26.07.2008
Скачать в других форматах:

Фредерик Брюс

Документы Нового Завета: достоверны ли они?

Глава 5. Евангельские чудеса

Рассмотрение Евангелий осталось бы существенно неполным, если бы мы не коснулись рассказов о чудесах, в них встречающихся. Всякий, кто пытается ответить на вопрос, вынесенный в название этой книги, должен сознавать, что для многих читателей главным препятствием на пути к признанию достоверности документов Нового Завета являются именно рассказы о чудесах.

До некоторой степени проблема достоверности этих рассказов может быть сведена к вопросу о солидности их авторов. Если последние оказываются надежными свидетелями во всех иных отношениях, рассказы о чудесах по меньшей мере заслуживают внимательного рассмотрения историком. Мировая литература изобилует всяческого рода чудесами, но Евангелия не требуют от нас верить, что Христос, например, заставил однажды солнце двигаться с запада на восток, ило во что-нибудь подобное. Не приписывают они Ему и устрашающие подвиги, находимые в апокрифах второго столетия. В общем, эти чудеса "характерны" - именно их следует ожидать от той Личности, какой представляют Христа Евангелия. Как мы видели, несверхъестественного Христа не удается обнаружить даже в самом раннем слое Евангелий, и не приходится удивляться, что Ему приписывают сверхъестественные деяния. Если мы с порога отвергаем сверхъестественную природу Христа, нам приходится отрицать и Его чудеса. Но, если мы принимаем Его евангельский образ, чудеса перестают быть непреодолимым препятствием.

Несомненно, историк должен быть максимально строгим в рассмотрении материала, когда речь идет о чудесах. Но, если свидетельства действительно весомы, он не станет отвергать их априори. Так в книге, рассматривающей жизнь Иисуса с чисто исторической точки зрения, профессор А. Т. Ольмстед, ведущий авторитет по истории Древнего Востока, говорит в связи с сообщением о воскрешении Лазаря в 11 главе Иоанна, которое он принимает как свидетельство очевидца: "Как и в случае многих других сообщений, находимых в наших лучших источниках, историку остается только повторить это свидетельство, не пытаясь найти ему психологическое или иное объяснение". ["Jesus in the Light of History", стр. 206.] Это может не удовлетворить врача-психолога. Надо сказать, что это не удовлетворяет и теолога. Но это свидетельствует просто, что исторический метод ограничен, так же как и научный метод в целом, когда он сталкивается с феноменом, уникальным по своей природе.

Далее, рассказы о чудесах в Евангелиях можно изучать средствами формального критицизма, их можно сравнить с историями о подобных чудесах, находимых в литературе и фольклоре, и сделать ряд интересных выводов. Но такой подход не приводит к твердым заключениям об историческом характере этих чудес, как не объясняет он их значение в контексте жизни и деятельности Христа.

Нашей главной задачей в связи с евангельскими чудесами должна быть не их "защита", но понимание. И когда последнее нам удастся, мы обнаружим, что защита устроится сама собой. В центре Евангелия стоит Сам Христос, и мы должны рассматривать чудеса в свете Его Личности. В результате становится ясно, что демонстрация того, что многие из этих чудес не так уж "невозможны" с точки зрения современной науки, вовсе не самое главное. Как бы, в частности, ни было интересно переформулировать рассказы об исцелениях с точки зрения психотерапии или исцеления верой, это не поможет нам оценить их значение в евангельском повествовании. Один весьма популярный проповедник и писатель лихо, хотя и не всегда вполне убедительно, расправился с несколькими чудесами с психологической точки зрения, как, например, в случае человека, одержимого легионом бесов, он прослеживает его болезнь к тому страшному дню в его детстве, когда он увидел легион солдат, истреблявших младенцев Вифлеема, или иную ужасную сцену подобного рода. Если подобная аргументация помогает иным людям поверить в евангельские свидетельства, которым они иначе не поверили бы, тем лучше для них. Они могут даже согласиться признать рассказы о воскрешении мертвых, памятуя документально удостоверенные случаи людей, пребывавших в состоянии клинической смерти и возвращенных к жизни.

