Типичный миссионер XIX в. был проповедником. Его время в основном уходило на спасение душ и организацию церквей. И даже если он работал врачом или переводил Библию, он считался прежде всего и главным образом проповедником Евангелия. К XX в. концепция миссионерской деятельности оказалась более размытой. Миссионерская работа стала намного разнообразнее. К середине столетия деятельность многих миссионерских обществ направлялась на срочное развитие определенных миссионерских специальностей. Сегодня практически общепринятым является тот факт, что миссионер должен обладать какой-либо определенной профессией. И лишь меньшинство миссионеров считают себя только проповедниками.

Инициаторами создания специализированных миссий явились Соединенные Штаты, где достижения науки и техники способствовали возникновению движения по подготовке кадров, работающих почти во всех областях. Но стремление к миссионерской специализации возникло не из мирской жизни, а скорее от нового отношения к духовным ценностям. Сильное фундаменталистско-евангелическое течение повлияло на рост специализированных миссий в основном потоке всемирного благовестия, в то время как многие традиционные миссионерские общества под эгидой либеральных деноминаций приходили в упадок.

После Первой мировой войны, когда общество выходило из бурных 20-х гг., наблюдалось заметное снижение религиозного рвения, а это сказалось на отношении к зарубежным миссиям. "Настроение протестантских церквей в 1920-е, - пишет Уинтроп Хадсон, - было явно благодушным". Наблюдался "рост апатии среди миссионеров", и "объем пожертвований беспрерывно сокращался в этот период всеобщего благоденствия". Количество студентов, добровольно отправлявшихся в миссии, согласно отчету Конференции по зарубежным миссиям, также резко сократилось - с двух тысяч семисот в 1920 г. до двухсотпятидесяти в 1928 г. Попала под огонь критики сама философская основа миссионерского движения - когда Уильям Хокинг (William Е. Hocking) и его коллеги, составившие Запрос мирян, предостерегали против "сознательного и прямого проповедования Евангелия".

Но то, что казалось очевидным в статистических данных и отчетах, не совсем точно отражало истинную картину происходящего. В фундаменталистско-евангельских кругах миссионерский дух не угасал никогда, и в 1930-е, несмотря на трагедию депрессии, наблюдалось постоянно растущее движение, увеличивающее скорость евангелизационных процессов любыми доступными

средствами. Именно в это десятилетие Кларенс Джоунс (Clarence Jones) и некоторые из его коллег-мечтателей предприняли первые попытки по организации миссионерского радио, а Уильям Таунсенд (William Cameron Townsend) начал обучать миссионеров-лингвистов; Джой Риддерхоф (Joy Rid-derhof) внедрила в жизнь свои идеи о евангельской звукозаписи, а некоторые пробовали практичность авиации в миссионерском деле. Вторая мировая война разрушила планы многих миссионерских активистов, зато после войны произошел настоящий прорыв в служении миссионеров евангельского вероисповедания.

Окончание Второй мировой войны привнесло в Америку "волну благочестия", как об этом сказал Рой Экардт (Roy Eckardt) в заглавии своей книги. К 1950-м, пишет Уинтроп Хадсон, "Соединенные Штаты оказались в самом центре религиозного пробуждения", отличного от всех предыдущих, ставшего "бесформенным и неуправляемым, проявлявшимся различными путями и совершенно неразборчиво усиливавшим все религиозные верования". Тогда как в новом религиозном пробуждении участвовали почти все религиозные группы, по словам Хадсона, именно протестанты "обеспечили пробуждению самое энергичное руководство". Такие вновь созданные организации, как "Молодежь за Христа" и "Национальная ассоциация протестантов", дали евангельскому движению более широкую основу. Конец войны также ознаменовал появление нового миссионерского союза "Ассоциация евангельских зарубежных миссий", который открыто противостоял религиозному либерализму XX в. - тенденция, повлиявшая на миссии многих деноминаций.

Побуждаемые волной евангельского рвения, новорожденные специализированные миссии, начало которым было положено в 30-х гг. XX в., бурно росли. Будущее выглядело ярким, и все специалисты были доступны. Молодые американцы больше не уходили на войну, а возвращавшиеся с войны молодые люди, казалось, обретали новое понимание и ощущение необходимости всемирной проповеди Евангелия. Такие организации, как "Миссионерское авиационное братство", "Дальневосточная радиовещательная компания", "Евангелие - Дальнему Востоку", "Большая европейская миссия" - все были основаны ветеранами Второй мировой войны.

Но начавшаяся очень скоро холодная война задержала отправку миссионеров зарубеж. Вокруг Европы замкнулся тяжелый "железный занавес", и к 50-м гг. XX в. огромные просторы Азии наглухо закрылись для проповеди Евангелия. В Америке для сенатора из Висконсина Джозефа Маккарти наступили золотые деньки, когда он почувствовал возможность изрыгать злобные антикоммунистические речи и выдвигать против соотечественников клеветнические обвинения в предательстве. В обстановке этой мешанины истерики с патриотизмом протестанты пропитали проповедь Евангелия политическими мотивами в возвышенной заботе о тех миллионах людей, кто был лишен свободы в тисках атеистических и тоталитарных режимов. (По иронии судьбы, подобное заботливое отношение никак не проявилось в конце XIX - начале XX в., когда мощная Русская православная церковь грубо преследовала баптистов и других христиан протестантского толка, вначале приветствовавших русскую революцию. Но когда духовно мертвая Русская православная церковь сама оказалась объектом преследований, тогда только христианский мир заметил это.) Единственными эффективными средствами охвата таких людей стали радио и литература. С этой целью возникли и нашли широкую поддержку такие организации, как "Славянское евангельское общество", "Дальневосточная радиовещательная компания". Появились люди, тайком перевозившие Библию в эти страны.

Миссионерским полем деятельности считались не только страны коммунистического блока, но и вся Европа - когда-то бывшая бастионом протестантского христианства. Точно так же, как римско-католическая Латинская Америка оказалась объектом деятельности миссионеров в конце XIX - начале XIX в., так и бывшие ранее протестантскими государства Западной Европы к середине XX в. превратились в место работы миссионеров, когда не стало свободы религиозного исповедания и посещение церквей постоянно падало. На сцену вышли такие организации, как "Трансмировое радио", "Европейская миссия Творца", "Обетование миру" и "Слово жизни", и ситуация стала меняться к лучшему.

Специализация в миссиях, явившаяся в основном реакцией на изменения в области технологий, политики, социальной и религиозной жизни в XX столетии, стала очень разветвленной. Медицина, переводческая деятельность, радио и авиация за последние десятилетия привлекли тысячи специалистов-миссионеров, также постоянно растет и ширится движение в сферах образования, литературы и сельского хозяйства. Одним из факторов, повлиявших на рост таких специализированных и иногда направленных на обмирщение служений, явилось увеличение количества христианских художественных учебных заведений либерального толка, выросших из некогда Библейских институтов и колледжей. Выпускники таких заведений часто с помощью ИНТЕР-КРИСТО (INTERCRISTO, компьютеризированная христианская служба по трудоустройству) находят безграничные возможности для применения своих знаний, навыков и умений в зарубежных миссиях. Расширили учебные программы Библейские институты и колледжи с тем, чтобы приспособиться к узко специализированным видам служения, таким, как радио, авиация или лингвистика.

Вовлечение в образовательный процесс местных кадров определенно стало феноменом XX в. В XIX в. Александр Дафф работал в Индии в основном в сфере образования, и с тех пор, под натиском Студенческого добровольческого движения, образование рассматривалось как эффективное и активизирующее начало благовествования. В Африке, как и в азиатских странах, например, в Корее, начальное, среднее и средне-специальное христианское образование оказало значительное влияние на рост церквей. Но тогда как миссионерские школы играют важную роль в работе миссий, в последние десятилетия также и государственные образовательные учреждения открыли дверь для миссионеров-преподавателей. Некоторые правительства, как указывает Герберт Кейн, "платят миссионерам за то, что они обучают христианству в рамках обязательной программы. Учитель сам выбирает учебник и, конечно же, использует Библию. Так миссионеры оказываются в ситуации, созданной по приказу, - плененная аудитория получает знания по определенной библейской программе, и правительство платит по счету! ...Один миссионер в Нигерии писал: "Теперь я выполняю непосредственные миссионерские обязанности, это гораздо больше того, что я делал в течение шестнадцати лет в Нигерии". Другой миссионер сообщает о нагрузке в тридцать семь библейских часов в неделю в правительственных школах в Кано [Город на севере Нигерии. - Примеч. пер.] и больших возможностях для личного свидетельства, с чем он уже не может справиться сам. В... Индонезии и Южной Африке миссионеров просили написать учебную программу по всему курсу христианства, начиная с детских садов и до старших классов средней школы. Трудно представить себе более стратегическое служение".

Служение христианской литературы также имело значительное влияние на миссии XX в. В 1921 г. исследование Артура Брауна (Arthur Brown) о тенденциях современных миссий привело его к заключению, что "в разных уголках мира протестантские миссии используют сто шестьдесят печатных станков и ежегодно выпускают около четырех миллионов печатных страниц христианской литературы". Христианская литература в качестве миссионерского оружия распространялась еще со времен Второй мировой войны. Несколько организаций сосредоточили усилия в этом направлении почти исключительно на зарубежных миссиях, включая евангелизационные кампании "Христианская литература" и "Мировая литература", "Обетование миру", Лигу протестантской литературы, Лигу карманного Евангелия и "Протестантскую литературу за рубежом". Одной из самых крупных организаций подобного типа является Литературная миссия Мооди, распространяющая христианскую литературу почти на двух сотнях языков. В дополнение к публикации христианской литературы также производятся фильмы и другие аудиовизуальные материалы. Из подобного рода организаций наиболее плодотворной является организация "Научные фильмы Мооди", выпускающая свою продукцию более чем на двадцати языках в ста странах мира. Сельское хозяйство оказалось еще одной областью миссионерской деятельности в XX в. Высокий уровень развития этой отрасли в Америке стал желанным образцом для подражания в развивающихся странах. Сельскохозяйственные миссионеры нашли открытую дверь для служения, сочетающего технологии земледелия со свидетельством о Христе. Такое миссионерское общество, как Индейская миссия в Андах, основанное в 1945 г. пресвитерианской, реформатской церквами и церковью объединенных братьев, имеет хорошо разработанные сельскохозяйственные программы. Другие, такие, как Африканская внутренняя миссия, используют сельское хозяйство только в отдельных случаях, но не менее эффективно. Бен Уебстер (Ben Webster) является замечательным тому примером. Он вступил в АВМ опытным фермером, проработав в Бангладеш как специалист ЮНЕСКО. Назначенный в Локори в Кенийской пустыне, где была осушена река Керио, в старом русле реки он установил трубы и создал ирригационную систему, позволившую племени туркана оставить кочевой и нищий образ жизни и выращивать обильные урожаи овощей на территории, бывшей до того пустыней. Это явилось прекрасным достижением, и еще большим вознаграждением для него стала возможность служить вместе с другими миссионерами в проповеди Евангелия племени.

В специализированных миссиях служат главные силы миссионеров, оказавших наибольшее влияние на современные тенденции развития всемирного благовестия. Они делают упор в основном на медицине, переводческой и лингвистической деятельности, радио, звуко- и видеозаписи и авиации. Такие специализации не являются самоцелью, но используются как части единого служения, поддерживающие и помогающие в работе миссионерских проповедников и национальных церковных лидеров. Но, несмотря на важность миссионерской специализации в современном мире, в некоторых странах национальные лидеры церквей приглашают на служение проповеди Евангелия населению, равно как и для основания церквей, обычных и всем привычных старого образца миссионеров.

Со времен Христа влияние медицинских работников на благовестие было огромным. Евангельское служение самого Христа, как и Его учеников, во многом усиливалось служением исцеления. В последующие столетия христиане также славились своей искренней заботой о больных и нуждающихся. Во время нескольких эпидемий чумы в Александрии, в то время как все остальные бежали, именно ранние христиане ухаживали за больными и хоронили умерших, укрепив таким образом общее мнение о христианстве как о религии любви и самоотверженности.

С самого начала современного миссионерского движения медицинское служение явилось значительным аспектом всемирного благовестия, но только лишь к концу XIX - началу XX вв. оно стало особой и отдельной профессией. К 1925 г. более двух тысяч докторов и медицинских сестер из Америки и Европы служили по всему миру, а больницы и клиники под началом миссий быстро росли.

Служение медицинских миссий в XX в., без всякого сомнения, было величайшим нравственным достижением, которое мир когда-либо знал, и более чем какая-либо другая сила послужило делу разоружения критиков христианских миссий. Сколько раз специалисты-медики отказывались от прибыльных должностей и современных удобств у себя на родине, чтобы работать долгие и утомительные часы в опасных и беспокойных местах и в совершенно примитивных условиях. Они посвятили свою жизнь повышению уровня здоровья во всем мире, часто проводя исследования заболеваний, которые мало интересовали западных специалистов, строя больницы и медицинские школы на собственные деньги или же на собранные пожертвования. Их стараниями возведены прекрасные медицинские школы и больницы для тех, кому они служили. Одним из первых примеров таковых являются Христианский медицинский колледж и больница в Веллуру, Индия.

Но, несмотря на их миссию доброй воли, медики-миссионеры сталкивались с теми же препятствиями, что и их коллеги-немедики. Их работа явилась прямой конкуренцией колдунам-врачевателям и знахарям, а их система взглядов на медицину часто приводила к столкновению с исконными культурными традициями тех народов. Иногда оппозиция была яростной. Но, кроме явной враждебности, медикам приходилось иметь дело с суевериями, страхом и невежеством, что серьезно тормозило их усилия, направленные на улучшение здоровья людей. Доктору-миссионеру в Африке пришлось ждать долгих восемь лет, прежде чем он сумел взяться за лечение первого местного пациента. В Китае врачи-миссионеры почти постоянно сталкивались с проявлением ненависти к иностранцам; и все же в 1935 г. более половины больниц в этой стране были миссионерскими.

Наряду с врачами, видевшими безграничную потребность в своем служении, дантисты и средний медицинский персонал также внесли значительный вклад в дело оздоровления людей. А некоторые миссионеры, практически без медицинского образования, учились путем проб и ошибок лечить болезни, уменьшая таким образом страдания и смерть и прокладывая путь для евангельского служения.

Самым замечательным миссионером-медиком современной истории был доктор Джон Томас (John Thomas), который отправился в Индию еще до Уильяма Кэри, а позже работал вместе с ним. Хотя Томас был эмоционально неустойчивым человеком, Кэри высоко ценил его работу, утверждая, что "эффективность лечения этого человека обеспечила бы любому врачу или хирургу в Европе самую высокую репутацию". Доктор Джон Скаддер (John Scudder) стал первым американским миссионером - специалистом в области медицины, патриархом разветвленной сети медицинских миссионеров, служивших в Индии и повсюду в мире. Некоторые миссионеры, получившие медицинское образование, включая Дейвида Ливингстона и Хадсона Тейлора, использовали медицину как дополнительное служение.

Одним из наиболее интересных миссионеров-медиков всех времен явился знаменитый Альберт Швейцер, врач, музыкант и ученый-библеист, чьи либеральные и чрезвычайно противоречивые теологические взгляды были широко известны благодаря книге "Поиск исторического Иисуса" ("The Quest of the Historical Jesus"). Его карьера медицинского миссионера началась в Западной Африке в 1913г., где он организовал больницу в Ламбарене; и там, не считая периода заключения во французской тюрьме во время Первой мировой войны, отдал жизнь медицинскому служению. Хотя он был популярным автором и лектором, концертирующим органистом и вполне мог наслаждаться жизнью в избранном обществе, он посвятил свою энергию увеличению продолжительности жизни "брата, ради которого умер Христос". Почему? Причина, по которой он служил своим непривилегированным братьям, была той же, по которой служили другие медики: "Господь Иисус Христос повелел врачу и его жене придти сюда..."

Хотя в медицинских миссиях в первые годы их возникновения работали в основном мужчины, в конце XIX в. медицинской миссионерской деятельностью начали заниматься и женщины, и скоро их достижения стали известны во всем мире. Клара Суейн (Clara Swain), служившая под началом Миссионерского совета методистской церкви, была первой женщиной-врачом из Соединенных Штатов. Она приехала в Индию в 1870 г. и через четыре года открыла первую больницу. Первой медицинской сестрой-миссионером была мисс Е. М. Маккечни (Е. М. McKechnie), которая приехала в Шанхай в 1884 г. и позже организовала там больницу.

К середине XX в. значительные перемены, происшедшие в странах третьего мира, изменили традиционную роль медиков-миссионеров. По мере завоевания независимости развивающиеся страны начали разрабатывать собственные медицинские программы, и новаторская медицинско-миссионерская деятельность более не играла первостепенной роли, которая когда-то была ей присуща. С политическими и социальными переменами медицинские миссии стали концентрировать свои усилия на превентивной, или профилактической, медицине, полевых госпиталях, работе в стационарах и медицинских школах. Другой современной тенденцией в миссионерской медицине является усиление деятельности таких финансирующих организаций, как Программы медицинской помощи, основанной в 50-х гг. XX столетия и ежегодно обеспечивающей христианские миссионерские больницы и клиники медицинским оборудованием на сумму более десяти миллионов долларов. Подобная же организация, основанная Этель Миллер (Ethel Miller) в штате Вашингтон, отправляет лекарства и медицинское оборудование миссионерским докторам в Африку и Азию, причем практически вся работа в ней проводится вышедшими на пенсию добровольцами.

В то время как большая часть миссионеров-медиков современности посвятили свою жизнь служению в тропическом климате, борясь против смертоносного воздействия лихорадки, проказы и других тропических напастей, Уилфрид Гренфелл (Wilfred Grenfell), один из наиболее знаменитых и почитаемых миссионеров-врачей, служил на североамериканском континенте вдоль замерзшего побережья Лабрадора. Хотя он являлся миссионером и был привлечен к служению в первую очередь как врач, Гренфелл мечтал попробовать себя во многих сферах миссионерской деятельности. Только одной медицины было недостаточно там, где люди повержены нищетой. Поэтому он старался облегчить их страдания путем улучшения жизни всего общества, дав повод некоторым людям обвинить его в том, что он отвлекся от своего миссионерского призвания. Его многосторонняя активность привела к конфликту с политикой миссионерского Совета и интересами других групп населения, и он часто оказывался в центре горячих споров и разногласий. И хотя его много критиковали, популярность этого человека лишь возрастала, когда он писал и говорил о нуждах Лабрадора.

Родившись около Честера, Англия, в 1865 г., Гренфелл мечтал о море. Но мечты его о морских путешествиях были прерваны, когда отец отправил мальчика в подготовительную школу, а затем в Лондон, в медицинскую школу. Гренфелл вырос в англиканской церкви, но религия для него оставалась понятием формальным, не имевшим большого значения. В 1885 г., закончив в Лондоне медицинское обучение, он однажды вечером возвращался домой после вызова к больному. Пробираясь сквозь собравшуюся на улице толпу, он вдруг понял, что люди повторяют словно бы бесконечную молитву, которую читал человек на возвышении. Когда Гренфелл повернулся, чтобы уйти оттуда, он услышал, что на сцене происходит какое-то волнение. Это был сам Мооди, приглашавший аудиторию вместе спеть "Пока наш брат заканчивает свою молитву". Гренфелла так поразила непосредственная манера поведения проповедника, что он остался до конца собрания. В тот вечер он услышал не только проповедь Мооди и песни Сэнки, но также свидетельства Ч. Т. и Дж. К. Стаддов, двух величайших крикетистов Англии. Гренфелл, сам крикетист, был глубоко тронут услышанным и в тот же вечер обратился к Христу.

После обращения Гренфелл узнал об одной миссионерской организации, которая вызвала у него живейший интерес. Это была Королевская национальная миссия для рыбаков глубоких морей. Миссии нужен был врач, желающий работать на борту корабля милосердия в Северном море, чтобы служить простым рыбакам как в духовном, так и в физическом плане. Гренфелл ухватился за эту возможность, и так началась его карьера профессионального врача-миссионера.

Первые годы работы Гренфелла были полны романтики приключений, о чем он мечтал еще в детстве, и стали плодотворными в духовном плане и с профессиональной точки зрения. Он нашел свое дело в жизни и не думал о служении в другом месте. Затем, в 1892 г., путешествия привели его в Северную Америку на суровые берега Лабрадора, и вдруг его взгляды переменились. Здесь, вдоль блеклых скалистых берегов, жили люди, боровшиеся со стихиями, без надежды на лучшее будущее в этом мире или после него, и никого, казалось, это не беспокоило. Гренфелла потрясли их физические и духовные нужды, и, несмотря на возражения со стороны его миссионерского Совета, он решил, что остаток жизни должен посвятить служению этим давно забытым всеми людям.

Гренфелл начал работу в Лабрадоре, служа на борту корабля милосердия, как и в Северном море, но вскоре понял, что самые нуждающиеся люди находятся в разбросанных деревнях на берегу, где целые семьи обходились без всякого медицинского обслуживания. Чтобы добираться до этих деревень, безрассудно смелый доктор научился управлять собственным судном на пару, пробираясь вдоль опасного берега, "рискуя так", по словам биографа, "что профессиональный моряк умер бы со страху". Он просто доверялся Богу, когда "вел судно между островками и жутким количеством подводных скал... через туман... и против сильного ветра и высокой волны..." Где бы он ни появлялся, повсюду жители с радостью приветствовали медицинскую помощь, но, несмотря на добрую волю населения, он быстро столкнулся с сильным противодействием.

Одним из представителей оппозиции была установленная англиканская церковь. "Церковь мертва, - писал Гренфелл. - Епископ не осмеливается выступить против нас, но он и не с нами; он сказал одному моему большому другу здесь, что наша проповедь Евангелия и обращенные люди тормозят работу церкви". Такое отношение к врачу сохранялось несмотря на то, что сама англиканская церковь мало беспокоилась о сильно нуждающихся семьях в отдаленных деревнях.

Другим источником оппозиции стали торговцы. Хотя они признавали, что Гренфелл проводил в Лабрадоре впечатляющую работу, строя медицинские центры и служа деревенским врачом, но в то же время упорно сопротивлялись его вмешательству в местную экономику. Гренфелл, в свою очередь, рассматривал торговцев как величайших врагов народа и был возмущен эксплуатацией беззащитных лабрадорских рыбаков, у которых не было выбора и которым приходилось соглашаться на самые грабительские цены при продаже своего улова. Хоть ему и не хватало деловой хватки, Гренфелл вскоре оказался глубоко вовлеченным в экономические дела, организовывая рыболовецкие кооперативы, транспортную доставку продукции на рынок, участвуя в импорте оленей, основывая заводы по обработке древесины и промышленное строительство коттеджей. Подобная деятельность вызвала бурю критики, и многие люди обвинили Гренфелла в том, что он приехал в Лабрадор не с религиозными целями, но для экономической выгоды.

Некоторые обвинения были совершенно необоснованными. На самом деле Гренфелл потерял большое количество денег в разнообразных попытках помочь людям Лабрадора, что привело к другому противоречию и критике - со стороны его собственного миссионерского Совета. Он был призван в качестве медицинского работника и проповедника, и то, что он отвлекался на экономические дела, казалось Совету весьма тревожным фактором. Гренфелла отозвали, с тем чтобы он представил отчет о своих действиях, но когда его попросили об этом, он резко ответил, "что это Совета не касается". Правила, казалось, тоже не имеют к нему никакого отношения. Он делал то, что считал нужным делать, информируя или не информируя об этом Совет.

Гренфелл стал руководителем миссии в 1890 г., отчасти это произошло из-за его независимого характера, но еще более важным была его растущая популярность, особенно в Америке, где слава о нем быстро распространялась. "Общества Гренфелла" возникали повсюду в Соединенных Штатах и Канаде, и деньги лились рекой не в кассу Королевской национальной миссии для рыбаков глубоких морей - миссии, к которой он принадлежал, - а в специальные проекты, организованные им лично, над которыми миссионерский Совет не имел никакого контроля. Взаимоотношения между Гренфеллом и Советом становились все напряженнее, и с течением времени

Гренфелл делался все более и более независимым, пока наконец полностью не отделился от Миссии для рыбаков глубоких морей.

Когда Гренфелл путешествовал по Америке, рассказывая о нуждах Лабрадора, он завораживал свою аудиторию не отполированными проповедями, а рассказами о приключениях высочайшего накала. "Следование за Христом, - говорил он своим слушателям, - позволило мне иметь больше приключений, чем любой другой образ жизни". Его жизнь была наполнена отважными изысканиями, и он настоятельно советовал своим последователям взять тот же курс: "Когда открыты оба пути, иди по самому рискованному".

Самое волнующее приключение, которое пережил Гренфелл, произошло в Пасхальное воскресенье 1908 г., когда он получил срочный вызов к серьезно заболевшему юноше в деревне за шестьдесят миль. Гренфелл приготовил собачью упряжку и отправился в деревню в отчаянной попытке успеть оказать помощь молодому человеку. Хотя он осознавал опасность весеннего таяния снегов, но, экономя время, решил рискнуть и пересечь покрытый льдом залив вместо того, чтобы проехать по берегу безопасным, но окружным путем. Лед трещал и ломался, и внезапно Гренфелл и собаки очутились в ледяной воде. Хотя он сумел выбраться на льдину вместе с тремя собаками, ему было не очень уютно на ледяном ветру, гнавшем льдины в открытое море. Он вел упорную борьбу за свою жизнь, и чтобы не замерзнуть насмерть в мокрой одежде, он убил трех своих собак и завернулся в их окровавленные шкуры.

На следующее утро почти умирающего Гренфелла подобрали люди, рисковавшие жизнью во имя спасения своего любимого доктора. В последующие годы эта история рассказывалась как пример смелости и выносливости чаще, чем какой-либо другой случай, связанный со знаменитым доктором, и многие молодые мужчины и женщины, вдохновленные его героизмом, ехали в Лабрадор служить вместе с ним.

То, что началось как христианское служение для Лабрадора, за годы превратилось, по мнению некоторых, в иного рода предприятие. Как многие миссионеры-медики до и после него, Гренфелл столкнулся с искушением посвятить всю свою энергию физическим нуждам людей с ослаблением внимания к их духовным нуждам, и через несколько лет его философия миссий, выраженная во многих его книгах, казалось, изменилась. В своей книге "Что жизнь значит для меня" ("What

Life Means to Me") Гренфелл писал: "Для меня теперь любое служение самому униженному из рода человеческого - это служение Христу... Я абсолютно верю в социализм Иисуса". Для него истинное христианство могло быть только активным: "Теория христианства не убедит язычников Конго в желательности религии", а убедит лишь "действующее братство". Гренфелл, по словам его биографа, "верил, что если человек служит другим, то он живет христианством". "Совершенным христианином" для него был "добрый самаритянин", и он приветствовал служение врачей и прочих миссионеров без особого интереса к их религиозным верованиям или же их преданности делу благовестия.

Гренфеллу было присуждено множество наград и оказаны разные почести за сорок лет его служения в Лабрадоре. В 1927 г. его возвели в рыцарское достоинство, а вскоре после этого Университет святого Андрея присудил ему титул Почетного доктора. Но для бедных деревень Лабрадора он был не меньше чем Святой - а может быть, и больше. Один восторженный его почитатель сказал: "Если бы сейчас в эту дверь вошел Уилфрид Гренфелл, я бы почувствовал себя так, словно сам Иисус Христос вошел в комнату". Хотя он умер в 1940 г., память о Уилфриде Гренфелле живет сегодня повсюду вдоль суровых берегов Лабрадора.

Самой выдающейся семьей миссионеров-медиков во всей истории миссионерского движения стала семья Скаддеров, начиная с Джона Скаддера, молодого врача из Нью-Йорка, который, прочитав брошюру с призывом посвятить себя миссионерской деятельности, оставил растущую практику и в 1819 г. отплыл на Цейлон вместе с женой и ребенком. Скаддеры служили на Цейлоне и в Индии тридцать шесть лет, и за это время у них родилось еще тринадцать детей, девять из которых дожили до взрослого возраста. Из этих девяти детей семеро стали миссионерами, большая часть из них получила медицинское образование, последовав по стопам своего отца. Четыре поколения семьи Скаддеров дали обществу сорока двух миссионеров, в общей сложности посвятивших более тысячи лет миссионерскому служению. Среди этих сорока двух была Ида Скаддер (Ida Scudder), дочь младшего сына Джона Скаддера, которого также назвали Джоном и который тоже служил миссионером в Индии.

Ида родилась в Индии в 1870 г. и выросла в обстановке, где она отлично познакомилась с трудностями миссионерской жизни и где сполна испытала боль разлуки с любимыми. Когда она была еще маленькой, ее семья приехала в Соединенные Штаты в отпуск, а затем ее отец вернулся в Индию один. Два года спустя мать отправилась к отцу, оставив Иду в Чикаго с родственниками. По словам ее биографа, это была серьезная травма: "Воспоминания той ночи до сих пор причиняют ей нестерпимую боль. Дождь на улице был таким же безудержным, как и беспомощное горе четырнадцатилетней девочки. Ей даже не разрешили пойти на станцию, чтобы проводить мать в Индию. Когда руки, обнявшие мать, наконец, с сожалением разжались, она убежала наверх и рыдала всю ночь в пустую подушку матери... Шли недели и месяцы, а острое одиночество лишь немного утихло".

Закончив школу, Ида осталась в Соединенных Штатах, чтобы получить образование в "семинарии для молодых девушек" в Нортфилде, Массачусетс, где преподавал Д. Л. Мооди. Она не имела намерения продолжить семейную традицию и стать миссионером, но вскоре после окончания учебы в 1890 г. она получила срочную телеграмму с сообщением, что мать серьезно заболела. Ида собралась всего за несколько недель и отправилась в Индию, в эту "ужасную страну с ее жарой, пылью, шумом и вонью". Она ехала только для того, чтобы ухаживать за матерью, а когда нужда в этом исчезнет, она вернется в Америку и осуществит свою мечту, или так по крайней мере она думала.

Ида пробыла в Индии намного дольше, чем планировала. Кроме заботы о матери, там существовала другая работа, которую нужно было выполнять. В школе для девочек требовалась учительница, и вскоре Ида оказалась единственной, кто отвечал за шестьдесят восемь учениц. Нужно было крестить детей - таинство, осуществлявшееся ее отцом, но для которого, по словам ее биографа, требовалась помощь: "Поскольку детей почти всегда намазывали кокосовым маслом, их тяжелые тела удержать было трудно. Боясь, что отец уронит какого-нибудь младенца в процессе крещения, миссис Скаддер сшила белое одеяние, которое накидывали на каждого крещаемого ребенка до обряда крещения. Обязанностью Иды было следить за тем, чтобы возврат этого одеяния осуществлялся надлежащим образом".

Хотя она считала счастьем вновь воссоединиться с семьей, существовали определенные трудности в отношениях с родственниками. Она чувствовала давление со всех сторон - и дяди, и двоюродные братья, и даже родители - все старались повлиять на нее с тем, чтобы она не уклонилась от выполнения миссионерского долга семьи Скаддеров. Но Ида желала получить больше, чем утомительный труд и миссионерскую жизнь, и семейной традиции оказалось недостаточно, чтобы убедить ее в обратном. Ей пришлось пережить особое событие в жизни, скорее напоминающее притчу или сказку, чем реальность, но оно стало ее личным призывом к миссионерской медицине. Три разных человека - брахман, другой индус из высшей касты и мусульманин - подходили к дверям в течение одной ночи, умоляя ее придти и помочь в трудных родах, отказываясь от помощи доктора-отца, поскольку религиозные традиции запрещали женщинам близкий контакт с незнакомыми представителями другого пола.

Это была самая трагическая ночь, какую пережила Ида: "Я не могла спать в ту ночь - было слишком ужасно. На расстоянии протянутой руки от меня лежали три молодые женщины, умиравшие оттого, что рядом не оказалось женщины, способной им помочь. Я провела большую часть ночи в муках и молитвах. Я не хотела навсегда оставаться в Индии. Мои друзья умоляли меня вернуться к тем блестящим возможностям, что существовали для молодой девушки в Соединенных Штатах. Я легла рано утром, помолившись о водительстве Божьем. Думаю, моя встреча с Богом лицом к лицу произошла именно той ночью, и все время мне казалось, что Он призывает меня к этой работе. Рано утром я услышала мерные звуки деревенского гонга, и мое сердце застыло от ужаса, потому что эти звуки оповещали о смерти. Я отослала своего слугу за новостями, и он сообщил мне, что все три женщины умерли этой ночью. Я снова заперлась в комнате и всерьез задумалась об условиях жизни индийских женщин и после долгих размышлений и молитв пошла к своим родителям и сказала, что должна уехать домой и получить там медицинское образование, а затем вернуться в Индию, чтобы помогать таким женщинам"".

