Питер Мастерс

Люди высокой цели

БЛУДНЫЙ ПОЭТ

Джеймс Монтгомери

На судьбу Джеймса Монтгомери - журналиста и поэта - огромное влияние оказала глубокая перемена жизни его отца в возрасте двадцати одного года, когда он, молодой рабочий фермы, работал на полях Антрима. В то время в Ирландии проповедовал разъездной благовестник Джон Кенник, привлекая на свои собрания большое количество народа. Отец Монтгомери был среди тех, кто задумался о своих грехах и начал искать прощения и мира у ног Спасителя.

Почти сразу же после вступления в филиал Моравской церкви Джона Кенника в Антриме, он женился и вместе со своей женой посвятил себя миссионерскому служению. Их первый сын, Джеймс Монтгомери, родился в 1771 году, немного времени спустя после того, как они стали совершать служение на западном побережье Шотландии, и когда ему исполнилось шесть лет, его отправили в Фулнек, графство Лидс, где у моравского братства была школа-интернат, расположенная на большой ферме.

Там, в Фулнеке, в местности, поросшей вереском и подверженной пронизывающим ветрам, Монтгомери получал образование, которое представляло из себя спартанскую физическую подготовку в сочетании с христианским образованием, которому была присуща сердечность отношений. Вскоре туда же прибыли два его младших брата, так как родители должны были отплыть в Вест-Индию в качестве миссионеров на неопределенный срок. Несмотря на напряженное и интенсивное обучение, жизнь братьев в Фулнеке была счастливой, что очевидно из многих писем, написанных ими во взрослом возрасте. "Я выкраивал несколько деньков каждый год, чтобы посещать Фулнек, где я учился. Это самое дорогое для меня место на земле," - писал Джеймс.

Причиной счастливой жизни было личное общение со Спасителем, к чему призывали всех мальчиков. Он вспоминал: "Для молодого, горячего и чувствительного сердца нет лучше веры, чем евангельская. Я веровал, я наслаждался ее благословениями, я был счастлив!" Обучаясь в школе, Монтгомери почти все время писал стихи и мечтал о том, что станет великим поэтом. Однако как и полагается искреннему молодому верующему, он сдерживал свои мечты, помня слова школьной молитвы: "Сохрани нас, наш дорогой Господь и Бог, от несвоевременных планов, чтобы мы не присваивали себе Твою славу."

Когда ему исполнилось шестнадцать, он убедил руководство школы разрешить ему устроиться на работу, и ему подыскали работу с проживанием в сельской местности у одного булочника, который принадлежал к церкви моравских братьев. Но вскоре его беспокойное воображение и жажда "действий" толкнули его на новый безумный шаг. В одно воскресенье он написал своему хозяину записку с извинениями, собрал свои стихи и, движимый смутными идеями, направил свой путь в Лондон.

"Каким я был глупцом, когда убегал в том, что было на мне, имея единственную смену белья, с тремя шиллингами и шестью пенсами в кармане! Я только что заимел новый костюм, но я проработал слишком короткое время у своего хозяина, и считал, что не имею на него права, а потому ушел от него в старом."

После двухдневного путешествия он, устало спотыкаясь, добрел до гостиницы на краю Донкастера, где ему помог сын лавочника из ближайшей деревни. Магазину нужен был работник, и вскоре Монтгомери вновь оказался за прилавком, зарабатывая себе на жизнь. Однако его пытливый ум постоянно где-то витал, в нем рождались стихи и его влекло неизвестное будущее. Он проработал в этой деревне более трех лет, когда пришло ужасное известие о том, что его мать умерла от лихорадки в Вест-Индии.

Молодой Монтгомери с большим вниманием интересовался работой своих родителей на двух миссионерских станциях. Пять долгих лет они пробыли в Барбадосе, удрученные тем, что люди не откликались на их призыв. Затем отец написал: "Я думаю, что настало время начинать посещения, мы не можем и дальше проповедовать по домам, число наших постоянных слушателей значительно возросло. Некоторые из крещенных нами негров начали свидетельствовать другим о том, что Бог сделал для них."

После Барбадоса родители Монтгомери основали новую миссионерскую станцию в Тобаго, где до них никто не трудился. Однако здесь труд ревностной четы миссионеров, без устали проповедовавших и посещавших хижины, оказался безуспешным. "О если бы я знал, что хотя бы одна душа в Тобаго искренне озабочена своим спасением, как бы я возрадовался," - писал отец Монтгомери в одном из писем. Вскоре его жена заболела и через несколько дней умерла с уверенностью, что "будет всегда со Христом."

"Она обрела вечный покой, - писал скорбящий миссионер. - Да утешит меня Господь. Он - мое единственное убежище, и я могу засвидетельствовать во славу Его, что чувствую Его присутствие и полный мир."

