11.12.2009
Скачать в других форматах:

Дитрих Бонхёффер

Хождение вслед

НАГОРНАЯ ПРОПОВЕДЬ

Матфей, 5: О "чрезвычайном " в христианский жизни

БЛАЖЕНСТВА

Иисус на склоне горы, толпа народу, ученики. Народ видит: вот Иисус со своими учениками, Его обступившими. Ученики - совсем недавно они сами целиком и полностью принадлежали народу. Они были как все остальные. Потом раздался призыв Иисуса; они всё оставили и пошли Ему вслед. С тех пор они принадлежат Иисусу, целиком и полностью. Теперь они ходят с Ним, живут с Ним, следуют за Ним, куда бы Он их ни повел. С ними случилось что-то, чего не случилось с остальными. Это крайне тревожный и соблазнительный факт, явно стоящий у народа перед глазами. Ученики видят: вот народ, из которого они вышли, потерянные овцы дома Израилева. Это призванная община Бога. Это Народ-Церковь. Когда призыв Иисуса отобрал их из этого народа, они сделали очевидную и необходимую для потерянных овец дома Израилева вещь: они пошли на голос доброго пастыря, ибо узнали его голос. Именно на своем пути принадлежат они этому народу, в этом народе будут жить, в него войдут и станут проповедовать ему призыв Иисуса и славу хождения вслед. Но каким будет конец? Иисус видит: вот его ученики. Они явно подступили к Нему, выступив из народа. Он позвал каждого по отдельности. В ответ на его призыв они отказались от всего. Теперь они живут в лишениях и нужде, самые нищие из нищих, самые искушаемые из искушаемых, самые голодные из голодных. У них есть только Он. И с Ним у них в мире нет ничего, совсем

64

ничего, но у них есть всё — в Боге. Вот маленькая община, которую Он нашел, и вот большая, которую Он ищп, видя народ. Ученики и народ — одно целое, ученики era нут Его вестниками, повсюду они найдут слушателей и верующих. И все же до самого конца между ними сохранится вражда. Весь гнев против Бога и его слова падет на его учеников и вместе с Ним будут отвержены и они. Становится виден крест. Христос, ученики, народ - налицо уже весь образ истории страстей Иисуса и его общины1.

Поэтому: блаженны! Иисус обращается к ученикам (ср. ' Лк. 6, 20 ел.). Он обращается к тем, кто уже во власти его призыва. Этот призыв сделал их нищими, искушаемыми, голодными. Он называет их блаженными не из-за их нужды или их отречения. Ни нужда, ни отречение сами по себе — отнюдь не причина так их называть. Достаточная причина — только призыв и обетование, из-за которых идущие вслед живут в нужде и отречении. Наблюдение, что в^одних блаженствах сказано о нужде, а в других — о сознательном отречении, то есть об особенных добродетелях учеников, — ничего не меняет. И у объективной нужды и у личного отречения общая причина: призыв и обетование Христа. Само по себе и то и другое лишено как ценности, так и каких бы то ни было прав2.

Иисус называет своих учеников блаженными. Народ это слышит и ужасается происходящему. То, что по обещанию Бога принадлежало всему народу Израиля, достается маленькой общине выбранных Иисусом учеников. "Их есть Царство Небесное". Но ученики и народ едины потому, что все они — призванная Богом община. Поэтому слова Иисуса о блаженствах могут стать для всех решением и спасением. Все призваны стать теми, кто они воистину суть. Блаженны ученики из-за призыва Иисуса, за которым они последовали. Блажен весь Народ Божий из-за обещания, которое сохраняет для него силу. Но поймет ли теперь Народ Божий это обещание, веря в Иисуса Христа и в его слово, или же, не поверив, отделится от Христа и его общины? Это остается вопросом.

"Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное". Ученики испытывают нужду во всем. Они попросту "нищие" (Лк. 6, 20). Ни безопасности, ни имущества, которое они могли бы назвать своим собственным, ни клочка земли, который бы смели назвать своей родиной, ни земной общности, к которой бы по праву принадлежали.

65

Но у них нет и собственных духовных сил, опыта, познаний, на которые они могли бы опереться, которыми бы утешались. Ради Него они всё потеряли. Пойдя Ему вслед, они потеряли и самих себя и всё, что еще могло бы сделать их богатыми. Теперь они нищие, до того неопытные, до того глупые, что им больше не на кого надеяться, кроме как на Позвавшего их. Иисус знаком и с другими: представителями и проповедниками народной религии, властными, авторитетными, прочно стоящими на земле, укорененными в народности, духе времени, народном благочестии. Но не им, а лишь своим ученикам Он говорит: блаженны, - ибо их есть Царство Небесное. Заря Царства Небесного занимается над теми, кто ради Иисуса просто живет в нужде и отречении. Посреди нищеты они - наследники Небесного Царства. Сокровище их глубоко скрыто, их сокровище — крест. Царство Небесное обещано им в явном великолепии и славе и уже сейчас даровано в совершенной нищете креста.

Иисусовы блаженства ничуть не похожи на свою карикатуру в виде политико-социальных программ. Антихрист тоже называет нищих блаженными, но не из-за креста, в котором заключена, в котором блаженна всякая нищета, а как раз ради отпора кресту с помощью политико-социальной идеологии. Пусть он даже назовет эту идеологию христианской — именно поэтому он и станет врагом Христа.

"Блаженны скорбящие, ибо они утешатся". С каждым следующим блаженством углубляется пропасть между учениками и народом. Ученики вызываются прочь, изымаются из народа все более явно. Скорбящие — это те, кто готов жить, отрекшись от всего, что мир зовет счастьем и миром, кто не может настроиться в унисон с миром, стать с ним наравне. Они несут скорбь о мире, его вине, судьбе, счастье. У мира праздник, а они в стороне; мир кричит: радуйтесь жизни, а они скорбят. Они видят, что корабль, на котором празднуют и ликуют, уже дал течь. Мир грезит о прогрессе, о силе, о будущем, а ученики знают о конце, о Суде и о пришествии Царства Небесного, к которому мир нисколько не готов. Поэтому ученики - чужаки в мире, докучливые гости, возмутители тишины, которых отвергают. Отчего община Иисуса на стольких праздниках народа, среди которого живет, должна стоять поодаль? Неужели она перестала понимать своих ближ-

66

них? Неужели впала в ненависть и презрение к людям? Лучше, чем община Иисуса, своих ближних не понимает никто. И ближних никто не любит сильнее, чем Иисусова община — потому-то они стоят вовне, потому-то и несут скорбь. Глубокомысленно и прекрасно перевел Лютер греческое слово как "нести скорбь". Именно в том, чтобы нести, всё дело. Община учеников не сбрасывает скорбь, будто та не имеет к ней отношения, но несет ее. В этом и выражается их связанность с ближними. И значит, она не ищет скорбей самовольно, не устраняется в своевольном презрении к миру, но несет возложенное и павшее на нее ради Иисуса Христа в хождении вслед. И наконец скорбь не обессиливает, не изматывает, не ожесточает учеников, не сокрушает их. Напротив, они несут ее силой Того, кто несет их самих. Ученики несут возложенную на них скорбь только силой Того, кто на кресте понес всякую скорбь. Неся скорби, они стоят в общности с Распятым. Они?чужаки и стоят в стороне силой Того, кто был настолько чужд миру, что мир Его распял. Вот их утешение, вернее, вот их Утешитель (ср.: Л к. 2, 25). Община чужаков утешена крестом,' утешена тем, что изгнана туда, где ее ждет Утешитель Израиля. И она находит свою истинную родину у распятого Господа, здесь и вовеки.

"Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю". Эта община чужаков не защищена в мире никакими правами. Она на них и не притязает, так как кроткие — это те, кто, отрекшись от всех своих прав, живет ради Иисуса Христа. Их поносят — они спокойны, их притесняют — они терпят, их выгоняют — они отступают. Они не заводят тяжбы о своих правах, не поднимают шума, когда с ними несправедливо обошлись. Никаких своих прав им не надо. Всё право они хотят предоставить только Богу; non cupidi vindictae гласит толкование ранней Церкви. Право для их Господа пусть будет правом и для них. Только оно. Из каждого их слова, каждого жеста ясно, что они этой земле не принадлежат. Оставьте им небо, сочувственно говорит мир, вот их место 4. Земля принадлежит этим бесправным и бессильным. Владеющие ею теперь с помощью силы и несправедливости ее потеряют, а совершенно от нее отрекшиеся, кроткие вплоть до креста, будут хозяевами новой земли. Не надо при этом думать о карающем правосудии Бога, действующем в мире (Кальвин); нет, когда настанет Цар-

 

67

ство Небесное, тогда облик земли обновится и она будет землей общины Иисуса. Бог не покидает землю. Он ее сотворил. Он послал на землю своего Сына. Он на земле построил свою общину. Так что начало положено уже в этом веке. Знак дан. Уже здесь бессильным дан клочок земли - той, которая есть у Церкви; дана ее общность, ее блага, братья и сестры - посреди гонений вплоть до креста. Но и Голгофа - это клочок земли. Начиная с Голгофы, где умер Кротчайший, земля может обновляться. Когда придет Царство Бога, кроткие наследуют землю.

"Блаженны алчущие и жаждущие правосудия, ибо они насытятся". Идущие вслед живут отрекшись не только от собственных прав, но даже и от собственного правосудия. За то, что они делают и чем жертвуют, собственной славы у них нет. Правосудие у них может быть только в голоде и жажде по нему; ни своего правосудия, ни правосудия Бога на земле; они смотрят все время на будущее правосудие Бога, но сами его осуществить не могут. Идущих вслед Иисусу в пути охватывает голод и жажда. Они несут тоску по прощению всех грехов и полному обновлению, по новой земле и совершенному правосудию Бога. Еще покрыты они проклятием мира, еще падает на них грех мира. Тот, за кем они идут, должен проклятый умереть на кресте. Отчаянная тоска по правосудию — его последний вопль: Боже мой, Боже мой, почему Ты Меня оставил? Но ученик не выше своего учителя. Они идут Ему вслед. И в этом они блаженны, ибо им обещано, что они насытятся. Они насытятся правосудием - не слух только, но всё их тело. Они будут есть хлеб истинной жизни на будущей вечере со своим Господом. Из-за этого будущего хлеба они блаженны; ибо будущий хлеб есть у них уже сейчас. Во всяком голоде среди них Тот, кто есть Хлеб Жизни. Вот блаженство грешников.

"Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут". Эти неимущие, эти чужаки, эти грешники, эти идущие вслед Иисусу живут с Ним, еще и отрекшись от собственного достоинства, ибо они милостивы. В лишениях, в нужде они сами обделены, но участвуют еще и в чужой нужде, в чужом унижении, в чужой вине. Непреодолима их любовь к ничтожным, больным, несчастным, к униженным и оскорбленным, к терпящим несправедливость и гонения, ко всему, что мучится и тревожится; они ищут впавших в грех и вину. Нет ни столь глубокой нужды, ни

68

столь страшного греха, чтобы к ним не пришло милосердие. Милостивый дарит впавшему в позор собственную честь и берет его позор на себя. Он отправляется к мытарям и грешникам и добровольно несет бесчестье общности с ними. Они отдают высшее благо человека: достоинство и честь, и они милостивы. Они знают только одну честь и достоинство: милосердие их Господа — единственное, чем они живы. Он не постыдился своих учеников, стал братом людям, понес их позор до смерти на кресте. Вот Его милосердие, которым только и хотят быть живы те, кто с Ним связан, милосердие Распятого. От этого милосердия они забывают собственную честь и достоинство и ищут только общности с грешниками. Если позор и падет из них, все же они блаженны, ибо помилованы будут. Когда-нибудь Бог низко склонится к ним и возьмет на себя их грех и позор. Бог даст им свою честь и снимет с них бесчестье. Честью Бога будет нести позор грешников и облечь их своей честью. Блаженны милостивые, ибо милостив их Господь.

"Блаженны чистые сердцем, ибо они смогут увидеть Бога"5. Кто чист сердцем? Лишь тот, кто до конца отдал свое сердце Иисусу, чтобы лишь Он в нем царил; кто не запятнал своего сердца ни злом, ни даже собственным добром. Чистое сердце — это простое сердце ребенка, не знающего о добре и зле, сердце Адама до падения, сердце, где царит не совесть, а только воля Иисуса. Кто живет, отрекшись от собственного добра и зла, от собственного сердца, кто живет в раскаянии и зависит только от Иисуса, сердце того очищено словом Иисуса. Здесь чистота сердца противопоставлена всякой внешней чистоте, к которой относится даже и чистота благих намерений. Чистое сердце чисто от добра и от зла, оно целиком и нераздельно принадлежит Иисусу, оно смотрит лишь на Того, кто идет перед ним. Узрит Бога лишь тот, кто в этой жизни смотрел только на Иисуса Христа, Сына Божьего. Его сердце свободно от пятнающих образов, не разрывается на части от многообразия собственных желаний и замыслов. Оно целиком поглощено созерцанием Бога. Бога узрит тот, чье сердце стало зеркалом для образа Иисуса Христа.

"Блаженны миротворцы, ибо они детьми Бога нарекутся". Идущие вслед Иисусу призваны к миру. Когда Иисус их позвал, они обрели свой мир. Их мир — Иисус. Теперь они пусть не только имеют, но и творят мир6.Т ак

69

они отрекаются от насилия и бунта. В деле Христа от таких вещей проку нет. Царство Христа — царство мира, и в общине Христа друг друга приветствуют приветствием мира. Ученики Иисуса поддерживают мир, охотно страдая сами, лишь бы не причинить страдание другому, храня общность тогда, когда другой ее разрушает, отрекаясь от самоутверждения и смиряясь перед ненавистью и несправедливостью. Так они побеждают зло добром. Так они становятся основателями божественного мира среди ненависти и войны. Но выше всего их мир тогда, когда они миром встречают злых и готовы от них пострадать. Миротворцы понесут крест со своим Господом, ибо мир был заключен на кресте. Они вовлечены в миротворчество Христа, призваны к труду Сына Божьего, потому их назовут сыновьями Бога.

"Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство небесное". Здесь речь не о правосудии Бога, но о нии ученика Иисуса за правое дело7, за правое су и поступок. Кто пошел вслед Иисусу, отрекшись от собственности, счастья, права, правосудия, чести, насилия, будет отличаться от мира в суждениях и поступках, будет возмущать мир. Поэтому ученики будут гонимы за правду. Не признание, а отвержение — вот похвала их слову и делу от мира. Важно, что Иисус называет учеников блаженными и тогда, когда они страдают не непосредственно за исповедание Его имени, но просто за правое дело. Им достается то же обетование, что и нищим. Они равны им, если их гонят.

Здесь, в конце блаженств, возникает вопрос, а есть ли в мире место для такой общины. Стало ясно, что для нее есть лишь одно место: то, где находится самый нищий, самый искушаемый, самый кроткий, это место — крест на Голгофе. Община блаженных — это община Распятого. С Ним она все потеряла, с Ним все нашла. Начиная с креста, это и значит: быть блаженным. И теперь Иисус обращается исключительно к тем, кто способен это постичь, к ученикам и потому — с прямым обращением: "Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески несправедливо злословить за меня; радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах: так гнали и пророков, бывших прежде вас". "За меня" - поносить будут учеников, но попадут в самого Иисуса. Всё падет на Него, ибо за Него будут их поносить. Вину несет Он. Хула, смер-

70

тельные гонения и клевета удостоверяют блаженство учеников в их общности с Иисусом. Только так и может быть: мир вымещает свою ярость на кротких чужаках словом, насилием, злословием. Слишком опасен и громок голос этих нищих и кротких, слишком терпеливо и тихо их страдание, слишком сильным оказывается оружие этих учеников Иисуса — нищета и страдание от несправедливости мира. Это смертельно опасно. В то время как Иисус восклицает: блаженны, блаженны! — мир кричит: прочь, прочь! Да, прочь! Но куда? В Царство Небесное. Радуйтесь и утешьтесь: велика ваша награда на небесах. Там нищие обитают в чертоге радости. Сам Бог отирает у плачущих слезы изгнания, кормит голодных на своей вечере. Израненные и измученные тела просветляются, и вместо одежд греха и покаяния носят белые одежды вечного правосудия. Из этой вечной радости уже сейчас рвется зов к общине идущих вслед и несущих крест, зов Иисуса: блаженны, блаженны.

ВИДИМАЯ ОБЩИНА

"Вы — соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою? Она уже ни к чему негодна, как разве выбросить ее вон на попрание людям. Вы — свет мира. Не может укрыться город, стоящий на верху горы. И зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме. Так да светит свет ваш Перед людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного" (Мф. 5, 13—16).

Эти слова обращены к тем, кто в блаженствах позван в милость хождения вслед Распятому. Если до сих пор названные блаженными казались хотя и достойными Царства Небесного, но совершенно неприспособленными к жизни на этой земле, то теперь они приравнены к самому необходимому земному благу. Они — соль земли. Они самое драгоценное, самое высшее, чем владеет земля. Без них земля не смогла бы жить. Земля держится этой солью; земля жива именно из-за них — этих нищих, незнатных, слабых, отвергнутых миром. Изгоняя учеников, земля отрицает собственную жизнь и — о чудо! — именно из-за этих изгоев способна жить дальше. Эта "божественная соль" (Гомер) проявляется в своей действенности. Она действует по всей земле. Она ее сущность. Поэтому уче-

71

никам указано не только Царство Небесное, им указана и земная миссия. Им, связанным лишь с Иисусом, указано на землю, соль которой — они. Назвав солью не себя, а учеников, Иисус поручает им деятельность на земле. Он вовлекает их в свою работу. Он остается в народе Израиля, а ученикам поручает всю землю. Лишь оставаясь солью, лишь сохраняя очистительную силу приправы, может соль хранить землю. Как ради себя, так и ради земли соль должна оставаться солью, община учеников должна оставаться тем, чем стала из-за призыва Христа. В этом — ее истинная деятельность на земле и ее хранящая сила. Соль должна быть нетленной и потому прочной силой очищения. Поэтому Ветхому Завету соль нужна для жертвы, поэтому в католическом обряде крещения соль кладут в рот ребенку (Исх. 30, 35; Иез. 16, 4). В нетленности соли — залог прочности общины.

"Вы — соль ", а не: станьте солью! Захотеть или не захотеть стать солью не отдано на волю учеников. И их не призывают стать солью. Нет, они — соль, хотят ли того или нет, в силу настигшего их призыва. Вы — соль, а не: у вас есть соль. Захоти кто вместе с реформаторами приравнять соль к миссии учеников, это было бы сужением. Имеется в виду всё их существование, поскольку оно заново основано призывом Христа идти вслед, то существование, о котором говорили блаженства. Кто настигнутый призывом Иисуса, идет Ему вслед, того во всем его существовании этот призыв сделал солью земли.

Разумеется, есть другая возможность: соль станет пресной, перестанет быть солью. Она перестанет быть действенной. Тогда, конечно, она лишь на то и будет годна, чтобы ее выбросить. В этом отличие соли. Всякую вещь можно посолить, но ставшую пресной соль уже ничем не посолишь. Любое, самое испорченное вещество можно спасти солью, лишь ставшая пресной соль испорчена безнадежно. Вот другая сторона дела. Вот грозящий общине учеников суд. Земля может спастись общиной, лишь община, переставшая быть собой, пропала безвозвратно. Призыв Иисуса Христа значит: быть солью земли или уничтожиться, идти вслед или — сам призыв уничтожит позванного. Еще одной возможности спастись нет. Ее и не может быть.