На следующий год Ида отплыла в Соединенные Штаты, а осенью 1895 г. она поступила в Женский медицинский колледж в Филадельфии, который закончила Клара Суейн, первая американская женщина, служившая врачом-миссионером. Затем, в 1898 г., когда Корнеллский медицинский колледж стал принимать на обучение женщин, Ида перевелась туда, потому что он имел более высокий статус, и в этом колледже она получила ученую степень доктора. Закончив обучение, Ида вернулась в Индию и, кроме своей степени, она привезла чек на десять тысяч долларов для новой больницы (пожертвование одной богатой женщины), а вместе с ней приехала и Энни Ханкок (Annie Hancock), лучшая подруга из Нортфилда. Энни собиралась вести евангелизационную работу в сочетании с медицинской работой Иды.

Начало медицинской деятельности Иды было разочаровывающим. Она мечтала пройти практику под блестящим руководством отца, но он умер от рака. Еще хуже оказалось то, что индийцы, так отчаянно нуждавшиеся в медицинской помощи, не доверяли Иде, и какое-то время у нее совсем не было пациентов. Шли месяцы, ее практика медленно набирала силу, но по мере увеличения практики она сталкивалась с теми же проблемами, что и все врачи в Индии. Суеверие людей приходило в постоянное столкновение с ее лучшими устремлениями. В определенные праздничные дни любое лечение запрещалось, и иногда смертельно больные пациенты тащились с места на место, чтобы избежать злых сил. Однажды, после того как

Ида закончила обработку очень серьезной раны, она вышла подготовить повязку, а когда вернулась, в полном ужасе увидела, что девушка посыпает рану "священным пеплом" - ритуал, который почти стоил ей жизни. И даже когда ее пациенты желали сотрудничать с ней, невежество часто мешало процессу выздоровления. Сложнейшей задачей становилось даже объяснение того, когда и как они должны принимать лекарство. Однажды, когда Ида дала человеку комочек ваты, он спросил, должен ли съесть ее.

Вскоре после приезда Иды в Индию в Веллуру началось строительство больницы, о котором она так отчаянно молилась перед отъездом из Америки. Но, работая среди людей, она поняла, что одной больницы недостаточно. Индийцы, особенно женщины, должны освободиться от своего невежества в области медицины и их следует научить основам здорового образа жизни, а это окажется возможным лишь тогда, когда индианки получат специальное образование, чтобы работать среди собственного народа в деревнях. Таким образом, первоочередной задачей Иды стала организация медицинской школы для индийских женщин.

Чтобы достичь этой цели, Иде нужны были деньги, и значительной частью ее служения явился сбор пожертвований. Приезжая в отпуск на родину, она зачаровывала обширные женские аудитории своими рассказами о безнадежном положении индийских женщин, и каждая встреча приносила все больше денег для будущей медицинской школы в Индии. Ее первым проектом был колледж медицинских сестер, несмотря на сильное противостояние со стороны государственных чиновников. Британский министр здравоохранения разрешил ей осуществить план при условии, если она найдет не менее шести кандидаток для поступления в колледж, но сомневался, что она наберет больше трех. Она набрала сто пятьдесят одну женщину. Из этого количества она выбрала восемнадцать, и четырнадцать из них закончили полный четырехлетний курс. Но самым серьезным испытанием явилась сдача девушками государственного медицинского экзамена. В среднем такие экзамены с первого раза успешно сдавал один человек из пяти, и Иду предупредили, чтобы она не рассчитывала, что хотя бы одна из ее учениц сдаст эти экзамены. Но какой же она ощутила восторг, когда узнала, что все четырнадцать сдали государственный экзамен, а четыре девушки за свои знания получили высший балл.

Ида всегда считала свое духовное служение людям, и особенно молодым женщинам, которых она учила, таким же важным, как медицинская работа. Ее четырехлетний курс о жизни апостола Павла и посланиях Павла был любимым курсом среди ее учениц, и она повторяла его по нескольку раз. Медицинская работа, однако, занимала большую часть ее шестнадцатичасового рабочего дня, но даже тогда она находила время раздавать карточки с выдержками из Писаний. Но что более важно, ее медицинская работа проложила путь Энни Ханкок, проводившей работу по проповеди Евангелия в Веллуру и других деревнях. Когда эта женщина впервые появилась в Индии с Идой, жители редко впускали ее в дом, но, по мере роста репутации Иды, то же происходило и в отношении к Энни, и постепенно она стала желанной гостьей почти в каждом доме.

Кроме руководства больницей, медицинским колледжем и деревенскими амбулаториями, Ида с помощью своей матери организовала настоящий сиротский дом. Более двадцати бездомных детей были приняты в дом Иды. Часто она брала с собой в поездки по деревням то одного ребенка, а то и нескольких. Ида ощутила боль невосполнимой утраты, когда в 1925 г. в возрасте восьмидесяти шести лет умерла ее мать. Шестьдесят три года назад этой упорной женщине миссионерский Совет отказал в материальной поддержке на основании того, что она не сможет выстоять против сурового индийского климата. Ее муж взял на себя ответственность за жену, и в течение еще четверти века после его смерти она продолжала свое служение.

По мере роста медицинского служения Иды требовались все большие суммы денег на оплату растущих расходов и приобретение современного оборудования. Эту работу материально поддерживали женщины четырех деноминаций, но денег все равно не хватало. В начале 1920-х она узнала о том, что ее работа вместе с другими христианскими школами в Индии может получить премию Рокфеллера в один миллион долларов, если они сами сумеют найти где-нибудь два миллиона. Ида вернулась в Америку, чтобы организовать кампанию по сбору денег, в результате которой была собрана сумма в три миллиона долларов; большая часть денег пошла на строительство нового медицинского комплекса в Веллуру.

Несмотря на новое оборудование, медицинский колледж в Веллуру не мог шагать в ногу с изменившимися требованиями правительства в годы, последовавшие за получением независимости. В 1937 г. новый министр здравоохранения издал приказ с требованием, чтобы все медицинские учебные заведения присоединились к Мадрасскому университету как его филиалы. Для "Иды это прозвучало похоронным звоном по любимой медицинской школе"'. Как ей собрать необходимую сумму для сохранения независимости школы, когда ее страна все еще боролась с последствиями величайшей во всей истории депрессии? Ситуация казалась безвыходной. Будущее мужской христианской медицинской школы не казалось таким безнадежным. Администраторы таких школ планировали объединиться между собой; но Ида не имела выбора, поскольку других женских медицинских школ не существовало. Но почему бы не организовать совместный колледж? Это было логическое решение, с точки зрения великого миссионерского деятеля Джона Р. Мотта, который посетил Индию в 1938 г. Предложение быстро нашло поддержку, и даже прозвучали предположения, что Веллуру может стать идеальным местом для этого.

Ида с энтузиазмом поделилась новостью со своими сторонниками на родине, но испытала лишь горечь непонимания и разногласий. Тысячи женщин жертвовали собственные деньги, чтобы обеспечить поддержку медицинских миссий в Индии, и мысль, что придется делиться заработанным с мужчинами, была для некоторых из них невыносимой. Хилда Олсон (Hilda Olson), одна из членов руководящего Совета медицинского поселка в Веллуру, коротко отреагировала на это предложение: "Веллуру, как вы сами говорили, Божий труд, но я бы хотела добавить: Божий труд для женщин. Каждый доллар должен возвратиться дающим".

Руководящий Совет миссии разделился по этому вопросу, и Люси Пибоди (Lucy Peabody), бывшая одной из самых стойких сторонниц Иды все эти годы, стала ее самым едким критиком, обвинив в неверности всему, за что горой стоял Совет. Это было тяжелое время для Иды, но, пройдя через годы бурных дебатов, Совет проголосовал за объединение с мужчинами, убедившись, что такая мера была единственной альтернативой закрытию школы. Веллуру избрали местом нового совместного христианского медицинского колледжа. Хотя Ида осталась довольна конечным результатом, ее счастье омрачило то, что и Хилда Олсон, и Люси Пибоди в знак протеста ушли из Совета.

Несмотря на бурю критики, возникшей по поводу превращения Веллуру в совместное учебное заведение, Ида стала известной во всем мире своими крупными достижениями. Репортеры брали у нее интервью, а рассказы о ней писались снова и снова. "Ридерс Дайджест" среди других журналов дал ей лестную характеристику: "В легкой поступи этой необычной седовласой женщины, в ее 72 года - ощущение весны, в глазах - блеск, и мастерство - в крепких руках хирурга с 45-летним стажем. В течение восемнадцати лет она была главой Медицинской ассоциации в регионе с населением в два миллиона человек. Врачи со всех концов Индии присылали ей самых сложных гинекологических пациенток. Женщины и дети приходили, чтобы только прикоснуться к ней, настолько высока ее репутация целителя в Индии".

Ида вышла на пенсию в 1946 г. в возрасте семидесяти пяти лет, а ее место заняла одна из ее наиболее выдающихся учениц, доктор Хилда Лазарус (Hilda Lazarus). Это явилось изящным уходом на пенсию, по словам ее биографа. "Она, всю свою жизнь бывшая лидером, а некоторые даже называли ее диктатором, теперь нашла возможным сделаться подчиненным".

Но она оставалась активной еще более десяти лет. Она вела библейские уроки (как с женщинами, так и с мужчинами), консультировала врачей в трудных случаях, принимала друзей и знаменитостей в Хилл Топе, своей прекрасной индийской резиденции, и ловко играла в теннис. Хотя она была уже не так активна, как в шестьдесят пять лет (когда во время соревнований она безжалостно побила свою молоденькую соперницу, выиграв каждый гейм в двух сетах, после того как услышала, что девушка капризно возражала против игры с "бабушкой"), она продолжала играть регулярно, и даже в возрасте восьмидесяти трех лет, по словам биографа, "она все еще шаловливо и озорно умела подать теннисный мяч".

В 1950 г., за десять лет до ее смерти, в Веллуру были организованы "золотые" юбилейные торжества, отметившие пятидесятилетнее служение Иды в Индии. Это был день, когда чествовали женщину, так неохотно последовавшую семейной традиции Скаддеров, но чей успех превзошел достижения любого из семьи Скаддеров. Начав работу в комнате десять на двенадцать футов для приема пациентов, она дожила до того времени, когда могла видеть современный медицинский комплекс со штатом около ста докторов, общей больницей на 484 койки, глазной больницей на 60 коек и множеством передвижных клиник, обслуживающий около двухсот тысяч пациентов и готовивший около двухсот медицинских специалистов в год. Она стала настолько знаменитой, что когда письмо было адресовано просто "Доктору Иде, Индия", то в стране с населением более трехсот миллионов человек оно немедленно направлялось в Веллуру.

В отличие от Уилфрида Гренфелла и Иды Скаддер, широко известных всему миру благодаря служению человечеству в качестве медиков-миссионеров, чета Халиуеллов (Halliwell, Jessie and Leo), хотя они служили в течение десятков лет тысячам людей, оказывала медицинскую помощь практически в неизвестности. Полем их миссионерской деятельности был бассейн реки Амазонки, и они посвятили свою жизнь проповеди Евангелия и медицинскому обслуживанию людей у реки, проходя в год до двенадцати тысяч миль вверх и вниз по тысячемильной территории между Беленом и Манаусом, поросшей непроходимыми джунглями. Хотя они не имели степеней в области медицины и были просто докторами в этом регионе, но они успешно лечили тропические заболевания и пользовались уважением среди индейцев.

Решение Халиуеллов заняться миссионерской деятельностью пришло почти как озарение вскоре после их свадьбы. Услышав эмоциональный призыв к миссионерской деятельности, Лео обратился в миссионерский Совет адвентистов седьмого дня, и через некоторое время он с женой уже был на пути в Бразилию без какой-либо специальной миссионерской подготовки. Джесси была медсестрой, а Лео являлся специалистом в области электротехники.

Их первым миссионерским заданием стало проведение новаторской евангелической работы в Северной Бразилии в Белене, что они успешно осуществляли в 1920-е гг. Однако Лео не хватало ограниченной сферы деятельности в Белене, особенно когда он думал о тысячах людей, живших по берегам реки, до которых миссионеры не доходили и чья жизнь казалась безысходной из-за нищеты и болезней. Оспа, сифилис, глисты, проказа, малярия и другие тропические заболевания собирали свой смертельный урожай, и Халиуеллы хотели помочь этим людям. благовестие несчастным людям и служение их физическим нуждам стали целью Халиуеллов, и во время отпуска в Соединенных Штатах в 1930 г. они стали готовиться к более обширному служению. Лео прошел курс по тропическим болезням, а Джесси овладела знаниями по питанию, санитарии и акушерству. Они также сумели собрать деньги на тридцатифутовое судно, впоследствии служившее им домом и плавучей клиникой. Адвентистская церковь седьмого дня была одним из первопроходческих миссионерских обществ в медицинском отношении и с энтузиазмом поддержала новое начинание четы Халиуеллов.

С начала своего служения супруги столкнулись с почти ежедневной угрозой своей жизни, исходившей от враждебных племен индейцев, но по мере роста репутации медиков люди стали ждать на берегу их прибытия. Другие же, по предложению Халиуеллов, вывешивали белые тряпки в знак того, что их просят остановиться. Иногда супругам приходилось обслуживать до трехсот пациентов, болевших малярией. Большая часть подобного лечения заключалась в раздаче соответствующего лекарства, и здесь Халиуеллы столкнулись с серьезным языковым барьером, мешавшим объяснить правильное применение лекарственных средств. Однажды они оставили лекарство матери больного ребенка и велели ей давать определенную дозу каждое утро, когда запоет петух. Когда несколько дней спустя они вернулись, мать им сказала: "Мой мальчик выздоровел, но петух помер".

Хотя Халиуеллы опасались лечить серьезные заболевания, предпочитая отправлять таких больных в ближайший город, где можно было получить консультацию у врача, они часто в своих поездках сталкивались со срочными случаями, где дело не терпело отлагательств. Подобный случай произошел с маленькой девочкой, серьезно раненной аллигатором. Своевременный визит Халиуеллов и их совместный медицинский опыт помогли спасти девочке жизнь.

Проповедь Евангелия была важной частью служения Халиеуллов, и они пользовались новейшими методиками, чтобы привлечь как можно больше народу. Используя на борту своего судна генератор, они показывали фильмы и слайды - развлечение, которое приводило на судно индейцев за десятки миль от дома, и многие пришли таким образом к Христу. По мере роста обращенных Халиуеллы помогали основывать церкви и школы; часто к ним приезжали другие миссионеры, чтобы помочь в работе.

В 1956 г., через двадцать пять лет служения индейцам на реке Амазонке, Халиуеллы ушли на заслуженный отдых, чтобы начать работу в Рио-де-Жанейро, руководя деятельностью всех мероприятий медицинского служения адвентистов в Южной Америке. Благодаря вдохновенному примеру служения, Амазонка "переполнилась" плавучими клиниками, а новаторская работа супругов на этом закончилась.

Пожалуй, Африка стала излюбленным полем деятельности медиков-миссионеров, чей вклад в проповедь Евангелия африканцам был огромен. Имена таких людей, как Дейвид Ливингстон, Альберт Швейцер, Хелен Роузвиер, Пол Карлсон (Paul Carlson) и Малколм Форсберг (Malcolm Fors-berg), напоминают о том, какую великую помощь оказали Африке миссионеры. И, конечно, там были и не столь заметные личности, такие, как Эндрю П. Стерет (Andrew P. Stirratt) из Суданской внутренней миссии, которого приняли в миссию без большой охоты в качестве кандидата (после того как он подарил миссии свое поместье и оплатил собственный проезд), потому что его возраст - тридцать восемь лет - они посчитали неприемлемым для начинающего миссионера. Он же прослужил верно еще более сорока лет, наблюдая за всей амбулаторной работой и лично занимаясь лечением десятков тысяч пациентов в течение всего срока служения. Но если есть человек, который выделяется из общего числа продолжительностью своей медицинской службы в Африке в сочетании с чрезвычайной преданностью делу спасения жизни африканцев и укреплению здоровья африканского народа, то это, без сомнения, Карл Беккер, великий munganga для Конго.

Двадцатидвухлетний Карл Беккер (Carl Becker) поступил в Медицинский колледж Ханеманна в Филадельфии в 1916 г., когда президент Уилсон развернул кампанию за второй срок своего пребывания на этом посту. Он закончил школу за несколько лет до этого, сразу после нее начав работать в плавильне, чтобы поддержать свою овдовевшую мать и сестру, но затем настоятельная необходимость в поддержке отпала. Имея в запасе чуть больше ста долларов, он начал шестилетнюю зубрежку ради будущей финансовой независимости, которой у него никогда не было. Первая мировая война была развязана вскоре после того, как он стал студентом. Ему казалось, что война "послана Богом", ибо она позволила ему пойти добровольцем в медицинские войска Соединенных Штатов, что давало ему бесплатное жилье и образование в дополнение к небольшой заработной плате.

Беккер начал практиковать медицину в Бойертауне, Пенсильвания, в 1922 г., а три месяца спустя женился на Марии, молодой женщине, которую встретил за несколько лет до этого на собрании в церкви. До свадьбы он предупредил Марию, что обещал посвятить свою жизнь Богу, если Бог даст ему образование. "Неизвестно, значит ли это, что я отправлюсь в Китай или Африку как миссионер или что-то другое, - сказал он ей, - но Он вправе предъявить любые права на мою жизнь". Когда Беккер обосновался в Бойертауне, его известность и практика стали быстро расти, и его обещание Богу забылось всеми, но однажды он получил письмо от Чарлза Хелберта из Африканской внутренней миссии, которого повстречал несколькими годами ранее. Жена сына Хелберта, Элизабет Морз Хелберт, врач-миссионер, служившая в Конго, внезапно умерла, и Хелберт срочно подыскивал ей замену. Разрываемый чувством вины, Беккер отклонил предложения Хелберта, объяснив свой отказ обязанностью поддерживать мать. Хелберт, однако, не собирался сдаваться и на следующий год наконец получил от Беккера письмо с выражением согласия. Летом 1928 г. Беккеры отплыли в Африку, оставив "более 10 000 долларов дохода в обмен на 60 долларов в месяц... направляясь в примитивный уголок света, о котором ничего не знали".

Первый дом Беккера в Конго находился в Катве, где они жили в глинобитной хижине. Мария, приложив творческое воображение, превратила ее в "глинобитный особняк". Прослужив некоторое время в Катве, Беккер перебрался в Абу, заменив в больнице доктора, ушедшего в отпуск, а затем в 1934 г. с женой и двумя детьми переехал на маленькую миссионерскую станцию в Ойче в густых лесах Итури, чтобы работать среди пигмеев и других лесных племен.

Расцвет служения Беккера произошел именно здесь, в Ойче, мало пригодной для миссионерской больницы. В этом месте, окруженном стеной из гигантских красных деревьев, он построил отлично действующий медицинский поселок буквально из ничего - примитивный по сравнению с удобствами, к которым он привык дома, но такой, который удовлетворял потребностям африканцев в джунглях. Беккер не был организатором или проектировщиком на века, не умел налаживать связи с общественностью. Иначе, пишет его биограф, "он бы сумел собрать большие суммы денег тем, что догадался бы назвать свою больницу мемориальной, дав ей имя какого-нибудь всем дорогого святого..." Как бы то ни было, Беккер достраивал, когда возникала необходимость, нужное количество комнат и зданий без "всякого общего плана застройки". Для строительства больницы денег не было, поэтому большая часть расходов происходила из шестидесятидолларовой зарплаты доктора.

Медицинское обслуживание в Ойче быстро расширялось, и через два года каждый день обслуживалось около двухсот пациентов. Но были еще некоторые деревни и племена, обойденные вниманием доктора. Знахари и колдуны оказывали мощное воздействие на людей, пока один за другим люди не обращались к Христу, благодаря неустанной работе Беккера и других миссионеров как проповедников Евангелия.

Благовестие было первоочередным служением для Беккера в Африке, и конец недели он посвящал поездкам по деревням. Хотя он не имел формальной библейской подготовки и не был библейским учителем, он успешно проповедовал Евангелие африканцам. Библейские истории представлялись в переложении, понятном африканцам, и вскоре пришлось отказаться от картинок из программы американской воскресной школы в пользу собственных, неумело нарисованных Беккером, которые стали настолько популярны, что ему пришлось копировать их во множестве для раздачи слушателям, а они, в свою очередь, также использовали их в работе. Однажды, когда Беккер пришел в дальнюю деревушку, он заметил посреди дороги большую толпу и, к своему удивлению, обнаружил там неграмотного конголезского солдата, делившегося Евангельской вестью с использованием набора рисунков, который получил от Беккера месяц тому назад.

Как многие другие медики-миссионеры, он был расстроен тем, что подавляющая часть времени уходила на служение физическим нуждам, а не духовным, несмотря на эффективную работу по проповеди Евангелия. "В чем же духовная ценность всех этих усилий?" - часто спрашивал он себя. Но постепенно он начал понимать, по словам его биографа, "что духовная ценность заключалась именно в его медицинской работе. Медицинскую работу можно было сравнить с тяжелой пахотой перед последующим процессом сеяния - как труд Иоанна Крестителя перед приходом Мессии. И Беккер вдруг ощутил, что она была совершенно миссионерским служением. Это была возможность массового благовестия, ибо как иначе удастся собрать каждый день несколько сотен нуждающихся африканцев, приходящих из дальних мест туда, где можно услышать проповедь слова Божьего? Существовала и возможность христианского роста для его пациентов. Имея стационарных больных, он стремился помогать молодым африканцам возрастать в христианской жизни, обеспечивая им самые благоприятные условия, так необходимые для младенцев во Христе. Доктор Беккер чувствовал, что это являлось крепким фундаментом для постройки африканской церкви".

Во многих случаях медицинские миссии открывали дорогу для благовестия племенам, которых в иных условиях достичь было невозможно. Так получилось и с пигмеями в лесах Итури. Пренебрежительное отношение со стороны других африканцев уже давно оттеснило пигмеев в джунгли и спрятало их с глаз всех сторонних наблюдателей, как белых, так и черных, но потребность племени в медицинской помощи помогла постепенно преодолеть эту исключительную изоляцию. Очень медленно они научились доверять миссионерам, и тогда стало возможным их обращение в христианскую веру.

Таким же образом, медицинские миссии сыграли главенствующую роль в проповеди Евангелия прокаженным. Эти люди также являлись объектом дискриминации, но та любовь и забота, которую они видели со стороны доктора Беккера и его коллег, позволили им вновь почувствовать себя нужными, и они тысячами стали приходить к Христу.

Хотя Беккер лечил разнообразные болезни и болячки, больше всего его беспокоила проблема проказы, и он отчаянно пытался найти средство, которое бы облегчило ужасные страдания больных. Молва о его сострадании росла, и прокаженные приходили к нему тысячами в надежде получить помощь. К началу 50-х гг. он лечил около четырех тысяч постоянных пациентов в своей деревне для прокаженных, раскинувшейся на 1100 акрах. Результаты были впечатляющими - настолько, что медики-миссионеры и лепрологи со всех концов света съезжались в Ойчу и он делился с ними результатами своих исследований. Большие достижения по облегчению мук болеющих проказой людей были налицо, но Беккер оставался недоволен и, несмотря на перегруженный график работы, продолжал исследования в надежде найти более эффективные методы лечения. Даже доктора Роберта Кохрейна (Robert Cochrane) из Кембриджа, который имел мировой авторитет по изучению и лечению проказы, поразили его открытия.

Беккер, единственный врач в Ойче, каждый год проводил также до четырех тысяч операций и принимал около пяти сотен малышей. Но даже имея такой напряженный график работы, он находил еще время на изучение медицинских обласстей, которые обходили многие практики, например, психиатрию, и смело экспериментировал, используя самые современные методы лечения. Среди его пациентов были очень беспокойные люди, которых семьи считали одержимыми бесами, но Беккер их лечил как психически больных людей. Он организовал специальную палату для психиатрических больных и стал первым доктором в Экваториальной Африке, эффективно применявшим электрический шок для лечения африканцев. Хотя он успешно лечил многих пациентов этим методом, "он оставался уверенным в том, что просто христианство являлось самой здоровой общей терапией для психически больных, что "только Евангельская любовь и надежда могут изгнать все суеверия и все страхи"".

Несмотря на огромные заслуги в служении ради людей, Беккер не сумел избежать злобных нападок националистов, которые организовали восстание в Конго в 1960-е гг. В то время как многие миссионеры бежали в Восточную Африку, спасая жизнь, он продолжал работать в Ойче до лета 1964 г., когда стало ясно, что далее в поселке оставаться нельзя. Он неохотно согласился бежать только узнав о том, что по приказу Массамба-Дебы карательный отряд должен его расстрелять. В возрасте семидесяти лет он попрощался с любимыми африканцами, с женой, тремя медсестрами, молодым ассистентом и успел эвакуироваться, едва избежав мести свирепых партизан Массамба-Дебы.

Учитывая возраст Беккера, эвакуация 1964 г. могла бы оказаться удобным поводом для выхода его в отставку. Но Африка стала для Беккеров родным домом. По словам его биографа, у Беккера была "аллергия на отпуск", и у него отсутствовало желание жить в Соединенных Штатах. С 1945 г. он провел в Соединенных Штатах менее года, и, хотя он признавал, что скорости не те, он хотел помогать Африке как можно дольше. Поэтому через год относительной безопасности в Восточной Африке, когда политическая ситуация в Конго стабилизировалась, Беккеры вернулись в Ойчу, чтобы восстановить разрушенный повстанцами поселок и возобновить медицинское служение, необходимое как никогда. Хотя в 1966 г. Беккер перенес три сердечных приступа, он продолжал работать, не отвечая на предложения отдохнуть: "Если этот день станет моим последним днем на земле, я определенно хочу провести его не в постели".

Только в возрасте восьмидесяти трех лет доктор Беккер согласился уйти на пенсию и вернуться в Соединенные Штаты. Свои последние годы он посвятил межконфессиональному проповедническому медицинскому центру, включавшему в себя больницу и школу для африканцев - проект, который давно был его мечтой. Эта программа была запущена в 1976 г., и он понял, что ему пора отойти в сторону. Беккер прослужил медиком-миссионером почти пятьдесят лет и оставил неизгладимый след в памяти африканцев. Известный американский обозреватель Арт Бучвальд (Art Buchwald) писал о нем: "Во всем Конго огромное впечатление на нас произвел американский миссионер-доктор по имени Карл К. Беккер... Покидая Ойчу, мы не могли не подумать, что у Америки есть свой собственный доктор Швейцер в Конго". Но величайшим признанием, сделанным Беккеру, могут служить слова африканского практиканта: "Многие миссионеры проповедовали мне Иисуса Христа и многие миссионеры рассказывали мне об Иисусе Христе, но в нашем munanga я увидел Самого Иисуса Христа".

Известный по своей популярной биографии "Дактар: дипломат в Бангладеш" ("Daktar: Diplomat in Bangladesh"), Вигго Олсен (Viggo Olsen), как явствует из названия, был более чем доктором. Он был неофициальным дипломатом, который прокладывал себе дорогу через густые дебри бюрократических препятствий, организовав большой поселок и смело служа бенгальскому народу в час наибольшей беды.

Вскоре после окончания в 1944 г. школы в Омахе, штат Небраска, Олсен решил изучать медицину. Он начал учебу в университете Тулейна, занимаясь по программе, одобренной военным флотом Соединенных Штатов, а затем поступил в университет Небраски. После семи лет зубрежки получил ученую степень доктора медицины. В студенческие годы Олсен женился на Джоан, и вместе они мечтали об обеспеченной жизни, которую могла дать им профессия врача.

В планах Олсена на будущее религия не занимала существенного места. Для молодой четы Олсенов чтение Библии и посещение церкви не имело никакого отношения к повседневной их жизни. Но как ни старались они избежать этого, христианство стало тем предметом, обойти который им не удалось. Оба родителя Джоан пришли к вере после того, как дочь уехала учиться в колледж. Они отчаянно хотели, чтобы Джоан и Вигго испытали тот же мир, к которому они пришли через веру в Христа. Родители делились своей только что обретенной верой в письмах и часто вкладывали туда христианские брошюры, а когда Джоан и Вигго навестили их в Толедо, Огайо, по пути в интернатуру в колледже Лонг-Айленда, они смело вынесли этот вопрос на обсуждение при личной встрече. Первоначальная реакция Вигго была отрицательной: "Я смотрел на христианство и Библию глазами агностика, считая, что современная наука давно опередила религиозные чувства. Когда мой тесть заговорил о слабых местах в доказательстве эволюционных законов и других научных обоснований, я внутренне вскипел".

Ситуация изменилась еще до того, как они уехали из Толедо. Вигго и Джоан долго обсуждали духовные вопросы с христианским служителем и после этого согласились изучить "христианскую религию и Библию", чтобы прийти к "собственному, независимому решению", обещав ходить в христианскую церковь, когда обоснуются в Бруклине. Именно это обещание постепенно привело их к обращению через служение баптистского пастора, его жены и членов их прихода.

После интернатуры в Нью-Йорке и кратковременной медицинской службы в военном флоте в южной части Тихого океана, Вигго остановил свой выбор на клинике Мейо, подав заявление о приеме на работу на очень престижную кафедру медицины внутренних болезней. С такой влиятельной практикой он мог, наконец, исполнить мечту найти свое место в жизни и преподавать медицину, обеспечивая семью всем необходимым.

Но мечта, когда-то казавшаяся Олсенам такой возвышенной и притягательной, вдруг перестала быть мечтой и заставила усомниться в правильности выбранного пути. Они стали задаваться вопросом, в чем заключалось их предназначение. Может быть, в служении Богу? Прежде чем покинуть Бруклин, Вигго случайно услышал, как пожилая женщина в церкви сказала: "Теперь, когда доктор Олсен стал христианским верующим, он наверняка станет миссионером". В тот момент Вигго "внутренне содрогнулся", но слова запали ему в душу; проходили месяцы, и их с Джоан мечты постепенно изменились: "Чем больше мы думали, размышляли и молились о том, что же делать дальше... тем больше медицинская миссия казалась нам самым правильным выбором".

Долгие недели нерешительности закончились целой неделей напряженной внутренней борьбы. "На седьмой день, идя одиноко по пляжу, а внутренне со всех сторон теснимый прошлым своим опытом, человеческими чувствами, наследственностью, средой, библейским учением, Божьей волей и множеством других сил, я почувствовал, что наступил кризис". Вигго упал на берегу на колени и "принял призыв Божий к служению в зарубежных медицинских миссиях". Три дня спустя наступил момент серьезного испытания для молодой пары. "По почте пришло письмо: "Мы счастливы сообщить вам, что вы приняты членом научного общества на факультет медицины внутренних заболеваний в клинике Мейо". Но Вигго уже не колебался: "Мне не составило труда написать письмо с отклонением их приглашения. Божья работа во мне завершилась. Мной овладел полный мир"".

Следующие пять лет, с 1954 по 1959 г., были заполнены трудами. Семья Олсенов выросла с трех до шести человек, тогда как Олсен продолжал образование для подготовки к медицинской деятельности. В то же время Вигго и Джоан окунулись в работу поместной церкви и исследовали различные миссионерские Советы в поисках места будущего служения. Но Вигго не стал ждать приглашений от миссионерского Совета или из-за рубежа, чтобы начать работу. Он считал проповедь Евангелия частью своей врачебной деятельности, и неважно, был ли он дома или за границей.

Однажды, когда он совершал послеобеденный обход в окружной больнице Милуоки, где заканчивал курс хирургического обучения, он "почувствовал сильное беспокойство о пациенте, которого готовили к операции на следующее утро". Вигго объяснил человеку, что его рак был серьезным и что операция будет обширной, а затем "заговорил с ним о вере и Божьем Сыне, Который любил его и отдал за него жизнь". Там, на больничной койке, этот человек доверил свою жизнь Христу, а после операции благодарил доктора Олсена в присутствии больничного персонала за то, что тот объяснил ему "путь к вечной жизни".

