Роланд Бейнтон

На сем стою. Жизнь Мартина Лютера

Глава двенадцатая. ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЗГНАННИКА

Заросший бородой, так что его не узнала бы даже родная мать, изгнанник из Вартбурга появился на улицах Виттенберга 4 декабря 1521 года. Ему весьма понравилось все, сделанное для продвижения реформ его сподвижниками в последнее время, но в то же время вызывало раздражение, что трактаты его не были опубликованы. Если Спалатин изъял их из типографии, так пусть знает, что на их месте появятся другие - и еще резче прежних. После этого Спалатин представил к изданию работы по обетам и приватным мессам, но продолжал удерживать у себя трактат "Выступление против архиепископа Майнцского", который так и не был напечатан. Лютер распространил в Виттенберге известие о том, что он подумывает выступить также и против Фридриха, если тот не ликвидирует свою коллекцию реликвий и не отдаст в пользу бедных все золото и серебро, в которое эти реликвии оправлены. В тот период Лютер совершенно определенно стремился максимально ускорить реформацию.

Но не при помощи насилия. За день до его прибытия в Виттенберг там произошел бунт. Спрятав под одеждой ножи, студенты и горожане захватили приходскую церковь, взяли с алтаря все молитвенники и вывели из церкви священников. В тех, кто возносил молитвы Деве Марии, швыряли камнями. На следующее утро, как раз в день прибытия Лютера, угрозы обрушились на францисканцев. Но это было еще не самое худшее. Возможно, что Лютер оправдал бы это выступление, объяснив его озорством студентов, но по дороге в Вартбург он явно ощутил, что в народе зреет дух восстания. Поэтому он поспешил предостеречь немцев, призывая их воздержаться от насилия. "Помните, - предостерегал он, - что, как сказал Даниил, антихрист будет повержен не человеческой рукой. Насилие лишь укрепит его. Проповедуйте, молитесь, но воздержитесь от войны. Я вовсе не хочу сказать, что следует исключить всяческий протест, но выражаться он должен через законные власти".

В Виттенберге тем временем законная власть склонялась к запретам. 19 декабря Фридрих издал указ, согласно которому обсуждение вопросов религии можно продолжать, но в порядке служения месс не может быть никаких изменений до достижения единодушия. Вследствие этого Карлштадт решил бросить вызов курфюрсту. Он заявил, что, когда настанет его очередь служить новогоднюю мессу, он причастит весь город "под обоими видами". Курфюрст пытался помешать этому, но Карлштадт обвел его вокруг пальца. Он поменялся со священником, который должей был служить мессу на Рождество, а публично пригласил всех желающих на свое служение лишь накануне вечером. В народе начались волнения, и канун Рождества ознаменовался бунтом. Толпа ворвалась в приходскую церковь, круша лампады, угрожая священникам и распевая на всю церковь: "Любушка моя потеряла туфельку". Затем на церковном дворе был устроен кошачий концерт, заглушавший пение хора. Наконец смутьяны направились к Замковой церкви и, когда священник произносил благословение, пожелали ему всяческого мора и адского огня.

Смута

На Рождество в Замковой церкви собрались две тысячи человек - "весь город", как выразился летописец этих событий. Карлштадт служил мессу без особого облачения - в простой черной рясе. В своей проповеди он поведал собравшимся, что для совершения таинства им нет нужды поститься или исповедаться. Если они считают, что прежде всего необходимо получить отпущение грехов, значит, эти люди недостаточно верят в само таинство. Нужна только вера - вера, сердечное стремление и глубокое раскаяние. "Вы ощутите, как Христос делает вас сопричастниками Своей благости, если уверуете. Увидите, как Своим обетованием Он очищает и благословляет вас. Более того, вы узрите Христа рядом с собою. Он избавляет вас от всяческих мучений и сомнений, дабы вы узнали, что вы благословлены Его Словом".