Последнее соображение, однако, вряд ли поможет в случае Лазаря, находившегося в гробнице четыре дня и уже начавшего разлагаться! Не говоря уже о том, что все евангельские воскрешения подводят нас к самому главному из чудес - воскресению Самого Христа. Попытки рационализировать или опровергнуть это воскресение предпринимались с самого начала, когда храмовые стражи, приставленные охранять Его гробницу, были подкуплены первосвященниками и заявили: "Ученики Его, пришедши ночью, украли Его, когда мы спали" (Матф. 28:13). То была только первая из попыток рационального объяснения этого сверхъестественного феномена. Другие полагали, что Христос на самом деле не умирал. Эта тема с большим воображением развита, например, Джорджем Мури в его книге "Ручей Керит", но чтение этой книги убеждает лишний раз, что подобная ситуация не могла иметь ничего общего с историческим становлением христианства. Среди других объяснений были, что женщины пришли не к той гробнице, что тело Христа выкрали сами еврейские власти с тем, чтобы гробница не стала центром поклонения и таким образом, источником дальнейших хлопот, что ученики стали жертвами массовой галлюцинации или испытали нечто необычайное в плане сверхчувственного восприятия. (Гипотеза, что они сами выдумали всю историю с воскрешением, благоразумно отвергается как морально и психологически невероятная.) Но единственное истолкование, отвечающее всем относящимся к делу данным и последовавшим затем событиям, есть то, что Христос в самом деле воскрес во плоти и явился ученикам.

Некоторые широко известные трудности обнаруживаются при сравнении различных версий воскресения в отношении обстоятельств места и времени. Вероятно, некоторые из этих трудностей можно было бы легче разрешить, если бы мы знали первоначальную концовку Евангелия от Марка. Как показывает анализ текста, первоначальная концовка этого Евангелия была утрачена в очень ранний период, и повествование обрывается на 16:8. (Последующие стихи нашего Евангелия являются позднейшим добавлением.) Но, приняв к сведению все трудности согласования различных евангельских версий, мы остаемся при следующем несомненном историческом материале: 1. гробница Христа была действительно пуста. 2. Господь являлся разным людям и группам учеников и в Иудее, и в Галилее, 3. еврейские власти не смогли опровергнуть утверждение учеников, что Он воскрес из мертвых.

Когда, приблизительно пятьдесят дней спустя после распятия, ученики выступили с публичной проповедью благой вести, главным аргументом в ней был факт воскресения Христа из мертвых. "Мы видели Его живым", - утверждали они. Павел так суммирует полученные им на этот счет свидетельства: "Он явился Кифе (т.е. Петру), потом двенадцати; потом явился более нежели пятистам братии в одно время, из которых большая часть доныне в живых (около 54 г., почти двадцать пять лет спустя распятия), а некоторые и почили; потом явился Иакову, также всем Апостолам" (1 Кор. 15:5-7). Стоит также заметить, что в публичных заявлениях о воскресении апостолы не упоминали свидетельство женщин, первыми явившихся к гробнице. Они понимали, что на это слишком легко было бы возразить: "Кто же не знает, чего стоят видения легко приходящих в волнение женщин!"

