Введение в христианское богословие

ГЛАВА 11. ДОКТРИНА СПАСЕНИЯ ВО ХРИСТЕ

В двух предыдущих главах мы рассматривали вопросы, касающиеся Личности Иисуса Христа. Как было отмечено в ходе рассмотрения, центральный вопрос в определении личности Иисуса Христа касается Его функции. Существует органическая связь между следующими двумя вопросами:

Кто Такой Иисус Христос?

Чего достиг Иисус Христос?

Как мы отмечали выше, личность и функции Иисуса Христа можно воспринимать как две стороны одной медали. В этой связи можно отметить близкую связь между функциональными и онтологическими христологическими системами (см. в разделе "Связь между христологией и сотериологией" в главе 9).

ХРИСТИАНСКИЕ ПОДХОДЫ К СПАСЕНИЮ

Спасение - комплексное понятие. Оно не обязательно имеет специфически христианский оттенок. Этот термин можно использовать в совершенно светской манере. Например, советские авторы, особенно в конце 20-х годов, часто говорили о Ленине как о спасителе советских народов Военные перевороты в африканских государствах, происходившие в 1980-е годы, часто приводили к образованию "советов спасения", целью которых было восстановление политической и экономической стабильности. Спасение может быть чисто светским понятием, связанным со стремлением к политическому освобождению или общечеловеческой свободе.

Даже на религиозном уровне спасение не является конкретно христианской идеей Многие - хотя, следует подчеркнуть, не все - мировые религии имеют свои концепции спасения. Они сильно отличаются друг от друга в своем понимании того, как достигается спасение, и формы, которую оно принимает. Одной из наиболее сложных задач, стоявших в прошлом перед теми, кто, опираясь на традиции эпохи Просвещения, утверждал, что "все религии по сути своей одинаковы", являлось доказательством того, что, несмотря на очевидные различия в связи с этими двумя вопросами, между религиями существует основополагающее единство. Общепризнанно, что эти поиски закончились неудачей из-за огромного разнообразия рассматриваемых явлений.

Таким образом, христианство ни в коем смысле не является уникальным, придавая такое значение идее о спасении. Особенность христианского подхода к спасению заключается в двух областях: во-первых, спасение считается основанным на жизни, смерти и воскресении Иисуса Христа; во-вторых, конкретная форма спасения в христианстве сама определяется Христом. Это - сложные идеи. Они требуют дальнейшего исследования прежде, чем мы сможем идти дальше.

Спасение связано с Иисусом Христом

Во-первых, спасение - как бы его впоследствии не определяли — считается связанным с жизнью, смертью и воскресением Иисуса Христа. Существование такой связи являлось характерной чертой христианского богословия в течение столетий. В не столь давнее время в богословской литературе активно обсуждался вопрос следует ли считать крест "устанавливающим" или "иллюстрирующим". В своей работе "Доктрина примирения" (1898 г.) известный немецкий богослов Мартин Келер поставил следующий вопрос, касающийся теорий искупления: "Открыл ли Христос просто что-то новое в неизменном порядке вещей; или Он учредил новый порядок вещей?" Этот вопрос подводит нас к главному аспекту сотериологии. Является ли крест Христов лишь иллюстрацией спасительной воли Божьей, придающей форму прежде расплывчатому понятию? Или он прежде всего делает это спасение возможным? Является ли он иллюстрирующим или устанавливающим?

Первый подход был характерен для работ, написанных под влиянием идей Просвещения, согласно которым крест - исторический символ вневременной истины. Джон Маккварри настойчиво отстаивает этот подход в своей работе "Принципы христианского богословия" (1977 г.):

"Дело не в том, что Бог в какой-то момент прибавляет примирение к тому, что Он уже делает, или что мы можем установить время, когда эта примиряющая деятельность началась. Отнюдь нет. Дело в том, что в определенный момент времени было дано совершенно новое истолкование деятельности, которая происходила всегда, деятельности, которая началась одновременно с творением".

Аналогичный подход ассоциируется с оксфордским богословом Морисом Ф. Уайлзом, который в своей работе "Воссоздание христианской доктрины" (1974 г.) утверждает, что пришествие Христа "каким-то образом иллюстрирует то, что истинно в рассуждениях о вечной природе Божьей. Это подразумевает, что Христос открывает спасительную волю Божью, а не учреждает эту спасительную волю впервые. Пришествие Иисуса Христа - это выражение и, одновременно, наглядная демонстрация спасительной воли Божьей.

Однако, спор еще далеко не закончен. В своей работе "Актуальность искупления" (1988 г.) лондонский богослов Колин Гантон утверждает, что неконститутивные взгляды на искупление могут привести к экземпляристским и субъективным доктринам спасения. Он считает необходимым подчеркнуть, что Христос не просто открывает нам что-то важное; Он дает нам нечто такое, без чего спасение было бы невозможно. Поднимая вопрос о том, "исцеляется ли зло мира онтологически в жизни, смерти и воскресении Иисуса", К. Гантон заявляет, что в определенном смысле Христос "заменил" Собою нас - Он сделал для нас то, что мы сами не смогли бы сделать. Отрицать это означает вернуться к некоей форме чисто субъективного понимания спасения.

Взгляд К. Гантона можно считать характерным для значительной части тех богословов, которые обсуждали вопрос об основах спасения, до начала эпохи Просвещения. Это отражает фундаментальное убеждение в том, что во Христе произошло что-то новое, что делает возможным новый путь в жизни. Этот подход остается определяющим в современном понимании Евангелия и продолжает оказывать влияние на гимны и литургику христианской Церкви.

Иисус Христос определяет спасение

Христианство не только настаивает на том, что спасение связано с Иисусом Христом, но и утверждает, что Христос определяет его, то есть придает ему форму. Иными словами, Иисус Христос дает нам модель или парадигму искупленной жизни. Хотя к мысли о том, что слепое подражание Христу - залог христианской жизнь или сама жизнь, христианство относится отрицательно, существует общее согласие, что в определенном смысле Христос эту жизнь определяет.

Идея о том, что простое внешнее подражание Христу порождает христианскую жизнь, обычно считается пелагианской. Большинство христиан склонно утверждать, что христианская жизнь становится возможной благодаря Христу, признавая в то же время два четко различных пути, по которым христианская жизнь Им "определяется".

1. Христианская жизнь принимает форму постоянного подражания Христу. Став христианином, верующий считает Христа примером идеальных отношений с Богом и другими людьми и пытается подражать этим отношениям. Вероятно, лучший пример такого взгляда - произведения некоторых позднесредневековых духовных писателей, особенно принадлежащих монашеству, такие как работа средневекового автора Фомы Кемпийского "О подражании Христу". В ней подчеркивается, что человек ответственен за приведение своей жизни в соответствие с примером, который дал Христос.

2. Христианская жизнь - это процесс "приспособления к Христу", в котором внешние аспекты жизни верующего приводятся в соответствие с внутренними отношениями с Христом, устанавливаемыми через веру. Этот подход характерен для таких авторов как Лютер и Кальвин и основывается на идее о приведении Богом верующего к подобию Христу через обновление и перерождение, проводимые Святым Духом.

Эсхатологический аспект спасения

Еще один вопрос, к которому нужно обратиться на этой ранней стадии, касается хронологии спасения. Следует ли понимать спасение как то, что уже произошло с верующим? Или это происходит с ним в настоящий момент? Или у него существует эсхатологический аспект — иными словами, то, что еще должно произойти? Единственный ответ на этот вопрос, который можно дать на основании Нового Завета заключается в том, что спасение имеет отношение и к прошлому, и к настоящему, и к будущему. Мы можем проиллюстрировать это, рассмотрев высказывания Павла об оправдании и других связанных с ним темах.

При рассмотрении высказываний Павла, существует искушение принять упрощенный подход к только что отмеченным хронологическим вопросам. Можно, например, следующим образом попытаться втиснуть оправдание, освящение и спасение в аккуратные рамки прошлого-настоящего-будущего:

1. оправдание: прошедшее событие, имеющее отношение к сегодняшнему дню (освящению);

2. освящение: настоящее событие, зависящее от прошлого события (оправдания) и имеющее отношение к будущему (спасению);

3. спасение: будущее событие, уже предвосхищенное и частично пережитое в прошлом событии оправдания и в настоящем событии освящения, и зависящее от них.

Однако, это явно не соответствует действительности. Оправдание связано не только с прошлым, но и с будущим (Рим.2:13; 8:33; Гал.5:4-5), и, по-видимому, имеет отношение как к началу христианской жизни, так и к ее окончательному завершению. Аналогичным образом, освящение может указывать на прошлое событие (1 Кор.6:11) или на будущее событие (1 Фес.5:23). Спасение - исключительно сложная идея, охватывающая не только будущее событие, но и нечто, произошедшее в прошлом (ср. Рим.8:24; 1 Кор. 15:2), или происходящее в настоящем времени (1 Кор. 1:18).

