Фредерик Брюс

Документы Нового Завета: достоверны ли они?

Глава 7. Свидетельства Луки

Помимо собственных писем Павла, большая часть информации о нем содержится в текстах, вышедших из-под пера его друга и соратника Луки, автора третьего Евангелия и Деяний Апостолов. Лука был по профессии врачом (Кол. 4:14), и согласно преданию, истоки которого удается проследить до второго века, уроженцем Антиохии в Сирии. [Антимаркионов пролог к Луке.] Анализ его произведений до некоторой степени подтверждает это предание. Насколько нам известно, он - единственный среди авторов Нового Завета, кто был по происхождению язычником. Его два труда являются в действительности частями одного цельного исторического произведения, прослеживающего зарождение христианства начиная от времени Иоанна Крестителя и, приблизительно, до 60 г.

Обе части этого труда адресованы нигде более не упоминаемому человеку, по имени Феофил, который по-видимому обладал некоторыми предварительными сведениями о христианстве, и мог быть правительственным чиновником, судя по тому, что Лука наделяет его титулом "достопочтенный" - тем же самым, что использует Павел, обращаясь к Феликсу и Фесту, римским губернаторам Иудеи. В предисловии к своему Евангелию Лука объясняет цель своего двухчастного труда следующим образом:

"Достопочтенный Феофил! Как уже многие начали составлять повествования о совершенно известных между нами событиях, как передали нам то бывшие с самого начала очевидцами и служителями Слова, то рассудилось и мне, по тщательному исследованию всего сначала, по порядку описать тебе, чтобы ты узнал твердое основание того учения, в котором был наставлен".

Лука унаследовал отточенную традицию греческих историков и обладал доступом к различным превосходным источникам информации относительно событий, с которыми имел дело, не говоря уже о том, что сам присутствовал при некоторых событиях, о которых рассказывает. Мы упомянули уже некоторые из источников, письменных и изустных, на которые он мог полагаться. Чтобы уяснить ценность его работы, стоит только сравнить наши относительно обширные знания о развитии христианства до 60 г. с почти полным неведением о событиях многих последующих лет. [Это именно относительно обширные знания, так как Лука прослеживает только распространение христианства от Иерусалима до Рима, оставляя в тени миссионерскую деятельность христиан в Африке и не-римских районах Азии.] В самом деле, после Луки и вплоть до Евсебия, чья "История церкви" была написана после Миланского эдикта Константина (313 г.), не известен ни один автор, которого можно было бы по праву назвать историком христианской церкви.

Каковы бы ни были его источники, Лука использовал их самым превосходным образом. Ценной деталью его труда является также то, что он соотносит излагаемые в нем события с контекстом Римской истории. Из всех авторов Нового Завета он, единственный, потрудился назвать имена соответствующих императоров. Из них трое (Август, Тиберий и Клавдий) названы по имени. У Луки имеется также ссылка на Нерона, хотя тот и не называется по имени, но как "цезарь", к которому обращался Павел (Деян. 25:11 и др.). Рождение Иисуса приходится у него на правление Августа, когда Ирод Великий был царем Иудеи, а Квириний правителем Сирии (Лук. 1:5; 2:1 и дал.). Начало публичной проповеди Иоанна Крестителя, которым начинается "керигма"," аккуратно датируется с помощью серии синхронных событий по способу греческих историков (Лук. 3:1 и дал.), напоминающей филологу-классику, например, датировку Фуки-дидом формального начала Пелопонесской войны в начале второй книги его "Истории". В дополнение к императорам, на страницах Луки являются выдающиеся имена иудейского и языческого миров, как имена римских наместников Квириния, Пилата, Сергия Павла, Галлиона, Феликса и Феста, а также Ирода Великого и некоторых из его потомков - Ирода Антиппы, тетрарха Галилеи, вассальных царей Ирода Агриппы I и II, Береники и Друсиллы, наряду с ведущими представителями еврейского сословия священников, как Анны, Каиафы и Анания, и, наконец, Гамалиила, величайшего раввина того времени и вождя фарисеев. Автор, помещающий свой рассказ в такой широкий контекст мировой истории, напрашивается на неприятности, если он недостаточно тщателен - он предоставляет в распоряжение своих критиков слишком много возможностей для проверки своей аккуратности. Лука берет на себя этот риск и превосходство выдерживает испытание. Одним из наиболее замечательных свидетельств его аккуратности является уверенность, с которой он оперирует надлежащими титулами всех выдающихся людей, упоминаемых на его страницах. В его времена это отнюдь не было таким простым делом, как в наши, когда все, что требуется, это обратиться к справочнику "Кто есть кто?". Аккуратность, с которой Лука пользовался различными титулами Римской империи, сравнивали с той легкостью и уверенностью, с какой выпускник Оксфорда употребляет должные титулы глав Оксфордских колледжей как провост Ориеля, магистр Баллиоля, ректор Экзетера, президент Магдалины и т.д. Человек, не учившийся в Оксфорде, скажем автор этой книги, никогда не чувствует себя вполне в своей тарелке, сталкиваясь со множеством оксфордских титулов. Но Лука сталкивается с дополнительной трудностью, так как титулы иногда менялись. Провинция могла перейти из ведомства сенатского правительства под начало специального представителя императора и в таком случае управляться уже не проконсулом, но имперским легатом.

