Притчи

Это эссе написано в знак признательности Реформатской Богословской Семинарии (Jackson, MS), в которой я имел честь преподавать с 1978 по 1992 год, и посвящено доблестному юноше из церкви Христовой (PCA, Normal/Bloomington, II), проведшему в наших садах много утренних часов, изучая явленный в творении и в книге Притчей путь премудрости, а также студентам Богословской Семинарии в Коломбо (Sri Lanka), присоединившихся ко мне в изучении стезей премудрости осенью 2014 года.

Введение

Название этой книги – перевод еврейского слова misle, то есть «притчи (Соломоновы)», и представляет собой краткую форму ee вступительной фразы (1:1). Притчи, или краткие изречения, и являются основным ее жанром (10:1-31:10). Причем английское название книги «Притчи» (Proverbs) происходит от ее приведенного в Вульгате заголовка (Proverbia).

Книга Притчей – это призыв следовать стезею премудрости Божией. В ее цель не входит разрешать все возникающие в жизни трудности. Иов, Экклезиаст, многие псалмы, и – в некоторой степени – весь Ветхий Завет воодушевляют благочестивых к взысканию премудрости (т. е. святости). По мере того, как Бог все больше открывал Себя, тело премудрости росло экспоненциально. Откровение Божие во Христе связывает воедино все части этого тела, и Иаков, брат Господень, учит последователей Иисуса не забывать древнюю стезю премудрости.

Целью наставления Израиля в этой премудрости было подвигнуть народ жить в страхе Господнем (Прит.1:7), искать дружбы с Господом через упование на Него (3:5-6) и воплотить на земле путь справедливости, праведности и преданности Богу. Книга Притчей развивает начатую Моисеем тему мудрости и безумия, жизни и смерти, благословения и проклятия. Знание Бога как Творца-Искупителя, которому учили Моисей и пророки, обретает полноту в назидательных книгах Писания. Все части ветхозаветного канона призывают нас видеть Бога во всех аспектах нашей жизни. Как часть Писания, книга Притчей содержит в себе поучительные наставления, с помощью которых народ Божий может распознавать подлинную мудрость и применять ее в великом разнообразии ситуаций.

1. Путь Премудрости в Израиле

Назидательная традиция Израиля включает в себя три аспекта: (1) трансцендентное озарение от Бога (страх Господень), (2) распознание и применение премудрости Божией к транскультурным (вселенским, межчеловеческим) вопросам, и (3) трансформацию самой личности в ее отношении к Богу и к Другому.

a. Трансцендентное Озарение от Бога: Страх Господень

Страх Господень – величайшая из добродетелей. Все призываются вступить на стезю премудрости через этот страх перед Господом. Речь идет о страхе, а не об ужасе. Страх – это ответ благоговения, приводящий богобоязненных к познанию того, Кто есть Бог. Он – Создатель человека и Творец мира (Прит.3:19-20). Он утвердил в мире порядок, поддерживает Свое творение и открывает Свою премудрость во всем существующем и обретшем бытие (8:22-31). Основное требование преподанной Израилю мудрости – «страх Господень» (1:7), который следует понимать скорее как «благоговение» перед Яхве[1]. Бог – это «Другой», то есть, неопределимый и непостижимый. А благоговение – это осознание Инаковости Бога, Его Святости. Бог одновременно и сокрыт, и дан в откровении. Творение упорядочено больше, чем способен постичь человек. Оно соединяет вместе гармонию (стабильность) и хаос (землетрясения, цунами) в одном великом упорядоченном устроении, которое прекрасно в глазах Божиих, но слишком часто вызывает в человеке чувство потерянности. Книга Притчей обращается к первому уровню понимания Бога: как к Богу откровения и гармонии. Другие назидательные книги Писания (Иов и Экклезиаст) посвящены более сложной теме: теме сокровенности Божией.

Страх Господень также выражается в ощущении человеком своей зависимости от Господа и в уповании на Него (Прит.3:5-6). Жизнь в уповании есть нечто большее, чем пассивное ожидание. Она требует прилежного взыскания Его премудрости (гл.2). А взыскание это требует открытости разума к пониманию, к различению и к переступанию человеческого жребия путем общения с Творцом и Подателем жизни. В общении с Богом, созданные Им человеческие существа обретают жизнь (9:32-35; ср. 3:13-17) без ограничений.