Не только невидимой действенностью соли, но и видимым свечением света наделяет призыв Иисуса общину

72

учеников. "Вы свет" - опять-таки не: станьте светом! Светом их сделал сам призыв. Иначе и быть не может: они свет, который видел; будь иначе, было бы ясно, что призыв их покинул. Хотеть стать светом миру — что за недостижимая, бессмысленная цель для учеников Иисуса, для этих учеников! Они уже им стали — из-за призыва, в хождении вслед. Опять-таки не: у вас есть свет, но: вы свет! Свет - это не что-то вам данное, скажем, ваша проповедь, но вы сами. Тот самый, кто сам говорит о себе: Я Свет, — сам говорит и своим ученикам: вы свет во всей" вашей жизни, пока вы держитесь призыва. А раз вы свет, то уже не можете укрыться, даже если бы и захотели. Свет светит, и город на горе не может укрыться. Просто не может. Он виден издалека, будь это укрепленный город, охраняемый замок или руины. Город на горе — какому израильтянину не вспомнится Иерусалим, высоковыстроенный град! — это община учеников. Всем сказанным идущие вслед не поставлены перед каким-то решением: единственное бывшее у них решение уже принято. Теперь они должны быть тем, чем являются, иначе они не идут вслед Иисусу. Идущие вслед — видимая община, их хождение — видимое действие, которым они выделяются из мира, - а иначе это никакое не хождение вслед. И именно оно видно, как свет в ночи, как гора на равнине.

Бегство в невидимость есть отрицание призыва. Община Иисуса, желающая быть невидимой, перестает быть идущей вслед общиной. "Зажженную свечу не прячут, а ставят на подсвечник" — вот опять-таки другая возможность: свет добровольно спрячется, укроется, призыв будет отвергнут. Укрытие, за которым прячет свой свет видимая община, может быть как человеческим страхом, так и сознательным уподоблением миру ради какой-нибудь цели - миссионерского ли толка, возникшей ли из неверно понятой любви к людям! Укрытием этим может стать — что еще опаснее — так называемая реформаторская теология, которая даже не боится именовать себя theologia crucis8 и отличительный знак которой в том, что она предпочитает "фарисейской" заметности "смиренную" невидимость в форме полного растворения в миро-подобии. Не чрезвычайная заметность, а приспособленность к justitia civilis становится признаком общины. И выходит, что критерий христианства именно в трм, чтобы свет не светил. Но Иисус говорит: пусть ваш свет светит

73

перед язычниками. В любом случае светящий здесь свет — это свет Иисусова призыва. Но каким же светом должны светить идущие вслед Иисусу, ученики из Блаженств? Какой свет должен исходить с того места, на которое имеют право только ученики? Что общего у невидимости и ук-рытости Иисусова креста, лежащего на учениках, со светом, который должен светить? Не следует ли из его укры-тости, что и ученики должны быть в укрытости, а не на свету? Такой вывод — дурной софизм, выводящий из креста Иисуса мироподобие Церкви. Разве простому слушателю не очевидно, что именно там, у креста, стало видно что-то чрезвычайное? Разве же всё это — justitia civilis, разве крест — это мироподобие? Разве крест - это не то, что к ужасу остальных стало неслыханно видимо в любой тьме? Разве плохо видно, что Христос отвержен и должен пострадать, что его жизнь кончается за воротами города, на холме позора? Это ли невидимость?

Вот в этом свете должны стать видны добрые дела учеников. Не вас они должны увидеть, но ваши добрые дела. Что такое добрые Дела, которые можно увидеть в этом свете? Это лишь те добрые дела, которые в них сотворил сам Иисус, призвав, сделав их светом миру под его крестом: нищета, чуждость, кротость, миролюбие и, наконец, гонимость и отверженность и во всем это одно: нести крест Иисуса Христа. Крест — вот необычайный, светящий здесь свет в котором только и видны все добрые дела учеников. Ни разу нет речи о том, что видим становится Бог; нет, видны "добрые дела", и за них люди хвалят Бога. Становится виден крест и дела креста, становятся видны нужда и отречение тех, кто назван блаженными. Но за крест и такую общину уже нельзя хвалить человека, хвалить за них можно только Бога. Будь добрые дела человеческими добродетелями, тогда бы за них хвалили не Отца, а ученика. Но нечего хвалить в несущем крест ученике, в общине, свет которой так светит, которая так заметна на горе, — за их добрые дела можно хвалить только Отца на небесах. Поэтому люди видят крест и общину креста - и верят в Бога. Но это свет воскресения.

74

ПРАВЕДНОСТЬ ХРИСТА

"Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков; не нарушить пришел Я, но исполнить. Ибо истинно говорю вам: доколе не прейдет небо и земля, ни одна йота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все. Итак, кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, тот малейшим наречется в Царстве Небесном; а кто сотворит и научит, тот великим наречется в Царстве Небесном. Ибо, говорю вам, если" праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное" (Мф. 5, 17-20).

Было бы неудивительно, если бы, услышав от своего Господа обетования, в которых обесценивалось всё ценное в глазах народа, а всё неценное названо блаженством, ученики вообразили, что Закону настал конец. К ним обратились, их отметили как тех, кому по свободной милости Бога досталось абсолютно всё, кто теперь обладает всем, кто стал наследником Царства Небесного. У них есть полная и личная общность с Христом, который все сделал новым. Она — соль, свет, город на горе. Все старое миновало, отменилось. И так естественно было ждать, что сейчас Иисус проведет окончательную границу между собою и всем прежним, упразднит закон Ветхого Завета и отречется от него в сыновней свободе, объявив его недействительным для своей общины. После всего предыдущего ученики могли бы подумать то же, что Маркион, который, увидев в этом тексте иудаистскую фальсификацию, так его переменил: "Вы думаете, что я пришел исполнить закон и пророков? Я пришел разрушить, а не исполнить". И после Маркиона нет числа подобным толкованиям слова Иисуса. Но Иисус сказал: "Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков..." Христос утверждает закон Ветхого Завета.

Как это понимать? Мы знаем, что слова эти обращены к идущим вслед, к тем, кто связан только с Иисусом. Никакой закон не вправе был помешать общности Иисуса с учениками, это стало ясно при толковании Лк. 9, 57 ел. Хождение вслед— это связь исключительно и непосредственно с Иисусом Христом. А здесь выявляется совершенно неожиданная связь учеников с ветхозаветным законом. Иисус говорит ученикам сразу две вещи: с одной

75

стороны, связь с Законом — это еще не хождение вслед, но, с другой ~ и внезаконная связь с личностью Иисуса Христа не может зваться хождением. Он сам указывает на Закон тем, кому даровал все свои обетования и полную общность с собой. Раз на Закон указывает Тот, за кем следуют ученики, значит, Закон для них имеет силу. Тут неизбежно возникает вопрос: что же имеет силу, Христос или Закон? С чем я связан? Только с Христом или все-таки еще и с Законом? Христос сказал, что никакой закон не смеет встать между Ним и его учениками. А теперь он говорит, что разрушить Закон — значит порвать и с Ним самим. Что это значит?

Закон — это закон Ветхого Завета, отнюдь не новый закон, но единственный, прежний Закон, на который как на явную волю Бога было указано и богатому юноше и искусителю-книжнику. И новой заповедью Закон становится лишь потому, что Христос связывает с этим Законом идущих Ему вслед. Нет речи о каком-то "лучшем законе", как у фарисеев; это единственный и все тот же Закон, это Закон, каждая буква которого должна сохраняться и исполняться до конца света, каждая йота которого должна сбыться. Но, разумеется, речь идет о "лучшей праведности". У кого нет этой лучшей праведности, тот не войдет в Царство Небесное, именно потому, что покинул хождение вслед Иисусу, который указывает ему на Закон. Но никто и не обрел бы этой лучшей праведности кроме того, к кому сейчас обращено слово, кроме призванного Христом. Условие лучшей праведности — это призыв Христа, это сам Христос.

Так становится понятно, что в этом месте Нагорной проповеди Христос впервые говорит сам от себя. Между лучшей праведностью и учениками, от которых Он ее требует, стоит Он сам. Он пришел исполнить закон Ветхого Завета. Вот предпосылка всего остального. Иисус показывает полное свое единство с волей Бога в Ветхом Завете, в Законе и Пророках. Ему действительно нечего добавлять к заповедям Бога, Он их соблюдает - вот единственное его добавление. Он исполняет Закон, это Он сам о себе говорит. Потому Закон и истинен. Он исполняет его до последней йоты. Но благодаря тому, что Он его исполняет, "сбывается всё", что должно сбыться для исполнения Закона. Иисус сделает то, чего требует Закон, поэтому Он будет должен претерпеть смерть; ибо только Он видит в

76

Законе Закон Бога, то есть ни сам Закон не есть Бог, ни сам Бог не есть Закон, так что Закон не занимает места Бога. Такое - неверное,— понимание Закона было у Израиля. Обожествление Закона и озаконивание Бога были грехом Израиля. А ученикам, напротив, грозило другое, тоже греховное, понимание: разбожествление Закона и отрыв Бога от его Закона. В обоих случаях Бог и Закон либо разошлись, либо совпали бы, что, в сущности, сводится к одному и тому же. Отождествляя Бога и Закон, евреи хотели с помощью Закона завладеть самим Богом/ Бог растворился в Законе и перестал быть его господином. А ученики, полагая, что могут оторвать Бога от его Закона, хотят завладеть Богом, будто это они — хозяева спасения. В обоих случаях смешаны дар и даритель, и Бог отрицается то с помощью Закона, то с помощью обетовании спасения.

