Жан Кальвин

Наставление в христианской вере. Книга 3

Глава II. О ВЕРЕ: ОПРЕДЕЛЕНИЕ ВЕРЫ И ПРИСУЩИХ ЕЙ СВОЙСТВ

 

1. Всё вышеизложенное станет понятнее, когда мы дадим более ясное определение веры, чтобы лучше раскрыть перед читателями её силу и самоё природу. При этом следует твёрдо помнить то, чему мы учили раньше: Бог установил посредством Закона, что нам надлежит делать. Нам грозит его приговор к вечной смерти, если мы хоть однажды споткнёмся, и Он удерживает нас под Законом с такой силой, как будто готовится поразить в самую голову. Далее, нужно иметь в виду, что исполнение Закона полностью для нас не просто тяжело, но превосходит все наши силы и способности, если мы полагаемся только на себя и рассчитываем на собственные заслуги; если мы так считаем, то нам не остаётся ни капли надежды и мы - несчастные люди, отвергнутые Богом, - подлежим неминуемому осуждению. Наконец, мы установили, что есть лишь одно-единственное средство избавить нас от этого страшного несчастья - Иисус Христос, явившийся как Искупитель. В Его лице Небесный Отец, сжалившись над нами, по своему беспредельному милосердию пожелал подать нам помощь, причём при условии, что мы будем иметь твёрдую веру в это милосердие и непрестанно полагать в нём непоколебимую надежду.

Теперь нам следует подробно рассмотреть, какой должна быть та вера, благодаря которой усыновлённые Богом вступят во владение Царством Божьим: ибо просто соответствующее мнение или даже убеждение недостаточно для такого великого дела.

Причём старательно прилагать результаты нашего исследования для постижения природы и истинной сути веры нам тем более необходимо, что большинство людей в этом деле - сущие младенцы. Ибо они, слыша слово «вера», подразумевают под ним лишь принятие евангельской истории. Даже когда о вере дискутируют в теологических школах, прямо утверждая, что её объект - это Бог, тем не менее, нынешние учителя постоянно соблазняют бедные души легковесными спекуляциями, а не направляют их к единственной цели. Ибо коль скоро Бог обитает в неприступном свете (1 Тим 6:16), то необходимо, чтобы перед нами шёл Христос и вёл нас к Нему.

Поэтому, в частности, Он именуется светом миру (Ин 8:12), а в другом месте - путём, истиной и жизнью (Ин 14:6), ибо никто не приходит к Отцу, источнику жизни, иначе, как через Него, и никто, кроме Него, не знает Отца, и служение Его в том, чтобы открыть Отца своим верным (Лк 10:22). В силу этого св. Павел заявляет, что ничего не полагает достойным знания, кроме Иисуса Христа (1 Кор 2:2), а в Деяниях апостолов он говорит, что радуется лишь тому, что познал веру в Иисуса Христа [Деян 20:21]. В другом месте апостол рассказывает об обращённом к нему призыве: «Я ... посылаю тебя [к язычникам] ..., чтобы они ... верою в Меня получили прощение грехов и жребий с освящёнными» (Деян 26:17-18). Ещё он говорит, что слава Божия открывается нам в лице Иисуса Христа и что это есть зеркало, в котором нам дано всякое знание (2 Кор 4:6).

Безусловно, вера обращена к единому Богу; но к этому следует добавить, что это означает веру в Иисуса Христа, которого Он послал, ибо Бог был бы глубоко сокрыт от нас, если бы Сын не осветил нас Его лучами. С этой целью Отец вложил в Него все блага, чтобы явить Себя миру в лице Иисуса Христа и тем самым дать нам истинный образ Своей славы.

Как было сказано выше, к обретению Господа Иисуса нас может привести только Св. Дух; подобно этому у нас должна быть убеждённость, что искать Отца можно только в этом образе. Св. Августин весьма проницательно замечает, что взрастить в себе подлинную веру мы можем только зная, куда и каким путём мы должны идти. И он сразу же заключает, что путь, который хранит от любых заблуждений, - это познание Того, Кто есть Бог и человек. Ибо мы стремимся к Богу, и человеческая природа Иисуса Христа ведёт нас к Нему.

Впрочем, и слова св. Павла о нашей вере в Бога вовсе не противоречат тому, что он часто повторяет относительно веры, твёрдое основание которой - Иисус Христос. А св. Пётр блестяще объединяет ту и другую, провозглашая, что через Христа мы веруем в Бога (1 Пет 1:21).

 

2. В этом зле, как и во множестве других, повинны теологи Сорбонны, которые, насколько были в силах, покрыли Иисуса Христа, словно завесой. А ведь если мы не смотрим прямо на Него, то лишь бесконечно блуждаем по лабиринтам. Помимо того, что своим путаным определением веры они соорудили лишь некое её фантастическое подобие, которое назвали «имплицитной», или «слепой» верой, - и это название отражает самое тёмное невежество, с которым только можно столкнуться, - они обманывают бедный простой народ и губят его. Эта фантазия (если говорить прямо и открыто) не только умерщвляет истинную веру, но совершенно её истребляет. Разве вера заключается в том, чтобы ничего не понимая, отдавать Церкви право определять её смысл? Конечно же, вера основывается не на неведении, а на знании, причём на знании не только о Боге, но и о Его воле.

Ибо мы получаем спасение не потому, что готовы принять за истину всё то, что постановит Церковь, или потому, что возлагаем на неё задачу ставить вопросы и узнавать ответы. Мы получаем его постольку, поскольку сами познаём, что Бог - наш благосклонный Отец; получаем вследствие примирения, совершившегося в Иисусе Христе, и вследствие того, что мы принимаем Его как данного нам ради праведности, освящения и жизни. Именно благодаря такому знанию, а не слепому подчинению ума непонятным вещам, получаем мы доступ в Царство Небесное. Апостол, сказавший, что «сердцем веруют к праведности, а устами исповедуют ко спасению» (Рим 10:10), вовсе не считает, что достаточно слепо веровать в то, чего не понимаешь. Наоборот, он требует чистого и ясного знания о доброте Бога, в каковой и заключена наша праведность.

 

3. Я, разумеется, вовсе не отрицаю, что мы ослеплены неведением, что множество вещей скрыто от нас до тех пор, пока мы не избавимся от смертного тела и не приблизимся к Богу. Относительно таких вещей я утверждаю, что для нас в высшей степени необходимо воздержаться от собственного суждения и направить нашу волю на единение с Церковью. Однако называть верой чистое невежество - сущее издевательство. Ибо вера зиждется на познании Бога и Христа (Ин 17:3), а не на почитании Церкви. И действительно, мы видим, к какой пропасти они подталкивают нас этой самой «импликацией», или сокрытостью. Несведущие люди принимают всё, что предлагают им от имени Церкви, без всякого различения - даже самые тяжкие заблуждения. Подобная опрометчивость, хотя она толкает прямо к гибели, считается простительной, даже если люди ни во что не верят с достаточной решимостью, - но лишь при условии, что такова вера Церкви. Тем самым они как бы видят истину в заблуждении, свет - в ослеплении, знание - в невежестве.

Чтобы долго не задерживаться на этом безрассудстве, мы лишь призываем читателей сопоставить его с нашим учением - и тогда сам свет истины даст достаточно аргументов, чтобы разгромить схоластов. Ибо для них вопрос состоит не в том, насколько вера сокрыта незнанием и невежеством. Напротив, они убеждены, что те, кто сам оглупляет себя, не желая ничего знать, и даже похваляется своей глупостью, веруют так, как нужно, поскольку принимают авторитет и суждение Церкви, ничего в них не понимая. Как будто Писание во множестве мест не учит, что понимание неразрывно связано с верой.

 

4. Итак, мы признаём, что, пока мы - странники в мире, вера всегда остаётся в определённой степени слепой, - не только потому, что многое нам ещё неведомо, но и потому, что запутавшись во множестве заблуждений, мы не понимаем многих вещей так, как следовало бы. Поэтому высшая мудрость наиболее совершенных людей состоит в том, чтобы возрастать и двигаться дальше, оставаясь смиренными и простосердечными. Св. Павел побуждает верующих, если они мыслят о чём-то по-разному, ожидать более полного откровения (Флп 3:15). Опыт учит нас, что мы не постигнем всего, чего желаем, пока не отрешимся от плоти. Каждый день, читая Писание, мы встречаем немало тёмных мест, которые убеждают нас в нашем невежестве; этой уздою Бог удерживает нас в скромности, уделяя каждому его долю и меру веры, так что даже самый великий и искусный учитель должен быть готов учиться.

У нас есть немало прекрасных примечательных примеров слепой веры учеников Господа нашего Иисуса - до того, как они были окончательно просвещены. Мы видим, как им было трудно овладеть начатками учения, как они колебались и сомневались даже относительно самых незначительных вещей и как мало они продвинулись вперёд, хотя постоянно смотрели в рот своему Учителю. Более того, когда они пришли ко гробу, воскресение, о котором они столько раз слышали, казалось им сном. Иисус Христос уже дал им свидетельства, в которые они уверовали, и поэтому нельзя сказать, что они вовсе не имели веры; но поскольку они не были убеждены, что Иисус Христос должен воскреснуть из мёртвых, всякое желание следовать Ему в них угасло. И отнюдь не суеверие побуждало женщин помазать ароматами мёртвое тело, на воскресение которого они ничуть не надеялись. Но хотя они верили словам Сына Божьего, их умы всё же пребывали в неведении и удерживали их веру во мраке, так что их охватила крайняя растерянность. Поэтому сказано, что лишь воочию убедившись в истинности слов Господа Иисуса, ученики наконец уверовали. Не начали веровать, но семя веры, словно умершее в их сердцах, вновь обрело плодоносную силу. У них была истинная вера, но слепая, когда они приняли Сына Божьего как своего единственного Учителя. Позже, наученные Им, они признали в Нём совершителя спасения. И наконец они уверовали, что Иисус Христос пришёл с небес, чтобы по благодати Бога-Отца собрать для бессмертного наследия тех, которые стали истинными Его учениками. Всему этому нет лучшего и более понятного доказательства, нежели чувство, знакомое каждому, - когда к вере примешивается некая частица неверия.

 

5. Таким образом, мы можем назвать верой то, что, собственно говоря, является только приготовлением к ней. Евангелисты рассказывают, что многие уверовали, будучи лишь изумлены чудесами Иисуса Христа, восхитившись Им, и приняли Его как обетованного Искупителя, хотя мало знали евангельское учение или не знали вообще. Подобное почитание, охватившее их и подчинившее Иисусу Христу, удостаивается звания веры, несмотря на то, что это только самоё её начало.

У св. Иоанна (Ин 4:53) мы видим, как царедворец, поверивший обещанию Иисуса Христа исцелить его сына, вернувшись домой, тотчас уверовал, потому что услышанное из уст Иисуса Христа он воспринял как вещание небесного оракула. А затем он подчинился его власти, дабы принять Христово учение. При этом нужно иметь в виду, что у этого царедворца возрастало предрасположение к послушанию и учению. Так что слово «поверил» в начале этого отрывка [Ин 4:50] означает один род веры; слово «уверовал» в дальнейшем изложении [Ин 4:53] имеет более глубокий смысл и включает этого человека в число учеников нашего Господа, то есть людей, открыто присоединившихся к Нему. Св. Иоанн даёт нам ещё один похожий пример. Он относится к самарянам, которые, уверовав по слову женщины, устремились к Иисусу Христу. Это начало веры. Но услышав Его самого, они сказали: «Уже не по твоим речам веруем, ибо сами слышали и узнали, что Он истинно Спаситель мира» (Ин 4:42).

Из этих свидетельств обнаруживается, что люди, ещё не усвоившие даже первоначальных элементов, благодаря их склонности повиноваться Богу называются верующими, но не в собственном смысле слова, а потому, что Бог по своей щедрости оказывает им эту честь за само их устремление. Подобная покорность, сопряжённая с желанием учиться, резко отличается от злостного невежества, в котором коснеют и засыпают люди, удовлетворяющиеся своей слепой верой в том виде, в каком её представляют себе паписты. И если св. Павел сурово осуждает «всегда учащихся и никогда не могущих дойти до познания истины» (2 Тим 3:7), то насколько же большего позора и поношения заслуживают те, кто по собственной воле не желают ничего познавать!

 

6. Вот в чём заключается истинное познание Иисуса Христа: чтобы мы приняли Его таким, каким Он послан нам Отцом, то есть вместе с Его Евангелием. Он предназначен быть целью нашей веры, но мы никогда не придём к Нему иначе, как через Евангелие. Именно там открываются нам сокровища благодати. Если они скрыты, Иисус Христос не может принести нам пользы. Вот почему св. Павел, излагая учение о вере, говорит об этой неразрывной связи так: «Вы не так [как прочие народы] познали Иисуса Христа, если узнали, в чём истина» (Еф 4:20-21). Я не ограничиваю веру Евангелием и признаю, что в своё время для её утверждения было достаточно Моисея и пророков. Но поскольку наиболее полно она раскрыта в Евангелии, св. Павел не без оснований называет его учением о вере. И поэтому в другом месте он говорит, что с наступлением веры окончился Закон (Рим 10:4); под этим он подразумевает новый способ научения, который принёс с Собою Сын Божий, поскольку Он гораздо лучше открыл нам милосердие Отца и, поставленный над нами учителем и наставником, яснее и понятнее засвидетельствовал о спасении.

Нам будет легче это понять, если мы будем нисходить от общего к частному. Во-первых, нам следует убедиться в соответствии веры Слову, от которого она не может быть отделена, как лучи не могут быть отделены от солнца, которое их испускает. Вот почему Бог призывает устами Исаии: «Послушайте, и жива будет душа ваша» (Ис 55:3). На источник веры указывает и св. Иоанн: «Сие же написано, дабы вы уверовали» (Ин 20:31). Пророк, стремясь подвигнуть народ к вере, восклицает: «О, если бы вы ныне послушали гласа Его» (Пс 94/95:7). Слово «послушать» обычно означает «уверовать». В заключение заметим, что Бог не зря отделяет по этому признаку сыновей Церкви от чужих: первых Он будет учить, чтобы они стали Его учениками. Этим объясняется многократное использование св. Лукой слов «верующие» и «ученики» как равнозначных, причём последнее прилагается также и к женщине (Деян 6:1, 2, 7; 9:1, 10, 19, 25, 26, 38; 11:26, 29; 13:52; 14:20, 28; 15:10 и т.д.).

Поэтому если вера хотя бы в малейшей степени отклоняется от цели, к которой должна постоянно стремиться, то она утрачивает свою истинную природу и превращается в неопределённое верование, в беспрерывное блуждание ума. Слово есть основание, которым поддерживается и на которое опирается вера; оторванная от него, она тут же спотыкается. Отнимите Слово - и не останется никакой веры.