Выбор Олсенами миссионерского Совета был трудным. Поскольку они были баптистами, им рекомендовали Ассоциацию баптистов за всемирную евангелизацию. Медицинские работники требовались АБВЕ в Восточном Пакистане, и Виктор Бернард (С. Victor Barnard), миссионер, которому предстояло начать там работу, встретился с Вигго и настаивал, чтобы Вигго обдумал это предложение. Однако во время встречи возникли философские разногласия:

"Взгляд мистера Бернарда на медицинское служение... резко отличался от моего понимания этого вопроса. Он представлял себе доктора, который будет переходить из деревни в деревню с черной сумкой в руке, стараясь по мере возможностей лечить наименее серьезные заболевания. Я же видел маленькую, но дееспособную больницу объектом первостепенной важности. Я считал, что нам нужен штат докторов, медсестер и других работников, чтобы обеспечить отличное медицинское и хирургическое лечение, достойное представлять своим служением Иисуса Христа, и в такой обстановке любви и заботы ежедневно делиться Его Благой вестью с другими. Во время обсуждения деятельности медицинской миссии я обнаружил, что взгляды мистера Бернарда были устоявшимися и неколебимыми, и что бы я ни говорил, не представлялось возможности его переубедить. Сколько бы я ни ценил этого чудесного и преданного Божьего человека, я чувствовал, что Восточный Пакистан мне не подойдет, потому что я не мог завершить Богом явленный план в пределах этих ограничений".

Но Вигго не мог выкинуть из головы Восточный Пакистан: "С одним миссионером на каждые три четверти миллиона населения, Восточный Пакистан был почти забыт Христовой церковью, забыт более, чем какая-либо другая страна. Ни христиане, ни христианская работа не изливали своего милосердия на этот отдаленный уголок страны. Существовал величайший христианский вакуум между современным служением и трудами ранних миссионеров-первопроходцев, Уильяма Кэри в Индии и Адонирама Джадсона в Бирме. Теперь в Восточный Пакистан визы доступны, и там преобладает атмосфера религиозной свободы. Наши взоры оставались прикованными к этому отдаленному региону мира... И АБВЕ казалась тем миссионерским агентством, на которое указывало нам провидение".

Весной 1959 г. президент АБВЕ прислал Вигго приглашение предстать перед Советом и высказать свою точку зрения на медицинское служение. Вигго познакомил членов Совета с тринадцатью основными принципами и заметил, что, если они отвергнут их, "он и его жена будут знать, что им следует искать другой Совет и другую область миссионерской деятельности". После длительного заседания Совет единогласно поддержал введение в действие тринадцати принципов работы в Восточном Пакистане. Хотя расходы предстояли большие, члены Совета считали, что Вигго поставил перед собой правильную цель. Над его основными принципами следует поразмышлять любому медику-миссионеру и поддерживающей его миссии:

1. Господа можно представлять медицинским служением лишь самого высокого качества и сострадания.

2. Поскольку "черный саквояж" и клиническое лечение не в состоянии исцелить многие болезни, желательным началом является открытие больницы.

3. Месторасположение будущей больницы должно выбираться с особой тщательностью.

4. Для обеспечения бесперебойной медицинской работы необходимо обеспечить наличие двух и более докторов.

5. Врачи обязаны научиться лечить тропические болезни, прежде чем начать практику в тропиках.

6. Врачи и медсестры должны иметь достаточно времени для постоянного изучения языка.

7. По меньшей мере один из членов руководящего миссионерского Совета должен быть христианином-врачом.

8. На работу в больницу могут назначаться миссионеры без специального медицинского образования для административного и духовного служения.

9. Местным кадрам следует обеспечить возможность получения медико-духовного образования.

10. Больница в бедной местности не может быть полностью самоокупаемой, иначе плата за лечение станет слишком высокой и богатым пациентам будет отдаваться предпочтение перед бедными.

11. Медицинская работа должна направляться в русло духовного свидетельства и духовного исцеления.

12.Христианским верующим следует помогать, их нужно крестить, любить, укреплять их веру, а затем направлять в поместную церковь.

13. Медицинский персонал должен обладать духовной силой и стойкостью и высоко нести знамя Христа, чтобы сохранить высочайшие духовные стандарты.

Только в январе 1962 г. Олсены сели на самолет, направлявшийся в Восточный Пакистан. Почти три года прошло с тех пор, как Совет принял тринадцать принципов, и все эти годы были посвящены изучению тропической медицины, а полтора года из них

потрачены на сбор денег. Тот факт, что талантливый и многообещающий молодой кандидат в миссионеры был высокопрофессиональным доктором медицины, не освобождал его от несколько унизительного хождения по церквам, где он рассказывал о предстоящем служении и финансовых нуждах. Именно такого положения дел искали Олсены, когда размышляли о миссионерском Совете: "Мы хотели сотрудничества с такой миссией, у которой бы не было счета в банке, чтобы немедленно отправить нового миссионера. Скорее, мы бы желали поездить по церквам с депутацией, представляя нашу программу и молясь о том, чтобы Бог помог церквам осознать необходимость поддержки. Таким образом, мы могли бы научиться доверять нашему Отцу небесному в большей степени и познакомились бы со множеством церквей и сотнями и тысячами прихожан. Эти церкви так же узнали бы нас лично, поняли бы суть нашей работы и стали бы серьезно молиться за нас и нашу деятельность. Такая молитвенная поддержка была бы бесценной".

Прибыв в Восточный Пакистан, Вигго немедленно начал планировать строительство больницы, но сразу столкнулся с препятствиями. Хотя в Восточный Пакистан миссионерам попасть было относительно легко, но неспособность правительственных чиновников эффективно работать и их бюрократическое отношение к организации медицинской работы были потрясающими. Восточный Пакистан, отделенный от Западного Пакистана расстоянием более тысячи миль, населенный семьюдесятью пятью миллионами человек, считался лишь провинцией Пакистана (остальные четыре провинции были в Западном Пакистане). Подобная ситуация приводила к плохому управлению и лени правительственных чиновников. Не помогал решению проблемы и тот факт, что религия и культура Восточного и Западного Пакистана сильно отличались друг от друга; бенгальцы, составляющие большинство обитателей Восточного Пакистана, были мусульманами, в то время как жители Западного Пакистана были в основном индуистами.

Хотя терпение Вигго испытывали не раз и не два, он наконец нашел землю и получил разрешение, необходимое для возведения медицинского поселка с помощью строителя, приехавшего добровольцем из Соединенных Штатов. В 1964 г. началось долгожданное строительство. В это время Олсены сконцентрировали усилия на изучении языка, а Вигго при этом выполнял каждодневную медицинскую работу. Но все для АБВЕ в Восточном Пакистане складывалось плохо, а 1965 г. превратился для них в кризисный: "Со всех сторон нас били, препятствуя выдаче виз, мешая работе с племенами, нас преследовали проблемы с персоналом, штормовые ветры, военные бури, бомбардировки, болезни и смерть! Мне пришлось созвать двадцать пять специальных полевых собраний Совета, чтобы справиться с постоянно возникавшими проблемами и препятствиями".

Шли месяцы, а ситуация в Восточном Пакистане только ухудшалась. Индия стала собирать войска на границе с Западным Пакистаном, а затем началась семнадцатидневная война между Индией и Пакистаном, когда большая часть женщин и детей из семей миссионеров эвакуировалась до той поры, пока ситуация не нормализовалась. В 1966 г. открылась Мемориальная христианская больница и началась полномасштабная медицинская работа. Персонал больницы был готов к любым чрезвычайным обстоятельствам, таким, как вспыхнувшая в 1968 г. эпидемия холеры. В больнице во время этой эпидемии проходили лечение сотни пациентов, но смерть унесла только двоих. Но служение Вигго включало много больше, чем просто медицинскую работу. Он активно участвовал в благовестии и преподавал в классе новообращенных бенгальцев-христиан до крещения. Занятия в этом классе закончились семнадцатью крещениями - самое большое служение крещения, когда-либо проводившееся в этом регионе.

В начале 1970-х гг. в Восточном Пакистане опять начались политические беспорядки. Мусульманское большинство давно было недовольно вмешательством Западного Пакистана в свои дела, и растущее движение за независимость набирало силу. К началу 1971 г. военные силы Западного Пакистана вторглись в Восточный Пакистан, и опять большую часть женщин и детей миссионеров пришлось эвакуировать. Вигго и остальные сотрудники остались в поселке, чтобы сохранить ценное медицинское оборудование в рабочем состоянии, не зная, увидятся ли когда-нибудь со своими любимыми. Это было ужасное время как для миссионеров, так и для простых бенгальцев: "...пакистанская армия вторгалась в города и поселки страны. Везде они следовали тому же сценарию убийств, насилия, грабежей и поджогов".

Мучительной и тревожной стала для Вигго и его коллег ночь 23 апреля 1971 г. В тот день от бенгальского друга пришли тревожные новости о том, что вооруженные бандиты в ту же ночь собирались атаковать медицинский поселок. Попытка избежать столкновения означала бы потерять больницу и все, ради чего они столько работали и строили. По мнению Вигго, выход оставался один: вооружиться и рисковать собственной жизнью ради служения, которое они были призваны исполнить.

Усложняло ситуацию то, что Вигго в этот день во время аварии на мотоцикле сломал руку, но вместе с другими он организовал в поселке оборону, пытаясь разглядеть что-нибудь во мраке наступающей ночи. Часы отсчитывали секунды, оставшиеся до полуночи, когда правительственный генератор отключал в поселке свет. Вот-вот погаснут огни. "С трех сторон нас окружал густой лес, а с четвертой стороны - река. В густой тьме вооруженные грабители могли тихо войти в поселок с сотен различных позиций. Мы были словно сидящие в камышах утки". По какой-то необъяснимой причине огни так и не погасли и атака так и не состоялась"... "Это чудо было от Аллаха", - объяснил один из бенгальских стражей, но Вигго и его коллеги знали истинную причину спасения.

В следующем месяце Вигго покинул Восточный Пакистан, уехав в отпуск и для лечения в Соединенные Штаты. Пока он отсутствовал, в ужасных муках родилась независимая страна Бангладеш. Вигго знал, что его возвращения ждут, как никогда раньше, и как только он смог получить разрешение на въезд у нового правительства, он вернулся - его виза была за номером "001". И там, среди боли и страданий, он служил плодотворно, как яркое свидетельство христианской медицинской миссии и нашего Господа.

Хотя работу по переводу Библии, наряду с медицинским служением, можно рассматривать как характерную для XX в. специализацию, она все же имеет глубокие корни в ранней истории христианской церкви. По мере распространения Евангелия в средиземноморском мире, переводы Писаний возникали на сирийском, грузинском, коптском, готском, славянском и латинском языках. К середине XV в. уже существовало более тридцати переводов Библии. За следующие три столетия были сделаны другие переводы Библии на самые разные языки, и этот труд приобрел новое значение с развитием Возрождения и Реформации. Тексты Библии появились почти на всех основных европейских языках, и к началу XIX в. было завершено еще тридцать четыре перевода.

Неудивительно, что именно современное миссионерское движение изменило характер работы переводчика. Ею больше не занимались дотошные ученые в монастырях и пыльных библиотеках. Библию стали переводить неподготовленные миссионеры, селившиеся во всех частях мира, выполнявшие переводческую работу в крытых соломой хижинах с помощью неграмотных консультантов; эта работа стала дополнительным делом, завершающим все остальные усилия миссионеров в деле благовестия. Уильям Кэри, несомненно, считается первым и наиболее плодотворным из таких миссионеров, но веком раньше преданный и энергичный Джон Элиот перевел Писания для племени индейцев-алгонкинов в Массачусетсе. Именно Кэри доказал, что перевод Библии может стать обычным делом и неотъемлемой частью миссионерского служения. Следуя его примеру, почти все миссионеры-первопроходчики Великого века, включая Роберта Моррисона, Адонирама Джадсона, Роберта Моффата, Хадсона Тейлора и Генри Мартина, переводили эту богодухновенную книгу. Только в XIX в. переводы Библии появились почти на пятистах языках.

Но каким бы значительным и важным ни являлся перевод Библии в Великий век, лишь в XX в. эта работа приобрела новое значение с появлением науки лингвистики. С возникновением большого количества текстов Библии на разных языках миссионерам уже не требовалось бороться с проблемами перевода, чтобы начать благовестие среди населения. И в то же время многие миссионеры начали считать переводческую деятельность специфическим и специализированным служением и почувствовали необходимость обеспечения всех народов мира Божьим Словом на их родном языке. Начиная с 1900 г., главные части Библии были переведены еще на тысячу языков, половина из которых - после 1950 г., что является показателем важности достижений лингвистики для служения библейских переводчиков.

Лингвистика, однако, весьма незначительно повлияла бы на библейский перевод, если бы не настойчивые усилия У. Камерона Таунсенда и его организаций-близнецов - Летнего института лингвистики и Библейских переводчиков Уиклифа. ЛИЛ был основан Таунсендом и Л. Л. Легтерсом (L. L. Legters) на ферме Озарка в 1934 г. как летний лагерь Уиклифа. Его основатели стремились обеспечить подготовку потенциальных переводчиков Библии. Хотя эта организация сама не являлась миссионерским обществом, она внесла неоценимый вклад в развитие всемирного благовестил. Ее учебные программы за последние полвека (разработанные на основе программ университета в Оклахоме и других американских и зарубежных университетов) давали студентам навыки фонетической записи незнакомых языков, разработки алфавитов, анализа грамматики, обнаружения идиом, составления букварей, обучения людей грамотности и перевода Писаний. Учащимся предлагалось также воспользоваться опытом своих предшественников и учесть их ошибки, чтобы избежать различных ловушек.

Несмотря на то что ЛИЛ был важным фактором в деле развития библейского перевода, вскоре стало ясно, что его мирской характер (в целях лучших взаимоотношений с иностранными правителями) не подходит для вспомогательной миссионерской организации. Поэтому в 1942 г. была основана организация Библейские переводчики Уиклифа (названная так в честь Джона Уиклифа, переводчика Библии XIV в., имеющего славу "утренней звезды Реформации"). Во главе ее встал в прошлом бизнесмен Билл Найман (Bill Nyman). Эта организация поставила своей целью сбор финансовых средств в поддержку переводчиков-миссионеров и на пропаганду миссионерской деятельности, как делали и ее предшественники, сотрудники Исследовательского миссионерского агентства. Организации-двойняшки, БПУ/ЛИЛ, хотя и не зависели друг от друга, но имели тесно связанный между собой директорат, одни и те же цели и философию, однако их обязанности были различными.

Помимо БПУ существовали и другие миссионерские организации, активно включившиеся в работу по переводу Библии, но большинство из них вскоре обнаружили бесценное значение лингвистической подготовки и стали отправлять своих студентов в ЛИЛ. Миссия новых племен и Миссия неохваченных земель среди прочих активно участвуют сегодня в переводческой деятельности. Работа по переводу Библии в наше время все активнее проводится незападными христианами. В ЛИЛ приезжают студенты со всех концов мира, включая Мексику, Китай, Японию и африканские страны. Случалось, что представители некоторых племен сами завершали выдающееся дело перевода Библии. Эйнджел, индеец-миштек из Мексики, с образованием всего лишь шесть классов испанской школы, стал профессиональным переводчиком Священных Писаний на язык миштеков, а позже приехал в Соединенные Штаты с директором ЛИЛ Кеном Пайком (Ken Pike) и работал вместе с ним, переводя Новый Завет, набирая текст и корректируя гранки.

Учитывая существенную разницу в народных традициях и культуре, задача по переводу Библии много облегчается с помощью таких компетентных национальных кадров, как Эйнджел. Библейский перевод - это не точная наука, и лингвист должен тонко чувствовать культурные различия и знать, когда передать библейский текст в точности, а когда допустить отклонения, обусловленные восприятием того или иного народа. Ключом к правильному переводу является гибкость, по словам Юджина Ниды (Eugene Nida) из Объединенных библейских обществ. Гарольд Мултон (Harold Moulton) также отмечал, что в процессе перевода часто возникают сложные философские вопросы, и нелегко найти на них быстрый ответ. "Эскимосский переводчик находит все ссылки на земледелие весьма сложными. Во многих тропических странах хлеб является неизвестным продуктом потребления. Существуют различия в формах приветствия. Слово "оправдание" во множестве языков не имеет такой фоновой подоплеки, как у Павла. Замена хлеба другим продуктом приводит к опасности уклониться от оригинального смыслового значения. Если сохранить английское или греческое слово, то существует вероятность, что оно останется непонятым. Переводчики повсюду должны придерживаться ближайшего, естественного эквивалента; но выработать такое на практике всегда очень трудно".

В то время как подобные трудности мешают переводчикам и сейчас, большая часть проблем в переводе Библии снята современными технологиями. Сегодня переводчики Библии пользуются компьютерами размером с дипломат, работающими на энергии батареек непосредственно в деревнях, в которых проходит их служение. Такие технологии являются незаменимыми при составлении словарей, использовании перекрестных ссылок, редактировании текстов и в языковых исследованиях вообще.

Но, несмотря на развитие современных технологий, лингвистической науки и на тот импульс, что дали библейскому переводу за последние десятилетия БПУ/ЛИЛ, задача все еще далека от завершения. Согласно недавним исследованиям, современный мир говорит более чем на пяти тысячах языков, а Библия и Новый Завет переведены только на одну треть из них. Сегодня только переводчики Уиклифа работают более чем с семью сотнями языков, и каждый год публикуются переводы примерно на тридцати новых языках; но с такой скоростью для выполнения нашей задачи потребуется еще целое столетие.

Человеком, больше всех повлиявшим на всплеск активности в области библейского перевода в XX в., стал Уильям Камерон Таунсенд, основатель БПУ/ ЛИЛ. Он считался человеком твердых убеждений, и его руководящая роль в этих организациях, как и в Авиации джунглей и радиослужбе, - была весьма значительной, что часто вызывало бурю противоречий. Кам никогда не вписывался в классическую модель консерватора, по которой были вылеплены большинство его коллег и сторонников, и хотя его личная вера никогда не подвергалась сомнению, но методы работы этого человека многие евангельские лидеры рассматривали скептически. И все же Билли Грэм говорил о нем как о "величайшем миссионере нашего времени", а к моменту смерти Кама в 1982 г. Ральф Уинтер из Американского центра всемирных миссий назвал его, наряду с Уильямом Кэри и Хадсоном Тейлором, одним из трех выдающихся миссионеров последних двух веков.

Кам Таунсенд родился в Калифорнии в 1896 г. в период больших экономических трудностей, последовавших за паникой 1893 г., и раннее детство мальчика омрачалось бедностью.

Он вырос в пресвитерианской церкви, а после окончания школы поступил в Западный колледж, бывший пресвитерианским учебным заведением в Лос-Анджелесе. На второй год учебы он присоединился к Добровольческому студенческому движению, а окончательно настроился на миссионерское служение, когда услышал призыв Джона Р. Мотта, приехавшего в их студенческий городок. В выпускной год Библейский дом Лос-Анджелеса призвал в Латинскую Америку библейских коммивояжеров, и Кам почувствовал желание ехать. Он обратился в эту организацию, был принят и через короткое время назначен в Гватемалу, но вскоре понял, что существуют некоторые другие срочные обязательства. Шел 1917 год, и, как капрал Национальной гвардии, он знал, что должен идти воевать. И он пошел, веря, что его патриотический долг - служить своей стране, отставив на время миссионерскую деятельность. Однако иначе думала Стелла Циммерман (Stella Zimmerman), одинокая женщина-миссионерка из Гватемалы, которая приехала в Штаты в отпуск и укоряла его за то, что он был "трусом", "сбежавшим на войну, куда идут миллионы других мужчин, оставляя женщин одних выполнять Божий труд". Ее упреков было достаточно, чтобы Кам обратился с просьбой о демобилизации, и, к его удивлению, капитан в части согласился отпустить его, сказав, что он "принесет много больше пользы, продавая Библии в Центральной Америке... чем стреляя в немцев во Франции".

Кам отправился в Гватемалу в сопровождении товарища по колледжу в августе 1917 г., и так началась его миссионерская карьера, продлившаяся более чем полвека. Распространение Библий в Центральной Америке, где они были практически недоступными, на первый взгляд могло показаться легким делом, но вскоре он убедился, что большая часть усилий растрачивалась напрасно. Он работал в основном в отдаленных районах, где около двухсот тысяч какчикельских индейцев не могли читать испанские Библии, которые он продавал, а их язык еще не имел письменности. Разъезжая по их землям и знакомясь с их языком, Кам все больше стал задумываться о судьбе индейцев; но они не торопились доброжелательно отвечать на его заботу и их, казалось, раздражало его предложение о приобретении Библий на испанском языке. "Послушай, - спросил его однажды один индеец, - если твой Бог такой умный, почему Он не выучит наш язык?"

Кама застиг врасплох столь прямой вопрос, и именно этот случай привел к тому, что последующие тринадцать лет он посвятил какчикельским индейцам. Его первоочередной задачей стало основательное изучение их языка, чтобы дать ему письменную форму, а затем, и что важнее всего, перевести на их язык Писание. Без предварительной лингвистической подготовки Кам немедленно столкнулся с огромными трудностями, как только начал вникать в чужой язык. В нем существовало четыре различных звука "к", которые он едва мог отличить друг от друга, а глагольные формы запутали бы любую светлую голову. Один глагол в своем спряжении мог иметь тысячи различных форм, определяющих время, место и множество других аспектов, помимо самого действия. Задача казалась невыполнимой, пока Кам не встретился с американским археологом, который посоветовал ему не пытаться втиснуть язык индейцев в формы "шаблона латинского языка", а, напротив, постараться найти ту логическую модель, которой подчиняется этот язык. Совет, данный Каму, изменил направление изучения нового языка, что постепенно привело к оформлению концепции лингвистической учебной программы.

С самого начала служения дух независимости приводил Кама к столкновению с людьми, настроенными более консервативно. Когда работа по распространению Библии закончилась, он вступил в Центральную американскую миссию, но очень быстро понял, что от него требовалось только благовествование, а не переводческая деятельность. Руководители миссии не понимали его глубокой озабоченности положением дел в области переводов христианской литературы на другие языки, что часто приводило к возникновению напряженности, а впоследствии и к его увольнению из рядов этой миссии.

Как раз незадолго до вступления в Центральную американскую миссию Кам женился на Элвире Малмстром (Elvira Malmstrom), миссионерке, которая служила в Гватемале первый срок. Хотя Элвира была знающей женщиной и во многом помогала в переводческой и евангелизационной работе среди какчикелей, она трудно привыкала к разочарованиям, часто свойственным миссионерскому образу жизни, и временами становилась эмоционально неуравновешенной. Находясь в отпуске в Калифорнии, она могла воспользоваться профессиональной консультацией, однако это, по словам Хефли, не принесло большой пользы. И все же она продолжала помогать мужу в работе вплоть до своей преждевременной смерти в 1944 г.

Всего лишь после десяти лет напряженнейшего труда, в 1929 г., Кам закончил Новый Завет на какчикельском языке. Эта веха только укрепила Кама в сознании необходимости перевода Библии. Он стремился двигаться дальше и переводить Писание для других племен, у которых не было письменности, но руководители Центральной американской миссии считали, что он должен остаться среди какчикелей и продолжать утверждать их в вере. Из-за этих философских разногласий Кам ушел из миссии, а в 1934 г. совместно с Л. Л. Легтерсом основал Лагерь Уиклифа в Арканзасе - неорганизованное и свободное предприятие, выросшее в крупнейшую независимую протестантскую миссию в мире.

Хотя Кам был человеком с легким характером, всегда готовый поладить с сотоварищами, его организации-близнецы, БПУ/ЛИЛ, часто становились предметом многочисленных споров и дискуссий. Самым распространенным обвинением являлось то, что Кам под разными предлогами пытался проникнуть за границу, давая о себе иностранным правительствам ложную информацию, одновременно обманывая своих сторонников на родине. Критики утверждали, что лингвисты представлялись правительственным чиновникам других государств как светские специалисты по языку, желающие обучать народ грамотности, а своим сторонникам дома говорили, что являются миссионерами и переводчиками Библии. Но какова же была их задача на самом деле? Обстановка накалилась настолько, что один миссионер-ветеран специально возвратился из Центральной Америки домой, чтобы предупредить церкви о "нечестности" и "мошенничестве" Кама Таунсенда.

Добрые отношения с иностранными правительствами Кам считал делом первостепенной важности, но и это стало предметом горячих споров и объектом нападок, особенно в среде миссионеров. Тесные деловые отношения Кама с президентом Карденасом в Мексике и его защита президентских социальных программ оказались для многих миссионеров абсолютно неприемлемыми. Таким же образом, его стремление вовлечь своих переводчиков в социальные программы, организованные правительством, рассматривалось как уход в сторону обмирщения, что было характерным для социального евангелия. Желание сотрудничать с местными властями привело Кама к разрешению пилотам АДРС летать по заданиям правительства, и такая политика оттолкнула от него некоторых из миссионеров-пилотов, как и многих сторонников на родине.

Замысел Кама установить добрые отношения своей переводческой миссии не только с правительством, но и с другими общественными организациями вызвал новую волну критики, что привело к выходу БПУ/ЛИЛ из Межконфессиональной ассоциации зарубежных миссий, где споры стали особенно острыми. Как библейские переводчики должны относиться к римским католикам? Могут ли они делиться плодами своего труда со священниками, чьей целью является расширение Римской католической церкви? Огромное большинство евангельских миссионеров считали, что с представителями католичества нельзя вести никакого диалога, но Кам был намного терпимее. "Вполне возможно знать Христа как Господа и Спасителя, - писал он, - и продолжать сотрудничать с Римской католической церковью", и пояснял, что он "окажется вполне счастлив, если переводы будут использоваться кем угодно и всеми подряд".

Это абстрактное утверждение прошло испытание тогда, когда Пол Уитт (Paul Witte), молодой ученый-католик, изъявил желание работать переводчиком под вывеской Уиклифа. Он был христианским верующим и солдатом Армии спасения. Хотя Уитт видел библейские истины, минуя католические догмы, он все же хотел остаться в лоне католической церкви. Кам выразил ему свою чистосердечную поддержку в письме, адресованном всем членам Уиклифа: "Нам не следует отрекаться от нашей политики отказа от ограничений ни на йоту, если мы хотим продолжать служить тем странам, что закрыты для традиционных миссионерских организаций". Но, несмотря на заступничество Кама, Уитту было отказано в членстве большинством в две трети голосов на встрече делегатов БПУ. Кам, хоть и расстроенный этим происшествием, не сдавался. Он лично обещал найти Уитту и его молодой жене финансовую поддержку другой миссионерской организации.

Нежелательными религиозными кандидатами в члены организации Уиклифа были не только римские католики. В 1949 г. в организацию подали заявление о приеме Джим и Анита Прайс (Jim and Anita Price), и по вопросу приема пятидесятников на собрании Совета вновь шли жаркие дебаты. Большинство членов, не сомневаясь и не отвергая искренности веры пятидесятников, считали, что они будут несовместимыми партнерами в служении с нехаризматическими евангельскими верующими, заполнившими ряды организации. А Кам опять поддержал политику неограниченного приема переводчиков в общество Уиклифа, доказывая, что обсуждаемые теологические вопросы являются несущественными и что отказ Прайсам в членстве станет отказом племени в Перу иметь собственное Писание. Поскольку таких аргументов оказалось недостаточно, чтобы убедить присутствовавших на собрании делегатов, Кам пригрозил уйти с должности генерального директора, если Прайсам откажут в их просьбе. В конце концов вопрос был разрешен компромиссным предложением. Отметили, что существуют разные взгляды на то, что "говорение языками является существенным для сошествия Святого Духа". Поскольку Прайсы не отстаивали свою точку зрения, они были приняты в члены организации.

Терпимость являлась чертой характера Кама, и этот дух терпимости проявлялся во всех аспектах его деятельности. В то время, когда многие протестанты все еще поддерживали политику сегрегации, он обращался к чернокожим и другим этническим меньшинствам с призывом присоединиться к библейской переводческой работе. Расовые предрассудки он считал совершенно недопустимыми. В своем письме к Совету в 1952 г. он писал: "Наша конституция не имеет никаких намеков на политику дискриминации. Вы не найдете их и в Новом Завете. Пожалуйста, присылайте всех работников не белой расы, если они успешно проходят курс обучения".

Обучение было другой сферой, где проявилось непредвзятое отношение Кама к людям. Хотя многие из его переводчиков имели ученую степень, включая докторов наук, сам он противился любым попыткам сделать высшее или семинарское образование обязательным условием для включения желающих в члены Уиклифа. Он сам ушел из колледжа и настаивал на том, что диплом или степень не являются необходимым условием для перевода Библии. Хотя ему предлагали ряд почетных докторских званий, он отклонял все предложения - кроме одного, из Перуанского университета, - чтобы не отличаться от переводчиков, не имевших никаких степеней.

Одним из вопросов, поднимавшим волны споров среди членов организации и его сторонников, было открытое и непредвзятое отношение Кама к женщинам. Разрешение одиноким женщинам работать наряду с супружескими парами было общепринятым фактом в миссионерских кругах, но отправка их парами в отдаленные районы к диким племенам представляла собой уже нечто иное. Сам Кам сомневался, можно ли одиноким женщинам работать в отдаленных племенах, но когда они спросили его, почему Бог не будет защищать женщин и заботиться о них так, как защищает мужчин и заботится о них, он отступил и согласился с их доводами. Несмотря на громкие возражения со стороны рыцарей-заступников "слабого пола", только к 50-м гг. в Перу работали несколько пар одиноких женщин-переводчиц, среди них были Лоретта Андерсон и Дорис Кокс (Lor-etta Anderson and Doris Сох), являвшиеся примером доверия Кама служению женщин-переводчиц.

В 1950 г. они начали работу среди индейцев сапаро, одного из наиболее свирепых племен, охотников за головами, живших в перуанских джунглях под предводительством стяжавшего печальную славу вождя Тарири, взошедшего на престол после убийства своего предшественника. Хотя "в течение первых пяти месяцев Лоретта и Дорис жили в постоянном страхе", они не покинули племени, "энергично изучая медленно поддающийся язык"". Вскоре женщины завоевали сердца людей, включая их вождя. Тарири начал помогать им в изучении языка и всего лишь через несколько лет отрекся от магии и убийств и стал христианином, подав пример, которому последовали многие люди в его племени. Много лет спустя Тарири признался Каму: "Если бы ты прислал мужчин, мы бы тотчас убили их. А если бы супружескую пару, я бы убил мужа, а жену взял бы себе. Но что мог сделать могущественный вождь с двумя беззащитными девочками, которые настаивали на том, чтобы называть меня братом?" Это был лучший аргумент, которым Кам разоружил своих критиков.

Более других многочисленных основателей и руководителей миссионерских обществ Кам старался избежать проявлений единоличной власти, могущих возникнуть при правлении одного человека, во что так легко было впасть. Когда ЛИЛ только организовался, самым подходящим кандидатом на пост директора был Кам, но, ко всеобщему удивлению, он сам захотел подчиниться исполнительному комитету при полной зависимости от результатов голосования. Это, как говорит Хефли, "было что-то новое в истории миссий - основатель-директор предлагает команде зеленых новичков, кое-кто из которых остался недоволен предыдущими решениями, самим вести дела. Но Кам считал опасным оставлять власть в руках одного человека. При подобном подходе ему требовалось использовать все убеждение и обаяние в попытке воплотить в жизнь свои решения". Из-за такой политики Кам часто попадал в безвыходное положение, когда пытался провести свои новаторские планы. Но все же его сотрудники любили этого яркого человека. Однажды, после очередного жаркого спора между Камом и его исполнительным комитетом, один из членов комитета прокомментировал возникшие разногласия: "Дядя Кам, возможно, прав. Может быть, он на десять лет впереди нас, как обычно".

