Льюис В. Спиц
История Реформации. Возрождение и движение Реформации. Том II
Глава 20
Правление королевы Елизаветы (1558-1603) можно смело описать как любовь продолжительностью в сорок пять лет между ее величеством и английским народом. Редко когда в истории между монархом и подданными случается такое счастливое совпадение целей и интересов, какое преобладало на протяжении этой славной эпохи английской истории. При Елизавете Англия стала сильной протестантской державой, лидером среди других протестантских стран. Будучи мононациональным государством в Атлантике, на протяжении этих десятилетий Англия превратилась в мировую империю и переживала культурный подъем, подлинный ренессанс. Современные историки не склонны преувеличивать успехи Елизаветы и ее личные заслуги в управлении страной. По их мнению, она, импровизируя и лавируя, "кое-как продержалась до конца", не будучи государственным деятелем, способным к политической прозорливости. Тем не менее, если восторг ее почитателей считать выражением их благочестивого патриотизма, чем он и являлся, и оценивать Елизавету по обычным человеческим меркам, то она остается исключительной женщиной, возглавлявшей Англию в бурные времена.
В момент своего восхождения на престол Елизавета была искушенной и практичной молодой женщиной двадцати пяти лет, ростом выше среднего, со светло-рыжими волосами, смуглым лицом, очаровательными выразительными глазами, красивыми руками и величественными манерами. Хитрая, расчетливая, лицемерная, способная к кокетству и расчетливому администрированию, достаточно решительная, чтобы быстро принимать решения, и обладающая крепкими нервами, необходимыми для ее сдержанной политической тактики, Елизавета была гораздо более достойна престола своего отца, чем Эдуард и Мария в их лучшие времена.
Переход власти от Марии к Елизавете прошел спокойно - пока Мария умирала в церкви Св. Иакова, народ уже спешил к Елизавете в Хатфилд. Испанский посол Фериа (Feria) докладывал: "Она очень привязана к народу и вполне уверена, что он полностью на ее стороне, и это действительно так". Ее коронация состоялась 15 января 1559 года.
Общественность была в некоторой степени склонна к антифеминизму и полагала, что Елизавета выйдет замуж. Претендентов на ее королевскую руку было достаточно. Сводный брат Филипп II предложил ей такую честь, но Елизавета была достаточно разумна, чтобы не выходить замуж за католического монарха, особенно после неудачного опыта Марии. Ее пылкий поклонник Роберт Дадли, граф Лестер, был испорченным, импульсивным и ненадежным человеком. Странная смерть его жены по причине то ли случайного падения, то ли самоубийства, вызвала в обществе скандал. Несмотря на сильную привязанность к нему, Елизавета не изменила своему принципу и позволила голове управлять сердцем, поставив "благо королевства" выше своих личных переживаний. Елизавета была "современной женщиной", говорила по-французски, по-латыни и по-итальянски, была не менее искусна в двусмысленности, поддерживая надежды многих честолюбивых мужчин, состоявших у нее на службе. Шотландский посол как-то заметил ей: "Мадам, мне известна ваша преданность государству: вы полагаете, что, выйдя замуж, будете только королевой, тогда как теперь вы и король, и королева. Вы не потерпите над собой командира". Для протестантов королева была героической Юдифью, а для католиков - Иезавелью, служительницей нечестия и покровительницей нечестивцев.
Своим ближайшим советником Елизавета избрала умеренного протестанта Уильяма Сесиля (William Cecil) (позднее лорда Бёргли (Burghley)), служившего при Сомерсете и Нортумберленде, и даже кратковременно при королеве Марии. Он служил Елизавете почти все время ее правления, сначала госсекретарем, а затем главным казначеем, и советовал придерживаться умеренности в поступках и благоразумия в решениях. Елизавета назначала в свой совет только протестантов, людей более преданных протестантской вере и симпатизирующих пуританам, чем она сама. С 1573 по 1590 год ее госсекретарем был сэр Фрэнсис Уолсингем (Francis Walsingham), который своей политикой активно поддерживал гонимых протестантов континента, особенно нидерландских реформатов и французских гугенотов. Он эффективно разоблачал католические интриги против Елизаветы, применяя против испанцев и иезуитов прекрасно налаженную систему шпионажа.
Елизавета сознавала, что Англия нуждается в мире и спокойствии, и следовала политике религиозной терпимости, придерживаясь в отношениях между церковью и королевством via media. Ей была присуща некоторая религиозность (в возрасте всего одиннадцати лет она перевела Зеркало греховной души Маргариты д'Ангулем (Marguerite d'Angoulime)); она находила эстетическое и эмоциональное удовлетворение в религиозных обрядах и церемониях, однако резкие религиозные перемены предыдущих правлений научили ее быть осторожной, терпимой и прагматичной. Однажды она сказала, что скорее прислушается к многотысячным народным массам, чем будет повинна в миллионах преступлений, совершаемых теми, кто подавляет народ. В личном выборе, а также в государственной политике она предпочитала англиканскую доктрину и жизнь, ограничивая как католиков, так и радикальных протестантов. Джон Нокс однажды отметил, что Елизавета не была "ни хорошей протестанткой, ни убежденной паписткой". Архиепископом Кентерберийским она назначила умеренного Мэтью Паркера (Matthew Parker), который некогда служил капелланом ее матери и был ее личным наставником. Паркер был учеником Мартина Буцера, женился и имел длительную дружбу со многими изгнанниками Марии. Большинство епископов Елизавете пришлось выбрать из числа вернувшихся изгнанников, которые чаще всего были значительно более радикальными протестантами, чем она сама.
Успехами своей политики она обязана деятельности парламента, в котором религиозные вопросы аккуратно решались или утрясались сами собой. В начале шестнадцатого века парламент был в основном законодательным и налоговым органом и собирался нерегулярно от времени. На протяжении столетия он превратился в мощную политическую силу благодаря возрастанию престижа, влиятельности и активности Палаты общин. Генрих VIII состоял с Палатой общин в браке по расчету и усиливал ее влияние, так как она в целом разделяла его цели. При Елизавете воля короны часто расходилась с "волею парламента", которую также называли "волею английского дворянства". Однако брак сохранил романтичность, и королеве обычно, посредством некоторого количества лести и манипуляций, удавалось добиться своего.
25 января 1559 парламент собрался для решения религиозного вопроса, ибо Елизавета понимала, что реформа клира должна быть начата парламентом. Собрание духовенства, в котором большинство епископов были назначены королевой Марией, придерживалось католического учения о пресуществлении и мессе как жертвоприношении. Присутствие протестантов одновременно в совете и в Палате общин обусловило более поспешное решение вопроса, чем желала Елизавета. Они с Сесилем ожидали акта о верховенстве, за которым последовал бы акт о единообразии несколько позднее. Однако ни она, ни Сесиль не могли контролировать первый парламент.
В апреле парламент принял акт о верховенстве, признав королеву главой Английской церкви. Все королевские чиновники, судьи и духовенство под угрозой утраты места были обязаны принести клятву верности и признать верховную власть короны над церковью. Признание власти какого-либо иностранного правителя или прелата считалось тяжкой изменою, которая каралась смертной казнью. Были отменены католические указы Марии, Акт о единообразии восстановил церковные постановления Генриха VIII и вновь утвердил Второй служебник (The Second Prayer Book) Эдуарда VI, дополненный несколькими традиционными текстами издания 1549 года. Были смещены представители духовенства, которые отказались присоединиться к новому порядку, и теперь должности в епархиях занимали лица, одобренные Елизаветой.