Здесь мы не рассматриваем вопрос, необходимо ли для того, чтобы сеять Слово, от которого рождается вера, служение человека, - мы рассмотрим его в другом месте (/4/1.5). Но мы утверждаем, что Слово, откуда бы оно ни исходило, является как бы зеркалом, в которое должна смотреться вера и созерцать Бога. Пользуется ли Бог служением человека или действует Своей собственной силой, Он являет Себя тем, кого хочет привлечь к Себе, в Своём Слове. Поэтому св. Павел называет веру послушанием Евангелию (Рим 1:5). В другом месте он радуется, как служат вере филиппийцы (Флп 2:17). Ибо речь идёт не только о рассудочной вере, в которой мы исповедуем, что Бог есть, но главным образом о постижении воли Божьей в отношении нас. Ибо нам полезно знать не только то, каков Бог в Себе, но и то, каковым Он желает явить Себя нам. Мы уже знаем, что вера - это познание воли Бога, воспринимаемой через его Слово. Её основание - это убеждение в истинности Бога. Пока ты твёрдо и всем сердцем не убеждён в этом, авторитет Слова для тебя слабеет или вовсе исчезает. Кроме того, недостаточно веровать, что Бог истинен, что Он не может лгать и обманывать, - ты должен со всей решимостью принять, что всё, исходящее от Него, есть несомненная, непреложная истина.

 

7. Но поскольку человеческое сердце не способно утвердиться в вере каждым словом, исходящим от Бога, нам следует рассмотреть, что такое собственно вера, - в том смысле, в каком она представлена в Слове Божьем. Голос Бога сказал Адаму: «Смертию умрёшь» (Быт 2:17). Голос Бога сказал Каину: «Голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли» (Быт 4:10). Все подобные выражения могут лишь поколебать веру, а не утвердить её. Мы не отрицаем, что вера выражается в согласии с Божьей правдой, когда бы она ни провозглашалась, в чём бы ни состояла и каким бы образом ни объявлялась. Но сейчас нас интересует, что может извлечь из подобных слов вера для опоры и успокоения. Если наше сознание не видит здесь ничего, кроме гнева и жажды мести, то как ему не задрожать от ужаса? А если оно однажды испугалось Бога, то как ему не бежать от Него? Но вера должна искать Бога, а не бежать от Него.

Итак, обнаруживается, что у нас ещё нет полного определения веры, поскольку нельзя считать верой знание какой-либо конкретной воли Бога. Что произойдёт, если на место воли, от которой нередко исходит дурная и устрашающая весть, мы поставим благоволение и милость? Именно на этом пути мы приблизимся к природе веры. Ибо только тогда мы будем любовно направлены на поиски Бога, когда узнаем, что в Нём наше спасение. А это Он открывает нам, убеждая в Своей заботе о нас. Поэтому нам необходимо обетование благодати, которым Бог засвидетельствовал бы, что Он - наш благосклонный Отец, ибо без такого обетования никто не в состоянии приблизиться к Нему: сердце человека может упокоиться только в обетовании.

Поэтому в псалмах эти слова - «милость» и «правда», «истина» - так часто стоят рядом: между ними существует неразрывная связь. Нам ничего не дало бы знание, что Бог истинен, если бы Он не призывал нас к Себе, привлекая Своим милосердием. И мы бы не поняли этого милосердия, если бы Он не объявил о нём Своими устами. Вот примеры: «Я возвещал правду Твою ... не утаивал милости Твоей и истины Твоей ... милость Твоя и истина Твоя да охраняют меня ... непрестанно» (Пс 39/40:10 сл.); «милость Твоя до небес, истина Твоя до облаков» (Пс 35/ 36:6); «все пути Господни - милость и истина к хранящим завет Его» (Пс 24/25:10); «ибо велика милость Его к нам, и истина Господня вовек» (Пс 116/117:2); «славлю имя Твоё за милость Твою и за истину Твою» (Пс 137/138:2). Я не буду цитировать то, что часто повторяли пророки, - что Бог, будучи благосклонен к нам, верен в Своих обетованиях. Для нас было бы дерзостью полагать, что Бог к нам благосклонен, если бы Он Сам не засвидетельствовал об этом и не предостерегал нас, привлекая к Себе, так что Его воля становилась для нас ясной и несомненной. Мы уже видели, что Бог дал нам в залог Своей любви Своего Сына. Без этого и вверху, и внизу нам виделись бы лишь знамения гнева и ненависти.

Поскольку знание о доброте Бога не может иметь большой ценности, если оно не успокаивает нас, то к нашему разумению не должно примешиваться сомнение. Между тем наше знание недостаточно твёрдо, оно склонно к колебаниям и спорам. Поэтому необходимо, чтобы человеческий разум, пусть даже затемнённый и ослеплённый, смог познать волю Божью и чтобы сердце, привыкшее к сомнениям и неопределённости, укрепилось и успокоилось её твердым знанием. Прежде чем посредством Слова Божьего наша вера достигнет своей полноты, сознание человека должно быть просвещено, а сердце укреплено извне. Теперь мы можем получить исчерпывающее определение веры, если скажем, что это есть твёрдое и надёжное знание доброй воли Бога по отношению к нам. Это знание, основанное на обетовании, что дано нам даром в Иисусе Христе, открывается нашему разуму и запечатлевается в нашем сердце Святым Духом.

 

8. Прежде чем идти дальше, нам необходимо сделать несколько предварительных замечаний, чтобы развязать узлы, которые могут помешать читателям и замедлить их продвижение вперёд. Во-первых, мы должны отвергнуть различение между «сформировавшейся» и «несформировавшейся» верой, которое всегда было в моде у сорбоннских схоластов (Пётр Ломбардский. Цит. соч., III, dist. XXIII, 4 s.; Фома Аквинский. Цит. соч, II, 2, Q. IV, art. 3-4.). Они воображают, что люди, вовсе лишенные страха Божьего и набожности, всё-таки не перестают веровать в то, что необходимо для спасения. Как будто Св. Дух, просвещающий наше сердце верою, не является свидетелем нашего усыновления. Вопреки всему Писанию они в своей гордыне считают знание подобных людей верой. Нет необходимости опровергать их определение долгими рассуждениями, - ибо его убедительно опровергает само Писание. И тут выясняется, насколько глупо и грубо они болтают - невозможно сказать «говорят» - о столь возвышенном предмете.

Частично я уже касался его, остальное будет рассмотрено в своё время. А сейчас скажу лишь, что невозможно изобрести что-то более неудобоваримое, нежели их фантазии. Они полагают, что согласие хулителей Бога считать содержание Писания истинным должно считаться верой (Фома Аквинский. Цит. соч., II, 2, Q. II, art. 1).

Поэтому прежде всего нужно выяснить, приобретает ли человек веру собственными усилиями или это Св. Дух посредством нее свидетельствует нам об усыновлении. Но когда их спрашивают, подобна ли вера, возникшая от пришедшей к нам на помощь любви, той вере, о которой толкуют они, схоласты что-то бормочут, как малые дети. И становится очевидным, что они ничего не знают об особом даре Духа, рождающем в нас веру. Ибо начало веры заключает в себе примирение, посредством которого человек получает доступ к Богу. Если бы они задумались над речением св. Павла, что сердцем веруют к праведности (Рим 10:10), они бы прекратили легкомысленно уподоблять своей «вере» веру, возникающую благодаря помощи внешних сил.

Если бы даже мы не имели иных доводов, кроме этого, его одного было бы достаточно, чтобы решить вопрос иначе, а именно, что согласие с Богом (о чём я уже говорил и буду говорить в дальнейшем) исходит более от сердца, чем от ума, и более от чувства, чем от рассуждения. По этой причине покорность вере (Рим 1:5) возвышена настолько, что Бог предпочитает её всем прочим служениям. И с полным основанием, ибо для Него нет ничего ценнее Его истины, которую запечатлевают верующие (как сказал Иоанн Креститель - Ин 3:33), подобно подписи под письмом. В силу несомненности этого я заключаю, что люди, которые говорят, будто веру можно считать сформировавшейся тогда, когда к ней присоединяется некое хорошее чувство, словно внешнее дополнение, говорят чепуху, поскольку принятие веры невозможно без внутреннего чувства и без преклонения перед Богом.

Но есть и другой, ещё более очевидный, довод. Поскольку вера соединяет нас с Иисусом Христом, таким, каким Он послан нам Отцом, - а Он послан нам не только ради праведности, прощения грехов и примирения, но и ради освящения, как источник воды живой, - то никто не может должным образом узнать Его и в Него уверовать, если не получит освящения Духом. А для тех, кто желает ещё большей ясности, можно сказать, что вера заключается в познании Христа, а Христос не может быть познан без освящения Его Духом. Отсюда следует, что веру ни в коем случае нельзя отделять от доброго внутреннего чувства.

 

9. Некоторые часто ссылаются на слова св. Павла о том, что если кто-либо имеет такую совершенную веру, что может передвигать горы, но не имеет любви, то он ничто, желая тем самым указать на несформировавшуюся веру, которая может быть без любви. Но они не понимают, что означает в этом отрывке слово «вера». Св. Павел рассматривает здесь различные дары Духа, среди которых называет языки, силу творить чудеса и пророчество (1 Кор 12:10). Он призывает коринфян усердствовать в наиболее совершенных и полезных дарах, которые могут принести наибольшие плоды всему телу Церкви. Апостол добавляет, что укажет им ещё более совершенный путь [1 Кор 12:31] и что эти дары, хотя сами по себе все они совершенны, почти ничего не значат, если не служат любви. Ибо они даются для созидания Церкви и если отделяются от неё, то теряют свою ценность и благодать. Для доказательства этого апостол прибегает к разделению, перечисляя те же самые дары, которые упоминал прежде, но называя их по-другому. Так, то, что прежде он назвал силой, теперь он называет верой, подразумевая под тем и другим словом способность творить чудеса. А поскольку эта способность - называется ли она верой или силой - представляет собой специфический Божий дар (как дар говорения языками, пророчества и другие), которым может обладать также и злодей и использовать его во зло, то нет ничего удивительного, что умение творить чудеса отделено от веры. Ошибка этих несчастных состоит в том, что они не замечают разных значений слова «вера» и аргументируют так, как будто оно всегда употребляется в одном и том же смысле. Фрагмент из Послания св. Иакова, который они также приводят для обоснования своего заблуждения, будет объяснён в другом месте (Иак 2:14. См. /3/17.11).

С точки зрения способа научения мы допускаем, что существует несколько видов веры. Но когда мы желаем показать нечестивцам, в чём заключается познание Бога, то в согласии с Писанием исповедуем, что у детей Божьих только одна вера. В самом деле, многие верят, что существует один Бог, и считают содержащееся в Евангелии истинным; и точно в такой же манере они обычно судят о том, что прочитали в исторических сочинениях или увидели собственными глазами. Есть и такие, которые заходят ещё дальше и признают Слово Божие непогрешимым оракулом, отнюдь не хулят его повелений и даже в какой-то мере взволнованы его обетованиями. Мы говорим, что этот род людей не вполне лишён веры; но не в прямом смысле, а лишь потому, что они не восстают на Слово Божие с открыто проявляемым нечестием, не отвергают его и не презирают, но обнаруживают некое подобие послушания.

 

10. Однако поскольку эта тень, или это подобие веры не имеет никакой ценности, то здесь неуместно употреблять это возвышенное слово. И всё-таки небольшое рассуждение на эту тему нисколько нам не повредит, так как ещё яснее покажет, до какой степени это подобие отличается от истинной веры. Сказано, что Симон-волхв уверовал, хотя он сразу же после этого обнаружил своё неверие (Деян 8:13, 18). Мы не считаем, как некоторые, что данное им свидетельство веры было пустословием, хотя вера не запечатлелась в его сердце. Мы, скорее, думаем, что, побеждённый силой Евангелия, он уверовал по-настоящему, признав Христа Совершителем жизни и спасения и охотно приняв Его как такового.

В восьмой главе Евангелия от Луки наш Господь говорит, что иные люди веруют лишь на какое-то время и семя Слова заглушается в них до того, как начнёт плодоносить, или засыхает и гибнет, не пустив корня (Лк 8:7, 13). Мы не сомневаемся, что такие люди почувствовали сладость Слова и возжелали принять его, однако своим лицемерием они обманывают не только окружающих, но и свои собственные сердца. Они убеждают самих себя, что то почтение, которое они испытывают к Слову Божиему, есть высшая степень подлинного благочестия, которой они могут достичь. Они видят нечестие только тогда, когда это Слово хулят и презирают явным образом. Так что, с каким бы чувством ни принималось Евангелие, оно не проникает в их сердца и не утверждается там. И хотя иногда кажется, что оно даже пустило корни, они оказываются мёртвыми. Человеческое сердце настолько полно тщеславия, суеты, скрытности и лжи, настолько опутано лицемерием, что часто обманывает само себя. Пусть хвалящиеся этим подобием веры поймут, что в этом отношении они нисколько не превосходят бесов (Иак 2:19). Разумеется, те неверующие, о которых мы говорили вначале, стоят много ниже, ибо их не трогают вещи, заставляющие трепетать бесов. Но другие подобны им в том, что возникшее у них на первых порах чувство выливается в конце концов в страх и ужас.

 

11. Я отдаю себе отчёт в том, что признание веры у отверженных некоторым покажется натянутым и странным, поскольку св. Павел считает её плодом нашего избрания (1 Фес 1:4-5). Но этот узел легко развязывается. Хотя Бог просвещает верой только предназначенных к спасению и только им даёт возможность по-настоящему ощутить действенность Евангелия, но опыт показывает, что отверженные в какой-то мере затронуты чувством, похожим на чувство избранных, так что, по их мнению, они должны считаться верующими. Поэтому вполне понятно сказанное апостолом о тех, которые вкусили небесных благ лишь на время (Евр 6:4-6) и, по слову Иисуса Христа, «временем веруют» (Лк 8:13). Они не познали всей силы Духа, не восприняли эту силу как живую и действенную и не обладают истинным светом веры. Но дабы убедить их и тем самым сделать их грехи ещё более непростительными, Бог заглянул в их сознание, - так что Его благость стало возможно вкусить и без Духа усыновления.

Тут кто-нибудь возразит, что тогда верующим неоткуда будет почерпнуть уверенность в усыновлении Богом. На это я отвечу, что хотя между избранными и обладающими нестойкой, «временной» верой есть немало общего, но доверие, о котором говорит св. Павел, то есть способность открыто, громко и дерзновенно взывать к Богу как к Отцу, даётся только избранным. Только их Бог постоянно возрождает нетленным семенем и не допускает того, чтобы семя, брошенное Им в их сердца, погибло; поэтому нет сомнения в том, что Бог особенным образом запечатлел в их сердцах уверенность в Его милости, в том, что она будет явлена им во всей полноте. Но это не означает, что Св. Дух не может осуществлять в отношении отверженных какие-то действия более низкого порядка. А верующие наставляются тщательно и смиренно исследовать самих себя из страха, чтобы вместо твёрдости в вере, каковая должна у них быть, в их сердца не проникло плотское тщеславие, а вместе с ним небрежение.