Несмотря на (или, может быть, благодаря) живой и активный характер БПУ/ЛИЛ, количество их членов быстро росло и за последние десятилетия достигло 4500 человек. Хотя Кам считался генератором энергии и идей в этих организациях, в них также служило множество других людей, кто внес значительный вклад в их работу, в том числе Элейн, его вторая жена. Элейн была школьной учительницей из Чикаго. В возрасте двадцати семи лет она получила очень выгодное повышение по службе и должна была контролировать классы для умственно отсталых детей в трехстах школах. Работа была благодарная и имела большие перспективы на будущее, но она оставила ее, чтобы стать первой учительницей школы БПУ/ЛИЛ для детей в Мексике, а позже проводила читательские кампании в десятках индейских племен. В 1946 г. они с Камом поженились в доме его друга генерала Ласаро Карденаса, бывшего президента Мексики.

После этого Кам и Элейн вместе прослужили еще семнадцать лет в Перу, где у них родились четверо детей. Затем они отправились на первопроходческую работу в Колумбию. Хотя Кам был известен всему миру как великий миссионерский деятель, он всегда считал себя в первую очередь и в основном библейским переводчиком. Через пятьдесят лет службы, когда многие в его возрасте уже подумывали о пенсии, он собрался поехать в Советский Союз вместе с Элейн. Узнав, что в этой стране говорят примерно на ста языках, на многие из которых Библия до сих пор не переведена, он был готов опять начать с нуля. Итак, в возрасте семидесяти двух лет вместе с Элейн он оказался в Москве, в гостинице с видом на Красную площадь, изучая по нескольку часов в день русский язык. После завершения начального периода обучения они отправились на Кавказ, чтобы встретиться там с лингвистами и педагогами. Они много времени проводили с простыми людьми и услышали кавказскую легенду о том, как давным-давно над Россией пролетел ангел, раздавая языки, но, совершая полет над Кавказом, порвал свой мешок об острую скалу, и на землю сразу высыпались десятки языков.

Перед тем как покинуть Советский Союз, Кам договорился о культурном обмене лингвистами, с тем чтобы его переводчики могли учиться на Кавказе. Однако, несмотря на успех, критики не дремали. Один давнишний сторонник обвинил Элейн в том, что она "очарована коммунистами", на что она ответила: "Мы ездили в СССР не для того, чтобы выискивать их ошибки. Мы поехали посмотреть, чем мы можем помочь, и проложить дорогу Библии, переведя ее на максимально большее количество языков".

Всю жизнь Камом владела мысль о приоритете Библии перед другими книгами и о том, что каждый человек должен читать ее на своем языке. "Величайшим миссионером является Библия на родном языке", - любил он повторять. "Такой миссионер никогда не уедет в отпуск и его никогда не посчитают за иностранца". Подобная философия, выраженная этим целеустремленным человеком столь ясно, сделала БПУ/ЛИЛ и АДРС тем, чем они являются сегодня, хотя ими больше не руководит такой неукротимый человек. В апреле 1982 г. в специальном обращении БПУ Берни Мей (Bernie May) взволнованно выразил чувства всей организации: "Когда стало известно, что дядя Кам умер, у меня появилось ощущение, возникавшее несколько раз тогда, когда я летал на двухмоторном самолете, а один мотор вдруг замолкал. Цель твоя моментально становится еще важнее. Ты сразу обращаешься к системе управления. И ты летишь. Но уже с большей устремленностью достичь пункта назначения как можно скорее... На свете все еще более 3000 языков без своей Библии... Это вызов для нас. Это наш призыв".

Одним из самых блестящих переводчиков и наиболее прославленных лингвистов XX в. был признан, как в светском мире, так и в христианских кругах, Кеннет Пайк (Kenneth Pike), в течение многих лет возглавлявший Летний институт лингвистики. Профессор Мичиганского университета, автор множества научных книг и статей и всегда желанный докладчик на семинарах и конференциях, Пайк мог

бы прекрасно вписаться в легкую жизнь в Америке, но его сердце принадлежало Мексике и другим малоразвитым странам, где не было Библии на их родном языке. Он чувствовал себя комфортно, разговаривая и с неграмотным индейцем-миштеком, и с выдающимся профессором из французского университета. Он внес огромный вклад в лингвистическую науку, но прежде всего оставался миссионером, стремящимся поделиться Евангелием с теми, кто никогда о нем не слышал.

Пайк родился в Коннектикуте в 1912 г. в семье сельского врача, чьего заработка едва хватало, чтобы прокормить жену и восьмерых детей. В детстве он был более чем обычным ребенком и нисколько не походил на будущего гения. Он рос несуразным и неловким и плохо переносил любую поездку в транспорте, почти до истерики боялся высоты и был настолько нервозным, что это вызывало появление язвочек во рту и волдырей на ногах. Внешность его также мало впечатляла. Правда, он достиг выдающихся успехов в Гордонском колледже и закончил его с отличием, но когда пытался заняться избранной специальностью, то встретил на своем пути препятствия. Он обратился в Китайскую внутреннюю миссию и был принят в школу кандидатом, но по окончании обучения ему отказали в должности миссионера. Это решение обосновали всего лишь двумя причинами: нервный характер кандидата и (невероятно, но это так) трудности с языком - особенно его неспособность к правильному произношению.

Больше года с большой горячностью Кен рассказывал родным и друзьям о своих планах поездки в Китай, поэтому отказ КВМ явился для него жестоким ударом. Но все же он решил стать миссионером. Через год работы с Администрацией гражданских рабочих он начал писать в миссионерские советы, интересуясь обучением в области лингвистики и библейского перевода, не испугавшись тех языковых проблем, с которыми столкнулся в школе как кандидат КВМ.

Из всех руководителей миссионерских советов, с которыми связывался Пайк, ответил только Легтерс из Исследовательского миссионерского агентства (позже - БПУ), пригласив его посетить лагерь Уиклифа. Итак, лето 1935 г. Пайк провел в летнем лагере в штате Арканзас, но даже там он произвел не очень благоприятное впечатление. Рассказывают, что, наблюдая из окна за блеклым Пайком, Легтерс разочарованно заметил: "Господи, неужели Ты не мог послать нам что-нибудь получше?" Но Кам Таунсенд сумел разглядеть за шероховатой внешностью Пайка огромный потенциал будущего ученого и служителя.

Завершив программу летнего семестра, Пайк отправился в Мексику изучать язык племени миштеков. Несмотря на невероятную трудность, какую представлял собой анализ такого сложного тонального языка, он нашел эту задачу интересной, его старания стали приносить богатые плоды, и в результате он быстро продвигался вперед в своих лингвистических познаниях. Кама настолько впечатлили его успехи в области лингвистики, что он пригласил его вернуться в лагерь Уиклифа преподавателем на следующее лето. Так началась его карьера педагога, продлившаяся всю жизнь.

Возвращение в Арканзас каждым летом, чтобы преподавать в Летнем институте лингвистики, стало обычным делом в жизни Пайка. Там летом 1938 г. он возобновил свое знакомство с Эвелин Гризит (Evelyn Onset), племянницей Кама, которая готовилась к служению переводчицей в Мексике. Эвелин была талантливой и умной молодой женщиной. Она закончила Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе и продолжила обучение в Библейском институте лингвистики для последующей работы над библейскими переводами. Такое образование позволяло ей стать не только матерью и женой. Их брак с Кеном следующим ноябрем привел к образованию лингвистического союза, где дух сотрудничества проявил себя как нельзя лучше. Она получила ученую степень в области лингвистики в Мичиганском университете, написала ряд книг и статей, а позже работала преподавателем-почасовиком в этом университете вместе с мужем. У них было трое детей, и ей приходилось выполнять обязанности матери и домашней хозяйки. Кен очень часто принимал на себя заботы о детях и хлопоты по дому, когда нужно было освободить жену.

Ученые изыскания Кена в области лингвистики начались на заре миссионерского служения. На второй год работы в Мексике он сломал ногу и лег в больницу За это время он выполнил просьбу Кама написать учебник по фонетике в помощь студентам Уиклифа. Кен боялся этого задания, но как только начал работать, оно ему понравилось. Из больничной палаты он писал своему другу: "Когда занимаюсь, я становлюсь счастливым... если вещи начинают складываться".

До окончательного завершения рукописи он послал готовые главы мичиганскому профессору Эдварду Сапиру, являвшемуся одним из мировых экспертов по индейским языкам. Труд молодого ученого произвел хорошее впечатление на Сапира, и тот пригласил его приехать в Мичиганский университет для дальнейшего обучения. Воодушевленный также и Камом Таунсен-дом, Пайк начал занятия в аспирантуре в 1937 г., а к лету 1941 г. он закончил ее, и ему присвоили степень доктора наук.

Научные труды Пайка, аспирантура, работа в ЛИЛ и помощь другим студентам в разрешении сложных вопросов долго не позволяли ему заняться главным - переводом Библии на миштекский язык. Завершив работу над докторской диссертацией в 1941 г., он с Эвелин и маленькой дочерью вернулся в Мексику, чтобы сосредоточить свои усилия на одном племени и одном языке; и в 1951 г., через десять лет и после большого количества перерывов, Новый Завет был готов к печати.

В течение десяти лет после окончания перевода Нового Завета Пайк исполнял множество других обязанностей. Каждое лето он служил директором и преподавателем ЛИЛ. Он также продолжил писать и занимался преподавательской деятельностью; а в 1945 г., получив приглашение, вернулся в Мичиганский университет на год исследовательской работы, тогда как Эвелин осталась в Мексике. Затем, в 1948 г., имея четыре книги в печати, он стал адъюнкт-профессором в Мичиганском университете - должность, позволившая ему продолжить и другие занятия.

Закончив Новый Завет на миштекском, Пайк посвятил свое время помощи другим лингвистам в разрешении трудностей с языком. Хотя его устремления все больше были связаны с наукой, ученые труды Пайка очень помогали практическим переводчикам, полагавшимся на его языковое чутье. Он был требовательным преподавателем, и студенты часто боялись идти на его занятия, но они также знали, что, совершенствуясь на основе его теории и опыта, они в дальнейшем сэкономят годы трудов в разрешении задач, лежащих на пути миссионеров-переводчиков.

Профессор Пайк всегда в первую очередь стремился сделать свои занятия отвечающими требованиям реальной жизни, и иногда его лекции были настолько же интересными, насколько поучительными. Еще в первые годы своей преподавательской деятельности, когда ЛИЛ только что переехал в Университет Оклахомы, его лекции слыли "как развлекательными, так и назидательными". "Кто сказал, что фонетика скучное занятие? - писал репортер в "Оклахома Дейли" о курсе Пайка. - Полный зал студентов сидел на краешках стульев, встречая смехом каждое его свежее сравнение и пользуясь любой возможностью самим принять участие в происходящем. Совершенно точно, что в университете нет более живого курса..."

Еще более занятной, чем лекции, являлась демонстрация ознакомления с ранее незнакомым языком, даваемая при стечении большого количества народу. Пайк показывал на практике, как быстро незнакомый язык можно выучить без переводчика. На сцене рядом с Пайком располагалось несколько классных досок и несколько разных предметов различного размера (палки, листья и другие) и находился незнакомец, которого Пайк раньше не знал и языка которого он никогда не слышал. Однако еще до окончания встречи оба человека начинали удивительно легко общаться друг с другом. "После посещения одной такой демонстрации, - пишет сестра Пайка, Евника, - вы начинаете верить, что скоро Кен поймет разницу между "одной палкой" и "двумя палками", "большим листом" и "маленьким листом" и т. д.

Он, может быть, возьмет пару глаголов, например, "я сажусь" и "он садится" и даже "я бью тебя" в сравнении с "ты бьешь меня". Существительные в родительном падеже, спряжение глаголов и т. д. кажутся такими легкими, но Кен на этом не останавливается. Он переходит к предложениям с подлежащими и дополнениями и даже, может быть, косвенными дополнениями. В последние годы он мог построить предложения и с зависимыми, и с независимыми придаточными... Скорость, с которой он это делает, всегда поражает, и забавно наблюдать за реакцией незнакомца, помогающего ему. Совершенно очевидно, что он получает огромное удовольствие от встречи. Когда Кен, прочитав каракули на доске, составляет и проговаривает свое первое предложение, незнакомец удивляется и радуется. Аудитория тоже в восторге, и раздаются аплодисменты".

Пайк продолжал преподавать в Мичиганском университете и ЛИЛ и в то же время начал заниматься другими разделами языкознания помимо фонетики. Чем больше он учил и учился, тем больше мог помочь лингвистам и переводчикам Библии во всем мире. Он сумел наладить переводческую работу в Южной и Центральной Америке, где обнаружил множество сходного в различных индейских языках, и когда библейские переводчики Уиклифа перешли от Латинской Америки в другие регионы мира, он стал делать то же. Новые языковые группы, с которыми столкнулись студенты ЛИЛ, побудили его глубже закопаться в свои изыскания и собирать информацию от многих всемирно известных ученых-лингвистов. Путешествия стали другим важным аспектом его служения, и к 1960-м гг. он руководил работой в таких отдаленных регионах, как Папуа и Новая Гвинея, где консультировал и обучал работников двадцати двум различным языкам.

Хотя жизнь путешественника заводила Пайка в самые отдаленные уголки мира, только в 1980 г. он сумел добраться до места, к которому его сердце тянулось всегда. Почти за пятьдесят лет до этого события явные языковые проблемы не позволили ему отправиться в Китай; в то время он не смел мечтать, что когда-то вместе с женой приедет в Институт иностранных языков в Бейцзине (т. е. Пекине) в Китайской Народной Республике с лекциями по лингвистике. Хотя лекции читались в светском институте, он знал, что по провидению Божьему те семена, которые он однажды посеял, когда-то будут использованы для дальнейшей библейской переводческой работы в Китае, так же, как подобные светские лекции помогли начинающим библейским переводчикам в других частях света.

Не многие лингвисты за всю историю мира получали столько почестей и наград, как доктор Кеннет Пайк. Своим первым учебником по фонетике он "революционизировал мышление в этой области", как сказал профессор Эрик Хамп (Eric Натр) из Чикагского университета, и это было лишь начало. "Справедливо отметить, - продолжает Хамп, - что половина сырой информации из экзотических языков, появившейся к услугам теоретиков-лингвистов за последнюю четверть века, может быть отнесена за счет учения, влияния и усилий Кеннета Пайка... Мальчишеский энтузиазм Пайка, присущий его изысканиям, и его скромность в разрешении каждой новой проблемы едва ли позволят предположить неподготовленному наблюдателю, что он видит одного из воистину величайших лингвистов XX в." Можно добавить - одного из величайших миссионеров XX в.

Одним из предметов наиболее яростных нападок критиков Кама Таунсен-да и его политики в отношении переводчиков Библии являлось то, что миссионеры Уиклифа концентрировали основные усилия на лингвистике и переводческой работе, а затем, с завершением своего труда, переходили к работе с новым племенем. "А как же евангелизм и насаждение церквей?" - кричали критики. Ответ Кама был очень прост. Он и его последователи должны были специализироваться не на благовестим и распространении церквей, а, скорее, нести Слово Божье тем, кто не имел Его на своем родном языке. И все же переводчики Библии активно вовлекались в проповедь Евангелия, и благодаря их энтузиазму и присутствию во всех регионах мира там возникли тысячи новых церквей. Ярким примером такого евангелизма стало эффективное служение Марианны Слокем (Marianna Slocum) сначала в Мексике, а позже в Колумбии.

Марианна родилась в Филадельфии, где закончила колледж, а затем поступила на курсы в Филадельфийскую библейскую школу. Ее отец был университетским профессором и плодовитым писателем, поэтому любовь к языкам и писательский талант проявились у нее естественным образом. В первые годы обучения в колледже она почувствовала призыв Божий к переводческой работе в племени, и когда ее обучение закончилось, она пришла учиться в лагерь Уиклифа, а летом 1940 г. вступила в ряды БПУ. Ее первым назначением было племя chol самом южном мексиканском штате Чьяпас, всего лишь на расстоянии дневного пути от племени цельтали, где Билл Бентли (Bill Bentley), молодой человек, с которым Марианна познакомилась в лагере Уклифа, также занимался переводческой работой.

В феврале 1941 г. Билл и Марианна объявили о помолвке, а на следующее лето они вернулись в Соединенные Штаты, где стали готовиться к скромной свадьбе. Это была романтическая история, но закончилась она трагически. 23 августа, за шесть дней до свадьбы, Билл умер во сне, очевидно, из-за сердечной недостаточности, о наличии которой он не знал раньше. После похорон в Топике, штат Канзас, Марианна уехала в лагерь Уиклифа и поклялась закончить работу, которую Билл начал в племени цельтали.

Марианна вернулась в Мексику одна, и вскоре к ней присоединилась другая одинокая переводчица. Они жили в одной комнате на кофейном ранчо, принадлежавшем немцу, там же, где раньше жил Билл, когда работал с группой из племени цельтали. Первые месяцы и годы были очень сложными для Марианны. Индейцы много пили, скандалили и нимало не скрывали своего враждебного отношения к молодым американкам. Через некоторое время коллега Марианны уехала. Приезжали и уезжали другие партнеры, пока в 1947 г. не появилась Флоренс Гердел (Florence Gerdel), медсестра, прибывшая на время и оставшаяся на срок более двадцати лет.

Обеим женщинам казалось, что перед ними стоит неподъемная задача. Марианна работала каждый день по многу часов, борясь с трудностями языка, а Флоренс воевала с алкоголем, грязью, суевериями и демонической властью местных колдунов. И в ответ на все их старания не появлялось почти никаких признаков успеха. Прошло почти семь лет, прежде чем индеец цельтали - сын колдуна-знахаря - открыто провозгласил о своей вере.

Его свидетельство, испытанное жестокими преследованиями, привело к спасению других, и вскоре только в деревне Корралито уже насчитывалось более ста обращенных. Начались воскресные богослужения, и уже сотни индейцев приходили на них из других деревень даже в дождливый сезон, когда горные дороги размывало грязью и бурные потоки мутной воды делали любое передвижение почти невозможным.

6 августа 1956 г. стал волнующим днем для Марианны и для более тысячи христиан из племени цельтали. Маленький желтый самолет МАБ прилетел с драгоценным грузом - первым изданием Нового Завета на языке цельтали. В поместной церкви прошла служба посвящения, а затем индейцы сотнями выстроились в очередь, чтобы купить копию Божьего Слова на родном языке. Это был кульминационный момент, завершивший пятнадцать одиноких и трудных лет, и один из счастливейших дней в жизни Марианны.

По завершении перевода Нового Завета и отрывков из Ветхого, гимнов и букваря Марианна поняла, что ее работа с племенем цельтали закончилась. Церковь под руководством местных священнослужителей была крепкой, и Флоренс также собиралась передать всю медицинскую работу подготовленным ею индейцам. Были другие индейцы племени цельтали с другим диалектом, жившие в глухом и влажном лесу, не имевшие письменности, и в апреле 1957 г., после короткого полета МАБ и шестичасового пути пешком, Марианна и Флоренс еще раз окунулись в чужую культуру, начав все сначала.

Тот опыт, что Марианна приобрела в работе над первым переводом, ускорил выполнение второй задачи, и в 1965 г., всего лишь через восемь лет после их с Флоренс приезда, они опять отметили веху в своем служении - распространяя Новый Завет на языке бачаджон (bachajon). Все эти годы они занимались не только переводческой работой. Флоренс заботилась о медицинских нуждах индейцев и подготавливала медицинских помощников, больших успехов миссионерки достигли и в проповеди Евангелия. В тот день, когда пришла первая партия Нового Завета, христиане из более чем сорока приходов - некоторые пришли за много миль - встречали пилота МАБ, и опять были слезы радости, когда сотни людей выстроились в очередь, чтобы купить Новый Завет на языке бачаджон.

"Сколько он стоит?" - часто звучал вопрос, когда индейцы стояли в очереди. Им отвечали, что он стоит семнадцать с половиной песо, но истинную цену невозможно было выразить в деньгах. Одиночество, болезни, недружелюбие, примитивные жилищные условия, отказ от семейной жизни составляли цену Нового Завета на языке этих индейцев. Но эту дорогую цену Марианна заплатила с радостью. И когда ее работа с людьми племени бачаджон завершилась, они с Флоренс опять начали все сначала в Южных Андах в Колумбии.

Самой известной переводчицей Библии XX в., может быть, исключая лишь самого Кама Таунсенда, была Рейчел Сейнт, сестра пилота МАБ Нейта Сейнта, погибшего мученической смертью от рук индейцев племени аука в 1956 г. Появление Рейчел в популярной телевизионной программе "Это твоя жизнь" и ее участие в выступлениях Билли Грэма усилили доброжелательное отношение общественности к служению переводчиков Библии. Это еще раз доказало, что женщины со способностями к языкам в отдаленных племенах джунглей могут сделать то, что не смогли мужчины. Именно Рейчел стала жить среди людей того племени, где убили ее брата, и она общалась с ними на их языке с любовью и прощением, которые имела к ним через Иисуса Христа.

Интерес к миссионерской деятельности возник у Рейчел еще в детстве. Этот интерес она передала младшему брату Нейту, когда читала или пересказывала ему миссионерские рассказы. Но, хотя она была на девять лет старше его и первой проявила интерес к миссиям, сначала отправился на миссионерскую работу в Южной Америке именно он, правда, произошло это всего лишь на несколько месяцев раньше. Желание Рейчел стать иностранной миссионеркой - которое круто изменило всю ее жизнь - осуществилось, только когда ей исполнилось тридцать. По словам Этель Уоллис (Ethel Wallis), принять это решение для нее "означало покинуть удобную, счастливую жизнь христианского служения и направиться к примитивному существованию где-то в дебрях амазонских джунглей".

Переводческая работа более чем какой-либо другой аспект служения интересовала Рейчел, поэтому она обратилась в ЛИЛ и в 1948 г. приехала в университет Оклахомы, где преподавал Кен Пайки его специалисты-лингвисты, чтобы пройти интенсивный курс обучения лингвистике. После завершения программы ЛИЛ она попросила о приеме и была включена в штат Библейских переводчиков Уиклифа. Прослышав о происшедшем, Нейт написал ей письмо с выражением одобрения и поддержки и подчеркнул важность ее миссии: "Мое отношение к переводческой работе таково, что, если бы Господь столь очевидно не призвал меня к авиационной работе, я наверняка стал бы заниматься переводом. Какая бесценная привилегия оставить за собой что-то... что позволит Господу работать среди новых племен через Его собственное Слово..."

Первым назначением Рейчел стало служение в Перу для индейцев pirn. Оно обогатило ее ценным опытом, но не принесло полного удовлетворения. Всем сердцем она стремилась работать с теми племенами, где еще не было миссионеров, а среди пиро благовестие уже проводилось. Кроме того, она не могла идти в ногу со своим партнером, который хорошо говорил на их языке, когда приехала Рейчел. Поэтому другое назначение стало для нее хорошей новостью. Ее просили заменить Дорис Кокс и Лоретту Андерсон, поскольку каждая из них по очереди брала отпуск, оставляя, таким образом, вторую напарницу одну в работе среди индейцев племени сапаро, известных охотников за головами.

После двух лет временного назначения среди сапаро Рейчел взяла отпуск в Эквадор, чтобы навестить Нейта и его жену, и именно в тот момент она почувствовала призыв выучить язык аука, самого страшного племени в Эквадоре, горя желанием однажды принести им Евангелие. Но на ее пути стояло одно важное препятствие. "Я просто не знала, что делать с этой жаждой новой работы, - писала она, - ибо переводчики Уиклифа не работали в Эквадоре, а у меня не было желания покидать Уиклиф. Я любила этих людей, дорогих мне как семья, и не могла с ними расстаться. Я никому не говорила о своей тревоге, кроме перуанского пастора, Божьего человека, который обещал молиться за меня и за племя, к которому я была призвана". Ответ на молитвы Рейчел пришел раньше, чем она смела надеяться. Она только вернулась в Перу на рабочее собрание, когда Кам Таунсенд сделал неожиданное объявление: "Я хочу зачитать письмо, которое только что пришло от эквадорского посланника в Соединенных Штатах, с приглашением работать среди индейских племен в Эквадоре..."

В феврале 1955 г. Рейчел вместе со своей напарницей, доктором Кэтрин Пик (Catherine Peeke), прибыла в Гасиенду Ила, ранчо поблизости от территории аука. Их пригласили изучать язык аука с одной из работниц, Даюмой, молодой женщиной из племени аука, которая бежала из него несколько лет тому назад, спасая свою жизнь во время межплеменной войны. На ранчо работали и другие женщины из племени аука, но только Даюма могла помочь, потому что помнила язык достаточно хорошо; и все же даже ее речь была перемешана с кечуа, языком племени, в котором она жила после побега. Несмотря на трудности, к концу первого месяца Рейчел добилась значительных успехов. У нее имелись словарные списки, составленные другими людьми, и всего лишь за несколько недель словарь слов и фраз Рейчел намного пополнился. Однако препятствия оставались. Даюма по многу часов работала в поле и лишь свободное время могла посвятить занятиям с Рейчел. Но, даже когда она была свободна, общение проходило медленно, часто сопровождалось показом каких-то действий и разыгрыванием сценок: "Иногда способная индианка, понимая идею, инсценировала сценку, подыскивая значение слова для Рейчел, то ползая, как ребенок, то бросаясь вперед в яростном припадке. Такие сценки всегда сопровождались веселым смехом, что иногда превращало обучение в веселое развлечение".

Летом 1955 г. физически истощенная Рейчел покинула Гасиенду Ила, и продолжительная болезнь помешала ей вернуться до следующего года. Тем временем весь мир потрясло еще одно нападение на белых людей, нападение, принесшее дикарям репутацию убийц. Эти новости отозвались сильной болью в сердце Рейчел. Ее любимый младший брат Нейт был убит вместе с четырьмя друзьями теми самыми людьми, которым ее призвал служить Бог. Для многих людей ее возвращение в Эквадор и дальнейшее изучение языка аука после такого страшного события были непонятными, но Рейчел стремилась оправдать безуспешные попытки брата.

Хотя сама Рейчел стремилась сблизиться с аука как можно быстрее, она возражала против других преждевременных попыток контакта с этим племенем, которые могли привести к риску для жизни и еще больше восстановить аука против миссионеров. Однако некоторые люди не обладали таким терпением, может быть, предвкушая ту популярность, которую они приобретут в случае успеха. Такое нетерпение послужило причиной настойчивых требований использовать Даюму как посредника при встрече с индейцами, но Рейчел воспротивилась. Она твердо стояла на том, что, поскольку Даюма еще не обращена в христанство, она не сможет вести работу по благовестию, даже если контакт будет успешным, а никто, кроме Даюмы, не знал языка достаточно хорошо, чтобы сообщить им духовные истины. Благоразумие взяло верх, и настойчивые призывы использовать Даюму утихли.

Хотя Рейчел, казалось, так заботилась о том, чтобы ее подопечную не эксплуатировали и не подвергали ее жизнь опасности, она все же приняла спорное решение взять Даюму с собой в длительное путешествие, явно не посчитавшись с интересами девушки. Зимой 1957 г. из Калифорнии Рейчел получила неожиданное приглашение появиться вместе с Даюмой перед телекамерой. Сначала Рейчел отказалась, убежденная, что будет вредно "выхватить девушку из джунглей, из привычного ей окружения и внезапно бросить в мир Голливуда", но, продолжает ее биограф, "в ее душе наступил мир... когда Господь дал ей осознание того, что программа предоставит ей возможность поделиться с американской публикой собственными мыслями о тех племенах, что не имеют Библии".

Это был не первый случай, когда соображения популярности и успеха взяли верх над соображениями безопасности экзотического "туземца". Более века назад Роберт Моффат приехал в Кейптаун с Африканером, "прирученным" вождем готтентотов, и с тех пор другие миссионеры считали возможным предпринимать подобные путешествия ради завоевания популярности. Но Даюма была совершенно не готова к восприятию чужого мира и культуры, и опасность нанести ей этим путешествием сильный вред казалась неприемлемо большой. Конечно, никто не мог отрицать ценность Даюмы как редкой диковинки, но стоило ли удовлетворять любопытство американской публики и пытаться привлечь внимание к переводчикам Уиклифа ценой перерыва в занятиях языком (первостепенное служение Рейчел) и таким большим риском для физического и психического состояния Даюмы?

Прибыв в Соединенные Штаты, Рейчел вместе с Даюмой приняла участие в программе "Это твоя жизнь"

Ральфа Эдвардса. А Билли Грэм, хорошо осознавая то внимание, которое привлечет к себе Даюма, пригласил ее в качестве одной из своих гостей на новогоднее выступление 1957 г. в Мэдисон-сквер-гарден. Даже крещение Даюмы превратилось в представление для привлечения внимания публики. Она полетела в Уитон на частном самолете Р. Дж. Летурно (R. G. LeTour-neau) и там, в Уитонской свободной протестантской церкви с напутствием пастора Уилбура Нельсона (Wilbur Nelson), в присутствии огромного количества публики, она приняла крещение, проведенное доктором В. Рей-мондом Эдманом, а после этого прослушала непонятное сообщение по-английски, сказанное доктором Карлом Армердингом (Carl Armerding).

Если популярность и благополучие Уиклифа повысились благодаря известности этого тура, никак нельзя сказать того же о Даюме. Эпидемия азиатского гриппа, охватившая Соединенные Штаты в 1957 г., свалила девушку с ног, поскольку у нее не выработалась еще та сопротивляемость организма, которой обладали многие американцы. У нее поднялась очень высокая температура, и в течение долгих дней она металась между жизнью и смертью. Кризис прошел, но выздоровление наступало медленно, и Рейчел пришлось остаться с ней в Соединенных Штатах на всю зиму. Путешествие, изначально рассчитанное на один месяц, затянулось на год - очень значительный период отсутствия, повлекший за собой замедление работы в Эквадоре.

В это время в джунглях произошло одно волнующее событие. Из лесу вышли две женщины аука и остались с Элизабет Элиот, жившей неподалеку. Рейчел и Даюма были нужны именно в тот момент, но Даюма еще болела и не могла ехать домой. Рейчел прислали магнитофонную запись речи двух женщин аука, и только летом 1958 г., когда они смогли вернуться, Даюма встретилась со своими землячками лицом к лицу. Дальше события разворачивались довольно быстро. Когда закончились несколько недель интенсивных занятий по языку с Рейчел, Даюма и две другие женщины стали собираться в джунгли, обещая вернуться вновь. Они сдержали свое обещание и месяц спустя появились из лесу в Араджуно, где с радостью и волнением их встретила Мардж Сейнт, вдова Нейта.

Довольно скоро состоялась еще одна долгожданная встреча с аука. Рейчел и Элизабет Элиот (со своей четырехлетней дочерью Валери) стали собираться в племя аука, и через неделю произошло событие огромной важности - мирная и дружеская встреча со страшным племенем аука. Они прожили в племени почти два месяца, изучая их образ жизни и совершенствуя знание языка.

Это было волнующее время, но главное только начиналось. Вскоре на сцену вышла Евангелическая звукозапись, служительница которой Маргарет Картер (Marguerite Carter) стала работать с Даюмой и Рейчел, чтобы записать на магнитофон Евангельскую весть на языке аука. Этот язык несколько лет изучала талантливая доктор Кэтрин Пик из Уиклифа, и через девять лет после убийства пяти миссионеров на языке аука было опубликовано Евангелие от Марка. Произошло и еще одно знаменательное событие. Под руководством Даюмы аука выстроили взлетно-посадочную полосу, и, когда она была закончена, пилот МАБ Джонни Кинан, запасной член команды "Операция аука", приземлился на их территории вместе с другим пилотом. Так, благодаря кропотливой работе обеих сторон, мирно встретились бел?1е люди и аука.

Таким же значительным событием, как работа переводчиков, строительство посадочной полосы и личная встреча с аука, явилось постепенное принятие Христа племенем аука. Среди них были шестеро виновников убийства в Палм-Бич, рассказавшие о своих страхах в день трагедии 1956 г., когда они в ужасе решили, что белые люди пришли убить и съесть их. Один из убийц, Кимо, стал пастором в своем племени и именно он имел уникальную привилегию крестить в Палм-Бич на реке Курарай Стива и Кейти Сейнт, детей Нейта. В дальнейшей истории об аука будет много светлых дней, но между этими горными вершинами величайших достижений встретятся также дни и месяцы, заполненные утомительной, а иногда и скучной лингвистической и переводческой работой, чтобы однажды аука смогли прочесть Писание на родном языке и больше не зависеть от белого человека в вопросах духовного роста.

