27.02.2014

Джон Стотт

Нагорная проповедь

ЕВАНГЕЛИЕ ОТ МАТФЕЯ 5:17–20

Праведность христианина: Христос, христианин и закон

17 Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков; не нарушить пришел Я, но исполнить,

18 Ибо истинно говорю вам: доколе не прейдет небо и земля, ни одна йота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все, 19 Итак, кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, тот малейшим наречется в Царстве Небесном; а кто сотворит и научит, тот великим наречется в Царстве Небесном, 20 Ибо, говорю вам, если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное.

Так говорил Иисус о христианском характере и о влиянии христианина, которое он будет иметь в мире, если проявит этот характер и если плоды его характера будут выражаться в «добрых делах». Теперь Он, говоря об этом характере и его добрых делах, употребляет термин праведность. Он объясняет, что праведность, которую Он уже упоминал дважды и которую алчут и Жаждут Его ученики (ст. 6), во имя которой они страдают (ст. 10), соответствует нравственному закону Бога и, тем не менее, превосходит праведность книжников и фарисеев (ст. 20). «Добрые дела» — это дела послушания. Он начал Свою проповедь с заповедей блаженства, употребляя третье лицо («Блаженны нищие духом»); продолжил Он во втором лице («Вы соль земли»); теперь же Он переходит на авторитетное первое лицо и впервые использует Свою особую, не допускающую возражения формулу «истинно говорю вам» (ст. 18) или «говорю вам» (ст. 20).

Этот параграф очень важен не только тем, что в нем дается определение христианской праведности, но и тем, что здесь проясняются отношения между Ветхим и Новым Заветами, между Евангелием и законом. Параграф разделяется на две части: первая — Христос и закон (ст. 17,18) и вторая — христианин и закон (ст. 19, 20).

1. Христос и закон (ст. 17,18)

Христос начинает с предупреждения, чтобы исключить любую попытку даже подумать, будто Он «пришел нарушить закон и пророков», то есть весь Ветхий Завет или любую его часть (ср. 7:12). По тому, как Иисус формулирует это отрицательное утверждение, видно, что некоторые действительно могли думать нечто подобное, и поэтому Он возражает им. Хотя Его публичное служение началось значительно раньше, все же современники Христа были глубоко обеспокоены Его, как им казалось, негативным отношением к Ветхому Завету. Возможно, это проявилось уже в споре о субботе, ибо Марк в своем Евангелии помещает эти два события (срывание колосков в субботу и субботнее исцеление сухорукого) даже перед избранием двенадцати (Мк. 2:23–3:6). Конечно, с самого начала Его служения люди поражались власти Его. «Что это? — спрашивали они. — Что это за новое учение, что Он и духам нечистым повелевает со властью, и они повинуются Ему?» (Мк.1:27). Поэтому естественно, что многие хотели знать, как соотносится Его власть с авторитетом закона Моисея. Им было ясно, что книжники подчиняются закону, ибо они были «учителями закона». Они посвящали себя его истолкованию и утверждали, что не существует для них иного авторитета, кроме авторитетов тех, кого они цитировали. С Иисусом же было не все так ясно. Иисус говорил, опираясь на Свой собственный авторитет. Он любил употреблять фразу, которую до Него не использовал ни один из древних пророков или современных законников. Он вводит некоторые из наиболее примечательных Своих утверждений словами: «Истинно говорю вам», и говорит Он это во имя Свое и со Своей собственной властью. Что же это была за власть? Восставал ли он со властью против священного закона, Слова Божьего? Так казалось некоторым. Отсюда возник и их вопрос, высказанный или невысказанный, на который Иисус отвечает недвусмысленно: «Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков».

И сегодня люди спрашивают, хотя и по–другому, об отношениях между Иисусом и Моисеем, Новым и Ветхим Заветами. Иисус, когда видел проблему, высказывался прямо по существу, поэтому и мы должны поступать так же. Он пришел (обратите внимание, Он постоянно осознавал Свою миссию в мире) не нарушить закон или пророков, отстраняя или упраздняя их, но и не просто утвердить их мертвым и литературным способом, но чтобы их исполнить.