Второй парламент, собравшийся в 1563 году, подтвердил Акт о единообразии и принял меры, обеспечившие его неукоснительное исполнение. В том же году съезд духовенства в Кентербери выработал доктринальное обоснование нового порядка. Сорок два артикула Эдуарда VI были слегка изменены в Тридцать девять артикулов, ставших основным англиканским вероисповеданием. Артикулы были составлены с целью закрепления умеренных позиций, уклонения от противоречий и крайностей. Определение реального присутствия Христа в Причастии было тщательно сформулировано таким образом, чтобы закрепить основное евангельское понимание, отсекая с одной стороны католическое учение о пресуществлении, а с другой - символическое толкование Цвингли. Святое Писание было объявлено основанием и стандартом веры. Было подтверждено учение о предопределении, однако в более умеренной форме, чем у Цвингли. Джон Джеуэл (John Jewel), епископ Солсберский и активный защитник национальной церкви, представил первое систематическое учение Англиканства в своей Апологии Англиканской церкви (1562). В следующем году был опубликован еще более важный труд Деяния и памятники (Acts and Monuments) Джона Фокса, который многие поколения духовенства и грамотных мирян как в Англии, так и в американских колониях читали наравне с Библией и молитвенником. Этот кровавый мартиролог способствовал возникновению особого протестантского антиримского сознания с националистическим настроением в протестантском англоговорящем мире.
КАТОЛИКИ
В начале правления Елизаветы значительная часть английского народа была католическою в своей религиозной ориентации. Многие представители высшей аристократии также были консервативны. Однако наиболее выдающиеся люди того времени, молодые люди, приобретавшие влияние в коммерции и государственном управлении, оказывались протестантами. В Палате общин было широко представлено это активное и прогрессивное течение. За шесть лет после принятия соответствующего акта только двести церковнослужителей из девяти тысяч отказались клятвенно признать верховную власть королевы. Во время правления Елизаветы численность римо-католиков в Англии сократилась до крохотного меньшинства и составила незначительный процент населения численностью в четыре миллиона человек. Тем не менее, в период между 1569 и 1588 годами Католицизм представлял реальную угрозу для Англии благодаря поддержке и ободрению из Испании. Восстание католических феодалов на севере в 1569-1570 годах во главе с герцогом Норфолком смогло охватить лишь ограниченную территорию. Восставшие даже не дошли до завоевания Йорка. Папство терпело поражение в противодействии Елизавете. Королева отказалась послать представителей на третью сессию Тридентского собора, указав в качестве основного аргумента на попытки католиков поднять против нее восстание.
В конце концов папа Пий V завершил отчуждение Англии, издав 25 февраля 1570 года буллу Regnans in excelsis об отлучении Елизаветы. Булла гласила, что на основании власти римского понтифика над всеми народами и царствами, и вследствие того, что Елизавета, будучи служительницею нечестия, узурпировала церковную власть, навлекла гибель на свое королевство и совершала нечестивые таинства Кальвина, она отлучается от Тела Христова и лишается своего престола, а всем ее подданным отпускается принесенная ими клятва верности. В последние тридцать лет правления Елизаветы семинаристы[1] и иезуиты удвоили свои усилия в приобретении сторонников для Рима и имели успех в отдельных областях. Десятилетие спустя после буллы об отлучении иезуитская миссия в Англии объявила о 120 000 "обращенных", большая часть которых несомненно была католиками с самого начала, а не новообращенными. Немногочисленная группа верных Риму людей существовала всегда, но их численность установить невозможно. Священники этих подпольных католиков часто были родом из аристократических семей и получали образование у иезуитов или в училищах кардинала Аллена в Дуэ и Риме. Они жили в постоянной опасности, переезжая из одной усадьбы в другую и служа семьям католических сквайров. Время от времени ходили слухи о замышляемых убийствах руками наемников или иностранных шпионов, держа начеку лорда Сесиля и наполняя общественное сознание страхом и ненавистью. Папа Григорий XII заявил, что булла Пия V оправдывает любое применение оружия против "этой преступной английской женщины" и даже побуждает заговоры с целью ее убийства.
Елизавета отреагировала на папскую буллу официальным заявлением, что она
"...желает, чтобы все ее любящие подданные понимали, что, пока они живут, открыто соблюдая ее законы и не нарушая их сознательно и демонстративно своими явными действиями, позиция ее величества состоит не в том, чтобы досаждать кому-то из них в вопросах религии инквизицией или полицией нравов, но принимать их и обходиться с ними, как со своими добрыми и верными подданными".
В 1571 году парламент принял несколько антипапских законов, запретив ввоз папской буллы в Англию и назвав изменой произнесение слов о том, что Елизавета не должна быть королевой или что она еретичка, узурпаторша и раскольница. В 1585 году был принят акт, объявивший иезуитов вне закона с целью утихомирить общественное возбуждение и нападения фанатиков на рядовых католиков. На протяжении всех сорока пяти лет правления Елизаветы только 221 католик был казнен за свою веру, в противовес 290 протестантам, погибшим за пять лет правления ее сестры Марии. Большинство из них было казнено за измену, а не за ересь, что свидетельствовало о значительной идеологической перемене, хотя жертвам от этого было не легче.
Твердость Елизаветы в обращении с инакомыслящими католиками объясняется преимущественно тем фактом, что их нелояльное отношение играло на руку ее врагам внутри страны и за рубежом. Опасение полного восстановления Католицизма стало главной причиной ее решения в отношении Марии Стюарт. Переход ультра-католического короля Испании к агрессивной политике, апогеем которой был поход испанской Армады, обострил вопрос об измене внутри страны. И если англикане терпимо относились к католическому меньшинству, этого нельзя было сказать о широком религиозном движении, известном как Пуританство, и отдельных протестантских экстремистах разного толка.
ПУРИТАНЕ
Взрывоопасный потенциал Пуританства, представлявшего для Англиканской церкви бульшую угрозу, чем Католицизм, проявился во время гражданской войны семнадцатого века. Особенно после 1640 года сепаратизм и Пресвитерианство стали конкурирующими доктринами, готовыми воевать за главенство в церковной политике. Рассматривая Пуританство времен правления Елизаветы, следует отстраниться от событий последующих десятилетий семнадцатого века. По словам Мильтона, Пуританство было движением "за реформу Реформации". Впервые этот термин был упомянут в 1564 году по отношению к тем протестантам, которые, безопасно пребывая в лоне национальной церкви, стремились очистить Англиканское служение от всех остатков "папизма" и "римских предрассудков". Многие молодые церковнослужители, особенно из числа изгнанных Марией, черпали вдохновение в теологии Женевского происхождения и продолжали искать руководства и вдохновения у реформатских церквей и теологов. В то время лишь некоторые помышляли об отделении. Кальвин, Буцер и Нокс не осуждали епархии как таковые, поэтому активные "реформаты" могли по-прежнему формально существовать в рамках государственной церкви.
Елизавета была достаточно консервативна в своих религиозных представлениях. Она не находила времени для евангелистских протестантов и их требований учредить проповедническое служение. Хотя многие из ее епископов проявляли терпимость во второстепенных вопросах и даже были готовы отказаться от неприемлемой для реформатов практики, Елизавета принудила архиепископа Паркера обнародовать свои доводы в пользу единообразия. Она разжаловала Гриндала, своего архиепископа, выступавшего в защиту проповеди и пророчеств, одобрение которых успешно закрепило бы евангелистское Пуританство внутри официальной церкви. После длительных и обширных поисков Елизавета наконец остановилась на Джоне Уитгифте (John Whitgift), архиепископе почти столь же консервативных взглядов, как и она сама. В 1595 году он едва не впал в немилость за опубликование Ламбетских артикулов (Lambeth Articles). Неизменность позиций Елизаветы и одновременно растущее тяготение в сторону евангелистского Протестантизма были характерными чертами религиозной ситуации во время ее правления, порождавшими неизбежную напряженность и периодическую конфронтацию.
Некоторые противоречия времен правления Елизаветы позднее породили более серьезные проблемы. Полемика об одежде священников в 1563 году едва ли сравнима по значимости с арианской полемикой в древней Церкви, хотя шума было наделано больше. Пуритане считали, что вопрос об одежде священников не требует немедленного разрешения. Но они оспаривали обычай духовенства носить шапочку и мантию в течение недели и стихарь по воскресеньям. Вскоре к списку римских обрядов, претящих совести, они добавили такие обычаи как крестное знамение при Крещении, коленопреклонение во время Причастия, чрезмерное, по их мнению, количество церковных праздников, кольцо при бракосочетании и (отголоски Цюриха!) использование в церквях органа. Прошение об отмене многочисленных римских обычаев и всех облачений, кроме стихаря, было подано на рассмотрение собранию духовенства и отклонено им с перевесом всего в один голос.
