката солнца до полуночи (7), а вторая от полуночи до рассвета (11). Но мы не должны рассматривать проповедь Павла как монолог, поскольку Лука дважды употребляет глагол dialegomai (7, 9 «беседовал»), что подразумевает обсуждение, возможно, в форме вопросов и ответов. Другое слово, использованное Лукой, homileo (11), НЗА переводит как «долгий и серьезный разговор», а НАБ как «долгая беседа». Совершенно очевидно, что этот разговор был намного более свободным и открытым, чем официальная проповедь. Но Апостол очень серьезно и ответственно относился к своей проповеди. Так же должны поступать и мы. «Нет и намека на то, что Павел воспринял происшедший инцидент как упрек за долгие разговоры» [428]. Но поскольку у нас нет Апостолов, сравнимых с Павлом, которые могли бы назидать нас сегодня, нам следует вслушаться в учение Христовых Апостолов, которое дошло до нас в Новом Завете. С самых первых дней поместные церкви стали составлять собственные собрания воспоминаний и писем Апостолов и повиновались их настойчивым повелениям читать их послания наряду с законом и пророками во время совместных собраний (напр.: Кол. 4:16; 1 Фес. 5:27; Отк. 1:3; 22:18–19).
Итак, в служении, происходившем в Троаде, сочетались слово и таинство, и с тех пор вселенская Церковь следует этому примеру. Ибо Бог говорит к Своему народу через Свое слово, как написанное, так и истолкованное, и через осуществление двух евангельских таинств — крещения и Вечери Господней. Может быть, «слово и таинство» не самое лучшее или не самое точное словосочетание, хотя и является общепринятым. Строго говоря, само таинство является словом, «явленным словом», согласно Августину. Служение словом Божьим и созидает Церковь, когда это слово приходит к нам через Писание и таинство (это и есть верное сочетание), слышимо и видимо, в произнесении и явлении Слова.
3. Путешествие к Милету вдоль морского побережья (20:13–16)
Следующий короткий отрывок повествования Луки (всего четыре стиха) представляет собой сжатый отчет о путешествии Павла из Троады (где он обращался к поместной церкви) в Милет (где он обратился к пасторам Эфесской церкви). Автор сообщает нам, что Павел «поспешал» (16); у нас создается впечатление, что Лука тоже «поспешал». Он упоминает четыре порта на побережье и на островах, где останавливались Павел и его товарищи (Асс, Митилин, Хиос и Самос) после Троады и до прибытия в Милет. Употребление местоимения «мы», начавшееся в стихе 5, продолжается и дальше, так что Лука описывает то, чему сам являлся свидетелем. Судно, по–видимому, каждый день отплывало и шло, не удаляясь от берега, и каждую ночь останавливалось на ночевку. «Причина, — поясняет Рамсей, — заключалась в ветре». В летнее время на Эгейском море «он обычно дует с севера, начинаясь очень рано поутру». Затем «поздно вечером он затихает», и «на закате наступает полный штиль» [429].
Покинув Троаду, пишет Лука, мы пошли вперед на корабль и поплыли в Асс, порт в Асии примерно в двадцати милях к югу от Троады, чтобы взять оттуда Павла; ибо он так приказал нам, намереваясь сам идти пешком (13), или просто «по суше» (ПНВ), или «по дороге» (НАБ). Лука сообщает нам два факта, не поясняя их. Первое, Павел отсылает своих товарищей вперед. Может быть, он отложил свой отъезд из Троады, чтобы убедиться, что Евтих не только жив, но и здоров? Это только догадка. Второе, Павел договорился, что его друзья доберутся до Асса Морем, а сам он пойдет туда сушей. Путешествие сушей по дороге вдоль берега должно быть быстрее, чем путешествие морем вокруг мыса. Зачем ему понадобилось побыть одному? Может быть, это и стало началом его настоящего долгого путешествия в Иерусалим? Мы знаем, что он был озабочен тем, чтобы избавиться от козней неверующих в Иудее и чтобы собранные пожертвования были приняты верующими в Иерусалиме, ибо он просил христиан в Риме присоединиться к нему в молитве об этом (Рим. 15:30 и дал.). Возможно, именно эти мысли и молитвы занимали его во время его одинокого пути из Троады в Асс. Но это лишь догадки.