«Страх» Господень открывает дверь к постижению того, что вся наша жизнь сконцентрирована в Творце, от Которого человеческие индивидуумы получают понимание и мудрость (1:7; 9:10). Люди способны осознать свое предназначение, лишь когда они живут внутри установленного Богом порядка (3:13-20; 8:22-31). Страх Господень – это выражение благоговения перед Богом, от ощущения которого личные и общественные заботы становятся вторичными по сравнению с радостью от вхождения в славное присутствие Божие, открытое в творении, в поклонении и в образе жизни нравственного послушания. Страх Господень соединяет вместе религию (культ) и культуру, священное и мирское, божественное и человеческое. Это уже не страх перед Богом, но осознание непостижимости Божией и радость от общения с Ним в Его присутствии. Через страх Господень «праведная» личность постоянно поддерживает отношения со своим Творцом в открытости, целомудрии и искренности (23:17). В присутствии Божием человек полнее осознает свою жизнь и ее аспекты (1:29; 10:27; 19:23; 22:4), поскольку Господь наслаждается Своими чадами, общающимися с Ним в смирении и премудрости (15:33; 16:6-7; 22:4). Упоминание страха Господнего в начале (1:7) и конце книги Притчей (31:30) связывает в одно целое всю эту книгу, призывая и мужчин, и женщин воплотить в себе страх Господень как прелюдию лобзания от Всевышнего[2]. Ведь Он впускает праведника во внутренний круг[3] общения с Собою. И по мере того, как праведники постигают премудрость Божию, они все больше любят своего Бога и обретают в Нем свою величайшую радость (4:6-8). Это и есть тот образ жизни преданности и любви, к которому родители и Госпожа Премудрость призывают молодежь, дабы всякие отношения оценивались в свете их любви к мудрости и преданности ей (4:6; 5:15-21; 8:17).

Традиция премудрости проистекает из поклонения Единому Богу, Создателю неба и земли. Поклонение (культ) Израиля было сконцентрировано на Яхве, Творце и Искупителе, Боге Израиля и остальных народов, и на Его исключительных притязаниях (правах) принимать поклонение от сотворенных Им человеческих существ. Его власть простирается на всю нашу жизнь и на весь мир. Природа открывает нам премудрость Божию во вселенском, вселенском и царском масштабе (3:19-20). Бог оставил отпечаток на созданной Им природе, чтобы та свидетельствовала о Его премудрости и призывала людей и Его, и эту премудрость возжелать (24:3-4; ср. Пс.33:8-9). Часто повторяемые воззвания Госпожи Премудрости приглашают человеческие творения наблюдать, прислушиваться и уповать на стезях их Творца (8:1-36), дабы пировать в «доме» Его премудрости как микрокосмос в макрокосмосе (9:1). Мудрые различают в творении премудрость Божию, когда природа приглашает их узреть в ней великий план всего сущего. Если же люди не замечают этого приглашения, они постепенно становятся на саморазрушительный путь безумия (14:1) и ожесточаются по отношению к премудрости (1:7).

Человеческая культура прямо соотносится с природой поклонения, потому что повиновение Богу или отсутствие оного оказывает влияние на развитие культуры (нравственности; 21:3,7; ср. Пс.115:8; 135:18; Рим.1:28-32). Поклонение (культ) и культура (нравственность) тесно связаны в израильской традиции мудрости (см. прежде всего Послание Иакова; Иак.1:26-27). Премудрость – «это искусство честной совместной жизни с другими пред лицом Божиим»[4]. Два пути – мудрости и безумия – в корне противоположны друг другу. Премудрость, или то, что Иаков называет «чистое и непорочное» благочестие (NIV), непохожа на благочестие «пустое» (Иак.1:26-27) и открывает себя посредством нравственности, или образа жизни, либо как «земная, душевная, бесовская», либо как «нисходящая свыше» (Иак.3:15-18). Путь премудрости в людях утверждает цель, поставленную Богом для творения в отношении культа и культуры. Ван Лейвен отмечает, что «жизнь христианской общины, поэтому, не будет до конца «христианской», пока весь наш образ жизни не придет к гармонии с порядком, установленным Богом для творения, и не будет осознанно посвящен почитанию Бога и служению Ему»[5].

b. Распознание и Применение премудрости Божией к транскультурным вопросам: вселенская, глобальная и царская Перспектива.