Кипр, например, был императорской провинцией до 22 г. до Р.Х., когда он перешел в ведение сената, в соответствие с чем стал управляться уже не императорским легатом, но проконсулом. И таким образом, когда Павел и Варнава прибыли на Кипр о коло 47 г., их встретил проконсул Сергий Павл (Деян. 13:7), о котором нам известно несколько более благодаря надписям на памятниках, и в чьем семействе, согласно утверждению сэра Уильяма Рамзэя, несколько позднее обнаруживаются свидетельства о принятии христианства. [Влияние последних открытий на проблему достоверности Нового Завета, 1915 г., стр. 150 и далее.]

Подобным же образом, правителями Ахайи и Асии оказываются проконсулы, так как обе эти провинции находились в ведении сената. Галлион, проконсул Ахайи (Деян. 18:12), известен нам как брат великого стоического философа Сенеки, учителя Нерона. Как явствует из надписи в Дельфах, в центральной Греции, Галлион был назначен проконсулом Ахайи в июле 51 г. Ахайя находилась в ведении сената с 27 г. до Р.Х. до 15 г., а затем опять, начиная с 44 г. Стоит заметить, что Лука, который обычно называет страны их этническими или популярными именами, а не в соответствие с провинциальной номенклатурой, принятой в Риме, и который в другом месте называет провинцию Ахайю ее более популярным именем Греции (Деян. 20:2), отступает от своего обыкновения, приводя официальный титул правителя, и таким образом называет Галлиона не проконсулом Греции, но "проконсулом Ахайи".

Странным кажется упоминание проконсулов Асии в Деянии 19:38. Во всякое отдельное время полагался только один проконсул, и, однако, блюститель порядка в Эфесе говорит возмутившимся гражданам: "есть проконсулы". Допустимо предположить, что "проконсулы" значат здесь "обобщающее множественное число", и, однако, разве не проще было бы сказать "есть проконсул"? Исследование соответствующей хронологии обнаруживает, что несколькими месяцами ранее проконсул Асии Юний Силанус был убит эмиссарами Агриппины, матери Нерона, который как раз тогда (в 54 г.) стал императором. [Тацит, Анналы, 13:1.] Преемник Силуануса к тому времени еще не прибыл, и это само по себе оправдало бы неопределенную фразу блюстителя порядка. Заманчиво также истолковать его слова как относящиеся к Гелию и Целеру, убийцам Силануса, поскольку те были поверенными в имперских делах в Асии и вполне могли бы использовать обязанности проконсула в интервале между смертью Силануса и прибытием его преемника. [G.S. Duncan, "St. Paul's Ephesian Ministry, 1929, стр. 102 и далее.]

Эфесский блюститель порядка был местным чиновником, служившим для связи между муниципальным управлением города и римской администрацией. Упоминаемые в связи с тем же случаем асийские начальники (Деян. 19:31) были представителями городов провинции, уполномоченными проводить культ "Рима и императора" Г.С. Дункан предполагает [G.S. Duncan, стр. 140], что упомянутое возмущение имело место на эфесском празднестве Артемиды, происходившем в марте или апреле. Асийские начальники, как главные жрецы имперского культа, естественно должны были бы присутствовать на таком празднике, чтобы представлять императора.