В 1572 году поднялся шум вокруг более серьезного вопроса, когда Томас Картрит (Thomas Cartwright) и группа Лондонских пуритан выступила за пресвитерианскую форму церковного управления вместо епископальной системы. "Первое увещевание" (First Admonition), опубликованное в том году, призывало к тому, чтобы служителей избирали церковные приходы, а не епископы. "Второе увещевание" предлагало пресвитерианскую модель церковного управления, явно вторившую Основам Кальвина, и призывало к созданию института пресвитеров, которые следили бы за церковной дисциплиной, назначали бы служителей в приходах и руководили поклонением во время богослужений. Такая угроза порядку и стабильности возмутила Елизавету и ее советников, несомненно видевших взаимозависимость епископов и короны. В 1574 году Картрит бежал за границу, но пуританское движение развивалось. В 1589 году умер идейный организатор пресвитерианского подполья Джон Филд (John Field). К 1592 году организация развалилась, и пресвитерианский вопрос, казалось, исчерпал себя. Реальное возрождение Пресвитерианства произошло только во времена гражданских войн.
Роберт Браун (Robert Browne) из Кембриджа стал первым сепаратистом, отстаивавшим более радикальное инакомыслие. Браун был вспыльчивым типом и однажды предстал перед судом за избиение своей жены. Описание этого происшествия демонстрирует изощренность его интеллекта: "Отвечая на упрек в избиении своей пожилой жены, почтенный отец Браун отметил, что побил ее не как жену, а как проклятую старуху". Он разработал общинную модель церкви как содружества "призванных" или "собранных" из великого множества людей, добровольно связавших свою жизнь друг с другом в поместной церкви. В своей Книге, являющей жизнь и нравы всех истинных христиан (Book Which Showeth the Life and Manners of All True Christians) он настаивал, что каждая община должна быть свободна от контроля государства, а также независима от епископов и пресвитеров. Община должна сама избирать пасторов, учителей и старейшин, не обязательно из числа хорошо образованных людей, и порядок поклонения на богослужениях должен быть очень простым. Приблизительно в 1580 году Браун действительно организовал такую общину в Норидже. Правительство, опомнившись, привело в действие механизм репрессий.
Назначенный Елизаветой новый архиепископ Кентерберийский Джон Уитгифт попытался вернуть пуритан к единству. Теологически Уитгифт был строгим кальвинистом, несмотря на свою жесткую политику в отношении пуритан, выступавших против использования стихаря, и даже как-то упрекнул Картрита за сделанное им допущение, что учение о свободе воли "не противоречит спасению". Архиепископ Уитгифт, которого Елизавета называла "мой черный муженек", заявил 17 ноября 1583 года в своей первой проповеди в церкви Креста Св. Павла, что пуритане должны подчиниться установленному порядку. В том же году Шесть артикулов обязали население согласиться с верховенством королевской власти в церкви и государстве и принять Общий служебник и Тридцать девять артикулов как основание и норму. Верховный суд привлек нарушителей к ответу. Всего было отстранено около двухсот приходских священников. В 1586 году он учредил цензуру теологических изданий, надеясь остановить пуританских экстремистов, однако вызывающие брошюры "Мартина Марпрелата" ("Martin Marprelate") появлялись вопреки его усилиям, нападая на епископов как "мелких антихристов, надменных прелатов, несносных противников Реформации, врагов Евангелия и ничтожных завистливых священников". В 1593 году Акт о сектах потребовал изгнания или смерти всех, кто отказывается посещать государственную церковь и поклоняется в отдельных группах. Ламбетские артикулы Уитгифта 1595 года по-прежнему придерживались последовательного и строгого учения о [двойном] предопределении.
В высшем руководстве перемена теологических взглядов произошла только в последние годы правления Елизаветы, когда в 1599 году епископ Лондонский Ричард Бэнкрофт (Richard Bancroft) начал реально использовать свою власть примаса в интересах церковнослужителей с более широкими взглядами. На Придворной конференции в Гемптоне (Hampton Court Conference) Бэнкрофт не позволил пуританам включить Ламбетские артикулы Уитгифта в официальное вероисповедание. Наиболее влиятельным и типичным в Англиканской Реформации был труд скромного служителя Ричарда Хукера (Richard Hooker), не ставшего видным церковнослужителем или теологом, Законы церковного управления (Laws of Ecclesiastical Polity). Первые четыре книги Законов увидели свет только в 1593 году и были написаны как ответ пуританскому богослову Уолтеру Трэйверсу (Walter Travers), критиковавшему государственную церковь на основании Библии. Хукер употребил для опровержения пуританских аргументов превосходный, достойный темы литературный стиль и обосновал англиканскую форму управления как законное церковное устройство. Он подчеркивал необходимость смирения перед Богом, согласия, мира, здравомыслия и порядка ради достижения спокойствия на земле и счастья в вечности. Он обращался к Божиим и природным законам, а также к Святому Писанию в своих доказательствах истинности Англиканской церкви.
Королева Шотландии Мария Стюарт
Когда в 1568 году Мария Стюарт бежала в Англию, то с собой она принесла явную угрозу безопасности Елизаветы, досаждавшую английской королеве на протяжении девятнадцати лет. Один из ее епископов отметил, что Елизавета правила на "птичьих правах". Мария представляла опасность для Елизаветы одним своим рождением в качестве единственного законного ребенка короля Шотландии Якова V, своим католичеством и потенциальной возможностью стать залогом в международной политической игре. Мария являлась противоположностью своей сестры Елизаветы во многих отношениях. Она выросла при веселом и ослепительном французском дворе, воспитывалась с дофином и его сестрами и принадлежала кругу, в котором рыцарские романы и сатиры Рабле предпочитались классике. Она обладала страстной натурой и была способна к неистовой любви и жгучей ненависти. Мария не отличалась крепким здоровьем, однако обладала удивительной выносливостью. Даже не будучи равной Елизавете в королевских качествах, она все же стала для нее достойной соперницей. Первым судьбоносным шагом Марии было решение оставить Францию, в которой ее придворная жизнь отравлялась ненавистью свекрови Екатерины де Медичи, чтобы вернуться в бедную и захолустную, зато родную Шотландию. Отец Марии Яков V умер 14 декабря 1542 года, всего через неделю после ее рождения. Шесть лет спустя ее отослали во Францию. В 1558 году она вышла замуж за дофина Франциска. В том же году умерла королева Англии Мария, и она со своим мужем была втянута в английскую политику. В следующем году, со смертью короля Генриха II, она стала супругой короля Франции. Тем временем восстали шотландские феодалы, и протестантские войска со своими английскими союзниками вынудили французский гарнизон Марии сдаться. Представитель Марии подписал Эдинбургский договор, окончивший в 1560 году гражданскую войну, однако одним из пунктов договора Елизавета признавалась королевой Англии, и потому Мария оттягивала время, в результате так и не подписав договор. 5 декабря умер ее муж, и Мария решила вернуться в Шотландию как королева, на что протестанты согласились неохотно. Она прибыла в Шотландию 19 августа 1561 года.
Некоторое время Мария правила, хотя в действительности не управляла, так как реальная власть принадлежала кланам, и реформаторы также сохранили свое влияние. В 1565 году Елизавета позволила вернуться в Англию Генриху Стюарту, лорду Дарнли, правнуку Генриха VII. Он был католиком и в остальном годился в супруги Марии, а с точки зрения Елизаветы представлял меньшую опасность, чем союз с Францией или Испанией. Марии тогда было двадцать три года, и она безумно в него влюбилась. Восстала протестантская аристократия, но Мария их подавила и вышла замуж за молодого Дарнли. Он оказался подлым и жестоким мужем. Из ревности к секретарю Марии итальянцу Давиду Риццио (David Rizzio), веселому малому, развлекавшему Марию музыкой и следившему за ее корреспонденцией, Дарнли замыслил его убийство. 9 марта 1566 года убийцы ворвались в апартаменты королевы, в ее присутствии вытащили Риццио за двери и зарезали его насмерть. Мария была арестована, но бежала и жила с презрением к своему ничтожному мужу. Теперь она обратилась к Джеймсу Хепберну (James Hepburn), графу Ботуэлла (of Bothwell), готовому ради нее на невероятные вещи.