Заглавие книги многозначительно связывает премудрость с царским достоинством, «Притчи Соломона, сына Давидова, царя Израильского» (1:1). Соломон – первообраз вселенского суверенитета. Он заслужил репутацию мудрого царя, когда тщательно разобрался в противоречивых показаниях двух блудниц (3Цар.3:16-27). Весть о вынесенном им вердикте обошла весь Израиль, « и стали бояться царя, ибо увидели, что мудрость Божия в нем, чтобы производить суд» (3Цар.3:28). Стремление к справедливости, праведности и беспристрастности – главные проявления царской мудрости (Прит.1:3; 8:15-16; ср. Пс.72:1-2). И мудрость эта также является «вселенской» в том смысле, что царь не может оказывать предпочтение одной части страны перед другой и одному общественному классу перед другим. История двух блудниц показывает нам, что Соломон истинно заботился о том, чтобы творить мудрый суд по отношению ко всем.

Международный характер мудрости также открывает двери для ее взыскания в других сферах мироздания: в ботанике, биологии, садоводстве, экологии и сельском хозяйстве. Соломон, к примеру, обрел широкую международную известность за свою мудрость. Представители разных народов приходили встретиться с ним, поскольку его мудрость оставалась непревзойденной (3Цар.4:30-32). Более того, Соломон был известен как коллекционер и знаток растений, деревьев и животных (4:33). Хотя об этом и не сказано прямо, но можно предположить, что у Соломона был царский ботанический сад и зоопарк. По крайней мере, в связи с международной репутацией Соломона как мудреца (10:23-24) упомянуто о завозе для него обезьян и павианов (3Цар.10:22)[6]. * В синодальном переводе говорится не о павианах, а о павлинах - прим. пер. *

Вселенский суверенитет Соломона включал также понимание и различение. Как справедливость распространяется на все человеческие мысли и планы, так и мудрость применяет эти навыки ко всем сферам жизни. Правосудие требует понимание глобальной или вселенской справедливости, умения применять закон и дар увязывания законов с конкретной ситуацией посредством мудрого суждения, «Мудрость всегда благоразумна и способствует благу индивидуума, но она также оценивает воздействие, которое те или иные поступки окажут на других. Мудрость – нравственное качество, а не просто умение что-то сделать. Она представляет собой также свойство характера, поскольку влечет за собой не только знание правильных целей, но и желание этих целей достичь»[7]. Израильская традиция мудрости способствовала формированию культуры исследований, изысканий и открытий.

Все люди отражают в себе образ Божий. Единство человеческой расы – главный принцип израильской традиции мудрости. Бог – Создатель всех людей, и бедных, и богатых (14:31; 17:5; 22:2). А угнетение и несправедливость суть хула Его святого имени, поскольку Он сотворил как угнетателя, так и угнетенного, «Кто теснит бедного, тот хулит Творца его; чтущий же Его благотворит нуждающемуся» (14:31). И то же самое можно сказать обо всех мыслях, поступках и словах, вызывающих разделение (хаос) между людьми, поскольку разделение привносит в человечество хаос (13:10; 17:14; 26:17, 21). Страх же Господень – восстанавливающее средство (8:13). Противоположные высказывания открывают перед нами череду контрастов между мудростью и безумием (гл.10). Мудрость связывается с жизнью, благословением, послушанием, целомудрием, данной от Бога безопасностью, счастьем и смыслом жизни[8]. А безумие связывается с диаметральными противоположностями: смертью, проклятием, искривлением, порчей, насилием, крахом, смертью и унынием. Пройдя по установленной Богом тропе премудрости, чада Божии словно возвращаются в Эдемский Сад, поскольку овладевают деревом жизни, «(премудрость) – древо жизни для тех, которые приобретают ее, – и блаженны, которые сохраняют ее» (3:18).