Затем Карлштадт прочел мессу на латыни в весьма сокращенном виде, опуская все места, в которых речь идет о жертве. Во время освящения и раздачи символов - и хлеба, и вина - он перешел с латыни на немецкий. Впервые в своей жизни две тысячи собравшихся услышали на родном языке слова: "Сия есть чаша Моей крови нового и вечного завета дух и тайна веры, проливаемая за вас во отпущение грехов". Один из причастников так дрожал, что уронил хлеб. Карлштадт велел этому человеку поднять хлеб; но тот, у кого хватило мужества выйти вперед и собственной рукой взять сакральный хлеб с блюда, увидев его оскверненным на полу, был до такой степени устрашен надругательством над телом Божьим, что так и не смог поднять хлеб с пола.

По инициативе Карлштадта городской совет Виттенберга издал первое постановление, связанное с реформацией. Месса должна служиться примерно так, как ее отслужил Карлштадт. Были претворены в жизнь идеи Лютера, связанные с социальными реформами. Нищенствовать запрещалось. Действительно бедные обеспечивались помощью из общественного фонда. Проституция должна быть запрещена. Далее следовал совершенно новый пункт: иконы должны быть удалены из церквей.

В предшествующие недели было много волнений вокруг вопроса об иконах, изображениях и статуях святых и Девы Марии, а также распятиях. Цвиллинг возглавил бунт против икон, во время которого переворачивались алтари, разбивались образа и иконы с изображениями святых. Сама идея принадлежала Карлштадту. Он твердо основывал свою позицию на Писании: "Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли". Свидетельство Писания Карлштадт подкреплял собственным опытом. В свое время его приверженность к образам была столь велика, что это уводило его от истинного богопоклонения. "Бог есть дух", и поклоняться Ему надобно лишь в духе. Христос есть дух, но образы Христа есть дерево, серебро или золото. Размышляющий над распятьем получает напоминание лишь о физических страданиях Христа, забывая о Его душевных муках.

Одновременно с этим наступлением на религиозное искусство развернулась также и борьба против музыки в храме. "Отдайте органы, трубы и флейты в театр", - сказал Карлштадт.

"Лучше одна идущая от сердца молитва, нежели тысячи исполняемых хором кантат. Сладострастные звуки органа пробуждают мирские мысли. В то время, когда надобно размышлять о страданиях Христовых, нам напоминают о Пираме и Тисбе. Но если уж без пения обойтись нельзя, пусть это будет соло".

В Виттенберге, сотрясаемом борьбой с иконами, появились трое мирян, пришедших из Цвиккау, что близ границы с Богемией. Они объявили себя пророками Господними, которые близко общались с Всемогущим. Библия им не нужна, поскольку откровение они получают от Духа. Будь Библия настолько необходима. Бог непосредственно дал бы ее человеку с небес. Они не признавали крещения во младенчестве и возвещали о скором наступлении царства народа Божьего - оно установится после избиения безбожников, которые погибнут либо от рук турок, либо от руки народа Божьего. Меланхтон выслушал их с изумлением. Он написал курфюрсту:

"Не могу выразить, сколь глубоко я был потрясен. Но кто способен судить их, кроме Мартина, я не знаю. Поскольку речь идет о Евангелии, необходимо организовать встречу этих людей с ним. Они этого желают. Я не писал бы вам, не будь это дело столь огромной важности. Необходимо проявить осторожность, чтобы не выступить нам против Духа Божьего, но однако же и не оказаться одержимыми дьяволом".

Но подобного рода беседа с Мартином показалась курфюрсту опасной. Это грозило новыми беспорядками для Виттенберга. Городу уже досталось достаточно - таково было мнение Спалатина.

Лютер в своих письмах отвергал этих пророков, исходя из религиозных оснований, поскольку очень уж бойко они говорили.

"Те, кто знает о вещах духовных, прошли долиной теней. Когда эти люди говорят о сладости и о перенесении на третьи небеса, не верьте им. Всемогущий не говорит с людьми непосредственно. Бог есть всепоглощающее пламя, посему ужасны сны и видения святых... Проверьте духов; а если вы не можете этого сделать, то последуйте совету Гамалиила и ждите".

В другом письме он добавлял:

"Уверен, что мы можем справиться с этими подстрекателями, не прибегая к мечу. Надеюсь, что князь не запятнает руки свои их кровью. Не вижу никаких оснований из-за них возвращаться домой".