Лука приписывает Эфесу титул "Нескорое" - "Страж храма" Артемиды (Деян. 19:35). Это слово буквально значит "уборщик храма", но со временем стало почетным титулом, которым награждали сначала людей, а потом и целые города. (Подобным образом, в наше время Крест Георгия, учрежденный сначала как знак отличия для людей, был вручен острову Мальта.) Приписывание Лукой этого титула Эфесу подтверждается греческой надписью, описывающей город как "Храмовый страж Артемиды".

Эфесский театр, где разместилась возмутившаяся толпа, был раскопан археологами, и судя по его руинам вмещал около 25 тысяч зрителей. Как и во многих других греческих городах, театр был самым удобным местом собраний граждан. Интересной находкой в театре явилась надпись 103-104 г. на латыни и греческом, сообщающая, что римский чиновник, Вибий Салутарий, подарил городу серебряное изображение Артемиды и другие статуи, воздвигавшиеся на пьедесталы на каждом собрании граждан в театре. Это напоминает нам об особом рвении, с которым, согласно 19:24 Деяний участвовала в культе Артемиды гильдия серебро кузнецов Эфеса. "Серебряные храмы", которые они делали для Артемиды, были маленькими нишами, содержавшими идола богини и возлежащих подле нее львов. Уцелели некоторые терракотовые копии этих миниатюрных храмов.

Магистраты Филипп, бывших римской колонией, называются в Деяниях "преторами", и их сопровождают "ликторы", чьи палки нанесли так много ударов Павлу и Силе (Деян. 16:20 и далее). Настоящим титулом этих колониальных магистратов было "дуумвиры", но они присвоили себе более 'пышный титул "преторов", подобно магистратам Капуи, о которых пишет Цицерон: "Хотя в других колониях они зовутся дуумвирами, эти люди захотели, чтобы их называли преторами". [Об аграрном законе, 34.]

В Фессалонике верховные магистраты названы "политархами" (Деян. 17:6, 9) - титулом, не находимым в дошедшей до нас классической литературе, но встречающимся в надписях в качестве названия магистратов в городах Македонии, среди которых была и Фессалоника.

В рассказе о посещении Павлом Афин фигурирует древний суд города, ареопаг (Деян. 17:19, 22). Это был наиболее чтимый из всех афинских институтов, и, хотя он потерял большую долю своей древней власти в пятом веке до Р.Х., с ростом афинской демократии, значительная часть его престижа была восстановлена под эгидой римского владычества. В частности, имеются свидетельства, что в описываемое время он осуществлял определенный контроль над публичными выступлениями [Рамзэй, Св. Павел, путешественник, 1920., стр. 245 и далее], а потому естественно было, что Павел, прибыв в Афины со своей новой доктриной, должен был быть приглашен изложить ее "в ареопаге" (а не на "Марсовом холме", ибо, хотя то и было место, где этот суд собирался в древнейшие времена, и по которому получил свое название, в описываемое время местом его собраний была Царская колоннада афинского рынка).

Главное начальствующее лицо Мальты называется Лукой "первым человеком острова" (Деян. 28:7), каковой титул подтверждается сразу римской, и греческой надписями, как должный титул римского правителя острова.

Когда Павел прибывает в Рим, его передают, согласно одному из письменных преданий должностному лицу, названному "стратопедар- хом" (Деян. 28:16), которого немецкий историк Моммзен отождествляет с тем, кого римляне называли "принцепс перегринорум", и который был начальником имперских курьеров, одним из которых был по-видимому центурион Юлий (Деян. 27:1).

Ирода Антиппу, правителя Галилеи во времена нашего Господа, подданные по-видимому называли "царем", что отражается у Матфея и Марка (Матф. 14:9; Map. 6:14), но, в отличие от его отца, Ирода Великого, и племянника, Ирода Агриппы I, он не удостоился получить этот титул от императора, и вынужден был довольствоваться более скромным титулом "четверовластника" Характерно, что Лука никогда не называет его царем, но всегда четверовластником (Лук. 3:1, 19).