Об оправдании Павел говорит, имея ввиду как начало жизни в вере, так и ее окончание. Это сложное и всеобъемлющее понятие, которое, заранее объявляя приговор об окончательном оправдании, предвосхищает исход последнего суда (Рим.8:30-34). Таким образом, нынешнее оправданное христианское существование верующего является предвосхищением и предварительным участием в избавлении от грядущего гнева, и уверением в настоящем об окончательном эсхатологическом приговоре оправдания (Рим.5:9-10).

Этот краткий обзор указывает на сложность затронутых вопросов. Христианское понимание спасения предполагает, что что-то уже произошло, что-то происходит в настоящее время, и что- то еще произойдет с верующими.

ОСНОВАНИЯ СПАСЕНИЯ: КРЕСТ ХРИСТОВ

Термин "теория искупления" стал общим местом в англоязычном богословии как термин для обозначения "способа понимания трудов; Христа". Особенно широко этот термин стал использоваться в девятнадцатом и начале двадцатого века. Однако, появляется все больше указаний на то, что с точки зрения многих современных христианских авторов, представляющих весь спектр богословских взглядов, это — неуклюжий и бесполезный термин. В виду этого, в данной работе он не используется. Термин "сотериология" (от греч. "soteria" "спасение") получает все большее распространение для обозначения того, что ранее называлось "теориями искупления" или "трудами Христа". Сотериология охватывает две широкие области богословия: вопрос о том, как вообще спасение становится возможным и в частности, как оно связано с историей Иисуса Христа; и вопрос о том, как следует понимать само "спасение". Эти вопросы являются предметом широкого обсуждения в течение всей христианской истории, особенно в современный период.

Споры о значении креста и воскресения Христова лучше всего сгруппировать вокруг четырех основных тем или образов. Следует подчеркнуть, что они не исключают друг друга и вполне можно встретить авторов, которые придерживаются взглядов, сочетающих элементы нескольких групп. Действительно, можно утверждать, что взгляды большинства авторов на этот предмет не могут быть сведены к одной категории без серьезного нарушения их целостности.

Крест как жертва

Новый Завет, основываясь на ветхозаветных образах и ожиданиях, представляет смерть Христа на кресте как жертву. Этот взгляд, особенно тесно связанный с Посланием к Евреям, представляет подвиг Христа как эффективную и совершенную жертву, которая смогла достичь того, на что жертвоприношения Ветхого Завета могли лишь намекать, а не достигать. В частности, использование Павлом греческого термина "hilasterion" (Рим.3.25) указывает на истолкование смерти Христа как жертвы.

Эта идея получила в христианстве дальнейшее развитие. Например, Августин Гиппонийский, разделяя её, указывает, что Христос "на кресте страстей своих предложил Себя в жертву всесожжения за грех". Для того, чтобы человечество было восстановлено в Боге, посредник должен принести Себя в жертву; без такой жертвы это восстановление невозможно. В своем VII Праздничном послании Афанасий Великий рассматривает идею о жертве Христа в свете пасхальной жертвы агнца:

"Ради нас Он воплотился, чтобы принести Себя Отцу вместо нас и через это жертвоприношение нас искупить... Это Его прообразом в прежние времена служило жертвоприношение агнца. Позднее Он Сам был принесен в жертву. Так как во Христе достигается пасха наша".

Благодаря своему блестящему и глубокому определению жертвоприношения в работе "Град Божий", Августин придал рассуждениям новую ясность: "Истинной жертвой является всякое действие, направленное на соединение нас с Богом в святом общении". Основываясь на этом определении Августин свободно говорит о смерти Христа как жертве: "Своей смертью, которая воистину была самой чистой жертвой, принесенной за нас, Он очистил, отменил и отплатил всякую вину, по которой начальства и силы законно требовали от нас уплаты". В Своем жертвоприношении Христос был одновременно и жертвой и священником; Он предлагал в жертву Самого Себя: "Он предложил жертву за наши грехи. И где же Он нашел эту жертву, чистую жертву, которую он должен был принести? Он предложил Себя, поскольку другой жертвы найти не смог".

Жертвоприношение Христа на кресте приобрело особую связь с одним аспектом "троякого служения Христа" (munus triplex Christi). Согласно этой схеме, уходящей корнями к середине шестнадцатого века, труды Христа можно свести к трем "служениям": пророческому (по которому Христос объявляет о воле Божьей); священническому (по которому Он приносит жертву за грехи); и царскому (по которому Он правит Своим народом). Общее признание этой классификации в протестантизме в конце шестнадцатого и семнадцатом веках привело к тому, что понимание смерти Христа как жертвы приобрело центральное значение в сотериологических взглядах протестантов. Так, в своей работе "Изложение символа веры" Джон Пирсон настаивает на необходимости жертвы Христа во искупление и связывает ее в первую очередь со священническим служением Христа.

"Искупление или спасение, которое должен был принести Мессия, состоит в освобождении грешника из состояния греха и вечной смерти и приведение его в состояние праведности и вечной жизни. Свободы от греха нельзя было достичь без искупительной жертвы, что вызывало необходимость священника".

Однако, начиная со времен эпохи Просвещения, началось незаметное изменение значения этого термина. Метафорическому значению стали отдавать предпочтение перед первоначальным значением. В то время как первоначально термин первоначально обозначал характерно религиозный акт ритуального приношения убиваемого животного, он все больше стал обозначать героическое или благородное действие со стороны отдельного человека, особенно связанное с отдачей жизни, без каких-либо оттенков трансцендентности или особых ожиданий.

Развитие этого направления можно проследить в работе Джона Локка "Разумность христианства" (1695 г.). Дж. Локк утверждает, что единственным догматом веры, требуемым от христиан, является вера в мессианство Христа; идея о жертве за грех настойчиво отодвигается в сторону. "Требуется верить в то, что Иисус был Мессией, помазанником, обещанным Богом миру... Я не помню, чтобы Христос где-либо принимал на Себя титул священника или упоминал о чем-нибудь, связанном с Своим священством".

Деистический автор Томас Чабб (1679-1747 гг.) далее разработал эти доводы, в частности в своей работе "Оправдание истинного евангелия Иисуса Христа". Заявляя, что истинная религия разума -это религия соответствия вечному закону права, Т. Чабб утверждает, что идея о смерти Христа как жертвоприношении вытекает из апологетических устремлений ранних христианских авторов, которые заставили их гармонизировать эту религию разума с культом евреев: "Поскольку евреи имели свой храм, свой жертвенник, своего первосвященника, свои жертвы и тому подобное, то и Апостолы, чтобы предать христианству сходство с иудаизмом, выискивали в нем те или иные вещи, которые они, используя речевые фигуры, обозначали этими названиями". Т. Чабб, как и зарождающееся Просвещение, отвергал такую практику как ложную. "Божественное предрасположение проявить милость... полностью вытекает из присущей Ему благости или милости, а не из чего-либо внешнего по отношению к Нему, будь то страдания или смерть Иисуса Христа или что-либо иное".

Из-за сильного рационалистического духа того времени, даже знаменитый английский критик деизма Джозеф Батлер, стремясь утвердить в своей работе "Аналогия религии" (1736 г.) понятие о жертве, столкнулся в серьезными трудностями. Поддерживая понимание смерти Христа как жертвы, он вынужден был пойти на значительно большие уступки, чем он того хотел:

"Никогда не было недостатка в людях, пытающихся объяснить, как и каким конкретно путем [смерть Христа] достигнут подобный эффект; однако, я не нахожу, чтобы это объяснялось в самом Священном Писании. Мы, по-видимому, многого не знаем о том, как древние понимали искупление, то есть прощение, достигаемое жертвоприношением".

Работа Горация Бушнела "Замещающая жертва" (1866) иллюстрирует эту же тенденцию в англо-американском богословии того периода, однако, в более конструктивной манере. Своими страданиями Христос пробуждает в нас чувство вины. Его замещающая жертва свидетельствует о том, что Бог страдает из-за зла. Может показаться, что, говоря о "нежном призыве жертвы", Г. Бушнел четко встает на сторону экземпляристского понимания смерти Христа; однако, Бушнел непреклонен в том, что у искупления есть объективные элементы. Смерть Христа затрагивает Бога и выражает Бога. Идеи Г. Бушнела предвосхищают позднейшие богословские системы страдающего Бога:

"Что бы мы ни говорили или думали о замещающей жертве Христа, это же следует отнести и к Богу. В ней присутствует все Божество, присутствует от вечности... В Боге существовал крест еще до того, как на холме было воздвигнуто деревянное орудие смерти... Как будто во тьме веков невидимый крест уже стоял на скрытом холме".

