Избранные Богом

ГЛАВА 3. ПРЕДОПРЕДЕЛЕНИЕ И СВОБОДА ВОЛИ

Идея предопределения посягает на саму сущность свободы человека. Если Бог решил определить нашу судьбу из вечности, это значит, что наш свободный выбор —всего-навсего баловство, пустые хлопоты в спектакле с предрешенным концом: Бог написал для нас четкий сценарий, который мы и воплощаем.

Чтобы как-то подступиться к головоломке о предопределении и свободной воле, нужно выяснить, что мы понимаем под свободной волей. Хотя даже попытки дать определение могут привести к новому спору. Пожалуй, одно из самых распространенных определений гласит: свободная воля — это способность делать выбор без какого-либо предварительного суждения, склонности или расположения. Для того чтобы воля была свободной, она должна действовать с позиций нейтралитета, без какой-либо предвзятости.

На первый взгляд, определение весьма недурно. В нем нет ни намека на внутреннее или внешнее принуждение. Впрочем, под этой кристально чистой поверхностью таятся две проблемы. С одной стороны, если мы делаем свой выбор исключительно с нейтрального положения, без какого-либо предрасположения, то, следовательно, делаем его без причины. А раз мы выбираем без причины, раз наш выбор абсолютно спонтанен, можно ли говорить о его нравственном значении? Если выбор происходит внезапно, появляясь, как, скажем, мыльный пузырь, без толку и проку, то его нельзя оценивать в категориях «хорошо-плохо». Глядя на наш выбор, Бог оценивает его по нашим мотивам.

Возьмем, например, случай с Иосифом и его братьями. Когда Иосифа продавали в рабство, сыграло свою роль и Божье

39

Провидение. Годами позже, встретившись с братьями в Египте, Иосиф сказал им: «Вот, вы умышляли против меня зло; но Бог обратил это в добро» (Быт. 50:20). В данном случае ключевым фактором, определившим качество действий братьев, была мо-тивация. Божье участие в судьбе Иосифа было благим. Участие братьев — злым. Существовала причина, по которой братья и продали Иосифа в рабство, и мотивация их была злой. Их решение не было ни спонтанным, ни нейтральным: они ревновали к своему брату, и выбранное ими решение о продаже Иосифа было подсказано их злыми желаниями.

Вторая проблема, связанная с этим общепринятым определением, носит не столько нравственный, сколько рациональный характер. Если нет никакой предшествующей выбору склонности, желания или тяги, никакой предварительной мотивации или причины, как вообще может быть сделан выбор? Если воля абсолютно нейтральна, зачем ей выбирать правое или левое? Это напоминает проблему, с которой столкнулась Алиса в Стране Чудес, когда подошла к развилке дороги. Она не знала, куда ей идти дальше, и, увидев на дереве Чеширского Кота, спросила его: «В какую сторону мне идти?» Вместо ответа Кот спросил: «А куда тебе нужно?» Алиса ответила: «Не знаю». «Тогда, — сказал Кот, — все равно в какую».

Поставьте себя на место Алисы. На самом деле она могла выбрать один из четырех вариантов. Она могла повернуть налево или направо. Также она могла развернуться и пойти туда, откуда только что пришла. А еще она могла остаться на месте и ждать конца своих дней. Чтобы сделать хоть один шаг в каком- либо направлении, ей была нужна мотивация, стремление. Без мотивации, хоть какого-нибудь расположения, ее единственным выбором мог быть только четвертый — стоять на месте до самой смерти.

Еще одна довольно известная история, иллюстрирующая ту же самую проблему, — это рассказ о равнодушном осле. Этот осел либо не желал ничего, либо хотел все сразу. Его хозяин поставил слева от него корзину с овсом, а справа — с пшеницей. Раз ослу не хочется ни овса, ни пшеницы, его ждет голодная смерть. Если же какое-то желание и возникает, то оно тянет осла одновремен

40

но и к овсу, и к пшенице, в результате чего ему и тут приходится голодать. Такое равное, одинаковое благорасположение ни к чему не приведет. Ведь нет никакой мотивации. Без мотива не будет еды. А без еды не будет осла.

Мы должны отвергнуть теорию равнодушия и нейтралитета воли не только потому, что она иррациональна, но и потому, что она, как скоро выяснится, совершенно не соответствует Библии.

Христианские мыслители оставили нам два очень важных определения свободной воли. Мы рассмотрим первое определение, данное Джонатаном Эдвардсом в его классическом труде «О свободе воли».

Эдвардс определяет волю как «избирающий разум». Прежде чем делать какой-либо нравственный выбор, мы должны иметь хоть некоторое представление об избираемом. Таким образом, наш выбор основывается на том, что одобряет или отвергает разум. Наше понимание ценности того или иного варианта играет в процессе принятия решения ключевую роль. Мои мотивация и предрасположение, как и мой действительный выбор, определяются моим разумом. Еще раз: если разум не вовлечен в процесс выбора, то выбор как таковой совершается без причины. А это значит, что выбор весьма спорен и является нравственно бессмысленным действием. Ведь инстинкт и выбор — это разные вещи.