Когда же он сошелся с нами в Ассе, как было оговорено, то, взявши его, мы прибыли в Митилину (14). Это был главный город острова Лесбос, находящийся на его юго–восточном берегу. И отплывши оттуда, в следующий день мы остановились против Хиоса (15а), то есть бросили якорь в порту на материке напротив острова Хиос, а на другой пристали к Самосу, к острову на запад от Эфеса, и, «после остановки в Трогиллии» (ИБ, по Безанскому тексту), мыс у входа в залив, в следующий день прибыли в Милит (156), т. е. в порт на материке в устье реки Меандр. Павлу рассудилось миновать Ефес, и он так и сделал, чтобы попасть в Милет и чтобы не замедлить ему в Асии, потому что он поспешал, если можно, в день Пятидесятницы быть в Иерусалиме (16).
4. Обращение Павла к старейшинам Эфесской церкви (20:17–38)
Из Милита же послав в Ефес, он призвал пресвитеров церкви (17). Эфес находился всего лишь в тридцати милях от Милета напрямую, но кружная дорога была несколько длиннее. У гонца должно было уйти дня три на то, чтобы добраться до Эфеса и привести старейшин обратно в Милет. Но вот наконец они пришли к нему (18а).
Прежде чем мы начнем изучать обращение Павла к эфесским пресвитерам, следует сделать несколько вступительных замечаний. Первое, это единственная из всех речей в Деяниях, которая адресована христианской аудитории. Все остальные либо евангельские проповеди, адресованные иудеям (2:14 и дал.; 3:12 и дал.; 13:16 и дал.) или язычникам (10:34 и дал.; 14:14 и дал.; 17:22 и дал.), либо речи учеников Христовых в свою защиту перед Синедрионом в ранние дни Церкви (4:8 и дал.; 5:29 и дал.; 7:1 и дал.), или же пять речей Павла перед иудейскими и римскими властями, которые появятся в конце книги (22 — 26).
Второе, лидеры церкви, которым адресована речь, названы «пресвитерами» (17), «блюстителями» (28а), призванными «пасти» (286) стадо детей Божьих, и совершенно ясно, что все эти обращения адресованы одним и тем же людям. Слово «пастор» является термином общего характера, указывающим на основную роль этих избранных людей, — пасти стадо. В наши дни существует большая путаница в вопросе о характере и цели пасторского служения и задается множество вопросов о том, являются ли священники в основе своей социальными работниками, психотерапевтами, воспитателями, помощниками или администраторами. Именно теперь очень важно реабилитировать благородное слово «пастор», которое обозначает пастыря Христова стада, призванного растить, кормить и защищать Его стадо. Такая пасторская ответственность за поместный приход, похоже, разделяется как дьяконами (обеспечивают поддержку пасторского служения в церкви) (1 Тим. 3:8 и дал.), так и теми, кто призван либо в качестве пресвитеров или старейшин (presbyteroi — слово, заимствованное из лексики иудейской синагоги), либо Надзирателей (episkopoi — слово, заимствованное из греческого контекста) [430]. В век апостольский эти два понятия Часто смешивались, и мы видим, что оба титула относятся к одной должности.
В те дни имелись только две степени христианского священства: «пресвитеры=епископы» и «диаконы» (Флп. 1:1). Те из нас, кто принадлежат к церквам, управляемым епископами, верят, что три степени священства в церковной иерархии (епископы, пресвитеры и дьяконы) были заимствованы из Писаний. Мы основываем наши аргументы не на слове episkopoi, но на людях, подобных Тимофею и Титу, которые хотя и не назывались «епископами», но осуществляли надзор и управление над несколькими церквами с правом избирать и рукополагать пресвитеров (епископов и дьяконов).
Третье, церковь в Эфесе определенно имела команду епископов/пресвитеров (presbyteroi, «пресвитеры» в стихе 17, и episkopoi, «блюстители» в стихе 28, оба находятся во множественном числе). Подобным же образом Павел назначал «пресвитеров» в каждой галатийской церкви (14:23), как можно видеть из Деяний, а позже назидал Тита делать то же на Крите (Тит. 1:5). В Библии нет указаний на то, что руководство может состоять из одного человека (единственный пастор, играющий на всех инструментах в оркестре), или же о том, что в поместной церкви должна царить иерархическая или пирамидальная структура (единственный пастор, восседающий на вершине пирамиды). Неясно также, стоял ли над каждой домашней церковью отдельный старейшина. Лучше представить их как одну команду, в которой кто–то из них наблюдал за служением домашних церквей, а остальные исполняли то, что соответствовало их особым дарам, все вместе осуществляя пасторскую заботу о Христовом стаде. Нам следует сегодня в нашей Церкви воссоздать такую структуру пасторской команды.