После 1945 г. использование образов жертвы стало встречаться значительно реже, особенно в немецких богословов. Представляется вполне вероятным, что это напрямую связано с риторическим обесцениванием этого термина из-за его частого употребления в светской литературе, особенно при описании национальных бедствий. Широко считается, что мирское использование образа жертвы, которое часто вырождалось в немногим более чем словоблудие, запятнало и скомпрометировало как слово, так и идею. В Великобритании в период первой мировой войны очень часто использовали фразу, как "он пожертвовал жизнью за короля и страну". Адольф Гитлер также часто прибегал к образу жертвы для оправдания экономических трудностей и потери гражданских свобод как цены за национальное немецкое возрождение в конце 1930-х годов. Из-за этих негативных ассоциаций этот термин стал практически неприемлем в христианском образовании и проповеди. Тем не менее, эта идея по-прежнему играет важную роль в римско-католическом богословии таинств, которое продолжает считать евхаристию жертвой и находит в этом понятии богатый источник богословских образов.

Крест как победа

Новый Завет и ранняя Церковь придавали большую важность победе, одержанной Христом над грехом, смертью и сатаной через Свой крест и воскресение (см. в начале главы 16). Эта тема победы, часто литургически связанная с пасхальными праздниками, имела огромное значение для западного христианского богословия вплоть до эпохи Просвещения. Тема "Христа победителя" (Christus victor) свела воедино целый ряд тем, в центре которых находилась мысль о решительной победе над силами зла и угнетения.

Образ смерти Христа в качестве выкупа приобрел центральное значение для греческих отцов Церкви, таких как Ириней Лионский. Выше, в ходе рассмотрения богословской роли аналогий, мы уже отмечали, что Новый Завет говорит о том, что Иисус принес Свою жизнь во искупление грешников (Мр. 10.45; 1 Тим 2.6). Слово "выкуп" наводит на мысль о трех связанных идеях:

1. Освобождение. Выкуп является - то, что дает освобождение человеку, находящемуся в заточении.

2. Плата. Выкуп - это сумма денег, уплачиваемая для того, чтобы кого-то освободить.     

3. Получатель выкупа. Выкуп обычно выплачивают тому, кто держит пленника, или его представителю.

Таким образом, когда говорится о смерти Иисуса "во искупление" грешников, похоже, подразумеваются эти три идеи. Во всяком случае, к такому выводу пришел Ориген, наиболее созерцательный из ранних отцов Церкви. Если смерть Христа была выкупом, утверждал Ориген, то этот выкуп должно было кому-то уплатить. Кому же? Его не надо было выплачивать Богу, поскольку Бог не держал грешников в плену. Поэтому, его нужно было уплатить диаволу.

Григорий Великий развил эту идею дальше. Диавол получил над падшим человечеством власть, которую Бог должен был уважать. Единственным способом освобождения человечества от этой сатанинской власти и угнетения было заставить диавола превысить свою власть, что вынудило бы его отказаться от своих прав. Как можно было этого достичь? Григорий Великий полагает, что этого можно было достичь, если бы в мир вошел безгрешный человек, однако, под видом обычного грешного человека. Диавол не заметит этого, пока не станет слишком поздно. Претендуя на власть над безгрешным человеком, диавол превысит свою власть и вынужден будет отказаться от своих прав.

Григорий Великий предлагает образ крючка с наживкой. Человеческий облик Христа - наживка, Его божественность - крючок. Диавол, как огромное морское чудовище, хватает наживку, а затем обнаруживает крючок, однако, уже слишком поздно. "Наживка искушает, чтобы крючок мог поранить. Поэтому наш Господь, приходя в мир, стал как бы крючком на смерть диаволу. Другие авторы предлагали другие образы для этой же идеи - идеи ловушки для диавола. Смерть Христа была как сеть для ловли птиц, как мышеловка. Именно эта сторона данного подхода к значению креста вызвала впоследствии наибольшие споры. Казалось, что Бог виновен в обмане.

Образ победы над диаволом оказался чрезвычайно популярным. Свидетельством этому является средневековая идея об "опустошении ада" Согласно этой идее, после смерти на кресте Христос сошел в ад, разрушил его врата, чтобы освободить заключенные в нем души. Эта идея основывалась (следует, однако, отметить, что достаточно произвольно) на 1 Пет.3.18-22, где говорится о том, что Он "находящимся в темнице духам, сойдя, проповедовал". Гимн "Вы, хоры Нового Иерусалима", написанный Фулбертом из Шартра выражает эту тему в двух стихах, в которых развивается тема Христа как "Льва Иуды" (Откр.5.5), побеждающего Сатану, змия (Быт.3.15):

Могучий Лев оковы крушит,

Долину смерти криком грозным оглашая,

И Змия главу о камни дробит,

Плененные души высвобождая.

И, внемля Ему, бездонный ад

Добычу свою отдает;

Искупленных сонмы к свету спешат

Туда, где Отец их ждет.

Аналогичную идею можно найти в английской мистической пьесе четырнадцатого века, в которой "опустошение ада" описывается следующим образом:

"Когда Христос был мертв, Его дух спешно отправился в ад. И вскоре Он разрушил его крепкие врата, которые неправедно заперты от Него... Он крепко связал сатану вечными узами, чтобы он оставался связанным вплоть до судного дня. Он взял с Собой Адама и Еву и других, которые Ему дороги... всех их Он вывел из ада и поместил в раю".

Однако, с наступлением эпохи Просвещения идея о "Christus victor" стала все меньше пользоваться благосклонностью богословов. Все большее их число стали считать ее устаревшей и упрощенной. Какой бы популярностью ни пользовалась идея об "опустошении ада" у средневековых крестьян, по более утонченным стандартам эпохи Просвещения ее признали совершенно примитивной. Представляется, что этому способствовали следующие факторы.

1. Рационалистическая критика веры в воскресение Иисуса Христа возбудила сомнения относительно того, можно ли вообще говорить о чьей-то "победе" над смертью.

2. Образы, традиционно связанные с этим подходом к кресту - например, существование личностного диавола в виде сатаны и господство деспотических или сатанинских сил греха и зла над человеком -были отброшены как примитивные суеверия.

Оживление этого подхода в наше время обычно относят к 1931 г., когда появилась работа Густафа Аулена "Christus victor". Эта небольшая книга, которая первоначально вышла на немецком языке в виде статьи в журнале "Zeitschrift fur systematische Theologie" (1930 г.), оказала большое влияние на взгляды англоязычных богословов на этот предмет. Г. Аулен утверждал, что классическое христианское понимание трудов Христа сводится к вере в то, что воскресший Христос своей победой над силами зла принес человечеству новую жизнь. В кратком и очень сжатом обзоре истории теорий искупления, Г. Аулен утверждал, что эта крайне драматичная "классическая" теория искупления преобладала в христианстве вплоть до средних веков, когда стали пользоваться поддержкой более абстрактные законнические теории. Возобновление интереса к нравственной стороне искупления привело к тому, что большим вниманием стали пользоваться теории искупления, основанные на правосудии, а интерес к теории "Christus victor", как к нравственно проблематичной стал пропадать. Радикальные изменения в ситуацию внес Мартин Лютер, который возродил тему "Christus victor", возможно в качестве противодействия духовной сухости схоластических теорий искупления. Однако, Густаф Аулен утверждает, что схоластическая направленность ортодоксального протестантизма вновь оттеснила ее на задний план. Г. Аулен заявляет, что настало время обратить этот процесс вспять и возродить эту теорию, которая в наши дни заслуживает должного внимания.

Историческая достоверность утверждений Г. Аулена была вскоре поставлена под сомнение. Претензии этой теории искупления на "классичность" оказались преувеличенными. Идея о том, что Христос -победитель смерти, действительно была важной частью общих взглядов отцов Церкви на природу спасения; однако, это был лишь один подход или образ из многих. Аулен преувеличил то значение, которое ему они предавали. Его критики указывали, что если какая-либо теория и может справедливо претендовать на звание "классической теории искупления", то это понятие об искуплении через единство с Христом.

Тем не менее, взгляды Г. Аулена встретили понимание. Это частично отражает растущее разочарование в мировоззрении эпохи Просвещения в целом; в более фундаментальном смысле это, возможно, представляет растущее осознание реальности зла в мире, чему способствовали ужасы первой мировой войны. Взгляды Зигмунда Фрейда, который обратил внимание на то, как взрослые люди могут находиться в духовном плену своего подсознания, породили серьезные сомнения во взглядах Просвещения о полную рациональность человеческой природы и придали достоверность идее о том, что люди находятся в плену неизвестных и скрытых сил. Подход Г. Аулена был созвучен растущему осознанию темной стороны человеческой природы. Говорить о "силах зла" стало интеллектуально респектабельно.

Подход Г. Аулена предлагал также и третью возможность, промежуточную между двумя крайностями либерального протестантизма основного течения - обе они все больше стали считаться ущербными. Классическая правовая теория ставила сложные богословские вопросы, не последним из которых был вопрос о нравственной стороне искупления. Субъективный же подход, который считал смерть Христа немногим более чем попыткой возбудить человеческие чувства, представлялся серьезной религиозной ошибкой. Г. Аулен предлагал подход к значению смерти Христа, который обходил сложности законнического подхода, однако, настойчиво отстаивал объективную природу искупления. И все же, работа Аулена "Christus victor" вызвала серьезные вопросы. Она не давала рационального объяснения тому, как силы зла были побеждены крестом Христа. Почему крестом, а не каким-либо иным способом?