Глагол plerosai, переведенный как «исполнить», означает буквально «наполнять» и указывает, по выражению Златоуста, на то, что «высказывания Его (то есть Христа) не отменяют прежнее, но разрабатывают и наполняют»[1].

Чтобы охватить взглядом все далеко идушие последствия этого, мы должны вспомнить, что «Закон и пророки», а именно, Ветхий Завет, содержат различного рода учения. И хотя отношение Иисуса Христа к ним неоднозначно, слово «исполнение» покрывает все.

Во–первых, Ветхий Завет содержит догматическое учение. Слово «тора», которое переводят как «закон», обозначает на самом деле «открытое обучение»; и действительно, Ветхий Завет дает нам сведения о Боге, о человеке, о спасении и так далее. Там содержатся все великие библейские учения. Однако это лишь частичное откровение. Иисус «исполнил» все в том смысле, что Ветхий Завет нашел завершение в Его лице, Его учении и работе (ср.: Евр. 1:1,2). Епископ Райл обобщает это так: «Ветхий Завет — это почка, в которой сокрыто Евангелие, Новый Завет — Благая весть в полном цвету. Ветхий Завет — это Евангелие в стебельке; Новый Завет — его полный колос»[2].

Во–вторых, Ветхий Завет содержит пророчества на будущее. Многие из них содержат предсказания о дне, когда придет Мессия, выраженные словом или символом. Однако это было лишь ожидание. Иисус «исполнил» все это в том смысле, что предсказанное совершилось с Его приходом. Первое утверждение Его публичного служения было: «Исполнилось время…» (Мк. 1:15). Его слова «Я пришел» содержат в себе ту же истину. Снова и снова утверждал Он, что Писания свидетельствуют о Нем. Матфей делает особое ударение на этом, повторяя фразу: «Все сие произошло, да сбудется реченное Господом через пророка…» (1:22)[3].

Кульминацией была Его смерть на кресте, в которой нашла свое полное завершение вся обрядовая система Ветхого Завета — священство и жертвоприношение. После чего обряды прекратились. И, как верно комментирует Кальвин, «отменено было лишь их исполнение, ибо значение их было более полно подтверждено»[4].

Они были не более чем «тень» грядущего; «сущность» (или, как сказано в Послании к Колоссянам, «тело») принадлежала Христу (Кол. 2:17).

В–третьих, Ветхий Завет содержит этические предписания — нравственный закон Бога. Однако часто они неверно понимались, а еще чаще не исполнялись. Иисус «исполнил» их, прежде всего подчинившись им, ибо Он был «рожден под законом» и был предназначен к тому, чтобы, как Он сказал Иоанну Крестителю, «исполнить всякую правду» (Гал. 4:4; Мф. 3:15). «Он фактически ничего не добавил к Божьим заповедям, — писал Бонхёффер, — кроме того, что Он их выполнил»[5].

Он делает гораздо больше; Он не только подчиняется им Сам, но и разъясняет, что будет означать подобное послушание для Его учеников. Он отрицает поверхностное толкование закона, данное книжниками; Он Сам дает верную интерпретацию. Его цель состоит не в том, чтобы изменить закон, еще менее — аннулировать его, а в том, чтобы «раскрыть полностью глубину его значения»[6]. Поэтому Он «исполняет его, объявляя основные требования Божьей правды»[7]. Именно это, как мы увидим, Он подчеркивает в оставшейся части 5 главы Евангелия от Матфея, приводя примеры.

В каждом поколении христианской эры находились люди, которые не могли принять такое отношение Христа к закону. Знаменитый еретик второго века Маркион, который переписал Новый Завет, опустив при этом ссылки на Ветхий, естественно, убрал и этот отрывок[8].