Специальность миссионерского переводчика ассоциируется чаще с БПУ, чем с другими организациями, и с географической точки зрения больше связана с Латинской Америкой, чем с остальными регионами мира. Однако стоит отметить работу, выполненную в этой области другими организациями и в других частях света. Усилия Христианско-миссионерского союза, Миссии неохваченных земель и еще нескольких миссионерских обществ в глубинке голландской Новой Гвинеи (Западный Ириан) являются одним из ярких тому примеров. "Продвижение Христианско-миссионерского союза в Западный Ириан и, в частности, на территорию долины Балием многие считают великим миссионерским достижением этого века", - пишет Дж. X. Хантер (J. H. Hunter), и именно труды Мирона Бромли сделали такое продвижение возможным.

ХМС начиная с 1930-х гг. был заинтересован в том, чтобы охватить изолированные племена дани (dani) в долине Балием, и тогда великий миссионерский деятель, Р. А. Джаффрей (R. A. Jaffray), сам слишком больной, чтобы руководить экспедицией, отправил в это путешествие двух молодых и смелых миссионеров. Однако это начинание остановила Вторая мировая война и вторжение японских захватчиков. В команде миссионеров были человеческие жертвы, включая смерть Джаффрея, который выздоровел и тоже присоединился к первопро-ходческой партии, но умер в японском лагере для военнопленных в 1945 г., всего за две недели до прекращения огня и освобождения пленных.

Только в 1954 г. Мирон Бромли вошел в долину Балием с маленькой группой миссионеров ХМС, чтобы организовать первую станцию миссии. Бромли вырос в Мидвилле, Пенсильвания, и получил образование в Ньякском миссионерском колледже, в теологической семинарии Асбери и в аспирантуре университета Миннесоты. Он стал блестящим лингвистом и стремился использовать свои знания в области, совершенно нетронутой языкознанием. Бромли был холостяком и, по словам Рассела Хитта, "больше стремился узнать людей племени дани и "расколоть" их язык, чем интересовался собственной внешностью. Он ходил в старом армейском кителе цвета хаки, к которому была прикреплена зубная щетка на металлической цепочке... Часто он был небрит и носил старую потрепанную шляпу. В его палатке стояла неубранная походная кровать, по сторонам заваленная книгами, бумагами, лекарствами, консервами и всякой всячиной".

До прибытия в Новую Гвинею Бромли выучил голландский язык, чтобы получить доступ к единственному источнику информации - научным трудам по культуре дани. Но, даже имея определенные знания, он был потрясен, впервые увидев, как живут люди этого племени. "Смерть, смерть, смерть! Когда это прекратится? - писал он вскоре после приезда. - Или когда, по крайней мере, она будет освещаться Светом жизни, который пронзит насквозь эту трагедию? Год заканчивается неделей смерти от войн, болезней и междоусобиц. Мы молимся, чтобы Бог дал вскоре родиться новой жизни в сердцах этих людей. Я стараюсь помочь нашим друзьям, щипцами вытаскивая из их тел наконечники стрел. Я пытаюсь им помочь таблетками. Но меня сбивает с ног внезапность смерти. Мы иногда мечтаем, что работа принесет успех, если бы не войны и междоусобица, только затем, чтобы сидеть вместе с раскрашенными соплеменниками тех, кто лежит в новой куче жертв. Мы мечтаем о больших достижениях только затем, чтобы потом нас потряс необъяснимый личный провал". Единственным ответом было христианство, и приведение племени дани к Христу зависело от преодоления языкового барьера - цель, которая заставляла Бромли работать все быстрее.

Но как бы Бромли ни желал сосредоточить свои усилия только на языке, каждый день по многу часов уходило на "врачевание". Дани нуждались в серьезной медицинской помощи и быстро поняли, что лекарства белого человека творят чудеса. Найти подходящего консультанта по языку стало другой сложной проблемой, которую Бромли также должен был решить. Проработав некоторое время с одним человеком, он обнаружил, что у того существуют проблемы с произношением и что некоторые слова в его устах даже отдаленно не напоминают настоящего произношения племени дани. Бромли преодолел и это препятствие, комментируя первоначальную неудачу так: "Ну что ж, это все же не так плохо, как рассказ Юджина Нида о новом миссионере, который нашел единственного человека, желавшего ему помочь, но оказавшегося заикой".

Хотя Бромли столкнулся с трудностями в схватке с языком дани, он искал возможности поделиться Евангелием сразу, как только смог связать вместе несколько слов, показавшихся ему осмысленными. Однако же он быстро понял, что делиться Евангельской вестью - это нечто большее, чем просто лингвистическое усилие: "Это было одно из самых обескураживающих переживаний, какое я когда-либо испытывал, - вспоминал он позже. - Я использовал картинки из календаря с иллюстрациями к Писаниям и пытался объяснить, как мог доходчиво и просто. Но туземцы смотрели на меня так, словно я говорил на латинском языке о цене на пшеницу в Азии... И все же в некоторых деревнях долины Пугима, где я впервые разговаривал с людьми на их языке, меня встретили серией интересных вопросов. Воистину, это труд Его Духа, и, если Он не откроет умы и сердца людей, наша задача невыполнима. Вероятно, Господь хотел напомнить мне, что Его весть не является тем, что можно навязать второпях, но есть искупительный клич Доброй вести, которой следует страстно делиться силой Его Духа".

Как опытный лингвист, Бромли разработал определенный план изучения языка: в первые месяцы 1955 г. он сосредоточил свои усилия на интонации, ударении и долготе гласных. В результате его исследований появился научный труд, озаглавленный "Фонетическая структура языка Нижней долины Гранд-Балием" ("The Phonetic Structure of the Language of the Lower Grand Baliem Valley"). В ней он рассказал о главном достижении в изучении языка, когда обнаружил, что в нем на четыре гласных звука больше, чем он думал вначале. От его внимания ускользнули две "высоко-передние двойные Е-подобные гласные" и "две высоко-задние W или двойные О-подобные гласные". Это исследование помогло открыть дверь для освоения трудного языка дани.

Хотя Бромли добился успехов в фонетике в первый же год, "грамматика, - писал он другу в 1955 г., - все еще находилась в пеленках". Он обнаружил, что давнее убеждение, согласно которому большинство отставших в культурном отношении людей в мире говорят на простейших языках, оказалось ложным, по крайней мере, в случае с дани. Синтаксис этого языка был достаточно сложным, а глагольные формы в некоторых случаях похожи на какчикельский в Мексике, где один глагол мог иметь до двух тысяч форм.

Как трудно было найти общий язык с людьми племени дани, видно из письма Бромли к матери летом 1955 г., в котором он рассказывал о попытке научить индейцев одному стиху из Библии:

"Я пытался говорить с ними об Ин. 3:16, но я уверен, что совершил множество ошибок... Ты можешь представить, насколько неправильным было мое истолкование, ведь у нас нет соответствующих слов для определения понятий "Бог", "верить" или "вечная жизнь". Я говорю об "Отце Иисуса", потому что мы пока не знаем о вере этих людей, которая могла бы предоставить нам хороший термин для понятия "Бог". Они знают о духах своих умерших, о духах, производящих шум, о похищающих сердца духах народов Нижней долины, которые заставляют людей сходить с ума. Они говорят о солнце и луне, как о муже и жене, и они думают о дожде, как о человеке. Они также говорят о крошечном человечке на небесах, называемом Hulisogom, но ничего не знают о происхождении земли. Пока я не обнаружил у них ничего подобного мифу о сотворении.

Для понятия "верить" я взял слово, означающее "слышать" или "понимать". Я могу сказать "я думаю, он говорит правду", но это несколько отличается от библейской веры.

Что касается вечной жизни, я им говорю, что мы останемся живыми, но это не идея Иисуса или Иоанна. Или же я могу сказать, что наши кожа и кости, наша плоть и кровь умрут, но души будут жить, хотя это тоже не идея Библии. Как сказать, что Бог сотворил в нас новую жизнь, которая становится нашей сразу, сейчас и навсегда - это то, чего я еще не знаю.

Когда я пытаюсь объяснить концепцию смерти Иисуса ради людей, я говорю, что Он умер ради нас, чтобы мы остались живы... но вся центральная концепция искупления выше уровня понимания, выраженного на нашем языке. Может быть, оттого, что мы не знаем толком, как сказать о грехе. Обычно я использую выражение "плохой поступок", но это совершенно отличается от истинной концепции греха. Можно говорить о нарушении табу, но я не хотел бы этим воспользоваться, потому что мы не уверены в достаточной степени в значении слова wesa, или табу, в умах и культуре этих людей. Действия, которые очевидно грешны для нас, являются предметом, достойным похвалы в их культуре - убийство, жестокость к врагам, ненависть, гордость, ревность, презрение к слабым и бедным".

Языковое служение Бромли индейцам дани означало больше, нежели просто труд по усвоению их языка и переводу на него Писаний. Бромли занимался еще и обучением других миссионеров. В 1956 г. в долину Балием прибыли шесть новых пар из Совета, и Бромли проводил долгие часы, изучая вместе с ними язык. Он также работал с другими миссионерами из других миссионерских обществ, включая Уола Тернера (Wal Turner), миссионера из МНЗ, который после окончания Летнего института лингвистики был твердо убежден в том, что "никогда не будет лингвистом". Но когда он приехал в долину Балием, то осознал, что без знания языка работать не может, и с помощью Бромли постепенно превратился в знающего лингвиста и активного проповедника для народа дани.

Продолжая служение в долине Балием, Бромли и его коллеги-миссионеры начали работать и среди ранее не достигнутых Евангелием племен. Они часто встречали сопротивление, иногда на них совершали нападения, грозившие их жизни. Не раз Бромли и его коллегам приходилось бежать, спасая свою жизнь от стрел дани. Каждый новый контакт с племенем прибавлял Бромли работы. Он обнаружил, что только в долине Балием (около сорока миль в длину) имелось три главных диалекта и целый ряд ответвлений от каждого из них. Но с каждым новым диалектом скорость овладения лингвистическим материалом, опыт и способности только возрастали.

Огромные успехи Бромли как лингвиста в течение первых лет в долине Балием стали возможны благодаря его целеустремленности и тому факту, что он не был связан семейными узами. Коллеги высоко ценили его неустанные усилия, но, по крайней мере некоторые из них, считали, что его возможность трудиться с полной отдачей только увеличится с женитьбой. Один из руководителей Совета сказал об этом его матери, которая, в свою очередь, передала это самому Бромли; и тот был более чем разгневан такими разговорами. "Я знаю, что холостяцкая жизнь может превратиться в привычку, - коротко ответил он руководителю, - и я просил Бога избавить меня от упрямства в этом вопросе. Однако один фактор достаточно твердо отвернул меня от такой возможности - многие другие также уловили в этом водительство Божье. Я чувствую, что Бог достаточно мягко объясняет мне что-то о моей жизни до того, как Он говорит, или, по крайней мере, в то время, как Он говорит обо мне другим людям, если только я хочу слышать".

Явно Бог что-то сказал Бромли и освободил его от упрямства, потому что в 1957 г., когда он поехал в Мельбурн, Австралия, чтобы посетить лингвистический институт, он встретил доктора Марджори Тиг (Marjorie Teague), имевшую тягу к миссионерской работе. На следующий год они поженились и поехали в отпуск в Соединенные Штаты, после чего вернулись в долину Балием для совместной работы среди племени дани.

Шло время, и языковый барьер был преодолен, а дани начали обращаться к христианству. К 1961 г. ХМС объявил о появлении более двадцати церквей и около восьми тысяч верующих только в долине. Цена такого достижения была высокой, несколько миссионеров Союза заплатили за нее своей жизнью, начиная с периода оккупации страны японцами в 1940 г., но то была цена, которую стоило заплатить. Дани больше не убивали и не ели друг друга. Пожизненные враги теперь делили между собой общую чашу причастия.

Вскоре после начала широкомасштабного использования радио в 1920-х гг. дальновидные христиане также стали применять это новшество в целях распространения Евангелия. Джон Цоллер (John Zoller) в Джексоне, Мичиган, Пол Рейдер (Paul Raider) в Чикаго, Р. Р. Браун в Омахе и Чарлз Фуллер (Charles E. Fuller) в Санта-Ане, Калифорния, были первопроходцами в области христианского радиовещания. И когда христианские руководители Америки только начали работу с радио, более дальновидные христиане уже мечтали о том, какое влияние окажет радиовещание на иностранные миссии. Доктор Уолтер А. Мейер (Walter A. Maier), открывший в 1930 г. "Лютеранский час", был одним из первых зачинателей миссионерского радио и к 1960-м гг. на сотнях радиостанций он вещал на весь мир. Однако Кларенс Джоунс более чем кто-либо другой сделал миссионерское радио популярным. Видя его успех с ВБИХ (Вестник благословений Иисуса Христа), начали появляться на свет другие независимые миссионерские радиовещательные компании, самыми крупными из которых стали Дальневосточная радиовещательная компания и "Трансмировое радио".

С самого начала миссионерское радио не рассматривалось отдельно от традиционных миссионерских методов. Некоторые миссионеры, правда, вначале относились к радио скептически, но скоро они осознали ценность этого изобретения, прокладывавшего дорогу для их служения. "Оно дает традиционному миссионерскому усилию огромное оружие и средство распространения Евангелия", по словам Эйба Ван Дер Пая (Abe Van Der Puy) из "Мирового радио миссионерского братства". "До недавнего времени во многих районах Латинской Америки миссионерам было очень трудно разговаривать с людьми о Евангелии. Однако те же самые люди с готовностью слушают радио у себя дома... Теперь, когда миссионеры начинают беседовать с людьми о Евангелии, те часто отвечают: "А, вы такие же, как те из ВБИХ"".

Величайшая ценность миссионерского радио заключается не только в оказании помощи отдельным миссионерам. "Радио расширило границы и потенциал традиционных миссионерских возможностей", по словам Петра Дейнеки-младшего (Peter Deyneka Jr.), директора Славянского евангельского общества, потому что "оно идет туда, куда не могут пойти миссионеры, и охватывает люде и, которые не отреагировали бы на обычные формы обращения". Радио также активно используется для укрепления поместных церквей в поле миссионерской деятельности. Одной из основных причин организации HLKX в Корее руководителями МЕС (Миссия "Евангельский союз") была подготовка программ, адресованных поместным церквам. ELWA, являющаяся собственностью и руководимая Суданской внутренней миссией, также передавала программы, которые готовились в основном для христиан, не только в Либерии, где находилась радиостанция, но и для других африканских стран, расположенных по соседству.

Во многих странах миссионерским радиостанциям приходилось считаться с правительственными законами, ограничивавшими религиозную пропаганду и создание христианских программ, а в некоторых случаях христианское радиовещание было совсем запрещено. Очень редко миссионерское радио встречало доброжелательное отношение со стороны правительства, и одним из ярких примеров такого отношения является Кения. Там государство владело и руководило радиостанцией "Голос Кении" мощностью 100 000 ватт, выделяя двадцать два часа в сутки бесплатного времени для религиозных программ - и большая часть этого времени отводилась Африканской внутренней миссии. В 1978 г., когда президент Джомо Кениата умер, правительство объявило тридцать дней официального траура и освободило эфир от всех передач, кроме новостей и христианской музыки, что являлось весьма значительным решением, поскольку большая часть населения Кении - это мусульмане.

Ценность радио привела многих миссионеров, помимо АВМ, к активному участию в расширении радиовещания, когда они стали создавать собственные программы и покупать время у существующих станций, избегая таким образом расходов и ответственности за работу собственной радиостанции. Славянское евангельское общество и Библейский христианский союз, например, оба тратили большую часть своего миссионерского бюджета на производство программ, направленных на Советский Союз. Некоторые миссии, такие, как ЛАРЕ - Латиноамериканский радиоевангелизм, - полностью сосредоточили усилия на радиопрограммах и развитии служения вокруг лидеров своего движения. Финкенбендер ("Hermano Pablo" Finkenbender), их самый популярный радиоведущий, работал на радио в 1960-х гг., выходя в эфир более двухсот раз в день на разных станциях по всей Латинской Америке.

Сегодня, в связи с увеличением мощности радиопередатчиков и широким распространением транзисторных радио, христианские радиостанции охватывают все большее количество людей. По словам Барри Сиделла (Barry Siedell), "практически нет ни единого квадратного фута на земле, до которого хотя бы раз в день не дошло радиосообщение с благовестием". Но, к сожалению, радио было не в состоянии охватить вещанием огромные массы населения мира, чей язык или диалект слишком мал, чтобы на нем готовить передачи для эфира. Чтобы заполнить этот пробел, прибегли к помощи звукозаписи и аудиоевангелизма, и теперь Евангелие доходит до самых отдаленных племен, чей язык часто не имеет даже письменности. Евангельская звукозапись охватила сейчас практически весь мир.

Как и другим специализированным помощникам миссионерского служения, миссионерскому радио приходилось прокладывать себе дорогу в нелегкой борьбе; и без мудрости такого провидца, как Кларенс У. Джоунс, миссионерское радио не могло бы занять подобающего ему места. Джоунс не побоялся использовать это "орудие дьявола" в целях благовестил и достаточно спокойно вынес все насмешки, которые на него обрушились. Люди из его церкви называли затею Джоунса безрассудством. Только глупец решил бы отправиться в чужую страну, чтобы организовать там радиостанцию, когда в этой стране всего шесть принимающих радиоцентров. Но Джоунс считал, что миссии должны быть на передней линии фронта сообщений, если поставлена задача проповедовать Евангелие всему миру; а если пока многие христиане не понимали правильности подобного решения, это его не очень тревожило.

Он родился в 1900 г. в Иллинойсе, и даже самые ранние его воспоминания связаны с христианским служением, поскольку оба его родителя являлись офицерами Армии спасения. Когда ему исполнилось двенадцать лет, уступив многочисленным просьбам отца, ему разрешили вступить в Армию спасения, где он быстро научился играть на нескольких музыкальных инструментах, а позже совершенствовал свою игру на тромбоне - инструменте, который стал его визитной карточкой. Джонс обратился под влиянием служения Пола Рейдера из команды Мооди; после обращения он поступил в Библейский институт Мооди, который окончил в 1921 г. старостой класса и выпускником, которому выпала честь выступить с прощальной речью.

После выпуска Джоунс работал с Полом Рейдером. Сначала он помогал в организации палаточных собраний, а позже участвовал в новом служения Рейдера в Чикагской евангельской скинии, которая вскоре стала основой для всемирного миссионерского движения - служение, привлекшее такие таланты, как Ланс Латем, Мерил Данлоп и Карлтон Бут (Lance Latham, Merill Dunlop, Carlton Booth). Джоунс играл на тромбоне в квартете медных инструментов и стал руководителем радиовещательной программы Скинии, которая начала свою работу с организации первой коммерческой радиостанции в Чикаго.

Хотя Джоунс в Библейском институте Мооди специализировался по миссиям, мысли о миссионерской работе в период сотрудничества с Рейдером отступили в сторону. Но в 1927 г., когда он помогал Рейдеру организовать библейскую конференцию и стал ее директором, его сердце вновь тронуло сознание необходимости благовестия миру в тот момент, когда он услышал эмоциональное обращение Рейдера к молодым с призывом вступать в ряды миссионеров. В последовавшие недели и месяцы он убедился, что Бог хотел призвать его в Южную Америку, чтобы там впервые в истории организовать миссионерское радио.

В 1928 г., несмотря на скептицизм многих друзей и коллег, Джоунс поехал в Южную Америку, надеясь выяснить условия организации радиослужения в Венесуэле. Путешествуя по деревням и городам, он воочию убедился в настоятельной необходимости проповеди Евангелия. Об этом периоде он писал в своем дневнике так: "Насколько бесконечной выглядит задача миссионерского служения здесь, в Венесуэле, при том что наша работа так медленно набирает скорость! Эта страна является лишь маленькой частью огромного континента, во многих местах которого не слышали миссионерского свидетельства. Миссионерской работе можно было бы существенно помочь и намного ускорить проповедь благовестия возможной организацией регулярных испанских радиопрограмм. По всей Венесуэле существует прекрасная возможность проповеди Евангелия, и я много молюсь все эти дни, прося Господа сотворить великие и чудные дела Твои, Господи Боже Вседержитель! (Отк. 15:3)". Но вместо "великих и чудных дел" Бог закрыл дверь в Венесуэлу. Правительственные чиновники ответили категорическим отказом на его просьбу. С подобным предложением Джоунс посетил Колумбию, Панаму и Кубу, но ответ везде был одинаков.

Вернувшись домой, Джоунс чувствовал себя смущенным и расстроенным. Все деньги и время были потрачены впустую. Порой ему казалось, что вся его затея была бессмысленной, как думали многие. Кэтрин, его жена, тайком ликовала, по словам его биографа. "Ее первоначальный энтузиазм угас и, имея на руках двух малышей, она просто не хотела ехать в другую страну. Совсем не хотела". Для Джоунса это было тяжелое время. "Затем наступил такой трагический период, что Кларенс, отчаянно нуждаясь в деньгах для содержания семьи и не в состоянии избавиться от ощущения полного провала, пожалел о своем предприятии с Южной Америкой, которое выставило его в глупом свете, и решил бросить все - работу в Скинии, мечты о миссионерском служении, свою семью - и завербоваться на флот. Его не приняли из-за того, что у него было плохое зрение".

Вполне возможно, что мечты Джоунса о миссионерском радио так и угасли бы, если бы не одна преданная делу пара, которая появилась в его жизни в последующие месяцы. Рубен и Грейс Ларсон (Reuben and Grace Larson) служили в Эквадоре в Христианско-миссионерском союзе с 1924 г. Во время отпуска в 1930 г. они посетили Чикагскую евангельскую скинию, чтобы рассказать о своей работе. Ларсоны вовсе не считали поездку Джоунса в Южную Америку провалом - он просто ездил не в те страны. Он проехал мимо чудесной страны Эквадор, по провидению Божьему даже не пытаясь добиться в этой стране разрешения на организацию радиовещания. Лишь Рубен и Грейс помогли ему правильно оценить возможность создания миссионерского радио в Южной Америке.

Для организации первого в мире миссионерского радио существенным аспектом явилась работа в дружной команде, и Джоунс часто цитировал Джонатана Гофорта, говоря: "Бог никогда не просил меня выполнить работу, Он просто посылал мне людей, которые помогали мне выполнить ее". Несколько мужчин и женщин внесли ценный вклад в осуществление мечты Джоунса, но труд Рубена Ларсона в установлении первых контактов с эквадорскими чиновниками невозможно недооценить. Пока Джоунс собирал деньги в Соединенных Штатах, Ларсоны вернулись в Эквадор и добились необходимого разрешения от правительственных чиновников.

Хотя эквадорские чиновники вначале скептически отнеслись к идее устройства протестантской радиостанции, Ларсон был настойчив и 15 августа 1830 г. он прислал Джоунсу телеграмму, приглашая его приехать как можно быстрее, объявив о подписании контракта на двадцать пять лет. "Мы ясно видели руку Божью, двигающую всем Конгрессом Эквадора, - писал он, - заставляя их в этой закрытой католической стране согласиться на служение евангельского радио". Однако Джоунс не успел получить телеграмму от Ларсона. Он так стремился скорее начать работу, что, когда в Штаты пришла телеграмма, уже находился на пути в Южную Америку.

Но те недели, что прошли после приезда Джоунса в Эквадор, стали неделями отчаяния. Едва высохли чернила на разрешении, как инженеры, равно как и чиновники американского Госдепартамента, сообщили миссионерам, что Эквадор, в частности Кито, не подходит для радиотрансляций. Горы и близкое соседство экватора представляли собой непреодолимое препятствие. Но "каким бы неразумным и нелогичным не казалось такое поведение, - писал его биограф, - Кларенс был абсолютно уверен, что Кито являлось Божьим местом для Его голоса в Южной Америке". Поэтому он продолжал работать над претворением в жизнь своих планов, и через год, несмотря на все разочарования, радиостанция ВБИХ - Вестник благословений Иисуса Христа - стала реальностью. Этот день вошел в историю. Программа первого миссионерского радио была передана в прямом эфире в Рождество 1931 г. с радиопередатчика мощностью 250 ватт, расположенного в овчарне в Кито, Эквадор. Кларенс играл на тромбоне, фоном для его концерта служили тихие звуки органной музыки, а Рубен молился на испанском. Все тринадцать приемных радиостанций в стране были настроены на их волну, и в эфире звучал "Голос Анд".

В последующие месяцы было официально зарегистрировано "Мировое радио миссионерского братства" и велись ежедневные передачи. Правда, случались и кризисные моменты. Когда в Соединенных Штатах усилилась депрессия, пожертвования резко сократились. За весь 1923 г. новой миссии было пожертвовано менее одной тысячи долларов, а в 1933 г. банк, через который Джоунс и его коллеги получали ежемесячные чеки, свернул свою работу, а позже обанкротилась и Чикагская евангельская скиния, основа финансовой поддержки миссионеров. Будущее юной радиостанции казалось сомнительным. Стоя на коленях в маленькой комнатке, Джоунс целый день просил водительства Божьего: "Должны ли мы продолжать работу в ВБИХ, или нужно все бросить и ехать домой?"

Тот день был тяжелым для Джоунса, но он покинул радиостанцию с уверенностью в том, что Бог выведет их из кризиса. Когда он вечером того же дня вышел в эфир, в его голосе звучали нотки радости. За несколько дней до истечения последнего срока оплаты он сумел взять в долг у друга деньги и, заложив радиопередатчик, избежал немедленного закрытия станции. В дальнейшем МРМБ постепенно выбралась из финансовых затруднений.

Одной из причин того, что ВБИХ удалось выжить, явилось растущее признание со стороны правительства и народа Эквадора. С самого начала Ларсон и Джоунс активно сотрудничали с правительственными чиновниками, согласившись сделать свои передачи не только религиозными, но и учебно-просветительскими. Евангельские программы всегда разрабатывались с позитивной точки зрения, чтобы избежать враждебных отношений с католической церковью. Ключевым моментом их философии был патриотизм, поэтому президент Эквадора всегда имел открытый доступ к эфиру и часто использовал вещательное время и возможности христианской радиостанции, особенно в дни праздников.

Слава о радиостанции росла, количество приемных станций в Эквадоре увеличилось, и ВБИХ, по словам биографа Джоунса, "охватывал все слои общества, разрушая барьеры, препятствующие распространению Евангелия. Миссионеры (многие из которых вначале категорически возражали против идеи христианского радио) обнаружили, что если раньше их гнали и забрасывали камнями на улицах, то теперь они могли открыто служить. И даже если они встречали на дверях надпись "Протестантам вход запрещен", из-за дверей доносились звуки радиопередачи "Голос Анд" ВБИХ. Казалось, их слушают все".

Тридцатые годы стали временем интенсивного роста ВБИХ. Первым существенным дополнением к радиостанции явился радиопередатчик мощностью 1000 ватт, достигавший границ Эквадора; не прошло и десяти лет, как был установлен еще один передатчик мощностью в 10 000 ватт. Одному Джоунсу его установка была бы не под силу с финансовой точки зрения, и он вернулся в Соединенные Штаты, чтобы найти деньги. Самое большее, на что он надеялся, был 5000-ваттный передатчик, но он собрал лишь три из десяти необходимых тысяч долларов, а время подходило к концу. Как раз перед отплытием он получил неожиданную телеграмму: "Если хотите повидать меня перед отъездом, приезжайте". Телеграмма была подписана Р. Г. Летурно, богатым промышленником, имевшим репутацию человека, который отдавал огромную долю своих прибылей христианским организациям. Визит Джоунса к Летурно закончился тем, чего он никак ожидать не мог. Вначале Летурно предложил подписать чек на необходимые семь тысяч долларов для приобретения бывшего в употреблении 5000-ваттного передатчика, но позже он переменил решение, поскольку стало известно, что бывший в употреблении передатчик имеет дефекты. Тогда Летурно решил отдать Джоунсу новый радиопередатчик, изготовленный на его заводе в Пеории [Город в штате Иллинойс. - Примеч. пер.], и вместо начальных 5000 ватт он удвоил мощность до 10 000 ватт.

В Пасхальное воскресенье 1940 г. президент Эквадора Андрее Кордова включил новый передатчик на 10 000 ватт, разносивший теперь Евангелие на еще большее расстояние, чем раньше. Как далеко, можно было только догадываться, но самые оптимистичные наблюдатели удивлялись, когда письма стали приходить из Новой Зеландии, Японии, Индии, Германии и России. То, что какие-то 10 000 ватт могут вешать на такие огромные расстояния, удивляло, но объяснение, данное позже специалистами в области радио, оказалось простым. Хотя Джоунса предупреждали о том, что нельзя размещать радиостанцию рядом с экватором, именно такое расположение позже назвали "самым прекрасным для идущей с севера на юг линии радиовещания", потому что "равное расстояние от магнитных полюсов" делает его "уникальным местом в мире, самым свободным от атмосферных помех"". Высокий подъем в горах рядом с Кито явился дополнительным плюсом: 100-футовая башня на выступе горы в 9600 футов почти равнялась 10000-футовой антенне.

С ростом мощности ВБИХ росло и качество выпускаемых программ. С Джоунсом, как могут подтвердить многие его коллеги, работать было нелегко. Он полностью отдавался работе и был максималистом, требовавшим отличного качества во всех областях радиовещания, и некоторые считали его тираном. Живая музыка была первоклассной, а за опоздание на репетицию не принималось оправданий. Даже дети боялись властного контроля Кларенса, и случалось, их исключали из программы, когда игра не удовлетворяла его высоким требованиям. Но подобный подход директора станции к работе превращал финансово зависимую организацию в высокопрофессиональную радиостанцию, получавшую высочайшие комплименты даже от светских критиков. В 1950-е и 1960-е гг. ВБИХ продолжал расти, увеличив свою мощность до 500 000 ватт, но в этот период происходили не только счастливые, но и печальные события в жизни Джоунса и его семьи. В 1953 г. в автокатастрофе жена Кларенса Кэтрин получила травму головы и долго оставалась в коме, а у Кларенса оказалась серьезно поврежденной лицевая часть головы Все сомневались в том, что он сможет продолжать играть на тромбоне. Выздоровление шло медленно, но к концу года оба вернулись к служению. Затем, в 1966 г, в другой автомобильной катастрофе погиб их единственный сын, Дик, вместе с женой и детьми служивший миссионером в Панаме. В обоих случаях Джоунс вернулся к работе с еще большим рвением.

В 1981 г., когда Джоунс жил на пенсии во Флориде, ВБИХ праздновал свое пятидесятилетие. За полвека со дня основания "Мировое радио миссионерского братства" стало много большим, чем просто радиостанцией. Сегодня под его руководством работают две больницы, передвижная клиника, типография и выходят цветные телевизионные программы - все это в дополнение к круглосуточному радиовещанию в Кито (вещание на пятнадцати языках) и к двум филиалам радиостанции в Панаме и Техасе.

Когда Р Г Летурно впервые встретился с Кларенсом Джоунсом и предложил ему финансовую помощь, он настоятельно советовал миссионеру расширить свое служение, задействовав радиостанцию на Филиппинах, чтобы охватить миллионное население Востока и тихоокеанских островов. Но Джоунс отверг это предложение, понимая, что его служение в Южной Америке было достаточно ответственным. Необходимость охватить регионы Дальнего Востока осознавали и другие, помимо Летурно, но Вторая мировая война перечеркнула все идеи о быстром осуществлении такого проекта. Однако с окончанием войны мечты трех человек о том, чтобы принести евангельское радио на Дальний Восток, воплотились в жизнь. Джон Брогер (John Broger), молодой офицер США, служивший в оперативной группе военного флота на Тихом океане, вернулся домой со страстным желанием работать на миссионерском радио; а его два друга, Роберт Боуман, сотрудник христианского радио в Лос-Анджелесе, и Уильям Роберте (Robert Bowman and William Roberts), пастор из Лос-Анджелеса, у которого имелась своя ежедневная радиопрограмма, с радостью согласились присоединиться к его предприятию.

После нескольких недель интенсивного планирования будущей деятельности и молитв три человека решили объединить свои финансовые сбережения - всего тысячу долларов - и создать некоммерческое объединение. Работа по оформлению необходимых документов закончилась в декабре 1946 г.; осталось лишь собрать сто тысяч долларов. В течение первых трех месяцев рекламной кампании было собрано около десяти тысяч долларов. Начало казалось вдохновляющим, поэтому решили, что Брогер отправится на Дальний Восток, чтобы подготовить почву для их предполагаемого служения.