С тех пор образ победы получил дальнейшее развитие в работах, посвященных кресту. Рудольф Бультман распространил свое стремление к демифологизации на новозаветную тему победы, истолковывая ее как победу над ложной экзистенцией и неверием. Пауль Тиллих переработал теорию Г. Аулена, истолковывая победу Христа на кресте как победу над экзистенциальными силами, которые угрожали лишить нас подлинной экзистенции. Принимая эти экзистенциальные подходы, Р. Бультман и П. Тиллих преобразовали теорию искупления, которая первоначально была глубоко объективной, в субъективную победу в сознании человека.

В своей работе "Прошлое событие и настоящее спасение" (1989 г.) оксфордский богослов Пол Фиддес подчеркнул, что понятие "победы" сохраняет видное место в христианском мышлении о кресте. Смерть Христа не просто дает нам новые знания или по новому выражает старые идеи. Она делает возможной новый способ существования:

"Победа Христа создает победу в нас... Поступок Христа является одним из тех моментов в человеческой истории, которые "открывают новые возможности существования". После того, как новая возможность открыта, другие люди могут сделать ее своей собственной, повторяя и переживая этот опыт".

Крест и прошение

Третий взгляд исходит из мысли том, что смерть Христа служит основанием, позволяющим Богу простить грех. Это понятие обычно связывают с писателем одиннадцатого века Ансельмом Кентерберийским, который на этой основе разработал положений о необходимости воплощения. В период господства ортодоксальности это положение вошло в классическую протестантскую догматику и отразилось во многих гимнах восемнадцатого и девятнадцатого веков. Частично, это положение Ансельма отражает глубокую неудовлетворенность подходом "Chhstus victor", который, казалось, основывался на ряде весьма сомнительных посылок о "правах диавола" (ius diaboli) и подразумевал, что, искупая человечество, Бог действовал не совсем честно.

Ансельм не мог понять, почему диавол имеет какие-то "права" на падшее человечество, не говоря уже о том, почему Бог должен эти "права" уважать. В лучшем случае можно признать, что диавол имеет над человечеством какую-то власть de facto - власть, которая существует фактически, хотя и является незаконной и неоправданной. Однако, нельзя сказать, что это власть de jure - то есть, власть, основанная на каком-то юридическом или нравственном принципе. "Я не вижу, какую силу это имеет", - комментирует он, отбрасывая эту идею. Точно так же, Ансельм отвергает любое понятие о том, что Бог в процессе искупления обманывает диавола. Весь процесс искупления основывается на праведности Божьей и отражает ее.

Акцент Ансельма Кентерберийского полностью падает на праведность Божью. Бог искупает человечество в полном соответствии со своей божественной праведностью. Работа Ансельма "Cur Deus homo?" ("Почему Бог стал человеком"), построенная в форме диалога, представляет собой подробное рассмотрение вопроса о возможности искупления человека. В ходе своего анализа он доказывает - хотя убедительность доказательства спорна - как необходимость воплощения, так и спасительный потенциал смерти и воскресения Христа. Доказательство является достаточно сложным, и его можно свести к следующему:

1. Бог создал человека изначально праведным, имея в виду привести его к вечному благословению.

2. Это вечное благословение зависит от человеческого послушания Богу. Однако, из-за греха, человек не может достичь необходимого послушания, что идет вразрез с исходным замыслом Божьим в отношении человечества.

3. Поскольку божественный замысел не может быть нарушен, должен существовать способ исправления создавшейся ситуации. Этот единственно возможный способ - принести удовлетворение за грех. Иными словами, нужно что-то сделать, чтобы смыть оскорбление, вызванное человеческим грехом.

4. Человек сам это удовлетворение принести не может. У него нет нужных для этого средств. С другой стороны, Бог такими средствами обладает.

5. "Богочеловек" имел бы одновременно возможность (как Бог) и обязанность (как человек) принести необходимое удовлетворение. Поэтому, чтобы человек мог быть искуплен, происходит воплощение.

Некоторые вопросы требуют комментария. Во-первых, грех воспринимается как оскорбление Бога. Тяжесть оскорбление представляется пропорциональной статусу оскорбленной стороны. Многих ученых это наводит на мысль, что Ансельм находился под глубоким влиянием феодальных взглядов своего времени, возможно считая, что статус Бога соответствует статусу "сюзена".

Во-вторых, существуют разногласия по поводу происхождения идеи об "удовлетворении". Вполне возможно, что эта идея происходит из германских законов того времени, которые предусматривали, что оскорбление должно искупаться соответствующей платой. Однако, большинство ученых считает, что Ансельм основывался на существующей карательной системе Церкви. Грешник, ищущий покаяния, должен был исповедать каждый грех. Произнося отпущение грехов, священник требовал, чтобы кающийся что-то сделал (например, отправился в паломничество или принял участие в какой-то благотворительной работе) в качестве удовлетворения — т.е. открыто продемонстрировал благодарность за прощение. Вполне возможно, что Ансельм заимствовал свои идеи из этого источника.

Однако, несмотря на очевидные недостатки, сопутствующие взгляду Ансельма, это был важный шаг вперед. Утверждение Ансельма о том, что Бог безоговорочно обязан действовать согласно принципам справедливости в течение всего процесса искупления человека, представляет решительный отрыв от сомнительной нравственности взгляда "Christus victor". Приняв подход Ансельма, позднейшие авторы смогли обеспечить его более прочным основанием, исходя из общих принципов права. В шестнадцатом веке человеческому закону придавали особое значение. В нем видели отображение того, как Бог прощает грехи человека. В этот период для понимания того, как прощение человеческих грехов связано со смертью Иисуса Христа, использовались чаще всего три основные модели.

1.  Представительство. Христос здесь понимается как заветный представитель человечества. Через веру верующие входят в завет между Богом и человеком. Благодаря этому завету, все, чего достиг Христос на кресте, становится доступным. Точно так, как Бог вступил в завет со Своим народом Израилем, Он вступил в завет со Своей Церковью. Своим послушанием на кресте Христос представляет Свой заветный народ, приобретая, в качестве его представителя, блага для него. Приходя к вере, люди вступают в этот завет, и таким образом получают доступ к его благам, завоеванным Христом Своим крестом и воскресением - включая полное и безвозмездное прощение своих грехов.

2.  Участие. Через веру верующие участвуют в воскресшем Христе. Они находятся "во Христе", используя знаменитую фразу Павла. Они участвуют в Его воскресшей жизни. Благодаря его послушанию на кресте, они получают доступ ко всем благам, завоеванным Христом. Одним из этих благ является прощение грехов, в котором они участвуют через веру. Исследователь Нового Завета Э. П. Сандерс так говорит о важности для Павла идеи "участия во Христе":

"Основное значение смерти Христа для Павла заключается не в том, что она искупляет прошлые прегрешения (хотя он придерживается общего христианского взгляда о том, что она это делает), а в том, что участвуя в смерти Христа, человек умирает для силы греха или старого зона, в результате чего он начинает принадлежать Богу... Этот переход происходит через участие в смерти Христа".

Таким образом, участие во Христе влечет за собой прощение грехов и участие в его праведности. Эта идея имеет центральное значение для сотериологических построений как Лютера, так и Кальвина, о чем свидетельствует лютеровский образ брака Христа и Церкви.

3. Замещение. Здесь Христос понимается как заместитель, идущий на крест вместо нас. Грешники должны были бы быть распяты из-за своих грехов. Христос распят вместо нас. Бог позволяет Христу занять наше место, приняв нашу вину на Себя, так чтобы Его праведность, добытая послушанием на кресте, стала нашей.

На заре эпохи Просвещения этот подход к искуплению подвергся радикальной критике. Против него были направлены следующие два основных критических замечания.

1. Он представлялся основанным на понятии об изначальной вине, которое было неприемлемо для авторов эпохи Просвещения. Каждый человек отвечает за свои грехи; само понятие об унаследованной вине, выраженное в традиционных доктринах о первородном грехе, следует отвергнуть.

2. Представители эпохи Просвещения настаивали на рациональности и, прежде всего, нравственности каждого аспекта христианской доктрины. Эта теория искупления представлялась нравственно подозрительной, особенно в своих понятиях о перенесении вины и заслуг. Центральная идея о "заместительном удовлетворении" также вызывала большие подозрения: нравственно ли, чтобы один человек нес наказание за другого?

Дополнительный вес этой критике придало возникновение дисциплины "истории догмы" (см. раздел "Может ли Бог страдать?" в главе 7). Представители этого движения, начиная от Г. С. Штейнбарта до Адольфа фон Гарнака, утверждали, что целый ряд исходных предпосылок, каждая из которых имела решающее значение для доктрины Ансельма о заместительном наказании, попал в христианское богословие благодаря лишь историческим случайностям. Например, в своей работе "Система чистой философии" (1778 г.) Штейнбарт утверждал, что исторические исследования выявили вторжение в христианские воззрения трех "произвольных посылок":

1. Доктрины Августина о первородном грехе.