Четвертое, Лука присутствовал на той встрече сам и слышал эту речь (см. «мы» в 21:1). Вероятно, Уильям Нейл прав, когда предполагает, что «Лука, возможно, вел запись» [431]. Определенно, в этом обращении ясно ощутим стиль Павла.
Многих исследователей поразило сходство как в лексике, так и в содержании между этой речью и Посланиями Павла. Темами его Посланий, которые он также затронул в своей речи, являются благодать Божья (24, 32), Царство Божье (25), воля (boule) Божья (27), искупительная кровь Христа (28), покаяние и вера (21), Церковь Божья и ее созидание (28, 32), неизбежность страданий (23–24), опасность лжеучений (29–30), необходимость бодрствования (28, 31), стремление исполнить свое служение (24) и наше конечное наследие (32).
Речь Павла следует разделить на три части: прошлое, будущее и настоящее.
(1) Его служение в Эфесе (20:186–21)
18 Вы знаете, как я с первого дня, в который пришел в Асию, все время был с вами, 19 Работая Господу со всяким смиренномудрием и многими слезами, среди искушений, приключавшихся мне по злоумышлениям Иудеев; 20 Как я не пропустил ничего полезного, о чем вам не проповедывал бы и нему не учил бы вас всенародно и по домам, 21 Возвещая Иудеям и Еллинам покаяние пред Богом и веру в Господа нашего Иисуса Христа.
«Вы знаете, как я с первого дня…», — говорит он (186). В английском варианте стиха 20 опять встречаем Вы знаете (в греческом оригинале этой фразы в 20 стихе нет), что является, фактически, обобщающим предложением. В 34 стихе опять повторяется эта фраза: «сами знаете». Этот настойчивый повтор напоминает нам 2 главу 1 Послания к Фессалоникийцам, где Павел писал: «Вы сами знаете, братия…» (1), «как вы знаете…» (2, 5), «ибо вы помните…» (9), «свидетели вы и Бог…» (10), «потому Что вы знаете…» (11). В Фессалонике против Павла была организована кампания злобной клеветы. Он был вынужден бежать из города под покровом темноты и не мог вернуться, чем и воспользовались его противники, обвинившие его в неискренности и нечестности. В Эфесе на следующий год после его отъезда из города случилось, похоже, нечто подобное. Поэтому он был вынужден защищаться, убеждая верующих в искренности своих намерений и, как в Фессалонике, так и в Эфесе, он делал это, напоминая им о своем посещении. Они знали, как он жил все то время с самого начала до конца. Павел апеллирует к их памяти, особенно напоминая о четырех аспектах своего служения: о смирении (возможно, имея в виду свое самоуничижение), о своих слезах, испытаниях, связанных со «злоумышлениями иудеев» (19, НАБ), и своем преданном служении, выразившемся в учении и проповедях как в общественных богослужениях, так и в частном порядке, где он восполнял нужды как иудеев, так и язычников в покаянии и в вере в Господа Иисуса.
(2) Его будущие страдания (20:22–27)
22 И вот, ныне я по влечению Духа иду в Иерусалим, не зная, что там встретится со мною; 23 Только Дух Святый по всем городам свидетельствует, говоря, что узы и скорби ждут меня. 24 Но я ни на что не взираю и не дорожу своею жизнью, только бы с радостью совершить поприще мое и служение, которое я принял от Господа Иисуса, проповедать Евангелие благодати Божией.
25 И ныне, вот, я знаю, что уже не увидите лица моего все вы, между которыми ходил я, проповедуя Царствие Божие. 26 Посему свидетельствую вам в нынешний день, что чист я от крови всех; 27 Ибо я не упускал возвещать вам всю волю Божию.