Обоим толкованиям вопреки Иисус утверждает Закон как закон Бога. Бог — даритель и господин Закона, и только в личной общности с Богом исполняется Закон. Нет исполнения Закона без общности с Богом и нет общности с Богом, без исполнения Закона. Первое существенно для евреев, второе — для учеников рискующих впасть в ошибку.

Иисус, Сын Божий, единственный, у кого есть полная общность с Богом, ради Него заново утверждает Закон, придя исполнить закон Ветхого Завета. Раз Он был Единственным, кто это делал, то только Он и мог верно учить Закону и исполнению Закона. Ученики должны были это знать и понять, когда Он это сказал, ибо знали, кто Он. Евреи этого понять не могли, поскольку Ему не верили. Потому они и должны были отвергнуть его учение как хулу на Бога, точнее — хулу на Закон Божий. Поэтому ради истинного Божьего Закона Иисус должен был пострадать от поборников ложного закона. Иисус умирает на кресте как богохульник, как законопреступник, так как утвердил истинный закон против неверно понятого, ложного закона.

Исполнение закона, о котором говорит Иисус, лишь в том и может сбыться, что Иисус будет распят на кресте как грешник. Он сам, распятый, и есть совершенное исполнение Закона.

Значит, Иисус Христос и только Он исполняет Закон, ибо Он находится в совершенной общности с Богом. Он сам встает между учениками и Законом, а не Закон — ме-

77

жду Ним и учениками. Путь учеников к Закону лежит через крест Христа. Так Иисус, указывая ученикам на Закон, исполнение которого — лишь Он, заново связывает их с собой. Он должен отвергнуть беззаконную связь, ибо она — мечтательство, а потому и не связь вовсе, а просто полное освобождение от любых уз. Но при этом рассеяна и тревога учеников, не оторвет ли их от Иисуса связь с Законом. Такая тревога могла возникнуть лишь из неверного понимания Закона, которое действительно оторвало евреев от Бога. А вместо этого делается ясно, что настоящая связь с Иисусом даруется только заодно со связью с Законом Бога.

Но Иисус стоит между учениками и Законом не затем, чтобы освободить их от исполнения Закона, а чтобы дать им силы к тому исполнению Закона, которого Он требует. Именно связь с Ним ставит учеников в положение послушания. Но даже и исполнение Закона до йоты не отменяет для учеников ни йоты из Закона. Она исполнена, вот и всё. Но именно потому она только теперь собственно и введена в силу, так что теперь в Царстве Небесном великим наречется тот, кто исполняет Закон и учит Закону. "Исполняет и учит" — из этого выводили даже такое учение о Законе, которое как раз избавляет от исполнения, представляя Закон так: он, мол, служит лишь к осознанию его невыполнимости. На Иисуса такое учение ссылаться не может. Закон предназначен для исполнения, и Иисус, конечно, его исполнил. Кто, идя вслед, остается с Ним, с Тем, кто исполнил закон, тот исполняет и преподает Закон в хождении вслед. В общности с Иисусом может остаться только деятельный исполнитель Закона.

Не закон отличает учеников от евреев, но "лучшая праведность". Праведность учеников "превышает'' книжников. Она их превосходит, она есть нечто чрезвычайное, особенное. Здесь впервые звучит понятие "perisseuein"9, которое будет для нас еще важнее в стихе 47. Мы должны спросить: в чем состоит праведность фарисеев? В чем — праведность учеников? Разумеется, фарисей никогда не впадал в противную Писанию ошибку, будто Закон надо лишь преподавать, но не исполнять. Фарисей хотел быть исполнителем Закона. Его праведность состояла в непосредственном, буквальном исполнении заповеданного в Законе. Его праведностью было его поведение. Совершенное соответствие поведения заповеданному в Законе

78

было его целью. Тем не менее всегда имелся какой-то остаток, который надо было покрыть прощением. Его праведность оставалась несовершенной. Также и праведность учеников могла состоять лишь в исполнении Закона. Не-исполняющего Закон нельзя назвать праведным. Но исполнение учеников выше фарисейского потому, что оно — действительно совершенная праведность по сравнению с несовершенной фарисейской. Почему? Преимущество учеников — в том, что между ними и Законом стоит _ совершенно Исполнивший Закон, Тот, в общности с кем они живут. Перед ними не неисполненный, а уже исполненный Закон. Ученик еще не начал повиноваться Закону, а Закон уже исполнен, его требования уже удовлетворены. Требуемая Законом праведность уже налицо: это праведность Иисуса, всходящего на крест ради Закона. Но раз эта праведность - не только должное благо, но сама совершенная и истинная общность с Богом, то у Иисуса йе только есть эта праведность, но она - это Он сам. Он — это праведность учеников. Призвав, Иисус сделал учеников причастными себе самому, даровал им общность с собой и, значит — сделал причастными своей праведности, даровал им ее. Праведность учеников — это праведность Христа. Лишь затем, чтобы это сказать, и начинает Иисус свои слова о "лучшей праведности" указанием на то, что исполняет Закон. Но праведность Христа — на самом деле праведность и учеников тоже. Конечно, строго говоря, она остается дарованной праведностью, дарованной в призыве идти вслед. Это праведность, состоящая именно в хождении вслед и уже в блаженствах получившая обетование Царства Небесного. Праведность учеников — это праведность под крестом. Это праведность нищих, искушаемых, голодных, кротких, миротворцев, гонимых из-за призыва Иисуса, видимая праведность тех, кто именно во всем этом есть свет мира и город на горе — благодаря призыву Иисуса. Потому праведность учеников "лучше" фарисейской, что основана только на призыве в общность с Тем, кто единственный исполнил Закон; потому праведность учеников — настоящая, что теперь они сами творят волю Божью, исполняют Закон. И Христову праведность нужно не только преподавать, но и исполнять. Иначе она окажется не лучше Закона, которому только учат, но который не исполняют. Об этом исполнении учениками Христовой праведности говорит всё пос-

79

ледующее. Коротко говоря, это исполнение есть хождение вслед. Это реальное, простое действие в вере в праведность Христа. Христова праведность — это новый закон, закон Христа.

БРАТ

«Вы слышали, что сказано древним: "не убивай; кто же убьет, подлежит суду". А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду; кто же скажет брату своему "рака", подлежит синедриону; а кто скажет "безумный", подлежит геенне огненной. Итак, если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнить, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, оставь там дар твой перед жертвенником, и пойди, прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой. Мирись с соперником твоим скорее, пока ты еще на пути с ним, чтобы соперник не отдал тебя судье, а судья не отдал бы тебя слуге, и не ввергли бы тебя в темницу; истинно говорю тебе: ты не выйдешь оттуда, пока не отдашь до последнего кодранта» (Мф. 5, 21—26).

"А я говорю вам" — Иисус подводит итог всему сказанному о законе. После предыдущего невозможно видеть в Иисусе революционера или предполагать противопоставление одного мнения другому в духе раввинов. Напротив, в продолжение сказанного, Иисус выражает свое единство с законом Моисеева завета, но именно в истинном единстве с Божьим Законом делает ясным, что господин и даритель Закона — это Он, Сын Божий. Лишь воспринимая Закон как слово Христа, можно его исполнить. Греховному непониманию, в котором пребывают фарисеи, не должно быть места. Лишь в признании Христа господином и исполнителем Закона заключено истинное познание Закона. Христос заявил свое право на Закон. Тем самым Он делает то, чего поистине хочет Закон. Но в этом единстве с Законом Он превращает себя во врага ложного понимания Закона. Он отдает себя в руки ложным ревнителям Закона именно потому, что чтит Закон. Закон, на который Иисус указывает идущим Ему вслед, запрещает им убийство и вверяет брата. Жизнь брата—в руке Бога и Богом дана, только у Бога власть над жизнью и смертью. Убийце нет места в Божьей общине. Он подлежит тому суду, которым судит сам. Поставленный под защиту божественной заповеди брат — это не

80

только брат внутри общины; это ясно из того, что поведением идущего вслед Иисусу руководит не то, каков другой человек, а лишь Тот, кому он послушно следует. Идущему вслед за Иисусом убийство запрещено под страхом божественного суда. Жизнь брата — это поставленный идущему вслед предел, которого нельзя переступать. Но нарушение этой границы уже есть в гневе, тем более в злом слове, исходящем от нас (рака), наконец в сознательном оскорблении другого (безумный). Всякий гнев " направлен против жизни другого, отказывает ему в жизни, стремится его уничтожить. Нет разницы между так называемым праведным гневом и неправедным10.Уч еник вообще не должен знать гнева, иначе он грешит против Бога и брата. Сорвавшееся слово, к которому мы так легко относимся, свидетельствует, что мы не уважаем другого, превозносимся над ним и ценим нашу жизнь выше, чем егр. Такое слово — удар по брату, удар ему в сердце. Оно задевает, ранит, губит. Намеренное оскорбление лишает брата чести и в глазах других людей, хочет унизить его перед всеми, злобно стремится уничтожить его внутреннее и внешнее существо. Я вершу суд над ним. Это убийство. Убийца подлежит суду.