2. Концепции об удовлетворении.

3. Доктрины о наложении праведности Христовой.

По этой причине Г. С. Штейнбарт счел себя вправе объявить, что построение, лежащее в основе ортодоксальной протестантской мысли об искуплении является пережитком прошедшей эпохи.

В более близкие к нам времена идея вины - как основополагающий момент правового взгляда на проблему спасения подверглась широкому обсуждению особенно в свете взглядов 3. Фрейда на происхождение чувства вины из опыта, приобретенного в детстве. Для некоторых авторов двадцатого века "вина" - это всего лишь некая психосоциальная проекция, истоки которой лежат не в святости Божьей, а в явной запутанности человеческой природы. Будучи спроектированы на воображаемый экран "внешней" реальности, эти психосоциальные структуры воспринимаются как объективные истины. Хотя это и явное преувеличение, оно обладает преимуществом ясности, что позволяет нам четко оценить силу критики, которой в настоящее время подвергается этот взгляд на проблему искупления.

Тем не менее, этот взгляд на крест продолжает находить множество сторонников. В начале первой мировой войны оптимизм относительно эволюции нравственности, присущей либеральному протестантизму (см. раздел "Неоортодоксия" в главе 4) потерпел крах. Это вновь вызвало интерес к вопросу о вине человека и необходимости его искупления извне. Можно считать, что этот кризис доверия к либеральному протестантизму послужил непосредственным поводом к появлению двух важных работ, посвященных этой теме.

Работа П. Т. Форсита "Оправдание Бога" (1916 г.), написанная в Англии в период первой мировой войны, представляет собой спокойный призыв вернуться к идее о "справедливости Божьей". Юридические аспекты креста интересуют П. Т. Форсита меньше, чем Ансельма. Его интерес сосредоточивается на том, каким образом крест неразрывно связан с "всей нравственной фактурой и движением вселенной". Доктрина об искуплении неотделима от "правильного порядка вещей". Бог предпринимает действия по восстановлению этого "правильного порядка"; эти действия заключаются в том, что посредством креста Он дает средства к нравственному перерождению, в котором человечество остро нуждается, которого, однако, оно не может достичь.

"Крест - это не богословская тема, и не судебное орудие, а кризис нравственной вселенной, значительно более широкий, чем земная война. Это теодиция Всего Бога, общающегося со всей душой всего мира в святой любви, праведном суждении и искупительной благодати".

Посредством креста Бог стремится восстановить праведность мира, используя праведные средства - это творчески переосмысленная центральная тема доктрины Ансельма об искуплении.

Более значительным является подробное рассмотрение темы "искупления" или "примирения" (немецкий термин " Versohnung" может иметь оба значения), которое содержится в книге Карла Барта "Церковная догматика". Ее центральный раздел (том 4, часть 1, раздел 59.2), где этот вопрос рассматривается, озаглавлен "Судья, подвергшийся суду вместо нас". Это название происходит из "Гейдельбергского катехизиса", в котором говорится о Христе как о судье, который "представил меня на суд Божий, и снял с меня всякое осуждение". Данный раздел можно считать подробным комментарием этого классического текста реформатской литературы, рассматривающего то, как суд Божий сначала объявляется и производится, а затем направляется на Самого Бога (главная тема Ансельма Кентерберийского, хотя он и не связывает ее со своими рассуждениями о Троице).

Весь раздел выдержан в ключе вины, суда и прощения. Во кресте мы видим Бога, осуществляющего Свое законное право суда над грешным человечеством (чтобы подчеркнуть неотделимость греха от человеческой природы К. Барт использует составной термин "Sundermensch" (человек греха). Крест разоблачает человеческие заблуждения о самодостаточности и возможности самоосуждения, которые, по мнению Барта, выражены в Быт.З. "Люди хотят быть собственными судьями".

Однако, изменение ситуации требует признать присущую ей направленность. С точки зрения Карла Барта, крест Христов представляет собой место, на котором праведный судья объявляет своей суд над грешным человечеством, и одновременно принимает наказание на себя.

"Произошло то, что Сын Божий совершил праведный суд над нами, людьми, Сам заняв место наше как человек и приняв наказание, которое нас не коснулось... Потому что Бог желал осуществить суд Свой над нами в Своем Сыне, все произошло в Его лице, как Его обвинение, осуждение и смерть. Он судил, и именно судья, который позволил Себя судить, оказался под судом, ... Почему Бог стал человеком? Чтобы Бог, являясь человеком, мог сделать, достичь и исполнить все это за нас грешников, чтобы таким образом привести к нашему примирению с Ним и нашему обращению к Нему".

Крайне заместительный характер этого взгляда очевиден. Бог осуществляет Свой праведный суд, обличая наш грех, принимая его на Себя и нейтрализуя его силу.

Таким образом, крест одновременно говорит "за нас" и "против нас". Если кресту не позволить в полной мере разоблачить наш грех, он не сможет снять этот грех с нас.

"Аспект "за нас" Его смерти на кресте включал и включает это страшное "против нас". Без ужасного "против нас" не может быть божественного, святого, искупительного и полезного "за нас", в котором может осуществиться обращение человечества и мира к Богу".

Крест как нравственный пример

Центральный аспект новозаветного понимания креста связан с проявлением божественной любви к человечеству. Августин Гиппонийский был лишь одним из многих отцов Церкви, которые подчеркивали, что одним из мотивов, лежащих в основе миссии Христа было "проявление любви Божьей к нам". Вероятно, в средние века Пьер Абеляр в своих работах утвердил этот взгляд наиболее основательно. Следует подчеркнуть, что Абеляр не сводит значение креста к одному лишь проявлению божественной любви, как считают некоторые его толкователи. Это лишь один из многих компонентов сотериологии Пьера Абеляра, которая включает традиционные идеи о смерти Христа как жертве за человеческий грех. Отличительным здесь является акцент Абеляра на субъективном воздействии креста.

С точки зрения Абеляра, "причиной и целью воплощения являлось просвещение мира мудростью Христовой и побуждение его к любви к Нему". В этом, Абеляр повторяет идею Августина о том, что воплощение Христа было публичной демонстрацией величия любви Божьей с целью пробуждения в человеке ответной любви. "Сын Божий принял нашу природу и вместе принял на Себя обязательство учить нас словом и примером, и даже самой своей смертью, связывая таким образом нас любовью с собой". По мере дальнейшего исследования субъективного воздействия любви Божьей, этот довод последовательно доводится до логического завершения:

"Люди становятся более праведными, то есть в большей степени любящими Бога, после страстей Христовых, чем до них, ибо люди побуждаются к любви... Таким образом нашим искуплением является эта великая любовь, проявленная в страстях Христовых, которая не только освобождает нас от уз греха, но и дает нам истинную свободу детей Божьих, чтобы мы могли исполнять все не из страха, а по любви".

Пьер Абеляр не дает адекватных богословских оснований, чтобы понять, почему именно смерть Христа следует понимать как проявление любви Божьей. Тем не менее, его подход к значению смерти Христа подчеркивает мощное субъективное воздействие этой смерти, которое полностью игнорировалось современниками, например, Ансельмом Кентерберийским.

С возникновением мировоззрения эпохи Просвещения стали приниматься все более критичные взгляды на теории искупления, которые включали трансцендентные элементы - например идею о жертве, которая оказала какое-то воздействие на Бога, или о том, что Христос умер, чтобы понести наказание или принести удовлетворение за грех. Связанное с просветителями крайне скептическое отношение к воскресению далеко не способствовало включению богословами этого элемента в свои теории искупления. В результате, акцент богословов сочувственно относящихся к Просвещению, сосредоточился на самом кресте.

Однако, многие богословы просвещения испытывали также трудности с доктриной о "двух природах". Направлением христологии, которая, вероятно, лучше всего выразила дух Просвещения, является христология степени - то есть, христология, признающая различия в степени, а не в природе между Христом и людьми. Считалось, что Иисус Христос воплощал определенные качества, которые присутствовали, реально или потенциально, во всех людях, причем различия между ними заключаются в степени, в которой они эти качества воплощают.

Если приложить эти соображения к теориям искупления, то начинает возникать определенная система. Это можно увидеть в произведениях Г. С. Штейнбарта, И Г. Тельнера, Дж. Ф. Сейлера и К. Г. Бретшнейдера. Ее основные черты можно свести к следующему.

1. Крест не имеет какой-либо трансцендентной ценности или значения; его значение непосредственно связано с его воздействием на человечество. Таким образом, он представляет собой жертву лишь в том плане, что Христос отдал свою жизнь.

2. На кресте умер человек, и эта смерть воздействует на людей. Это воздействие принимает форму вдохновения или поощрения строить свою жизнь по нравственному примеру, данному Христом.