В этой части своего обращения Лука вместо выражения «вы знаете…» предыдущего абзаца использует выражения «я знаю…» (25), «ибо я знаю…» (29). Здесь Павел переходит от прошлого, которое они знали, к будущему, познанию которого его учил Дух Святой, и теперь он делится с ними этим знанием. Святой Дух, Который предупреждал его в каждом городе (возможно, через пророков) о тюрьме и об испытаниях (23), побуждает его идти в Иерусалим (22). Ибо главным желанием Павла было не выжить во что бы то ни стало, а завершить свою миссию и выполнить Христом данное поручение нести свидетельство о Евангелии благодати Божьей (24). Но Павел знает и другое. Глазами пророка он видит намного дальше Иерусалима и своих страданий, видит то миссионерское путешествие, которое он предпримет в Рим и Испанию, в страну, о которой он продолжает мечтать (Деян. 19:21; Рим. 15:23–29). Видимо, поэтому он знает, что никто из собравшихся больше его не увидит (25). Этот факт придает их расставанию горечь печали. Он делает торжественное заявление о том, что, как страж, подобно Иезекиилю (Иез. 33:1 и дал.), он чист от крови всех (26). Его совесть чиста. Он не уклонился от провозглашения им всем Божьего плана спасения (27). Как следствие, он не несет ответственности за то, что кто–то из них погибнет.
(3) Его назидание старейшинам (20:28—35) Оглядываясь на свое служение в Эфесе (о котором они знают), видя впереди страдания и разлуку с ними (о которых знает он), Павел дает им последние наставления. Прошлое и будущее вместе обретут форму их настоящего служения. В сущности его призыв является предостережением: «Внимайте себе…» (28), «бодрствуйте…» (31).
28 Итак внимайте себе и всему стаду, в котором Дух Святый поставил вас блюстителями, пасти Церковь Господа и Бога, которую Он приобрел Себе Кровию Своею. 29 Ибо я знаю, что по отшествии моем войдут к вам лютые волки, не щадящие стада; 30 И из вас самих восстанут люди, которые будут говорить превратно, дабы увлечь учеников за собою. 31 Посему бодрствуйте, памятуя, что я три года день и ночь непрестанно со слезами учил каждого из вас.
32 И ныне предаю вас, братия, Богу и слову благодати Его, могущему назидать вас более и дать вам наследие со всеми освященными. 33 Ни серебра, ни золота, ни одежды я ни от кого не пожелал: 34 Сами знаете, что нуждам моим и нуждам бывших при мне послужили руки мои сии. 35 Во всем показал я вам, что, так трудясь, надобно поддерживать слабых и памятовать слова Господа Иисуса, ибо Он Сам сказал: блаженнее давать, нежели принимать.
Отметим, что эфесские пасторы должны прежде всего блюсти себя и только затем надзирать за стадом, ибо Святой Дух возложил на них ответственность за это стадо. Они не смогут заботиться об остальных должным образом, если не станут блюсти и заботиться о собственных душах. Они должны «пасти» Божью Церковь, здесь употреблено слово poimaino,что значит «заботиться» о стаде в общем, а в частности «вести стадо на пастбище и кормить его». Это главная забота пастыря. «Не стадо ли должны пасти пастыри?» (Иез. 34:2). Более того, пастыри будут еще прилежнее в своем служении, если будут помнить, что их стадо есть Церковь Господа и Бога, которую Он приобрел Себе Кровию Своею (28). Поразительная идея — Бог, проливающий Свою кровь! Хотя вслед за отцами церкви Игнатием и Тертуллианом некоторые переписчики написали «церковь Господа», имея в виду Господа Иисуса, проливающего Свою кровь. Но такое выражение в Новом Завете больше нигде не встречается, в то время как «церковь Божия» является обычным выражением Павла. Поэтому следует его оставить. Тогда остальные предложения будут переведены так: «которую Он приобрел Своей собственной кровью» (см.: ПНВ — примечание, НАБ — примечание; ср.: Рим. 8:32). Значение слова idios («свой, собственный»), как пишет Ф. Ф. Брюс, «в достаточной степени подтверждается древними текстами, где это слово употребляется как нежное и ласковое, обращенное к близким родственникам; в русском языке этому значению более соответствует слово «родной» [432].
Необходимость в бдительности вызвана тем, что волки, то есть лжеучители, как Павел знает, войдут и станут опустошать Христово стадо (29). Некоторые из них восстанут из самой церкви. Извращая истину, они будут понууждать людей следовать за лжеучением (30). Поэтому зфесские пасторы должны быть на страже, как Павел и учил их, пока был с ними (31). Нам нужно только прочитать оба Послания к Тимофею и обращение к эфесянам в Откровении 2:1 и далее, чтобы узнать, что все, предсказанное Павлом, действительно имело место. Может быть, этого бы не произошло, если бы пасторы были более бдительными.