Кто гневается на брата, бранит, публично оскорбляет или чернит, тому, как убийце, нет места перед Богом. Отделившись от брата, он отделился и от Бога. К Богу у него уже нет доступа. Его жертва, богослужение, молитва не смогут угодить Богу. Идущий вслед Иисусу, в отличие

ужение. .охсдуже

бгжгуЛрезрение к брату делает богослужение ложными м отнимает у него все божественные обетования. Отдельный ли человек, община ли, выходящие к Богу с сердцем, полным презрения или непримиренным, имеют дело не с Богом, а с каким-то идолом. Пока брату отказано в служении и любви, пока он предмет презрения, пока он обижен на меня или Иисусову общину, до тех пор жертва неугодна. Между мною и Богом встает даже и не мой собственный гнев, но просто тот факт, что где-то есть обиженный, оскорбленный, обесчещенный мною брат, который "имеет что-нибудь против меня". Поэтому пусть проверит себя Иисусова община: не виновата ли она перед каким-то братом, не ненавидит ли, презирает, оскорбляет его заодно с миром и миру в угоду, не виновна ли поэтому перед братбм в убийстве. Пусть сегодня про-

81

верит себя Иисусова община: не вздымаются ли между нею и Богом, не прерывают ли ее молитву обвиняющие голоса, когда она выходит к Богу для молитв и богослужений. Пусть проверит себя Иисусова община: дала ли она тем, кого мир оскорбил и обесчестил, знак Иисусовой .любви, сохраняющей, поддерживающей, сберегающей жизнь. Если нет, то ни самое исправное богослужение, ни самая благочестивая молитва, ни глубочайшие познания не помогут ей ничем, но будут против нее свидетельствовать, ибо она перестала идти вслед Иисусу. Бог не хочет, чтобы Его отделяли от брата. Он не хочет почестей, когда обесчещен брат. Он Отец. Да, Он — Отец Иисуса Христа, ставшего братом всем нам. Вот решающая причина, по которой Бог не хочет, чтобы Его отделяли от брата. Его воплотившегося Сына оскорбляли и бесчестили ради чести Отца. Но Отец не дает отделить себя от Сына и не хочет, чтобы Его отделяли от тех, кому уподобился Сын, ради кого его Сын понес позор. Поскольку Сын Бога вочеловечился, служение Богу уже нельзя отделить от служения брату. И кто говорит, что любит Бога, и все-таки ненавидит брата, тот лжец.

Поэтому если кто хочет, идя вслед Иисусу, истинно служить Богу, тому остается лишь один путь — путь примирения с братом. Кто приходит к проповеди слова и к вечере с непримиренным сердцем, тот слышит и вкушает свой суд. Перед лицом Бога он убийца. Поэтому "пойди, прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой". Путь, которого Иисус требует от учеников, труден. Он сопряжен с унижением и позором. Но это и путь к Нему, к распятому Брату, и потому — путь, полный милости. В Иисусе служба наименьшему из братьев и Богу сливаются воедино. Он пошел и примирился с братом и тогда принес единую истинную жертву Отцу — себя самого.

Еще длится время милости, ибо у нас еще есть брат, еще мы "с ним на пути". Суд впереди. Еще мы можем уступить брату, уплатить долг. Близок час, когда нас отдадут судье. Тогда будет поздно, тогда с нас взыщут до последней вины. Понимаем ли мы, что для учеников Иисуса брат — не закон, а милость? Это милость — иметь возможность уступить брату, отдать причитающееся ему по праву, примириться с ним. Брат — это наша милость перед судом.

82

Такое может сказать нам лишь Тот, кто сам как наш брат стал нашей милостью, примирением, спасением перед судом. В человечестве Сына Божь'Ьго нам дарована милость брата. Лишь бы ученики Иисуса хорошо это помнили!

Служение Брату, уступающее ему право и жизнь, — это путь самоотвержения, путь креста. Никто не имеет большей любви, чем отдающий жизнь за друзей. Это любовь Распятого. Поэтому закон этот исполняется лишь в кресте Иисуса.

ЖЕНА

«Вы слышали, что сказано древним: "не прелюбодействуй". А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем. Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя; ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввер-жено в геенну. И если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки ее и брось от себя; ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну. Сказано также, что если кто разведется с женою своею, пусть даст ей разводную. А Я говорю вам: кто разводится с женою своею, кроме вины любодеяния, то подает ей повод прелюбодействовать; и кто женится на разведенной, тот прелюбодействует» (Мф. 5, 27—32).

Связью с Иисусом Христом те желания, в которых нет любви, не отпущены на волю, но запрещены идущим вслед. Раз хождение вслед есть самоотвержение и целостная связь с Иисусом, то собственная, одержимая страстями воля ученика свободно проявляться не может. Такие желания, заключайся они хоть в едином взгляде, отделяют от хождения и все тело ведут в ад. Человек продает небесное первородство за чечевичную похлебку страстей. Он не верит Тому, кто может стократной радостью возместить отказ от желания. Он не доверяется невидимому и хватает видимый плод желания. Он низвергается с пути хождения вслед и отделяется от Иисуса. Нечистота желаний — это неверие. Лишь поэтому и надо их отвергать. Ради свободы от желаний, отделяющих от Иисуса, идущий вслед может пойти на любую жертву. И глаз и рука меньше, чем Христос. Если глаз или рука служат страстям К .отнимают у всего тела чистоту хождения вслед, то лучше

83

принести в жертву их, чем Иисуса Христа. Приносимый желанием выигрыш ничтожен против урона — на миг выигрываешь желаемое глазу или руке и теряешь тело навеки. Твой глаз, служа нечистым страстям, не может созерцать Бога.

Не обязаны ли мы ответить здесь на вопрос, предполагал Иисус буквальное или метафорическое понимание этой заповеди? Разве не зависит от ясного ответа вся наша жизнь? Разве этот ответ уже не дан поведением учеников? В этом — по видимости жизненно важном — вопросе наша воля советует бежать от решения. Но сам вопрос — ложный и дурной. Ответа на него быть не может. Ведь будь сказано, что понимание, конечно же, должно быть не буквальным, то вот мы уже и отклонились от серьезности заповеди; но будь сказано, что, конечно же, надо понимать буквально, то оказалось бы принципиально абсурдным само христианское существование, и тем самым заповедь лишилась бы силы. Именно от того, что нам не дано ответа на этот принципиальный вопрос, мы и захвачены целиком заповедью Иисуса. Мы не можем отклониться ни в какую сторону. Мы вызваны и должны повиноваться. Иисус не загоняет учеников в нечеловеческие судороги, не запрещает им взгляд, но обращает их взгляды на самого себя и знает, что здесь взгляд останется чист, даже если потом направится и на женщину. Он не возлагает на учеников непосильную ношу Закона, но милосердно помогает им Евангелием.

Иисус отнюдь не принуждает учеников к браку. Но он освящает брак согласно Закону, объявляя его нерушимым и запрещая второй брак, если первый распался из-за неверности. Такой заповедью Иисус освобождает брак от дурных эгоистических желаний и хочет, чтобы он стал служением любви — только так и может быть в хождении вслед. И Он не осуждает тело с его естественными стремлениями, а отвергает скрытое JSJHCM неверие. Так что он не отменяет брак укрепляет и освящает его верой. И поэтому идущий вслед должен будет сохранить в строгости и самоотречении свою единственную связь с Христом также и в браке. Христос — господин и его брака. Этим брак ученика отличается от гражданского брака, но это опять-таки не презрение к браку, а его освящение.

Кажется, будто, требуя нерасторжимости брака, Иисус противоречит ветхозаветному Закону. Но Он сам говорит

84

(Мф. 19, 8) о своем единстве с Моисеевым Законом. "Из-за жестокосердия" израильтянам было разрешено разводное письмо, то есть лишв затем, чтобы уберечь их сердце от еще большей распущенности. Но цель ветхозаветного Закона — та же, что и у Иисуса: ведь и в нем речь только о чистоте брака, о браке, проживаемом с верой в Бога. Но эта чистота, то есть целомудрие, сохраняется в общности с Иисусом, в хождении Ему вслед.

Так как Иисусу важна только полная чистота, то есть целомудрие его учеников, Он должен сказать, что похвален и полный отказ от брака ради Царства Божьего. Иисус ни брак, ни безбрачие не превращает в программу, а освобождает от porneia, от распутства в браке и вне брака, которое есть грех не только против собственного тела, но и против тела самого Христа (1 Кор. 6, 13—15). Тело ученика тоже принадлежит Христу и хождению вслед, наши тела — члены его тела. Так как Иисус, Сын Бога, понес человеческое тело и так как у нас есть общность с его телом, то распутство есть грех против тела Христа.

Тело Христа было распято. Апостол говорит о принадлежащих Христу, что они распяли плоть со страстями и желаниями (Гал. 5, 24). Поэтому истинно и этот ветхозаветный Закон исполняется только в распятом, истерзанном теле Иисуса Христа. Вид этого тела и общность с ним, отданным ради них, дает ученикам силу для целомудрия, которое заповедал Иисус.

ПРАВДИВОСТЬ

«Еще слышали вы, что сказано древним: "не преступай клятвы, но исполняй пред Господом клятвы твои". А Я говорю вам: не клянись вовсе: ни небом, потому что оно Престол Божий; ни землею, потому что она подножие ног Его; ни Иерусалимом, потому что он город великого Царя; ни головою твоею не клянись, потому что не можешь ни одного волоса сделать белым или черным. Но да будет слово ваше: "да, да", "нет, нет"; а что сверх этого, то от лукавого» (Мф. 5, 33-37).

Толкование этих стихов в христианской Церкви по сей день исключительно неопределенно. Начиная еще с ранней Церкви, толкователи держатся самых несходных мнений: от ригористского отвержения любой клятвы как греха до более мягкого отказа от необдуманных клятв и от

85

клятвопреступления. Популярней всего в ранней Церкви было такое толкование: хотя клятва и запрещена "совершенным" христианам, но более слабым она в известных границах разрешена. Среди прочих и Августин защищал это мнение. В оценке клятвы он согласен с языческими философами: с Платоном, пифагорейцами, Эпиктетом, Марком Аврелием. Они считали клятву недостойной благородного человека. В символических книгах церквей Реформации говорится, что слова Христа, конечно же, не применимы к присяге, которой требует мирская власть. С самого начала главным аргументом служило то, что клятва заповедана в Ветхом Завете, что сам Иисус клялся перед судом, что апостол Павел часто использует клятвен-ные формулы. Наряду с прямыми указаниями Писания решающее значение для реформаторов имело разделение духовного и мирского царств.