Второе из рассматриваемых нами определений воли таково: «свободная воля — это способность выбирать желаемое». Оно зиждется на другом важном основании — человеческом желании. Обладать свободной волей — значит быть способным выбирать в соответствии со своими желаниями. Здесь желание играет роль элемента, который обеспечивает мотивацию или причину для непосредственного выбора.

Теперь самое сложное. Согласно Эдвардсу, человек не только может свободно выбирать желаемое, но и должен выбирать это самое желаемое, если, разумеется, выбор все-таки совершается. То, что я называю законом выбора по Эдвардсу, звучит так: «Воля всегда делает выбор в соответствии с ее самым сильным влечением в данный момент времени». Это значит, что всякий выбор свободен и всякий выбор предрешен.

41

Я сказал, что мы подошли к самому сложному. Звучит противоречиво, когда слышишь, что каждый выбор свободен, но в то же время уже предрешен. Но «предрешенность» в нашем случае не означает давления на волю некой внешней силы, скорее мы имеем в виду внутреннюю мотивацию самого выбирающего, его желание. В упрощенной форме закон Эдвардса гласит: наш выбор определяется нашими же желаниями. При этом выбор остается выбором, только мотивируется он нашими желаниями. Это мы называем самоопределением, что и является сущностью выбора.

Задумайтесь на минутку о том, как выбираете вы. Почему и каким образом это происходит? Вот, например, сейчас вы читаете эту книгу. Почему? Вы выбрали ее потому, что вам интересна тема предопределения и вы хотите изучить ее подробнее? Возможно. А может быть, вам задали читать эту книгу, и сейчас вы думаете: «И вовсе у меня нет никакого желания читать ее. Я просто вынужден это делать и поэтому сражаюсь с каждой страницей лишь затем, чтобы исполнить желание преподавателя. Будь на то моя воля, я никогда бы и не выбрал эту книгу».

Не всегда «на то» наша воля, не так ли? Даже если вы читаете в связи с определенного рода обязанностями, выбор делали именно вы: остаться послушным или нет. Именно вы решили, что лучше или желательнее будет прочесть эту книгу, а не оставлять ее на полке. Уж в этом я уверен, ведь вы ее сейчас читаете.

Любое решение мы принимаем по какой-то причине. Когда в следующий раз вы окажетесь в каком-нибудь зале (скажем, в театре, классе или церкви) и будете выбирать место, задайте себе вопрос: «Почему я сажусь именно здесь?» Возможно, это единственное свободное место, и вы решили, что «лучше плохо сидеть, чем хорошо стоять». А может быть, вы обнаружите, что сели почти бессознательно. Вы сели поближе к сцене или подальше от нее. Почему? Может быть, это связано с вашим зрением. А возможно, вы просто слишком робки или, наоборот, общительны. Вам может показаться, что вы сели именно в этом месте без какой-либо на то причины, но выбор места всегда будет совершаться под влиянием самого сильного влечения на мо

42

мент принятия решения. Это влечение может быть очень простым — вы стремитесь к ближайшему свободному месту, чтобы долго не искать другого.

Процесс принятия решения — дело довольно сложное, ведь варианты, из которых нам приходится выбирать, подчас очень разнообразны и многочисленны. Теперь добавьте к этому, что мы — существа с многочисленными и разнообразными желаниями, и мотивы, которыми мы руководствуемся, зачастую весьма противоречивы.

Вот, например, мороженое. У меня с ним постоянно возникают сложности, очень уж я его люблю. И если бы существовала зависимость от мороженого, я был бы ярким представителем попавших в эту зависимость. У меня по крайней мере пятнадцать фунтов лишнего веса, и я уверен, что как минимум двадцати фунтам своего общего веса я обязан именно мороженому. Ему я обязан и тем, что ко мне теперь относятся поговорки: «Во рту мгновенье сладко, а на талии всю жизнь складки», и еще: «Потакаешь телу — не пролезешь в двери». Благодаря мороженому мне теперь приходится покупать расширяющиеся к талии сорочки.

Итак, будь на то моя воля, я хотел бы иметь стройное, мускулистое тело. Ненавижу влезать в ставшие тесными пиджаки. А еще не люблю, когда старушки с улыбкой похлопывают меня по животику. Многих, как я заметил, медом не корми, только дай похлопать соседа по животу. Но я знаю, как мне избавиться от лишних фунтов, — я должен не есть мороженого. И вот я уже на диете. Я сажусь на диету, потому что хочу этого. Я мечтаю сбросить вес. Я желаю выглядеть лучше. И все идет хорошо до тех пор, пока кто-нибудь не приглашает меня в кондитер-скую «Swenson’s». Да будет вам известно, там делают лучший в мире пломбирный десерт. Так вот, я понимаю: мне туда нельзя. Но мне там нравится. Поэтому, когда наступает момент принятия решения, меня раздирают противоречивые желания: мне хочется похудеть, но я хочу и мороженого. И какое из этих желаний на момент принятия решения окажется сильнее, тот выбор я и сделаю. Вот и все.