3. Наиболее важным аспектом креста является то, что он показывает любовь Бога к нам.

В XIX веке этот подход пользовался огромным влиянием в рационалистических кругах Европы. Таинственность и явный иррационализм креста были нейтрализованы; остался лишь мощный призыв к нравственному совершенствованию человечества, построенному по образу жизни и позициям Иисуса Христа. Образ мученика, а не спасителя хорошо отражает отношение, принятое к Иисусу в этих кругах.

Наиболее мощный вызов этому рационалистскому подходу к кресту бросил Ф. Д. Э. Шлейермахер, который настаивал на религиозной -в отличие от чисто нравственной - ценности смерти Христа. Христос не умер, чтобы создать или утвердить нравственную систему; Он пришел, чтобы утвердить в человеке главенство сознания Божьего. Шлейермахер утверждал, что искупление состоит в поощрении и поднятии естественного человеческого богосознания через "вхождение живого влияния Христа". Он приписывает Христу "абсолютно сильное богосознание". Оно обладает ассимилирующей силой такой интенсивности, что способно привести к искуплению человечества.

Ф. Д. Э. Шлейермахер, имеет в виду некую модель харизматического лидера, который способен передать людям свое мировоззрение с такой ясностью и силой, что слушатели не только его понимают, но оно захватывает их таким образом, что ведет к их преобразованию. Однако, она остается его идеей; он вводит в эту идею других, не жертвуя при этом своей уникальностью, так что она остается его видением:

"Предположим теперь, что кто-то впервые объединяет естественно связанную группу в гражданское сообщество (в легендах содержится множество подобных рассказов); происходит то, что идея о государстве впервые приходит к нему в сознание, и захватывает его личность и естественно водворяется в ней. Затем он вводит в живое общение с этой идеей остальных. Он достигает этого посредством четкого доведения до их сознания неудовлетворительности их нынешнего состояния. Власть остается у основателя, который сформировал в них идею, являющуюся глубочайшим принципом его собственной жизни, и кто привел их к общению с этой жизнью".

Однако, это не экземпляризм в строгом смысле этого слова. При исследовании этого вопроса Шлейермахер использует два сложных немецких термина - Urbildlichkeit и Vorbildlichkeit, которые трудно поддаются переводу.

1.  Urbildlichkeit можно перевести как "качество идеальности". Сточки зрения Шлейермахера, Иисус Назарейский является идеалом человеческого богосознания, пределом человеческого почитания(Frommigkeit). Само по себе, это понятие представляется близко подходящим к рационалистскому понятию о нравственном примере. Шлейермахеру удается избежать этой близости двумя способами. Во-первых, он подчеркивает, что Иисус Назарейский является не просто нравственным примером, человеком, открывающим вечные нравственные истины. Он является единственным идеальным примером совершенно человеческого богосознания - религиозной, а не чисто нравственной или рациональной идеей. Во-вторых, как было отмечено выше, Христос обладает способностью сообщать это богосознание другим - качество, которое Шлейермахер обозначает термином Vorbildlichkeit.

2.  Vorbildlichkeit можно перевести как "качество способности пробудить свой идеал в других". Иисус Назарейский является не просто подтверждением идеала; Он обладает способностью пробуждать это качество в других.

Исходя из этого взгляда Ф. Д. Э. Шлейермахер критикует существующие способы восприятия личности Христа. С точки зрения представителей Просвещения, Иисус Назарейский был лишь религиозным лидером человечества или, возможно, образцом религиозного или нравственного принципа. Как было отмечено выше, это не означает, что именно Иисус установил эти принципы или учения; их авторитет заключается в том, что они признаны созвучными рациональным идеям или ценностям. Авторитет Иисуса является, таким образом, производным или вторичным, в то время как авторитет разума является непосредственным и первичным. Шлейермахер называет это "эмпирическим" пониманием трудов Христа, которое "приписывает Христу искупительные действия, однако, эти действия считаются состоящими лишь в нашем совершенствовании, которое может иметь место лишь посредством учения и примера". Тем не менее, Фридриха Шлейермахера часто представляли и продолжают представлять проповедующим взгляд на искупление, называемый "Lebenserhohung" - некое нравственное возвышение жизни. Оказалось, что его характерные идеи могут получить чисто экземпляристское понимание, а не поставить его под сомнение.

Наиболее яркое утверждение экзепляристского подхода в Англии можно найти в Бемптонских лекциях за 1915 г. известного модерниста Гастингса Решдолла (см. раздел "Модернизм" в главе 4). В этих лекциях Г. Решдолл подверг сильным нападкам традиционные подходы к искуплению. Согласно его утверждению единственным пониманием креста, соответствующим нуждам современности, является то, которое связано с именем средневекового автора Пьера Абеляра:

"Ранний символ веры Церкви гласит: "Нет среди людей другого имени, которым мы можем спастись" можно истолковать следующим образом: "Нет у людей другого идеала, с помощью которого мы можем спастись, кроме нравственного идеала, преподанного нам Христом Своим словом и Своей жизнью и смертью".

Хотя Абеляр не придерживался именно тех взглядов, которые ему приписывает Г. Решдолл, суть доводов Решдолла не зависит от этого. В век дарвинизма и критики Библии не оставалось больше места для понимания смерти Христа, основанного на объективном понятии о грехе и божественном наказании. Среди других поздних английских авторов, принявших аналогичные подходы были Г. В. Г. Лемп и Джон Хик. В своем очерке "Искупление: закон и любовь", опубликованном в либеральном католическом сборнике "Места" Лемп предпринял яростную атаку на законнические подходы к своему предмету, а затем изложил экземпляристский подход, основанный на "парадоксе и чуде любви".

Особый интерес представляет позиция Джона Хика, поскольку она связана с тем, какое место трудам Христа отводят различные участники межрелигиозного диалога. То, какие вопросы считают возможным обсуждать представители разных конфессий, имеет важные богословские следствия. Традиционные христианские взгляды не очень хорошо согласуются с уравнительным, обесценивающим подходом сторонников плюрализма (см. раздел "Плюралистический подход" в главе 15). Предположение о том, что все религии говорят в общих чертах об одном и том же, не согласуется с некоторыми характерно христианскими идеями, в первую очередь, с доктринами о воплощении, об искуплении и о Троице. Сторонники плюрализма считают, что предположение о том, что смерть Христа открывает нечто уникальное, умаляет нехристианские религии.

Можно отметить целый ряд христологических и богословских уклонов, которые возникли под давлением этих утверждений, тенденций. Доктрины, такие как доктрина о воплощении, которые подразумевают высокую степень отождествления между Иисусом Христом и Богом, отбрасываются в пользу различных христологий степени, которые более соответствуют редуцированным взглядам либерализма. Как мы увидим, это имеет ряд важных следствий для сотериологии. Проводится четкое разграничение между исторической личностью Иисуса Христа и принципами, которые Он представляет. Пол Ниттер является лишь одним из целой плеяды плюралистов, которые стремятся вбить клин между "явлением Иисуса" (присущим только христианству) и "принципом Христа" (который просматривается во всех религиях и выражен по-разному, хотя и равноценно). При таком плюралистическом подходе, крест Христов понимается как один из способов выражения того, что доступно и по-другому и возможно во всех религиях. Так, Дж. Хик утверждает, что явление Христа - это лишь "одна из точек, в которой Бог творил и продолжает творить в человеческой жизни"; Его характерность заключается лишь в том, что Он представлял собой "видимый рассказ", а не "дополнительную истину".

Основная трудность, связанная с чисто экземпляристскими подходами к кресту, касается понимания ими человеческого греха. Представители эпохи Просвещения были склонны считать идею о "грехе" пережитком периода суеверий, которые современный век отвергал. Если понятие "грех" и имеет какое-то реальное значение, то этим значением является "невежество относительно истинной природы вещей". Смерть Христа, таким образом, рассматривалась как производное от этого понятия о грехе - передача информации о Боге запутанному или невежественному человечеству.

Однако, в свете ужасов второй мировой войны, таких как Освенцим, эта идея о грехе стала казаться довольно слабой и не отвечающей предъявляемым требованиям. Из-за этих событий вера просветителей в основополагающую благость человеческой природы сильно пошатнулась. Растущие сомнения по поводу достоверности взглядов эпохи Просвещения принесли с собой растущее разочарование в понятии просветителей об "искуплении через знания" - включая экземпляристские подходы к значению смерти Христа.

ПРИРОДА СПАСЕНИЯ ВО ХРИСТЕ

Как мы отмечали выше, понятие "спасение" исключительно сложно. Одна из задач богословия - провести критический анализ составных элементов этого понятия. Однако, оказывается, что сделать это значительно сложнее, чем может показаться. В различные периоды истории Церкви или в конкретных ситуациях особое внимание привлекали совершенно разные аспекты христианского понимания спасения, что отражает то, как различные аспекты этого понимания отражают обстоятельства той или иной конкретной ситуации.