Что такое клятва? Это публичное призывание Бога в свидетели какого-то утверждения, которое я делаю о прошлом, настоящем или будущем. Пусть всевидящий Бог покарает меня за обман. Как же мог Иисус назвать такую клятву грехом, более того — "от лукавого", ek tou poner-ou, "сатанинской"? Дело в том, что Иисус имеет в виду полную правдивость.

Клятва — свидетельство того, что в мире есть ложь. Умей человек не лгать, не надо было бы клясться. Поэтому клятва — преграда на пути лжи. Но как раз из-за этого клятва лжи и способствует — ведь если на окончательную правдивость претендует лишь клятва, то, значит, и лжи отводится какое-то место в жизни, значит, и за ложью признано известное право на существование. Ветхозаветный Закон клятвой борется против лжи. Иисус борется с ложью — запрещая клятву. В обоих случаях речь о главном — об уничтожении неправды в жизни верующего. Клятва, выставленная против лжи Ветхим Заветом, сама оказалась захвачена ложью и поставлена ей на службу. Лжи хотелось утвердиться и завоевать себе право еще и с помощью клятвы. Поэтому Иисус должен поразить ложь и там, куда она скрылась, то есть в клятве. Клятва должна пасть, поскольку превратилась в защиту лжи.

Покушение лжи на клятву могло происходить двумя путями: или она утверждается под видом клятвы (клятвопреступление), или вкрадывается в самое форму клятвы. В последнем случае ложь в клятве пользовалась обраще-

86

нием не к живому Богу, а к каким-нибудь мирским или божественным силам. А раз ложь проникла в клятву так глубоко, то обеспечить полную правдивость можно только запретив клятвы вообще.

Да будет ваша речь "да, да" и "нет, нет". Но при этом слово ученика отнюдь не избавлено от ответственности перед всевидящим Богом. Напротив, именно потому, что имя Божье не призывается вслух, вообще всякое слово ученика поставлено перед само собой разумеющимся присутствием всевидящего Бога. Раз вообще нет словаТ] звучащего не перед Богом, то ученик не может клясться^! Каждое слово должно быть правдой и потому не нуждается в подкреплении клятвой. А клятва бросает на все остальные слова тень сомнения. Поэтому она "от лукавого". Но ученик во всяком своем слове должен быть светом.

Если клятва упразднена, то ясно, что только ради правдивости. Очевидно, что заповедь Иисуса не терпит ника^х исключений, перед кем бы клятва ни приносилась. Но следует сказать, что и отказ от клятвы, со своей стороны, не должен служить сокрытию правды. А где именно дело обстоит так, то есть где как раз ради правдивости и надо дать клятву, этого в общем виде решить нельзя, это должно решаться в каждом отдельном случае. Реформаторские Церкви держатся мнения, что так обстоит всякий раз, когда клятвы требует мирская власть. Возможно ли здесь общее решение, остается спорным.

Бесспорно другое: если кажется, что случай именно такой, дать клятву можно лишь тогда, когда, во-первых, налицо полная ясность насчет содержания клятвы; во-вторых, надо различать между клятвами, относящимися к прошлому или нынешнему положению дел, и имеющими характер обещания. Поскольку христианин никогда не может безошибочно знать прошлое, то он призывает Бога не в подтверждение своих, не застрахованных от ошибок, слов, а ради чистоты своего сознания и совести. Но поскольку христианин никогда не распоряжается своим будущим, то клятвенное обещание, скажем присяга, с самого начала грозит ему большой опасностью. Ибо не только его собственное будущее не зависит от христианина, но, самое главное, будущее того, кто его этой присягой связывает. Поэтому и правдивость, и хождение вслед Иисусу запрещают давать такую клятву, не оговорив ее условием: если угодно Богу. Для Христианина нет абсолютных зем-

87

ных связей. Присяга, желающая абсолютно связать христианина, будет для него ложью, она "от лукавого". В такой присяге призывать имя Божье можно не в подтверждение обещания, но исключительно в свидетельство того, что, идя вслед Иисусу, мы связаны только волей Бога и что из-за Иисуса любая иная связь стоит под этой оговоркой. Будь в сомнительном случае такая оговорка не высказана или не принята, то клятву давать нельзя, ибо такой клятвой я как раз того и обману, кто с меня ее берет. Но да будет ваша речь "дал да" и "нет, нет".

Заповедь полной правдивости — просто иное имя для целостности хождения вслед. Лишь тот, кто, идя вслед, всецело связан с Христом, стоит в полной правдивости. Ему нечего скрывать от своего Господа. Он живет перед Ним открыто. Он Иисусом познан и поставлен в правду. Он явно грешен перед Иисусом. Не он себя явил Иисусу, но когда Иисус явил ему себя в своем призыве, он оказался явлен Иисусу в своем грехе. Полная правдивость возникает только из нескрытого греха, прощенного Иисусом. Лишь тот не стыдится правды, где бы ни пришлось ее сказать, кто, исповедуя грехи перед Иисусом, стоит в правде. Правдивость, которой Иисус требует от ученика, заключается в самоотречении, не скрывающем греха. Всё явно, всё свет.

Раз, в первую и последнюю очередь, правдивость — это открытость человека во всем его бытии, в его зле перед Богом, то эта правдивость возбуждает противодействие грешников, ее гонят и распинают. Единственная причина правдивости ученика - хождение вслед Иисусу, во время которого Он нам на кресте являет наш грех. Нас делает правдивыми лишь правда Бога о нас. Кто знает крест, не испугается никакой другой правды. Кто живет стоя под крестом, для того клятва как закон правдивости отменена, ибо он живет в абсолютной правде Бога.

Не может быть правды по отношению к Иисусу без правды по отношению к людям. Обман разрушает общность. Но ложную общность рассекает правда и основывает настоящее братство. Не может быть хождения вслед без жизни в открытой правде перед Богом и людьми.

ВОЗМЕЗДИЕ

«Вы слышали, что сказало: "око за око, и зуб за зуб". А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду; и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два. Просящему у тебя дай и от хотящего занять у тебя не отвращайся» (Мф. 5, 38—42).

Здесь Иисус соотносит слова: око за око, зуб за зуб — с прежде названными ветхозаветными заповедями, в том числе с запретом убивать из декалога. И в этих словах он тоже признает несомненную заповедь Бога. Их тоже надо не отменять, но до конца исполнить. Иисус не знает нашего выделения из ветхозаветных заповедей десяти важнейших. Для него заповедь Ветхого Завета едина, и вот Он указывает ученикам на ее исполнение.

Идущие вслед Иисусу живут ради Него, отрекшись от собственных прав. За кротость Он назвал их блаженными. Захоти они, уже все отдав ради общности с Ним, удержать за собой одну эту, собственность, они бы покинули хождение вслед. Так что здесь происходит просто развитие блаженств.

Ветхозаветный Закон ставит право под божественную защиту возмездия. Не должно быть зла без возмездия. Надо установить настоящую общность, преодолеть и изобличить зло, убрать его из общины народа Божьего. Этому служит право, поддержанное силой возмездия.

Иисус воспринимает эту волю Бога и подтверждает силу возмездия изобличать и преодолевать зло и беречь общину учеников как общину истинного Израиля. Правое возмездие кончает с несправедливостью и сохраняет ученика в хождении вслед.

По слову Иисуса, состоит это правое возмездие в том, чтобы не сопротивляться злу.

Этими словами Иисус выделяет свою общину из политически-правового распорядка, из национальной формы народа Израиля и делает ее тем, чем она на самом деле является: стоящей вне политически-национального плана общиной верующих. Если, согласно воле Бога, для богоизбранного народа Израиля как для политической формы возмездие было возвратом удара за удар, то для общины учеников, которая уже ни на что не может рассчитывать в

89

национально-правовом смысле, возмездие состоит в том, чтобы терпеливо сносить удар, чтобы не прибавлять зло ко злу. Лишь так можно основать и сохранить общину.

Становится ясно, что идущий вслед, с которым поступили несправедливо, уже не привязан к своему праву как к какому-то имуществу, которое должен защищать при любых обстоятельствах, но, связанный лишь с Иисусом Христом, от всякого имущества полностью свободен и, подтверждая эту свою связь лишь с Иисусом, как раз и создает единственную прочную основу общины и вручает грешника Иисусу.

Победа над другим - лишь в том, что его зло должно выдохнуться, что оно не найдет того, что ищет, то есть сопротивления и, значит, нового зла, от которого могло бы еще сильней разгореться. Зло делается бессильным, когда не встречает отпора, сопротивления, когда его добровольно терпят и сносят. Тогда зло сталкивается с противником, который ему не по силам. Разумеется, лишь в том случае, когда сопротивление убрано без остатка, когда всецело отказались воздавать злом за зло. Здесь зло не в силах достичь цели: творить и множить зло, — и остается одиноко.

Страдание проходит, если его нести. Зло находит свой конец, если мы его беззащитно терпим. Бесчестие и оскорбление становятся явным грехом, если идущий вслед не наносит их сам, а беззащитно сносит. Насилие осуждено тем, что ему не противостоит никакая сила. Неправое притязание на мою рубашку посрамлено тем, что я отдаю еще и верхнюю одежду, эксплуатация моей услужливости выходит на свет, если я не ставлю ей никаких пределов. Готовность всё отдать, когда попросят, — это готовность иметь вдоволь с одним лишь Иисусом Христом, готовность следовать лишь Ему одному. В добровольном отказе от самозащиты утверждается и проявляется безусловная связь идущего вслед с Иисусом, свобода, отрешенность от собственного Я. И только в исключительности этой связи можно преодолеть зло.

При этом речь не только о зле, но и о злом. Иисус называет злого злым. Я не должен оправдывать или извинять притесняющего меня насильника. Мое терпеливое страдание нужно не затем, чтобы выразить сочувствие праву злого. У Иисуса нет ничего похожего на эти сентиментальные соображения. Бесчестящий удар, насилие,

90

эксплуатация остаются злом. Ученик обязан это помнить и свидетельствовать об этом по примеру Иисуса, именно потому, что иначе злой не будет поражен и побежден. Но именно потому, что незачем оправдывать противостоящее ученику зло, и обязан ученик не сопротивляться, а, страдая, положить злу конец и тем самым зло победить. Вольное страдание сильнее зла, оно — смерть зла.