Некоторые из его последователей пошли дальше. Они даже дерзнули исказить его значение, изменив слова так, что предложение теперь звучало: «Я пришел не исполнить закон и пророков, но отменить их!» Сегодня, похоже, их сторонниками являются принявшие так называемую «новую нравственность», ибо они заявляют, что само понятие закона для христианина упразднено (хотя Христос и говорил, что Он пришел не отменить его), что никакой иной закон отныне не связывает христиан, кроме закона любви, и что фактически это единственная истинная заповедь. Позже я скажу об этом больше. Сейчас достаточно подчеркнуть, что, судя по этому стиху (ст. 17), отношение Иисуса к Ветхому Завету было не разрушительным или непоследовательным, но именно конструктивным, органически связанным. Он выразил Свою позицию в одном–единственном слове: «исполнение».

Апостол Павел совершенно ясно говорил о той же истине (см.: Деян. 26:22,23). Его утверждение, что «конец закона — Христос» (Рим. 10:4), не означает, что мы отныне освобождаемся от подчинения закону, здесь имеется в виду прямо противоположное (Рим. 8:4).

Это означает, вернее всего, что Бог нас принимает не благодаря послушанию, а через веру в Христа, и что сам закон свидетельствует об этой Благой вести (Рим. 3:21).

Заявив, что цель Его прихода — исполнение закона, Иисус далее приводит причины и следствия этого. Причиной является неизменность закона вплоть до его исполнения (ст. 18), следствием — подчинение закону, которое должны проявить граждане Царства Божьего (ст. 19,20).

Вот что сказал Иисус о законе, который Он пришел исполнить: «Истинно говорю вам, доколе не прейдет небо и земля, ни одна йота (греческое yod, наименьшая буковка еврейского алфавита, размером почти что с запятую) или ни одна черта (keraia — «рог», что относится, вероятно, к какому–либо крючочку или черточке, разделяющим некоторые еврейские буквы) не прейдет из закона, пока не исполнится все». Это Его замечание относится скорее только к «закону», нежели к «закону и пророкам», как в предыдущем стихе, но у нас нет причин предполагать, что пророков Он выпустил сознательно; «закон» — собирательный термин для обозначения всего божественного откровения Ветхого Завета. Ничто из него не прейдет и не будет отменено, как говорит Иисус, ни одна буква или черта, покуда не исполнено будет все. И это исполнение не будет совершенным, пока не прейдут небо и земля. Ибо они окончатся однажды в мощном возрождении вселенной (Мф. 24:35; ср.: 19:28). Затем время, нам известное, прекратится, и более не будет нужды в написанном слове Божьего закона, ибо все в нем будет исполнено. Таким образом, закон остается, пока существует вселенная. Окончательное исполнение и новое рождение совпадут. Оба «прейдут» совместно (parelthe повторяется). Вряд ли Иисус мог более ясно выразить Свое собственное суждение о ветхозаветных Писаниях (ср.: Лк. 16:16,17).

2. Христианин и закон (ст. 19,20)

Со слова «итак» Иисус начинает перечислять последствия, которые ждут Его учеников, если они не осознают непреходящую значимость закона и Его собственное отношение к нему. Это слово указывает на связь закона Бога с Его Царством. Так как Он пришел не отменить, но исполнить, и так как ни одна йота или черта из закона не прейдут, доколе не исполнится все, следовательно («итак»), величие в Божьем Царстве будет измеряться послушанием закону. Недостаточно лишь самому подчиняться; ученики Христа должны также учить других, раскрывая неизменность и обязательность заповедей закона. Конечно, не все заповеди имеют одинаковый «вес» (ср. 23:23). Однако даже «малейшая» из этих заповедей важна, именно потому, что это заповедь Бога–Царя. Ослабить ее значение, то есть освободить наше сознание от ее содержания и жизнь нашу от ее авторитета, — значит оскорбить Бога, законом Которого она является. Посчитать какую–либо заповедь в законе «наименьшей» (как в смысле послушания, так и поучения) — значит стать «наименьшим» в Царстве; великими в Царстве нарекутся те, кто верно исполняет весь нравственный закон и учит этому других. «Знать» в Царстве Христа, — пишет Сперджен, — занимает места с учетом своего послушания»[9].