Из-за своей творческой и транскультурной перспективы данные Израилю речения мудрости открывают ее широкое применение ко всем возникающим среди людей ситуациям. Они остаются применимыми во все времена в самых разных культурных и географических условиях. Цель книги Притчей и израильской традиции мудрости – открыть дорогу к мудрости не только для благочестивых израильских отроков. Она приглашает все народы следовать стезею мудрости во всех ситуациях, во всякое время и на всяком месте (1:2-7).

c. Трансформация: Возрастание в познании Себя, Бога и Других

Свой культурный мир Израиль унаследовал от Древнего Ближнего Востока, но основа его традиции мудрости богословская. Познание Святого открывает доступ к мудрости (9:10), посредством которой люди учатся познавать себя как Божии творения, которые способны общаться с Ним и лучше познавать Его через откровение, данное Им в сотворении мира, и через взаимодействие с Его творением[9].

Люди ответственны перед Богом. Он определяет ход человеческих жизней и истории. Он вовлекает праведных и злых в исполнение Его замыслов. Люди могут со временем достичь знания путей Божиих, но всегда будут ощущать огромную пропасть между своим человечеством и Его божеством. Люди строят свои планы и замыслы, а Яхве определяет итог и взаимосвязь всякой человеческой деятельности. «Человеку принадлежат предположения сердца, но от ГОСПОДА ответ языка, Все пути человека чисты в его глазах, но ГОСПОДЬ взвешивает души» (16:1-2; 19:21).

Книга Притчей, как и все Писание, учит, что любые поступки приводят к определенным последствиям. Природа божественного воздаяния остается тайной. И мудрость не отвечает на вопросы, такие как: когда и как Бог вознаграждает или наказывает, почему Он откладывает суд и мщение, какова связь между индивидуальными и общественными наградами и карами, является ли благословение/проклятие прямым или косвенным вмешательством Бога, и почему Бог все же попускает злым преуспевать за счет благочестивых? Мерфи пишет, что подход, основанный на следствиях поступков, есть нечто «отвлекающее внимание», поскольку устраняет коренную противоположность между безумием и мудростью, а также между злом и праведностью[10]. Более приемлемый подход основан на следствиях характера и фокусируется на контрасте между праведными и злыми. В установленное Богом время и те, и другие справедливо получат по заслугам, поскольку Бог терпелив и милостив в Своей справедливости.

Характер конкретной личности проверяется и формируется любым помыслом ее сердца, любым поступком, словом и откликом на ту или иную ситуацию. В некотором смысле, отдельные поступки и слова вторичны, поскольку то, что истинно важно, есть именно сущность личности (ее характер, ее «сердце») (4:23-27). Мудрая личность может поступать и говорить неправильно, учиться на своих ошибках и со временем расти в своем характере путем мудрых наблюдений и умения различать. Книга Притчей поощряет такой рост в характере (или добродетели) посредством постоянного и бдительного поиска мудрости с обетованием жизни, свободы с ограничениями и истинного счастья (довольства)[11]. Тем не менее, книга Притчей не предлагает эти обетования как упрощения. Она полностью осознает сложность жизни, вводящую в заблуждение сила богатства и достатка и бывающие в жизни несправедливости. По словам Мерфи: «Божественная справедливость и, следовательно, человеческие страдания остаются тайной, и все борения мудрецов должны оцениваться в этом свете»[12]. Агур признается, что ему не удалось постичь мудрости (30:2-3) в свете премудрости Яхве. Премудрость Яхве в некотором смысле непостижима (30:4-5). Тем не менее, книга Притчей призывает все народы бояться Господа, уповать на Него, обрести Его благодать и жить как царственные творения в великом мире их Отца[13].