Дарнли лежал больной в резиденции Марии в Кирк-о-Филде (Kirk o'Field), когда 10 февраля 1567 года между двумя и тремя часами утра дом взорвался. Дарнли и его пажа обнаружили удавленными в саду. Создавалось впечатление, что Дарнли узнал о скором взрыве и в последний момент сумел выбраться из здания, так что заговорщикам пришлось оставить явные улики убийства в происшествии, которому следовало выглядеть таинственным. На улицах появились плакаты с портретом Ботуэлла и надписью: "Вот убийца короля". Ботуэллу было предъявлено обвинение в убийстве, но он естественно был оправдан своими пэрами, весьма обрадованными избавлению от Дарнли. Якобы насильно, но предположительно с ее согласия он увез Марию в Данбар, поскольку только общественный скандал мог побудить его жену искать развода, а суд - разрешить развод, и внешне невинная Мария не могла надеяться на одобрение их брака столь скоро после смерти Дарнли. Случилось так, что их надежды не оправдались. Мария и Ботуэлл поженились 15 мая, а через месяц против них восстали протестантские лорды. Ботуэллу они дали возможность ускользнуть, а королева была заточена в замке Лохлевен (Lochleven).
До какой степени Мария была замешана в убийстве Дарнли? "Письма из шкатулки", якобы написанные Марией Ботуэллу во время этого фатального кризиса, были сильно не в ее пользу, хотя их подлинность некоторые ее защитники все еще подвергают сомнению, также ссылаясь на протест Марии, которая настаивала на счастливом совпадении, что в ночь гибели Дарнли она вдруг вспомнила о своем обещании посетить свадебный пир, благодаря чему Провидение хранило ее вдали от Кирк-о-Филда вплоть до самого взрыва, его разрушившего.
Марии удалось бежать и поднять армию, однако 13 мая 1568 года она была разбита при Лэнгсайде (Langside), после чего она бежала в Англию, предав себя на милость Елизаветы. Сесиль допросил ее и вынес следующий вердикт: "Не было обнаружено никаких достаточных доказательств того, что королеве Англии следует составить дурное мнение о своей доброй сестре". Елизавета была неглупой женщиной, однако ей показалось вполне возможным и более предпочтительным оставить Марию в живых, подрезав ей крылья. Мария проживала в ряде замков и сельских поместий со свитой из тридцати ее собственных слуг, беспрепятственно пользуясь своим французским приданым и почтением, достойным королевы. Она имела право принимать гостей наедине, но была несколько ограничена в переписке со своими приверженцами.
Восстание католиков на севере в 1569 году и отлучение Елизаветы папой в 1570 году компрометировали Марию, однако никаких мер против нее принято не было. Итальянского банкира Роберто Ридольфи (Roberto Ridolfi) уличили в организации с папской санкции убийства Елизаветы и брака Марии с герцогом Норфолком. Агенты Сесиля раскрыли заговор, и герцог был обезглавлен 2 июня 1572 года.
Заточение Марии, роскошное, однако невыносимое для женщины ее темперамента и амбиций, продолжалось четырнадцать лет. Окончательное поражение произошло, когда она вновь слишком доверилась человеку. Теперь этим человеком был Томас Морган (Thomas Morgan), агент, переправлявший ее письма, но открывший ее секреты сэру Фрэнсису Уолсингему, возглавлявшему секретную службу Елизаветы. Узнав об очередном готовящемся заговоре против Елизаветы, Уолсингем организовал внедрение в круг заговорщиков своих агентов, которые добыли основательные улики против Марии. В октябре 1586 года состоялся суд над ней за заговор против королевы. Мария признала, что стремилась бежать, но отрицала, что "производила или поощряла какое-либо вредительство против ее величества". Имевшиеся улики превосходили все ее отречения, и она была осуждена на смертную казнь как "Мария Стюарт, обычно называемая королевой Шотландии".
В смерти она была более благородна, чем в жизни. "Господин настоятель, - сказала она настоятелю собора в Петерборо (Peterbrough), призвавшему ее к покаянию, - я умру так же, как жила, в священной и истинной католической вере. Все, что вы мне можете сказать на этот счет, тщетно, и все ваши молитвы, я полагаю, мне мало помогут". Несмотря на то, что брак Марии с Ботуэллом был заключен по протестантскому обряду, теперь она решила, что мир должен знать, что она не только умерла в католической вере, но и за нее. С падением топора, ее кровь смоет все интриги и обвинения и будет взывать о мести. Мария идеально сыграла свою последнюю роль. Высоко подняв распятие, она произнесла католические молитвы, прося Бога о благословении Англии, помиловании Елизаветы и прощении ее врагов. Черная вельветовая мантия упала к ее ногам, и она шагнула вперед, одетая в ярко-красный шелк, цвет мученичества. Она склонилась над плахой и предала душу свою Богу, затем палач дважды опустил свой топор. Палач с лицом, по традиции в черной маске, наклонился и поднял голову, чтобы показать ее толпе, и прокричал: "Да здравствует королева!" Однако в его руках оказался только рыжий парик. На краю платформы лежала седая голова королевы Шотландии Марии.
Отношения Англии с Францией и Испанией
Отношения Англии с Шотландией и Ирландией и отношения Елизаветы с Марией отражают общее состояние Англии в борьбе с ее двумя католическими соперниками - Францией и Испанией, которые превосходили ее размерами, богатством и влиянием. Елизавета окрестила свою политику "закулисной войной", в ходе которой она содействовала французским гугенотам и нидерландским протестантам. На протяжении первых пяти лет, пока Елизавета занималась укреплением своих позиций внутри страны, эту игру осторожно вел Сесиль. После этого Англия стала более независимой и агрессивной, стремясь выбраться из трясины, в которую погрузила страну Мария.
Филипп II убедил Марию объявить Франции войну, что привело Англию в 1558 году к утрате Кале. Однако Елизавета обрадовалась поддержке Филиппа в мирных Като-Камбрезийских переговорах 1559 года. В тот момент Филипп был более заинтересован в том, чтобы использовать Англию как противовес Франции, чем искоренять Протестантизм в этой стране. Французский король также фактически правил Шотландией через свою регентшу, Марию Гиз. Мария Стюарт была тогда женою дофина. Таким образом, Франция зажала Англию в своих тисках, и на протяжении десятилетия Елизавета вынужденно играла партию Испании. Затем Филипп женился на дочери французского короля, но Франция продолжала представлять угрозу для Испании, потому Филипп временно предоставил Англии возможность беспрепятственного развития. Елизавета воспользовалась предоставленным ей шансом и решительным вторжением выбросила Францию из Шотландии со всеми пожитками. Задняя дверь Англии наконец была заперта на засов.
Политика Елизаветы в отношении Ирландии оказалась не столь успешна и разумна. Ее цель была - "Ирландия для англичан". Английский Протестантизм навязывался ирландцам острием солдатской пики. В условиях гонений усилилась преданность ирландцев своей древней вере, а ненависть к Англии глубоко врезалась в народное сознание. Политика Англии была недальновидна, непрактична и непоследовательна. Английские государственные деятели, пересекавшие пролив вице-королями и уполномоченными пэрами, возвращались домой побитые и разочарованные, с твердым намерением никогда больше туда не возвращаться. В свои последние годы Генрих VIII разработал план превращения ирландских земель в английские владения посредством сотрудничества с ирландскими вельможами. "Государственные деятели" Эдуарда занялись войной и истреблением. Мария следовала политике экспроприаций и основания английских военных колоний.