Иисус же продолжает. Не только величие в Царстве достигается послушанием закону, но и войти в Царство невозможно без подчинения, лучшего (намного лучшего: греческое выражение чрезвычайно усилено), чем у книжников и фарисеев, ибо Царство Божье — Царство правды. Конечно, некоторые возразят, а разве книжники и фарисеи не были известны своей праведностью? Не было ли послушание Божьему закону главной страстью их жизни? Не насчитали ли они в законе 248 заповедей и 365 запретов, и не старались ли они их все соблюдать? Как же тогда может праведность христианская превзойти фарисейскую и как эта высшая христианская праведность может стать условием, при котором можно войти в Божье Царство? Не о спасении ли добрыми делами говорится здесь, и, следовательно, не противоречит ли это первой заповеди блаженства, утверждающей, что Царство принадлежит «нищим духом», ничего не имеющим, даже праведности?

Утверждение Господа нашего, конечно, ошеломило первых Его слушателей, как ошеломляет и нас сегодня. Но за ответом на этот вопрос не надо далеко ходить. Христианская праведность намного превосходит праведность фарисеев скорее качеством, нежели степенью. Невелика заслуга, скажем, если христианам удается соблюдать все 240 заповедей, в то время как лучшим из фарисеев — лишь каких–нибудь 230. Нет. Христианская праведность превосходит фарисейскую своей глубиной, ибо это праведность сердца. Со времен Фрейда много рассуждают о «глубинной психологии»; заботой Иисуса была «глубинная нравственность». Фарисеям было довольно внешнего и формального послушания, жесткого следования букве закона; Иисус учит тому, что Бог требует от нас более глубокого отношения. Правда, о которой Он говорит, — это внутренняя праведность мыслей и желаний. Ибо «Господь смотрит на сердце» (1 Цар. 16:7; ср.: Лк. 16:15).

Именно эту праведность сердца как одно из благословений эры Мессии предвидели пророки. «Я вложу закон Мой во внутренность их и на сердцах их напишу его», — обещает Бог через Иеремию (31:33). Как же Он это сделает? Он сказал Иезекиилю: «Вложу внутрь вас дух Мой и сделаю то, что вы будете ходить в заповедях Моих» (36:27). Таким образом, совпадают оба обетования Бога — вложить закон Свой внутрь нас и Дух Свой в нас. Мы не должны воображать (как некоторые сегодня), что, имея Духа, можно оставить закон, ибо действие Духа в нас и заключается в начертании там Божьего закона. Итак, «Дух», «закон», «праведность» и «сердце» — все суть одно. Фарисеи думали, что для праведности будет достаточно внешнего согласия с законом. «Учитель Праведности», фигурирующий в свитках Мертвого моря, был более строг, ибо Он «определял требования Закона более широко и обязал всю секту (то есть Кумранских ессеев) к полному исполнению всех их». Иисус же был еще радикальнее, ибо если ессеи требовали «все большего послушания», то Он настаивал на «все более глубоком послушании»[10]. Именно это глубокое послушание является праведностью сердца, оно возможно лишь для тех, кого Дух Святой возродил и в ком ныне обитает. Вот почему вход в Царство Божье невозможен без праведности более великой (то есть глубокой), нежели праведность фарисеев. Потому что подобная праведность свидетельствует о новом рождении, никто же не достигает Царства, не будучи возрожденным (Ин. 3:3,5).

В остальной части пятой главы Матфея даются примеры этой большей или, скорее, более глубокой, праведности. Эта часть состоит из шести параллельных параграфов, которые иллюстрируют принцип, только что выдвинутый Иисусом в стихах 17–20, а именно: о постоянстве нравственного закона, о том, что Иисус пришел для исполнения его и об обязанности Его учеников подчиняться закону более полно, нежели то делали книжники и фарисеи. Каждый параграф содержит противопоставление, или «антитезу», которая вводится одной и той же формулой (немного варьируемой): «Вы слышали, что сказано древним… А Я говорю вам…» (ст. 21,22).