После призыва к эфесским лидерам бодрствовать и охранять овец от волков, Апостол поручает их «Богу и слову благодати Его» (32). Затем, чтобы усилить свой призыв и поручение, он вновь напоминает им о том примере, который он сам явил им своим служением. Как Самуил в своем прощальном наказе (1 Цар. 12:1 и дал.), Павел заявляет, что он ни у кого не брал денег или одежды (33). Напротив, он своим трудом обеспечивал себя и своих товарищей. Можно представить его жест, когда он произносит «руки мои сии» (34). Своим тяжелым физическим трудом он подтвердил истину высказывания Иисуса, которое иначе осталось бы неизвестным: «блаженнее давать, нежели принимать» (35).
36 Сказав это, он преклонил колена свои и со всеми ими помолился. 37 Тогда немалый план был у всех, и, падая на выю Павла, целовали его, 38 Скорбя особенно от сказанного им слова, что они уже не увидят лица его. И провожали его до корабля.
Развивая тему образного сравнения, основанную на заботе пастуха о своем стаде, Павел описывал свое собственное служение учительства (в качестве их «пастыря»), предупреждал их об опасности, исходящей от лжеучителей («лютых волков»), и подтвердил ценность верующих как членов Церкви (Божьего «стада»).
Несколько раз в беседе с лидерами церкви Павел приводил в пример себя. Его совесть была чиста, потому что он все делал основательно. Прежде всего, он проявил большое усердие в служении в качестве учителя. Он учил их Божьей благодати и Его Царству (24–25), необходимости покаяния и веры (21). Он не уклонялся от провозглашения того, что было для них полезно (20), и возвещал весь Божий план спасения (27). Второе, он старался охватить все и всех. Он стремился быть услышанным всем населением Эфеса так же, как стремился донести в своем благовестии цель Божьего плана. Он хотел научить всех всему! Поэтому он служил как иудеям, так и язычникам, как жителям города, так и его гостям.
Третье, он проявил основательность и в методах своего служения. Он учил как в общественных местах (в синагоге и училище), так и частным образом (в домах), и проповедовал день и ночь (20, 31). Он был неутомим и энергичен. Говоря современным языком, основательность служения Павла на всех трех уровнях являет собой прекрасный пример «глубинного благовестил». Он делился всеми истинами со всеми людьми любыми известными способами. Он провозглашал Евангелие всему городу, не жалея ни сил, ни времени. Его пасторский пример должен был стать неиссякаемым источником вдохновения для пасторов эфесской церкви.
(2) Появление лжеучителей (волков)
На Ближнем Востоке в древности волки были главными врагами овец. Охотясь то в одиночку, то стаями, они представляли собой постоянную угрозу для овцеводов. Овцы были совершенно беззащитны перед ними. Пастыри ни на минуту не должны были терять бдительность. То же с христианскими пастырями. Сам Иисус предупреждал об этих врагах христиан, призывая беречься «лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные» (Мф. 7:15). Поэтому пастыри стада Христова имеют двойное обязательство: кормить овец (учить их истине) и защищать от волков (предупреждать заблуждения). Как Павел объяснял Титу, пастор должен твердо держаться истинного слова, согласного с апостольским учением, так «чтобы он был силен и наставлять в здравом учении и противящихся обличать» (Тит. 1:9, ПНВ). Такая позиция сегодня непопулярна. Нам часто говорят, что мы всегда должны быть только позитивными в нашем учении. Но те, кто говорят это, либо никогда не читали Нового Завета, либо, читая его, не соглашаются с ним. Ибо Господь Иисус и Его Апостолы сами опровергали заблуждения и призывали нас делать то же самое. Невольно задаешься вопросом, а не равнодушное ли отношение к этой обязанности является главной причиной того, что в современном мире происходит такая путаница в богословском понимании христианского учения? Если при появлении лжеучений христианские лидеры либо проявляют равнодушие и ничего не предпринимают, либо трусливо отходят в сторону, они заслуживают ужасного эпитета того «наемника», которого мало заботит стадо Христово (Ин. 10:12 и дал.). И тогда о верующих будет сказано так, как было сказано об Израиле: «И рассеялись они без пастыря и, рассеявшись, сделались пищею всякому зверю полевому» (Иез. 34:5).