Лука упоминает Квириния как правителя Сирии в момент рождения Христа и проведенной тогда переписи (Лук. 2:2). Это часто трактовали как ошибку, поскольку о Квиринии известно, что он стал имперским легатом в Сирии в 6 г. и надзирал за проведением в тот год переписи, упоминаемой в Деян. 5:37 в связи с вызванным ею восстанием Иуды Галилеянина. Однако, ныне многими историками признается, что более ранняя перепись, описываемая Лукой, 1) могла иметь место в правление Ирода Великого, 2) могла сопровождаться требованием о возвращении всех подданных на место рождения, 3) могла быть частью всеимперской переписи и 4) могла иметь место во время предыдущего правления в Сирии Квириния.

1) Иосиф Флавий ообщает, что к концу правления Ирода император Август обращался с ним более как с подданным, нежели другом [Исоиф Флавий, Древности, 28:1], и что вся Иудея должна была принести клятву верности Августу так же, как и Ироду. [Там же, 16:9.] Проведение переписи в вассальном царстве (каким была Иудея во время правления Ирода Великого) не было чем-то уникальным. В царствование Тиберия подобная перепись была навязана вассальному царству Антиоха в восточной Малой Азии. [Тацит, Анналы, 6:41.]

2) Обязанность всех подданных возвращаться для переписи по месту рождения, вынудившая Иосифа возвратиться в Вифлеем, подтверждается эдиктом 104 г., в котором римский префект Египта, Вибий Максим, делает следующее замечание: "Поскольку приближается время переписи по месту жительства, необходимо известить всех, кто по любой причине не находится в своем административном округе, чтобы они вернулись домой с тем, чтобы соответствовать обычному порядку переписи, и оставались на собственном земельном участке". [A. Deissmann "Light from the Ancient East" 1927 г., стр. 270 и далее.]

3) Имеются разнообразные свидетельства о проведении переписей в различных частях империи между 11 и 8 гг. до Р.Х. В случае Египта такое свидетельство является практически неоспоримым.

4) Найдено убедительное свидетельство в надписи, что, когда Квиринии приступил к своим обязанностям в Сирии в 6 г., то был уже второй случай, когда он служил имперским легатом. Сэр Уильям Рамзэй доказывает, что и в первом случае провинцией, где он служил, была Сирия. [Влияние последних открытий на проблему достоверности Нового Завета, стр. 122.] Существует, правда, список правителей Сирии того времени, не оставляющий места Квиринию. Рамзэй предполагает, что он был назначен в качестве дополнительного и специального легата с военными задачами. С другой стороны, предъявляются убедительные доводы, что его первая служба в качестве имперского легата протекала в Галатии, а не в Сирии. [R. Syme "Galatia and Pamphilia under Angustus" 1934 г., стр. 122 и далее.] Вопрос до сих пор не решен окончательно, но, может быть, стоит прислушаться к тем комментаторам [В.S. Easton "The Gospel according to St. Luke", 1926 г., стр. 20 и др.], которые следуя намеку Тертуллиана, читают в Луки 2:2 не "Квириний", а "Сатурнин". [Тертуллиан говорит ("Против Маркиона", 4:19), что перепись в Иудее в момент рождения Христа была проведена Сатурнином.] Последний был имперарским легатом в Сирии именно в указанное время.

Другая предполагаемая ошибка была обнаружена некоторыми учеными в Евангелии от Луки 3:1, где он говорит о четверовластнике Лисании в Авилинее (к западу от Дамаска) в пятнадцатом году правления Тиверия (27-28 гг.), тогда как единственным Лисанием из Авилинеи, известным из других источников, был царь, казненный по приказу Марка Антония в 34 г. до Р.Х. Свидетельство о существовании более позднего Лисания, наделенного статусом четверовластни-ка, было, однако, обнаружено в надписи, упоминающей посвящение храма "спасению Имперских Господ и всех их домочадцев Нимфеем, вольноотпущенником Лисания, четве-ровластника". Упоминание "Имперских Господ" - совместный титул, использовавшийся только по отношению к императору Тиверию и его матери, Ливии, вдове Августа - определяет дату посвящения между 14 и 29 гг., поскольку это годы, когда правил Тиверий и была жива его мать. ["The Bearing of Recent Discovery", стр. 297 и далее.] На основании последнего и иных свидетельств мы можем без колебаний согласиться с выводом историка Эдуарда Мейера, что указание на Лисания у Луки является "абсолютно правильным". [Е. Meyer "Urspring and Anfange des Christentums", т. I, стр. 49.]