Теперь посмотрите на мою жену. Мы собираемся отметить серебряную свадьбу, и я знаю, что она весит ровно столько же,

43

сколько и в первый день нашего знакомства. Ее свадебное платье и сегодня сидит на ней отлично. Да и с мороженым у нее нет никаких проблем. Почти все его сорта содержат ваниль, шоколад и клубничный сироп. При одном только его виде у меня текут слюнки, но для моей жены, кажется, даже самый изысканный сорт мороженного — не соблазн. Но что это?! Мы подходим к «Баскин Робинс»! И на витрине всеми цветами радуги сверкают пирамиды пломбира! Всякий раз, когда мы идем по супермаркету и доходим до «Баскин Робинс», с моей женой начинает происходить что-то странное. Ее шаг замедляется, ладони холодеют, становятся влажными, и я просто чувствую, как у нее начинается слюновыделение. Она испытывает тот же конфликт желаний, который преследует меня каждый день.

Мы всегда делаем выбор в соответствии с нашим самым сильным влечением на данный момент. Даже внешнее принуждение не может отнять у нас свободы выбора. Принуждение втягивает в процесс принятия решения некую внешнюю силу, навязывающую людям такой выбор, который без влияния извне они никогда не сделали бы. У меня нет ни малейшего желания платить налоги. Я могу, конечно, отказаться платить, но последствия этого решения менее желательны, чем оплата. Угрожая тюремной камерой, правительство может навязать мне свою волю — заплатить налоги.

Или возьмем случай вооруженного ограбления. Подходит, скажем, ко мне парень с пистолетом и говорит: «Жизнь или кошелек». Он сузил бесчисленное количество вариантов, из которых я мог бы выбирать, до двух. Будь на то моя воля, я бы ему денег не пожертвовал. Существуют куда лучшие способы благотворительности. Но внезапно, в результате внешнего давления со стороны бандита, мое настроение меняется. Он использует силу, чтобы пробудить во мне определенные желания, и мне уже нужно выбирать между моим желанием жить и желанием поделиться своими сбережениями. Я, вероятно, отдал бы ему деньги еще и потому, что он их получит в любом случае, — когда убьет меня. Вы, конечно, можете поступить иначе и сказать: «Лучше умереть, чем отдать свои кровные. Хочешь денег? Только через мой труп!»

44

Ну что ж, в любом случае выбор сделан. И сделан он в соответствии с самым сильным нашим желанием на данный момент. Попробуйте, если, разумеется, у вас получится, вспомнить о ка- ком-нибудь случае, когда вы сделали выбор, не обращая внимания на свое самое сильное желание. А грех? Каждый христианин (кто-то больше, кто-то меньше) в сердце хочет быть послушным Христу. Мы любим Господа и хотим прославлять Его. И все же каждый христианин грешит. Горькая правда в том, что в момент согрешения грех влечет нас сильнее, чем послушание Богу. Вот если бы было наоборот, мы бы никогда не грешили.

А чему учит апостол Павел? Не вспоминает ли он ситуацию, когда поступил против своего желания? В Послании к Римлянам Павел говорит: «Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю» (Рим. 7:19). Звучит так, будто под води-тельством Святого Духа Божьего апостол подтверждает существование таких моментов, когда мы поступаем против своего сильнейшего влечения.

Не думаю, что апостол в этом отрывке провозглашал откровение о механизме действия воли. Скорее всего, Павел старался осмыслить то, что каждый из нас переживал в своей жизни. Все хотят убежать от греха. Здесь как раз и говорится о синдроме «будь на то моя воля». Будь на то моя воля, я хотел бы стать совершенным. Я хотел бы вообще не грешить, как не хочу прибавлять в весе. Но мои желания не отличаются постоянством. Им свойственно колебаться. Когда мой желудок полон, мне легко сесть на диету. Но когда он пустеет, степень этого желания резко уменьшается. Искушение появляется в тот миг, когда мое желание меняется и появляется аппетит. Вот тогда-то я и делаю то, что не хотел бы делать, будь на то моя воля.

Павел описывает настоящий конфликт человеческих желаний, которые влекут за собой порочный выбор. Христианину приходится жить на поле битвы, где сражаются желания, поэтому в процессе христианского роста мы укрепляем желание угождать Христу и ослабляем влечение к греху. Павел называет это борьбой между плотью и Духом.

Сказать, что мы всегда выбираем согласно нашему сильнейшему влечению на момент выбора, — значит сказать, что мы

45

всегда выбираем то, что хотим. В каждое мгновение выбора мы свободны и в то же время самоопределяющи. Но не путайте самоопределение с детерминизмом. Детерминизм — это когда нас заставляют или принуждают к действию внешние силы. Эти внешние силы, как мы уже заметили, могут существенно ограничить наш выбор, но они не способны лишить нас самого выбора. Они не в состоянии заставить нас любить то, что мы ненавидим. В случае, когда ненависть обращается в восхищение, происходит не принуждение, а убеждение. Меня нельзя заставить делать то, что я сам хочу сделать.