В стихе 28 говорится о том, что Сам Бог осуществляет пасторский надзор за Церковью. В этом надзоре участвуют все три ипостаси Троицы. Начнем с того, что Церковь является «Божьей церковью». Далее, когда мы читаем, что Он искупил нас «Своей собственной кровью», то становится понятным, что ценой, уплаченной за нас, была кровь Христа. А Святой Дух избирает и назначает тех, кто должен заботиться об этой церкви, которая принадлежит Богу и которая была выкуплена Его кровью. Так, Святой Дух тоже надзирает за церковью, или же Он может поручить этот надзор другим людям. И это чудесное подтверждение того, что пасторский надзор за церковью принадлежит Святой Троице — Богу (Отцу, Сыну и Святому Духу), должно произвести сильное впечатление на пасторов. Оно должно усмирить нас, чтобы мы помнили, что церковь принадлежит не нам, но Богу. Это должно нас вдохновить на верность и преданность. Ибо не все овцы чисты, как может показаться на первый взгляд. На самом же деле они могут быть нечистыми, они могут нести на себе различных вредных паразитов, их, возможно, следует регулярно обрабатывать сильнодействующими химическими препаратами, чтобы истребить имеющихся у них вшей, клещей и глистов. Овцы также являются глупыми, своевольными и упрямыми тварями. Я воздержусь от того, чтобы использовать эту метафору по отношению к людям дословно и не стану называть Божьих людей грязными, вшивыми и глупыми созданиями! Но на самом деле есть люди, которые действительно доставляют массу хлопот своим пасторам, и vice versa[433]. Их пасторы смогут терпеливо продолжать заботиться о них, если только будут помнить, какую ценность они представляют в глазах Бога. Они являются стадом Бога–Отца, выкупленным ценой крови Бога–Сына, они находятся под присмотром надзирателей, назначенных Богом–Святым Духом. Если три лица Святой Троицы так преданны делу благополучия людей, разве не должны и мы проявить такую же преданность?
Великая книга Ричарда Бакстера «Протестантский пастор» (1656 г.) фактически является толкованием Деяний 20:28. Он в ней писал:
«Давайте будем вслушиваться в аргументы Христа каждый раз, когда почувствуем скуку или беззаботность: «Я умер за них, а ты не хочешь приглядывать за ними? Они стоили Моей крови, и неужели они не стоят твоего труда? Я спустился с небес на землю, чтобы искать и спасти заблудшего; а ты не можешь дойти до следующей двери, улицы или деревни, чтобы найти их? Разве не мал твой труд и снисходительность по сравнению с Моими? Я унизил Себя до этого служения, но быть занятым в нем для тебя является честью. Разве Я не много сделал и разве не пострадал ради их спасения; разве Я не восхотел сделать тебя Моим соработником, и неужели ты откажешься от того малого, что ложится на твою ответственность?» [434].
Прощание с эфесскими руководителями было эмоциональным особенно потому, что и они, и Павел знали, что больше никогда не увидятся. Спутники Павла со слезами на глазах буквально «отрывали себя» от провожающих. Теперь им предстоял последний отрезок пути в Иерусалим, и сведения об этом путешествии Лука явно записывал в своем дневнике. Он упоминает три или четыре остановки (Кос, Родос, Патара и, может быть, Миры), за которыми последовали три выхода на берег (Тир, Птолемаида и Кесария).
Когда же мы (Лука вновь ненавязчиво привлекает внимание к своему присутствию), расставшись с ними, отплыли, то прямо пришли в Кос (1а) (маленький островок прямо на юг от Милита). На другой день в Родос (остров побольше в юго–восточном направлении, на северо–восточном конце которого находился город под тем же названием) и оттуда в Патару (16) (прямо на восток от Родоса, а Безанский текст добавляет «и Миры», чуть дальше на восток). И Патара, и Миры расположены недалеко от южной оконечности материка Малой Азии. Поскольку «порт Миры, видимо, был крупным портом, предназначенным для прямого морского сообщения с берегами Сирии и Египта», как писал Уильям Рамсей, «можно… с уверенностью предположить, что корабль Павла заходил в Миры» [435]. Здесь, нашедши корабль, идущий в Финикию на Палестинском побережье, они взошли на него и отплыли (2). Теперь их путь лежал на юго–восток в центральную часть восточного Средиземноморья.