Известно, что публичное сообщение о воскресении Христа было воспринято широкими массами иерусалимского населения как подтверждение Его статуса Мессии и Сына Божьего, так что власти были вынуждены вскоре принять меры, дабы пресечь новое движение. Но они не добились успеха. Если бы, однако же, Христос не воскресал, они несомненно сумели бы предъявить достаточные доказательства этому. Для этого у них были все необходимые средства, и в интересах римлян было им помогать. Не могло быть такой уж неопреодолимой трудностью отыскать мертвое (или едва живое) тело Иисуса, и синедрион был жизненно заинтересован в том, чтобы предъявить Его тело или удостоверенное свидетельство о Его перезахоронении. Тот факт, что первая версия, выдвинутая в противовес свидетельству христиан, была та, что тело было похищено учениками, означает просто, что синедрион не знал, что с ним сталось. Необходимо помнить, что и для апостолов, и для их противников воскресение значило одно и то же - воскрешение в теле. И если мы спросим, почему синедрион не придумал более убедительной версии, чем похищение тела учениками, ответ без сомнения будет, что, как говорит Арнольд Ланн, это был для них единственный способ как-то выкрутиться. [A. Lunn, "The Third Day", 1945, стр. 89.] Они должны были рассмотреть и с сожалением отвергнуть целый ряд превосходных гипотез прежде, чем придти к решению остановиться на самой невероятной.

Но, притом что воскресение Христа провозглашалось первыми христианами как историческое событие, его значение для них было более, чем просто историческим. Прежде всего, то было подтверждение мессианского статуса Иисуса. Воскресение не сделало Его Мессией, но доказало, что Он - Мессия. Как говорит Павел, Он "открылся Сыном Божиим в силе... чрез воскресение из мертвых" (Рим. 1:4). Далее, это была грандиозная демонстрация силы Божьей. Сила эта много раз являлась в мировой истории, но никогда с такой великолепной полнотой, как в воскресении Христа. Наконец, это явление Божьей силы обладало личным значением для каждого христианина, ибо та же победительная сила, что воскресила Иисуса, действует в Его последователях, способствуя их триумфу над силами зла. Чтобы вполне осознать силу Божью, явленную в воскресении Христа, человек должен ощутить ее на собственном опыте. Вот почему Павел молился, чтобы ему дано было так постичь Христа и "силу воскресения Его" (Фил. 3:10).

Распятие Иисуса было для ограниченных людей свидетельством глупости и слабости. Но то же распятие, увиденное в свете воскресения, обнаружило в Нем силу и мудрость Бога. И только в этом свете можем мы адекватно подходить к рассказам о чудесах в Евангелиях. Если Христос наделен силой Бога, то эти рассказы не только не становятся препятствием к тому, чтобы верить Евангелиям, но представляются в них естественными и разумными. От Того, Кто был воплощением Божьей силы, мы должны ожидать ее проявлений. Наша оценка чудес всецело определяется нашей оценкой Христа. Чудеса описываются в Евангелиях именно потому, что служат иллюстрацией этой силы, нашедшей свое наивысшее проявление в воскресении. Воспринимаемые с этой точки зрения, евангельские рассказы о чудесах предстают полными глубокого значения.

Итак, вопрос об истинности евангельских рассказов о чудесах невозможно осветить в представлениях чисто исторического исследования. Последнее этим отнюдь не исключается, так как полный смысл Евангелий в том и состоит, что в Христе сила и благодать Божьи проникли в человеческую историю, чтобы привести к искуплению мира. Но историк может придти к заключению, что описанное в Евангелиях, вероятно, имело место, и, однако, остаться весьма далеким от той реакции, которую авторы Евангелий желали вызвать у своих читателей. Вопрос о том, истинны ли рассказы о чудесах, должен в конечном счете найти ответ в личной вере человека - и не просто вере в историческую истинность этих событий, но в вере в Христа, Который совершил чудеса, вере, должным образом отвечающей силе, посредством которой были свершены эти великие деяния.

Этот ответ верой не избавляет нас, конечно, от обязанности рассматривать каждое из чудес по отдельности и в свете всего доступного нам о них знания, исторического и иного, какое только может иметь к ним отношение. Но это только второстепенная обязанность. Главной является обязанность видеть весь вопрос о чудесах в надлежащем контексте, который обнаруживается в свете важнейшего из всех чудес - воскресения Христа.