На Фридриха обрушивалось одно потрясение за другим. Следующим последовал удар справа. Отзвуки шумных событий в Виттенберге достигли слуха герцога Георга за границей, и конфессиональный раскол присоединился к старому соперничеству между двумя домами Саксонии. Вскоре Лютер мог назвать всю противостоящую ему троицу - это были папа, герцог leopr и дьявол. В данное время герцог был наиболее активным из троих. Он присутствовал на Нюрнбергском сейме и убедил его участников направить Фридриху Мудрому и епископу Мейссенскому, который осуществлял церковное руководство округом Виттенберга, следующее послание:

"Мы слышали, что священники служат мессу по мирскому обычаю, пропуская существенные ее части. Они освящают святое таинство на немецком языке. От причащающихся не требуют предварительной исповеди. Они берут символы в свои руки и в обоих видах. Кровь Господа нашего подается не в потире, но в кружке. К таинству допускаются дети. Священников изгоняют от алтаря силою. Священники и монахи женятся, а чернь подстрекается к безнравственности и бунту".

В ответ на это послание епископ Мейссенский испросил позволения Фридриха Мудрого совершить поездку по всем его владениям. Фридрих согласился, хотя и не дал никаких обещаний принять какие-либо меры к нарушителям установленного порядка. Затем 13 февраля Фридрих издал собственное повеление, адресовав его университету и церковному совету Замковой церкви.

"Мы зашли слишком далеко. Простой человек подстрекается к безнравственному поведению, а воспитание оставлено в пренебрежении. Нам должно помышлять о слабых. Образа необходимо оставить до последующего уведомления. Вопрос о нищенстве надобно закрыть. Не разрешается пропускать каких-либо важных частей мессы. Спорные вопросы нужно обсудить. Карлштадт более не должен проповедовать".

Едва ли этот документ можно посчитать полностью направленным на отмену реформ. Фридрих просто приказал остановиться, призвав обсудить положение, но он весьма подчеркнуто отменил январское постановление городских властей. Если реформам надлежит быть, он исполнен решимости проводить эти реформы не в масштабе города, но в целых областях, распространив их впоследствии на всю Германию. Карлштадт повиновался и согласился более не проповедовать. Цвиллинг покинул Виттенберг.

Приглашение вернуться

Но городской совет принял решение отвергнуть указ курфюрста, предложив Мартину Лютеру вернуться домой. Приглашение было послано ему от имени "Совета и всего города Виттенберга". Если курфюрст отменит постановление совета, то совет вернет домой вдохновителя всего этого движения. Возможно, они ожидали, что Лютер окажет умиротворяющее воздействие. Карлштадт и Цвиллинг разжигали пламя. Меланхтон пребывал в смятении, подумывая о том, чтобы уехать подальше от радикалов, и откровенно говорил: "Плотина прорвана, и я не в состоянии направлять течение вод". Совет не знал, где кроме Вартбурга искать руководителя и, не посоветовавшись с курфюрстом, даже не известив его о своих намерениях, пригласил Лютера вернуться.

Лютер хотел вернуться, поскольку еще в декабре говорил, что не собирается оставаться в своем убежище дольше, чем до Пасхи. Он останется там, пока не завершит том своих проповедей и перевод Нового Завета. Далее он предполагал обратиться к переводу Ветхого Завета и обосноваться где-нибудь неподалеку от Виттенберга, чтобы иметь возможность консультироваться с коллегами, более сведущими в еврейском языке, чем он.

Фридрих мудрый

В это время Лютер руководствовался больше академическими соображениями, чем желанием взять на себя руководство Виттенбергом. Но, получив прямое приглашение от городских властей и горожан, он воспринял это как зов Божий.

У Лютера хватило любезности известить курфюрста о своих намерениях. Фридрих ответил, что, наверное, сделал недостаточно. Но что ему надобно делать? Он не желает идти против воли Божьей, но равным же образом не желает провоцировать беспорядки. Нюрнбергский сейм и епископ Мейссенский угрожают вмешаться в его дела. Если Лютер вернется, а папа с императором вмешаются, чтобы помешать ему, курфюрст будет весьма опечален. Но если курфюрст воспротивится, то в его землях произойдут небывалые волнения. Что касается его лично, то курфюрст готов пострадать, но хотел бы знать - за что. Если он удостоверится, что этот крест от Бога, он понесет его: но в Виттенберге уже давно никто ничего не может понять. Вскоре произойдет новое заседание сейма. А тем временем Лютеру следует затаиться. Время может принести с собой огромные перемены.