В недавних исследованиях по теории работы христианских миссий большое внимание уделялось увязке этой работы с конкретной ситуацией и ориентированности христианской проповеди на конкретного адресата. Иными словами, признается, что христианская проповедь должна быть обращена к конкретным ситуациям и увязывать с этими ситуациями свое понимание спасения. Для угнетенных, как духовно, так и политически, евангельская весть - это весть освобождения. Для тех, над кем тяготеет личная вина, "благой вестью" является прощение.

Таким образом, благая весть связана с конкретной ситуацией своих слушателей - иными словами, она ориентирована на адресата. Если считать, что какая-либо одна из следующих моделей полностью охватывает христианское понимание спасения, это приведет к существенно усеченной и сокращенной вести. Ниже мы рассмотрим составляющие этого понимания и укажем на ситуации, в которых те или иные из них оказывались наиболее подходящими. Следует, однако, осознать, что можно легко найти примеры наибольшей применимости и других составляющих - например, спасения как нравственного совершенствования или избавления от мимолетности этого мира.

Обожествление

"Бог стал человеком, чтобы люди могли стать Богом". Этот богословское положение можно разглядеть в основе большей части сотериологических построений восточной ветви христианства, как в святоотеческий период, так и в современном греческом и русском богословии. Как видно из цитаты, существует прочная связь между доктриной о воплощении и таким пониманием спасения. С точки зрения Афанасия Великого, спасение состоит в том. что человечек участвует в бытии Божьем. Через воплощение человечество наделяется божественным Логосом. Исходя из предпосылки о некой всеобщности человеческой природы Афанасий Великий приходит к выводу о том, что Логос принял не конкретное человеческое обличив Иисуса Христа, а человеческую природу в целом. Вследствие этого, все люди могут участвовать в обожествлении, являющемся результатом воплощения. Человеческая природа была сотворена с целью участия в бытии Божьем; через сошествие Логоса эта способность окончательно реализуется.

Следует провести разграничение между понтиями "стать Богом" (theosis) и "стать как Бог" (homoiosis theoi). Первое, связанное с александрийской школой, рассматривает обожествление как союз с сущностью Божьей; второе, связанное с антиохийской школой, понимает взаимоотношения верующего с Богом как участие в божественном, часто воспринимаемое как нравственное совершенствование. Различия между этими подходами довольно тонкие и отражают христологические взгляды в значительной степени отличные друг от друга.

Праведность в глазах Божьих

"Как могу я найти милостивого Бога?" - этот вопрос Мартина Лютера звучит на протяжении веков для тех, кто разделяет его искреннее убеждение в том, что грешники не могут встретить одобрение в глазах праведного Бога. С точки зрения Лютера, вопрос о спасении связан с вопросом о том, как грешные люди могут достичь той праведности, которая позволит им находится в присутствии Бога. Этот вопрос ни в коей мере не устарел, о чем свидетельствуют слова К. С. Льюиса, сказанные им в "Просто христианство": "В моменты просвещения я не просто не считаю себя хорошим человеком: я знаю, что я очень плохой человек. С ужасом и отвращением смотрю я на некоторые вещи, которые делаю". Такие мысли естественно привели к использованию юридических или судебных терминов в связи с вопросом об оправдании. С точки зрения М. Лютера, Евангелие предлагало верующим оправдывающую праведность - праведность, которая может защитить их от осуждения и позволить им находится в присутствии Бога (см. раздел "Доктрина оправдания по вере" в главе 12).

Подобные взгляды получили дальнейшее развитие в позднейшем ортодоксальном протестантизме и получили широкое распространение в популярной христианской литературе и гимнах. Во времена, когда угроза божественного наказания воспринималась достаточно серьезно (свидетельством этому являются страстные проповеди на эту тему Джонатана Эдвардса), идея об избавлении от осуждения за грехи, заняла важнейшее место в благовестии. С особой силой это стремление к праведности в глазах Божьих выражено в гимне Чарльза Уэсли "Может ли это быть?", последний стих которого включает следующие слова:

Я осужденья не страшусь,

Иисус и все, что в Нем - мое.

Я Им живу, Его держусь,

Он - хлеб мой и мое питье.

Подлинное человеческое существование

Возникновение экзистенциализма возобновило интерес к подлинному человеческому существованию (см. раздел "Религиозный опыт в главе 6). Протестуя против дегуманизирующей тенденции рассматривать людей как объекты, лишенные какого-либо субъективного существования, экзистенциализм требовал обратить внимание на внутреннюю жизнь отдельного человека. Разграничение, проведенное Мартином Хайдеггером между "подлинной экзистенцией" и "неподлинной экзистенцией", представляло собой важное утверждение биполярной структуры человеческого существования. Были открыты два возможные пути. Разрабатывая этот подход, Рудольф Бультманн утверждал, что Новый Завет говорит о двух возможных способах человеческого существования: подлинное или искупленное существование, характеризуемое верой в Бога, и неподлинное существование, характеризуемое скованностью преходящего материального порядка. С точки зрения Р. Бультмана, Христос через керигму сделал возможным и доступным подлинное существование.

Бультман не сводит спасение полностью к понятию о "подлинном существовании", как если бы христианство относилось исключительно к экзистенциальному миру отдельного человека. Однако, акцент, который он делал на этом понятии создавал впечатление, что к этому и сводилось спасение, предлагаемое Евангелием. Похожий подход был принят Паулем Тиллихом, который использовал несколько отличный набор терминов. В контексте системы П. Тиллиха "спасение" не представляется сведенным к общечеловеческой философии существования, предлагающей свои взгляды тем, кто осознает напряженность в их личном существовании. Эта позиция подверглась критике со стороны многих авторов, которые либо делали акцент на трансцендентных элементах спасения, либо стремились привлечь внимание к политическим и социальным элементам христианского благовестия, как это делало, например, богословие освобождения.

Политическое освобождение

Латиноамериканское богословие освобождения делает значительный акцент на идее о спасении как освобождении (см. раздел "Богословие освобождения" в главе 4). Об этом недвусмысленно говорит название книги Леонардо Боффа "Иисус Христос Освободитель". Спасение здесь вписано в политический мир Латинской Америки, с его ужасающей нищетой и борьбой за социальную и политическую справедливость. Как и во времена избавления Израиля из плена фараона, Бог считается стоящим на стороне угнетенных народов мира. Точно так же, считается, что Иисус в Своем служении отдавал предпочтение бедным. Иисус Христос приносит освобождение как Своим учением, так и образом жизни.

Богословие освобождения подверглось критике за то, что оно рассматривало как фигуру Иисуса, так и концепцию спасения в рамках императива заранее заданного обстановкой Латинской Америки. Однако, это же обвинение можно высказать в адрес всех христологических и сотериологических построений. Например, авторы эпохи Просвещения рассматривали как личность, так и труды Христа в рамках, заданных частично условиями жизни европейского среднего класса, в которых находилось большинство этих авторов, и частично из рационалистического мировоззрения, характерного для этого движения. Точно так же, можно утверждать, что греческие Отцы Церкви были склонны рассматривать Христа через призму эллинской философии, которая оказала значительное влияние на их христологические и сотериологические построения. Однако, такая критика оправдана, если понимание личности или трудов Христа сводится исключительно к политическому или социальному освобождению.

Духовная свобода

Подход "Christus victor" к смерти и воскресению Иисуса Христа делает значительный акцент на понятии о победе Христа над силами, порабощающими человечество - например сатанинским гнетом, злыми духами, страхом смерти, или силой греха. Ранние отцы Церкви считали, что эти гнетущие и враждебные силы реально присутствуют в повседневном мире. В результате, проповедь освобождения от гнета через крест и воскресение Христа приобрела главное значение, о чем свидетельствуют пасхальные проповеди таких писателей, как Иоанн Златоуст. Аналогичные идеи занимали видное место в религиозных и духовных произведениях средневековья. Мартин Лютер продолжил эту традицию, делая значительный акцент на объективности силы Сатаны в мире и освобождении от нее, приходящем через Евангелие.

С возникновением мировоззрения эпохи Просвещения, вера в объективность злых духов и в личностного диавола становилась все более проблематичной. Авторы, сочувствующие просветителям, обычно отбрасывали такие верования как устаревшие суеверия, которым нет места в современном мире. Для того, чтобы идея о "спасении как победе" сохранила свою актуальность, ее необходимо было изложить по-новому. Это стремление можно усмотреть в произведениях Пауля Тиллиха, в которых спасение понимается как победа над субъективными силами, порабощающими человека и заставляющими его вести неподлинное существование. То, что патристические авторы считали объективными силами рассматривалось как субъективное и экзистенциальное.

ПРЕДЕЛЫ СПАСЕНИЯ ВО ХРИСТЕ

История христианства стала свидетелем бурного и продолжительного обсуждения вопроса о пределах спасения, возможного и доступного во Христе. Можно выделить две главные посылки, которые оказывали определяющее влияние на это обсуждение, причем каждая из них глубоко уходит корнями в Новый Завет. Этими посылками являются:

1. Утверждение о всеобщей спасительной воле Бога.