Обращаясь к вопросу о независимых, нехристианских свидетельствах о евангельских чудесах, мы обнаруживаем, что нехристианские авторы периода раннего христианства, упоминающие Христа сколько-нибудь подробно, не оспаривают, что Он совершал чудеса. Чудотворцем, как мы увидим, называет Его Иосиф. Позднейшие раввинские источники, как мы также увидим, не отрицают чудеса, но приписывают их магии точно также, как во времена Его служения некоторые приписывали их демонической силе. Колдовством объясняет их и Цельс, философствующий критик христианства второго столетия. [Origen "Contra Celsum", 1:38, 2:48.] Первые апостолы говорят о Его чудесах как о фактах, с которыми их аудитория знакома так же, как они сами. Подобным же образом первые апологеты упоминают чудеса как события, не оспариваемые противниками христианства. Так, в частности, поступает Квадратус в своей "Апологии", адресованной императору Адриану в 133 г.

Мы уже коснулись чудес исцеления, объяснение которых в свете современных представлений не встречает серьезных трудностей. Другую категорию составляют, однако, так называемые "природные чудеса". Здесь в особенности подход к вопросу определяется нашим отношением к Самому Христу. Если Он действительно был воплощением силы Божьей, нам не приходится удивляться, обнаруживая, что Он в самом деле творил вещи из ничего. Если мы отрицаем за Ним божественный статус, нам не остается ничего кроме поиска таких объяснений, либо шарлатанство, либо искажение текстов в процессе переписки и т.д.

Возьмем историю с превращением воды в вино, расказанную во второй главе Иоанна и во многом уникальную среди рассказов о чудесах в Евангелиях. Можно конечно трактовать ее, как это делает один автор, предполагающий, что вода оставалась все время водой, но что Иисус преподнес ее как вино в порядке добродушной шутки, тогда как глава застолья, проникнувшим духом этого безобидного розыгрыша, сказал: "Конечно, это лучшее вино! Адамово вино! Почему ты только приберег напоследок лучшее вино?" Но утверждать такое значит обнаруживать почти невероятную способность упускать всю цель и контекст этого рассказа. Смехотворно было бы завершить подобным образом толкуемый рассказ словами: "Так положил Иисус начало чудесам в Кане Галилейской и явил славу Свою; и уверовали в Него ученики Его" (2:11), не говоря уже о Его неуместности по отношению к цели четвертого Евангелия: "Сие же написано, дабы вы увервоали, что Иисус есть Мессия, Сын Божий, и, веруя, имели жизнь во имя Его" (20:31). Подобное истолкование не заслуживает даже части быть названным "рационализацией". Какие бы то трудности для истолкования ни представлял рассказ Иоанна, ясно, что в Кане произошло нечто в высшей степени чудесное и впечатляющее, в результате чего ученики усмотрели славу Божью явленной в своем Учителе.

В греческом тексте четвертого Евангелия стоит: "Так положил Иисус начало знакам в Канне Галилейской". Иоанн всегда называл чудеса "знаками", и в других текстах Нового Завета "чудо" часто связывается со словом "знак". Часто встречается фраза "знаки и чудеса", как бы предназначающиеся для сообщения, что о чудесах рассказывается не только потому, что они способны возбудить изумление слушателя и читателя, но и вследствие того, что они означают. Господь наш не высоко ставил веру, вырастающую из простого лицезрения чудес (Иоан. 2:23-25; 6:26). Он хотел, чтобы люди понимали, что означают чудеса. То были знаки мессианской эры, предсказанной пророками древности. Таковы также чудеса Деяний, ибо они совершены именем Христа и Его силой, переданной Его апостолам. Это "великие дела", означающие, что сила Божья проникла в жизнь человека, что "силы будущего века" (Евр. 6:5), обнаруживающие, что будущий век в лице Христа проник в век нынешний. Многие люди были привлечены к христианству, просто пораженные чудесностью этих дел, но другие поняли, что они значат, и могли сказать вместе с Иоанном: "Слово стало плотию и обитало с нами, полное благодати и истины; и мы видели славу Его, славу как единородного от Отца" (Иоан. 1:14).