Унаследованная Елизаветой в 1558 году Ирландия представляла собой политически раздробленную и этнически разнородную страну в религиозном упадке. Елизавета заботилась не столько об утверждении в Ирландии своей государственной протестантской церкви, сколько о том, чтобы цивилизовать варварский народ и сделать его безопасным для Английской империи. План колонизации начал претворяться в жизнь и на протяжении некоторого времени финансировался сэром Уолтером Рэлеем (Walter Raleigh). Испанцы старались использовать враждебность ирландцев к Англии и даже планировали сделать Ирландию своим военным плацдармом. Однако ирландцы оставались слабыми и разрозненными по причине клановых войн и могли лишь мелко вредить англичанам, не представляя серьезной угрозы для безопасности Англии. В 1594 году англичане обрели коварного и упорного врага в лице умелого вождя Тирона, стоившего им невероятного количества денег, людей и оружия. Заключительные четыре с половиной года войны с Ирландией обошлись английской казне в 1.250.000 фунтов стерлингов. В конце концов Англия нейтрализовала Ирландию при помощи жестоких мер. Монтджой (Mountjoy) покорил Ольстер сознательным и систематическим истреблением скота, урожая и жилья. Во время капитуляции Тирона англичане видели многих ирландцев, переживших эту опустошительную войну, живущими в пещерах и питающимися травою и кореньями. Елизавета сумела закрепить успехи политики "умиротворения", однако изумрудный остров остался угрюмой, непредсказуемой частью королевства, готовой взбунтоваться при первой возможности.
В первые годы правления Елизаветы Испания считалась защитой против Франции, традиционного врага за проливом, однако вскоре смена власти привела Англию к отчаянной борьбе с Испанией за выживание и, наконец, за лидерство. В 1560 году Англия пережила сильное облегчение со смертью Франциска II, мужа Марии Стюарт, когда реальная власть перешла в руки Екатерины де Медичи, не питавшей симпатий к Марии и семейству Гизов. Вскоре религиозные войны парализовали Францию, и Елизавета осознала, что Франция теперь представляет меньшую угрозу, чем Испания. После заключения мирного договора в 1572 году в Блуа Франция стала в некотором роде союзницей Англии. Новообретенная дружба прошла суровую проверку и не распалась после побоища в Варфоломеевскую ночь, задевшего английских протестантов. Ряд притворных брачных переговоров между Елизаветой и герцогом Анжуйским, впоследствии ставшим Генрихом III, а позднее его братом герцогом Алензонским (of Alenzon), преследовал дипломатическую цель представить англо-французские отношения более горячими, чем было на самом деле. Альянс, по крайней мере, не допустил образования франко-испанской коалиции против протестантской Англии. Такое положение не позволяло Елизавете выступать в качестве защитницы гугенотов, однако развязывало ей руки в оказании поддержки протестантским Нидерландам.
Содействие Англии Нидерландам и рейды английского флота в испанские владения вывели Филиппа из себя и убедили его в том, что без завоевания Англии ему никогда не удастся ни подавить восстание в Нидерландах, ни укрепить свою заморскую Испано-португальскую империю. Ряд событий стал последними искрами, воспламенившими огонь: убийство Вильгельма Оранского в 1584 году, выдворение из Англии испанского посла Мендозы за соучастие в заговоре с врагами Елизаветы в 1586 году, смерть Марии Стюарт в 1587 году. Казнь Марии лишила Филиппа надежды на католическое восстание в случае нападения на Англию. Тем не менее, он пришел к убеждению, что сможет захватить Англию так же, как Португалию, поскольку Мария передала Филиппу свои права на английский престол. Затем последовали выступление испанской "непобедимой" Армады в 1588 году, захват испанцами Кале в 1596 году, "непобедимая армада" 1599 года, ответные рейды англичан на Португалию и ее утверждение как "владычицы морей". К этому времени Франция при Генрихе IV восстановила внутреннее единство и мощь, став препятствием для устремлений Испании. Англия противостала самой могущественной в мире державе и одержала победу. Новый прилив самоуверенности и гордости породил у британцев всплеск патриотизма и честолюбия.
Англичане эпохи Тюдоров стали исследователями планеты и строителями империи не в силу своего характера или традиций. Притягательность испанских владений, Евангелие и золото были факторами, вовлекшими моряков юго-западной Англии в игру под названием мировая экспансия. В 1497 году венецианский мореплаватель Джованни Кабото (Giovanni Caboto) совершил под английским флагом свое первое путешествие к северо-восточному берегу Северной Америки, а в 1498 году - второе. Англичане прозвали его Джоном Кэйботом (John Cabot) и чествовали как героя, однако их восхищение его исследованиями было вызвано преимущественно сообщением об изобилии рыбы близ Ньюфаундленда. Новый регион ловли трески обещал независимость от исландских рыбаков. Однако для рыбной ловли требовалось преодолеть немалое расстояние, и со временем их восторг приутих. Прошло еще шестьдесят лет, прежде чем Англия активно включилась в мировую экспансию. Все это время англичане были заняты внутриполитическими и религиозными проблемами. Более того, до краха торговли текстилем в 1551 году в наличии имелось незначительное количество свободного капитала, который требовался для крупномасштабного пиратства и колониального развития. Окончательное закрытие Антверпена в семидесятых годах шестнадцатого века создало новые экономические предпосылки для географических исследований и поиска новых зарубежных рынков и источников сырья. Теперь у протестантской Англии появился особый стимул оспорить передачу папой Нового Света в руки Испании и Португалии. С благословения Елизаветы, но без официального разрешения одиночки отправлялись грабить испанские корабли и совершать набеги на испанские колонии. Хокинс (Hawkins), Дрейк, Фробишер (Frobisher), Релей и множество других в действительности были пиратами, которые совершали свои незаконные рейды с полным осознанием того, что будут повешены за пиратство в случае своего ареста.
В эти десятилетия реальная выгода от постоянных колоний была невелика, тем не менее, идея укоренилась, и видение империи начало захватывать взоры англичан. Фрэнсис Бэкон писал О колонизации: "Колонизация земель сходна с выращиванием леса, потому что необходимо учесть отсутствие прибыли на протяжении почти двадцати лет и ожидать вознаграждение лишь в самом конце". Подданные Елизаветы не обладали достаточным терпением для скучного выращивания колоний. Они стремились к быстрой прибыли, другого же столь быстрого обогащения, как при грабеже испанских кораблей, не существовало.
В 1561 году Сесиль обескуражил Алвареса де Куадра (Alvarez de Quadra), епископа Акилы (Aquila), своим заявлением, что папа не вправе делить землю и награждать царствами, как ему вздумается. В следующем году Джон Хокинс из Плимута проверил действенность испанской монополии, занявшись негритянской работорговлей. Он собрал партию негров в рейдах вдоль мыса Кабо-Верде в южной Африке и перекупкой от португальских работорговцев, затем пересек Атлантику, прибыл в Испаньолу и продал негров в рабство на испанских плантациях. Хокинс получил огромную прибыль золотом, серебром, драгоценными камнями, сахаром, шкурами и другими сокровищами индейцев. Королева, Сесиль и другие аристократы стали пайщиками его второй экспедиции два года спустя. Испанское правительство запретило своим колониям вести торговлю с англичанами, поэтому, ожидая худшего, Хокинс вооружил свою флотилию. Однако испанские плантаторы вновь закупили его негров, и он опять вернулся домой с огромной прибылью. После этого, наконец, опомнились испанские колониальные власти, и поэтому в 1567 году Хокинс отправился в свою третью экспедицию под конвоем из семи боевых кораблей и с Фрэнсисом Дрейком в должности капитана Юдифи. В этом путешествии Хокинс блокировал порт Рио-де-ла-Хача (Rio de la Hacha) и решительно ввязался в сражение с испанцами на суше. Он сжег город, захватил сокровища и принудил поселенцев к торговле. В 1568 году Хокинс угодил в ловушку в порту Сан-Хуан-де-Уллоа (San Juan de Ulloa) и был вынужден прорываться напролом, в результате потеряв 120 человек и несколько кораблей, включая Иисуса, круглодонное судно, приобретенное у Ганзы.