Нейтральная точка зрения на свободную волю невозможна, ибо в таком случае рассматривается выбор без желания, а это похоже на следствие без причины. Что-то, взявшееся из ничего, — это абсурд. Библия ясно говорит, что мы выбираем согласно своим желаниям. Злые желания ведут к порочному выбору и дурным поступкам, благочестивые же — к благочестивым. Иисус однажды говорил об этом на примере плохого дерева, которое приносит плохие плоды. Смоковница не приносит яблок, а яблоня — смокв. Подобно этому, праведные желания производят праведный выбор, а злые — порочный.

 

НРАВСТВЕННЫЕ И ЕСТЕСТВЕННЫЕ СПОСОБНОСТИ

Джонатан Эдвардс вывел еще одно отличие, помогающее лучше понять библейскую концепцию свободной воли. Он выделил естественные и нравственные способности. Естественная способность связана с силами, которыми обладает каждое создание по своей природе, то есть по естеству. Как человек, я обладаю естественной способностью думать, ходить, говорить, видеть, слышать, а также выбирать. Бывают и такие естественные способности, которых у меня нет. Некоторые существа, например, умеют летать без помощи механических приспособлений. У меня такой способности нет. Я, может быть, и хотел бы парить над землей как Бэтмен, но, увы, не могу. И не могу я этого не из-за нравственной ущербности своего характера, а из-за того, что мой Создатель не наделил меня естественными средствами, которые позволили бы мне летать, — у меня нет крыльев.

46

Воля также относится к данным Богом естественным способностям. В своем естестве мы наделены всем необходимым для того, чтобы делать выбор: у нас есть разум и воля, есть естественная способность выбирать желаемое. Так в чем же проблема? Согласно Библии, все дело в одном — в природе наших желаний. Именно здесь кроется разгадка нашей греховности. Писание говорит, что сердце падшего человека постоянно порождает исключительно злые желания (Быт. 6:5).

В Библии много сказано о человеческом сердце. Причем под «сердцем» Писание подразумевает не столько орган, перегоняющий по телу кровь, сколько средоточие души, глубочайший источник человеческих привязанностей. Иисус видел тесную взаимосвязь между местом, где находится сокровищница человека, и желаниями его сердца. Найдите карту «острова сокровищ» человека, и у вас появится ключ к его сердцу.

Эдвардс заявил, что проблема греха коренится в нравственных способностях человека или в отсутствии таковых. Прежде чем кто-либо сделает выбор, угождающий Богу, он должен захотеть угодить Богу. Прежде чем найти Бога, мы должны захотеть начать поиск. Прежде чем человек изберет добро, он должен сначала повернуться в сторону добра. Прежде чем выбрать Христа, мы должны обрести желание сделать это. Вся суть спора о предопределении зиждется именно на этом: может ли падший человек почувствовать естественное желание принять Христа?

Сам Эдвардс отвечает на этот вопрос однозначным «нет». Он настаивает, что в момент грехопадения человек утрачивает изначально присущее ему влечение к Богу. Когда же он теряет это желание, что-то происходит и с его свободой. Человек ли-шается нравственной способности избрания Христа. Ведь для того чтобы сделать выбор, грешник должен сначала захотеть этого, поэтому он должен или уже иметь это желание в сердце, или получить его от Бога. Эдвардс и другие сторонники реформатского учения о предопределения едины во мнении, что до тех пор, пока Сам Господь не поместит это желание в сердце человека, никто, предоставленный себе, никогда не сделает свободный выбор в пользу Христа. Человеку свойственно

47

всегда и при любых обстоятельствах отвергать благовестие, потому что он не хочет этого благовестил. Человек всегда и везде отвергает Христа, потому что не испытывает желания принять Его. Человек отвергает Христа без принуждения (в том смысле, что поступает исключительно в согласии со своими желаниями).

Здесь я вовсе не пытаюсь доказывать правоту Эдвардса, для этого понадобилось бы пристальней рассмотреть библейское учение о нравственных способностях человека. Это мы еще успеем. Также нужно ответить на вопрос: «Если человек нравственно не способен избрать Христа, как тогда вообще Бог может возлагать на него ответственность за этот выбор? Если человек рождается нравственно ущербным, без малейшего желания двигаться к Христу, не Бог ли несет ответственность за последствия неверного выбора?» Попрошу вас набраться терпения. Скоро мы доберемся и до этих вопросов.

 

СВ. АВГУСТИН О СВОБОДЕ

Разницу между естественной и нравственной способностями человека задолго до Эдвардса представил еще св. Августин, только в несколько иной терминологии. Касаясь этой проблемы, Августин говорит, что падший человек имеет свободную волю, но у него нет свободы. На первый взгляд несколько странное утверждение. Как можно иметь свободную волю и не быть свободным?

Августин склонялся к тому же мнению, что и Эдвардс. Падший человек не теряет способности выбирать. Он способен действовать согласно своим желаниям. Но так как его желания порочны, он не обладает «царской» свободой, то есть свободой осво-божденных к праведности. Падший человек находится в опасном состоянии нравственного рабства. Вот это состояние рабства и называется первородным грехом.