2. Мудрость Древнего Ближнего Востока[14]

Израиль был не единственной нацией со своей традицией мудрости. Давнишние традиции мудрости и составления притч были и у его соседей. Притчи собирали уже шумеры (ок. 2500 до Р. Х.), а вавилоняне скопировали их списки, дав им свой перевод. Наряду с этим, мудрые поучения (sb’yt), такие как: «Наставление, которое некий Человек преподал своему Сыну» и тридцать поучений Аменемопе, оставили культурные египтяне. Жанр египетских поучений несколько тысячелетий оставался популярным в кругах элиты, обеспечивая продвижение по карьерной лестнице ее «сыновьям». Открытие поучений Аменемопе привело к переполоху, поскольку эти поучения обнаруживают замечательное сходство с Притчами[15]. Целью поучений было привить «учение жизни, свидетельство в пользу процветания, все заповеди взаимоотношений со старшими, правила для придворных, знание того, как отвечать сказавшему … избавить его от пасти черни, почтенного в устах народа»[16]. Эти поучения также выявляют тесный параллелизм со «словами мудрых» (22:17-24:34)[17]. Однако Китчен убедительно доказывает, что в первой части собрания Соломоновых притчей (гл.1-24) не усматривается очевидной зависимости от египетских поучений[18]. Он приходит к заключению, «что нет ничего, позволяющего исключить извлечение и даже прямое заимствование тем из Аменемопе больше, чем из какого-либо иного источника»[19]. Египетские поучения, действительно, стремились утвердить миропорядок праведности и правильных отношений (ma’at), причем, использованное здесь египетское слово означало также богиню праведности. Но, хотя мудрость Израиля также нацелена на праведность, она связывает эту праведность со страхом Господним и с мудрыми образом жизни и мировоззрением, проистекающими из этого взаимоотношения[20].

3. Жанр[21]

Книга Притчей разделяет жанровые характеристики с поучительной литературой Древнего Ближнего Востока. Она, в основном, составлена из наставлений, изречений (притчей) и увещеваний. Изречения дают возможность взглянуть на мир сквозь призму краткой, содержательной фразы, или притчи.

a.    Наставления и увещевания

Жанр мудрых поучений характерен особенно для месопотамской и египетской литературы. Он встречается в двух формах: название и текст (тип A) и название, пролог и текст (тип B). Эти два типа представлены и в книге Притчей. Тип А встречается в 10:1-31:31, а тип B в гл. 1-9. В Притчах наставления содержатся в начальных главах (гл. 1-9), в которых отец (и мать) обращаются к сыну, чтобы подготовить его к жизни (1:8). Наставление состоит в призыве прислушаться, в предостережении и увещевании, и в словах ободрения, которые должны побудить дитя хранить в своем сердце мудрость. По поводе числа наставлений согласия нет. Наставления содержат родительские увещевания и запреты с обетованием или угрозой (1:10-19; 3:7-8). Наставления же Госпожи Премудрости усиливают наставления родителей, повествуя о безумии не внимающих Премудрости (1:20-33), о ее присутствии в момент сотворения мира (8:1-36) и о приглашении на пиршество в дом Госпоже Премудрости в противоположность дешевому увеселительному зрелищу, устроенному Дамой Безумия (9:1-18).

В Египте царь (отец) обычно оставлял поучения своему преемнику (сыну) для достижения успеха в жизни путем обретения гармонии между собственным существованием и установленным богами порядком (ma’at). Сотрудничество с этим порядком давало мудрецу право получить благословение от богов. При этом, общественный порядок должен был отражать порядок, установленный в природе. Книга Притчей также содержит высказывания, относящиеся к придворному этикету (14:35; 16:12-15; 20:1-2б 8б 26; 25:1-7), но подчеркивает, что страх перед царями – нечто производное и вторичное (24:21). Юноши, отличавшиеся мудростью Божией, вполне могли стать царедворцами, даже при дворах иностранных царей, что и случилось с Иосифом и Даниилом[22].

b.    Изречения

Жанр изолированных притчей, афоризмов или мудрых изречений представляет собой двухсоставные высказывания, называемые на еврейском mashal (masal)[23]. Притча использует сравнения с миром людей и с миром природы. Содержащееся в причти наблюдение есть мгновенная фотография реальности. Эта фотография представляет реальность в определенном времени и определенном месте. Притча подобно насекомому с крыльями[24]. В момент, когда вы пытаетесь его поймать, оно улетает. Так же и притча. Когда она изречена и применена, говорящий может как уловить, так и проглядеть ее смысл. И лишь с течением времени становится понятно, до какой степени удалось «поймать» эту притчу в определенный момент или определенной ситуации.