Самым упорным и неумолимым врагом, бороздившим испанские моря, был Фрэнсис Дрейк. Честолюбие Дрейка было болезненно задето смертельным унижением в Сан-Хуан-де-Уллоа. Из этой битвы он вернулся ужасным человеком. С того времени и до самой своей смерти в 1595 году он жил с двумя устремлениями в своем сердце - компенсировать свои личные убытки и укрепить Англию за счет ослабления Испании. Каждый совершенный им разбойный рейд туже затягивал петлю на горле испанской монархии. Дрейк был превосходным моряком и весьма успешно действовал без правил и вне закона. Испанские корабли с драгоценностями пересекали Атлантический океан в сопровождении прекрасно организованного и мощного военного конвоя. До 1580 года никто не осмеливался их атаковать в европейских водах.
Проницательный глаз Дрейка разглядел самое слабое звено в серебряной цепи, протянутой от перуанских рудников до Лимы, через хребет панамского Истмуса (Isthmus) до Номбре-де-Диоса (Nombre de Dios) и оттуда через Атлантический океан в Испанию. В 1572 году Дрейк подошел к Номбре-де-Диос, устроил засаду конвою с драгоценностями на подступах к порту и исчез с добычей быстрее, чем могли среагировать испанские войска в Панаме. Не все английские моряки были столь же удачливы, как Дрейк. Когда Джон Оксенгем (John Oxenham) несколькими годами позже попытался повторить его подвиг, он наткнулся на вооруженную транспортную колонну, был пойман и повешен в Лиме как пират. Эндрю Баркер погиб при столкновении с испанцами во время рейда вдоль побережья Центральной Америки, а его судно затонуло по пути домой.
Затем Фрэнсис Дрейк избрал театром своих действий Тихий океан. Он обогнул Южную Америку через Магелланов пролив и попал в Тихий океан (1577-1580). Шторм унес его далеко в сторону Антарктиды, и это позволило обнаружить, что из Южной Америки нельзя достичь полюса по суше. Дрейк разорял испанцев, но кроме разбоя ему посчастливилось увидеть основание Новой Англии в Калифорнии, и теперь империя Елизаветы простиралась от прекрасного тихоокеанского берега до Флориды. Он исследовал побережье Калифорнии, отметив бухты, пригодные для строительства портов и колоний. Западное окончание легендарного северо-западного пути не было открыто, Дрейк окончил свои исследования недалеко от Ванкувера. Оттуда он направился на запад через Тихий и Индийский океаны, обогнул мыс Доброй Надежды и пошел домой. Когда в сентябре 1580 года корабль Дрейка прибыл в Плимут, на его борту находились сокровища общей стоимостью 1.500.000 фунтов стерлингов, что составляло почти половину всех испанских сокровищ, добываемых за год разработки рудников Нового Света. Дрейк компенсировал убытки, которые понес в Сан-Хуан-де-Уллоа более десяти лет назад, а остальная часть этих огромных сокровищ, вопреки протестам посла Мендозы, хранилась в лондонском Тауэре до тех пор, когда Елизавета и Филипп свели друг с другом счеты, включавшие и компенсацию за участие Испании в Ирландском восстании.
Сэру Фрэнсису Дрейку, которого Елизавета посвятила в рыцари, было суждено затем сыграть важную роль в поражении Филиппа. Елизавета вновь выпустила его в 1585 году, и он отправился на своем славном капере, сопровождаемом флотилией из тридцати кораблей, в рейд против испанских кораблей и портов. Вначале он направился на Канары и острова Зеленого Мыса, предал огню о. Сантьягу и крепость Праю. После этого он напал на Санто-Доминго, жемчужину среди городов карибских колоний, получив двадцать пять тысяч дукатов выкупа за то, что сохранил большую часть города, а потом, аналогичным образом, атаковал Картахену в Южной Америке. Дрейк захватил испанский форт Св. Августина во Флориде, а затем спас уцелевших в бедствующей колонии, основанной сэром Уолтером Рейлеем на реке Роанок, забрав их домой в Англию. Своим разбоем Дрейк не только причинил испанцам огромный ущерб, но также продемонстрировал уязвимость короля Филиппа и побудил ему решиться на такую отчаянную меру как предприятие с Армадой, окончившееся для него крахом. Англичанам было хорошо известно о готовящемся испанском вторжении. Когда весной 1587 года флотилия в порту Кадис была уже почти готова, Дрейк вышел из Плимута, и, застав испанцев врасплох, истребил тысячи тонн запасов, включая незаменимые материалы для ремонта кораблей, уничтожил многие суда и даже разрушил адмиральский галлеон. Дрейк действительно подпалил Филиппу бороду. В 1588 году, заключительном в эпизоде с Армадой, Дрейк прекрасно проявил себя, руководя небольшой Плимутской эскадрой во флоте лорда Говарда, - он, вопреки ветру и волнам, оказался способен на подлинно героические дела. В балладе 1591 года о триумфальной дуэли английского корсара с испанским галлеоном Елизавета названа "Леди моря". Скипетр морей перешел от Испании к Англии.
Примеру Дрейка в исследованиях и грабеже последовали другие авантюристы. Томас Кейвендиш (Thomas Cavendish) бороздил моря с 1586 года по 1588; его суда вернулись в Лондон, украшенные парусами из голубого камчатного полотна, а каждый матрос носил золотую цепочку. Однако большую ценность представляли собой географические и навигационные экспедиции, не вызывавшие такого восхищения, как пиратство, но важные для будущего. Наиболее сильным стимулом были коммерческие интересы, особенно при поиске северо-западного пути в Китай, а со временем - при поиске земель для колонизации.
Англичане начали поиск северо-восточного пути, хотя позднее инициатива была перехвачена нидерландцами и датчанами. "Компания купцов-предпринимателей", основателем которой был сын Джона Кейбота Себастьян, направила в 1553 году в Китай флотилию из трех судов под командованием сэра Хью Уиллоубай (Hugh Willoughby). Два судна замерзли недалеко от мыса Нордкап, обе команды погибли, а третье судно во главе со старшим лоцманом Ричардом Чанцеллором (Richard Chancellor) достигло Архангельска. Местные русские приняли англичан приветливо, но настороженно. В Москву было отправлено сообщение о прибытии иностранцев, а в ответ поступили инструкции о том, как с ними обращаться. Царь Иван IV, еще молодой человек, не столько Грозный, каковым он стал позднее, пригласил их в Москву и предложил выгодные условия торговли. В результате этой экспедиции в 1555 году группа купцов образовала для торговли с Россией Московскую Компанию.[2] Через год после ее основания компания послала Стефана Бёрроу (Stephen Burrough) разведать путь в Китай вокруг мыса Нордкап; это предприятие окончилось для него во льдах и тумане. Другой агент по поиску новых рынков сбыта пробрался по суше в Азию до самой Бухары. Торговые исследования разрушали рынки на континенте в Антверпене, на Верхнем Рейне и Эльбе. С 1579 года Восточная Компания стала конкурировать с остатками балтийской Ганзы.
Ученый джентльмен по имени Гамфри Гилберт (Hamphrey Gilbert) увлекся идеей поиска северо-западного пути в Китай. Из древних хроник и отчетов путешественников он собрал все возможные данные и написал свою знаменитую Речь, доказывающую существование северо-западного пути. Его идея настолько захватила опытного моряка Мартина Фробишера, что тот совершил три путешествия (1576-1578) в поисках пути севернее Лабрадора. И хотя его попытки были изначально обречены на провал, открытый им пролив до сих пор носит его имя. Попытки Московской Компании открыть северо-восточный путь (1580) оказались не более успешными. В следующем году некоторого успеха в развитии торговли на Ближнем Востоке достигла Левантинская Компания. Последние и наиболее трагические попытки открыть северо-западный путь были предприняты Джоном Дейвисом в его трех путешествиях (1585-1587). Он достиг залива Нортумберленд, что к северу от пролива Фробишера, на широте 66° 40', однако льды опять преградили путь. Эти путешествия наделали много шума, но оказались не столь выгодны, как надеялись англичане. Постепенно общественное мнение склонилось к мысли, что заселенные англичанами колонии на американском континенте должны служить источником сырья и рынком сбыта для английской продукции. Забрезжила заря колонизации.