Первой остановкой Брогера на Востоке был Шанхай, который, на его взгляд, являлся ключевым местом для установки передатчика, вещавшего бы не только на Китай, но и на север Кореи, через Китайское море до Японии, и на юг в Индокитай и островные государства. Но после нескольких недель переговоров надежды Брогера на получение привилегий со стороны потрепанного националистического правительства погасли. Его посылали из одного учреждения в другое, но никто не давал ему официального разрешения. Он сумел добиться лишь устного заверения подумать о возможности установки 500-ваттной станции. Какими бы бесперспективными ни казались переговоры, Брогер с помощью китайских христиан прошел бесконечную череду кабинетов, представляя план радиовещательной деятельности, и обратился за разрешением к правительству.

После шести месяцев безуспешных переговоров с китайскими чиновниками Брогер отплыл в Манилу на Филиппинах, чтобы исследовать возможности организации радиостанции в этом регионе. Правительственные чиновники оказались там более способными к сотрудничеству, но возникли другие препятствия. Послевоенная инфляция высоко взметнула цену на землю, и стоимость жизни достигла астрономических высот. Еще менее утешительным было то, что на родине сбор денег замедлился, а те деньги, что поступали, тратились на покупку оборудования и материалов для строительства. Ситуация была неутешительной, но Брогер упрямо продолжал переговоры с правительством и пытался получить разрешение.

Сначала Брогеру в просьбе отказывали, потому что он не сумел ответить на жизненно важные вопросы о том, как станция будет финансироваться, где она будет расположена и сколько потребуется энергии. Однако при следующей встрече Брогер сумел объяснить чиновникам миссионерскую политику зависимости от Бога в отношении финансов и доказал, что на такие вопросы ответить невозможно, пока Бог не даст ответ; такое пояснение смутило чиновников и в то же время произвело на них впечатление. Что касается мощности, Брогер, колеблясь, попросил 10 000 ватт (в двадцать раз больше того, на что он мог рассчитывать в Шанхае). К его удивлению, когда заявление вернули с резолюцией, предполагавшаяся мощность была зачеркнута, а сверху написано "неограниченная мощность".

Найти подходящий земельный участок оказалось сложнее. Не было ничего по цене менее сорока тысяч долларов, и Брогер знал, что его коллеги дома никогда не смогут собрать столько денег. Несколько недель он проверял каждую возможность покупки земли, но не нашел ничего, что миссия могла бы себе позволить. "Тогда, - писал Брогер коллегам, - начал работать Бог". Два христианских бизнесмена в Маниле предложили ему участок в 12,5 акров в идеальном месте, стоивший пятьдесят тысяч долларов, по цене за двадцать тысяч, и Брогер отдал им последние пятьдесят долларов в качестве подтверждающего сделку задатка. Затем он поехал домой, чтобы собрать деньги для только что организованной Дальневосточной радиовещательной компании, и вернулся со штатом и оборудованием.

Хотя Манила не являлась таким уж блестящим вариантом для размещения первой миссионерской радиостанции на Востоке, оказалось все же, что это хороший выбор - определенно лучше, чем Шанхай. Брогер, так же как большинство политических аналитиков, недооценил разрушительную мощь повстанческих сил Мао

Цзэдуна. Если бы националистическое правительство выдало разрешение и Брогер разместил в Шанхае свою радиостанцию, компания по распространению Евангелия имела бы очень короткую жизнь, а к 1950 г. ее конфискованный радиопередатчик стал бы использоваться для коммунистической пропаганды.

Строительство первого передатчика ДВРК началось поздней осенью 1946 г. Необходимо было завершить все работы до срока, назначенного правительством, и выйти в эфир через полтора года, т. е. в апреле 1948 г. Работа, заключавшаяся в подготовке участка, бурении колодца и строительстве зданий, была почти закончена, но большим препятствием на пути своевременного выполнения задания явилось приобретение очень дорогих материалов. В Соединенных Штатах Брогер и другие работники лихорадочно собирали деньги, готовя тонны материалов к отправке в Манилу. Одна отсрочка следовала за другой, а время летело; но наконец в феврале 1948 г., всего за семь недель до последнего срока, девять штатных работников, их семьи и пятьдесят две тонны материалов отплыли из порта Сан-Франциско в Манилу.

К тому времени, когда Брогер и компания приехали в Манилу, стало ясно, что вовремя выпустить передачу они не успеют. Им разрешили строчку в семь недель, но возникли новые проблемы, и даже этот срок казался невыполнимым. Правительственные чиновники отказывались рассматривать вопрос о переносе сроков. Тогда, за три дня до начала вещания, возникли неожиданные проблемы с передатчиком, на что ушло последнее драгоценное время, которого уже не хватало на запланированное испытание. В день выхода в эфир, когда повсюду провисали провода линий высокого напряжения, когда люди работали по щиколотку в воде под проливным дождем, шла гонка не на жизнь, а на смерть. Брогер помчался в центр города к чиновникам, чтобы вымолить у них разрешение на задержку, но напрасно.

Положение было отчаянным, как рассказывает Глисон Ледьярд (Gleason Ledyard): "Выбирая задние улицы и едва избегая наезда на повозки на дорогах, Брогер на высокой скорости ехал на радиостанцию. Наконец, как раз перед 6 часами вечера, он поднялся по дороге, ведущей на станцию, и притормозил у здания". "Мы проведем испытание в открытом эфире", - закричал он, хватая свои записи программы, и затем, "когда весь штат запел великий гимн "Радуйся мир! Господь грядет. Земля, ликуй пред Ним!", Джон кивнул головой Дику, чтобы тот включил аппаратуру. Мощные передатчики Дальневосточной радиовещательной компании, гудя от напряжения, в 6:00 вечера 4 июня 1948 т. послали в замерший от ожидания эфир Востока слова величественного гимна".

Иногда, на ранних этапах работы, передачи не достигали даже всей Манилы из-за слабой мощности антенной системы, но результаты столь жертвенной деятельности миссионеров проявились почти сразу. Однажды неверующий парикмахер держал радио включенным на волне новостей, а один из его клиентов, воинствующий атеист, прослушав передачу, был обращен; вскоре после этого парикмахер и еще несколько других клиентов обратились через его свидетельство. В другом случае человек украл радио и стал верующим благодаря случайно услышанной христианской программе, после чего он вернул радио и многие другие украденные вещи их владельцам.

Миссионеры были взволнованы новостями о таких духовных победах, но не могли остаться довольными мощностью радиостанции. Установка более мощного радиопередатчика и строительство необходимой для радиостанции башни вместо временно установленного телефонного столба по финансовым соображениям казалась делом неосуществимым. Однако слухи об этой нужде распространились повсюду, и на адрес ДВРК пришло письмо от коммерческой радиовещательной компании с предложением о продаже трехсотфутовой вышки, приобретенной ими у военных по остаточной стоимости. Подобная вышка могла стоить 25 000 долларов. Боуман, в то время являвшийся в Маниле ответственным за работу радиостанции, смущенно предложил все, что было тогда на счету у ДВРК - триста долларов, и на следующий день, к его величайшей радости, получил согласие.

Эффективность работы ДВРК в большой степени зависела от готовности опытных профессионалов посвятить свое время работе на добровольческих началах на короткий или длительный срок служения. Необходимый передатчик в 6000 ватт был собран в Маниле именно такими преданными людьми. Женщины тоже внесли свой неоценимый вклад в служение ДВРК. Гилберта Уолтон (Gilberta Walton), инженер с многолетним опытом работы в радиовещательной компании, верно служила директором программ радиостанции; и Джени Римз (Janie Reames), опытный и квалифицированный пилот, летала в отдаленные районы на своем "Piper Cub", развозя приемные радиостанции (прозванные ПМ - "переносные миссионеры") и вдохновляя получателей на организацию клубов слушателей.

По мере роста станции ДВРК в Маниле стали строиться и другие станции ДВРК в Окинаве и некоторых регионах Дальнего Востока; начали поступать письма от широкой аудитории слушателей, которую приобрела ДВРК. Многие из писавших выражали живейший интерес к "Библейской школе в эфире". Через два года после начала такого служения количество желающих заниматься на этом курсе выросло до двенадцати тысяч человек. Но растущая популярность ДВРК создала проблемы. Коммунистические правительства и России, и Китая заглушали передачи, чтобы помешать своим гражданам слушать христианское радио. Глушение, особенно в России, настолько подействовало на работников радиостанции, что руководители ДВРК решили прекратить русское вещание в пользу вещания на другие страны, например, на Китай, где глушение не было таким эффективным. Но от этих планов пришлось отказаться, когда миссионер ДВРК встретился с российским эмигрантом, выразившим благодарность за христианские передачи, которые он слушал у друга в России: "Мы слушали вас годами. Вы были единственной нитью, связывавшей нас с другими христианами во внешнем мире... Мы шли домой к нашему другу глухой ночью - по двое-трое за раз - чтобы нас не заподозрили, сидели на полу, накрыв голову одеялом, разделив наушники, чтобы несколько человек могли слушать одновременно... Глушение чуть не сводило нас с ума, но вы знаете, все это стоило того, даже если бы мы услышали одно слово, Имя Иисуса, или хотя бы один стих из Писания".

Через четырнадцать лет служения Джон Брогер покинул пост в ДВРК по просьбе Генерального штаба и стал консультантом у военных. После его отъезда пост президента занял Роберт Боуман, и под его руководством ДВРК значительно расширилась. К 1970 г. у ДВРК была двадцать одна станция от 1000 до 25 000 ватт, вещавшая до полутора тысяч часов каждую неделю более чем на сорока языках. С тех пор гигантские коротковолновые и средневолновые передатчики появились в таких местах, как Сан-Франциско, откуда происходит вещание на Латинскую Америку, еще один был установлен на Иба, на Филиппинах, и другой - в Южной Корее. Все же сегодня главной целью являются Китай и бывший Советский Союз. С 1979 г., когда Китай слегка приоткрыл завесу, закрывавшую страну от Запада, за один год только оттуда пришло более 10 000 писем - в основном от нехристиан, желающих узнать побольше о евангельской вести.

Из всех миссионерских радиовещательных организаций самым большим и самым географически разнообразным является Трансмировое радио. Основанное в 1954 г., ТМР сегодня вещает на мощности более 5 млн. ватт и охватывает влиянием восемь процентов населения всего мира. Его гигантские передатчики излучают христианские программы из Монте-Карло, Бонайре, Свазиленда, Кипра, Шри-Ланки и Гуама на более чем восьмидесяти разных языках и диалектах. Как возникла такая мощная сила благовествования и как развивалась в последние десятилетия - это чарующая история волнений, тревог, испытаний и побед преданной команды отца и сына, Ральфа и Пола Фридов (Ralph and Paul Freed).

Пол Фрид, основатель ТМР, был сыном миссионеров и вырос на Среднем

Востоке. Его отец, Ральф, был преуспевающим бизнесменом в одной из компаний, когда почувствовал Божий призыв к работе в миссии. Пройдя миссионерскую подготовку в Ньякском институте, он с семьей отправился в Палестину служить в Христианско-миссионерском союзе. Маленький Пол рос счастливым в миссионерском окружении, но ему, как многим миссионерским детям, пришлось пережить болезненную разлуку с родителями. Когда мальчику исполнилось одиннадцать, его отправили на родину получить образование. Он жил с двумя одинокими женщинами-миссионерками, совершенно не умевшими справляться с мятежным и тоскующим по дому мальчуганом, что заставило их страдать не меньше, чем Пола. Через некоторое время Пол вернулся к родителям, но на следующий год его опять отослали - на этот раз в Иерусалим, к миссионерской семье, в которой обучались и другие дети. Тоска по родным с новой силой одолела Пола. Тринадцатилетний мальчик был так несчастлив, что однажды ночью, когда все спали, он написал записку, объясняя, что намерен предпринять, и ускользнул из дома, направившись к родителям: "Послав отцу телеграмму, в которой я просил встретить меня в Тивериаде, Галилея, я сел в автобус, идущий на север. Всю дорогу я старался представить его реакцию, но мое сердце чуть не выпрыгнуло от радости, когда я увидел родное лицо отца в толпе, въезжая в центр Тивериады". Хотя Пола ругали за безрассудный поступок, ему все же позволили остаться дома с родителями при условии, что он будет усердно учиться. Это был хороший стимул, и мальчик самостоятельно и успешно завершил первый год старших классов средней школы, готовясь на следующий год, когда его родители вернутся в Соединенные Штаты в отпуск, поступить на второй курс в Академию Уитона.

Оставшиеся два года школы Пол закончил в Бейруте, Ливия, и после этого вернулся в Соединенные Штаты, где получил специализацию по антропологии. Из Уитона он перешел в Ньякский миссионерский колледж. Там он прослушал курсы замечательных миссионеров и проповедников, включая Кларенса Джоунса, основателя ВБИХ в Кито, Эквадор.

После подготовки в Ньяке Пол начал работать с обществом "Молодежь за Христа" под руководством Торри Джонсона (Torrey Johnson). Во время проведения конференции MX в Европе он побывал в Испании, где и решил окончательно, что займется миссионерской работой. Почти никто из миссионеров не работал в Испании, и перед ним стояла безотлагательная задача исправить такое положение. Хотя Пол не имел опыта работы с радио, именно это средство показалось ему единственным, способным охватить Евангелием всю Испанию. Возвратившись из Европы, он оставил служение в MX и начал ездить как проповедник, рассказывая о нуждах Испании. К сожалению, церкви, которые Пол посещал, не реагировали на его просьбы.

В 1951 г. Пол с женой, Бетти Джейн (Betty Jane), и еще одним другом поехали в Испанию исследовать возможности для организации радиостанции. Хотя Пол не думал о том, что радиостанцию можно построить и на территории другой страны, скоро стало понятно, что Танжер в Северной Африке, в двадцати шести милях от Испании через Гибралтарский пролив, будет самым подходящим местом. Там они могли купить за небольшой процент от истинной стоимости брошенную миссионерскую школу, которая послужила бы идеальным местом для радиостанции.

Фриды вернулись в Соединенные Штаты, горя от нетерпения начать новое дело и полные решимости обратить внимание христиан на свои нужды. Для этого они сделали цветной фильм "Banderilla", в котором ярко живописали простых испанцев, жаждущих эффективного евангельского свидетельства. Затем, без какого-либо дохода или поддержки, Пол и Бетти Джейн с двумя маленькими детьми начали свой представительский поход в одиннадцать тысяч миль через Соединенные Штаты и Канаду, закладывая основание будущему служению. Хотя эта поездка принесла соответствующее вознаграждение, но утомительный график и та критика, которая обрушилась на них, несколько охладили их пыл: "Много раз мы боролись с искушением бросить все и сдаться. Это была такая битва... мы едва ее выдержали... как раз тогда, когда мы чувствовали себя сильными и уверенными, на нас обрушивался шквал критики". Критика слышалась отовсюду. Тот факт, что их предполагаемая миссия не имела четких формулировок будущей деятельности и что она не была связана с каким-либо уже существующим миссионерским обществом, беспокоил некоторых людей. Другие насмехались над отсутствием у Пола профессиональных знаний в области радио, а третьи считали, что вполне достаточно существующих радиостанций.

Несмотря на критику и разочарования, Пол двигался вперед в осуществлении своих планов, и в феврале 1952 г. ТМР официально зарегистрировали. На следующий год он уехал в Танжер, чтобы начать строительство станции на деньги, полученные не от пожертвований, а от продажи собственного дома и автомобиля. В Танжере он договорился с другой радиовещательной компанией, что возьмет в аренду передатчик и антенны и будет выходить в эфир по ее лицензии. После разрешения этого вопроса Полу понадобилось сделать следующий шаг - найти директора станции "самого лучшего, если возможно". И он понял, что эта должность прекрасно подойдет его отцу, ветерану-миссионеру, который в то время преподавал в Западном канадском Библейском институте. Но, позвонив отцу, он узнал, что как раз за три дня до звонка тот принял предложение занять пост директора школы. Пол был в полной растерянности. "Я не знал, как поступить. Я не мог предложить ему ничего, что хотя бы отдаленно напоминало финансовое обеспечение или престиж должности в этой чудесной школе". Тем не менее через несколько дней отец позвонил Полу и сказал, что согласен приехать к нему.

Хотя Пол молился, чтобы отец принял подобное решение, чувство благодарности к отцу за его жертву переполняло его: "Тогда отцу исполнился уже шестьдесят один год, он был ветераном-миссионером, завершившим важную и всеобъемлющую миссию на Среднем Востоке. Бог призвал, благословил его и радовался его успехам. Теперь он вернулся в Америку, и ему была предоставлена честь называться директором Библейской школы. Он получил эту должность по праву, она явилась достойным завершением его кипучей, напряженной жизни миссионера. Но он это бросил, начал все с нуля, чтобы помочь мне в новом предприятии".

В январе 1954 г. Ральф и Милдред Фрид, родители Пола, отплыли в Танжер. Тем самым они открыли второй этап своей миссионерской карьеры, на этот раз без всякой поддержки со стороны Христианско-миссионерского союза, отправляясь только по вере в Бога и в способности сына найти деньги. Купив у военных списанный передатчик мощностью 2500 ватт, очень скоро Ральф организовал вещание ТМР; но в Соединенных Штатах заметного прогресса не отмечалось. Пол ездил на перекладных по всей стране, рассказывая о радиомиссии везде, где его слушали, но деньги поступали медленно. Росла груда неоплаченных счетов, создавая невыносимую обстановку для Ральфа и Милдред. "Положение стало таким критическим, - говорил Пол, - что отец взял инициативу в свои руки. Однажды утром, всего через три месяца после того, как мама с папой отплыли в Танжер, мне в Штаты пришла телеграмма' "Пол, если мы не получим какого-то реального вдохновления, какой-то реальной помощи на этой неделе, я уже договорился сдать весь этот радиобизнес и вернуться домой"".

Это был удар Если даже его родители уедут в такой напряженный момент, ему придется расстаться со своей затеей. Без них это решающее наступление обречено на провал. Тогда в субботу, в конце той недели, когда от отца пришла телеграмма, к Полу пришел пастор, знавший его мать и отца. Пастор поделился новостью, что его церковь решила взять на себя поддержку его родителей. Это была чудесная новость, и она пришла как раз вовремя, чтобы предотвратить развал новорожденного ТМР.

То предложение о помощи было поворотным моментом для ТМР. Стало поступать больше денег как от частных лиц, так и от церквей. Интерес к новой миссии возрастал и в Соединенных Штатах, и в Европе. В 1959 г., через пять лет вещания, штат в Танжере вырос от двух до двадцати пяти работников, и "Голос Танжера" был слышен по всей Европе, в Северной Африке, на Среднем Востоке и в странах за "же-лезным занавесом". Но в это самое время назревал другой кризис - политический. Марокко стало независимым государством, и правительство объявило, что все радиостанции страны к концу 1959 г. будут национализированы. "Новость показалась нам чернее ночи, - вспоминал позднее Пол, - отец прочитал предупреждение правительства в среду во время дневной молитвы. Это был страшный удар".

Но какими бы сокрушительными ни были известия, у Фридов оставалась возможность выбора. В 1957 г они посетили Монако с целью определить возможность будущего перемещения станции в Монте-Карло. Хотя цены там были намного выше, но существовали определенные преимущества пребывания на европейском континенте и, кроме того, возможность намного увеличить вещательную мощность. Поэтому весной 1959 г. Пол с отцом начали серьезные переговоры с чиновниками в Монте-Карло, и в I960 г., через девять месяцев перерыва в радиовещании, ТМР опять заработало - на этот раз с мощностью в 10 000 ватт.

Переезд из Танжера в Монте-Карло, однако, происходил непросто. Постоянная нехватка денег легла тяжким бременем на плечи Фридов, лишь постепенно увеличивавших первоначальные 10 000 долларов годового бюджета. Но новые обстоятельства и передатчик требовали огромных денег, включая первый взнос в полмиллиона, который следовало внести в виде шести проплат по 83 000 долларов в течение первого года - подвиг, по мнению Пола, требующий никак не меньше шести чудес подряд; что, в сущности, именно так и произошло.

Чек по первому взносу, который следовало оплатить немедленно, был неожиданно подписан группой норвежских бизнесменов. Второй взнос, по словам Пола, "казался еще более невозможным, чем первоначальная оплата". В день последнего срока уплаты долга миссии не хватало 13 000 долларов. В то утро в офис пришел чек на 5000 долларов и ничего больше. Пол ушел в банк, не понимая, где он найдет недостающие 8000 долларов, дрожа при мысли о том, какой штраф будет наложен за просрочку платежа. Не доходя до банка он встретил своего рабочего, который как раз нес почтовое отправление для радиостанции. В нем было 5000 долларов. Все еще не хватало 3000, и Пол пошел в офис президента банка; сидя там, он пытался сообразить, как оплатить свой долг, когда в адрес банка пришла телеграмма, перечислявшая на счет радиостанции ровно три недостающие тысячи долларов.

Третий взнос можно считать еще одним чудом. Опять в день последнего срока не хватало денег, но на этот раз всего 1500 долларов. Вскрыли всю почту, но там денег не оказалось. Большая часть денег была пожертвована верующими из Германии, а последний курс валют на мировом рынке показал, что немецкая марка неожиданно подорожала, как раз и добавив недостающие 1500 долларов по сравнению с предыдущим днем, когда курс марки был ниже. Последние сроки для оставшихся трех проплат тоже были напряженными днями, но в каждом случае сотрудники ТМР сумели заплатить свой долг без начисления пени.

В октябре 1960 г., через год с небольшим после подписания контракта с чиновниками в Монако, ТМР в Монте-Карло вышло в эфир. Только в первый год пришло около восемнадцати тысяч писем от слушателей, и многие просили духовного совета. Другие присылали финансовую помощь, и к 1965 г. половина поддержки ТМР исходила от самих европейцев.

Радиовещание на Европу через район Средиземного моря потребовало программ на двадцати четырех различных языках. Это, конечно, не значило, что специалисты по этим языкам были штатными работниками радиостанции в Монте-Карло. Для большего разнообразия своих передач ТМР делала программы в той стране, для которой она выходила в эфир, поэтому различные христианские лидеры имели возможность представить Евангелие собственному народу.

Для того чтобы такие программы составлялись грамотно, нужны были компетентные директора в каждой стране, и ТМР удачно подбирала таких людей, как Хорст Маркардт (Horst Marquardt), руководивший немецким филиалом радиостанции. Сразу после окончания Второй мировой войны Маркардт оказался в Восточной Германии под контролем Советов. Страстный сторонник марксистского учения, он вступил в коммунистическую партию, а позже стал работать на Восточно-Берлинской радиостанции, где вел коммунистическую пропаганду и молодежные программы. Через некоторое время он почувствовал разочарование в идеях коммунизма, начал изучать Библию и обратился. В 1960 г., познакомившись с Ральфом Фридом, он поступил на ТМР, возглавив немецкий филиал.

Преданные и талантливые работники ТМР, финансовые чудеса и сотни писем, потоками устремлявшихся в штаб каждый месяц, несли успех Полу Фриду и радиостанции, где он работал с таким вдохновением. Однако постоянное физическое и умственное напряжение сказались на состоянии его здоровья. В 1961 г. в возрасте сорока двух лет (после соревнования по теннису, которое он завершил из-за темноты, когда третий сет был сыгран вничью после двадцати двух геймов) он слег с сердечным приступом. Целый месяц он пролежал на больничной койке, но даже в больнице строил планы по расширению работы ТМР.

В 1962 г., отдохнув несколько месяцев, Пол посетил Пуэрто-Рико, чтобы исследовать возможность установки еще одной станции в Карибском бассейне. Эксперты в Европе советовали ему построить дополнительную станцию, предпочтительно на Карибах, если ТМР планирует охватить отдаленные регионы качественным звучанием. В Пуэрто-Рико Пол обнаружил, что правительственные распоряжения ограничивали радиовещание до двух частот за раз. Такое ограничение для международного радио, по его словам, было сравнимо с "гонками по пересеченной местности с привязанными к кресту руками и ногами".

После поездки в Пуэрто-Рико Пол обратился к голландским официальным лицам по поводу строительства радиостанции на нидерландских антильских островах. Чиновники с таким энтузиазмом восприняли проект Пола, что Пол опять посетил Карибский бассейн и через две недели после прибытия ему выдали разрешение на установку супермощной станции на 500 000 ватт. "Никогда раньше в истории радиовещания, - писал Пол, - группе частных лиц какого бы то ни было ранга не выдавали подобных разрешений. Это дало нам возможность охватить вещанием сотни тысяч людей в глубинных районах многих стран, тысяч людей, никогда бы иначе не услышавших благовестия".

Местом расположения новой станции был выбран Бонайре, остров в 112 квадратных миль на коралловых скалах. По словам Пола, это было идеальное место: "...мы нашли лучшее в техническом отношении место в мире - Бонайре - это преимущественно соляная равнина с соленой водой со всех сторон, обеспечивающая немыслимую проводимость, поскольку мокрая соль является самым лучшим проводником после металла". Другим положительным фактором для размещения станции на Бонайре явился дружественный прием, оказанный чиновниками, предоставившими ТМР ценные участки земли и согласившимися проложить дороги и установить телефонные линии к радиостанции бесплатно. К лету 1964 г. большая часть строительных работ завершилась, и ТМР начало транслировать свои передачи для западного полушария.

В последующие годы на Бонайре были установлены для всемирного служения ТМР еще четыре радиостанции, и штат работников-миссионеров увеличился более чем до четырехсот человек. Первоначальное желание Пола достичь Испании превратилось в стремление охватить весь мир.

Для любой радиостанции выпускаемая программа является ее плотью и кровью. Антенны самой высокой мощности помогут мало, если передачи будут неинтересными. Задача составления эффективных программ очень важна, особенно для миссионерских организаций типа Корпорации всемирного миссионерского радио, Дальневосточной радиовещательной компании и "Трансмирового радио", которые вели свои передачи на десятках языков. По этой причине многие подобного рода миссионерские организации в огромной степени зависят от отдельных личностей и других миссионерских организаций в плане помощи по составлению передач. Одним из таких людей был Питер Дейнека (Peter Deyneka), а подобной миссией стало Славянское евангельское общество. Хотя общество не имело собственной радиостанции, СЕО рассматривало радиослужение как важнейший способ благовестия и составляло христианские программы для эфира, вещая с различных радиостанций по всему миру. Питер Дейнека, основатель этой миссии, видел радио основным помощником в исполнении задачи охвата собственного народа за "железным занавесом".

Шестнадцатилетний Питер Дейнека был совсем один, когда весной 1914г. сошел с поезда в Чикаго, Соединенные Штаты, решив начать в Америке новую жизнь. Как многие русские юноши, он эмигрировал в другой мир по одной причине - заработать достаточно денег, чтобы вызволить свою семью из тисков нищеты. Итак, его первой задачей стали поиски работы.

Хотя Питер относился с уважением к царю и Русской православной церкви, в Чикаго он встретил русских соотечественников, осуждавших царскую политику по земельному вопросу и избравших своей философией атеизм. Питер начал посещать собрания Интернационала, вдохновляемого коммунистами, и вскоре тоже стал атеистом. Но потом он встретился с евангельскими христианами, сначала на улице, а затем во время проведения кампании Билли Санди (Billy Sunday) и, наконец, в Мемориальной церкви Мооди, где обратился под влиянием богослужения Пола Рейдера.

После обращения Питер стал активистом Мемориальной церкви Мооди, а затем поступил в Библейский институт святого Павла для подготовки к христианскому служению, все это время на практике развивая свой дар благовестника. По окончании обучения Питер работал среди русских и европейских эмигрантов в Дакоте и Монтане, хотя и стремился вернуться в Россию, чтобы помогать своей семье. После революции в России с 1918 по 1922 г. Питер не получал от родных никаких писем, но много слышал о страшном голоде, опустошавшем и города, и села России. Когда он вернулся в Чикаго для работы с Полом Рейдером, пришло первое известие об оставшейся на родине семье. Три его брата и две сестры умерли от голода и болезней. Новость казалась невыносимой, и Питера снедало стремление добраться до оставшихся членов семьи, неся им Евангелие, пока не поздно. Он делился своей верой в письмах, посылая христианские брошюры, мечтая все же повидать их. В 1925 г. такая возможность представилась благодаря финансовой поддержке друзей.

Встреча Питера с родными в маленькой деревне, где он родился и вырос, была и печальной, и радостной. Его мать рассказала со слезами на глазах, что отец умер всего лишь за месяц с небольшим до его приезда, до самого конца надеясь повидать своего сына. Эта новость только усилила желание Питера привести мать и брата к спасительной вере в Христа, но они были слишком обеспокоены происшедшей в нем переменой и стыдились его стремления делиться благовестием с соседями и всеми остальными, кто желал слушать.

Следующие несколько месяцев на родине Питер проповедовал русским, с жадностью внимавшим Слову Божьему. Однажды, когда он закончил двухчасовую проповедь, люди посетовали, что они пришли издалека и что встреча была слишком короткой. Везде, где бы он ни находился, люди просили Библию, предлагая взамен пшеницу, а иногда и рогатый скот в обмен на Слово Божье. Питера потрясла глубина духовного голода этих людей. Вернувшись в Соединенные Штаты с русским проповедником, он вместе с ним ходил по церквам, собирая деньги на Библии для России.

В то самое время, когда Питер в Соединенных Штатах представлял нужды российского народа, у него на родине Евангелие прокладывало широкий путь. Как он позже заметил, "чудесный прогресс Евангелия на моей родине за период с 1924 по 1930 г. поднялся до высот национальной евангельской Реформации. Все классы российского общества, включая священников - все национальности, племена и профессии, - оказались охвачены волной пробуждения. Это был ответ на молитвы - настоящее чудо, происшедшее в то время, когда официальной политикой государства после революции стал воинствующий атеизм". Но политическая атмосфера в России резко менялась, поэтому в 1930 г. Питер воспользовался последней возможностью свободного въезда и свободной проповеди собственному народу.

Вернувшись в Соединенные Штаты, Питер возобновил сотрудничество с Полом Рейдером, на этот раз став секретарем русского отдела во Всемирном, христианском агентстве Рейдера, занимавшемся организацией Библейских курсов для евангелизации населения. Это был важный период в жизни Питера. Уверенность Рейдера в успехе радиослужения заразила и Питера точно так же, как за несколько лет до этого передалась Кларенсу Джоунсу. Работая во ВХАР, Питер видел необходимость создания организации, нацеленной именно на проповедь Евангелия странам за "железным занавесом".

В 1933 г. Питера, чья озабоченность судьбой Восточной Европы была уже хорошо известна, пригласили в турне евангельские лидеры тех стран. После возвращения из второй поездки по Европе в 1934 г. он с группой единомышленников организовал Славянское евангельское общество. Так началось их всемирное служение славянским народам не только в Восточной Европе, но и в таких странах, как Аргентина и Уругвай, куда эмигрировало большое количество людей из Восточной Европы. Политические барьеры, не позволявшие большей части славян свободно слышать Евангелие, скоро превратили радио в главное средство для проповеди Слова Божьего. Усилия Питера были вознаграждены, когда в эфир вышло первое радиосообщение на коротких волнах для российского народа из ВБИХ в Кито, Эквадор, в 1941 г. Сам Кларенс Джоунс организовал тот исторический выпуск, и с тех пор Славянское евангельское общество было неразрывным образом связано с радио. В 1953 г. старшая дочь Питера, Руфь, вместе со своим мужем присоединилась к работе ВБИХ.

По мере роста СЕО росло и его служение на радио, и скоро после открытия Полом Фридом радиостанции на Танжере Питер начал готовить там программы, идущие на славянские страны. Передачи Питера выходили также в эфире Дальневосточной радиовещательной компании и других христианских радиостанций. К 1960 г. около шестисот передач СЕО в месяц вещали только на Россию, включая "Библейский институт в эфире" (позже - "Семинария в эфире"), который помог восполнить отсутствие в этой стране библейских школ.