Менее чем через год молодой Монтгомери получил известие, что его отец тоже заболел тропической лихорадкой и ушел в вечность. Он почувствовал, как огромная ответственность легла на его плечи. Никогда раньше он не ощущал такого тяжелого чувства ответственности. "Я сын миссионеров. Мои мать и отец отдали свои жизни в далекой стране, служа Царю царей!" Несмотря на то, что в ближайшие годы он оставил веру и блуждал вдали, это странное чувство духовной привилегии и призыва Божьего всегда служило ему предостережением и смиряло его.

Однажды просматривая страницы газеты The Sheffield Register, он случайно прочитал объявление о том, что требуется служащий на работу в городе. Ему уже было около двадцати одного года, и ему казалось, что именно таких перемен в жизни ему хотелось. Ему и в голову не пришло, что в течение двух ближайших лет этот "служащий" будет втянут в центр политической борьбы. Его новую должность можно было бы точнее озаглавить как "личный помощник Джозефа Гейлса, издателя The Sheffield Register, продавец книг, печатник, аукционер". Монтгомери приняли на работу и даже дали комнату для проживания в главном офисе фирме.

На тот момент времени Французская революция достигла своей драматической точки, и политические взгляды в Британии разделились на сторонников радикальных перемен и их противников. От Монтгомери ожидали, что он сделает весомый вклад в спорные мнения, появляющиеся на страницах газеты. "В самый пик этих споров я был вовлечен в гущу конфликта со всем энтузиазмом, присущем юности." Монтгомери был втянут в шумную кампанию журналистских выступлений и публикации трактатов, за что слышал и одобрение, и насмешки, и лестные слова своего хозяина, и все это, вместе взятое, вскружило ему голову.

Газета в весьма провокационных тонах защищала парламентские реформы, что рано или поздно должно было вызвать ответные меры властей. Как и следовало ожидать, издатель газеты совершил формальное оскорбление, которого так ожидали власти. Ему предъявили обвинения в мятежной клевете, но он успел покинуть страну прежде чем представители власти приехали его арестовать. Монтгомери, которому в это время было двадцать три года, была предложена финансовая поддержка с условием, чтобы он возглавил издание газеты, и он согласился на это. Газета стала издаваться другим форматом и выходить под другим названием - The Sheffield Iris.

Теперь молодой журналист должен был издавать газету, проводить политическую кампанию и руководить небольшим, но сложным бизнесом. Печально, но под воздействием обстоятельств и лести он все глубже вовлекался в мир политики и все дальше уходил от духовных исканий. Его нынешние друзья были настроены враждебно по отношению к библейскому христианству, и он вряд ли вообще посещал какую-либо церковь. Он продолжал писать стихи, но занимался совершенно далекой от религии работой и писал, в основном, для театров.

Однажды Монтгомери попросили перепечатать старую балладу о "продавце песен". Бесплатно, ради удовольствия заказчика, были отпечатаны сто пятьдесят экземпляров. Но никто в печатном цехе не обратил внимания на то, что в невинной старой балладе были строчки, которые с момента начала войны с Францией имели непатриотическое значение.

Если Франция будет покорена,

То наступит конец свободы в Европе.
Если она победит,

То мир будет свободен.

Последствия оказались печальными. Несчастного издателя тут же арестовали. "Меня обвинили, - писал он, - в злонамеренном, злостном и мятежном намерении свергнуть Короля и Конституцию с помощью оружия, основываясь на чем? - на не стоящей и полгроша песне!"

На судебном заседании после обвинительной речи, за которой последовало защитное слово, председатель суда попросил присяжных признать обвиняемого виновным. Монтгомери был приговорен к отбыванию трех месяцев тюрьмы в Йоркском замке.

Прошло немного времени после его освобождения - и его опять постигли неприятности. Он поместил в газете информацию о том, как в Шеффилде полковник волонтерского отряда отдал приказ разойтись толпе, состоящей в основном из женщин. Когда люди отказались повиноваться, он въехал в толпу женщин и детей на коне, размахивая мечом. Затем, зачитав приказ о подавлении бунта, он отдал команду стрелять в толпу, и несколько человек были убиты. В газете Sheffield Iris была напечатана об этом статья с явно враждебным отношением к полковнику, и сразу же началось преследование Монтгомери. В судебном заседании пренебрегли показаниями свидетелей, пострадавшими от меча полковника, и молодого издателя вновь приговорили к шести месяцам тюрьмы.