Есть и другой довод. Отверженные имеют лишь очень смутное чувство милости Бога. Поэтому они знают, скорее, тень, нежели тело и субстанцию, ибо Св. Дух явно запечатлел прощение грехов только в избранных, которые полностью уверены в нём и могут извлечь из него пользу. Тем не менее, в каком-то смысле можно говорить, что отверженные верят в благосклонность к ним Бога, ибо принимают дар примирения, хотя лишь смутно и без твёрдой решимости. Не то чтобы они вместе с детьми Божьими были причастны той же самой вере и возрождению, но из-за тщеславия им кажется, что они обладают общими с ними началами веры. Я не отрицаю, что Бог просвещает их умы до такой степени, что они познают Его благодать. Но чувство, которое Он им дарует, настолько отлично от свидетельства, запечатлённого Им в сердцах верующих, что присущие верующим стойкость и подлинно действенная вера совершенно незнакомы прочим. В самом деле, Бог никогда не проявляет к отверженным такой благосклонности, чтобы избавить их от смерти и взять под свою защиту, но лишь даёт почувствовать свою милость, словно лёгкое дуновение. Только избранным дарует Он это благо - укоренять в их сердцах живую веру, чтобы она пребывала там до конца.

Итак, мы ответили на возможное возражение, что если Бог являет Свою милость, то она якобы должна быть надёжной и постоянной. Но ведь ничто не препятствует Ему лишь какое-то время сиять для некоторых светом Своей милости, а затем свет исчезает.

 

12. Поскольку вера - это знание доброй воли Бога в отношении нас и твёрдая уверенность в истине, то неудивительно, что у легкомысленных и непостоянных чувство Божьей любви вскоре исчезает. Хотя оно и близко к вере, но всё-таки существенно отличается от неё. Я, разумеется, признаю, что воля Бога непреложна и истина Его неизменна; но утверждаю, что отверженные никогда не постигают тайного откровения о спасении, которое Писание относит только к верующим. Поэтому я отрицаю, что отверженные постигают волю Бога в её непреложном смысле и что они постоянно причастны Божьей истине, поскольку их чувство мимолётно и в любой момент может их покинуть. Оно подобно дереву, посаженному недостаточно глубоко, чтобы дать живые корни, и хотя спустя несколько лет на нём появляются листья и цветы и даже немного плодов, со временем оно всё-таки засыхает и умирает.

Итак, если образ Божий мог быть стёрт в сознании и душе первого человека в результате его мятежа, то нет ничего удивительного в том, что Бог, осветив отверженных немногими лучами благодати, допускает, чтобы вскоре они угасли. Ничто не препятствует Ему дать некоторым преходящее, быстро исчезающее знание о Своём Евангелии, тогда как в других Он запечатлевает его навсегда. Так что этот вопрос должен быть для нас вполне ясен: сколь бы малой и непросвещённой ни была вера избранных, тем не менее, поскольку Божий Дух - надёжный залог их усыновления, то печать, положенная Им на их сердца, никогда не сотрется. А свет, которым обладают отверженные, подобен росе, которая исчезает без следа. Это не означает, что Св. Дух ошибается или обманывает: Он не оживляет брошенное в них семя, дабы оно сделалось нетленным, как это происходит у избранных.

Я продолжаю. Жизненный опыт и Писание свидетельствуют, что благодать Бога порой касается отверженных, так что в них не может не возникнуть желания взаимной любви. Так произошло с Саулом, у которого на какое-то время появилось доброе желание предать себя Богу, ибо видя его отеческое отношение к себе, он был очарован сладостью Божьей доброты. Но поскольку почтение, испытываемое отверженными к отеческой любви Бога, не укоренено глубоко в их сердцах, они не любят Его всем сердцем как Его дети, но чувство их, скорее, похоже на настроение наёмника. Ибо Дух Божьей любви дан лишь Иисусу Христу при условии, что Он передаёт Его тем, кто Ему причастен. И действительно, только к избранным относятся слова св. Павла: «Любовь Божия излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам» (Рим 5:5). Он говорит о любви, порождающей доверие, с которым верующие призывают Бога. В то же время мы видим, что Бог гневается на Своих детей удивительным образом: Он не ненавидит их самих по себе, но хочет устрашить знанием Его гнева, чтобы пробудить от лени и подвигнуть на раскаяние. Поэтому они в одно и то же время познают, что Бог разгневан их грехами, и не теряют убеждения, что Он благорасположен к ним, ибо свободно могут найти в Нём прибежище, надёжность которого никогда не вызывает у них сомнений; и отнюдь не притворно просят о примирении.

Из этих соображений можно сделать вывод, что многие из тех, у кого нет глубоко укоренённой веры, обладают её видимостью. Не в том смысле, что они создают её искусственно и выказывают перед людьми, но в том, что, подвигнутые вдруг неким рвением, такие люди обманываются собственным ложным суждением. Нет сомнений, что из-за своей медлительности и лени они не испытывают должным образом свои сердца. Вполне вероятно, что именно о таких людях говорит св. Иоанн: «Иисус не вверял Себя им, потому что знал всех и ... знал, что в человеке» (Ин 2:24-25). Если бы столь многие не отпадали от общей веры (я употребляю слово «общая» по причине большого сходства между преходящей и хрупкой верой, с одной стороны, и живой и постоянной - с другой), Иисус Христос не говорил бы Своим ученикам: «Если пребудете в слове Моём, то вы истинно Мои ученики, и познаете истину, и истина сделает вас свободными» (Ин 8:31-32). Он обращается к тем, кто уже принял Его учение, и призывает их извлечь пользу из веры, чтобы своим небрежением не погасить данный им свет. Поэтому св. Павел считает веру сокровищем избранных (Тит 1:1), указывая, что непостоянные и отпадающие не имеют живых корней. Как говорит наш Господь в Евангелии от Матфея: «Всякое растение, которое не Отец Мой Небесный насадил, искоренится» (Мф 15:13).

Но есть и другие лицемеры, более злостные и закоренелые, которые бесстыдно пытаются обмануть Бога и людей. Именно таких гневно обличает св. Иаков (Иак 2:14-26), ибо под покровами лжи они злостно профанируют веру. И св. Павел не требовал бы от детей Божьих нелицемерной веры (1 Тим 1:5), если бы не было таких, которые дерзко хвалились тем, чего не имели, и неведомо какими румянами и украшениями обманывали людей, а иногда и самих себя. Поэтому он сравнивает добрую совесть со шкатулкой, в которой хранится вера, и говорит, что некоторые потеряли веру, ибо не хранили её в ней (1 Тим 1:19).

 

13. Необходимо также рассмотреть различные значения слова «вера». Этим словом нередко обозначается чистое и истинное религиозное учение, как в том месте Писания, на которое мы только что ссылались. А также, когда св. Павел предписывает диаконам хранить «таинство веры в чистой совести» (1 Тим 3:9), когда он печалится, что некоторые отступили от веры, или, напротив, говорит, что Тимофей питаем «словами веры и добрым учением» (1 Тим 4:6). А также тогда, когда апостол предупреждает против непотребного пустословия и лжеучений, которые отвратили некоторых от веры (2 Тим 2:16 сл.). Он называет таковых отверженными от веры (2 Тим 3:8). Когда он велит Титу обличать тех, кого вручил его попечению, «дабы они были здравы в вере» (Тит 1:13; 2:2), то под этим он имеет в виду чистую простоту учения, которую некоторые легкомысленные люди затемняют и искажают. И действительно, поскольку все сокровища премудрости и знания сокрыты в Иисусе Христе (Кол 2:3), Который есть источник веры, то этим словом совершенно обоснованно можно обозначить всю полноту небесного учения, от которого вера неотделима.

С другой стороны, в некоторых местах Писания значение слова «вера» ограничивается частным объектом. Например, когда св. Матфей рассказывает, что Иисус Христос увидел веру людей, спустивших с кровли расслабленного (Мф 9:2), или что Он сказал, что и в Израиле не видел такой веры, как у сотника (Мф 8:10). Вероятно, тот был настолько озабочен исцелением своего сына, что в его просьбе прозвучало глубочайшее волнение. Но, удовлетворившись ответом Иисуса Христа, он не попросил Его идти к больному, а сказал, что достаточно одного только слова Иисуса; поэтому так восславлена его вера. Мы уже показали, что св. Павел называет верой также дар чудотворения, который иногда даётся и тем, кто не возрождён Божьим Духом и не испытывает перед Богом искреннего и глубокого страха. В нескольких местах апостол обозначает этим словом научение, которое мы получаем для утверждения в вере. Ибо когда он пишет, что вера прекратится (1 Кор 13:10), то это относится к служению Церкви и проповеди, которые сейчас помогают нам в нашей немощи.

Во всех этих способах выражения есть нечто общее, что сразу бросается в глаза. Когда же слово «вера» прилагается к ложным верованиям или притворству или присваивается незаконно, то это не следует считать более ошибочным и странным, нежели когда слова «страх Божий» относятся к искажённому и порочному служению Богу. Так, в священной истории говорится, что народы, переселившиеся в Самарию и соседнюю область, одинаково боялись выдуманных богов и Бога Израиля. Это всё равно, что смешивать небо с землёй. Зададимся теперь вопросом: что это за вера, которой дети Божьи отличаются от неверующих, с которой мы взываем к Богу как к Отцу, посредством которой переходим от смерти в жизнь и через которую Господь Иисус, наше вечное спасение и жизнь, пребывает в нас? Мне представляется, что я кратко и ясно изложил её природу и основные свойства.

 

14. Нам остаётся ещё раз рассмотреть все части данного мною определения. Когда мы называем веру познанием, то имеем в виду не такое постижение, которое люди приобретают относительно вещей, доступных их чувствам. Ибо оно настолько превосходит человеческое разумение, что для его достижения духу необходимо возвыситься над самим собой. Но даже и достигнув его, он не понимает того, что воспринимает; однако с несомненностью убедившись, что он не в состоянии понять, разум благодаря такой убеждённости воспринимает гораздо больше, нежели даёт ему постижение тех или иных человеческих предметов в меру его собственных способностей. Поэтому очень хорошо сказал св. Павел, что нам нужно постигнуть, «что широта и долгота, и глубина и высота, и уразуметь превосходящую разумение любовь Христову» (Еф 3:18-19). Он хочет указать здесь на то и на другое: что постигаемое нашим сознанием о Боге через веру бесконечно и что этот способ постижения превосходит рациональное понимание.

Однако поскольку наш Господь открыл Своим служителям тайну Своей воли, сокрытую для всех веков и поколений (Кол 1:26), то вера вполне обоснованно именуется знанием. Св. Иоанн также называет её знанием, когда говорит, что верующие знают, что они - дети Божьи (1 Ин 3:2). В самом деле, они это определённо знают, но не столько в силу человеческих доводов и доказательств, сколько в силу убеждённости и утверждённости в Божьей истине. Об этом же говорят слова св. Павла: «Знаем, что, водворяясь в теле, мы устранены от Господа, - ибо ходим верою, а не видением» (2 Кор 5:6-7). Это означает, что предметы, которые мы воспринимаем верой, спрятаны от нашего зрения. Отсюда мы заключаем, что разумение через веру состоит более в убеждённости, нежели в постижении.

 

15. Чтобы выразить постоянство и твёрдую основу такого понимания, добавим, что оно надёжно и прочно. Поскольку вера не удовлетворяется сомнительными и меняющимися взглядами, она не может зародиться из туманных и запутанных рассуждений, а требует полной и постоянной уверенности, какую мы обычно имеем о вещах известных и доступных опыту. Неверие так глубоко укоренилось в сердцах людей, и мы так склонны к нему, что даже исповедуя, что Бог верен, не в состоянии стать полностью убеждённым в этом без трудной и упорной борьбы. Особенно когда нас одолевают искушения, когда подозрения и сомнения открывают тайную слабость. Чтобы исцелить этот недуг, Св. Дух, прославляя силу Слова Божьего, свидетельствует о его превосходстве. Так, чтобы мы исполнились непреклонной веры обетованиям Бога, Давид говорит, что «слова Господни - слова чистые, серебро, очищенное от земли в горниле, семь раз переплавленное» [Пс 11:7]. А также: «Чисто слово Господа; щит Он для всех, уповающих на Него» (Пс 17/18:31). Подтверждая это, Соломон пользуется почти теми же самыми словами: «Всякое слово Бога чисто; Он - щит уповающим на Него» (Прит 30:5). А поскольку этой теме посвящён весь 118/119-й псалом, то излишне рассуждать о ней дальше. К тому же, всякий раз, когда Бог обращается к нам с подобными речами, Он косвенным образом обличает наше неверие и не имеет иной цели, кроме как вырвать из нашего сердца всякое недоверие, сомнение и склонность к ненужным и вредным спорам.

Есть люди, которые понимают милость Божию таким образом, что получают от неё мало утешения. Когда их охватывают тоска и смятение, они сомневаются, будет ли Бог милостив к ним, и тем самым умаляют Его милосердие, которое, как им кажется, они познали. Вот как они рассуждают: Его милосердие велико и щедро, оно охватывает множество людей и уготовано всем; однако неясно, дойдёт ли оно до нас или, точнее, сможем ли мы подняться до него. Подобное рассуждение половинчато, так как останавливается на полпути: оно не столько утверждает ум в спокойствии и доверии, сколько тревожит его сомнениями и беспокойством. Уверенность вызывает совсем иное чувство, которое Писание всегда связывает с верой: устранение всякого сомнения в доброте Бога в том виде, в какой она нам открыта. Это может произойти, только если мы реально ощутим сладость Его любви и испытаем её в нас самих. Поэтому апостол из веры выводит доверие, а из доверия - дерзновение, сказав, что в Иисусе Христе «мы имеем дерзновение и надёжный доступ чрез веру в Него» (Еф 3:12). Это означает, что человек только тогда обнаруживает истинную веру, когда осмеливается открыто, с не сомневающимся сердцем предстать перед Богом, а дерзновение появляется только тогда, когда он целиком убеждён в Божием благоволении. Это настолько очевидно, что слово «вера» нередко означает «доверие».