Гильдебрандт подытоживает некоторые особенности поучительных высказываний в Притчах. Эти высказывания можно определить как краткие, содержательные изречения, передающие относящиеся к разным поколениям, народные поучительные наблюдения в виде повествований, сравнений и метафор, литературная форма которых относительно неизменна, но, все же, свободна в поэтическом многообразии[25]. Например, образ весов заимствован из мира коммерции, «Неверные весы – мерзость пред ГОСПОДОМ, но правильный вес угоден Ему» (11:1). Это короткое, содержательное высказывание фиксирует наблюдение, когда-то сделанное простым народом, и передает его – как традицию – следующим поколениям.

Изречения легко абстрагируются от первоначальной ситуации, в которой были произнесены, и вновь применяются в виде собрания притчей ко многим другим ситуациям, чтобы «виртуальный потенциал этих собранных притчей был реализован множеством способов, когда он снова и снова увязывается с контекстом в каждой новой интерактивной ситуации»[26]. Обратите внимание на связь притчи о весах с контекстом высказываний, относящихся к смирению, целомудрию и праведности:

«Неверные весы – мерзость пред ГОСПОДОМ, но правильный вес угоден Ему. Придет гордость, придет и посрамление; но со смиренными – мудрость. Непорочность прямодушных будет руководить их, а лукавство коварных погубит их. Не поможет богатство в день гнева, правда же спасет от смерти. Правда непорочного уравнивает путь его, а нечестивый падет от нечестия своего. Правда прямодушных спасет их, а беззаконники будет уловлены беззаконием своим» (11:1-6).

Изречения несут иносказательный смысл, поскольку могут использоваться во множестве ситуаций. Посредством ряда образов и повторения тем они порождают множество ассоциаций, апеллирующих к суду (умению различать) и к поэтическому воображению. Гильдебрандт говорит о категориях концептуального пространства (мудрости), маркирующих словарь и набор тем в Притчах[27]. Взаимосвязь звуков, параллелизма и фигур речи (метонимия, метафора, гипербола, синекдоха и персонификация) порождает мир иносказаний, открытый для всех, вошедших в сокровищницу израильской традиции мудрости через страх Господень. Таким образом, изречения с их параллелизмом, лаконичностью и образным рядом требуют от читателя «замедлиться» и распознать их толкование и смысл[28]. Ван Лейвен проницательно говорит о стоянии на пороге и мировоззрении[29]. Путь мудрости открывает перед людьми стезю этой мудрости, шествуя по которой, они испытывают переход (limin = порог) от культурного мировоззрения к более трансцендентному (метафорическому) мировоззрению.

Притчи часто излагаются в виде противопоставления для создания разных перспектив. Мудрый сын противопоставлен сыну неразумному в увязке с радостью отца и скорбью матери, «Сын мудрый радует отца, а сын глупый – огорчение для его матери» (10:1). Следующий стих только усиливает этот контраст антитезой обретенных благ, связанных с праведность и неправедностью, «Не доставляют пользы сокровища неправедные, правда же избавляет от смерти» (10:2). Следующий стих объясняет пути мудрости и безумия отношениями с Господом и, таким образом, соединяет нравственность и богословие, «Не допустит ГОСПОДЬ терпеть голод душе праведного, стяжание же нечестивых исторгнет» (10:3). И коль скоро родительская реакция, выраженная в радости или огорчении и связанная с мудростью или глупостью сына весьма для этого сына важна, насколько важнее Божий отклик на человеческую мудрость или глупость. Ведь это – вопрос жизни или смерти.

c. Изречения о том, что лучше.

Эти изречения сравнивают два пути: мудрости (праведности) и безумия (неправедности). Мудрость «лучше» серебра и золота (3:13-14; 8:10-11, 19; 16:16; 22:1), даже когда кто-то живет весьма уничижено (15:16-17; 16:8, 19; 17:1; 19:1, 22; 28:6). Первое такое изречение в собрании притчей Соломона звучит так: «Лучше простой, но работающий на себя человек, нежели выдающий себя за знатного, но нуждающийся в хлебе» (12:9). Следующая череда изречений также поощряет к довольству своей долей (15:16-17). Число подобных высказываний возрастает в главе 16 (ст.8, 16, 19, 32). Эти Соломоновы изречения о «лучшем» – сильный довод в пользу превосходства смирения, страха Господня, праведности, мудрости и терпения с вкупе с простой, если не бедной, жизнью по сравнению с жизнью, связанной с пиршествами, сокровищами, доходом, богатством и властью, но сопряженной с беспокойством, ненавистью, несправедливостью и отсутствием самоконтроля[30]. Эти изречения реалистично рисуют перед нами парадоксальное напряжение между ожиданиями и реальностью, основа которого – упование на Господа (3:5-7; 11:28; 16:20; 22:19; 28:25-26; 29:25)[31].

d. Изречения о числах.