Лютер отвечал:

"Я писал ради Вас, но не ради себя. Я был встревожен тем, что Евангелию выказывают неуважение в Виттенберге. Не будь я уверен, что Евангелие на нашей стороне, я бы сдался. Все доселе испытанные мною муки на могут сравниться с этой. Я бы с радостью заплатил за все это своею жизнью, ибо мы не можем ответить ни Богу, ни миру за все случившееся. Я явственно вижу здесь руку дьявола. Что же до меня, то Евангелие мое - не от человека. Уступки вызывают одно лишь презрение. Я ни пяди не уступлю дьяволу. Я уже достаточно сделал для Вашей милости, скрываясь на протяжении года. Я поступал так не из трусости. Дьяволу ведомо, что я отправился бы в Вормс, будь даже там бесы столь же многочисленны, как черепица на крышах, и отправился бы в Лейпциг сейчас, хотя герцог Георг там мок под дождем девять дней.

Извещаю вас, что возвращаюсь в Виттенберг, имея защиту более высокую, нежели княжеская. Я не прошу у вас защиты. Полагаю, что мог бы служить защитою для Вас в большей степени, чем Вы для меня. Если бы я полагал, что Вам придется меня защищать, то я не вернулся бы. Но ныне защита мне не от меча, а от Бога. Поскольку же Вы слабы в вере, то и не можете защитить меня. Вы спрашиваете, что надобно делать, и полагаете, что сделали недостаточно. Я же скажу, что сделали Вы слишком много, теперь же надобно не делать

ничего, а предоставить все Господу. Если меня схватят или убьют, Вашей вины в этом нет. Будучи князем. Вам должно повиноваться императору, не оказывая никакого сопротивления. Никому не дозволено прибегать к силе, помимо тех, кому это положено по закону. Иначе же это бунт против Бога. Но я надеюсь, что Вы не выступите моим обвинителем. Вполне достаточно, если вы оставите дверь открытой. Если они попытаются побудить Вас сделать более того, я скажу Вам, как надобно поступить. Если у Вашей милости есть глаза, то вы узрите славу Божью".

Возвращение в Виттенберг

Возвращение в Виттенберг было отчаянно смелым шагом. Никогда еще Лютеру не грозила такая опасность. Во время собеседований с Кайэтаном и на Вормсском сейме он еще не был отлучен от Церкви и империи, и Фридрих готов был предоставить ему убежище. На этот раз Лютера известили, что ему не следует рассчитывать на защиту в случае, если сейм или император потребуют его выдачи. В Вормсе Лютер имел вторую линию обороны в лице Зиккингена, Гуттена и рыцарей. Эта стена быстро рушилась. После Вормса Зиккинген неблагоразумно ввязался в авантюрное предприятие, направленное на то, чтобы задержать крушение германского рыцарства за счет территориальных князей и епископов. Основной удар был направлен против князя-епископа Рихарда Грейффенклаусского, курфюрста и архиепископа Трирского. К Зиккингену присоединились многие из тех рыцарей, которые ранее предлагали свою помощь Лютеру, но дело было обречено на провал с самого начала, поскольку жертвы предыдущих его набегов поспешили к Триру и загнали Зиккингена в один из его замков, где он и умер от ран. Гуттен не мог помочь Зиккингену - заболев сифилисом, он вынужден был оставаться в Эбернбурге. Но временами, когда болезнь отступала, Гуттен сам организовывал набеги. Он называл их войной против священников, а заключались они в основном в грабеже монастырей. После поражения Зиккингена Гуттен бежал в Швейцарию, где и завершил свою недолгую и яркую, как метеор, жизнь на острове на Цюрихском озере. Поместья тех рыцарей, которые примкнули к Зиккингену, были конфискованы. Если бы Лютер полагался на них, они ничем не смогли бы ему помочь. Но Лютер издавна определил для себя рассчитывать лишь на Господа воинств. Который всегда избавляет Своих детей из пасти льва.