 

16. В этом и заключается главный элемент веры: данные нам Господом обетования милости мы не должны полагать истинными только где-то вне нас, но именно внутри нас. Лишь принимая их сердцем, мы делаем их нашими. От такого принятия проистекает доверие, которое в другом месте св. Павел называет миром (Рим 5:1); хотя нередко мир - как следствие - выводят из доверия. Этот мир есть уверенность, которая успокаивает и умиротворяет совесть перед Божьим судом. Без него совесть мучительно тревожится, порою словно разрывается на части, если только не засыпает на малое время, забывая Бога и самоё себя. Я сказал «на малое время», потому что она недолго наслаждается этим жалким забвением, - её вскоре пробуждает и жалит память о Божием суде, которая время от времени неизбежно выступает вперёд. Итак, только тот может быть назван истинно верующим, кто укрепляется твёрдым убеждением в том, что Бог - его благосклонный и доброжелательный Отец, и ожидает всего от одной лишь Божьей благости, кто, основываясь на обетованиях, исходящих от доброй воли Бога, без всяких сомнений уповает на своё спасение. Апостол говорит: «если мы сохраняем до конца доверие и прославляем Его в надежде» (Евр 3:14). Этим он утверждает, что никто не уповает на Бога должным образом, если не осмеливается с дерзновением прославить наследие Царства Небесного.

Верующий, повторяю, - это лишь тот, кто, опираясь на уверенность в своем спасении, осмеливается без колебаний хулить дьявола и смерть, как учит апостол римлян: «Я уверен, что ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее ... не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе» (Рим 8:38-39). На этом основании он полагает, что очи нашего разума не просвещены по-настоящему, если мы не сознаём, какова надежда на вечное наследие, к которому мы призваны (Еф 1:18). Всё учение св. Павла пронизывает мысль, что мы не постигнем доброты Бога, если не будем в ней совершенно твёрдо убеждены.

 

17. Здесь кто-нибудь, возможно, возразит, что у верующих совсем другой опыт, поскольку, познав милость Бога к ним, они бывают не только обеспокоены и охвачены сомнениями (что случается часто), но порой испуганы и смущены. Так происходит, когда они выдерживают бурю сильнейших искушений и должны одолеть их. Казалось бы, такие вещи несовместимы с крепостью веры, о которой мы говорили. Так что, если мы хотим сохранить изложенное учение во всей полноте, необходимо разрешить этот трудный вопрос.

Когда мы учим, что вера должна быть твёрдой и непоколебимой, то не имеем в виду убеждённость, не подверженную никаким сомнениям, или стойкость, которую не одолевают никакие напасти. Мы, напротив, говорим, что верующие ведут непрестанную борьбу со своим собственным недоверием. Нам вовсе не следует полагать, что их совесть пребывает в нерушимом мире и покое, который не смутит ни одна буря. Однако каковы бы ни были нападения, мы не допускаем, что верующие могут вдруг пасть или перестать доверять Божьей милости, в которую однажды твёрдо поверили.

Самый яркий и памятный пример веры Писание даёт нам в лице Давида, особенно если посмотреть на всю его жизнь. Однако и он часто сетует, до какой степени духу его недостаёт покоя, и молит, чтобы вера умиротворила его. Когда он упрекает свою душу за то, что она сверх меры тревожится и сомневается, разве это не гнев на собственное неверие? «Что унываешь ты, душа моя, и что смущаешься? Уповай на Бога» (Пс 41/42:6; 42/43:5). И действительно, его испуг был явным признаком недоверия, словно он думал, что оставлен Богом. В другом месте Давид делает ещё более красноречивое признание: «В смятении моём я думал: "отвержен я от очей твоих"» (Пс 30/31:23). Ещё из одного места явствует, какую напряжённую внутреннюю борьбу ведёт он со своим смятением и тоской, так что даже вступает в прения о природе Бога: «Неужели Бог забыл миловать? Неужели во гневе затворил щедроты Свои?» (Пс 76/77:10). И прибавляет ещё более суровое суждение: «Я сказал: Он умерщвляет меня. Вот как переменилась десница Божья». Как и всякий отчаявшийся человек, Давид заявляет, что так оно и есть. Он не только признаёт, что охвачен сомнениями, но и что он подавлен и побеждён, и не оставляет себе никакой надежды, ибо Бог покинул его и рука Божья, от которой Давид привык получать помощь, теперь готова его уничтожить. И вот, он зовёт свою душу вновь обрести покой (Пс 114/115:7), потому что явно ощутил, что она мечется среди искушений.

И всё же вера чудесным образом укрепляет сердца верующих в потрясениях, - подобно пальме, которая, преодолевая любые тяжести, не перестаёт расти ввысь, даже когда ей что-то мешает. Так и Давид, хотя и кажется, что он совершенно подавлен, овладевает собой и, обличая собственную слабость, не перестаёт взывать к Богу. Поэтому тот, кто в своих невзгодах, преодолевая слабость, делает усилие пребыть в вере и продвинуться в ней дальше, уже почти одержал победу. Об этом мы читаем в другом псалме: «Надейся на Господа, мужайся, и да укрепляется сердце твоё, надейся на Господа» (Пс 26/27:14). Давид признаётся в своей робости и, дважды повторяя призыв, свидетельствует, что подвергся множеству нападений. В то же время он не просто сокрушается над своими пороками, но и силится победить их.

Если его поведение в качестве доброго примера сравнить с поведением царя Ахаза, то мы увидим огромное различие. Этому лицемеру для избавления от охватившего его страха был послан пророк Исаия. Он приносит ему весть: «Наблюдай и будь спокоен; не страшись» (Ис 7:4). Но этот несчастный, охваченный сильным страхом (чуть раньше было сказано, что «всколебалось сердце его», как дрожат листья деревьев), даже получив обетование, не перестал трепетать. Вот воздаяние и наказание за неверие - дрожать и трепетать, и тот, кто не ищет в вере доступа к Богу, отпадает от неё и поддаётся искушению. Напротив, верующие, хотя и сгибаются под тяжёлой ношей и едва не падают с ног, получают силу, мужество и упорство выстоять, пусть даже ценой огромных усилий и жестокой борьбы. Сознавая свою немощь, они просят вместе с пророком: «Не отнимай совсем от уст моих слова истины» (Пс 118/119:43). Это означает, что верующие порой немеют, как будто их вера уже побеждена. И всё же они не отпадают, не поворачиваются к ней спиной, как совершенно потерявшиеся люди, а продолжают борьбу и пробуждаются от лености, - чтобы, по меньшей мере, не впасть в глупость, обманывая самих себя.

 

18. Чтобы лучше это понять, следует обратиться к различению духа и плоти, о котором мы вели речь в другом месте (/2/2.27; /2/3.1) и которое ярко проявляется в данном случае. Ибо сердце верующего остро чувствует, что оно, с одной стороны, наполнено радостью познания Божьей доброты, а с другой - горьким ощущением своего бедственного положения; оно успокаивается обетованиями Евангелия - и трепещет от сознания своего нечестия; оно радостно постигает жизнь - и мучается страхом смерти. Подобное раздвоение и есть причина несовершенства нашей веры, ибо в пределах этой жизни мы никогда не достигнем счастья очищения от всякого недоверия и полноты внутренней веры. Именно отсюда происходит та борьба, когда остающееся в нашей плоти недоверие восстаёт, чтобы унизить и ниспровергнуть веру.

Мне могут возразить: если в сердце верующего к убеждённости примешивается сомнение, то не возвращаемся ли мы к тому, что вера - это не ясное и твёрдое знание воли Бога, а лишь смутное и ненадёжное? На это я отвечаю: нет. Ибо хотя нас и отвлекают всевозможные умствования и сомнения, это не значит, что они совершенно отделяют нас от веры. Если мы подвергаемся нападениям неверия, это не значит, что мы брошены в его бездну. Если колеблемся, это не значит, что претыкаемся. Ибо в конце борьбы вера всегда преодолевает трудности, при первом столкновении с которыми кажется, что она погибла.

 

19. Итак, едва лишь самая малая, какую только можно вообразить, капля веры западает в нашу душу, как мы сразу начинаем созерцать лик благого и расположенного к нам Бога. Возможно, издалека, но с такой несомненностью, что твёрдо знаем: это никакой не обман. Затем, в той степени, в какой мы укрепляемся и продвигаемся вперёд (а нам надлежит усердствовать в этом), мы приближаемся к Богу и наше зрение становится более отчётливым. Далее, непрестанное усердие ведёт к познанию и узнаванию Его. Благодаря этому мы видим, что разум, озарённый знанием Бога, сначала был опутан крайним неведением, но мало-помалу оно устраняется. Тем не менее неведение или неясное зрение не препятствуют ему получить очевидное знание о воле Бога, что является первым и главным элементом веры. Это подобно тому, как заключённый в подземелье через высокое и узкое оконце видит лишь косой и слабый солнечный свет и увидит само солнце, только если выйдет на свободу. И всё же он не теряет уверенности в существовании яркого солнечного света и не перестаёт в какой-то степени пользоваться его благами. Так и мы, заключённые в темницу земного тела и со всех сторон окружённые тьмой, если обладаем хотя бы искоркой Божественного света, открывающего нам милость Бога, то тем самым уже достаточно просвещены, чтобы иметь твёрдую убеждённость.

 

20. И то, и другое нам неоднократно показывает апостол. Говоря, что «мы отчасти знаем и отчасти пророчествуем ... видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно» (1 Кор 13:9, 12), он даёт понять, сколь малая часть Божественной мудрости уделена нам в этой жизни. Его слова не только свидетельствуют о том, что, пока мы трудимся под бременем плоти, наша вера несовершенна, но и убеждают, что по причине нашего несовершенства нам необходимо постоянное наставление в учении. В то же время предполагается, что мы в своём ничтожестве не можем постичь бесконечных вещей. Св. Павел говорит обо всей Церкви. Но нет среди нас ни одного, кто бы не чувствовал, что его невежество и грубость души являются огромным препятствием, мешающим продвигаться вперёд так быстро, как ему бы хотелось. Однако в другом месте апостол показывает, как велика уверенность, которую даёт нам одна мельчайшая капля веры, свидетельствуя, что через Евангелие мы открыто взираем на славу Божию и ничто не препятствует нам преображаться в тот же образ (2 Кор 3:18).

Неведение неизбежно приводит нас к сомнениям и страхам, тем более что наше сердце от природы склонно к неверию. К тому же существуют бесчисленные и многообразные искушения, время от времени жестоко нападающие на нас. Совесть, обременённая тяжестью грехов, то жалуется и стонет, то обвиняет самоё себя; иногда её поражают тайные уколы, иногда явные мучения. Поэтому и тогда, когда враждебные нам силы создают видимость Божьего гнева, и тогда, когда наша совесть сама отыскивает повод для него, неверие пользуется этим: оно нацеливает всё своё оружие на то, чтобы внушить, что Бог противостоит нам во гневе, дабы мы ни в чём не уповали на Него и боялись, как смертельного врага.

 

21. Чтобы выдержать эти нападения, вера вооружается Словом Божьим. Когда её искушает предположение, будто Бог враждебен человеку, потому что огорчает его, она защищается уверенностью, что Он милосерд, даже когда огорчает; ибо насылаемые Им наказания проистекают более от любви, нежели от гнева. Сокрушаемая мыслью, что Бог как справедливый Судья наказывает всякое нечестие, она, как щитом, прикрывает себя уверенностью, что милость приготовлена для всякого грешника, если он обращается к Божиему милосердию. Таким образом, верующая душа даже в тяжких мучениях преодолевает в конце концов все трудности и не допускает, чтобы у неё была отнята уверенность в Божьей милости. Более того, все осаждающие её сомнения обращаются в ещё большую уверенность.

Подобный опыт мы находим у святых. Когда они видели, что на них обрушивается мщение Бога, они не переставали обращать к Нему свои воздыхания; и даже когда им казалось, что Бог не внимает их мольбам, то всё равно продолжали призывать Его. Ибо для чего бы им было жаловаться Тому, от Кого они не ожидали утешения? И что подвигло бы их на мольбу, если бы не надежда получить от Него помощь? Так и ученики, которых Иисус Христос упрекал за слабость веры, кричали, что погибают, и при этом молили Его о помощи (Мф 8:25). И в самом деле, порицая их за маловерие, Он не изгонял их из числа Своих верных, чтобы поставить в один ряд с неверующими, а побуждал избавиться от этого порока.

Ещё раз повторяем сказанное выше: корень веры никогда не может быть вырван из сердца верующего, он продолжает в нём жить, хотя порой наклоняется в разные стороны. Свет веры не может быть погашен совершенно - всегда остаётся хотя бы искорка. Наблюдая это, можно утверждать, что Слово - нетленное семя жизни - даёт подобный ему плод, ростки от которого никогда не засохнут и не погибнут. Это доказывает пример Иова, который говорит, что не перестанет надеяться на Бога, пусть даже Он убивает его (Иов 13:15). У святых никогда не было большей причины для отчаяния, чем ощущение, что над ними занесена десница Господня, дабы привести их в смятение, - как они могли подумать, исходя из реального положения вещей.

Итак, можно принять за истину, что неверие никогда не овладевает сердцами верующих изнутри, но лишь нападает на них извне и не наносит им смертельных ран, а только причиняет боль; а если и ранит, то эти раны излечимы. Св. Павел сказал, что вера - наш щит (Еф 6:16). Когда вера выставлена вперёд, чтобы противиться дьяволу, то, получая удары, она отбивает их или отводит, так что они не проникают в сердце. Нападение на веру подобно тому, как воин, сам по себе крепкий и сильный, получив неожиданный удар, вынужден отойти назад. Когда вера ранена, это напоминает щит воина, который прогнулся или треснул от сильного удара, но не пробит, ибо верующая душа всегда одерживает верх, чтобы воскликнуть вместе с Давидом: «Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мною» (Пс 22/23:4). Страшно ходить долиною смертной тени. И невозможно, чтобы верующие, как бы тверды они ни были, не устрашились этого. Но поскольку в их умах над всеми мыслями господствует мысль, что Бог - перед ними и что Он заботится об их спасении, то этой убеждённостью они побеждают страх. Какие бы козни и нападения ни предпринимал против нас дьявол (говорит св. Августин), пока он не займёт в нашем сердце то место, где обитает вера, он изгоняется вон (Августин. Трактат о Евангелии от Иоанна, LII, 9 (MPL, XXXV, 1772)). Судя по опыту, верующие не только выходят победителями из подобных столкновений, - ибо, собрав все силы, они готовы сражаться лучше, чем когда-либо прежде, - но в них совершается то, о чём говорит св. Иоанн в своём Первом Соборном послании: ваша вера «есть победа, победившая мир» (1 Ин 5:4). Это означает, что вера не только побеждает в одной битве или в десяти, но, подвергаясь нападениям, она всегда становится победительницей и ещё более укрепляется.