И невозможно придумать поступка, в котором зло было бы настолько велико и сильно, что оно потребовало бы от ученика иной позиции. Чем страшнее зло, тем готовней к страданию обязан быть ученик. Злой должен отойти во власть Иисуса. Пусть ему отвечает Иисус, а не я.

Реформаторское толкование ввело в этом месте решающую новую мысль: нужно различать, нанесена ли обида мне лично или же в моей общественной роли, то есть в возложенной на меня Богом ответственности. Если в первом случае надо поступать, как заповедал Иисус, то во втором я от этого освобожден, и, напротив, ради истинной любви даже обязан поступать противоположным образом, то есть противопоставить силе силу, чтобы воспрепятствовать атаке зла. Так оправдывается позиция Реформации по отношению к войне и к любому применению обществом законных средств ради отражения зла. Но Иисусу совершенно чуждо это различение между мною как частным лицом и как должностным. Он нам ни слова об этом не говорит. Он обращается к идущим Ему вслед как к тем, кто все оставил, чтобы пойти за Ним. "Частное" и "должностное" нужно было целиком и полностью подчинить заповеди Иисуса. Слово Иисуса завладело ими безраздельно. Он требовал безраздельного послушания. И действительно, названное различение ведет к неразрешимым трудностям. Когда в реальной жизни я только частное лицо, когда — только должностное? Разве я не остаюсь всегда, когда бы на меня ни напали, отцом моих детей, проповедником моей общины, политиком моего государства? Разве на этом основании я не обязан давать отпор всякому нападению, неся ответственность за свой пост? А на своем посту разве я не остаюсь всегда самим собой, в одиночку предстоящим Иисусу? Разве при таком различении не приходится забыть, что идущий вслед Иисусу всегда совершенно одинок, одиночка, который в конце концов может действовать и решать лишь за себя самого, и что именно в таком по-

91

ведении содержится самая серьезная ответственность за тех, кто мне вверен?

Но можно ли защитить слова Иисуса, обладая опытом, согласно которому зло разгорается именно при встрече со слабым и отчаянней всего разнуздывается при встрече с беззащитным? Не остаются ли эти слова просто идеологией, которая не считается с реальностью, иначе говоря — с грехом мира? Внутри общины эти слова еще могли бы сохранять силу. А по отношению к миру они кажутся просто мечтательной слепотой к греху. Раз мы живем в мире и мир зол, то эти слова не имеют силы.

Но Иисус говорит: раз вы живете в мире и мир зол, то имеют силу слова: не сопротивляйтесь злу. Едва ли кто скажет, что Иисус не знал, как сильно зло, Он, с первых дней жизни сражавшийся с дьяволом. Иисус называет зло злом, потому и говорит такое идущим ему вслед. Как это возможно?

Всё, что Иисус говорит ученикам, действительно было бы чистым мечтательством, если бы мы должны были видеть в его словах общезначимую этическую программу, если бы тезис, что зло побеждается только добром, воспринимался как общезначимая мирская и житейская мудрость. Тогда всё действительно свелось бы к безответственному выдумыванию законов, которым на самом деле мир вовсе не подчиняется. Беззащитность как принцип мирской жизни — это безбожное разрушение милостиво оберегаемого Богом мироустройства. Но сейчас говорит отнюдь не создатель программ, сейчас о преодолении зла терпением говорит Тот, кто сам на кресте был побежден злом и кто вышел из этого поражения как торжествующий победитель. Не может быть иного оправдания этой заповеди Иисуса Христа кроме его креста. Лишь обретя в i кресте Иисуса веру в победу над злом, можно следовать этой заповеди, и лишь такому послушанию дано обещание. Какое обещание? Обещание общности с крестом Иисуса и с его победой.

Страсти Иисуса как преодоление зла божественной любовью — вот единственная прочная основа для послушания ученика. Этой заповедью Иисус снова зовет идущих Ему вслед стать в общность его страстей. Как могла бы проповедь о страстях Иисуса стать для мира явной и достоверной, уклонись сами ученики от страстей, отвергни их для собственного тела? Данный сейчас закон Иисус

92

сам исполняет в своем кресте11. И своей заповедью Он милостиво сохраняет для идущих Ему вслед общность своего креста. Лишь в кресте истинно и действительно, что возмездие за зло и его преодоление — это страждущая любовь. Но общность с крестом дарована ученикам в призыве идти вслед. В этой видимой общности они названы блаженными.

 

ВРАГ - "ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ"

«Вы слышали, что сказано: "люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего". А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного; ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных. Ибосли вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари? И если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного делаете? Не так же ли поступают и язычники? Итак будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф. 5, 43-48).

Впервые в Нагорной проповеди раздается это слово, итог всего сказанного: любовь — и звучит оно в недвусмысленном определении любви к врагам. Заповедь любви к брату можно было бы понять неверно, а любовь к врагу, исключая возможность неверного понимания, делает ясным, чего хочет Иисус.

Для учеников враг — отнюдь не пустое понятие. Они хорошо его' знали. Они встречали его каждый день. Были проклинавшие их как разрушителей веры и законопреступников; были ненавидевшие их за то, что они всё оставили ради Иисуса, всем пренебрегли ради общности с Ним; были оскорблявшие и высмеивавшие их за слабость и смирение; были гонители, чуявшие в толпе учеников революционную опасность и стремившиеся их уничтожить. Одним врагом были представители народного благочестия, которые не могли стерпеть властных притязаний Иисуса. Этот враг был вооружен и почетом и властью. Другой враг, о котором приходилось думать любому еврею, был политический: Рим. Весьма ощутим был и этот гнет. Наряду с этими двумя враждебными группами существовала и личная "вражда против тех, кто не шел пу-

93

тем большинства, ежедневная клевета, поношения и угрозы.

Правда, в Ветхом Завете нигде нет заповеди о ненависти к врагам. Напротив, есть заповедь о любви к ним (Исх. 23, 4 ел.; Прит. 25, 21; Быт. 45, 1 ел.; 1 Цар. 24, 7; 3 Цар. 6, 22 и т. д.). Но сейчас Иисус говорит не о естественной вражде, а о вражде Божьего Народа с миром. Единственные "священные" войны, какие были в мире, — это войны Израиля. Они были войной Бога против мира идолов. Иисус не осуждает эту вражду, иначе Ему пришлось бы осудить всю историю отношений Бога со своим Народом. Напротив, Иисус подтверждает Ветхий Завет. Для Него тоже важна только победа над врагом, победа Божьей общины. Но этой заповедью Он еще раз выделяет общину своих учеников из политической формы народа Израилева. Тем самым упразднены войны за веру, тем самым обещание победы над врагом Бог вкладывает в любовь к врагу.

Любовь к врагам — непреодолимая преграда не только для естественного человека. Да, она превосходит его силы, оскорбляет его представления о добре и зле. Но важнее, что любовь к врагам — это и для человека под Законом прегрешение против Закона: отделиться от врага и осудить его — вот требование Закона. Но Иисус берет Закон Бога в свои руки и толкует. Победа над врагом — в любви к врагу, такова воля Божья в его Законе.

В Новом Завете враг — это всегда тот, кто враждебен мне. Того, кому сам ученик мог бы стать врагом, Иисус даже и не учитывает. Но врагу должно достаться достающееся брату, то есть любовь идущего вслед Иисусу. Поведение ученика должно определяться отношением к нему Иисуса, а не людей. Поэтому у поведения ученика лишь один источник — воля Иисуса.

Речь о враге, значит, о том, кто остается врагом, не тронутый моей любовью; кто ничего мне не прощает, когда я ему уже всё простил; кто меня оскорбляет тем сильней, чем усердней я ему служу. "За любовь мою они враждуют на меня, а я молюсь" (Пс. 108, 4). Но любовь не спрашивает, ответят ли на нее, а просто ищет тех, кто в ней нуждается. Но кто же еще нуждается в любви, как не тот, кто сам, без любви, живет в ненависти? И значит, кто же достоин любви, как не мой враг? И где же еще будет так прославлена любовь, как не среди ее врагов?

94

Любви этой незнакомы различия между категориями врагов, для нее есть лишь одна градация: чем враждебней враг, тем сильнее нужда в моей любви. Будь то враг политический, будь религиозный, от идущего вслед Иисусу ему нечего ждать кроме безраздельной любви. И во мне самом любовь эта не расколота между мной как лицом частным или, напротив, должностным. Либо и в той и в другой роли я остаюсь идущим вслед Иисусу Христу, либо вообще им не являюсь. А если меня спросят, как поступает такая любовь? Иисус говорит об этом: благословляйте, благотворите, не ставя условий, не взирая на лица.

"Любите ваших врагов". Если в предыдущей заповеди говорилось только о беззащитном перенесении зла, то теперь Иисус идет дальше. Мы не только обязаны терпеливо сносить зло и злого, не только не отвечать на удар ударом, но и относиться к нему с сердечной любовью. Непритворно и изо всех сил мы обязаны служить и во всем помогать нашим врагам. Ни одна жертва, какую принес бы любящий ради любимого, не покажется нам слишком большой или слишком дорогой для нашего врага. Если ради любви к брату мы готовы отдать наше имущество, честь, жизнь, то точно так же — и ради нашего врага. Но не делаемся ли мы тогда соучастниками зла? Отнюдь нет, ибо как могла бы любовь оказаться виновной в чужой не- _ нависти, если порождена силой, а не слабостью, если исходит из истины, а не из страха? И кому же подарить такую любовь, как не тому, чье сердце задыхается от ненависти?