Первородный грех — тема настолько сложная, что буквально каждая христианская деноминация говорит о нем. О грехопадении человека рассказано в Писании, и невозможно составить понятие о человеке, не принимая во внимание этого события. Некоторые христиане (если их вообще можно назвать христиа

48

нами) утверждают, что человек не пал. Не признавая падения человека, невозможно признать и его греховность. А не считая себя грешниками, мы не нуждаемся и в Спасителе. Итак, признание собственной греховности — это обязательный шаг к принятию Христа.

Впрочем, можно допустить, что мы — творения падшие, но не принимать во внимание феномен первородного греха. Только в этом случае нам придется столкнуться с проблемами куда более серьезными. Поэтому не случайно почти каждая церковь сформулировала свое понимание доктрины о первородном грехе.

По этому вопросу существует самый широкий спектр мнений. Все согласны с тем, что без этой доктрины не обойтись; другое дело, — что подразумевать под первородным грехом.

Предлагаю начать с того, чем первородный грех не является. Первородный грех — это не первый грех. Это не грех Адама и Евы. Первородный грех относится к результату их греха. Первородный грех — это то наказание Божье, которое последовало за первым грехом. Вот как это можно представить: Адам и Ева согрешили. Это — первый грех. В результате их греха человечество потерпело нравственное крушение: природа человека подверглась нравственному падению, все изменилось, человечество стало развращенным. Так вот это развращенное состояние церковь и называет первородным грехом.

Первородный грех — это не какой-то определенный греховный поступок. Это условие греха. Первородный грех относится к природе греха, в силу которой и совершаются конкретные со-грешения. Повторю: мы совершаем грехи потому, что таково наше естество. Первоначально этой природы у человека не было, но после грехопадения его нравственная сущность изменилась, И теперь, «благодаря» первородному греху, мы обладаем падшей и развращенной природой.

Падший человек, как говорится в Библии, рождается в грехе. Он находится «под властью» греха. По природе мы — чада гнева. И рождаемся мы не в состоянии невинности.

Однажды Джона Герштнера пригласили проповедовать в пресвитерианскую церковь. У дверей его встретил один из

49

пресвитеров церкви и сказал, что служба будет посвящена таинству крещения младенцев. И когда доктор Герштнер согласился участвовать в этом таинстве, другой пресвитер объяснил ему местную традицию проведения крещения. Он попросил доктора Герштнера перед крещением младенцев раздать их родителям по белой розе. В ответ на проявленное Герштнером любопытство по поводу смысла такого подношения старейшина сказал: «Мы дарим белую розу как символ невинности младенца перед Господом». «Так, — озадаченно нахмурился доктор Герштнер, — а что же в таком случае символизирует вода?» Представьте себе состояние пресвитера, попытавшегося объяснить символизм омовения грехов у невинных младенцев.

Заблуждение этой общины не уникально. Признавая, что младенцы не виновны в совершении конкретных греховных действий, мы можем легко прийти к заключению, что они — невинны. Но это для богословия все равно, что для человека — прыжок босиком на битые стекла. Несмотря на то что младенец не виновен в совершении конкретных греховных поступков, он, тем не менее, повинен в первородным грехе.

Чтобы понять реформатское учение о предопределении, совершенно необходимо понять взгляды реформатов на первородный грех. Эти два догмата должны или вместе приниматься, или вместе отвергаться.

Реформатская точка зрения следует мысли Августина. Августин подробно разбирает состояние Адама до грехопадения и состояние человечества после грехопадения. До грехопадения Адам был наделен двумя способностями: способностью грешить и способностью не грешить. После грехопадения Адам сохранил способность грешить и утратил способность не грешить. Формула «неспособность не грешить» кажется несколько странной, особенно англоязычному читателю, ведь в английском языке нет двойного отрицания. На латыни же мысль Августина звучит так: non posse поп рессаге. Другими словами, после грехопадения человек оказался нравственно неспособным жить без греха; способность жить и не грешить была утрачена в Эдеме. Вот в этом-то нравственном бессилии и заключается сущность первородного греха.

50

Когда мы возрождаемся, наши греховные узы разбиваются. После того как нас оживотворяют с Христом, мы, сохраняя способность грешить, вновь приобретаем и способность не грешить. На небесах же мы утратим способность грешить.

Посмотрите на схему.

Из схемы следует, что человек до и после грехопадения, а также после возрождения сохраняет способность грешить. До грехопадения он был способен не грешить, и эта способность была им утрачена в момент грехопадения. Восстанавливается

51

 

 

она только тогда, когда человек возрождается, и затем эта способность не грешить сохраняется на небесах. Первоначально человек не страдал от нравственного бессилия — оно стало результатом грехопадения. Другими словами, до грехопадения человек был способен уклоняться от греха, а после грехопадения человек уже не мог этого делать. Это мы и называем первородным грехом. Наше нравственное бессилие, нравственные узы преодолеваются лишь рождением свыше. Возрождение освобождает нас от первородного греха. До возрождения у нас остается свободная воля, но мы не свободны от власти греха, а именно это является для Августина «свободой».