Хотя Питер Дейнека и СЕО вели разностороннюю деятельность, одним из наиболее плодотворных аспектов ее стало именно радиослужение. Когда Питер, наконец, получил возможность поехать в Россию, он встретился с сотнями людей, которые желали поблагодарить его за замечательные программы. Один проповедник из мирян просил прощения за то, что

использовал его проповеди как конспекты для своих встреч, потому что у него не было другого источника по толкованию Библии. Другой молодой русский человек по имени Борис, специальностью которого являлся ремонт радиоприемников, не был знаком с христианами и не слышал о Евангелии, пока не поймал волну СЕО во время ремонта радио. Он начал регулярно слушать передачи и был обращен; а сегодня, через три года обучения на курсах "Семинарии в эфире", стал проповедником.

К 1980 г. под руководством Питера Дейнеки-младшего более пятидесяти русских радиомиссионеров проповедовали Евангелие с девяти радиостанций, стремясь быть услышанными советскими людьми. Эти люди, не имея Библий, пособий по изучению Библии и не общаясь с евангельскими священниками, могли включать сорок миллионов имеющихся в стране коротковолновых радиоприемников. Никто никогда не узнает, сколько людей слушали тайком эти радиопередачи, но возможность слушать Евангелие предоставлялось всем, кто этого хотел.

Радио было важным средством в деле всемирного благовестия, но у него имелись определенные ограничения. Во-первых, радио не доходило до отдаленных племен, язык которых никогда не изучался христианами, и, даже если язык был известен, организация радиопередач обошлась бы очень дорого для малочисленных и изолированных племен. Какое же средство следовало использовать, чтобы войти в сердца и души этих людей? Переводчики Библии и миссионеры-проповедники, хотя их было относительно немного, сделали все, что могли; но изучение языка - это медленный и трудный процесс, а после его изучения требовались годы для работы над письменной его формой и для обучения чтению людей этого племени. Так как же могут самые забытые племена на земле услышать Евангелие? Очень трудно представить, что такую задачу возможно разрешить одним махом. Джой Риддерхоф, которая воплотила в жизнь эту, казалось бы, неосуществимую мечту, тоже шла к этому постепенно. Сначала идея использовать звукозапись для евангелизации возникла у нее лишь в отношении одного маленького племени в Гондурасе - а не всего мира.

Это было в начале 1930-х, когда Джой отправилась из Соединенных Штатов в Гондурас одинокой миссионеркой от организации "Миссия друзей". Она страдала от одиночества, потому что оказалась единственной миссионеркой в отдаленной деревушке в горах, но ее служение временами приносило радостные плоды. Когда она приходила с евангельской вестью в разбросанные горные поселения, то там, то тут люди отвечали и обращались к Христу. Но тяготы служения и тропический климат основательно подорвали ее здоровье, и через шесть лет миссионерского служения она вернулась в Лос-Анджелес, сильно ослабленная малярией.

Когда Джой долгие месяцы медленно выздоравливала в своей спальне на чердаке, она думала о тех людях, которых оставила в Гондурасе, пытаясь представить, как им трудно преуспеть в своей христианской вере без назидательной и вдохновляющей миссионерской помощи. "Если бы я могла оставить им свой голос", - думала она снова и снова. Затем она вспомнила шумные бары в Гондурасе и те музыкальные записи, что вечно в них звучали. Казалось, в Гондурасе все любили музыку. Это и был ответ. Она пошлет в Гондурас свой голос, записав Евангелие на фоне тихо и нежно звучавшей музыки. Слово Божье придет к людям через музыку и сказанное слово.

Сначала идея Джой о записи Евангелия казалась далекой мечтой, но она стала молиться о такой возможности и делиться этой мечтой с друзьями. В 1939 г. была сделана ее первая запись "Добрая весть" ("Buenas Neuvas") на три с половиной минуты. Во время болезни и в период выздоровления Джой научилась играть на гитаре, и музыка стала неотъемлемой частью первой записи. Вскоре, однако, она осознала необходимость привлечения к звукозаписи носителя языка, с тем чтобы с его помощью озвучивать заранее подготовленное сообщение и музыку.

Новость о записях Джой распространялась все дальше, и миссионеры в других частях Латинской Америки начали просить эти записи, в связи с чем работа стала шириться. Энн Шервуд (Ann Sherwood), подруга Джой по колледжу, присоединилась к ее служению; и когда спальня на чердаке оказалась слишком тесной, девушки перебрались в более просторное помещение - бывшую конюшню с грязным полом, которую Джой и ее друзья переделали полностью. По мере роста заказов на записи увеличивалось количество добровольцев; один из них, Герман Дик (Herman Dyk), опытный электронщик, приехал из Монтаны без приглашения и без предупреждения, чтобы посвятить новой работе все свое время.

Первые сообщения, сделанные Джой, записывались в Лос-Анджелесе. В студию звукозаписи приходили китайцы, мексиканцы и представители различных индейских групп, чтобы прочесть подготовленные тексты на родном языке, но Джой понимала, что служение будет ограниченным, если работать только в Лос-Анджелесе. Было принято решение самим ехать к людям - решение, означавшее поворотный момент в истории "Евангельской звукозаписи" (вначале, в 1941 г., зарегистрированной как "Испанская звукозапись"). Джой и Энн совершили первую пробную поездку в 1944 г., проведя десять месяцев в Мексике и Центральной Америке, путешествуя в многоместном автомобиле, который им подарили именно для этой цели. Поездка оказалась плодотворной, и им удалось сделать записи на тридцати пяти новых языках и диалектах.

В следующий раз Джой и Энн посетили Аляску в 1947 г. для записи послания на индейских и эскимосском языках. Как и в Латинской Америке, их работа оказалась очень трудоемкой. Они добирались до отдаленных племен и искали там говорящего на двух языках человека, который бы захотел зачитать на ленту подготовленное сообщение. Но месяцы трудов не прошли впустую - Джой и Энн вернулись в Лос-Анджелес с записями Евангелия более чем на двадцати языках.

Когда они были на Аляске, им рассказали о настоятельной потребности в таких записях на Филиппинах, и поэтому именно Филиппины стали их следующим пунктом назначения. Хотя Джой и Энн провели на Филиппинах менее года, они сумели записать девяносто два языка и диалекта, в основном полагаясь на помощь миссионеров-резидентов. Иногда работа заключалась просто в том, чтобы найти миссионера и двуязычного туземца и затем с их помощью записать приготовленное сообщение, но бывали и намного более сложные случаи. Иногда они забредали далеко в глубинку, записывая языки, совершенно неизвестные миссионерам. Например, чтобы записать язык палаванских негрито [Коренное население острова Палаван на западе Филиппинского архипелага. - Примеч. пер.], им пришлось воспользоваться услугами трех человек. Миссис Маггей, филиппинка, понимавшая английский и свободно владевшая языком ибанаги [Ибанаги, или кагаян, - народ на севере острова Лусон на Филиппинах. - Примеч. пер.], медленно читала сообщение на языке ибанаги человеку этой народности, который понимал, но не говорил на языке палаванских негрито, и он, в свою очередь, передавал сообщение на своем языке человеку, для которого негрито был родным и который хорошо понимал ибанаги, чтобы повторить сообщение на ленту на палаванском негрито, и этот сложный процесс занимал долгие часы. Затем эта лента склеивалась сто пятьдесят раз для редактирования, и сообщение зазвучало на языке, на котором никто раньше не слышал евангельской вести.

Сообщение было простое, но, по словам Филиса Томпсона (Phyllis Thompson), в нем говорилось о главных евангельских догмах: о Сыне Небесного Вождя, Который пришел на землю, чтобы умереть на дереве, сколоченном в виде креста, и таким образом понести на Себе грехи всех людей земли, чтобы спасти их от злого жития внизу, в месте огня. Оно говорило о том, что если человек верил в Несу (Yesu), Сына Небесного Вождя, то он сам становился дитем Небесного Вождя, и когда за ним приходила смерть, он переселялся в деревню наверху, где процветала чудесная и счастливая жизнь. В нем говорилось о Святом Духе... Который поселялся в сердце человека, уверовавшего в Иесу". Хотя записанное сообщение ограничивалось временными и культурными рамками, Джой искренне верила, что оно могло изменить жизнь людей.

К 1950 г. Джой и ее коллеги записали на пленку триста пятьдесят языков и диалектов, и служение звукозаписи быстро набирало обороты. Но появились проблемы - в частности, в отношении использования записей в отдаленных районах джунглей. Граммофоны были вполне доступным средством, и "Евангельская звукозапись" их распространяла, но они оказывались хрупкими и постоянно ломались. Очень часто пластинки лежали без дела, потому что "говорящие ящики" отказывались говорить. Джой обратилась к своим коллегам и сторонникам с просьбой "молиться, пока Бог не поможет... изобрести ручной граммофон - дешевый и безмоторный, с которым легко мог бы справиться любой и у которого бы не было механических частей, нуждающихся в починке и наладке".

Хотя ответ на молитвы Джой пришел не сразу, слово об этой нужде распространилось повсюду, и после экспериментов с разными граммофонами был разработан проигрыватель с долгим заводом, сделанный из твердого картона, а позже стали использоваться маленькие кассетные проигрыватели. Наиболее современный из всех новшеств - это "Grip", работающий без батареек.

В начале 1950-х Джой и Энн, на этот раз в сопровождении Санны Бар-лоу (Sanna Barlow), отправились в четвертую поездку в Австралию, Индонезию, Новую Гвинею и другие острова в Тихом океане. В Австралии они познакомились с Дж. Стюартом Миллом (J. Stuart Mill), который с таким энтузиазмом отнесся к их работе, что присоединился к этой компании и организовал в своей стране филиал "Евангельской звукозаписи". После посещения племен и записи сообщений в южной части Тихого океана Джой и двое ее коллег проследовали в Азию и Африку и после пяти лет трудных путешествий вернулись в Лос-Анджелес через Лондон, где также организовали еще один филиал "Евангельской звукозаписи". Приехав в Лос-Анджелес, они осмотрели новый штаб, организованный за время их отсутствия. Пока они отсутствовали, работа не останавливалась ни на один день, и к 1955 г. более миллиона записей были отосланы более чем в сто различных стран.

Но сухое перечисление цифр мало расскажет о результатах работы Джой. Служение "Евангельской звукозаписи" привело к спасению отдельных людей и целых племен по всему миру. В Мексике человек обратился, прослушав подобную запись, а затем, в свою очередь, привел десятки людей к Христу. Повсюду в мире были достигнуты замечательные успехи, что подтверждает рассказ Филиса Томпсона: "Около трехсот человек в одном районе Индии обратились, в основном благодаря граммофонному благовестию. Миссионеры, посетившие Анголу, рассказывали о встречах с людьми, которые пришли к Господу после прослушивания записей. Неграмотный бразильский христианин взял звукозапись евангельской вести и пошел туда, где до него не было ни одного миссионера. Там он привел к спасению пять душ. Один человек на Филиппинах шел двенадцать часов пешком, чтобы больше узнать о Господе Иисусе, о котором он слышал из "большого говорящего ящика". Люди в племенах сидели целыми ночами, слушая пластинки, звучащие на их родном языке. День за днем шли письма, в которых просили все больше и больше записей, потому что "они достигают тех, которые иначе никогда бы Евангелия не услышали".

Сегодня, через сорок лет беспрерывного и плодотворного служения с "Евангельской звукозаписью", Джой больше не являлется директором, но работает в штате организации и активно представляет миссию. В миссии работают пятьдесят новых членов и огромное число добровольцев, а евангельская весть имеется в записи для дальнейшего распространения почти на четырех тысячах языков и диалектов.

Плыть семнадцать дней в выдолбленном каноэ, осаждаемом тучами москитов, переправляться через бурные реки, окруженные густой растительностью, в которой полно ядовитых змей. Так путешествовал в джунглях миссионер, профессионально подготовленный проповедник XX в., продвижение которого страшно тормозил медленный и примитивный транспорт или полное его отсутствие. Неудивительно, что появление летательных аппаратов в помощь миссионерам рассматривалось как Божий дар теми, чью жизнь авиация изменила.

До Второй мировой войны ряд миссий располагал своими самолетами, а их пилоты имели разную степень опыта, и каждый мог рассказать свою историю о том, как он пришел в миссионерскую авиацию. Одна из них - о жизни Уолтера Херрона (Walter Herron), австралийского миссионера, который отправился в 1933 г. к индейцам в Боливию. В 1938 г. он женился, но счастье длилось недолго. На следующий год жена умерла при родах их первенца, Роберта, который едва выжил в пятидневном походе по джунглям. Именно во время того путешествия Херрон заметил пролетевший над ними самолет, единственный в Боливии, и в тот момент ему пришла в голову мысль, что такой вид транспорта мог бы спасти жизнь жены.

Херрон вернулся в Австралию с надеждой развить авиационное служение в помощь миссионерам Боливии, но скоро после начала учебных полетов ему сказали, что летчика из него никогда не выйдет. Последний удар Уолтер получил, когда миссионерский Совет категорически отверг его предложение об организации авиационного служения. Но не так-то просто было Херрону отказаться от своей мечты. Он отправился в Соединенные Штаты, где продолжил занятия по изучению летного дела и купил собственный самолет. Затем в 1941 г. он вернулся в Боливию, полный решимости начать авиационное служение, имея за спиной всего лишь пятьдесят один час учебных полетов.

Более двух десятков лет Херрон продолжал работу в миссионерской авиации, а в 1961 г. к нему присоединился его сын, Роберт. Но в 1964 г. произошла трагедия. Во время самого обычного полета самолет Херрона разбился над Боливией, а он и три его пассажира погибли.

Первые годы работы Херрона в авиации можно назвать исключением из правил. Большая часть миссионеров не имела возможности воспользоваться услугами, подобными тем, что предоставлял Херрон. И только после окончания Второй мировой войны миссионерская авиация стала не побочной, а самостоятельной специализацией. Высокая стоимость приобретения самолета и опыт, необходимый для полетов над пересеченной местностью, убедил многих миссионерских руководителей, что воздушный транспорт - это область, требующая высококлассных специалистов, которые могли бы обслуживать большое количество миссионеров сразу.

Именно такая нужда привела к образованию в Калифорнии в 1944 г. первой миссионерской авиационной службы, "Миссионерского братства христианских пилотов", позже переименованного в "Миссионерское авиационное братство". Отдельная, но близко родственная авиационная программа стала работать в Великобритании, а несколько лет спустя образовалось австрийское МАБ. Эти организации во главе с христианами-пилотами, отслужившими в армии, были призваны нести последние достижения техники и мастерство обучения в миссионерскую авиацию. К 1950-м гг. МАБ получило признание организации, неотделимой от общего миссионерского служения. Сегодня МАБ имеет двенадцать национальных отделений, расположенных в различных районах мира. Сто двадцать самолетов набирают ежегодно тридцать миллионов место-миль, обслуживая десятки миссионерских организаций в двадцати двух странах.

Какую бы важную роль ни играло МАБ для миссионеров, но его работники довольно рано поняли то, что оно просто не в состоянии удовлетворить высокие требования, предъявляемые к его служению. Поэтому были образованы новые организации, самой большой и географически разветвленной из них являлась АДРС (Авиация джунглей и радиослужба), филиал Библейских переводчиков Уиклифа и Летнего института лингвистики. Этому примеру последовали многие миссионерские организации, и сегодня Миссия новых племен, Суданская внутренняя миссия, Африканская внутренняя миссия и другие имеют собственную авиационную службу. На сцену вышли различные деноминации. Адвентисты седьмого дня, много лет отвергавшие широкое использование самолетов, сегодня имеют большой и хорошо оснащенный воздушный флот с более чем сотней самолетов, обслуживающих миссионеров во всем мире. Всего имеется около пятидесяти миссионерских обществ, работающих по собственным авиационным программам.

С самого начала миссионерская авиационная стратегия заключалась в использовании на недалекие расстояния легких самолетов, способных садиться на короткой полосе или на воде. Некоторые миссионерские советы пытались расширить сферу служения своей авиации до международных полетов для перевозки миссионеров в миссии и обратно, но быстро поняли, что никогда не смогут конкурировать с коммерческими авиалиниями в плане безопасности и стоимости полетов. Сегодня, несмотря на то что стоимость и эксплуатация вертолетов обходятся миссионерским советам дороже, именно вертолеты в большей степени используются в отдаленных районах, экономя месяцы работ и деньги на строительство взлетно-посадочной полосы.

Кроме МАБ и авиационных служб миссионерских организаций различных деноминаций, миссионерскую авиацию представляет множество независимых миссионеров-пилотов, которых часто называют "священниками" и чье служение зависит от собственного воздушного маршрута. Такой тип служения особенно подходит для регионов Арктики, где воздушные путешествия заменили миссионерам поездки на собачьих упряжках. Независимые миссионеры, как и те, кто служил под эгидой обществ, подобных Арктическим миссиям и евангелизационной кампании "Евангелие - эскимосам", значительно расширили географию своего служения, используя миссионерские самолеты.

Не будет преувеличением сказать, что миссионерская авиация революционизировала христианские миссии за несколько последних десятилетий. Недели и месяцы трудных путешествий стали явлением прошлого, и теперь миссионеры в отдаленных поселениях не дожидаются месяцами столь необходимой им медицинской помощи, свежих продуктов и почты. Сегодня только один пилот МАБ за шесть недель пролетает такое расстояние, какое прошел Дейвид Ливингстон за всю жизнь в своих исследованиях Африки, но с намного меньшим риском и напряжением для здоровья и без ущерба для семьи. Сорок лет назад немногие миссионерские руководители представляли, какие территории может охватить миссионерская авиация, покоряя просторы мира и неся людям евангельский свет.

Забавно, но самую мужскую миссионерскую специальность впервые освоила женщина. Хотя Бетти Грин (Betty Greene) отрицает тот факт, что МАБ основала именно она, эта женщина выполнила большую часть работы по созданию этой организации, запустив в действие идею миссионерской авиации как специализированной службы. Более того, она была первым штатным работником и первым пилотом в только что созданной организации. И хотя существовали определенные препятствия, связанные с тем, что она является представительницей слабого пола, ее квалификация и мастерство пилота никогда не подвергались сомнению. В первые месяцы Второй мировой войны она служила в военной авиации, вылетая на перехват самолетов противника, обнаруженных радарными установками. Позже ее назначили в группу по разработке и испытанию исследовательских проектов, что включало полеты на бомбардировщике Б-17 для практической проверки работы оборудования на большой высоте. Но военная служба не являлась целью для Бетти, и еще до окончания войны она начала закладывать фундамент для будущего пожизненного служения пилотом-миссионером.

Интерес к полетам у Бетти возник еще в детстве, и в возрасте шестнадцати лет она решила научиться летать. Будучи студенткой Вашингтонского университета, она поступила на курсы по подготовке гражданских пилотов, стремясь однажды осуществить свою мечту и стать летчиком-миссионером, но помешала Вторая мировая война. Она вступила в организацию ОПЖВВС - Обслуживающие пилоты женских военно-воздушных сил, - желая приобрести опыт, который в дальнейшем помог бы ей в ее миссионерской деятельности. Еще находясь на военной службе, она нашла время написать статью, опубликованную в журнале "Inter-Varsity HIS", о нуждах миссионерской авиации и о собственных планах в этом направлении. Статью заметил Джим Тракстон (Jim Trux-ton), летчик военно-морского флота, который обсудил идею Бетти с двумя товарищами-летчиками. Он написал Бетти и пригласил ее объединить усилия для работы по организации миссионерской авиации.

Решению Бетти присоединиться к Джиму способствовали новости о том, что организацию ОПЖВВС распускали. Закончив службу, она направилась в Лос-Анджелес, где учредила штаб только что образованного Миссионерского братства христианских пилотов (позже - МАБ). Помещение под офис подарил ей Досон Тротман (Daw-son Trotman), основатель общества Навигаторов. В 1945 г., вскоре после организации МАБ, поступила срочная просьба о помощи. Бетти оказалась единственной, кто мог это сделать: "Нас просили Библейские переводчики Уиклифа в Мексике помочь выполнению лагерной программы в джунглях, - вспоминала Бетти, - и в 1945 г. я отправилась посмотреть, в чем дело. Мы купили самолет в начале 1946 г. и платили за него по частям из сбережений одного из военных пилотов МАБ. Это был самолет с закрытой кабиной, "Waco", с двигателем в 220 лошадиных сил. Я полетела на нем в Мексику в феврале 1946 г., потому что мужчины все еще были связаны воинской службой".

Через несколько месяцев службы в Мексике Камерон Таунсенд, основатель Уиклифа, попросил Бетти помочь в Перу. Она согласилась лететь, а Джордж Уиггинс (George Wiggins), пилот военно-морского флота, должен был сменить ее на посту. Тогда-то едва оперившееся МАБ получило первый удар. Когда Бетти "проверяла" Джорджа на предмет его нового назначения, они потерпели аварию, сильно ударившись о маленькое здание у посадочной полосы. Никто не пострадал, но самолет был настолько поврежден, что из Штатов для его ремонта вызвали Нейта Сейнта, очень опытного механика. Бетти отправилась в Перу для оказания помощи и там летала на списанном военном биплане типа амфибии "Grumman Duck", который приобрел Уиклиф. Она должна была доставлять миссионеров и продовольствие для них в глубинку, каждый раз преодолевая огромные вершины Анд. Она стала первой женщиной, летавшей над Андами.

Через год полетов в Перу она вернулась в Соединенные Штаты, где опять работала в офисе МАБ. Ее следующим назначением была Нигерия, где она летала почти два года, помогая миссионерам на различных территориях: от густых нигерийских джунглей до огромных пространств пустыни Сахары. Затем Бетти провела некоторое время в Лос-Анджелесе, где занялась весьма необходимой работой по организации связей с общественностью, мечтая организовать базу на родине. Через три года Бетти опять отправилась на задание, с радостью приняв приглашение Суданской внутренней миссии помочь им в Восточной Африке. Здесь она работала на базе в Верхнем Ниле, где служила миссионерам Судана, Эфиопии, Уганды, Кении и Конго

В 1960 г. Бетти отправилась в последнюю зарубежную командировку, на этот раз в Западный Ириан. Это назначение оказалось трудным, поскольку включало не только опасные полеты, но и долгие и мучительные переходы по джунглям. Чтобы получить возможность принимать самолеты, каждая миссионерская станция должна была построить собственную взлетно-посадочную полосу. Прежде чем лететь на самолете, опытный пилот должен был пройти пешком до миссионерской базы, чтобы самому проверить эту полосу. Большую часть предыдущих заданий Бетти выполняла в воздухе и очень скоро поняла, что физически не идет ни в какое сравнение со своей спутницей, крепкой и здоровой Леоной Сентджон (Leona St John), или же с носильщиками племени тот, привыкшими к каждодневным тропическим бурям, раскачивающимся мостам из лозы и скользким и глинистым берегам "Я не представляла, насколько это может быть трудно, - вспоминает она, - думаю, носильщики вполне осознавали, куда нужно идти, но я большую часть пути сомневалась, что дорога вообще существует То место, куда мы направлялись, предположительно находилось в тридцати милях, но по карте это была прямая линия, а наш путь лежал в основном вниз и вверх" Физическая усталость быстро забылась, когда две миссионерки и носильщики поняли, что нечаянно наткнулись на междоусобную войну, сопровождавшуюся жуткими сценами смерти и кровавой бойни, которую они с ужасом наблюдали

Все тяжести пути стоили той шумной радости, с которой ее, Леону и носильщиков встретили жители поселения и чета миссионеров Но самым замечательным оказалось то, что приготовленная ими взлетно-посадочная полоса вполне годилась для приема самолетов Настоящий праздник для всех поселенцев наступил на следующий день, когда коллега из МАБ приземлился у деревни с такими нужными там запасами Затем он улетел вместе с Бетти, которая готовилась к следующему заданию

Бетти была обильно вознаграждена за свои труды, но во время служения в Западном Ириане она имела возможность исполнить миссию милосердия, о которой до сих пор вспоминает как об одной из важнейших в своей карьере Она возвращалась из обычного полета, когда получила срочный вызов с далекой от ее пути станции с просьбой немедленно прилететь и забрать серьезно заболевшего ребенка Все время поглядывая на часы, вполне осознавая опасность надвигающейся после тропического заката темноты, Бетти полетела по вызову и успела доставить маленькую девочку в больницу на побережье. Жизнь малышки была спасена.

Прожив почти два года в Западном Ириане, Бетти отстранилась от активных полетов и вернулась в штаб, чтобы представлять миссию и набирать новых пилотов, в частности, пилотов-мужчин. Несмотря на собственный успех в летном деле, Бетти никогда не стремилась заинтересовать других женщин этой областью служения. Напротив, она твердо возражала против использования женщин-пилотов в миссионерской работе. Когда в интервью 1967 г. ее спросили, посоветует ли она девушке пойти на такую службу, она ответила: "МАБ определенно против этого и я тоже... Мы не берем женщин на такую работу по трем причинам: 1) многие женщины не имеют познаний в механике; 2) большая часть работы, связанной с миссионерской авиацией - это тяжелый физический труд. Нужно носить тяжелый груз, и женщине иногда это просто не под силу; 3) другой момент - умение мужчины приспособиться к любым условиям. Например, если где-то необходимо оставить пилота одного на несколько дней или недель, вы не сможете оставить там женщину".

Несмотря на такую политику, проводимую МАБ по отношению к женщинам, они все же поступали на службу в эту миссионерскую организацию и служили с отличием. А поначалу даже Бетти, с ее безупречной квалификацией и опытом, Нейт Сейнт называл "женщиной-водителем", пока не узнал, что она "была летчицей такого класса, что местные авиалинии и военные пилоты смотрели на нее с огромным уважением". Отношение к Бетти со стороны коллег-мужчин в первые годы служения, несомненно, во многом основывалось на том факте, что она с готовностью принимала их точку зрения, утверждая, что миссионерская авиация была миром мужчин и что она сама являлась лишь исключением из общего правила.

Сегодня, благодаря происходящей в мире перемене в отношении к женщинам, политика МАБ значительным образом изменилась. В организацию на летную работу в качестве летчиков принимают теперь также и женщин. Недавно Джина Джордон (Gina Jor-don), налетавшая пятнадцать тысяч часов, оставила должность инструктора в Канаде, принесшую ей такую популярность, и стала пилотом МАБ в Кении.

Острая потребность в квалифицированных пилотах-механиках стала очевидной для руководителей МАБ с самого начала шаткого существования миссии. Первое крушение самолета, хотя и не привело к гибели людей, поставило миссию на какое-то время вне игры, потому что ни один из пилотов, находившихся на-месте аварии, не обладал необходимыми знаниями, чтобы суметь отремонтировать сильно поврежденный самолет. Пришлось вызвать Нейта Сейнта и отправить его в Мексику для проведения необходимого ремонта. Именно Нейт Сейнт стал одним из самых талантливых, умелых и изобретательных пилотов-механиков в истории миссионерской авиации. Одно время его положение казалось ему унизительным и он говорил, что "быть у Господа обезьяной в смазочном масле есть низшее призвание", но очень скоро и он, и миссионеры, так сильно зависевшие от него, поняли, насколько ценным было служение Нейта.

Хотя Нейт Сейнт вырос в семье, где сильны были миссионерские настроения, и хотя он интересовался авиацией с самого детства, миссионерская авиация не привлекала его так, как привлекала Бетти Грин. Его старший брат был летчиком коммерческих авиалиний, и Нейт свое будущее представлял в подобном свете. Чтобы осуществить задуманное, он поступил в Военно-воздушные войска, но как раз накануне начала учебных тренировочных полетов старый шрам на ноге, оставшийся от перенесенного в подростковом возрасте остеомиелита, вдруг воспалился - казалось бы, ничем не примечательный факт, но именно он полностью изменил всю жизнь Нейта. "Вчера мне исполнилось двадцать, - написал он в своем дневнике. - Это, пожалуй, неприятный подарок на день рождения; вместо того чтобы идти на аэродром для первого полета, я должен идти на рентген". Врачи признали Нейта негодным к военной службе по состоянию здоровья, и, хотя юноша оставался в военно-воздушных силах еще два с половиной года, он всерьез стал задумываться над тем, чтобы посвятить свою жизнь христианскому служению.

Прочитав статью Джима Тракстона о создании МАБ, Нейт связался с этой организацией, желая присоединиться к ней. Джим ответил немедленно. Через год, как только Нейт демобилизовался, он тотчас отправился по срочному вызову МАБ (после крушения Бетти Грин и ее коллеги) в Мексику, чтобы отремонтировать единственный самолет миссии. У Нейта было приподнятое настроение, как и у многих начинающих миссионерское служение, но когда он приехал и увидел останки крыла "в корзине емкостью в бушель" [Емкость ок. 36,3 л. - Примеч. пер.], то чуть не опустил руки. Тем не менее он принялся за работу и через шесть месяцев разочарований и тревог все же сумел поднять самолет в воздух. Учитывая тот урон, который был нанесен самолету во время крушения, и условия, в которых он был вынужден работать, его достижения можно считать плодом наивысшей изобретательности. То, что "Нейт продемонстрировал в Мексике, - пишет его биограф, - доказало его уникальные способности в ремонте самолета, который достаточно сложно было бы провести даже в превосходно оснащенном ангаре в Штатах".

После шести месяцев ремонтных работ в Мексике Нейт вернулся в Соединенные Штаты и в течение года учился в колледже в Уитоне. Полным событий оказался для него 1948 г. В день Святого Валентина, после коротких ухаживаний он женился на Мардж Феррис (Marj Ferris), выпускнице университета Южной Калифорнии. Следующей осенью они уехали в Эквадор. Нейт отправился в Шелл Меру, чтобы организовать штаб МАБ и построить дом, а Мардж, ожидающую первенца, отправил в Кито. В декабре, совершая полет из Кито, Нейт "попал в сложные воздушные потоки" и упал. Самолет был изуродован, а Нейт сильно повредил спину. Потребовалось длительное лечение в больнице, во время которого ему пришлось долго лежать в гипсе в неудобном положении. 10 января 1949 г., когда Нейт лежал в больнице в Панаме, родилась его первая дочь, Кейти Джоан.

Падение Нейта, второе в короткой истории МАБ, стало еще одним ударом по миссии, и на родине решили, что им нужно продумать более тщательную подготовку своих пилотов. Для всех новых миссионерских пилотов организовали полетное ориентирование, а самолеты снабдили дополнительными приспособлениями, обеспечивающими большую безопасность Серьезнее стал подход к миссионерской авиации. Авиация джунглей по своей природе привлекала любителей приключений, не задумывавшихся об обязательствах перед Богом Однако миссионерские полеты не являлись увлекательным видом спорта, подобным скалолазанию. Это было очень серьезное дело. Сам Нейт изменился после аварии. Он признавал, что не был достаточно внимательным и позволил себе переступить ту очень тонкую грань во время взлета, которую не должен был переступать. "Один Бог знает, как часто мне приходилось ненавидеть собственную самоуверенную натуру Ненавижу ее... История моего крушения должна храниться в папке с названием "Назревший и накопившийся риск""

Нейт больше чем кто-либо другой извлек уроки из личного болезненного опыта и последующего несчастного случая, происшедшего с пилотом и пассажиром Евангельского миссионерского союза Полеты в джунглях требовали особой авиационной техники, и поэтому нужно было использовать соответствующие самолеты и развивать технику полетов, чтобы приспособиться к новым обстоятельствам. Падение самолета ЕМС привело его к пониманию необходимости создания альтернативной системы горючего, и он немедленно сосредоточил свой творческий гений изобретателя на этой проблеме. Нейт много импровизировал с канистрой из-под растительного масла, взятой у жены, и кусочком медной трубы, соединенным через клапан с приемным устройством, он закрепил это хитроумное приспособление на панели с приборами и проверял свое изобретение на земле. Но настоящее испытание произошло в воздухе: "На высоте в две тысячи миль над землей я переключил питание двигателя в холостой режим. Я ощутил совершенно новое чувство, когда долго слушаешь ту тишину, которая так страшна в воздухе. Но поворот недавно установленного Т-образного рычажка на панели привнес иное ощущение: мотор плавно заработал на полную мощность на новом источнике горючего. В последующие двадцать минут обычный источник горючего был совершенно отключен Мотор работал отлично. Он переключился на малой скорости без единого чиха".