 

22. Есть и другой вид страха и тревоги, от которого вера не ослабевает, а, скорее, укрепляется, - когда верующие, понимая, что примеры мщения Бога нечестивцам должны служить им для научения, дабы они не навлекали на себя Божий гнев теми же самыми преступлениями, тщательнее остерегаются делать зло. Или же когда они, видя своё жалкое состояние, научаются полностью зависеть от Бога и сознают, что без Него они не менее зыбки и преходящи, чем дуновение ветра. Так, апостол, напомнив о наказаниях, которым Бог подверг израильский народ, внушает коринфянам страх впасть в те же самые грехи (1 Кор 10:11). Но этим он отнюдь не отнимает у них желание полагаться на Бога, а пробуждает их от сна души, умерщвляющего веру.

Соответственно, когда апостол говорит о гибели Израиля, дабы побудить того, кто устоял, держаться верою (Рим 11:20), он не подталкивает нас к колебаниям, как если бы мы не были уверены в нашей стойкости, а лишь отрицает всякую гордыню и чрезмерную веру в свои силы, чтобы мы, язычники, не оскорбляли иудеев, место которых мы заняли. Здесь апостол обращается не только к верующим, но и к лицемерам, хвалящимся внешними проявлениями веры. Он не увещевает каждого в отдельности, а, сопоставив иудеев и язычников и показав, что иудеи были отвергнуты в наказание за их неверие и неблагодарность, призывает язычников не гордиться и не превозноситься из страха потерять только что полученную благодать усыновления. Ибо и после общего отвержения иудеев среди них остались некоторые, кто не отпал от союза с Богом, так же как среди язычников есть такие, кто лишён подлинной веры, пыжится от самомнения, внушённого плотью, и злоупотребляет Божьей добротой себе на погибель. Но даже если допустить, что слова св. Павла обращены к верующим, то и тогда не возникнет противоречия со сказанным мною: одно дело осуждать дерзость, которую порой допускают святые, поступая по плоти, с целью показать им, что они не должны попадаться в сети безумного самомнения, и совсем другое дело - устрашать совесть, чтобы она не успокаивалась в полной уверенности в Божьей милости.

 

23. Когда апостол учит, чтобы мы трудились для своего спасения со страхом и трепетом (Флп 2:12), он требует как раз того, чтобы мы привыкли доверяться Господу, отвергнувшись самих себя. Ибо ничто не может так подвигнуть нас полагать опору и надежду нашей веры в Боге, как недоверие к самим себе и растерянность, происходящая от сознания нашего бедственного положения. В этом смысле следует понимать и слова пророка: «По множеству милости Твоей войду в дом Твой, поклонюсь святому храму Твоему в страхе Твоём» (Пс 5:8), - в которых дерзновение веры, вдохновляющееся милостью Бога, неразрывно соединено со страхом и святым трепетом. Мы должны испытывать эти чувства, представая перед Богом в Его величии, сияние которого обличает всю нашу нечистоту. Поэтому хорошо сказал Соломон, что блажен человек, который постоянно заставляет своё сердце бояться, а кто ожесточается, тот попадает в беду (Прит 28:14). Здесь речь идёт о таком страхе, который делает нас более осторожными и осмотрительными, а не о таком, который повергает в отчаяние. Наше мужество, слабеющее само по себе, получает силы в Боге; поверженное - оно возрождается в Нём; потерявшее доверие к себе - полагает в Нём надежду. Поэтому нет никакого противоречия в том, что верующие испытывают страх и трепет и одновременно получают утешение, убеждаясь в тщете своих усилий и взирая на Божественную истину.

Кто-нибудь спросит: как страх и вера могут уживаться в одной душе? Я отвечаю: точно так же, как в противоположном случае часто уживаются беспокойство и небрежение. Ибо хотя дурные люди вооружаются, насколько возможно, глупостью, чтобы их не потревожил страх Божий, Божий суд всё-таки преследует их, так что они не могут достичь того, к чему стремятся. Поэтому нет ничего несообразного в том, что Бог учит Своих верных смирению, поражая их всевозможными страхами, чтобы, стойко сражаясь с ними, верные оставались скромными и сдержанными, как бы в узде. Из дальнейших слов апостола, где он раскрывает причину страха и трепета, становится ясным поучение, которое он намеревается нам преподать: Бог из одной милости даёт нам и желание, и способность совершенствоваться. То же самое имел в виду пророк, сказавший, что сыны Израилевы боятся Господа и его доброты (Ос 3:5). Ибо не только благочестие порождает почтение к Богу, но даже сладость его милости, как бы восхитительна она ни была, учит людей восхищаться со страхом, дабы они во всём зависели от Бога, склоняясь перед Его могуществом.

 

24. Утверждая это, я отнюдь не принимаю безумную фантазию, распространяющуюся сейчас среди «полупапистов». Не будучи в силах отстаивать тяжкое заблуждение, господствовавшее прежде в теологических школах, будто вера - это лишь некое предположение, они прибегают к другой уловке, настаивая на том, что к вере обычно примешивается неверие. Они признают, что, взирая на Христа, мы находим в Нём все основания для надежды; но поскольку мы никогда не бываем достойны благ, предложенных нам в Иисусе Христе, эти люди утверждают, что, сознавая свою недостойность, мы колеблемся и впадаем в сомнения. То есть они помещают совесть между упованием и страхом, и она склоняется то к одному, то к другому. Более того, они так связывают страх с упованием, что когда властвует первый, он подавляет второе; подобным же образом действует упование. Вот как Сатана, когда видит, что не в силах сокрушить твердыню веры явной ложью, силится разрушить её тайком, словно подкапываясь к ней из-под земли. Что же это за вера, спрашиваю я вас, если она при каждом ударе уступает место отчаянию?

Фантазия этих людей состоит в том, что если мы взираем на Христа, то уверены в своём спасении, а если обращаем взгляд на себя, то уверены в осуждении. Отсюда они заключают, что нашими сердцами вера и отчаяние владеют поочередно, словно мы должны полагать, что Иисус Христос стоит где-то вдалеке, а не обитает внутри нас. Мы же надеемся получить от Него спасение не потому, что Он явится издали, а потому, что, соединив нас со Своим Телом, Он делает нас причастными не только ко всем Своим благам, но и к Самому Себе. Поэтому из их посылки я вывожу противоположное следствие: оглядываясь на себя, мы ясно видим, что осуждены. Но поскольку Иисус Христос передал нам все Свои блага таким образом, что всё Его стало нашим, то мы сделались Его членами и одной субстанцией с Ним. По этой причине наши грехи преданы забвению в Его праведности, а спасение, которым Он обладает, устранило наше осуждение. Он предстал перед нами со Своим достоинством, чтобы наша недостойность не предстала перед Богом. В самом деле, положение вещей таково, что мы ни в коем случаем не должны отделять от себя Иисуса Христа, но твёрдо хранить союз, которым Он соединил нас с Собою. Этому учит нас апостол, когда говорит, что наше тело мертво по причине греха, но Дух Иисуса Христа, живущий в нас, есть жизнь по причине Его праведности (Рим 8:10).

Согласно фантастическим представлениям этих людей, следовало бы сказать: Иисус Христос имеет жизнь в Себе, но мы, будучи грешниками, остаёмся в узах осуждения и смерти. Однако апостол говорит совершенно другое. Он учит, что осуждение, которого мы заслуживаем сами по себе, поглощено спасением в Иисусе Христе. В качестве доказательства он приводит такое соображение: Иисус Христос обитает в нас, а не вне нас. Он не только связан с нами нерушимым союзом, но посредством чудесной, превосходящей всякое разумение связи каждый день всё сильнее соединяется с нами в одной субстанции. В то же время я не отрицаю (как об этом было только что сказано), что по причине нашей неустойчивости и частых колебаний случаются нарушения веры, когда она подвергается нападениям сатаны. Свет веры может потускнеть от мрака слишком жестоких искушений, но всё-таки вера не перестаёт постоянно устремляться к Богу.

 

25. То же мнение высказывает св. Бернар, специально рассматривавший этот вопрос в Пятой гомилии об освящении храма. «Часто размышляя о душе», - говорит он, - «я убеждаюсь, что в ней присутствуют две противоположные вещи. Если рассматривать её саму по себе, то я не смогу выразиться лучше, чем сказав, что она сводится к ничто. Какая необходимость говорить сейчас обо всех наших несчастьях? О том, насколько душа обременена грехами, окружена мраком, опутана искушениями, как она бурлит в похотях, уступает страстям, питается иллюзиями, что она постоянно склонна ко злу, стремится ко всяческим порокам, что, наконец, она полна низостей и совершенно запуталась? Если даже праведность человека оказывается перед Богом грязью и отбросами, то что случится с неправедными (Ис 64:5)? Если и во свете только тьма, то какова же сама тьма (Мф 6:23)?

Что же скажем? Определённо, человек - это только суета, человек сводится к ничто, человек - это ничто. Но ведь каким-то образом он всё-таки не есть ничто, ибо его возвеличил Бог? Как может он быть ничто - ведь Бог склонил к нему своё сердце? Будем мужественны, братья. Хотя в наших сердцах мы - ничто, в сердце Бога мы, возможно, найдём нечто, сокрытое от нас. О, Отец милости, Отец страждущих, как Ты склонил к нам Твоё сердце? Ибо где сокровище твоё, там твоё сердце [Мф 6:21]. Как же мы стали Твоим сокровищем, если мы - ничто? Все люди перед Тобой таковы, как если бы их вовсе не существовало, и они почитаются за ничто. Но это перед Тобою, а не в Тебе. Они ничто по суду Твоей истины, но не по Твоему милосердию и доброте. Ибо Ты называешь вещи, которых нет, как если бы они существовали. Поэтому вещи, которые Ты называешь, будучи ничто, всё же имеют бытие, - ибо Ты их называешь. Будучи сами по себе ничто, они не перестают существовать в Тебе. Как сказано у св. Павла: не от дел, но от призывающего Бога» (Рим. 9:12). (Бернар Клервоский. О предназначении Церкви, V, 3-4 (MPL, CXXXIII, 531, A-D))

Высказав такую мысль, св. Бернар следующим образом объединяет эти два положения. Очевидно, что вещи, соединённые между собой, не разрушают одна другую. После чего он делает ещё более очевидное заявление, заканчивая такими словами: «Если, имея в виду эти два соображения, мы внимательно присмотримся к себе или, лучше, приняв первое из них, увидим, что мы - ничто, а приняв второе - как мы прославлены, то наша слава будет приведена к должной мере и, возможно, даже увеличится. Да, она дана нам, но для того, чтобы прославляться в Боге, а не в самих себе. Когда мы задумаемся над тем, что если Бог хочет нас спасти, то мы получим избавление, это позволит нам вздохнуть с облегчением. Но нужно подняться выше и искать град Божий, искать храм Бога, искать Его дом, искать тайну союза, который Он заключил с нами. Поступая так, мы не забудем ни то, ни другое соображение, но со страхом и благоговением скажем, что мы что-то собою представляем, но лишь в сердце Бога; что мы - нечто не благодаря своему достоинству, а потому, что Он Своею благодатью посчитал нас достойными» (Там же, 7-8 (MPL, CLXXXIII, 533a-534a)).

 

26. Страх Господень, который на протяжении всего Св. Писания выступает как характерная черта верующих и именуется то началом мудрости, то самой мудростью (Прит 1:7; Пс. 110/111:10; Прит 15:33; Иов 28:28), хотя он всегда один и тот же, происходит от двоякого чувства. Почитание полагается Богу как Отцу и как Господину. Поэтому тот, кто пожелает воздать Ему честь подобающим образом, будет стараться поступать как послушный сын и как служитель, способный исполнить свой долг. Послушание Богу как нашему Отцу пророк называет «честью», а служение Ему как Господину - «страхом»: «Сын чтит отца и раб - господина своего; если Я - отец, то где почтение ко Мне? и если Я Господь, то где благоговение предо Мною?» (Мал 1:6). Однако, хотя пророк различает эти понятия, в начале он их смешивает, обозначая то и другое словом «почитать». Потому что для нас страх Божий - это благоговение, в котором смешаны почтение и страх. И нет ничего удивительного, если одно и то же сердце одновременно испытывает оба эти чувства. Тот, кто сознаёт, каким Отцом является для нас Бог, имеет достаточное основание - даже если бы не существовало ада, - чтобы страх оскорбить Его был сильнее страха смерти. С другой стороны, поскольку наша плоть склонна вырываться из узды, удерживающей её от дурного, необходимо, чтобы Господь, под властью Которого мы находимся с целью ограничить подобное умонастроение, питал отвращение ко всякому нечестию. И те, кто своей дурной жизнью вызовет Его гнев, не избегнут мщения.

 

27. Слова св. Иоанна - «в любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх» (1 Ин 4:18) - нисколько этому не противоречат. Он имеет в виду тревогу, вызываемую неверием, от которой далёк страх верующих. Ибо нечестивые испытывают страх перед Богом не потому, что боятся Его оскорбить, даже если бы это могло остаться безнаказанным; но потому, что знают о Его власти отомстить, и устрашаются только тогда, когда им говорят о Его гневе. Они боятся именно Его гнева, ибо сознают, что Он близок, и с часу на час этот гнев может их погубить. Напротив, верующие, как было сказано вначале, больше боятся оскорбить Бога, чем понести наказание. Они не дрожат от страха наказания, словно перед ними уже разверзлась бездна ада, готовая их поглотить, - наоборот, страх отводит от них эту опасность. Поэтому апостол так говорит верующим: «Никто да не обольщает вас пустыми словами, ибо за это приходит гнев Божий на сынов противления» (Еф 5:6). Он не угрожает, что гнев Божий обрушится на них, - он призывает их подумать о том, что гнев придёт на злых по причине грехов, которые св. Павел назвал чуть раньше (1 Кор 6:9-10), дабы верующие не уподоблялись злым и не подверглись той же участи.

Однако отверженные нечасто пробуждаются от простой угрозы. Напротив, отупев от небрежения и лени, они ожесточаются в противлении. Ведь Бог мечет с неба только словесные молнии. Но когда они чувствуют на себе Его руку, они вынуждены бояться, хотят они того или нет. Такой страх обычно называется рабским, что отличает его от свободного и добровольного подчинения, каким должно быть подчинение детей отцу. Некоторые писатели проводят более тонкое различение и выделяют третий вид страха, поскольку рабский, вынужденный страх приуготовляет нас к тому, чтобы бояться Бога должным образом, и порождает в нас некое среднее чувство, помогающее идти дальше.

