Фрэнсис Шеффер

Сущий не хранит молчания

ПРИЛОЖЕНИЯ

1. ПРОПОЗИЦИОНАЛЬНОЕ ПРОЗРЕНИЕ И ДОСТОВЕРНОСТЬ ПОЗНАНИЯ

 

Есть ли смысл в пропозициональном прозрении? В принципе существует два подхода к решению этого вопроса: 1) анализ исходных предпосылок; и 2) анализ конкретной проблематики. Здесь мы остановимся на первом подходе. Нельзя приступать к частным вопросам, не уяснив исходных предпосылок.

Для “нового” человека, да и во многом современного богословия, понятие пропозиционального прозрения и историко-христианский взгляд на проблему достоверности представляются скорее не заблуждением, а нелепицей. Точно так и по тем же причинам доктрина греха и вины кажется большинству наших современников и современных богословов абсурдной. И все же, конечно, нужно спросить, верна и адекватна ли исходная предпосылка пропозиционального прозрения и достоверности.

Согласно христианской исходной предпосылке первоисточником всего было личностное начало, то есть бытийствовал Некто, сотворивший все сущее. Этот Некто по необходимости должен был быть достаточно великим, то есть беспредельным. Однако сомневаются, что кто-то личностно-беспредельный был беспределен во времени—был всегда; если бы дело было в том, что личностно-беспредельный Творец не существовал всегда, то остальные проблемы просто исчезли бы. Но как бы там ни было, всем и каждому в силу определенных обстоятельств приходится объяснять тот факт, что мироздание и сам индивид существуют; таким образом, что-то должно было “быть”!

Итак, если дело в том, что Некто личностно-беспредельный был всегда, то все остальное по сравнению с Его самодостаточностью и беспредельностью будет ограниченным. Но стоит допустить, что личностно-беспредельный сотворил нечто хотя и ограниченным, но настроенным, так сказать, на одну волну с Собой,—по образу Своему,—как находишь, что имеется, во-первых, беспредельное, несотворенное—“Личное” и, во-вторых, “личное”—ограниченное, сотворенное. Эта исходная предпосылка дает возможность найти объяснение личности этого “личного”. Исходя из той же предпосылки, разве не может беспредельное, несотворенное “Личное” по Своей воле вступать в коммуникацию с ограниченным, сотворенным “личным”? Конечно, если “Личное” вступает в коммуникацию, сообщается с “личным”, то Оно не может исчерпать Самое Себя в этой коммуникации; и тогда проясняются две вещи:

1) Коммуникация не может быть исчерпывающей даже тогда, когда общаются две сотворенные личности; но из этого обстоятельства вовсе не следует, что подобная коммуникация—неистинна. Таким образом, проблема передачи послания (коммуникации) от “Личного” к “личному” по необходимости не может качественно отличаться от коммуникации одного сотворенного, наделенного личностью существа с другим. Да, коммуникация не может быть всесторонней, однако это обстоятельство не делает переданного послания от Одного к другому неистинным; тем более это верно и в отношении коммуникации одного сотворенного, наделенного личностью существа с другим, если, конечно, не принимать всерьез гипотезы о том, что “Личное” способно лгать и проявлять непостоянство.

2. Если “Личное” и в самом деле проявляло заботу о “личном”, то нельзя удивляться тому, что Оно обращалось к “личному” с посланиями пропозициональной природы; в противном случае “личное”, существо ограниченное, нашло бы, что многое из окружающей реальности для него непознаваемо, если оно исходит из самого себя как ограниченного опорного ориентира.

В этом случае не видно подлинных оснований, почему “Личное”, способное, как говорят, передавать какие-то двусмысленные, туманные истины, не может передавать пропозициональных истин о мире, которое окружает “личное”—это в шутку назовем наукой. И отчего “Личному” не передавать пропозициональных истин “личному” в хронологической последовательности, которая “включилась” после того, как “Личное” сотворило все, что сотворило—назовем это историей. Ничто не противоречит гипотезе о том, что в процессе коммуникации “Личное” могло передавать пропозициональные истины того и другого типа. Коммуникация не могла быть всесторонней, но что мешает почитать ее истинной?

Все сказанное выше и составляет заявления Библии о самой себе в плане пропозиционального прозрения.

Если бы “Личное” восхотело передать эти знания посредством отдельных сотворенных существ—личностей—в той мере, в какой они могли зафиксировать, сохраняя при том свою индивидуальность, характерный для себя стиль и тому подобное, именно то, что “Личное” повелело им записать из области истины религиозной истины, фактографии мироздания и историографии—то ныне отрицать такую возможность, дескать, Оно не могло или ленилось, безусловно, было бы невозможно. Но все это Библия и называет богодухновенностью.

Почему бы в этом контексте “Личному” не вступать с сотворенными в коммуникацию вербализованного типа, если Оно наделило “личных” даром речи? И люди все наделены даром речи (хотя мы и не знаем почему). Есть только один финт, чтобы исключить, как немыслимый, факт пропозициональной коммуникации Иисуса с Савлом в вербализованной форме, на еврейском языке, с употреблением обычных слов и синтаксиса (Деян. 26:14), или опять же факт коммуникации Бога с иудеями на горе Синай; а именно—принять иной ряд исходных предпосылок—правда, ценой употребления весьма специфического сакрального лексикона, рода дымовой завесы, предназначенной для сокрытия собственных материалистических предпосылок. Так затемняют факт переориентации на материалистические предпосылки, используя религиозную терминологию и говоря, или подразумевая: “Иисус (при этом совершенно непонятно, что подразумевается под этим словом) дал Савлу первоклассное прозрение, правда бессодержательное, поскольку Библия описывает это бессодержательное, непередаваемое в вербальной форме прозрение словами, отражающими те воззрения на жизнь, историю и мироздание, которые были актуальны в ту пору”. За такими словами стоит вера, кредо которой—“Я верую...” без логического завершения, или хотя бы возможности завершить фразу—и даже без понимания, определения, дефиниции следующего слова в этой фразе.