Одним из отцов колониальной идеи и ее главным пропагандистом был Ричард Хеклайт (Richard Hackluyt), знаменитый автор Путешествий и открытий (1589). Сырье, новые рынки сбыта, путь в Китай, место ссылки бродяг и безработных, возможность христианизации индейцев - ни один из этих аргументов не был упущен Хеклайтом. В 1578 году сэр Гамфри Гилберт получил королевский патент на основание "плантации" в Новом Свете и через несколько лет предпринял попытку основать колонию в Ньюфаундленде. Однако ему недоставало дальновидности в планировании предприятия, и он затерялся в морях.
В 1584 году королева Елизавета передала патент Гилберта его сводному брату Уолтеру Релею, ставшему ее придворным фаворитом, а в следующем году посвятила его в рыцари. Местом для своей колонии он выбрал реку Роанок в регионе, отличавшемся мягким климатом и, согласно докладам, дружелюбными туземцами, который назвал Виргинией[3] в честь королевы-девственницы. Устье реки расположено на побережье современного штата Северная Каролина. Весной 1585 года под покровительством Релея сэр Ричард Гренвиль поселил на Роаноке сто колонистов, однако вернувшись в июне следующего года, Гренвиль обнаружил колонию совершенно деморализованной, полуголодной и в состоянии войны с индейцами. Дрейк вернул уцелевших колонистов, подобрав их по пути домой из своих знаменитых рейдов 1585-1586 годов. В 1587 Релей вновь попытался основать колонию в том же месте, однако губернатор колонии Джон Уайт, вернувшись на Роанок в 1590 году с новым продовольствием, не обнаружил там ни одного живого или мертвого человека. Возможно, поселенцы были перебиты индейцами, хотя они также могли попробовать поселиться в новом месте, затерявшись при этом в море или в лесах. Релей объявил, что предприятие ему обошлось в 40.000 фунтов стерлингов, и в 1589 году, перед последним бедствием на Роаноке, он передал свои права на колонию купеческой компании, закрепив за собой лишь небольшую арендную плату и пятую часть всего золота, которое, возможно, будет обнаружено. Конечно же, золота обнаружено не было, а Релею даже не пришлось заботиться о своей старости, потому что враги, которых он нажил, будучи фаворитом Елизаветы, позаботились о его устранении после ее смерти.
Когда Елизавета умерла в 1603 году, Релей уже давно перестал быть ее фаворитом. Она даже посадила его на некоторое время в Тауэр, узнав о его тайном браке со своей фрейлиной. Однако опала кончилась, и в 1595 году он отправился на реку Ориноко, мечтая обнаружить способ проникновения в испанскую империю в Южной Америке. Его Открытие Гвианы, опубликованное в следующем году, с большим энтузиазмом описывает господство, ожидающее Англию в Гвиане.
После смерти Елизаветы ее преемником стал король Шотландии Яков VI, сын Марии Стюарт. Яков имел собственных фаворитов, как и причины избавиться от фаворитов Елизаветы. Враги обвинили Релея в заговоре против короля, он был лишен имущества и вновь заточен в Тауэр. На этот раз прошло тринадцать лет, прежде чем ему удалось устроить свое освобождение ради того, чтобы возглавить экспедицию вверх по Ориноко и основать свою империю. Вероятно, Релей имел мысли о пиратстве еще до того, как пересек Атлантический океан. Он находился в отчаянной ситуации, и отчаянные меры казались ему единственным выходом. Однако сокровищ он не обнаружил, а его сын погиб при нападении на испанский патруль, охранявший путь к Гвиане. Нападение было явно незаконным для экспедиции действием, поскольку Англия не желала проблем с Испанией. Релей был абсолютно прав, предполагая, что в случае успешного исхода нападение совершенно бы не сочли за преступление. Однако его постигла неудача, и после возвращения в Англию Релея казнили в 1618 году.
Англичане продолжили его дело и путешествовали вдоль по Ориноко, основывая плантации, лесопильни и небольшие торговые предприятия, но мечта об английской империи в Латинской Америке в противовес испанской умерла вместе с Релеем.
Промышленность и торговля во времена Елизаветы переживали что угодно, но только не золотой век. Ухудшилось положение дел в ключевой торговле текстилем, а жестокая инфляция создала трудности почти для всех. В конце тридцатых и в сороковые годы шестнадцатого века начался текстильный бум, во время которого текстиль составлял основную статью английского экспорта - приблизительно от 75 до 90 процентов от общего объема. Другими статьями английского экспорта были необработанная шерсть, олово и свинец из незначительных рудников, зерно, пиво и рыба. В 1551 году жестокий экономический кризис серьезно сократил торговлю, и несмотря на частичное восстановление, английский экспорт по-прежнему был значительно ниже уровня 1548-1550 годов. Правление Елизаветы отличалось периодическими депрессиями, наиболее серьезная из которых имела место в девяностых. Постепенно Англия лишилась своих старых сформировавшихся рынков сбыта грубой дешевой ткани, и только в семнадцатом веке производство новых "мануфактурных" тканей начало компенсировать этот спад. Как свидетельствуют личные записи Сесиля, его главным стремлением в продвижении Закона о подмастерьях и о ремесленниках 1563 года было заморозить в стране производство. Он надеялся остановить промышленное развитие, потому что видел в этом единственную возможность предотвратить периодические кризисы текстильной индустрии, в которой наблюдалась тенденция к перепроизводству.
Население увеличивалось вместе с ростом цен. Наиболее острой проблемой была дороговизна пищи, потому что в бедственные для Англии годы производимых продуктов не хватало для всего населения. Цены на промышленные товары росли медленнее, и к концу столетия инфляция значительно уменьшила реальные заработки. Имущим классам в основном удавалось держаться повышением арендной платы по мере роста цен, а крестьяне и городские пролетарии терпели жестокие лишения. Экономический упадок не позволял обеспечивать рабочими местами и землей постоянно растущее население, порождая сильное беспокойство о перенаселенности. Желательность вывоза лишнего населения за границу порождала негативную мотивацию заморской экспансии. В начале эпохи Стюартов экономическая депрессия сохранялась. Наибольший упадок пришелся на начало двадцатых годов семнадцатого века, а также на период между 1629 и 1633 годами. Значительный коммерческий рост начался только после 1660 года.
В начале правления Елизаветы сельское хозяйство завершало переход от манориальной структуры к системе частного предпринимательства. Аристократия продолжала огораживание земель, прежде закрепленных за крестьянскими общинами для коллективного пользования. Росло число заброшенных деревень, поскольку народ вынужден был уходить в города или бродяжничать в поисках работы. Огороженные земли использовались для выращивания овец, что было очень прибыльным делом из-за большого спроса на английскую шерсть, признанную лучшей в мире. Кроме того, во второй половине столетия происходило расширение земель для выращивания зерновых культур. Такое использование земли оказалось более эффективным, чем крестьянское семейное хозяйство. Благодаря легкому хранению и транспортировке, производство зерна играло важную роль в обеспечении продовольствием растущего городского населения.
Социальные перемены были отражением реформ в аграрной экономике. Крепостной труд и феодальное землевладение буквально перестали существовать. При Елизавете свободная аренда, копигольд и лизгольд были привычными и важными видами землевладения. Свободные землевладельцы были наиболее активной предпринимательской прослойкой в нижних аграрных классах, хотя многие йомены также получали неплохой доход от лизгольда. В период роста цен они наживались на постоянной аренде. Удачное стечение обстоятельств обеспечивало йоменов доходами, которые позволили им давать образование своим сыновьям, которые в свою очередь могли подняться на несколько ступеней вверх по социальной лестнице.