Таким образом, чудеса исцеления были знаками мессианской эры, ибо как написано у Исайи (35:5 и далее): "Тогда откроются глаза слепых, и уши глухих отверзнутся. Тогда хромой вскочит, как олень, и язык немого будеть петь". Кроме того, сила, победившая эти болезни, была той же силой, которая могла одолеть зло во всех его формах; власть, которой Христос сказал паралитику: "Встань, возьми свою постель и иди", была той же властью, которой Он сказал: "Сын, грехи твои прощены". Очевидное проявление Его целительной силы свидетельствовало Его власть прощать грехи (Map. 2:10 и далее). Таким образом, чудеса исцеления являются в некотором смысле иносказаниями об освобождении души из-под власти греха, и, следовательно, выдающееся место, занимаемое ими в Евангелиях, вполне оправдано.

Точно также природные чудеса являлись знаками мессианской эры, которая должна была быть временем исключительного изобилия. На это указывало превращение воды в вино и умножение хлебов. Мессианская эра провиделась также в образе брачного пира, и чудо, совершенное Христом на свадьбе в Кане, было таким образом указанием на великую радость той эпохи, символом того, что, как утверждал Он и Его ученики, царство небесное приблизилось к человеку. Это значило также, что, вопреки пословице: "Что старее, то лучше", новый порядок, который Он пришел установить, настолько же превосходил старый порядок иудаизма, насколько вино превосходит воду.

Другое великое природное чудо относится к насыщению множества народа малым числом хлебов и рыб. В двух первых Евангелиях содержатся два таких рассказа, в одном из которых пять тысяч человек были насыщены пятью хлебами и двумя рыбами (Матф. 14:15 и далее; Map. 6:35 и далее), а в другом четыре тысячи людей были накормлены семью хлебами и немногими рыбами (Матф. 15:32 и далее; Map. 8:1 и далее). Эти рассказы часто истолковывались как две версии одного и того же события, но последнее не выдерживает критики. Оба события принадлежат двум параллельным сериям взаимоподобных происшествий, одна из которых имела место в еврейской местности, а другая на языческой почве к северу и востоку от Галилеи. Эти события подобраны таким образом, чтобы показать, как Иисус повторил среди язычников действия, совершенные Им ранее в среде евреев. В самом деле, исследователи предполагают, что рассказы о двух различных насыщениях толпы не случайным образом используют различные термины для обозначения "корзин", так что в первом случае термин отличается особыми еврейскими ассоциациями, а во втором фигурирует более общее слово. Поскольку главным авторитетом, стоявшим за вторым Евангелием, был Петр, вполне допустимо, что апостол, открывавший двери веры ключами от царства небесного сначала еврею, а затем язычнику, должен был изложить эти два похожие чуда в Евангелии, призванном показать, что Христос был хлебом жизни для язычников, как и для евреев.

В соответствие с ясным смыслом повествования, чудеса насыщения были проявлениями сверхъестественной силы. Воистину, рационализировать их, значит лишать их всякого смысла. Легко сказать, что, когда ученики Христа поделились с толпой своим незначительным запасом провизии, их пример побудил остальных сделать то же, и так оказалось, что пищи достаточно для всех, - но это будет уже не евангельская история. Снова здесь все решает наша оценка личности Христа. Умножение хлебов было символом мессианского пиршества. Оно означало изобилие пропитания, которое люди могли найти в Христе, истинном хлебе Божьем. Если хлеб представлял здесь урожай земли, то рыба должна была представлять урожай моря. Более того, уместно вспомнить использование ранней церковью рыбы как символа Христа. Во всяком случае, большинство свидетелей чуда увидело в нем именно чудо. Весьма показательно притом, что, согласно Марку, Иисус помогает ученикам распознать истинное значение умножения хлебов в отрывке, всего на несколько стихов предшествующем признанию Его Петром как Мессии:

"Когда Я пять хлебов преломил для пяти тысяч, сколько полных коробов набрали вы кусков? Говорят Ему: двенадцать. А когда семь для четырех тысяч, сколько корзин набрали вы оставшихся кусков? Сказали: семь. И сказал им: как же не разумеете? (Map. 8:19-21).