2. Утверждение о том, что спасение возможно лишь во Христе и через Него.

Различные подходы к пределам спасения основываются на различных способах разрешения диалектического противоречия между этими посылками.

Здесь следует отметить важную параллель между обсуждением вопроса о пределах спасения и об отношении христианства к другим религиям. Этот вопрос будет подробнее рассмотрен в 15 главе.

Универсализм: все будут спасены

Мнение о том, что все люди будут спасены, независимо от того, слышали или откликнулись ли они на христианскую проповедь о спасении во Христе, оказало мощное влияние на христианство. Оно представляет собой энергичное утверждение всеобщей спасительной воли Божьей и ее окончательного осуществления во всеобщем искуплении всех людей. Наиболее ярким ранним представителем этого взгляда был Ориген, который отстаивал идею в своей работе "De principis" ("О началах"). Ориген крайне подозрительно относился к любой форме дуализма - то есть, любой системе верований, которая признавала существование двух верховных сил, силы добра и силы зла. Такая вера была характерна для многих форм гностицизма и в конце второго века пользовалась значительным влиянием в восточном Средиземноморье.

Утверждая, что дуализм является заблуждением, Ориген указывал, что это имеет важные следствия для христианской доктрины о спасении. Отрицать дуализм значило отрицать, что Бог и Сатана царствуют соответственно над своими царствами вечно. В конце концов Бог победит зло и восстановит творение в его первоначальной форме. В своей первозданной форме творение подчинялось воле Божьей. Из этой "сотериологии восстановления", следует, что в своем окончательно искупленном виде творение не может иметь ничего общего с "адом" или "царством сатаны". Все "будут восстановлены в состоянии счастья... чтобы человечество... могло быть восстановлено в единстве, обещанном Господом Иисусом Христом".

Аналогичные идеи развивал в XX веке главным образом Карл Барт. Мы рассмотрим его подход в другом месте (см. раздел "Карл Барт" в следующей главе) в связи с его доктриной о предопределении, что позволит полнее оценить связь между его доктринами о спасении и о благодати. Другой подход можно найти в произведениях Джона А. Т. Робинсона, радикального английского богослова, работавшего в 1960-х годах, особенно в его работе "В конце Бог" (1968 г.). В этой книге Робинсон рассматривает природу любви Божьей. "Разве не можем мы представить любовь столь сильную, что в конечном итоге никто не сможет удержаться от свободного и благодарного подчинения?" Это понятие о всемогущей любви является центральной идеей универсализма Джона Робинсона. В конце концов любовь покорит всех, сделав существование зла невозможным. "Во вселенной любви не может существовать неба, терпящего палату ужасов".

Только верующие будут спасены

Позиция, которая будет рассмотрена в данном разделе, оказала сильное влияние на решение вопроса о пределах спасения. Наиболее ревностным его сторонником в ранней Церкви был Августин Гиппонийский, который, подчеркивая необходимость веры как первичного условия спасения, сознательно отмежевался от универсализма, связанного с Оригеном. Делая это, Августин цитирует большое количество мест из Нового Завета, в которых подчеркивается зависимость спасения или вечной жизни от веры. Классическим примером такого текста является Ин.6.51, в котором Христос называет Себя хлебом, который, в случае съедания, приносит вечную жизнь. "Я хлеб живый, сшедший с небес; ядущий хлеб сей будет жить вовек; хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира".

Этой позиции придерживалось большинство средневековых авторов. Фома Аквинский утверждал, что акт веры является необходимым условием спасения. Этот взгляд приводится в большинстве христианских произведений того периода, включая известную "Божественную комедию" Данте Алигьери. В одиннадцатой песне "Рая" (третьей и заключительной части трилогии), Данте рассматривает вопрос о том, что происходит с теми, кто умер, не услышав или не откликнувшись верой на христианское благовестив. Данте очень тонко отвечает на этот вопрос, исходя, по-видимому, из необходимости веры во Христа:

Лишь тот, кто верой во Христа

Проникся до Его страданий или после,

Войдет в высоты эти.

Одним из наиболее ревностных защитников этой позиции во времена Реформации был Жан Кальвин, который отверг взгляды другого реформатора Ульриха Цвингли о том, что благочестивые язычники могут достичь спасения. "Тем более подлой является глупость тех, кто открывает небеса для всех нечестивых и неверующих, без благодати Того, кто, по Писанию, есть единственная дверь, через которую мы можем прийти к спасению".

Как же подобные авторы понимают библейские утверждения о том, что Бог хочет, чтобы все были спасены, и все пришли к знанию истины? Августин и Кальвин утверждают, что эти тексты следует толковать социологически: "Бог желает, чтобы различные люди - но не все люди - были спасены. Искупление охватывает все национальности, культуры, языки, географические регионы и жизненные пути. Это сотериологический эквивалент доктрины о вселенском характере Церкви, которая будет рассмотрена ниже.

Следует, однако, отметить целый ряд вариантов этого подхода. Например, нужно ли иметь полностью христианскую веру в Бога, чтобы спастись? Этот вопрос имеет огромное значение в связи с пониманием миссионерства и евангелизма, а также в связи с отношением христианства к другим религиям. В своей проповеди "О вере" Джон Уэсли выступает за необходимость веры в Бога для спасения - однако, утверждает, что эта вера не обязательно должна быть явно христианской по своему характеру. Требованием для спасения является "такая вера в Бога, и дела Божьи, которая, даже в своем зачаточном состоянии, позволяет всем, кто ею обладает бояться Бога и поступать праведно. И кто бы ни обладал подобной верой в любом народе, утверждает Апостол, будет принят". Каким же преимуществом в таком случае обладает собственно христианская вера в сравнении с более общей теистической верой? По мнению Дж. Уэсли, следует отметить два различия. Во-первых, подобным людям еще предстоит достичь всех благ искупленной жизни. Они являются "слугами Божьими", а не "Сынами Божьими". Во-вторых, они не имеют полной уверенности в спасении, которая возможно лишь на во Иисусе Христе.

Аналогичный подход связан с литературным критиком и апологетом двадцатого века К. С. Льюисом. В своей книге "Просто христианство" Льюис утверждает, что те, кто посвящает себя поиску благости и истины, будут спасены, даже если они не имеют формальных знаний о Боге. Хотя Льюис имеет в виду философов, он распространяет свой подход и на другие религии. "В других религиях существуют люди, которых тайное влияние Божье приводит к сосредоточенности на тех частях их религии, которые согласуются с христианством, и которые принадлежат Христу, даже не зная об этом". Здесь имеется прямая параллель с произведениями иезуитского богослова Карла Ранера, которые будут рассмотрены ниже (в главе 15).

Частичное искупление: спасены будут лишь избранные

Последний подход, который следует здесь отметить называется либо "ограниченным искуплением" или "частичным искуплением". Он ассоциируется с реформатской церковью и пользуется особым влиянием в соответствующих кругах в Соединенных Штатах. Он основан на реформатской доктрине о предопределении, которая будет рассмотрена в следующей главе. Однако, ее исторические корни уходят в девятый век к произведениям Годескалька из Орбе (известного также как Готтшалк). Годескальк рассуждал следующим образом. Допустим Христос умер за всех людей. Однако, спасаются не все люди. Отсюда следует, что смерть Христа бесполезна для тех, кто не спасается. Это порождает серьезнейший вопрос об эффективности Его смерти. Однако, если Христос умер лишь за тех, кто должен быть спасен, тогда Его миссия была полностью успешна. Следовательно, Иисус Христос умер только за тех, кто должен быть спасен.

Аналогичные рассуждения можно найти в конце шестнадцатого века и особенно в семнадцатом веке. Доктрину, которая возникла в это время, главным образом в пуританских кругах, можно свести к следующему: Христос умер только для избранных. Хотя Его смерть достаточна, чтобы достичь искупления для всех людей, она действует лишь для избранных. В результате, труды Христа не были тщетны. Все, ради кого Он умер, спасены. Хотя этот подход является логически связным, его критики склонны считать, что он противоречит новозаветному утверждению о всеобщности любви Божьей и искупления.

В настоящей главе были исследованы основные аспекты христианской доктрины спасения, показано богатство и разнообразие христианской мысли по этому вопросу. Совершенно ясно, что существует близкая связь между доктринами о спасении и о благодати, особенно в связи с предопределением. По этой причине мы сейчас обращаемся к рассмотрению этих и связанных с ними вопросов подробнее.

Вопросы к одиннадцатой главе

1. Как христианское понимание личности Иисуса Христа связано с пониманием трудов Христа?

2. Оцените важность одного из следующих подходов к значению креста: победа над злом и смертью; прощение греха; проявление любви Божьей к человечеству.

3. От чего мы спасаемся?

4. Необходим ли человеческий отклик на спасение?

5. Как связаны крест и воскресение в христианском понимании спасения?