 

28. Далее, под благоволением Бога, на которое, как мы говорили, взирает вера, следует понимать то, что мы вступаем в обладание спасением и вечной жизнью. Ибо ничего не может быть у нас в недостатке, если Бог благоволит к нам, - для уверенности в спасении нам должно быть достаточно того, что Он убеждает нас в Своей любви к нам. «Да воссияет лицо Твоё, и спасёмся!» (Пс 79/80:4). Писание полагает в этом сущность нашего спасения: Господь, устранив всякую вражду, принял нас в Свою милость (Еф 2:14). Это означает, что Бог, примирившись с нами, исключил всякое сомнение в том, что всё будет обращено нам во благо. Вера, постигая любовь Божию, включает в себя обетования о настоящей и будущей жизни и твёрдую уверенность во всех благах - в евангельском смысле. Ибо вера не обещает, разумеется, ни долголетия, ни великих почестей, ни изобилия богатства в нынешней жизни, поскольку Господь не пожелал, чтобы что-то из этого нам было непременно дано. Но вера довольствуется тем, что, хотя нам недостаёт в этой жизни многих вещей, Бог нас никогда не оставит.

Главная уверенность коренится в ожидании будущей жизни, которая, вне всякого сомнения, дана нам Словом Божьим. Какие бы бедствия и невзгоды ни приключились с теми, кого наш Господь однажды принял в Свою любовь, они не могут помешать тому, чтобы им для совершенного счастья было достаточно одного лишь Божьего благоволения. Поэтому когда мы хотим выразить смысл всякого блаженства, мы говорим о Божьей благодати; из этого источника происходят все без исключения блага.

Это легко увидеть в Писании, которое постоянно напоминает нам о Божьей любви, - причём не только тогда, когда говорит о вечном спасении, но и когда упоминает о мирских благах. Именно поэтому Давид свидетельствует, что доброта Бога, которую принимает верующее сердце, сладостнее и желаннее самой жизни (Пс 62/63:4). Когда исполняются все наши желания, но мы не уверены, любит ли нас Бог или ненавидит, то наше счастье словно проклято и, значит, уже не является счастьем. Когда Бог одаривает нас отеческим взглядом, то даже наши беды уподобляются счастью, потому что начинают помогать в деле спасения. Поэтому св. Павел, назвав многие невзгоды, которые могут нас постигнуть, радуется, что они не способны отлучить нас от Божьей любви (Рим 8:35). Молитвы за верующих он всегда начинает с упоминания о благодати - источнике и начале всякого преуспеяния. Также и Давид противопоставляет всем страхам и тревогам, смущающим нас, милость Бога: «Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мною» (Пс 22/23:4). И наоборот, мы чувствуем, как тревожится наше сердце, если только оно не довольствуется Божьей милостью, не ищет в ней мира и покоя, не вспоминает слова пророка, которые должны запечатлены в них: «Блажен народ, у которого Господь есть Бог, - племя, которое Он избрал в наследие Себе» (Пс 32/33:12).

 

29. Основанием веры мы считаем полученное даром обетование, ибо в нём и состоит собственно вера. Хотя она полагает Бога истинным везде и во всём, повелевает Он или запрещает, обещает или угрожает, хотя она послушно принимает Его повеления, соблюдает Его запреты и страшится Его угроз, всё-таки она восходит именно к обетованию, в нём утверждается и в нём получает своё завершение. Ибо вера ищет в Боге жизнь, которая не сводится к предписаниям или угрозам, но лишь к обещанию милости, данному даром. Обещания, чем-нибудь обусловленные, какие нам даются в земных делах, не обещают жизни, разве только когда мы ищем её в самих себе. Так что если мы не хотим, чтобы наша вера претыкалась и дрожала, нам следует опираться на то обетование спасения, которое даровано нам Господом добровольно, из чистой щедрости, более ввиду нашего ничтожества, нежели достоинства.

Поэтому апостол соотносит веру именно с Евангелием, которое он называет словом веры (Рим 10:8), и не уступает этого именования ни заповедям, ни обетованиям Закона. Ибо нет ничего, в чём могла бы утвердиться вера, кроме этого посланничества, которое происходит от великодушия Бога и которым Он примирил с Собою мир. Из этого вытекает соответствие между верой и Евангелием, о котором так часто говорит апостол. Например, что Евангелие дано ему, чтобы «покорять вере все народы», что «оно есть сила Божия ко спасению всякому верующему», что «в нём открывается правда Божия от веры в веру» (Рим 1:5, 16-17). Здесь нет ничего удивительного. Поскольку Евангелие есть служение примирения людей с Богом (2 Кор 5:18), то нет другого достаточного свидетельства Божьего благоволения к нам, знания которого требовала бы вера. Когда мы говорим, что вера должна основываться на данном даром обетовании, мы не отрицаем, что верующие принимают и почитают слово Божие на всяком месте; мы лишь говорим об обетовании милости как о подлинной цели веры. Верующие действительно должны считать Бога Судьёй, карающим злодеев, но в особенности они должны взирать на Его великодушие, как об этом и сказано: Он благ и милосерд, долготерпелив, не скор на гнев, щедр и благ ко всем, и щедроты Его во всех Его делах (Пс 85/86:5; 102/103:8; 144/145:8-9).

 

30. Меня мало трогает то, о чём лают Пигий (Альберт Пигий (Pighius, 1490-1542) - голландский католический теолог, защитник идеи свободы воли. Написал большой труд «Десять книг о свободной воле людей и божественной благодати, против Лютера, Кальвина и других». Кальвин ответил ему также весьма объёмистым трактатом на латинском языке «Защита здравого и истинного учения о рабстве и освобождении человеческого решения, против клеветы Альберта Пигия Кампенса», который был издан в Женеве в 1543 г. (ОС, VI, 229-404.) Этот трактат был посвящён Меланхтону) и подобные ему псы. Они утверждают, что наложенные нами ограничения сводят веру лишь к одному из её элементов. Я признаю, как уже сказал ранее, что общая цель веры - Божья истина, независимо от того, угрожает она или дарует благодать. Поэтому апостол и говорит, что Ной верою убоялся потопа до того, как он наступил (Евр 11:7). Из этого софисты делают вывод, что если вера вызывает у нас страх будущих наказаний, то, формулируя её определение, мы не должны исключать угрозы, которыми Бог предостерегает грешников. Однако они злоумышляют против нас и клевещут, будто мы утверждаем, что вера не должна видеть слово Божие везде и во всём. Мы настаиваем лишь на двух положениях: вера может утвердиться, только опираясь на данное даром обетование спасения; через веру мы становимся угодны Богу только в той степени, в какой она соединяет нас с Иисусом Христом.

В самом деле, эти два положения очень важны. Речь идёт о вере, которая отделяет детей Божьих от отверженных, верующих от неверующих. Если кто-либо не верит, что все Божьи повеления праведны и нет ни одной неосновательной угрозы, то можно ли такого человека назвать верующим? Каждый ответит, что нельзя. Не может быть никакой твёрдости в вере, если она не уповает на милосердие Бога.

С другой стороны, с какой целью мы рассуждаем о вере? Не для того ли, чтобы узнать путь к спасению? Но как спасает нас вера, если не благодаря тому, что через неё мы становимся членами тела Христова? Следовательно, давая определение веры, мы с полным основанием настаиваем на её основном действии и лишь затем добавляем признак, отделяющий верующих от неверующих. Короче, злобствующие люди могут лишь язвить по поводу нашего учения, если они не желают вместе с нами обвинить св. Павла, который называет Евангелие учением веры (Рим 10:8) и особо подчёркивает такое именование.

 

31. Здесь уместно повторить сказанное нами ранее: Слово так же необходимо вере, как необходим живой корень дереву, чтобы оно плодоносило. Ибо, как сказал Давид, «никто не может уповать на Бога, если не узнает Его имени» (Пс 9:11).

Это знание не порождается воображением человека, а возникает от того, что Бог сам свидетельствует о Своей доброте. Давид говорит об этом в другом месте: «Да придут ко мне милости Твои, Господи, спасение Твоё по слову Твоему ... ибо уповаю на слово Твоё» (Пс 118/119:41-42). Итак, нужно подчеркнуть соответствие веры Слову, из чего и следует спасение. В то же время я не исключаю из рассмотрения могущество Бога: если оно не поддерживает веру, то Богу никогда не будет воздана подобающая Ему честь. На первый взгляд кажется, что св. Павел выделяет очевидную и даже тривиальную вещь, когда говорит, что Авраам был уверен, что Бог в силах исполнить обещанное (Рим 4:21); и когда говорит о себе: «Я знаю, в Кого уверовал, и уверен, что Он силён сохранить залог мой на оный день» (2 Тим 1:12). Но если каждый внимательно рассмотрит и взвесит сомнения, непрестанно и без конца проникающие в наши умы, дабы вселить в нас недоверие к силе Божьей, то он увидит, что те, кто прославляли её по достоинству, немало преуспели в вере. Все мы признаём, что Бог делает всё, что пожелает. Но так как нас пугает и сбивает с толку малейшее мирское искушение, то обнаруживается, что мы принижаем Божие могущество и больше верим угрозам Сатаны, хотя и имеем обетования Бога, вооружающие нас для противостояния им.

Вот почему Исаия, стремясь вложить в сердца иудеев веру в спасение, так красочно прославляет могущество Бога. Порой может показаться, что, когда он убеждает их в том, что Бог простит им грехи и помилует, и тут же восхваляет чудесные Божьи дела в управлении небом и землёю, то предаётся преизобильным и пространным описаниям. И всё же он не прибавляет ничего, что в данном случае не пошло бы на пользу. Ибо если сила Божья не будет у нас перед глазами, то едва ли уши воспримут Слово или, во всяком случае, оно не будет оценено по достоинству. Следует также иметь в виду, что здесь Писание говорит нам о реальном, действенном могуществе Бога. Ибо вера, как мы сказали в другом месте (/1/16.3 сл.), всегда пользуется им себе во благо. В особенности она обращается к таким делам Бога, в которых Он являет Себя Отцом. Поэтому иудеям так часто напоминали об искуплении. Из этих напоминаний они могли усвоить, что Бог, будучи Совершителем их спасения, сохранит их до конца. Давид собственным примером убеждает нас, что блага, вручённые Богом каждому человеку, должны служить ему подтверждением веры в то, что касается будущего. И даже если иногда кажется, что Бог нас оставил, мы должны устремлять свою мысль дальше, памятуя о Его прежних благодеяниях, вселяющих в нас полное доверие. Как сказано в псалме, «вспоминаю дни древние, размышляю о всех делах Твоих» (Пс 142/143:5); а также: «Буду вспоминать о делах Господа; буду вспоминать о чудесах Твоих древних» (Пс 76/77:12).

Однако поскольку всё наше знание о могуществе Бога и о силе Его дел остаётся туманным и нетвёрдым вне Его Слова, мы имеем основания говорить, что истинной веры не может быть до тех пор, пока Бог не просветит нас свидетельством Своей благости. Здесь возникает вопрос о Саре и Ревекке: движимые, казалось бы, ревностью о вере, они тем не менее вышли за пределы, положенные Словом. Сара из-за горячего желания, чтобы продолжился благословенный род, дала мужу в жёны свою служанку (Быт 16:5). Невозможно отрицать, что при этом она совершила несколько грехов. Но сейчас я касаюсь только одного порока: предавшись чрезмерному усердию, она не удержалась в предписанных Словом границах. Тем не менее очевидно, что это усердие произошло от веры. Ревекка после того, как Бог открыл ей, что избрал Иакова, прибегла к злым уловкам и козням для того, чтобы его благословил Исаак, который был свидетелем и служителем Божьей благодати; она заставляет сына лгать. Короче, она извращает Божию истину несколькими подменами и обманами. Подвергая обетование Бога осквернению и насмешке, она уничтожает его, насколько может (Быт 27). И всё-таки этот поступок, каким бы порочным и достойным осуждения он ни был, свидетельствует также и о вере. Ведь Ревекке было необходимо преодолеть множество препятствий, прежде чем она так сильно возжелала того, что было связано с тревогами, борьбой и опасностями и не давало никаких земных надежд и преимуществ. Как можем мы отказать в вере святому патриарху Исааку, хотя, получив от Бога указание на то, что право первородства передано его младшему сыну, он не утратил расположения к своему старшему сыну Исаву?

Эти примеры показывают, что к вере нередко примешиваются заблуждения. Однако при этом вера всегда имеет превосходство, если только она подлинная и искренняя. Как из-за частного заблуждения Ревекки благословение не потеряло действенности и не исчезло, так не исчезла и вера, которая преобладала в её сердце и которая была началом и причиной её поступка. Вместе с тем пример Ревекки показал, насколько человеческое сознание склонно спотыкаться и сходить с верного пути. Так что вряд ли можно ожидать чего-то доброго от его собственных побуждений. Но недомыслие и изъяны, которые всегда присутствуют в нашей вере, не заглушают её, если мы знаем, как внимательно должны мы слушать Бога - словно припав к Его устам. Вместе с тем подтверждается сказанное нами: вера, если она не опирается на Слово, быстро исчезает, подобно тому, как погибли бы Сара, Исаак и Ревекка, чей разум заблудился в уловках и кознях, если бы скрытая узда не удерживала их в послушании Слову.

 

32. Мы с полным основанием полагаем все обетования в Иисусе Христе, ибо апостол сводит всё Евангелие к познанию Его (Рим 1:17). А в другом месте он учит, что все обетования Божьи в Иисусе Христе «да» и «аминь» (2 Кор 1:20), то есть подтверждены. Причина этого очевидна: какие бы блага ни обещал Господь, Он свидетельствует этим о Своём благоволении, так что нет обетований, которые бы не были свидетельством Его любви. Этому не противоречит то обстоятельство, что чем больше благ получают из Его рук нечестивые, тем более суровому суду они подлежат. Ибо поскольку они не признают, что имеющиеся у них блага получены из рук Бога, или, признавая это, не принимают Его доброту в свои сердца, то, значит, они относятся к Его доброте, как дикие животные, которые соответственно своей природе получают такие же плоды Божьей щедрости, но ничего о ней не знают. Не противоречит нашим словам и то, что, отвергая обращённые к ним обетования, нечестивцы навлекают на свои головы ещё более тяжкое мщение.

Хотя действенность обетований окончательно проявляется тогда, когда мы их принимаем, их истинность и содержание никак не зависят от нашей неверности или неблагодарности. Своими обетованиями Господь зовёт людей не только принять плоды Его великодушия, но также ценить и почитать их, ибо в них Он открывает Свою любовь. Поэтому следует ещё раз повторить, что всякое обетование есть свидетельство Божьей любви к нам.

С другой стороны, очевидно, что никто не будет любим Богом вне Христа, поскольку Он есть Возлюбленный Сын, в Котором пребывает благоволение Отца (Мф 3:17; 17:5) и через Которого оно распространяется на нас. Как учит св. Павел, мы стали угодны Богу в Возлюбленном (Еф 1:6). Именно при Его посредстве до нас достигает дружба Бога. По этой причине апостол и называет Его «мир наш» (Еф 2:14). А в другом месте он характеризует Христа как связь, посредством которой с нами соединяется воля Отца (Рим 8:3). Отсюда следует, что, принимая обетование, мы всегда должны взирать на Иисуса Христа. Св. Павел хорошо сказал, что всё, обещанное Богом, подтвердилось и исполнилось в Нём (Рим 15:8).