Что же это за антитезы? Совершенно ясно, кто имеется ввиду под авторитетным ego — Я. Но кому противопоставляет Себя Иисус? Важно обсудить этот вопрос, прежде чем в следующих трех главах мы поподробнее рассмотрим сами антитезы. Многие комментаторы утверждали, что в этих параграфах Иисус противопоставляет себя Моисею; что Он здесь сознательно вводит новую нравственность, противоречащую старой и отрицающую ее; и что Его вводная формула может быть перефразирована: «Вы знаете, чему учил Ветхий Завет… Я же учу совсем другому». Как бы ни была распространена эта интерпретация, я не колеблясь утверждаю, что она ошибочна. Она более чем ошибочна; она неубедительна. Иисус противоречит не самому закону, но определенным его извращениям, виновниками которых являлись книжники и фарисеи. Иисус далек от противоречия закону, Он его утверждает, настаивая на его авторитете, и дает верное истолкование. Для доказательства этого достаточно четырех аргументов.

Во–первых, это содержание самих антитез. На первый взгляд кажется, что все цитируемое Иисусом взято из закона Моисея. Все шесть примеров или точно передают его-, или включают некие намеки на него, а именно «не убивай» (ст. 21), «не прелюбодействуй» (ст. 27), «если кто разведется с женою своею, пусть даст ей разводную» (ст. 31). И мы не замечаем, что тут кое–что не так, пока не подходим к шестой и последней антитезе. Ибо она гласит: «Люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего» (ст. 43). Итак, первая половина этого предложения является ясной заповедью закона (Лев. 19:18), хотя и это — укороченная заповедь, в ней упущены жизненно важные слова, устанавливающие стандарт нашей любви к ближнему, а именно: «как самого себя». Однако вторая половина предложения вовсе не содержится в законе. Ее нет ни в книге Левит, 19:18, ни где бы то ни было еще. Итак, здесь содержалось современное добавление к закону, целью которого было истолкование последнего, но которое, в сущности, его исказило. Если мы более пристально рассмотрим пять других антитез (что мы и сделаем в следующих главах), то с совершенной ясностью увидим подобные же искажения. Именно эти искажения закона отвергал Иисус, а не сам закон. Обратите внимание, ведь в первых двух антитезах не говорится так: «сказано не убивай и не прелюбодействуй, но Я говорю, что вы можете это делать». Наоборот, «а Я говорю вам, даже не гневайтесь и не вожделейте».

Во–вторых, есть вводная формула, начинающаяся со слов «вы слышали, что сказано древним» (ст. 21,33), или «вы слышали, что сказано» (ст. 27,38,43), или еще короче: «сказано также» (ст. 31). Общ ие слова в этой формуле — «сказано», что выражается единственным греческим глаголом errethe. Цитируя Писание, Иисус не использовал этого слова. Когда Он вводил библейскую цитату, и глагол, и время были иными, а именно gegraptai (перфект, «написано»), но не errethe (аорист, «сказано»). Поэтому в шести антитезах Иисус противоречил не Писанию, а преданию, не Слову Божьему, которое они «читали» (см.: 12:3,5; 19:4; 21:16,42; 22:31), а устному наставлению, которое давалось «древним» и которое они также «слышали», ибо книжники продолжали давать это наставление в синагогах.

Профессор Дэвид Доб это подтверждает, опираясь на свои обширные знания раввинистической традиции. «Глагол «слышать» связан, — говорит он, — с поверхностным, буквальным значением Писания». Так, в двух частях вводной формулы, «первая дает более узкую интерпретацию закона Писания, вторая — более широкое требование Иисуса». А также «эти заявления: «вы слышали — но Я говорю вам» — призваны доказать, что Иисус поддерживает закон, а не упраздняет… это открытие более полного значения для новой эпохи. Вторая часть скорее раскрывает, нежели отрицает первую»[11].

Подводя итоги, можно сказать, что термин «антитеза» верно описывает учение Иисуса, тогда как для самого закона более точным словом будет «экзегеза» (толкование). Его спор был не о законе, так как и Он Сам, и иудейские предводители принимали его божественный авторитет, но о его верном толковании.