"Благословляйте проклинающих вас". Если в нас попадает проклятие врага, которому нестерпимо наше присутствие, поднимем руки для благословения: вы, наши враги, вы, благословенные Божьи, ваше проклятие неспособно нас ранить, но да восполнится ваша нищета Божьим богатством и благословением того, на кого вы тщетно нападаете. И мы понесем ваше проклятие, а вы — наше благословение.

"Благотворите ненавидящим вас". Нельзя ограничиваться словами и мыслями. Благотворение происходит во всех повседневных делах. "Враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напой его" (Рим. 12, 20). Как брат брату помогает в беде, перевязывает раны, утишает боль, так пусть поступает с врагом и наша любовь. Есть ли в мире беда больше, раны и боль тяжелее, чем у нашего врага?

95

Можно ли кому благотворить с большей необходимостью' и радостью, чем нашему врагу? "Блаженнее давать, нежели принимать".

"Молитесь за оскорбляющих и гонящих вас". Вот высшее. В молитве мы перед Богом встаем рядом с врагом, вместе с ним и за него. Иисус не обещает нам, что враг, которого мы любим, благословляем, которому благотворим, не будет нас оскорблять и гнать. Будет. Но он не сможет нас победить и нам повредить, если мы делаем к нему последний шаг в заступительной молитве. Тогда мы берем на себя его беду, нищету, вину и заблудшесть, вступаемся за него перед Богом. Мы замещаем его в том, че-Q го он не может сделать. Всякое новое вражеское оскорб-/ ление лишь теснее свяжет нас с Богом и с нашим врагом. , Всякое новое гонение лишь приблизит врага к примирению с Богом и сделает любовь еще непобедимей.

Как любовь становится непобедимой? Всегда думая не о том, что с ней делает враг, но лишь о том, что сделал Иисус. Любовь к врагам ведет ученика по пути креста и в общность с Распятым. Но чем вернее идет ученик по этому пути, тем вернее останется непобежденной его любовь, тем вернее победит она вражескую ненависть, ибо эта любовь — не его собственная. Это любовь исключительно Иисуса Христа, который ради своих врагов взошел на крест и на кресте за них молился. Но крестный путь Иисуса Христа показал ученикам, что в числе побежденных его любовью врагов были и они сами. Его любовь делает ученика зрячим, чтобы он во враге узнавал брата и как с братом с ним и поступал. Почему? Потому, что и сам он жив только любовью Того, кто с ним поступал как с братом, кто его, своего врага, принял и ввел в общность с собой как своего ближнего. Потому идущего вслед любовь делает зрячим, что ей и враг явлен охваченным любовью Божьей, явлен под крестом Иисуса Христа. Бог не спрашивал меня о добре и зле, ибо и добро мое было перед Ним безбожно. Любовь Бога искала врага, который бы в ней нуждался, которого Бог считает достойным этой любви. Бог прославляет свою любовь к врагам. Идущему вслед это известно. Через Иисуса он стал участником этой любви. Ибо Бог посылает солнце и дождь и праведным и неправедным. Но не только земное солнце и земной * дождь даны и добрым и злым, но и "Солнце Праведности", сам Иисус Христос, и дождь божественного Слова,

96

являющий милость Отца Небесного над грешниками. Безраздельная, совершенная любовь — это дело Отца, но это и дело сыновей Небесного Отца, как она была делом единородного Сына.

"Заповеди любви к ближнему и не-отмщения получат особое место в той борьбе о Боге, навстречу которой мы идем, в которой отчасти уже находимся, в которой на одной стороне сражается ненависть, на другой любовь. Всякой христианской душе необходимо готовиться к этому. Близко время, когда всякий исповедующий живого Бога из-за этого исповедания не только станет предметом ненависти и ярости — к этому-то мы уже пришли, — но когда его из-за этого исповедания исключат из так называемого "человеческого общества", погонят из города в город, когда его будут бить, истязать, порой — убивать. Близко повсеместное гонение на христиан, в чем, собственно, и состоит истинный смысл всех движений и битв нашего времени*. Стремясь к истреблению христианской Церкви и веры, ее противники не могут с нами ужиться, ибо во всяком нашем слове и поступке, против них вовсе и не направленном, видят, и не без причины, осуждение своих слов и поступков и при этом понимают, что нас нисколько не интересует вынесенный ими о нас приговор; ибо знают и сами, что приговор их бессилен и ничтожен и что мы не ввязываемся в стычки с ними, как бы им этого ни хотелось. И как вести борьбу? Близко время, когда мы уже не врозь и по отдельности, но вместе — как община, как Церковь, возденем руки в молитве, когда мы целыми отрядами, пусть сравнительно небольшими, будем среди тысяч и тысяч отпавших громко исповедовать и славить Господа, распятого и воскресшего, и его второе пришествие. И что это за молитва, исповедание, что за хвала? Это именно молитва искреннейшей любви к тем самым заблудшим, которые обступили нас, вращая глазами от ненависти, уже занеся руку для смертельного удара; это молитва о мире и покое для этих заблудших и расстроенных, растерянных и опустошенных душ, молитва о той же любви и том же мире, которыми наслаждаемся мы сами, молитва, которая проникнет им глубоко в душу и схватит их за сердце гораздо крепче, чем самое крайнее напряжение их ненависти может схватить наше сердце. Да, Церковь, действительно ждущая Господа, действительно постигающая срок и знаки окончательного разделения,

97

должна изо всех сил души, изо всех совокупных сил своей святой жизни приняться за эту молитву любви" (А.Ф.К. Фильмар, 1880).

Что такое безраздельная любовь? Любовь, не обращенная пристрастно к тем, кто дарит любовь нам в ответ. В любви к тем, кто нас любит, к нашим братьям, народу, друзьям, даже к нашей христианской общине, мы подобны язычникам и мытарям. Это любовь понятная, нормальная, естественная, но отнюдь не христианская. Здесь . язычники и христиане действительно "делают то же". Любовь к тем, кто связан со мной или по крови, или историей, или дружбой, - у язычников и христиан одна и ; та же. Про такую любовь Иисусу незачем много говорить. ; Только про нее люди и знают. Ее Он не должен разжигать, подчеркивать, выделять. Естественные условия сами принуждают ее признать. Что нужно любить брата, народ, друга, об этом Иисус может не говорить, это ясно и без ; того. Но именно потому, что Он просто подтверждает, не ; тратя лишних слов, эту любовь, а заповедует единственно и исключительно любовь к врагу, именно поэтому мы и ; можем понять, что же Он зовет любовью и что надо сохранить от той, первой, любви.

Чем ученик отличается от язычника? Что такое — "христианское"? И вот раздается слово, к которому вела вся 5-я глава, в котором подытожено все предыдущее: христианское - значит "особенное", perisson, чрезвычайное, необычайное, неочевидное. Это - то, что "превосходит" фарисеев в "лучшей праведности", возвышается над ними, это Больше и Сверх. Естественное — to auto (то же самое) для язычников и христиан, христианское же начинается с perisson, как раз впервые и выставляя естественное в верном свете. Где нет особенного и чрезвычайного, там нет и христианского. Христианское происходит не внутри естественных обстоятельств, а в выходе за их пределы. Perisson никогда не растворяется в to auto. Огромная ошибка мнимопротестантской этики в том, что она растворяет христианскую любовь в любви к родине, в дружбе, в ремесле, а лучшую праведность - вjustitia civilis. Иисус этого не говорит. Христанское связано с "чрезвычайным". Потому и не может христианин равнять себя с миром, что должен все время стремиться к perisson.

Что же такое perisson, чрезвычайное? Это существование названных блаженными, идущих вслед, это светящий

98

свет, город на горе, это путь самоотречения, путь полной любви, полной чистоты, полной правдивости, полного ненасилия; это безраздельная любовь к врагу, к тому, кто никого не любит и кого не любит никто; любовь к врагу религиозному, политическому, личному. Во всех своих частях это путь, завершение которого — крест Иисуса Христа. Что такое perisson? Это любовь самого Иисуса Христа, в страдании и послушании всходящая на крест, это крест. Особенное в христианском — это крест, вывоящий христианина за пределы мира и дающий ему победу над миром. Passio в любви Распятого — вот "чрезвычайное" в христианском существовании.

Чрезвычайное — это, несомненно, нечто видимое, за что хвалят Отца Небесного. Тайным оно не может остаться. Оно должно быть видно людям. Община идущих вслед Иисусу, община лучшей праведности — это видимая община, , выступившая из распорядка мира, она оставила всё, чтобы пробрести крест Христа.

В чем же действие особенного этой общины? Чрезвычайное — и вот самая трудная преграда — это действие идущего вслед. Оно — как и лучшая праведность - должно быть сотворено, и сотворено явно! Не в этическом ригоризме, не в эксцентричном стиле христианской жизни, но в простоте христианского послушания воле Иисуса. Свою "особенность" это действие удостоверяет тем, что ведет в passio Христа. Само это действие есть длящееся претерпевание. В нем Христос выстрадан своим учеником. А если нет, то это не то действие, о котором говорит Иисус.

Поэтому perisson — это исполнение закона, соблюдение заповеди. В Христе, в Распятом и его общине "чрезвычайное" делается свершением.

Вот они, совершенные, которые в безраздельной любви совершенны как Отец Небесный. Если Сына на крест нам отдала совершенная, безраздельная любовь Отца, то претерпевание этого креста общиной есть совершенство идущих вслед Иисусу. Совершенные — это именно те, кто назван блаженными.

99

Евангельская Реформатская Семинария Украины

  • Лекции квалифицированных зарубежных преподавателей;
  • Требования, которые соответствуют западным семинарским стандартам;
  • Адаптированность лекционных и печатных материалов к нашей культуре;
  • Реалистичный учебный график;
  • Тесное сотрудничество между студентами и местными преподавателями.

Этот материал еще не обсуждался.