Допустимо упомянуть один из нескольких случаев, в которых свет на Новый Завет проливают древние монеты. Историки много спорили о дате, когда прокуратор Фест заступил место Феликса (Деян. 24:27). Но вот обнаружилось, что на пятом году правления Нерона в Иудее были введены новые монеты (этот год завершился в октябре 59 г.), и самым естественным предлогом для такой'' перемены была бы как раз смена прокуратора. Благодаря вышеупомянутой надписи в Дельфах, указывающей дату проконсульства Галлиона в Ахайе (и, следовательно, время евангелизации Павлом Коринфа, описанной в 18 главе Деяний), а также этому нумизматическому свидетельству, определяющему прибытие Феста для исправления должности прокуратора Иудеи 59 годом, мы оказываемся в состоянии датировать некоторые из самых важных вех карьеры Павла. Результат согласуется с показаниями Деяний безукоризненным образом. Акуратность, обнаруживаемая Лукой в уже рассмотренных нами деталях, простирается также в более общую сферу описаний местной атмосферы и ее оттенков. Последнее удается ему неизменно. Иерусалим, с его легко возбудившимися и нетерпимыми толпами, резко контрастирует с оживлением сирийской Антиохии, где люди многих вер и национальностей притерлись друг к другу, так что не удивительно становится, что первая среди язычников церковь учреждается именно здесь, и евреи и неевреи встречаются в ней, обнаруживая братское дружелюбие и терпимость (Деян. 11:19 и дал.). А вот римская колония, Филиппы, с ее самодовольными чиновниками и гражданами, гордыми своим римским происхождением, или Афины, с их нескончаемыми спорами и неутолимой жаждой новизны - жаждой, за которую их упрекали собственные государственные деятели тремя-четырьмя веками ранее. [Деяния, 17:21; Фукидид, 3:38; Демосфен, Филиппики, 1:10.] И вот Эфес, с его храмом Артемиды, бывшим одним из семи чудес света, и множеством граждан, материально зависимых от культа великой богини, с его суеверием и магией, настолько прославленными в древнем мире, что обычное название для записанных заклинаний было "Эфесиа граммата" (Эфесские письмена). Несомненно, что именно эти "письмена" были публично сожжены эфесянами, обратившимися под влиянием проповеди Павла в веру, освобождающею человека от суеверного страха (Деян. 19:19).

Три части Деяний обычно называют "мы-частями", так как автор неожиданно переходит от повествования в третьем лице к первому множественному, обнаруживая таким образом, что в определенных случаях он сам присутствовал при описываемых им событиях. Из этих частей наиболее интересна последняя, содержащая замечательный рассказ о путешествии Павла и кораблекрушении на пути из Палестины в Италию. Этот рассказ называют "одним из самых содержательных документов, информирующих о древнем искусстве кораблевождения". [H.J. Holtzmann "Handcommentar zum N.T.", 1889 г., стр. 421.] Образцовой работой на английском языке, посвященной этому предмету, является книга "Путешествие и кораблекрушение Павла", опубликованная в 1848 г. (четвертое издание в 1880 г.) Джеймсом Смитом из Джорданхилла, который сам был опытным яхтсменом, отлично знавшим ту часть Средиземноморья, где плыл корабль Павла. Смит свидетельствует замечательную аккуратность отчета Луки о каждой стадии путешествия и оказывается способен установить, благодаря сообщаемым Лукой деталям, точное место у побережья Мальты, где произошло кораблекрушение.

В связи с рассказом Луки об их пребывании на Мальте Харнак замечает: "можно заключить с большой долей вероятности, что сам автор практиковал на Мальте в качестве врача", и после исследования языка отрывка утверждает, что "вся история пребывания автора на Мальте подана в медицинском свете". ["The Bearing of Recent Discovery", стр. 81.]