Возрожденный человек по-прежнему может грешить. Способность грешить не исчезает до тех пор, пока мы не будем вознесены во славе на небеса. У нас сохраняется способность грешить, но мы больше не находимся под властью первородного греха. Нас освобождают от этого. Впрочем, это вовсе не значит, что теперь мы будем жить совершенной жизнью, — мы все еще грешим, но можем теперь сказать, что наша падшая природа способна не только на это.

 

ТОЧКА ЗРЕНИЯ ХРИСТА НА НРАВСТВЕННУЮ СПОСОБНОСТЬ

Мы вкратце коснулись рассуждений Джонатана Эдвардса и св. Августина о нравственном бессилии человека. Думаю, что они очень полезны, и убежден, что они правильны. И все же, несмотря на авторитет этих великих богословов, ни один из них не может требовать от нас абсолютного послушания своему учению, ведь каждый из них мог ошибаться. Но совсем иначе воспринимается христианами учение Иисуса. Для нас (как, впрочем, и для всех верующих в Божественность Иисуса) мировоззрение должно определяться учением Христа. Именно оно является истиной в последней инстанции относительно нравственной способности человека.

Одно из важнейших изречений Иисуса по этому вопросу содержится в Евангелии от Иоанна: «Для того-то и говорил Я вам, что никто не может придти ко Мне, если то не дано будет ему от Отца Моего» (Ин. 6:65).

52

Давайте проанализируем этот стих. Первая его составляющая — полное отрицание. Слово «никто» — это абсолютное отрицание. Оно не допускает никаких исключений, кроме, конечно, тех, которые делает Сам Иисус. Но следующее за ним слово еще важнее. Это глагол может. Причем глагол этот подчеркивает не разрешение на совершение действия, а способность человека сделать что-либо.

Кто из изучавших английский язык не путал значения двух модальных глаголов сап и mayl* У меня, например, была учительница английского, которая не упускала случая, чтобы задать их на дом. Если я поднимал руку и спрашивал: «Сап I sharpen шу pencil?»**, ответ был всегда одним и тем же. Она улыбалась и произносила: «I am sure that You can. You also may sharpen your pencil»***. Слово can говорит о способности, a may — о возможности.

В этом отрывке Иисус не говорит: «Никто не имеет возможности прийти ко Мне...». Он говорит: «Никто не способен прийти ко Мне...».

Следующее слово — «если» — также очень важно. Здесь оно выражает условие, которое мы называем необходимым. Иначе говоря, прежде чем что-либо произойдет, должно быть выполнено обязательное условие.

Смысл слов Иисуса предельно ясен. Ни один человек не способен прийти к Христу до тех пор, пока не произойдет то, что даст ему силы и способность сделать это. Необходимое условие, согласно Иисусу, выражается так: «...если не дано будет ему от Отца». Иисус утверждает, что способность прийти к Нему дается человеку в виде дара от Бога. У Человека как такового нет способности прийти к Христу, сначала что-то должен сделать Бог.

53

Этот отрывок утверждает, по крайней мере, следующее: по своей греховной природе человек не способен прийти к Христу только собственными силами, без Божьей помощи. С этой частью учения Иисуса соглашается как Эдвардс, так и Августин. Остается лишь один вопрос: дает ли Бог эту способность всем людям? Реформаты отвечают отрицательно. Приверженцы некоторых других учений — положительно. Но одно можно сказать наверняка: человек не способен прийти к Христу самостоятельно, без определенной помощи от Бога.

О какой же помощи идет речь? Что нужно предпринять Богу, чтобы преодолеть наше природное бессилие? Разгадку можно увидеть в этой же главе Евангелия. Более того, в ней содержатся сразу два утверждения Иисуса, относящиеся к волнующему нас вопросу.

Несколько раньше Иисус уже говорил нечто подобное: «Никто не может придти ко Мне, если не привлечет его Отец, пославший Меня» (Ин. 6:44). Ключевым здесь является слово привлечет. Что означает это «привлечение»? Часто мне приходится слышать, что Отец привлекает Собою, то есть нас в Нем что-то привлекает, или под «привлечением» просто имеется в виду приглашение людей к Христу. Но люди могут и не обратить внимания на привлекательность Бога и отвергнуть Его приглашение. Приглашение, конечно, необходимо, но его нельзя путать с принуждением. На языке логики это звучит так: приглашение Бога — это необходимое, но недостаточное условие обращения человека к Христу. Проще говоря, мы не можем прийти к Христу без приглашения, но приглашение вовсе не гарантирует, что у нас на самом деле возникнет желание оказаться с Христом.

Я убежден, что вышеизложенные трактовки глагола «привлекать» неверны. Они искажают текст Писания, а конкретнее — библейское значение слова привлекать. В данном тексте стоит греческий глагол е1кд. «Теологический словарь Нового Завета» под редакцией Киттеля дает следующее определение этому слову: «тащить, волочить, заставлять, принуждать наивысшей властью». Лингвистически и лексикографически слово е1кд означает «принуждать».