В–третьих, существует непосредственный контекст. Мы уже видели, что в стихах, предваряющих и вводящих антитезы (ст. 17–20), Иисус совершенно недвусмысленно показывает Свое отношение к закону и то, как должны относиться к нему Его ученики. В Его случае это было «исполнение», а в их случае — послушание. Ни одна черта или йота не прейдет, все должно быть исполнено. Ни одной малейшей заповедью нельзя пренебрегать; все должно исполняться. Можем ли мы всерьез утверждать, что Иисус противоречил Сам Себе? «Комментаторы исчерпали всю свою изобретательность, — пишет У. К. Аллен, — в попытках однозначно объяснить этот отрывок»[12].

Он же продолжает изощряться далее, предполагая, что стихи 18 и 19 не принадлежали проповеди изначально, но были помещены сюда редактором. По его мнению, «описанное здесь отношение к закону несовместимо с общим духом проповеди». Но это суждение совершенно субъективно, более того — оно не разрешает дилеммы. Единственное, что ему удается сделать, это удалить предполагаемое искажение из учения Иисуса и приписать его либо первому евангелисту, либо некоей раннехристианской общине. Лучше же принять утверждения стихов 17–20 как подлинные и показать, что они согласуются не только с проповедью в целом, но и с остальным записанным учением Иисуса. Это приводит нас к последнему аргументу.

В–четвертых, известно отношение Христа к Ветхому Завету. В предыдущей главе Матфей описал Его искушения в течение сорока мрачных дней в пустыне Иудейской. Каждое тонкое искушение дьявола сопровождалось соответствующей цитатой из Писания Ветхого Завета. Иисусу не нужно было дискутировать или спорить с дьяволом. Каждое положение просто подкреплялось тем, что было написано (gegraptai). И это уважительное подчинение воплощенного Слова слову написанному продолжалось всю Его жизнь, и не только в Его поведении, но и в Его миссии. Он дблжен был исполнить Ему предписанное, и Он не мог сойти со стези, проложенной для Него Писанием. Поэтому Его заявление в Мф. 5:17 о том, что Он пришел не отменить, но исполнить закон и пророков, полностью согласуется с Его отношением к Писанию.

Из этих четырех факторов с очевидностью следует, что в антитезах противопоставляются друг другу не Христос и Моисей, не Новый и Ветхий Заветы, не Евангелие и закон, но истинное использование закона, данное Христом, противопоставляется ложным интерпретациям книжников, а, следовательно, христианская праведность — праведности фарисеев, как указывается в стихе 19.

Что же, в таком случае, делали книжники и фарисеи? Что же это были за «окольные методы», как назвал их Кальвин, которыми они испортили закон? Они пытались, в общем, преуменьшить вызов закона, «ослабить» (ст. 19) Божьи заповеди, а также сделать его нравственные требования более управляемыми и менее однозначными. Они считали Тору игом и бременем (они так ее и называли) и хотели это иго облегчить и бремя сделать менее тяжелым. Как они этого добивались, зависело от формы выражения каждого конкретного закона, в особенности же от того, было ли это заповедью (предписанием или же запретом) или разрешением. Четыре из шести антитез подпадают под категорию «заповеди», первые три из них отрицательные (запрещающие убийство, прелюбодеяние и лжесвидетельство), а последняя, шестая, положительная (предписывающая любить ближнего). Эти четыре — определенно Божьи заповеди, призывающие нечто делать или не делать. Остальные две антитезы, четвертая и пятая, лучше назвать «разрешениями». Они не принадлежат к той же категории нравственных требований, как остальные четыре. В обеих отсутствуют предписывающие слова «делай» или «не делай»[13]. Четвертая антитеза говорит о разводе, который не предписывался, но в определенных условиях и при определенных обстоятельствах допускался. Пятая касается расплаты («око за око»), она применялась в судах и сводилась к определению точного соответствия между проступком и наказанием, которое могло быть наложено израильскими судьями. Поэтому оба эти разрешения были определенным образом ограниченными.