Изречения о числах представлены в разных формах. Они просто могут содержать три или четыре примера, или их схема принимает форму x+1. И в первом, и во втором случае они являются сильным средством, обращающем внимание читателя на приведенные примечательные примеры. Они не преследуют цель быть всеохватными, но скорее побуждают читателя подмечать похожие примеры в реальной жизни. Список мерзостей для Господа изложен в форме «шесть+1» (6:16-19). Да и в изречениях Агура числа используются весьма часто: два (30:7, 15), три (30:15-16), три +1 (30:18, 20) и четыре (30:24-28).

            e. Алфавитный акростих

Алфавитный акростих завершает книгу Притчей (31:10-31) гимном, воспевающим героиню: Человечество, облаченное в идеализированное одеяние Госпожи Премудрости. Притчи 2 – это поэма, напоминающая алфавитный акростих, поскольку содержит двадцать два стиха и состоит из одного длинного предложения. Она включает полное число букв еврейского алфавита (22), но не является акростихом в собственном смысле слова. Число 22 намекает здесь на всеохватный взгляд мудрости. Мудрость – нечто привычное (культурное), но мудрость божественная непостижима для человека. Она есть дар.

            f. Блаженства

Блаженства отличаются от благословений. Благословение (brk) есть выражение способности и жизненной силы, в то время как слово ‘asre есть выражение счастья или желания истинного счастья. Переведенное в ESV как «благословенный», оно также могло было быть переведено как «счастливый» (‘asre)[32]. Контекст блаженства – это увещевание и поощрение следовать дорогой мудрости, несмотря на то, что эта дорога может оказаться трудной. Книга Псалмов начинается с подобной фразы (1:1). А Притчи воодушевляют к поиску мудрости как к пути, ведущему к счастью, «Блажен человек, который снискал мудрость, и человек, который приобрел разум …. Она – древо жизни для тех, которые приобретают ее, – и блаженны, которые сохраняют ее!» (3:13, 18; см. 8:32; 14:21; 16:20; 20:7; 28:14; ср. Пс.1:1).

4. Ситуативная природа изречений

Обетования и угрозы кажутся весьма категоричными, но в реальности – ситуативны на человеческом уровне и подчинены божественному суверенитету. Мудрецы были уверены в ценность жизни с Богом и держались за Божие обетование жизни, даже столкнувшись с великим несчастьем[33]. C одной стороны, изречения отдают уверенностью и смелостью, описанными в книге Брюггеманна In Man we Trust[34]. Это одна из причин, по которой мы пользуемся книгой Притчей. Притчи устраняют некоторые наши вопросы и сомнения. Книга Притчей также хочет докопаться по сути знакомого нам мира, призывая людей наблюдать, оценивать и делать выводы. Реальность устраняет культурные шоры, когда изречения задают нам неудобные вопросы. Вместо того, что абсолютизировать изречения и превращать их в исходные принципы, мы должны осознать сложность жизни и ситуаций, в которых то или иное изречение применимо или неприменимо. Притчи требуют мудрости в их применении и смиренный дух, признающий, что задуманное, сказанное или сделанное в одной ситуации может быть неправильным при других обстоятельствах[35]. Мудрость напоминает тому, кто ей следует, сколь ограничены знание и кругозор конкретного лица, и сколь сильны его пристрастия, предубеждения и прошлые умозаключения. Другими словами, мудрость – нечто приблизительное. Она есть шаг в направлении божественной праведности, дарованный благодатью Божией и откровением перед лицом человеческой несправедливости, самолюбия и давления других. Наилучший известный пример можно найти в двух контрадикторных увещеваниях: «Не отвечай глупому по глупости его, чтобы и тебе не сделаться подобным ему; не отвечай глупому по глупости его, чтобы он не стал мудрецом в глазах своих» (26:4-5; ср. ст. 7, 9)[36].