54

Идея принуждения гораздо сильнее идеи приглашения. Чтобы убедиться в этом, предлагаю рассмотреть еще два отрывка из Нового Завета, где употребляется то же самое греческое слово. В Послании Иакова мы читаем: «А вы презрели бедного. Не богатые ли притесняют вас, и не они ли влекут вас в суды» (Иак. 2:6). Догадайтесь, какой глагол интересует нас в этом отрывке? Правильно — влекут. А сейчас попробуем поменять его на «приглашение». Посмотрите, что вышло: «Не богатые ли притесняют вас, и не они ли приглашают вас в суды».

То же слово появляется в Книге Деяний: «Тогда господа ее, видя, что исчезла надежда дохода их, схватили Павла и Силу, и повлекли на площадь к начальникам» (Деян. 16:19). И здесь попытайтесь поставить вместо «влечь» глагол «приглашать». Павла и Силу схватили не для того, чтобы затем пригласить их «на площадь к начальникам».

Однажды меня попросили принять участие в дебатах по теме «Доктрина предопределения» на публичном форуме в арминианской семинарии. Моим оппонентом был декан кафедры новозаветных изучений. В один из ключевых моментов обсуждения мы сосредоточили наше внимание на упомянутом выше отрывке о привлечении верующих Отцом. Причем этот отрывок мой оппонент сам процитировал в качестве доказательства того, что Бог никогда никого не заставляет и не принуждает приходить к Христу. Он настаивал на том, что Божественное влияние на грешного человека ограничивается «привлечением» в смысле «приглашения».

Тогда я сослался на Киттеля и на примеры из Нового Завета, где слово «привлекать» употребляется в значении волочить. Казалось, я загнал его в угол. Я был уверен, что он сам поставил себя в безвыходное положение. И вот тут он меня поразил. Он просто застал меня врасплох. Никогда не забуду того страшного момента, когда он вдруг процитировал какого-то малоизвестного греческого поэта, у которого тот же самый глагол описывал процесс подъема воды из колодца. Он посмотрел на меня и сказал: «Что ж, профессор Спраул, может ли кто-нибудь „волочить“, то есть заставлять воду выйти из колодца?» В свете этого нового значения обсуждавшегося нами глагола по аудитории

55

пронеслась волна смеха. Я, честно говоря, выглядел довольно глупо. Когда же смех утих, я ответил: «Нет, профессор. Должен признаться, что мы не „волочим“, то есть не заставляем воду вылиться из колодца. Но как же мы все-таки достаем ее? Неужели „приглашаем“? Неужели стоим у колодца и зовем — „эй, водичка, сюда, сюда!“?» Богу необходимо войти в наши сердца, чтобы обратить нас к Христу, также, как нам нужно бросить в колодец ведро, чтобы достать воду. Вода сама просто так не поднимется, услышав наше приглашение.

И все же, несмотря на всю важность этих отрывков из Евангелия от Иоанна, они ничуть не умаляют значимости еще одного изречения Иисуса, касающегося нравственных способностей человека. Я имею в виду знаменитый разговор Иисуса с Ни-кодимом, когда Иисус говорит: «Истинно, истинно говорю тебе: если кто не родится свыше, не может увидеть Царствия Божия» (Ин. 3:3). Двумя стихами позже Иисус повторяет эти слова: «Истинно, истинно говорю тебе: если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие».

И вновь мы встречаем ключевое для нас слово если. С его помощью Иисус утверждает необходимое условие, которое должно быть выполнено прежде, чем человек сможет увидеть Царство Божье и войти в него. Это неотъемлемое условие — духовное воз-рождение. Реформатское учение о предопределении гласит, что прежде, чем кто-либо сможет избрать Христа, его сердце должно измениться. Этот человек должен быть возрожден. Нереформатские учения утверждают несколько обратное: сначала человек должен избрать Христа, а уже потом — возродиться. Из этого следует, что видят Царство Божье и входят в него невозрожденные люди: в момент, когда человек принимает Христа, он попадает в Царство Божье. Человек не обретает сначала веру, а лишь затем возрождается и входит в Царство. Но как может человек захотеть и согласиться верить в то, чего не может видеть? Как человек войдет в Царство Божье, не возродившись? Иисус подчеркивал, что Никодиму необходимо родиться отДуха, ведь тот был все еще во плоти. Плоть, как известно, порождает только плоть и, согласно утверждению Иисуса, не пользует нисколько. Как комментиро

56

вал Лютер: «Она не имеет совершенно никакого значения». Однако у нереформатов на призыв Христа откликаются невозрож- денные люди, откликаются те, кто все еще пребывает во плоти. Получается, что у них плоть приносит не просто нечто, а самое главное, что вообще доступно человеку, — вход в Царство Божье верою в Христа. Если человек, находящийся во плоти, то есть не возрожденный силою Духа Святого, может склонить себя к Христу, зачем ему нужно возрождение? В этом-то и заключается фатальный изъян нереформатского богословия. Они не учитывают всю серьезность нравственного бессилия человека, его нравственную импотенцию.

Центральным пунктом реформатского учения является максима: «возрождение предшествует вере». Наша природа настолько развращена, а сила греха настолько велика, что без сверхъестественного вмешательства Бога в наши души мы никогда не из-берем Христа. Мы верим не для того, чтобы возродиться, — мы возрождаемся для того, чтобы верить.