Интересную подробность путешествия Лютера домой читаем мы в хрониках швейцарского автора, который самодовольно включил в изложение истории своего времени подробнейшее описание собственного путешествия в Виттенберг. Однажды ночью во время бури у одной из тюрингских деревушек он вместе со своим спутником остановился у таверны "Черный медведь". Хозяин проводил покрытых дорожной грязью путешественников в зал. Там они увидели рыцаря с окладистой черной бородой. Одетый в пурпурный камзол и шерстяные тесные штаны, рыцарь был погружен в чтение; руки же его покоились на эфесе меча. Рыцарь встал и гостеприимно пригласил заляпанных грязью странников присесть и разделить с ним чашу вина. Вошедшие заметили, что рыцарь читал книгу на иврите. Они спросили, не знает ли он - в Виттенберге ли Лютер. "Я совершенно точно могу сказать вам, что его там нет, но он там будет",- отвечал рыцарь, а затем поинтересовался, что швейцарцы думают о Лютере. Заметив, что путники сочувствуют Реформации, хозяин таверны доверительно сообщил одному из них, что рыцарь этот - не кто иной, как Лютер. Швейцарец не мог поверить своим ушам, предположив, что он ослышался и трактирщик сказал "Гуттен". Расставаясь наутро с рыцарем, они сообщили, что приняли его за Гуттена. "Нет, он Лютер",- вмешался хозяин. "Вы приняли меня за Гуттена. Хозяин принимает меня за Лютера. А в действительности я, может быть, дьявол". Через неделю им вновь предстояло встретиться в Виттенберге.

Первой заботой Лютера было восстановление спокойствия и порядка. Источая уверенность, он поднимался на кафедру и умиротворяющим голосом проповедовал терпение, любовь и заботу о слабых. Он напоминал слушателям о том, что ни один человек не может умереть за другого; ни один человек не может уверовать за другого; ни один человек не может отвечать за другого. Поэтому каждый должен утвердиться в вере собственным разумом. Невозможно угрозами заставить кого-либо поверить. Бесчинства людей, которые разрушают алтари, крушат образа и за волосы вытаскивают священников из церквей, явились для Лютера ударом более сильным, чем любой из тех, что нанесло ему папство. Лютер начал сознавать, что, вполне возможно, он ближе к Риму, чем к тем, кто поддерживает его. Его глубоко ранило, что предсказания его оппонентов о том, что Лютер станет причиной "раскола, войны и восстания", получили более чем достаточное подтверждение. Он умолял:

"Дайте людям время. Мне понадобилось три года непрестанной учебы, размышлений и дискуссий, чтобы прийти к тому, на чем я стою ныне. Можно ли ожидать, что человек простой, неученый преодолеет тот же путь за три месяца? Не думайте, что, разрушая идолов, вы тем самым уничтожаете идолопоклонство. Вино и женщины могут привести человека к падению. Значит ли это, что мы должны вылить вино на землю и убить женщин? Люди поклоняются Солнцу, Луне и звездам. Значит ли это, что надобно стереть их с неба? Поспешность и насилие - свидетельство недостаточной уверенности в Боге. Посмотрите, сколького Ему удалось добиться, используя меня, хотя я лишь молился и проповедовал. И все это сделало Слово. Но пока я покойно сидел, распивая пиво с Филиппом и Амсдорфом, Бог нанес папству могучий удар".

В ответ на эти увещевания Цвиллинг согласился не служить более Вечерю Господню в берете с перьями. Лютер сердечно рекомендовал его приходским священником в одну из деревень курфюрста Саксонского. Карлштадт возглавил общину неподалеку от Орламюнде. Порядок в Виттенберге был восстановлен.

Далее Лютеру следовало решить свои проблемы с курфюрстом. Тот желал, чтобы Лютер составил заявление, которое Фридрих мог бы зачитать на Нюрнбергском сейме и которое сняло бы с князя все возможные обвинения в пособничестве возвращению Лютера из Вартбурга. Лютер с готовностью это исполнил, но в своем послании заметил, что на небесах дела решаются иным образом, чем в Нюрнберге. Фридрих предложил вместо слов: "в Нюрнберге" поставить "на земле". Лютер согласился и на это.