Показательно, что между этими словами и Петровым признанием Иисуса Мессией оказывается рассказ об исцелении слепого в Вифсаиде, который обретает зрение постепенно, сначала видя людей, как ходячие деревья, а потом начинает видеть со всей ясностью (Map. 8:22 и далее) - в параллель ученикам, доселе только смутно сознававшим Его мессианство, но собиравшимся теперь ясно объявить устами Петра: "Ты - Мессия". И разве не это имел ввиду Иисус, спрашивая: "Как же не разумеете до сих пор?". И разве не эту великую истину символизировали среди прочих чудес чудеса насыщения?

Упомянем еще два чуда, чье толкование часто основано на недоразумении. Одно из них касается монеты во рту рыбы (Матф. 17:24 и далее). Эта история исследовалась в рамках формального критицизма. В ранней иерусалимской церкви часто должен был подниматься вопрос, должны ли евреи-христиане продолжать платить храмовый налог, пол-шекеля, взимавшиеся с каждого взрослого еврейского мужчины. Согласно некоторым формальным критикам, евреи-христиане пришли к решению, что, хотя на них не лежит такая обязанность, они будут продолжать платить налог, дабы не оскорбить чувства ортодоксальных евреев. Таково, стало быть, "реальное обрамление" рассказа о монете во рту рыбы. С этим можно бы согласиться, но, когда нас уверяют, что рассказ был придуман, чтобы приписать решение Иисусу и таким образом заручиться Его авторитетом, мы должны возразить. Вся проблема была снята с повестки дня в 70 г. с разрушением храма, а значит в то время, когда ее могли обсуждать в иерусалимской церкви, должны были оставаться в живых многие люди, отлично знавшие, произошло нечто подобное во времена Христа, или нет. "Реальное обрамление" таким образом вполне вероятно, но объясняет не сочинение рассказа, но его запись. Когда возникла проблема храмового налога, естественным вопросом стало: "Сказал ли что-нибудь об этом наш Учитель? Платил ли Он налог?" Тогда вспомнили указанный случай и зафиксировали его как прецедент. "Реальное обрамление" этой истории в условиях ранней церкви отнюдь не исключает предшествующее "реальное обрамление" того же случая в жизни Самого Христа.

Далее, помимо значения этой истории, некоторые люди испытывали трудность в понимании чудесности слов Иисуса, которыми она заканчивается. (Матфей не сообщает, по-видимому считая это само собой разумеющимся, что Петр в самом деле нашел монету во рту пойманной им рыбы.) Опять-таки, легко сказать, что Петр поймал рыбу, которую он продал за шекель, и таким образом получил деньги, достаточные, чтобы заплатить налог за себя и своего Учителя, и в этом случае рационализация не слишком искажает значение рассказа. Но некоторые предполагали, что чудо состояло в том, что Петр нашел монету во рту рыбы. Последнее как раз не заключало в себе ничего чудесного. Подобные предметы довольно часто находят во рту или в желудке у рыб. В Галилейском море имеется даже рыба, называемая "мушт", отличающаяся особым пристрастием ко всякого рода блестящим и ярким предметам. Местные жители часто находят во рту этих рыб кусочки стекла, металла, камешки или монеты, по каковой причине эту рыбу иногда называют рыбой Св. Петра. [L.D. Weatherhead, "It happened in Palestine" 1936 г., стр. 36.] Чудо состояло в том, что Иисус знал заранее, что Петр найдет во рту рыбы монету нужного достоинства [Более того, чудом было то, что Иисус знал о вопросе сборщика налога и об ответе Петра до того, как Ему успели об этом сообщить.], так что еще раз эта история напоминает нам, что мы должны сначала придти к определенному выводу относительно личности Иисуса, и только затем пытаться оценивать приписываемые Ему чудеса.