Иногда кажется, что некоторые примеры из Писания противоречат этому. Невероятно, чтобы Нееман Сириянин, спрашивая у пророка, как ему подобающим образом послужить Богу, был просвещён относительно Посредника. Так же трудно поверить, что Корнилий, римлянин-язычник, понимал то, о чём знали далеко не все иудеи, притом весьма туманно. И однако его милостыни были угодны Богу (Деян 10:31) и была принята жертва Неемана (4 Цар 5:17 сл.). Ни тот, ни другой не могли получить этого иначе, как через веру. Евнух, к которому был послан Филипп, человек из далёкой страны, никогда бы не предпринял трудного и дорогостоящего путешествия в Иерусалим для поклонения, если бы в его сердце совсем не было веры (Деян 8:27). Однако когда Филипп спросил его о Посреднике, он признался в своём неведении (Деян 8:31). Я же полагаю, что их вера была неосознанной не только касательно личности Иисуса Христа, но и касательно Его силы и служения, возложенного на Него Богом-Отцом. Очевидно, однако, что они уже восприняли некоторые начала, сделавшие их способными предвкушать Иисуса Христа. В этом нет ничего нового. Евнух никогда бы не пришёл из такой далёкой страны поклониться Богу, неизвестному в Иерусалиме. И Корнилий, долго живший в Иудее и знавший религию иудеев, не мог не воспринять хотя бы отдельные части истинного учения Закона. Что касается Неемана, то вряд ли возможно, чтобы Елисей, указывая ему, как поступать в делах весьма незначительных, забыл о главном. И хотя знание об Иисусе Христе было у них весьма туманным, нет оснований считать, что оно полностью отсутствовало. Хотя бы потому, что они приносили жертвы согласно Закону, а такие жертвоприношения существенно отличались от языческих церемоний своей целью, которой был Иисус Христос.

 

33. Простого объявления о вере в Слове Божием должно было бы быть вполне достаточно для того, чтобы она зародилась в нас, если бы этому не мешали ослепление и упрямство. Но поскольку наш ум склонен к суете, он не в состоянии воспринять Божию истину, а из-за своей тупости не может увидеть божественного света. Поэтому одно лишь Слово не приносит какой-либо пользы без просвещения Св. Духом. Таким образом, обнаруживается, что вера выше всякого человеческого разумения. Но просвещения ума Св. Духом ещё недостаточно - необходимо, чтобы Его силою утвердилось в вере наше сердце. Сорбоннские теологи жестоко заблуждаются, полагая, что вера - это простое согласие со Словом Божьим. Оно совершается в сознании, и, значит, здесь нет речи о доверии и уверенности сердца.

Итак, в том и другом случае вера - это единый Божий дар. Сначала просвещается человеческий разум, благодаря чему он становится способен понять Божию истину; затем в ней укрепляется сердце. Св. Дух не только порождает в нас веру, но и постоянно взращивает её, пока не приведёт нас в Царство Небесное. Вот почему св. Павел увещевает Тимофея хранить «добрый залог Духом Святым, живущим в нас» (2 Тим 1:14). А если кто-то, возражая, сошлётся на слова, что Дух даётся через наставление в вере (Гал 3:2), то это противоречие легко устранить. Поскольку есть только один дар Духа, то неправильно говорить, что Дух приходит от веры, ибо Он - её совершитель и причина. Здесь св. Павел имеет в виду дары, которыми Бог украшает Свою Церковь, дабы вести её через приумножение к совершенству, и поэтому не следует удивляться, что апостол относит эти дары к вере, которая готовит нас к их принятию. Верно, этому миру чужд взгляд, согласно которому никто не может уверовать во Христа, если это не будет ему дано особым образом. Отчасти потому, что люди не понимают, насколько это трудно и высоко для нас - постигнуть небесную мудрость, и что они слишком тупы и невежественны, чтобы проникнуть в тайны Бога; отчасти же потому, что они не принимают во внимание убеждённость сердца, которая составляет главное в вере.

 

34. Это заблуждение легко устранить. Св. Павел сказал: «Кто из человеков знает, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нём?» (1 Кор 2:11). Так как же творение может быть уверено в том, что касается воли Бога? И если Божья истина для нас сомнительна даже в вещах, которые мы видим своими глазами, то как нам считать её явной и несомненной, когда Господь обещает нам вещи, которых мы не видим глазами и не понимаем умом? Человеческое благоразумие здесь проявляет такую тупость и слепоту, что отказ от него является первым шагом, чтобы преуспеть в школе Господа. Ибо это благоразумие, словно завеса, мешает нам распознать Божьи тайны, которые открыты только младенцам (Мф 11:25; Лк 10:21). Их открывают не плоть и не кровь (Мф 16:17), и естественный человек не способен постигнуть духовные предметы. Наоборот, Божественное учение он считает безумием, «потому что о сем надобно судить духовно» (1 Кор 2:14). Поэтому здесь нам необходима помощь Св. Духа, - более того, здесь властвует только Его сила. «Ибо кто познал ум Господень? Или кто был советником Ему?» (Рим 11:34). Лишь «Дух всё проницает, и глубины Божии» (1 Кор 2:10), и только через Него мы узнаем волю Христа. «Никто не может придти ко Мне», - говорит Господь Иисус, - «если не привлечёт его Отец» (Ин 6:44). «Всякий, слышавший от Отца и научившийся, приходит ко Мне. Это не то, чтобы кто видел Отца, кроме Того, кто есть от Бога» [Ин 6:45-46].

Итак, мы не можем приблизиться ко Христу, если не будем привлечены Духом Божьим, а когда мы привлечены, то оказываемся возвышены над собственным разумом. Душа, просвещённая Духом, как бы получает новое зрение для созерцания небесных тайн, сияние которых прежде её ослепляло. Человеческий разум, озарённый светом Св. Духа, начинает воспринимать вещи, принадлежащие Царству Божию, о которых раньше он не имел никакого представления. Поэтому Господь наш Иисус Христос, объявив тайны Своего Царства двум ученикам, о которых упоминает св. Лука, не достиг результата, пока не «отверз им ум к уразумению Писаний» (Лк 24:27,45). И даже после того, как апостолы были научены Его Божественными устами, потребовалось, чтобы им был послан Дух истины, открывший их умы учению, которое прежде было лишь услышано (Ин 16:13). Слово Божие подобно солнцу, ибо сияет для всех, кому оно возвещено, но для слепых это бесполезно. В этом отношении мы все слепы по природе. Поэтому Слово может войти в наши умы, только если Дух Божий, наш внутренний Наставник, откроет ему доступ туда Своим озарением.

 

35. Когда выше мы говорили об испорченности человеческой природы, то показали в деталях, насколько люди сами по себе неспособны веровать. Поэтому я не стану утомлять читателя повторением уже сказанного. Пусть нам будет достаточно того, что св. Павел, говоря о духе веры, подразумевает самоё веру, которая нам дана и которой по природе мы лишены (2 Кор 4:13). Поэтому он молит Бога, чтобы Он совершил в фессалоникийцах «всякое благоволение благости и дело веры в силе» (2 Фес 1:11). Называя веру делом Божьим и присовокупляя к этому слова «благоволение благости», что означает даваемую даром милость, апостол показывает, что она не является делом человека. Более того, не довольствуясь этим, он добавляет, что это такое дело, в котором Бог раскрывает Свою силу. Св. Павел вразумляет коринфян, что вера не зависит от человеческой мудрости, но основана на силе Духа [1 Кор 2:4 сл.]. И хотя далее он рассуждает о чудесах внешнего порядка, но поскольку отверженные не умеют извлечь из них пользу и даже не замечают их, то, значит, он имеет в виду особую, внутреннюю печать, которой в наших сердцах запечатлена истина Божья, как он и высказывается в другом месте.

Дабы ещё более изъяснить и возвысить Свою щедрость в отношении столь превосходного дара, Бог не распространяет его без всякого различия на всех людей, но распределяет как особенную привилегию среди тех, кто Ему угоден. Выше мы показали это на убедительных примерах. Св. Августин даёт верное толкование: «Наш Спаситель показывает, что "веровать" - это дар, а не заслуга: никто, говорит Он, не приходит ко Мне, если не привлечёт его Отец и если это не дано ему Отцом. Не удивительно ли, что слышат двое, но один презирает, а другой возвышается? Презирающий принимает на себя грех; возвышающийся не ставит себе это в заслугу» (Августин. Проповеди, 131, II, 3 (MPL, XXXVIII, 730)). И в другом месте: «Почему это дано одному и не дано другому? Я не постыжусь сказать, что это сокровенная тайна креста, тайна Божьего суда, которую я не знаю и которую мне непозволительно исследовать. Из нее происходит всё то, что мы можем. Я хорошо вижу, что я могу; и я вижу это только тогда, когда вижу, что это Бог. Но почему Он призвал одного, а не другого? Это слишком высоко для меня, это бездна, это глубины креста. Я могу кричать от восхищения, но не могу доказать этого в споре» (Августин.Там же, 165, V (MPL, XXXVIII, 905)). Итог этих рассуждений сводится к тому, что Иисус Христос, просвещая нас в вере, включает нас в Своё Тело, чтобы сделать причастниками всех Его благ.

 

36. Затем необходимо, чтобы усвоенное разумом укоренилось в сердце. Если слово Бога лишь порхает в голове, оно не воспринимается верой. Подлинное восприятие имеет место тогда, когда слово пускает корни в глубинах сердца, чтобы превратиться в неприступную крепость, которая противостоит нападениям искушений и отбрасывает их прочь. Если верно, что истинное разумение нашего духа - это просвещение Духом Божьим, то Его сила с гораздо большей очевидностью проявляется в утверждении сердца. Недоверие сердца опаснее ослепления ума, и утвердить уверенность в сердце труднее, чем научить ум. В силу этого Св. Дух является как бы печатью, запечатлевающей в наших сердцах те обетования, которые прежде были восприняты нашим умом, и одновременно как бы залогом, удостоверяющим и подтверждающим их. Апостол говорит: «Вы, услышавши слово истины ... и уверовавши в Него [Христа], запечатлены обетованным Святым Духом» (Еф 1:13). Как видите, св. Павел указывает, что сердца верующих запечатлены Св. Духом, и называет Его обетованным Духом, ибо Он удостоверяет для нас несомненность Евангелия. То же самое апостол возвещает коринфянам: «Утверждающий же нас с вами во Христе и помазавший нас есть Бог, Который и запечатлел нас и дал залог Духа в сердца наши» (2 Кор 1:21-22). В другом месте, говоря о доверии и дерзновении нашего упования, св. Павел усматривает его основание в залоге Духа Божьего (2 Кор 5:5).

 

37. Я не забыл сказанное выше. К тому же память об этом непрерывно освежают повседневные впечатления: вера непрестанно подвергается испытаниям от бесчисленных сомнений, тревог и невзгод, так что души верующих никогда не остаются в покое. По меньшей мере, они не могут пребывать в мире. Но каким бы ожесточённым нападениям ни подвергались души верующих, они всегда одерживают верх и, преодолев искушения, сохраняют свои неприступные крепости. Одной этой уверенности достаточно, чтобы хранить и питать веру, если только мы преисполнены доброй решимости, как сказано в псалме: «Бог нам прибежище и сила, скорый помощник в бедах. Посему не убоимся, хотя бы поколебалась земля, и горы двигнулись в сердце морей» (Пс 45/46:2-3). В другом месте нам показано, насколько этот покой приятен и надёжен: Давид ложится, спокойно спит и встаёт, потому что его охраняет Бог (Пс 3:6). Это не значит, что он постоянно пребывает в радости и покое и не испытывает никаких тревог. Но поскольку он, по мере своей веры, вкушает благодать, он хвалит себя за то, что отважно презирает всё, что может смутить его дух.

Поэтому, чтобы вдохновить нас на веру, Писание велит нам хранить покой. У Исаии Господь говорит: «В тишине и уповании крепость ваша» (Ис 30:15); в псалме сказано: «Молчи и ожидай Господа» (Пс 36/37:7); с этим перекликаются слова апостола: «Терпение нужно вам» (Евр 10:36) и т.д.

 

38. Имея в виду всё это, легко рассудить, насколько вредоносна доктрина теологов-софистов: якобы мы не в состоянии считать что-либо твёрдо установленным относительно благодати, разве только по предположениям нравственного порядка, в зависимости от того, считает ли человек себя достойным её или нет (Фома Аквинский. Сумма теологии, II, 1, Q. CXII, art. 5). Я же уверен, что если воздействие на нас Бога оценивать по делам, то мы не сможем ничего понять, из каких бы предположений мы ни исходили. Но поскольку вера должна отвечать на простое, ясное и данное даром обетование Бога, то не остаётся места ни малейшему сомнению. Каким упованием были бы мы вооружены против дьявола, если бы полагали, что Бог благорасположен к нам лишь при условии, что мы заслуживаем этого? Так как этой теме мы посвятили отдельную главу (/3/15), то не будем развивать её здесь. А также и главным образом потому, что это совершенно очевидно: нет ничего более противного вере, чем какие-то предположения или иные мысли и чувства, полные сомнений и двусмысленности.

Для обоснования своей ошибочной точки зрения софисты без конца повторяют отрывок из Екклесиаста, который к тому же злостно искажают: что никто не знает, достоин ли он ненависти или любви (Еккл 9:1). Хотя я допускаю, что эта фраза в общеизвестном переводе передана неточно, тем не менее и ребёнку ясно, что хотел сказать Соломон: что если кто-либо захочет судить, исходя из находящихся перед ним вещей, кого любит Бог, а кого ненавидит, то попытка его будет тщетной. Ибо преуспеяние и несчастье постигают и праведных, и нечестивых; и того, кто служит Богу, и того, кто отворачивается от Него [Еккл 9:2]. Дарованием кому-либо временных плодов Бог не всегда свидетельствует о Своей любви, равно как, если кого-то заставляет страдать, то не объявляет тем самым о Своей ненависти. Соломон говорит это с целью обличить суетность человеческого ума, который оказывается беспомощным при рассмотрении столь важных предметов. Несколько раньше он сказал, что невозможно понять, чем отличается душа человека от души животного, потому что и тот, и другой умирают одинаково (Еккл 3:19). Если кто-то из этого сделает вывод, что наше мнение относительно бессмертия души основано всего лишь на предположении, то не сочтём ли мы с полным основанием такого человека сумасшедшим? А в здравом ли уме те, кто утверждают, что у людей нет никакой уверенности в Божьей благодати, поскольку её нельзя обнаружить плотским взглядом на реальные вещи?