Находясь в тюрьме, он упорно отказывался участвовать в собраниях, проводимых группой верующих-раскольников, отказавшихся платить десятину приходу. Он уже начал сознавать, что "мир лежит в суете", но еще не дозрел до того, чтобы вернуться к вере, которую исповедовал в юности. Из тюрьмы он писал своему младшему брату, который оставался в школе в Фулнеке в должности учителя, и признался ему, что ужасно страдает от депрессии: "Я редко, очень редко бываю весел." Его дух был подавлен, и он прекрасно сознавал это: "Я много страдал... во мне беспрестанно живут три страсти, не дающие мне покоя, - заботы житейские, жажда славы и - самое худшее - ужасы религии."

"Я никогда не смогу полностью отвергнуть жизнь, которую я имел в юности. Что я могу сделать? Меня бросает по морю сомнений, и я в смущении. Чем дальше меня относит от берега, где я когда-то спокойно жил, тем слабее во мне надежда, что я когда-либо достигну другого берега, где мой якорь будет покоить меня в безопасности. В то же самое время угасает во мне надежда, что я когда-либо смогу вернуться в покинутую мною гавань. В таком состоянии ума я нахожусь."

Отпадший поэт как-то зимним вечером написал тоскливое стихотворение -

В моей душе царит зима,

Зима отчаяния.

Когда ж над ней, разбушевавшейся,

Весна возьмет контроль?

Когда вновь зацветут подснежники?

Холодные отблески удобств иногда проливают

Лучи славы в мое сердце.

Но все очень быстро исчезает:

Огни севера рождают мрак

И обещают, что наступит утро,

Которое никогда не родит дня.

Прошло около семи лет, в течение которых его душа питалась славой, властью и мирскими удовольствиями. Ему должно было исполниться тридцать лет, а душа его все больше погружалась в отчаяние. "Так трудно, - писал он, - отказаться от мира со всеми его удовольствиями, которые кажутся невинными. А стать христианином означает принести их в жертву. Со своей стороны в настоящий момент я не могу взять крест и последовать за презренным и отверженным Мужем Скорбей. И тем не менее, ты можешь счесть это странным, я несу более тяжелый крест и внутри меня живет голос, беспокоящий мою совесть. Я испытываю страдания, как христианин, но в то же время не имею той надежды, которая присуща христианину.

Мой разум не обременен преступлениями, но обременен неверием. Неверие, от которого я не могу избавиться собственными силами, тяжелым грузом лежит на моем сердце и перевешивает все мелкие радости, ради которых я не желаю оставить мир." Странно, но этот мучительный период искания опыта юности и нежелание расстаться с миром, продолжался несколько лет.

После поражения Швейцарии Монтгомери написал замечательную эпическую поэму, "Странствующий швейцарец", которая сразу же стала пользоваться успехом. Были распроданы тысячи экземпляров, и за одну ночь имя поэта стало известно в каждом доме. Тем не менее это не принесло ему удовлетворения, так как духовная битва в его сердце становилась все более напряженной. Следуя наставлениям своего брата, он начал посещать собрания в маленькой церкви. Здесь он был глубоко тронут проповедью выдающегося проповедника д-ра Адама Кларке. Позднее он был потрясен проповедью еще одного посетившего их гостя - Вильяма Карея, основателя баптистской миссии в Индии. С того времени они стали обмениваться письмами. И однако он не мог разрешить проблему своей души.

Своему брату он писал: "Мое сердце болит так часто, что едва ли стоит устанавливать причину болезни - все из-за укоров совести, отчаяния и мрачных предчувствий. Мы редко направляем наши мысли к вечности, пока уже не пресытимся разочарованиями и не начинаем испытывать отвращение к суете."

В возрасте тридцати пяти лет Монтгомери начал действительно искать некогда утерянный им мир. Однажды в воскресенье, вернувшись из церкви, он сел читать сборник проповедей, которые помогли в свое время обращению его отца. "Я взял одну из самых простых, но действительно евангельских по сути проповедей - и открыл проповедь на тему 1Тим.1:15: "Верно и всякого принятия достойно слово, что Христос Иисус пришел в мир спасти грешников, из которых я первый". Я с усердием прочитал ее, был глубоко тронут ею, и она послужила мне утешением.

К тому времени Монтгомери усиленно искал прощения всех своих грехов, включая грех неверия и своевольного оставления Господа. Он хотел снова иметь духовный опыт юности, когда Господь слышал его молитвы и отвечал на них, и когда он на себе испытывал благость и силу Божью. Его духовные интересы послужили тому, что он перестал посещать театры и писать для них. В одном из ведущих журналов он написал статью, в которой выражал сожаление, что иногда очень легкомысленно или несерьезно использовал места из Священного Писания в своих стихотворениях. В тот период он написал гимн, в котором были такие слова:

Я покинул Бога истины и света,

Я ушел от Бога, Который дал мне дыхание,

Чтобы блуждать среди ужасов ночи

И погибать в тенетах смерти.