Расстояние от Миры до Тира исчислялось в 400 миль. Бывши в виду Кипра и оставивши его влеве, мы плыли в Сирию и пристали в Тире, ибо тут надлежало сложить груз с корабля(3). В то же время их поиски христиан в городе оказались успешными. И, нашедши учеников, пробыли там семь дней, либо потому что разгрузка (и возможно погрузка) заняли так много времени, либо потому что их корабль остался в порту, и им пришлось ждать другого. В течение этой недели ученики по внушению Духа, говорили Павлу, чтобы он не ходил в Иерусалим(4). Но проведши эти дни, мы вышли и пошли (5а). Несколько позже мы вернемся к противоречивым знамениям, исходившим от Святого Духа в отношении поездки Павла в Иерусалим. Ученики нас провожали все с женами и детьми даже за город; а на берегу, преклонивши колена, помолились (5). Это, по всей видимости, было еще одно волнующее расставание. И, простившись друг с другом, мы вошли в корабль, а они возвратились домой (6).
б. Из Тира в Иерусалим (21:7–17)
Мы же, совершивши плавание, прибыли из Тира в Птолемаиду (ветхозаветный Акко), со средних веков называемый Акрой. Город находился в двадцати пяти милях к югу от Тира. Здесь мы, приветствовавши братьев, пробыли у них один день (7). А на другой день Павел и мы, бывшие с ним, вышедши, пришли в Кесарию. Этот великолепный город был построен Иродом Великим и являлся портом Иерусалима. Там, вшедши в дом Филиппа благовестника (названного так, чтобы отличать его от Филиппа Апостола), одного из семи диаконов, остались у него (8). Именно здесь, в Кесарии, лет за двадцать до того, остался жить Филипп (18:40). С тех пор его семья выросла: у него были четыре дочери девицы, пророчествующие (9). Лука не говорит нам, как долго Павел и его спутники оставались в Кесарии, но они, должно быть, имели возможность много говорить с Филиппом и его дочерями. Может быть, именно тогда Филипп рассказал о себе и Стефане, а позже Лука включил этот рассказ в Деяния 6 — 8. Во время пребывания там они услышали еще одно интересное пророчество.
Между тем как мы пребывали у них многие дни, пришел из Иудеи некто пророк, именем Лгав (предположительно тот, о ком говорится в 11:27 и дал.) (10). И, вошед к нам, он повторил практику некоторых ветхозаветных пророков, например, Ахии, который разорвал одежду Иеровоама на двенадцать частей (3 Цар. 11:29 и дал.), или Исайи, ходившего нагим и босым три года (Ис. 20:3 и дал.), и Иезекииля, который устроил осаду начертанного на кирпиче Иерусалима (Иез. 4:1 и дал.). Он взял пояс Павлов и, связав себе руки и ноги, сказал: так говорит Дух Святый. То был не короткий кожаный ремень: «Связать себе руки и ноги таким кушаком было бы немыслимым акробатическим упражнением» [436]. Скорее всего, это был длинный кусок ткани, который служил Апостолу поясом. Затем Агав сказал: так говорит Дух Святый: мужа, чей этот пояс, так свяжут в Иерусалиме Иудеи и предадут в руки язычников (11). Это было уже вторым пророчеством, и это кажется несовместимым с тем, что Дух изначально говорил Павлу; к этой проблеме мы вернемся в конце главы. Когда же мы услышали это (пророчество Агава), продолжает Лука, то и мы и тамошние (он подчеркивает свое присутствие) просили, чтобы он не ходил в Иерусалим (12). На этот раз Апостол решительно отклонил их уговоры. Но Павел в ответ сказал: что вы делаете? что плачете и сокрушаете сердце мое? [НАБ: «стараетесь подорвать мою решимость?»] я не только хочу быть узником, но готов умереть в Иерусалиме за имя Господа Иисуса (13). Его слова почти тождественны словам Петра: «Господи! с Тобою я готов и в темницу и на смерть идти» (Лк. 22:33). Разница состоит в том, что на деле Петр поколебался и отступил (хотя затем он пострадал и умер за Христа), в то время как Павел был верен своему слову. Когда же мы не могли уговорить его, то успокоились, сказавши (не в качестве уступки по слабости, но как позитивную молитву): да будет воля Господня! (14).
После сих дней, приготовившись (имеется в виду либо «мы упаковали наши вещи» (НАБ), либо «оседлали лошадей») [437], пошли мы в Иерусалим (15). Поскольку расстояние от Кесарии до Иерусалима было шестьдесять пять миль, на поездку у них ушло два дня, как утверждает Безанский текст, и для этого нужны были лошади.
С нами шли и некоторые ученики из Кесарии, провожая нас к некоему давнему ученику, Мнасону Кипрянину, жившему в Иерусалиме, у которого можно было бы нам жить (16). Будучи «давним учеником», он, видимо, являлся одним из «членов–основателей Иерусалимской церкви» [438]. По прибытии нашем в Иерусалим, братия радушно приняли нас (17).