Интересно, что в той же самой главе, более того, в том же самом отрывке, где наш Господь учит о необходимости возрождения даже для того, чтобы хотя бы увидеть Царство Божье, нереформаты находят одно из главных подтверждений мнения о сохранившейся в грешном человеке еле теплящейся способности избрать Христа. Они ссылаются на следующий стих: «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3:16).

Что этот знаменитый стих говорит о способности грешного человека к избранию Христа? Ответ простой — ничего. Аргумент, приводимый нереформатами, заключается в том, что текст, дескать, гласит о наличии в каждом человеке силы принять или отвергнуть Христа. Но внимательное отношение к тек-сту показывает, что там ничего подобного не содержится. В этом отрывке лишь утверждается, что всякий, верующий в Христа, будет спасен. Кто удовлетворяет условию Л (верует), приобретет Б (вечную жизнь). Текст ничего не говорит о том, кто будет верить. Не говорится в нем и о естественной нравственной

57

способности падшего человека. Реформаты и нереформаты соглашаются, что всякий верующий будет спасен. Они расходятся лишь в вопросе о том, кто способен верить. Некоторые могут возразить: «Ну хорошо. Текст прямо не учит тому, что грешники способны избрать Христа без предварительного возрождения, но эта мысль подразумевается». Позвольте не согласиться. Хотя от этого в нашем обсуждении ничего не изменится. Почему? Одно из правил толкования Писания гласит, что любые пред-положения, сделанные на основании неясных отрывков, всегда должны согласовываться с ясным учением Библии. Мы ни в коем случае не должны изменять этому правилу, подчиняя ясное учение Писания вероятным толкованиям неоднозначных стихов. Это правило разделяют как реформаты, так и нереформаты.

Если Евангелие от Иоанна (3:16) говорит о всеобщей естественной способности человека, в силу которой грешник может избрать Христа, то эта идея напрочь опровергается вполне определенным учением Иисуса об обратном. Мы уже показали, что Иисус прямо и однозначно утверждал, что ни один человек не может прийти к Нему, если Бог сначала не даст ему этой способности, а именно — «не привлечет» его.

Падший человек — это плоть. По плоти мы не можем сделать ничего, что могло бы угодить Богу. Павел провозглашает: «Потому что плотские помышления суть вражда против Бога; ибо закону Божию не покоряются, да и не могут» (Рим. 8:7,8).

Тогда мы спрашиваем: «О ком можно сказать, что он живет „по плоти“?» Павел отвечает так: «Но вы не по плоти живете, а по духу, если только Дух Божий живет в вас. Если же кто Духа Христова не имеет, тот и не Его» (Рим. 8:9). Ключевое слово здесь — если. То, что отличает людей «по плоти» от живущих «по духу» — это обитание в них Святого Духа. В невозрожден- ном человеке Бог Дух Святой не обитает. Люди по плоти — не возрождены. Абез возрождения, без рождения от Духа Святого они не могут подчиняться закону Бога. Они не могут угодить Ему.

Бог заповедует нам верить в Христа. И всякий, избирающий Христа, угождает Ему. Если невозрожденный человек может из

58

брать Христа, — значит он может исполнить, по крайней мере, одну из Божьих заповедей и, следовательно, хоть в этом способен угодить Богу. А это означает, что апостол ошибался, настаивая на том, что люди по плоти не способны ни подчиниться Богу, ни угодить Ему.

Мы приходим к выводу, что падший человек волен выбирать, что хочет. Но из-за того, что все его желания злы, он не обладает нравственной способностью прийти к Христу. Покуда человек живет по плоти, то есть невозрожденным, он никогда не изберет Христа. Он не сможет избрать Христа еще и потому, что не в состоянии действовать против собственной воли. Ведь он не желает Христа. Он не может выбрать то, чего не желает. Он очень низко пал, настолько низко, что только благодать Божья, действующая в его сердце, способна привести такого человека к вере.

Краткие итоги третьей главы

1.            Свободная воля определяется как «способность делать выбор согласно своему желанию».

2.            Идея «нейтральной свободной воли», то есть воли, не имеющей каких-либо склонностей, является ложным представлением о свободной воле. Оно иррационально и не согласуется с учением Библии.

3.            Истинная свободная воля содержит в себе своего рода самоопределение, которое нельзя путать с принуждением извне.

4.            Нам тяжело делать выбор еще и потому, что мы живем с конфликтующими и постоянно изменяющимися желаниями.

5.            Падший человек обладает естественной способностью делать выбор, но у него отсутствует нравственная способность делать благочестивый выбор.

6.            Падший человек, по словам св. Августина, имеет «свободную волю», но не имеет «свободы».

7.            Первородный грех — это не первый грех, а греховное состояние, ставшее результатом первого греха Адама и Евы.

8.            Падший человек «не способен не грешить».

59

9.            Иисус учил, что человек бессилен прийти к Нему без Божественной помощи.

10.          Прежде чем человек сможет избрать Христа, ему надлежит родиться свыше.