Все указанные свидетельства точности автора не случайны. Человек, чья аккуратность может быть продемонстрирована в вопросах, где мы способны его проверить, по всей вероятности будет аккуратен и там, где у нас нет возможностей для проверки. Аккуратность является одной из самых устойчивых привычек человека, и мы знаем по собственному счастливому (и злосчастному) опыту, что некоторые люди постоянно аккуратны, тогда как другие не упускают ни одной возможности быть неаккуратными. Все, что мы знаем о Луке, позволяет нам характеризовать этого автора как безукоризненно аккуратного.

Сэр Уильям Рамзэй, посвятивший многие плодотворные годы археологии Малой Азии, удостоверяет глубокое знакомство Луки с Малой Азией и греческим востоком в период, к которому относятся его работы. Когда Рамзэй впервые приступил к археологическим раскопкам, он был твердо убежден в справедливости модной тогда (в конце семидесятых годов прошлого столетия) тюбингенской теории, что Деяния были составлены не ранее середины второго столетия. Только постепенно был он принужден результатами собственных исследований к полному пересмотру своих взглядов.

Хотя позднее Рамзэй стал популярным защитником достоверности документов Нового Завета, его заключения были заключениями ученого археолога и специалиста по древней истории и литературе, а не человека желавшего польстить религиозной публике, когда он выражал точку зрения, что "Лука-историк никем не превзойден в отношении достоверности". [Лука-врач, стр. 177-179.] То было трезвое заключение исследователя, к которому он пришел, не взирая на то, что начинал с противоположного мнения об историческом авторитете Луки. Вердикт, произнесенный им в зрелые годы, гласит: "Лука является историком первого класса. Дело не только в достоверности излагаемых им фактов: он обладает подлинным вкусом историка. Он сосредотачивается на идее и плане, руководящих развитием истории, и уделяет каждому событию место, соответствующее его важности. Он выявляет важные и критические события и показывает их подлинное значение самым обстоятельным образом, и касается лишь слегка или вовсе опускает многое из того, что оказывается неважным для этой цели. Короче, этот автор занимает место в одном ряду с величайшим из историков". [Лука-врач, стр. 222.]

Согласимся, что не каждый ученый готов разделить эту оценку уровня Луки-историка, но его аккуратность в деталях есть нечто, подтверждающееся раз за разом. Исследования в области исторических и географических обстоятельств повествования Луки не остановились со времени, когда Рамзэй сделал упомянутое заключение, но наше почтение к достоверности Луки продолжает расти по мере накопления новых знаний в этой области. Что бы мы ни говорили о Рамзэе, никто не осмелится назвать христианским апологетом ветерана американской исторической науки, д-ра Генри Дж. Кэдбэри. Но когда д-р Кэдбэри после долгого и тщательного исследования произведений Луки прочитал в 1953 г. курс лоувеловских лекций на тему "Книга Деяний в истории", он при всей своей отменной объективности не мог не усилить восхищение своей аудитории достижениями Луки. Книга, которую он выпустил вслед за этими лекциями, может рассматриваться как достойное продолжение лучших достижений Рамзэя.

Далее, по мнению теперешнего профессора классической филологии в О клен деком университете в Новой Зеландии "Лука является тщательным историком, достойным быть поставленным в один ряд с великими греческими авторами". [Е.М. Blaiklock, "The Acts of the Apostles", Tyndale Press, 1959 г., стр. 89.]

Историческая достоверность Луки признается, в самом деле, многими библейскими критиками определенно либерального толка. Это заключение чрезвычайной важности для тех, кто рассматривает Новый Завет с точки зрения историка, так как написанное Лукой покрывает период жизни и смерти нашего Господа и первые 30 лет христианской церкви, включая годы грандиознейшей миссионерской деятельности Павла, когда было написано большинство его сохранившихся писем. Две части труда Луки связывают Новый Завет воедино, так как его Евангелие имеет дело с теми же событиями, что и другие Евангелия, а Деяния рисуют исторические обстоятельства, при которых были написаны Послания Павла. Картина распространения Христианства, которую дает нам Лука, в общем созвучна со свидетельствами других Евангелий и письмами Павла. И он помещает эту картину в контекст современной истории таким образом, что, будь он выдумщиком, он непременно был бы разоблачен.