Сладко было служение Ему и Его бремя

Было очень легко нести,

Но я разбил все узы любви

И с презрением отбросил Его дары.

Но через мрак устрашающей вины

Моя вера зрит рассвет благодати:

В Иисусе-примирителе

Восходит солнце праведности.

"Я никогда не забуду того удовольствия, которое получал на служении в церкви от общения с самыми простыми детьми Божьими. Они были именно теми, кто только и заботился о моей душе. И с той поры в моем духовном характере стали происходить изменения."

Он еще не получил полного восстановления мира и определенности, и его искания становились все более и более усердными. И тем не менее та слава, которую он имел в мире и которая возрастала по мере того, как печатались его новые стихи, обкрадывала его и удерживала от того, чтобы он полностью посвятил себя Христу. Монтгомери семь лет блуждал в мире, не желая обратиться к Богу, и теперь провел еще восемь лет в тоске и томлении души, но и за эти восемь лет не вернулся к Богу.

"Я нахожусь в Духе в День Господень, и созерцаю счастливые моменты ушедшего счастья, возвращающегося ко мне подобно любимым снам. Я возвращаюсь к утру жизни - и Солнце Правды восходит, неся исцеление в Своих лучах. Увы! Как много лет прошло с тех пор, когда я видел Солнце! Почему я до сих пор не решил свой вопрос о вечности? Может ли быть что-то более непостижимое, чем тот факт, что человек полностью убежден в своей греховности и тем не менее не имеет уверенности в милосердии Божьем?

В своем разуме я ворошу золу

И отыскиваю искорки,

В грудимоей горит огонь,

Который не может погаснуть, и нет покоя

О небесный ветерок оживи меня

И воскреси снова к жизни!

Один из моравских старцев написал ему: "Как бы я возрадовался, услышав весть, что горизонты твоей души очистились от туч, что сомнения прекратили терзать твой ищущий дух и что ты вновь обрел невидимого для глаз, но постоянно присутствующего среди нас Друга, Который был для тебя утешением в юности. Если бы я считал себя грешником и имел нужду в Спасителе, я бы прильнул к Нему просто и по-детски. О друг мой, последуй моему совету и ты найдешь покой для своей измученной души."

Затем, наконец, наступило время, когда он смог пасть перед Спасителем, как и призывал его старец пастор. Он поверил, что его прежний Спаситель примет и восстановит его, такого обремененного бунтарским духом, своевольного, гордого и честолюбивого. Он вновь пожелал полностью принадлежать Христу и только Ему. Его вера во Христа и доверие вновь стали возрастать и процветать, и в возрасте сорока трех лет, впервые за последние 26 лет, он, дрожа от предвкушения, приблизился к столу, чтобы уже как христианину участвовать в трапезе Господней в церкви в Шеффилде. Он возвратился к Пастырю и Хранителю своей души.

С того времени Джеймс Монтгомери практически все свое свободное время отдавал на поддержку евангельского и особенно миссионерского служения. Днем в воскресенье его можно было застать в воскресной школе среди детей, и он стал плодотворно трудиться в написании христианских гимнов. Не удивительно, что он, как вернувшийся блудный сын, очень любил гимн христианского автора Топледи -

Работу, которую начала Его благодать,

Завершит Он могучей рукой.

Обетования Его "да" и "аминь",

Они всегда сбываются.

То, что ожидает нас в будущем,

А не настоящее и не то, что вверху или внизу,

Содействует исполнению Его воли

И не отлучит моей души от Его любви.

В свою эпоху Монтгомери был видным литературным деятелем. Его работы в области географии были достойны подражания, Его сборники поэзии были бестселлерами, а бесчисленное множество статей в ведущих британских журналах пользовались успехом. После сорока лет он получал много высоких общественных наград за литературную работу. Действительно, издатели были ему настолько благодарны, что поручили двум ведущим мастерам пера написать о нем биографический очерк в восьми томах, который был опубликован после его смерти.

После того, как Джеймс Монтгомери вновь вернулся к христианской вере, он написал свыше 400 гимнов, из которых более ста и сейчас исполняются. Наиболее известными его гимнами являются - Ангелы небесной славы; Встань и прославь Господа; Даруй нам Твое благословение свыше; Честь превознесенному Господу; О Дух живого Бога; Молитва - чистое желание души.

Остаток своей долгой жизни, а умер он в возрасте 83 лет, Монтгомери усердно помогал школам, где учились неблагополучные дети (наряду с другими благотворительными акциями), оказывал содействие обществам, занимающимся переводом Библии, а также зарубежным миссиям. Последние сорок лет жизни, по его свидетельству, были самыми счастливыми и самыми лучшими, потому что он вновь познал Господа и Друга своей юности, и вкусил Его благословения, водительство и присутствие в повседневной жизни.