Чтобы сделать более легким путь послушания, книжники и фарисеи ограничивали заповеди и расширяли границы разрешений. Они делали требования закона менее требовательными, а разрешения закона — еще более разрешающими. Иисус же сделал обратными обе эти тенденции. Он настаивал на том, что полное исполнение заповедей Божьих должно приниматься без установления каких бы то ни было искусственных границ, в то время как пределы, наложенные Богом на Свои разрешения, должны быть приняты в том виде, как они установлены Богом, и не должны увеличиваться по собственному усмотрению. В заключение будет полезным увидеть применение этих принципов к антитезам, до того как рассматривать их подробно.

Очевидно, что книжники и фарисеи ограничивали библейские запреты на убийство и прелюбодеяние, сводя их лишь до непосредственного действия; Иисус их расширил, включив сюда и гневные мысли, и оскорбительные слова, и похотливые взгляды. Они ограничили заповедь о клятве лишь определенными клятвами (где упоминалось имя Божье), а заповедь о любви к ближнему — лишь определенными людьми (которые относились к тому же народу и религии); Иисус сказал, что все обещания нужно держать и всех людей любить, без ограничения.

Но книжники и фарисеи не только стремились ограничить заповеди, чтобы облегчить себе их исполнение, они, более того, расширяли границы разрешений. Иисус же подтвердил изначальные ограничения. На иных основаниях назвал Он развод «прелюбодеянием» и настаивал на отказе от любой мести в личных взаимоотношениях.

Это предварительное рассмотрение антитез показало нам, что Иисус не противоречит закону Моисея. Наоборот, в действительности это делали фарисеи. Иисус же объяснял истинное значение нравственного закона. Он расширял заповеди, которые они ограничивали, и ограничивал разрешения, которые они расширяли. Закон Моисеев для Него был законом Божьим. В Нагорной проповеди, как это верно выразил Кальвин, мы видим Иисуса не «новым законодателем, но верным толкователем уже данного закона»[14]. Фарисеи «затемнили» закон; Иисус «восстановил его во всей полноте»[15].

И в этом христианские ученики должны следовать Христу, а не фарисеям. Мы можем, конечно, попытаться преуменьшить стандарты закона и облегчить себе подчинение ему. Но это фарисейский, не христианский, подход. Христианская праведность должна превзойти праведность фарисеев.

Однако защитники «новой нравственности» или «этики ситуаций» пытаются, в принципе, делать то же, что делали фарисеи. Конечно, они утверждают, что принимают сторону Христа против фарисеев, но они напоминают последних своей нелюбовью к закону. Они считают закон жестким и авторитарным и (совсем как фарисеи) пытаются «уменьшить» его авторитет, ослабить его власть. Так, они заявляют, что отменена сама категория закона (о котором Иисус сказал, что Он пришел его не нарушить), и они противопоставляют друг другу закон и любовь (то, что Иисус никогда не делал). Да, Иисус не был согласен с фарисейской интерпретацией закона; но Он никогда не был против его авторитета. Скорее наоборот. Наистрожайшим образом Он утверждал власть его, как написанного Слова Божьего, и призывал учеников Своих принять его истинное и глубинное толкование.


[1] Златоуст, с. 229.

[2] Райл, с. 38.

[3] Ср.: 2:23; 3:3; 4:14, и так далее, ср.: 11:13, где говорится, что «все пророки и закон прорекли до Иоанна». И пророки, и закон указывали на Христа, и все в Нем исполнились.

[4] Кальвин, с. 278; ср.: Лк. 22:16.

[5] Бонхёффер, с. 111.

[6] Макнил, с. 58.

[7] Стоунхауз, с. 209.

[8] См.: Тертуллиан, «Против Маркиона», IV. 7.

[9] Сперджен, с. 25.

[10] Дейвис, с. 216.

[11] Доб, с. 55–60.

[12] Аллен, с. 45.

[13] В русском переводе Библии, в отличие от английского, эти императивы лишь подразумеваются, например: «люби ближнего своего» или: «не убивай». — Прим. перев.

[14] Кальвин, с. 290.

[15] Институты, I. VIII. 7. — Institutes, I. VIII. 7.