Изобретение Нейта (на которое правительство Штатов выдало патент) совершило революцию в авиации джунглей, а позже было одобрено руководством Гражданской авиации. "Теперь каждый пилот МАБ, - говорил Рассел Хитт, - имеет альтернативную систему горючего - вечный знак, который оставил Нейт миссионерам и пилотам других видов авиации, работающих в опасных условиях".

Другое новшество, изобретенное Нейтом, - его гениальный бросок корзины - техника, ставшая известной после роковых попыток войти в контакт с племенем аука. Корзина на конце спирального шнура использовалась для передачи и принятия подарков - так осуществлялась связь с иначе недоступными индейскими племенами. Но истинная ценность методики броска корзины стала ясной, когда были предприняты попытки сдружиться с враждебными индейскими племенами (что в конце концов привело к катастрофе). Нейт разработал эту технику с целью обслуживания далеких миссионерских баз. Однажды, летая над деревней в джунглях, он увидел толпы людей, посылающих ему какие-то знаки. "Как понять эти сообщения? Все, что я мог сделать, это бросить аспирин, может быть, слабый ответ на настоящие нужды отчаявшейся деревни"".

После этого события Нейт представил, какие большие возможности таились в приеме спуска и поднятия корзины. Он начал проводить соответствующие испытания, когда был в отпуске в Соединенных Штатах. Первая же попытка показала, что замысел оказался удивительно удачным. Он начал летать широкими кругами, а корзина неслась позади него. При уменьшении круга полета корзина с веревкой "изгибались к центру круга, позволяя корзине нацелиться на вершину огромного невидимого конуса", пока "она, наконец, спокойно не зависала в центре открытого поля внизу".

Возможность убедиться в ценности проводимых опытов представилась Нейту в Эквадоре вскоре после возвращения из отпуска. Прошел слух, что деревня в джунглях была охвачена эпидемией "очень заразной болезни". Нейт полетел туда и опустил в корзине полевой телефон, прикрепленный к 1500 футам проводов, установив таким образом связь с библейскими переводчиками Уиклифа. Те, в свою очередь, определили по телефону симптомы и передали необходимые инструкции Нейту, который летал над деревней. Получив нужную информацию, Нейт связался с доктором, затем вернулся в деревню и опустил в корзине то лекарство, что прописал доктор.

Хотя Нейт изначально относился с легким презрением к идее стать "для Господа обезьяной, перепачканной машинным маслом", он любил свою работу миссионера-пилота. Он убеждался все больше с каждым днем, что его труд "высвобождает время" миссионеров, не только превращая дни и недели утомительных переходов пешком в несколько минут или часов воздушного путешествия, но и давая возможность перевозить запасы, которые нельзя легко пронести через джунгли. Он освоил технику сбрасывания большого количества консервированных продуктов и других припасов на парашюте. "Нескромно говорить об этом, - писал он, - но я имел огромный успех благодаря этим "бомбовым полетам". Я получаю от своей работы полное удовлетворение". Равно необходимым, но намного более сложным грузом оказались алюминиевые покрытия для крыш домов миссионеров. Но Нейта нельзя было смутить размером или громоздкостью груза, особенно если миссионеры нуждались в нем. Поэтому он изобрел особый тип креплений и смог перевозить алюминий в семь футов длиной на радость благодарным людям.

Нейт часто задумывался над изобретением более безопасных самолетов для авиации джунглей. Очередной его страстью стала "переделка его маленького одномоторного моноплана в трехмоторный биплан". Чтобы преодолеть проблему "увеличения лобового сопротивления... он придумал комплект съемных панелей нижнего крыла для самолета МАБ и провел испытания, пролетев несколько футов над землей в смоделированном биплане". Когда слухи о поспешных испытаниях дошли до "логарифмических братьев", которые не ощутили никакого восторга по поводу его изобретения, последовал обеспокоенный выговор. Нейт уверил руководителей, что понимает всю серьезность последствий и что все "ставит на карту, если произойдет несчастный случай", приводя в конце своих слабых аргументов следующий довод: "Должен признать, что я совершенно беззащитен, рискуя тем доверием, которое вы мне оказываете последние несколько лет".

Именно сочетание импульсивности Нейта и его настойчивого желания ускорить проповедование Евангелия потерянным душам привели к внезапной трагической гибели этого яркого и преданного работе молодого пилота в январе 1956 г., когда он и его товарищи были убиты племенем аука. Именно использовав его гениальный замысел с броском корзины, молодые миссионеры решили, что аука проявили к ним дружелюбие. А благодаря исключительному мастерству Нейта-пи-лота миссионеры смогли благополучно высадиться на территории аука. Но мастерства и техники оказалось недостаточно, и миссионерская авиация в тот роковой день потеряла одного из самых замечательных механиков-изобретателей. Вклад Нейта в миссионерскую авиацию не закончился с его смертью, ибо его свидетельство продолжало жить, и многие другие молодые люди, услышав его историю, посвятили свою жизнь Богу как миссионеры-пилоты.

Как ни странно, но именно авиакатастрофа, более чем что-либо другое, подсказала идею основания АД PC как подразделения Библейских переводчиков Уиклифа. Это случилось в 1947 г., когда Кам Таунсенд, его жена и маленькая дочь, отправляясь в Мехико, доверили свои жизни неопытному мексиканскому пилоту. Отлетев от миссионерской станции, пилот стал кружить над джунглями, пока не набрал высоту, но, слегка задев крылом за верхушки огромных деревьев, тут же упал в овраг, срезав крыло самолета и осев на бок. Со сломанной ногой, весь в крови, Кам сумел выбраться из-под обломков, а затем вытащил ребенка, целого и невредимого (девочке не исполнилось и года), и помог выбраться жене, чья левая нога была практически полностью изуродована и висела на кусочке кожи. Пилот тоже получил сильные повреждения, и пока Кам ждал спасателей, которые унесли жену и пилота обратно на базу, а затем вернулись за ним, он твердо решил заняться развитием серьезной авиационной поддержки в помощь переводчикам, работавшим в джунглях.

Большая потребность в ней беспокоила Кама задолго до крушения в Мексике. Еще в 1929 г. он беседовал с морским пилотом, который летал в Южной Америке, расспрашивая его о возможности организации авиационного служения для работников миссионерских баз в джунглях. Оценка стоимости вложений в это предприятие оказалась очень высокой, и в 1933 г., когда Кам представил свой план директорату миссии, они отвергли его.

Долгие месяцы своего выздоровления в Мексике Кам вынашивал проект создания организации Авиация джунглей и радиослужба и, возвратившись в Соединенные Штаты, с энтузиазмом представил свои идеи Совету. Но большинство членов Совета продолжали препятствовать развитию этого плана. Их заботила только лингвистика, и, на их взгляд, авиацию следовало оставить МАБ, несмотря на то что пилоты МАБ были слишком заняты обслуживанием других миссионеров и не имели времени удовлетворять все нужды Уиклифа. Кам настаивал на своей позиции: "Мы уже связаны с авиацией (находясь в джунглях), хотим мы этого или нет" - и твердо решил не оставлять крылатой мечты, несмотря на сопротивление Совета или большие расходы.

Решение Кама организовать авиационную программу для БПУ/ЛИЛ возникло не только как результат происшедшего с ним несчастного случая. Другие подобные трагедии убедили его в абсолютной необходимости поддержки со стороны авиации. Два переводчика чуть не утонули в бурных потоках реки во время переправы, похожий случай произошел с супружеской парой и их ребенком, которые чуть не погибли в борьбе с сильным течением, когда их плот перевернулся, наткнувшись на бревно. Переводчикам Уиклифа приходилось ждать самолета неделями, а иногда они совсем не могли его дождаться. Поэтому Кам настаивал на своем и разрабатывал дальше свои планы, несмотря на откровенное сопротивление Совета. Он связался с заинтересованными людьми и решил собирать деньги на это дорогостоящее мероприятие.

АДРС, как и МАБ, начала функционировать, имея всего один самолет, а Ларри Монтгомери (Larry Montgomery), лейтенант морского флота, стал основным пилотом этой организации. С самого начала АДРС была связана по рукам и ногам нехваткой средств, иногда настолько серьезной, что та самая безопасность, ради которой создавалась АДРС, находилась в опасности. Один пилот назвал АДРС "летающим утилем", где пилоты "обдирали один самолет, чтобы привести в порядок другой". "Все держалось на веревках", - признавался Джеми Бэкингем (Jamie Buckingham). "Пилотам не разрешалось кружить над базой, когда они шли на посадку, потому что уходило слишком много горючего. Если они не знали направления ветра, они должны были догадаться. Они все время передвигали ящики в темном старом ангаре... пытаясь отыскать какую-нибудь запчасть, чтобы отремонтировать вечно разваливавшийся аэроплан".

Несмотря на нехватку средств и запчастей, АДРС приобрела удивительную славу, перекрыв все рекорды по безопасности полетов; ее пилоты пролетели миллионы миль над опасными районами джунглей без аварий. По словам Бэкингема, АДРС "поставила рекорд, не побитый ни одной летающей организацией", - "двадцать пять лет полетов в восьми странах, без единого крушения со смертельным исходом". У Уиклифа в те годы, однако, были аварии, но ни одной связанной с АДРС. В канун Рождества 1971 г. самолет авиакомпании LANSA, совершавший рейс 508, упал в джунглях Анд, и среди погибших пять миссионеров были от Уиклифа.

Именно эта ужасная трагедия привела к тому явлению, которое Бэкингем называет "Пятидесятницей в джунглях". "В течение многих лет переводчики в Перу и я, в частности, - писал Джерри Элдер (Jerry Elder), - были самонадеянными людьми. Мы были хорошо подготовленными, квалифицированными работниками. Знали свою работу и гордились тем, что мы самые лучшие в мире. Многие наши лингвисты имели степень докторов наук. Мы считали наших пилотов, механиков и радиоперсонал лучшими на земле. Мы думали, что можем справиться с любой поставленной задачей. Если появлялась необходимость поменять мотор, мы могли сделать это. Если требовалось сделать анализ нового языка, мы могли сделать и это. Для нас не существовало ничего невозможного". Но крушение LANSA заменило их самонадеянность и самоуверенность чувством пробуждения. "В эти дни неопределенности, когда люди прочесывали джунгли, надеясь против доводов разума на то, что наши друзья живы, в сердцах оставшихся на базе людей что-то произошло. Любовь, намного большая той любви, которую мы когда-либо осмеливались выразить, изливалась на семьи тех, кто потерял в джунглях своих близких. И когда тела погибших привезли на базу, эта любовь увеличилась еще более. Она распространилась на всех жителей миссионерской станции и потекла щедрыми потоками в джунгли к нашим индейским друзьям", "переливаясь через край доктринальных различий".

В отношении к работе тоже произошли значительные перемены, особенно среди пилотов, которые очень гордились собственным выдающимся рекордом безопасности. "Мы не только считали себя профессионалами, - признавался Эдди Линд (Eddie Lind), директор по авиации АДРС, - но мы гордились этим профессионализмом. Наш лозунг: "Мы делаем, что можем, а Господь делает остальное", действительно подразумевал, что мы способны справиться практически с любыми обстоятельствами. Если же нет, то взываем к Богу. Но когда в нашей жизни стало ощущаться присутствие Святого Духа, даже пилоты начали понимать, что наше "что можем" неправильно. Полагаться можно было только на Бога".

Именно этот дух смирения и зависимости от Бога помог АДРС пройти через величайшую трагедию в ее истории, происшедшую на другой стороне земли - в Папуа, Новая Гвинея. В том крушении погибли ветеран АДРС пилот Даг Хант (Doug Hunt), главный пилот АДРС в Новой Гвинее, и его шесть пассажиров, среди которых была Дарлин Би (Darlene Bee), блестящий молодой лингвист со степенью доктора из университета Индианы и одна из наиболее уважаемых переводчиц Уиклифа. Как Уиклиф и, в частности, АДРС пережили такую утрату - это отдельная история о мужестве людей. А с ней связан рассказ о чуде механика, который больше чем кто-либо другой был сокрушен происшедшей трагедией.

Хотя в большинстве своем именно пилоты принимают всю славу или позор за успехи или неудачи, происходящие с самолетами, невозможно недооценить важность работы механиков. "Между пилотом и механиком, - пишет Бэкингем, - существует связь, подобия которой на земле нет. Все глаза устремлены на пилота джунглей, когда он залезает в свой самолет и взлетает над "зеленым морем", отправляясь в полет над дикими лесами и неизвестными племенами, но именно в запачканных руках механика таится не только успех полета, но и жизнь пилота и его пассажиров. Один небрежный поворот гаечного ключа, одна крошечная гайка, которую плохо затянули, один взгляд в сторону при замене детали - эти и еще тысячи других факторов могут привести к тому, что в критический момент заглохнет мотор или произойдет какой-либо другой сбой в работе самолета... и люди... потеряют жизни в жестоком крушении или найдут свой конец в цепких объятиях дикой растительности в джунглях".

Именно та самая "крошечная гайка, которую плохо затянули", и привела к крушению двадцатипятилетнего рекорда безаварийных полетов - ошибка, стоившая семи жизней, после которой только Божьей милостью сохранилась восьмая. Механик, обслуживавший этот самолет, был опытным специалистом АДРС, работавшим вместе с помощником-учеником. Вместе они закончили обычную проверку двухмоторного "Ацтека" ("Piper Aztec") за день до последнего полета, полета, в котором Даг Хант и его шесть пассажиров устремились навстречу своей смерти во взрыве всепожирающего пламени. Последующая проверка показала, что взрыв и крушение произошли из-за вытекания тонкой струйки бензина там, где гайка не была закреплена должным образом. Во время проверки механик самолета отвлекся, переключив свое внимание на другой предмет, и забыл затянуть одну из гаек гаечным ключом, закрутив только пальцами. Для виновного механика АДРС "похороны стали жутким делом. Зрелище выстроившихся гробов в маленькой открытой тропической церкви сравнимо было с ударом под ложечку. Он хотел только одного - поскорее уйти оттуда... Как теперь он посмотрит в глаза своим друзьям? Как жить дальше? Он был объят чувством вины. Для него наступил конец"'.

Огромную боль, от которой страдал убитый горем механик, лишь в какой-то степени утоляли любовь и прощение членов семьи погибших и их коллег. "Время шло, и исцеление сердца продолжалось. Но пролетело много времени, прежде чем я мог говорить о том случае. Когда я узнал, как Бог благословляет жизнь людей после прочтения книги о АДРС "Во славу" ("Into the Glory"), написанную Джеми Бэкингемом, я понял, что мой рассказ тоже может стать благословением для других. Читатели, похоже, находили особое вдохновение в главе о крушении "Ацтека" и молодом механике, который оказался неудачником, но Бог сохранил ему жизнь... Если бы не Божья благодать, я бы сжался где-нибудь в углу в отчаянии, переполненный чувством вины, - восьмая жертва несчастного случая с "Ацтеком". Это был бы настоящий конец... Но, слава Богу, этого не случилось!"

Для всей семьи Уиклифа роковое крушение 1972 г. стало ощутимым ударом, но авиационное служение велось и дальше с еще большей решимостью. К концу того десятилетия АДРС под руководством Берни Мея увеличила количество штатных работников до четырехсот человек, в их распоряжении находилось около семидесяти самолетов и вертолетов, которые служили делу мирового благовестил.

Если самолет являлся Божьим даром для миссионеров в джунглях, он был еще большим даром для арктических районов, где кочевники скитались по огромной, покрытой льдом пустыне и где погодные условия не позволяли предпринимать длительные путешествия иным способом. Малочисленное население и отдаленные друг от друга миссионеры в арктических регионах обычно не являлись достаточным основанием для организации авиационного служения, поэтому миссионеры в той области мира часто сами становились пилотами. Одним таким пилотом-проповедником был Глисон Ледьярд, руководитель евангелизационной кампании "Евангелие - эскимосам", начавший свое служение в районе Гудзонского залива в 1946 г.

Работа миссионерской авиации в Арктике во многом оказывалась более напряженной, чем в джунглях. Большие расстояния без опознавательных знаков в сочетании с непредсказуемой и суровой погодой превращали каждый полет в рискованное мероприятие. Вынужденные посадки из-за обледенения обшивки самолета являлись обычным делом, а это означало строительство иглу [Зимнее жилище куполообразной формы из снега у канадских эскимосов. - Примеч. пер.] за много миль от базового жилья и долгое ожидание спокойной погоды. Когда температура достигала сорока и пятидесяти градусов ниже нуля по Фаренгейту, мотор приходилось прогревать, раздувая в горшках уголь. Иногда возобновления путешествия ждали по два-три дня. Из-за низких температур полеты на большой высоте были редкими. Чтобы избежать резких порывов ветра и обледенения обшивки самолета, часто приходилось летать всего лишь на высоте десять футов над землей.

За годы, проведенные Ледьярдом в Арктике среди эскимосов, ему часто приходилось разлучаться с семьей, и Катрин каждый раз в тревоге ожидала его. Она работала в миссионерской школе для эскимосских детей, а Глисон улетал в отдаленные районы в попытке охватить эскимосов, которые никогда раньше не слышали Слова Божьего. По самым различным причинам радиосообщения часто не доходили до Катрин, и она ждала мужа дни и ночи напролет, не зная, жив он или нет. Один такой случай произошел вскоре после того, как они начали авиационное служение в районе Гудзонского залива. Глисон отправился с проповедью за тысячи миль, взяв бензин и продукты на месяц. Всего несколько часов спустя он понял, что сбился с курса, но летел, в надежде понять что-нибудь по карте. К вечеру ему стало совершенно ясно, что он затерялся в Арктике, без радио, растратив половину запасов бензина. Погода портилась, и он сел на краю озера, закрепил свой самолет и поставил маленькую палатку. Хотя он и получал определенное утешение от чтения карманного Нового Завета, но время провел беспокойное, о чем позже вспоминал так: "Где я нахожусь? Как мне найти дорогу домой? Следует ли мне ждать крепкого ветра сзади? Солнце могло бы подсказать направление, но оно скрывалось за тяжелыми тучами. Я мог бы узнать направление по звездам, но в такие светлые ночи звезд не было видно. Я мог только ждать, даже если бы пришлось ждать долго".

На третий день ветер утих и небо, затянутое тучами, стало очищаться. Глисон смог определить направление по солнцу. Разобрав свой лагерь, он поднялся в воздух и наконец после долгих часов полета у него затеплилась надежда, когда впереди он увидел озеро Бейкер. Он почувствовал огромное облегчение, после того как определил свое местонахождение по карте, и радость, когда несколько часов спустя приземлился на миссионерской станции.

Несмотря на такие неудачи, награда за контакт с отдаленными группами эскимосов стоила всего риска, на который шли миссионеры. Позже Глисон рассказывал: "После окончания весеннего разлома льдов, когда озера от него высвобождались, Бог дал мне испытать самую большую радость - радость обучения Слову Божьему в группе эскимосов, которые узнали о Боге впервые в жизни... Никогда еще эти люди не слышали имени Иисуса, кроме как в проклятиях, срывавшихся с уст нечестивых белых людей, с которыми им приходилось общаться раньше... Никогда еще я не встречал подобного стремления к учебе. Когда мужчины освобождались от ловли рыбы и выполнения другой необходимой работы, мы собирались перед палаткой... Каждое произнесенное мною слово повторялось ими. Если что-то было непонятно, воцарялась тишина. Как только они понимали смысл сказанного, они снова хором повторяли за мной".

Полеты на отдаленные стоянки и проповедь Евангелия были основным служением Глисона, но мастерство пилота обязывало его служить и в ином качестве. Из отдаленных районов он часто вывозил людей, которые нуждались в более квалифицированной помощи, чем та, которую мог предоставить он сам; он перевозил детей, которых обучала его жена в миссионерской школе на базе. Кроме того, его помощь требовалась при проведении спасательных операций. Однажды он спас пилота коммерческого рейса и пятерых пассажиров, которые затерялись в необъятных просторах по пути в лагерь горняков. Хотя они не могли определить своего местонахождения, но сумели связаться с лагерем вскоре после посадки. Из-за погодных условий вылет правительственной поисковой партии отложили, но Глисон отправился навстречу снегу и ветру, несмотря на опасность. После нескольких дней отчаянных поисков ему посчастливилось обнаружить и спасти окоченевших от холода пилота и пассажиров.

Именно такие спасательные операции снискали Глисону уважение огрубевших и неверующих горняков, живших в шахтерском лагере. Он побывал у них через несколько месяцев после спасения и ощутил радость и удивление от того, что его встречают там с величайшей благодарностью: "Когда наш самолет приземлился, то мы почувствовали себя так, словно увидели своих давних друзей. Как только было объявлено о собрании в тот вечер, поднялась суматоха... Многие из них не держали песенника в руках годами, но после небольшой проповеди они пели от всего сердца... Когда я говорил им о крови Христа - о том, что она может сделать для нас, какое значение она может иметь для нас, - на их лицах появилось такое выражение, какого я никогда раньше не видел. Многие окружили нас после собрания, чтобы поговорить еще".

Несмотря на долгие годы, проведенные в арктическом регионе, Ледьярды считали, что их работа идет очень медленно, особенно среди эскимосов. Люди внешне были доброжелательны и принимали их служение, но не хотели отказываться от своих давних языческих суеверий. Другой проблемой, с которой они столкнулись, стала обычная проблема любой евангелической работы, когда их подопечные выражали ложную уверенность в своем спасении, полученную ими от предыдущих миссионеров: "Некоторым из них христианство представлялось как ритуально-церковное приобщение. Изменения практически не затрагивали области сердца. Труднее всего оказалось преодолеть их ложную веру в то, что крещение, подчинение церковным правилам и ритуалам, прочтение одних и тех же молитв по утрам и вечерам и является сущностью жизни христианина".

Самыми счастливыми в жизни Ледьярд считал те моменты, когда он видел, как сила Евангелия разбивала барьеры суеверий и ложной церковности. Однажды утром в Вербное воскресенье в островной деревне за много миль от миссионерской базы во время проповеди началось пробуждение, и почти каждый в деревне исповедовал свою веру в Христа. Но какими бы значительными ни были такие события, Ледьярды всегда осознавали, что достаточно незначительного повода, чтобы эскимосы вернулись к прежней жизни, полной суеверий. Это становилось особенно опасным, потому что среди них не было постоянно проживающего христианского священника. Внешне результаты работы выглядели внушительно, но никто не знал, надолго ли это. "Мы не ведем регистрацию обращенных и не считаем по носам, - писал Глисон после очередной евангелической экспедиции, - но мы уверены в том, что на Небесах будут и эскимосы, благодаря Божьей работе во время этой поездки".

Если Ледьярдов мало интересовала массовость обращений, то еще меньше их заботило привнесение американизированного христианства в эскимосскую среду. Они настаивали на том, что "не заинтересованы в привнесении чего бы то ни было из западной христианской церкви" этим людям, находящимся так далеко от высокоразвитой цивилизации, но только лишь Христа, и подобная философия, больше чем что-либо другое, открывала путь христианству среди далеких людей в арктической пустыне.

Полет над территориями джунглей обычно не считается сферой деятельности непрофессионалов без специальной подготовки и значительного опыта. И все же необходимость полетов над трудными участками пути соблазняла многих миссионеров осуществить мечту летать на собственном самолете - мечту, которая быстро угасала из-за немыслимых расходов на такой вид транспорта. Марк Пул (Mark Poole), врач, служивший в Конго, очень хотел освоить летную специальность не собственного удобства ради, но для того, чтобы значительно расширить зону своего медицинского служения и спасать драгоценные людские жизни. Именно этот человек стал одним из тех, кто сумел осуществить свою мечту.

Пул вырос техасским ковбоем в 1920-е гг. и свои каникулы проводил верхом на лошади, объезжая обширные отцовские пастбища крупного рогатого скота. После окончания школы он учился в Техасском университете, а затем продолжил обучение на медицинском факультете университета Джона Хопкинса. У него была одна цель - служить миссионером там, где будет в нем большая нужда. Друзья-врачи отговаривали Пула от этой затеи из-за его серьезной болезни сердца, но он твердо решил посвятить жизнь облегчению человеческих страданий. Он был принят советом Всемирных миссий пресвитерианской церкви США и в 1936 г. вместе с женой начал работать в одном из районов экваториальной Африки, который группа медиков-исследователей назвала "самой больной областью мира".

Служение Пула было сосредоточено в Булапе (Bulape), Конго, где он организовал больницу на 120 коек и где штат в основном состоял из местных жителей, которых он обучил сам. Хотя миссионер все свое время посвящал операциям и обычной каждодневной работе в больнице и на приеме (не меньше ста пациентов в день), он был недоволен ограниченностью своего служения, всегда осознавая, что далеко в джунглях есть многие и многие другие люди, лишенные его внимания. Они совсем не имели медицинской помощи, кроме тех случаев, когда крайняя необходимость заставляла его добираться до них в выдолбленном каноэ, или пешком, или же в своем старом, побитом плимуте. Но очень часто получалось так, что он добирался до них слишком поздно.

"Когда-нибудь я приобрету себе самолет", - заявил в 1947 г. Пул другу, делясь с ним своими мыслями. Хотя такая идея могла показаться чистой фантазией, Пул говорил совершенно серьезно. Много лет назад он научился летать, и это превратилось в страсть, почти равную страсти к медицине.

Мечта летать на собственном самолете осуществилась в 1951 г., когда пресвитерианская церковь во Флориде подарила ему "Piper Tri-Pacer" в память о сыне пастора, морском пилоте. С первого же дня, когда самолет прибыл в Конго, служение Пула приобрело новое измерение. Теперь он был свободен и мог работать не только в Булапе, но и на других медицинских постах, где до того медицинское обслуживание считалось невозможным. Бамбуя (Bambuya), в двадцати шести милях к северу от Булапе, месторасположение правительственного аэродрома, стало его первой внешней клиникой. Там, в амбулатории, покрытой соломенной крышей, он оставил помощника-африканца справляться с обычными медицинскими случаями. Каждую неделю Пул навещал его, привозя припасы и разрешая самые сложные медицинские проблемы, увозя наиболее серьезных больных для госпитализации в Булапе.

Молва о летающем докторе быстро распространилась вокруг, и некоторые изолированные племена также захотели пригласить его к себе. Одним из таких племен были батва, группа примитивных пигмеев, живших в семидесяти пяти милях от Булапе. Они так сильно мечтали обрести медицинскую помощь у себя в поселении, что маленькая группа жителей совершила трудное путешествие в Булапе, где эти люди внимательно изучили взлетно-посадочную полосу, чтобы построить дома такую же. Несколько недель люди батва лихорадочно работали, раскорчевывая поле, очищая почву от корней и сглаживая неровную поверхность участка, используя только лишь палки и корзины.

Не успели люди подготовить эту полосу, как возникла необходимость в срочной помощи, и в Булапе отправился человек, чтобы привести Nganga Buka (чудесного белого целителя). Хотя Пул слышал разговоры о новой взлетно-посадочной полосе, он сомневался, будет ли она достаточно надежной для посадки, но посланник был настойчив, и он решил проверить. Рассмотрев подготовленное место с воздуха, он был приятно удивлен увиденным и решил попробовать сесть: "Когда "Пайпер" плавно заскользил между деревьями и доктор Пул вырулил на их полосу, маленькие люди... пришли в восторг. Они танцевали всю ночь и весь следующий день... а для праздника зажарили антилопу и дикого кабана..."

Пул продолжал летать, оказывая людям медицинскую помощь, открывая новые амбулатории, и только за первые три года после появления самолета он налетал тридцать пять тысяч миль, излечил тысячи пациентов и спас сотни жизней. Но он исцелял не только физические болезни людей. "Ни одна операция, - по словам Джорджа Кента, - не проходила без молитвы на родном языке пациента. И несколько раз в неделю Марк снимал перчатки и фартук и вставал за кафедру, проповедуя людям Слово Божье".

Рискованные полеты и специальные знания, требовавшиеся от пилота в этих специфических условиях, привели к развитию нескольких программ подготовки пилотов для миссионерской авиации. Многие из них были связаны с религиозными учреждениями (включая Библейский институт Мооди, Библейский колледж Пьедмонт и колледж Летурно), в которых имелись библейские курсы, а на их базе появились учебные программы по пилотированию и обслуживанию самолетов. Из всех миссионерских летных школ программа Мооди оказала самое большое влияние на развитие миссионерской авиации. Подсчитано, что более 50 процентов пилотов-миссионеров, служащих сегодня по всему миру, получили подготовку по программе этого института. Одну из наиболее современных программ такого плана разработал и возглавил подполковник Военно-воздушных сил США Клэр Маккомбс (Clair McCombs). Обучение проходит в летной школе в Лоуелле, Мичиган, филиале Библейской и музыкальной школы в Гранд-Рапидс.

Маккомбс вырос недалеко от Гранд-Рапидс и начал летать в возрасте шестнадцати лет. Закончив школу, он поступил в Военно-воздушные силы и служил в союзных войсках в конце Второй мировой войны чуть больше года. Потом он вернулся домой, где женился на Джоан Медлер, и после рождения их первого ребенка решил стать кадровым военным, а потому вновь пошел в Военно-воздушные силы. Во время службы Маккомбс жил и работал в самых разных странах мира, включая Тайвань, Панаму, Германию, Вьетнам и Аляску.

С первых лет службы в Военно-воздушных силах Маккомбс зарекомендовал себя выдающимся пилотом. Ему оказывали почести и представляли к наградам, он был признан начальством как профессионал высшего класса. Но, несмотря на почести и престиж, он ощущал в своей жизни пустоту, которую не могли заполнить ни торжественные церемонии, ни почетные приемы в его честь. В 1953 г., когда он находился на задании в Северной Африке со своей эскадрильей, совершенствуясь в стрельбе с истребителя, его жизнь внезапно изменилась. Ощущая потребность в Боге, он нашел войскового капеллана, который предложил ему почитать Библию. Маккомбс последовал данному совету, и это привело его к Христу.

Когда он вернулся в Германию и поделился происшедшим с Джоан, она смутилась и расстроилась. Что случилось с человеком, за которого она вышла замуж? Как повлияет эта его новая религия на их брак? Что скажут друзья и родственники? Но Джоан вскоре поняла, что Клэр обрел мир в сердце, который не могли дать ни материальное благополучие, ни воинский чин - и она тоже доверила свою жизнь Христу.

Во время пребывания в Германии в середине 1950-х гг. Маккомбса и еще трех пилотов назвали самой точной и меткой командой летчиков, Sky Blazers. Они представляли Европу в воздухе, а Маккомбс мог летать в самых сложных условиях.

В сорок три года, после двадцати двух лет военной службы, Маккомбс вышел в отставку. Он был в прекрасной форме, обладал большой работоспособностью и горел решимостью посвятить оставшуюся жизнь служению Господу. Он вернулся в Гранд-Рапидс и в 1969 г. поступил в Библейскую и музыкальную школу Гранд-Рапидс (БМШГР), желая получить подготовку для христианской работы, возможно, подумывая о миссионерской авиации или другом миссионерском поприще.

Идея организации обучения в сфере миссионерской авиации уже назревала у директора школы Джона Майлза (John Miles), когда к ним поступил Маккомбс, и его появление привело интересную идею в действие. Клэра попросили возглавить эту работу без отрыва от учебы, и родилась программа миссионерской авиации. Студент-инструктор БМШГР, пять студентов-летчиков и маленькая "Сессна-150" - так все начиналось. Несмотря на такое скромное начало, программа под руководством подполковника Маккомбса набирала силу и росла, и сегодня по ней занимается более пятидесяти студентов, в штате работают шесть инструкторов, а на счету организации пятнадцать самолетов и два вертолета.

Кроме летной программы (в которую включены курсы по обучению полетам на многомоторных самолетах, гидросамолетах и вертолетах, полет по приборам, пассажирские и грузовые рейсы), существует двухгодичная программа по техническому обслуживанию самолетов, которая готовит миссионеров-пилотов к жизненно важным предполетным проверкам и ремонту, так необходимым в миссионерской авиации. Одним из инструкторов, обучающим и полетам, и наземной технической деятельности, является жена Маккомбса, Джоан, которая начала летать в 1970 г., а шесть лет спустя присоединилась к мужу в работе по авиационной программе. Ее опыт пилота и талантливого авиационного эксперта высоко ценится всеми студентами, но она является еще и вдохновенным примером для молодых студенток школы, которые, следуя заложенной Бетти Грин традиции, готовятся служить Богу в области миссионерской авиации.