Другое чудо состоит в проклятии бесплодной смоковницы (Map. 11:12 и далее), и оказывается камнем преткновения для многих людей. Они полагают, что эта история не в духе Христа, и таким образом является результатом недоразумения относительно того, что в действительности произошло. Или во что ученики превратили действительное событие. Или что-нибудь еще в подобном духе. Иным, с другой стороны, эта история приходится по душе, так как показывает, с их точки зрения, что Иисус был достаточно человечен, чтобы придти иногда в состояние неоправданного раздражения. Более близкое знакомство со спецификой смоковницы исключает, однако, подобное недоразумение. "Еще не время было собирания смокв", - сообщает Марк, и в самом деле это происшествие имело место как раз перед Пасхой, приблизительно за шесть недель до поспевания смокв. Тот факт, что Марк прибавляет это замечание, показывает, что он знает то, о чем говорит. Но в таком случае он должен был знать и кое-что еще. Когда, около конца марта, распускаются смоковочные листья, их сопровождают своего рода ложные смоквы, называемые по-арабски "такш". Эти ложные смоквы едят проголодавшиеся люди. Они опадают перед образованием настоящих смокв. Но, если смоковочные листья не сопровождаются ложными смоквами, это значит, что в этом году не явятся и настоящие смоквы. Таким образом, когда наш Господь попытался утолить голод ложными смоквами и не нашел их на дереве, Он знал, что смоковница не даст плодов и тогда, когда придет время настоящим смоквам. При всем своем пышном лиственном убранстве, то было бесплодное и безнадежное дерево. [W.M. Christie, "Palestine Calling", 1939 г., стр. 118 и далее.]

Все происшествие было своего рода притчей в действии. Для Христа прекрасная, но бесплодная смоковница символизировала Иерусалим, скрупулезно исполнявший религиозную обрядность, но глухой к принесенной Им Божьей вести. Увядание проклятого Им дерева предвещало таким образом катастрофу, Им провиденную и предсказанную, которая обрушилась вскоре на город.

Более того, как сообщает нам Марк, увядание дерева имело для учеников личное значение, оно продемонстрировало для них безграничные возможности веры в Бога (Map. 11:22). И в этом состоит главная мораль, которую рассказы о чудесах сохраняют для нас доныне. Они были запечатлены как знаки Божьей силы, и даже, доказав их историческую подлинность самым тщательным образом, мы все еще не поняли бы главный смысл повествования о них, если бы упустили их значение как символов влияния Бога на историю, наивысшим выражением которого было явление на земле Христа. Подобно тому, как евангельские притчи являются изустными поучениями о царстве Божьем, так евангельские чудеса служат предметными уроками, притчами об этом царстве, претворенными в действие. Как и все евангельское повествование в целом, они несут в себе призыв к нам возыметь веру в Бога, явившего Себя в Христе. Когда мы оставим попытки рационализировать их с тем, чтобы сделать более приемлимыми для духа нашего столетия, и попытаемся вместо этого понять, почему они были рассказаны евангелистами, только тогда они донесут до нас то, что вкладывали в них на пользу нашей душе их авторы. И тогда мы узнаем по собственному опыту, что в отношении к рассказам о чудесах, так же как и ко всем частям евангельского повествования, справедливо, что "сие же написано, дабы вы уверовали, что Иисус есть Христос, Сын Божий, и, веруя, имели жизнь во имя Его" (Иоан. 20:31).


Евангельская Реформатская Семинария Украины

  • Лекции квалифицированных зарубежных преподавателей;
  • Требования, которые соответствуют западным семинарским стандартам;
  • Адаптированность лекционных и печатных материалов к нашей культуре;
  • Реалистичный учебный график;
  • Тесное сотрудничество между студентами и местными преподавателями.

Этот материал еще не обсуждался.