Итак, наконец, после долгого и напряженного пути, несмотря на зловещие предостережения, Павел прибыл в пункт назначения. Но был ли он прав, когда не внял просьбам друзей отказаться от своих планов? Что можно сказать о тех повелениях, которые Дух передавал через пророков? Можем ли мы обвинять Павла в упрямстве или должны восхищаться его непоколебимой твердостью и решимостью?
На первый взгляд кажется, что побуждения Духа находятся в прямом противоречии друг с другом. В Милите Павел сообщил руководителям эфесской церкви, что он идет в Иерусалим «по влечению Духа», несмотря на «узЫ и скорби», о которых предупреждает Тот же Дух (20:22—23). В Тире некоторые ученики, также «по внушению Духа», молили его (несовершенное время elegon подразумевает «снова и снова», НЗА) не ходить в Иерусалим (21:4), тогда как в Кесарии Агав начал свое пророчество с формулы «так говорит Дух Святый» (21:11). Но Павел игнорирует оба предупреждения. Не поддавшись на уговоры (21:14), он продолжает свой путь (21:15).
Как нам разрешить эту задачу? Конечно же, мы не можем прийти к выводу, что Дух противоречил Сам Себе, в главе 20 повелевая Павлу идти в Иерусалим и отменяя Свои повеления в главе 21. Доктрина о Святом Духе в представлении Луки слишком высока, чтобы Дух мог менять Свои решения. Даже если 20:22 понимать как влечение собственного духа Апостола, а не побуждение Святого Духа, то согласно главе 21 Павел все равно выглядит идущим наперекор воле и голосу Святого Духа.
Я думаю, следует начать с того, что Лука считал Павла правым в его решении идти в Иерусалим. Возможно, он приписывает оба решения в 19:21 и 20:22 воле Духа, поскольку оба были (en) to pneumati, «в Духе». Кроме того, мы уже высказывали предположение, что Лука, по–видимому, считает путешествие Павла в Иерусалим решением ученика, следующего за своим Учителем. Как же тогда рассматривать Деяния 21:4 и 11? Некоторые исследователи полагают, что говорившие только лишь утверждали о своем озарении свыше, чего не было на самом деле. Но тогда нам придется воспринимать и другие утверждения о понимании воли Духа подобным же двусмысленным образом. Следует провести четкую линию между предсказанием и запретом. Конечно же, Агав предсказал, что Павла свяжут и предадут в руки язычников (21:11); мольбы, обращенные к Павлу вслед за этим, не исходили от Духа, а явились ошибочным человеческим умозаключением, выведенным из пророчеств, сделанных в Духе. А если бы Павел поддался на уговоры своих друзей, то пророчество Агава не исполнилось бы! Тем более сложно понять 21:4 в этом ключе, поскольку друзья просили Павла «по внушению Духа». Но, может быть, в своем повествовании об этом Лука хотел сообщить, что предупреждение было от Бога, тогда как страхи и уговоры происходили от людей. В конце концов, слово Духа к Павлу сочетало в себе побуждение идти с предупреждением о последствиях этого (20:22–23).
Итак, Лука со всей очевидностью стремится представить Павла так, чтобы он вызвал в нас восхищение своей смелостью и настойчивостью. Павел так же решительно настроился идти в Иерусалим, как ранее Иисус, и (опять как Иисуса) божественные предупреждения о страданиях не остановили его.
То общение с христианами, которое Павел и его спутники имели в каждом порту, во многом помогало Апостолу и укрепляло его силы. В Тире они нашли учеников и оставались с ними в течение семи дней (21:4). В Птолемаиде они приветствовали своих сестер и братьев и целый день провели вместе (7). В Кесарии они остановились в доме Филиппа евангелиста и оставались там «многие дни» (8, 10). Ученики из Кесарии лично проводили Павла и его спутников до Иерусалима, где они остановились в доме давнего верующего с Кипра Мнасона (16), а по прибытии в Иерусалим сестры и братья «радушно приняли» их (17). Было бы преувеличением назвать это «триумфальным въездом» Павла в Иерусалим. Но, по крайней мере, это радушие укрепило его и дало ему силы вынести ярость толпы, которая через несколько дней будет кричать: «Смерть ему!» (36).
Этот материал еще не обсуждался.