 

39. Однако софисты ссылаются на то, что приписывать себе несомненное знание воли Божьей - безмерное самомнение. Я бы согласился с ними, если бы ничтожеству нашего разума мы пожелали подчинить непостижимый Божий замысел. Но если мы вместе со св. Павлом просто говорим, что приняли Духа, Который не от мира сего, а от Бога, и через Которого мы познаём дарованное нам Богом (1 Кор 2:12), то что они могут пролепетать в ответ, не оскорбляя тем самым Духа Божьего? Если подозревать, что какое-то исходящее от Него откровение ложно, туманно или двусмысленно, было бы страшным кощунством, то в чём же наша ошибка, когда мы утверждаем непреложность того, что нам открыл Дух?

Но они вновь заявляют, что подобное прославление Духа Христова есть невоздержанность, чем обнаруживают свою крайнюю глупость. Кто бы мог предположить такое невежество у людей, претендующих быть наставниками всех? И тем не менее, они жестоко ошибаются в самых главных положениях христианства. Я бы никогда в это не поверил, если бы меня не убеждали их писания. Св. Павел заявляет, что нет иных сынов Божьих, кроме тех, кого водит Дух Божий (Рим 8:14). А они пытаются доказать, что дети Божьи ведомы их собственным духом, и тем самым лишают их Духа Божьего. Св. Павел учит, что мы не можем называть Бога нашим Отцом, если нам не внушит этого Дух, и что Он один свидетельствует нашим душам, что мы - дети Божьи (Рим 8:16); они же, хотя и не запрещают нам призывать Бога, но похищают у нас Духа, под водительством Которого только и можно Его призывать. Св. Павел отрицает, что человек, не ведомый Духом Христа, может быть Его служителем [Рим 8:9]. А софисты воображают себе христианство, в котором нет места Христову Духу. Св. Павел не оставляет нам никакой надежды на блаженное воскресение, если мы не ощущаем, что в нас живёт Св. Дух (Рим 8:11). Они же допускают надежду, лишённую этого чувства. Они, возможно, ответят, что не отрицают необходимости для нас Св. Духа, но что ради кротости мы должны думать, будто не обладаем Им. Если это так, то чего хотел апостол, когда велел коринфянам исследовать самих себя, живёт ли в них Христос, и добавлял, что не знающий этого отвержен (2 Кор 13:5)?

Духом, данным нам, мы познаём, что Он пребывает в нас, как и говорил св. Иоанн (1 Ин 3:24). И разве мы не подвергаем сомнению обетования Иисуса Христа, если желаем быть служителями Бога вне Духа Христова, тогда как Он объявил, что изольёт Его на всех Своих верных (Ис 44:3)? Не похищаем ли мы у Св. Духа Его славу, отделяя от Него веру, которая даётся именно Духом? Поскольку эти вещи суть самые первые уроки, которые мы должны усвоить относительно нашей религии, то не безумная ли слепота - обвинять христиан в гордыне, когда они хвалятся присутствием в них Св. Духа, без которого нет христианства? Безусловно, своим примером они показывают, насколько истинны слова Господа, что мир не знает Его Духа, а знают Его только те, в ком Он пребывает (Ин 14:17).

 

40. С целью полностью опрокинуть основания веры, софисты нападают на них ещё с одной стороны. Они утверждают, что хотя мы можем вынести суждение о благодати Божьей по мере праведности, в которой пребываем в данный момент, тем не менее остаётся открытым вопрос о нашем постоянстве в ней. Хороша была бы уверенность в спасении, если бы мы не были способны ни на что другое, как строить предположения - они это называют «моралью», - что в данный момент мы пребываем в благодати Божьей, не зная, что случится завтра! Апостол говорит совершенно иное. Он уверен, что ни Ангелы, ни силы, ни власти, ни смерть, ни жизнь, ни настоящее, ни будущее не могут отлучить нас от любви, которой Бог объемлет нас в Иисусе Христе (Рим 8:38-39). Они пытаются выйти из затруднения с помощью легковесного довода, будто апостол получил это знание в особом откровении. Но на этой уловке их очень легко поймать: апостол говорит здесь о благах, которые распространяются на всех верующих, а не о своём сугубо личном опыте.

Но ведь он сам, продолжают они, пытается испугать нас указанием на нашу слабость и непостоянство, когда говорит, чтобы тот, кто стоит, остерегался упасть (1 Кор 10:12). Верно. Однако он говорит так не для того, чтобы нас запугать, а чтобы научить смиряться под крепкой рукой Божьей, как свидетельствует об этом св. Пётр (1 Пет 5:6). Кроме того, не безумная ли фантазия - ограничивать твёрдость веры коротким промежутком времени, когда она выходит за пределы земной жизни и распространяется на будущее бессмертие? Поэтому когда верующие считают благодатью Божьей то, что, будучи просвещены Его Духом, они могут через веру созерцать эту будущую жизнь, то никак невозможно называть эту славу гордыней. И если кто-то стыдится исповедовать это открыто, то тем самым проявляет крайнюю неблагодарность, а не кротость и смирение, потому что извращает и отвергает доброту Бога, которую должен прославлять.

 

41. По моему убеждению, природа веры лучше и яснее всего может быть выражена через существо обетований, в котором она обретает своё истинное основание и без которого сразу же спотыкается или вообще исчезает. Поэтому приведённое выше определение веры я построил исходя из обетований. Это определение не расходится с описанием, которое дал апостол соответственно теме, на которую он рассуждал. Он говорит, что вера есть осуществление (soustenement - буквально «опора», «поддержка») ожидаемого и уверенность (demonstrance - буквально «явление», «доказательство») в невидимом (Евр 11:1). Под уверенностью (греч. "ypostasis) он понимает стойкость, на которую опираются души верующих. Он как бы говорит, что вера - это надёжное и уверенное обладание вещами, обещанными нам Богом. Если кто-нибудь слово «hypostase» предпочитает толковать как «доверие», то я ничего не имею против, хотя сам предпочитаю первое толкование «уверенность», которое более распространено. До последнего дня, когда раскроются книги (Дан 7:10), непосредственно связанные с нашим спасением предметы останутся слишком возвышенными для того, чтобы их мог понять наш разум, могли увидеть наши глаза или коснуться наши руки, и поэтому мы не можем обладать подобными вещами иначе, нежели превосходя возможности нашего ума и возводя свой взор поверх всего видимого в этом мире - короче, преодолевая самих себя. Чтобы подчеркнуть это, апостол добавляет, что такая уверенность в обладании относится к вещам, которые даны в надежде и потому не воспринимаются обычным образом. Ибо очевидность, говорит он, не есть надежда, и мы не надеемся на то, что видим (Рим 8:24). Называя надежду «проявлением» (monstre) или «обнаружением» (probation) вещей невидимых, или, как часто её толкует св. Августин, «убеждающим свидетельством», он словно говорит, что это очевидность непроявлённого, видение невидимого, различение неясного, присутствие отсутствующего, проявление скрытого (Августин. Трактат о Евангелии от Иоанна, LXXIX, 1; XCV, 2 (MPL, XXXV, 1837, 1872); О грехе, заслугах и прощении, II, XXXI, 50 (MPL, XLIV, 181)). Ибо Божественные тайны, в особенности те, которые относятся к нашему спасению, невозможно созерцать сами по себе, и мы видим их только в Слове Божьем, в истинности которого мы должны быть убеждены до такой степени, чтобы воспринимать сказанное в нём как свершившееся.

Как же можно обрести мужество познать и вкусить такую щедрость Бога и не загореться любовью к Нему? Ибо изобилие милости, которое Бог приготовил боящимся Его, невозможно осознать и оценить, если оно не взволнует сердце. Более того, оно не может волновать, не привлекая к себе и не возвышая до себя. Поэтому нет ничего удивительного в том, что подобное чувство никогда не проникает в лживое и злое сердце. Ведь оно открывает нам глаза, чтобы дать доступ ко всем сокровищам Бога и к святым тайнам его Царства, которые не должны быть осквернены нечистым сердцем.

Сорбоннские схоласты учат, что любовь предшествует вере и надежде (Пётр Ломбардский. Цит. соч., III, dist. XXIII, 9; dist. XXV, 5 (MPL, CXCII, 807, 810-811)). Это пустая фантазия, потому что только вера рождает в нас любовь. Св. Бернар говорит лучше: «Я полагаю, что свидетельство совести, которое св. Павел называет похвалой верующих (2 Кор 1:12), заключается в трёх моментах. Во-первых - и прежде всего остального, - необходимо веровать, что ты можешь получить отпущение грехов только как дар Божьей милости. Во-вторых, сознавать, что у тебя не может быть никакого доброго дела, если сам Бог тебе его не даст. В-третьих, что делами ты не можешь заслужить вечной жизни, если она не дана тебе также даром». Немного ниже он добавляет: «Все эти вещи - только начало. Ибо, веруя, что грехи нам может отпустить только Бог, нам нужно решительно держаться того, что Он нам их отпустил, пока посредством свидетельства Св. Духа мы не убедимся, что наше спасение несомненно. Поскольку Бог прощает нам грехи, Сам даёт нам добродетели и вознаграждает за них, то мы не можем останавливаться на этом начале, которое Он положил в нас» (Бернар Клервоский. Проповедь I, на Благовещение, I, 1 (MPL, CLXXXIII, 383ab; 383d-384a)).

Но этот вопрос и всё с ним связанное мы рассмотрим в другом месте (/3/18.8). Сейчас нам достаточно понять, что такое вера.

 

42. Там, где есть живая вера, она всегда несёт с собой упование на вечное спасение или, точнее, она сама порождает его. Если такого упования в нас нет, то нет и веры, как бы цветисто мы ни болтали о ней. Если вера - это, как было сказано раньше, твёрдая убеждённость в Божьей истине, то есть в том, что в этой истине нет ничего лживого, обманчивого, обольстительного, то достигший такой твёрдой убеждённости человек ожидает, что Господь исполнит обетования, которые этот человек принял за истину. В конечном счёте, упование есть не что иное, как ожидание благ, которые вера полагает действительно обещанными Богом. Так, вера полагает, что Бог истинен; упование ожидает, что в назначенное время Он явит свою истину. Вера полагает, что Он - наш Отец; упование надеется, что Он всегда относится к нам по-отечески. Вера полагает, что нам дана вечная жизнь; упование ожидает, что когда-нибудь мы её получим. Вера - это основание, на котором покоится упование. Надежда питает и поддерживает веру.

Никто не может чего-либо ожидать от Бога, кроме тех, кто прежде уверовал в Его обетования. С другой стороны, поскольку наша вера немощна, то, чтобы она не ослабела, её следует постоянно подкреплять в терпеливой надежде и уповании. Поэтому св. Павел, полагая наше спасение в надежде (Рим 8:24), очень хорошо говорит, что она, ожидая Бога в молчании, укрепляет веру, чтобы она не спотыкалась в чрезмерной торопливости. Надежда укрепляет веру таким образом, чтобы она не отклонялась от Божьих обетований, не подвергала их ни малейшему сомнению. Надежда возрождает и оживляет веру, чтобы она никогда не уставала, ведёт её к последней цели, чтобы она не обессилела на середине пути или уже в самый первый день. Наконец, изо дня в день обновляя и восставляя веру, надежда даёт ей неистощимую силу пребыть до конца.

Мы ещё яснее увидим, насколько необходимо утверждать веру в надежде, если рассмотрим, скольким искушениям подвергаются принявшие Слово Божье. Прежде всего, Господь нередко откладывает исполнение Своих обетовании на более долгий срок, чем мы бы того хотели. Здесь дело веры - следовать поучению пророка: «Хотя бы и замедлило [исполнение обетования], жди его, ибо непременно сбудется» (Авв 2:3). Порою Бог не только оставляет нас в томлении, но и открыто проявляет против нас гнев. Тут нас должна питать вера, чтобы, по слову другого пророка, надеяться на Господа, даже если Он сокрыл Своё лицо от нас (Ис 8:17). Кроме того, появляются насмешники, которые, как говорит св. Пётр, спрашивают, где обетования, где пришествие Иисуса Христа, «ибо ... от начала творения всё остается так же» (2 Пет 3:4). Сами плоть и мир вселяют нам в сознание такие мысли. Поэтому необходимо, чтобы вера, опирающаяся на упование и надежду, твёрдо держалась созерцания вечности Царства Божьего, считая тысячу лет за один день (Пс 89/90:5; 2 Пет 3:8).

 

43. Вследствие их близости и подобия Св. Писание иногда смешивает эти слова - «вера» и «надежда», «упование». Например, когда св. Пётр говорит, что сила Божья верою хранит нас до откровения спасения (1 Пет 1:5), то здесь больше подошло бы слово «упование», нежели «вера». Однако последнее употреблено не без оснований: мы показали, что упование есть не что иное, как стойкость и непоколебимость веры. Эти слова не раз употребляются вместе, как например, в том же Послании: «чтобы вы имели веру и упование на Бога» (1 Пет 1:21). И св. Павел, обращаясь к филиппийцам, выводит терпение в ожидании из надежды (Флп 1:20), так как, терпеливо надеясь, мы держим в узде свои желания, пока не наступит назначенное Богом время (opportunite de Dieu). Это ещё легче понять из 11-й главы Послания к иудеям, на которую я уже ссылался. В другом месте св. Павел, хотя и не говорит прямо, имеет в виду то же самое: «Мы духом ожидаем и надеемся праведности от веры» (Гал 5:5). То есть, получив свидетельство Евангелия о незаслуживаемой любви Бога, мы ожидаем, что Он сделает очевидным и действенным то, что пока сокрыто в надежде.

В силу этого теперь нетрудно увидеть, насколько глубоко заблуждается мастер сентенций, утверждая, что надежда имеет двойное основание - благодать Бога и заслуги по делам (Пётр Ломбардский. Цит. соч., III, dist XXVI (MPL, CXCII, 811)).

Разумеется, у надежды не может быть иной цели, кроме веры. Мы убедительно показали также, что единственным объектом веры является милосердие Бога, в котором она утверждается, так сказать, не глядя по сторонам. Но полезно выслушать довод, который он приводит: «Если ты на что-то надеешься, не заслужив этого, то это не надежда, а самомнение». Кто же, спрашиваю я вас, друзья мои, удержится от проклятия в адрес таких животных, которые полагают, что твёрдо веровать в истинность Бога - это невоздержанность и высокомерие? Бог повелел нам ожидать всего от Его доброты, а они говорят, что успокаиваться в ней было бы высокомерием. Такой учитель достоин тех учеников, которых он имеет в школах софистов, то есть в Сорбонне. Мы же, напротив, слыша явное Божье повеление грешникам твёрдо уповать на спасение, дерзновенно принимаем как Божью истину, что благодаря милосердию Бога и без всякого доверия к собственным делам можем с несомненностью ожидать обещанного Им. Поступая так, мы обнаруживаем, что Тот, Кто сказал: «По вере вашей да будет вам» (Мф 9:29), - нас не обманет.