В научной среде существуют большие расхождения во взгляде на мелкопоместное дворянство (джентри) - семейства землевладельцев, занимавших положение выше йоменов и ниже старой аристократии. Историки традиционно считали, что джентри (как и средний класс) постоянно прогрессировали, тогда как старая аристократия опускалась. Более современный взгляд заключается в том, что аристократия вовсе не расточала бессмысленно свои дни на псовую охоту, но обладала потрясающей способностью адаптироваться. В конце концов, хорошего имени и умения держаться в седле никогда не было достаточно для того, чтобы уберечь власть от ловких и амбициозных новичков. Новые экономические условия гораздо больше благоприятствовали социальному росту, чем прежде, и аристократические семьи начали намного активнее заботиться о том, чтобы их сыновья получали подготовку в университетах, на "юридических факультетах", в "Судебных Иннах" и затем могли заниматься коммерцией или поступать на государственную службу, успех в которых требовал практических знаний. Джентри обладали меньшим общественным весом и потому менее охотно рисковали своим престижем, занимаясь торговлей. Они образовали консервативные круги, что позднее многих привело к социальному застою. Тем временем обеспеченные семьи среднего класса прокладывали себе путь в сельское дворянство. Исторические факты всегда предполагают сложные, а не простые объяснения. Когда оседает пыль полемики, то во всей своей красе перед нами предстает истина в виде какой-нибудь старой гипотезы, хотя, вероятно, ревизионистский взгляд распространится более широко.
Лондон, с населением 120 000 человек, при Елизавете уже был экономическим центром Англии. Английским купцам было далеко до богатств Медичи, Альбицци, Вельсеров (Welsers) и Фуггеров, однако они прилагали максимум усилий к поиску новых рынков и способов обогащения. Дело в том, что английская промышленность не была столь развита технически, как на берегах Рейна, в северо-западной Франции и Италии. Развивая новые отрасли промышленности, например производство шелка, кружев, стекла, игл, волокон, войлока и так далее, англичане зачастую были вынуждены приглашать из-за границы опытных ремесленников для работы и обучения учеников. "Новые англичане" наивно кичились своим успехом. Новые городские дома, роскошные наряды, вычурная мода и утонченные манеры джентльменов Елизаветинской эпохи представляли собой красочное зрелище. Они составляли великолепную публику Глобуса на спектаклях Шекспира.
Достижения английской нации в шестнадцатом веке справедливо объясняют удачным стечением обстоятельств во время продолжительного правления Елизаветы. Она была народным кумиром, символом победы, национального единства и целеустремленности. Однако любого внимательного исследователя ее государственной деятельности поражает то, сколь редко она проявляла инициативу, и сколь мало было число предпринятых ею действий прогрессивного характера. Преимущественно консервативная, она сдерживала те события, которые не была в состоянии предотвратить или контролировать, и скорее царила, чем управляла. Она даже не сумела найти творческое решение вопроса о престолонаследии. Тем не менее, доверие народа главе государства было, вероятно, важнее в историческом плане, чем ее собственные достоинства или недостатки. Миф обладает огромной властью над историей и даже историками.
С возрастом лицо Елизаветы высохло и словно еще больше вытянулось, зубы пожелтели и искривились, и в добавление ко всему, она носила огромный рыжий парик. Она по-прежнему играла в любовные игры, пользуясь своим главным качеством как монарха - своей женственностью. Увлечение одним из молодых людей при ее дворе - графом Эссексом, привело ее к окончательной трагедии. Эссекс был транжирой и скверным полководцем, но он был ее слабостью. Привлекательный Эссекс играл в опасную игру, используя ее любовь в уверенности, что настойчивость поможет ему достичь любых высот. Во время неудачной осады Руана он писал:
"Самая милая, самая дорогая и восхитительная Королева... Два окна Ваших покоев остаются полюсами моей вселенной, в которой, пока Вашему Величеству будет угодно владеть мною, я пребываю неподвижен и неизменен. Когда Ваше Величество сочтет, что небо слишком прекрасно для меня, то я не упаду, подобно звезде, но, подобно туману, растаю перед солнцем, поднявшим меня на такую высоту. Моя судьба, как и моя привязанность, не имеет равных, пока Вы, Ваше Величество, позволяете говорить мне ''люблю''. Если когда-нибудь Вы откажете мне в такой вольности, то можете лишить меня жизни, но не сумеете поколебать моей верности, ибо не во власти даже столь великой Королевы как Вы заставить меня любить Вас меньше".[4]
Елизавета дала ему шанс доказать свое мужество на поле брани. Все еще бушевало ирландское восстание, и молодой "ястреб" Эссекс кричал о военном покорении острова. Елизавета назначила Эссекса правителем Ирландии против его собственной воли, ибо он не хотел покидать двор. На одном из совещаний королевских советников он не согласился с королевой, а когда она отвергла его мнение, то повернулся к ней спиной. Разгневанная королева влепила ему оплеуху, и Эссекс, положив руку на шпагу, заявил, что не потерпел бы такого оскорбления даже от самого Генриха VIII. Эссекс возгордился, что предшествует падению. Во главе армии из 22 000 человек он подавил небольшое восстание в Манстере, однако не сумел уничтожить ирландского бунтовщика Тайрона. Он позволил солдатам пограбить, спешно заключил мир с Тайроном и вернулся к Елизавете.
Эссекс нажил себе влиятельных врагов, которые подорвали его положение при дворе, и вскоре оказался под домашним арестом. Личный совет королевы получил информацию о том, что на территории своего поместья он собирает войско, и вызвал его для объяснений. Вместо этого Эссекс двинулся в наступление на Лондон, тщетно надеясь, что город восстанет и перейдет на его сторону. Ему предъявили обвинение в измене, после чего состоялся суд, который признал его виновным. Елизавета была вынуждена подписать указ о казни любимого ею молодого человека. 25 февраля 1601 года, в Пепельную среду, Эссекс вышел из своей камеры в Тауэре, облаченный в костюм из черного вельвета и атласа, и взошел на эшафот, расположенный во дворе. Он поклонился всем присутствовавшим, произнес возвышенную благородную речь, исповедался, снял шляпу и поместил на деревянный куб свою голову, которую палач отсек тремя ударами топора.
Елизавета так и не оправилась от эмоционального потрясения в связи со всем произошедшим и в последние годы своей жизни часто впадала в продолжительные депрессии. В 1601 году она последний раз созвала парламент для сбора средств на заключительные действия в Ирландии. Лорд Маунтджой сумел подавить восстание, вынудил испанские войска капитулировать и договорился с Тайроном об условиях мира. Победа в Ирландии была последним успехом Елизаветы.
Всю жизнь Елизавета отличалась достаточно крепким здоровьем, однако возраст брал свое. 7 сентября 1602 года она достигла своего шестьдесят девятого дня рождения. Многие из ее прежних советников и друзей уже умерли. Рождество того года стало последней вспышкой великолепного веселья, которым славился ее двор. Затем в начале марта 1603 года Елизавета заболела. "Я не больна. Я не чувствую боли, а просто чахну", - говорила она. Слабая телесно, но сильная волей она отказалась от предложенных ей врачами лекарств, способных продлить ее жизнь. В среду 23 марта личные советники осмелились попросить ее исполнить последний долг монарха - назвать своего преемника. Она назвала своего "ближайшего родственника, короля Шотландии" Якова VI, сына Марии Стюарт, которому предстояло править после нее под именем короля Великобритании Якова I.
Вскоре после шести часов вечера того же дня она призвала к своему ложу архиепископа Уитгифта. Он поговорил с ней о христианской вере и конечной славе, которую ей предстоит познать, представ перед Царем царей. Королева выражала согласие движениями руки и глаз и молилась вместе с ним, пока не уснула. Между двумя и тремя часами утра она отошла.
[1] Имеются в виду католические священники, получившие образование в семинариях за рубежом. - Прим. ред.
[2] Дж. Х. Перри, Век исследований (Нью-Йорк, 1964), стр. 222-223. (J.H. Parry, The Age of Reconnaissance.)
[3] От англ. слова "virgin" - девственница. - Прим. пер.
[4] Цитата у Дж. Е. Ниля, Королева Елизавета (Нью-Йорк, 1934), стр. 322-323. (J.E. Neale, Queen Elizabeth.)
Этот материал еще не обсуждался.