Далее, если “Личное” оставило Свое послание человеку в исторической книге, то почему нельзя допустить, что это “Личное” не передает истинного в плоскости реальной, пространственно-временной истории? Странно было бы видеть как “Личное”, при условии, что Оно неспособно лгать и меняться, подает “религиозные истины” в книге, самое остов, каркас, стержень которой явно или неявно представляются историческими, хотя сама история излагается здесь, якобы, в ложном свете и сумбурно. Несомненно, эта идея показалась бы чересчур странной, если не считать эту книгу “возвышенными чувствами человека” в рамках представлений об однородности естественных процессов в закрытой системе. Действительно, в самой книге нет никаких указаний на “два яруса”; ничего здесь не говорится и о какой-то “религиозной истине” вне исторического контекста. Эта книга, будучи открытой для верификации,  постоянно обращается к истории, находя в ней свидетельства подлинности своего содержания; подлинная пространственно-временная история, приводимая в этой книге—не инкрустация дешевыми побрякушками.

Почему “Личное” не могло наставлять “личных” истине на уровне, который стал основой многих знаний, доступных разумению “личных”: а именно, знающий сообщает нечто незнающему—не все, но истину? Íåñîìíåííî, òак мы и обретаем знания от других “личных”. Далее, почему “Личное” не могло передавать истину (не всестороннюю) также о Себе? Вполне могло, если не основываться на исходной предпосылке о “несотворенном” как о “философском ином”. Если основываться на “Личном”, сотворившем человека по образу Своему, то можно ли отрицать тезис Полного Вестминстерского катехизиса, гласящий, что Бог открылся человеку посредством Писаний? Можно ли сомневаться в том, что “Личное” не могло открываться так, в Писании, хотя и не всесторонне?

На этом этапе должны проясниться два положения: 1) с точки зрения исходной предпосылки, согласно которой первопричина всего сущего—это вещество или энергия, ни о каком прозрении и достоверности полученного в результате этого прозрения знания не может быть и речи; и 2) с точки зрения исходной предпосылки о личностном начале концепция прозрения и достоверности полученного в результате этого прозрения знания—вполне допустима, так что назвать ее абсурдной нельзя никак. Благоразумие в этом вопросе целиком и полностью зависит от того, что считать первопричиной, то есть, от того, что принимается за первоисточник.

Если начинать со всего безличного, то здесь в принципе не может и речи о каком-то “Личном”, вступающем в коммуникацию с каким-то “личным”; с этой точки зрения—все это полнейший абсурд. И все же, если исходить из этой предпосылки, встает вопрос, который ныне действительно задают: “Разве не такой же абсурд представляет собой и коммуникация человека с человеком!?”

На основе такой предпосылки еще никто не получал метода изыскания смысла ни в вербальном межличностном общении, ни в восприятии речевых сообщений, если только не совершать “прыжка веры”, противоречащего всему ряду собственных исходных предпосылок. Плохо, для тех, кто придерживается следующей предпосылки, что имеется очень мало людей (среди  них я и другие), которые  не соглашаются думать, что они говорят бессмыслицу; поскольку и весь жизненный опыт убеждает в том, что ближние слышат и понимают нас правильно, хотя и не всесторонне.

Итак, не напоминает ли все это картину Фрэнсиса Бэкона? Хочется возопить—но все потеряно и все проклято—в том числе и сам вопль.

В обстановке полнейшего хаоса, в который заводит другая исходная предпосылка (безличное + время + случай), предпосылка о личностном начале заслуживает более тщательного анализа. Если первоисточником всего сущего было несотворенное “Личное”, то коммуникация “личных” между собой, и коммуникация “Личного” с  “личными” вполне допустимы. И даже внешне не выглядят невероятным.

Значение всего этого состоит в том, что в наше время многие (в том числе и те, что упорно называются верующими евангельского исповедания), отказавшиеся от исторической и библейской концепции прозрения и достоверности полученного в результате знания, поступали так не в результате детального и объективного анализа этих проблем, а потому, что воспринимали, явно или неявно, иной ряд исходных предпосылок. Часто это прививалось людям без всякого понимания с их стороны того, что происходит с ними.

Непонятно, как можно было, делая этим людям “прививку”, заставить их слушать, если не исходить при этом из предпосылки об истинной, хотя и не исчерпывающей, межличностной коммуникации? Воистину, странно видеть, что ты обращаешься к людям, отрицая бытие “Личного”, а сам при этом ничего не знаешь о том, что, как и почему происходит в процессе коммуникации между тобой и ближними. Еще более странно утверждать, что почитать факт бытия per se несотворенного, личностного Существа за истину есть безрассудство, между тем как только это и способно объяснить что, как и почему происходит в процессе коммуникации между тобой и ближними!

Оказавшись в этом месте, можно приступать к анализу частных вопросов. Однако представление о библейской и церковной точке зрения на прозрение и безгрешность в историческом аспекте больше не являются абсурдными per se; и даже самые частные вопросы начинают выглядеть совершенно иначе, когда справляешься с абсурдными ассоциациями.