5. Вопросы, связанные с переводом и толкованием изречений

Перевод изречений затруднен из-за их компактности, использования эллипсиса и лаконичности. Мерфи переводит притчи как можно более буквально, но так, чтобы высказывания оставались осмысленными. Он выбрасывает слова, обычно добавляемые для связывания высказываний. Например, он переводит Притчи 11:24 так: «Есть некто рассыпающий, и все же более богатый, и некто бережливый, и лишь более бедный» (ESV «Кто-то подает щедро, и все же становится все богаче; а другой удерживает то, что должен давать, и только испытывает нужду» [текст переведен дословно, не по синодальному переводу – прим. пер.]). Мерфи оставляет нетронутой двусмысленность еврейского текста. Глагол «рассыпать» может намекать на сеяние семян в поле или переводиться как раздача даров (как ESV)[37]. Сравни его чтение 22:16 («Угнетающий бедного ради обогащения; дающий богатому – только к обнищанию») с переводом ESV («Кто обижает бедного, чтобы умножить свое богатства, и кто дает богатому, тот обеднеет»)[38]. Мерфи весьма полезен в его сопротивлении парафрастическому переводу. Он доказывает, что столь же осторожно следует относиться и к другой литературе, «надо следовать буквальному словоупотреблению и отказаться от переделок текста ради ясности»[39]. В конце концов, изречения – нечто поэтическое и «ценятся больше всего тогда, когда в них не вставляются элементы прозы»[40].

Изречения многозначны[41]. Как и в случае с толкованием иносказаний, изречения допускают несколько возможных истолкований. Трудность, возникающую при истолковании притчей, легче понять тому, кто вторгается в чужую для него культуру. Бафутская культура в Камеруне (Африка) демонстрирует пример того, как трудно толковать пословицы[42]. Этой культуре много сотен лет, и она сохранила структуру королевства (фондома) в эпоху колониализма. Она также сохранила свои мудрые пословицы[43]. Одна из таких поговорок: «Муравей пересекает реку на соломинке»[44]. Она истолковывается как поощрение к установлению связей для успеха в жизни. Другое толкование гласит, что некто прибегает к отговоркам, чтобы преуспеть. Следующая пословица еще более загадочна: «Вы весело поете так, словно мы будем петь в другом месте»[45]. По мнению редакторов, эта пословица означает: «Если вы веселитесь на вечеринке, устроенной другими, вы должны также быть готовы устроить вечеринку». Эта пословица призывает кандидата в вожди обеспечивать увеселение и пропитание народа. И наконец, «Пол дворца скользок в засушливый сезон»[46]. Редакторы толкуют пословицу следующим образом:

В Бафуте дворец – место очень непростое в смысле норм, обычаев и правил. Поэтому, когда кто-то находится во дворце, он не уверен в себе, так как не знает, какое правило может нарушить. Следовательно, еще до того, как вы поймете (sic) свое нарушение, вас могут попросить заплатить штраф за нарушенное вами правило. Даже если кто-то в себе очень уверен, все равно, настанет момент, когда его оштрафуют. Дождливый сезон – это время, когда пол скользок. А в сухой сезон пол сух, и поэтому некто уверен в том, что не может упасть, поскольку пол не скользок.

Другими словами, готовься к неопределенности, двусмысленности и многозначности.

Текл Белахью, один из моих студентов из Эфиопии, одарил меня несколькими эфиопскими пословицами:

1.     Не хватай леопарда за хвост, но если поймал, не дай ему вырваться.

2.     Был обычай гордости, особенно в Гондаре, говорить: я сыт, будучи голодным.

3.     Глупая дочь учит свою мать рожать детей.

4.     Дурак и вода пойдут по пути, на который их направили.

Эти пословицы легко понять, но сложно постичь до конца. Их смысл, принятый в одной местности, могут не понять в другой местности. Текл привел мне следующие значения указанных пословиц:

1.     Оцени риск в других отношениях

2.     Гордость не заменит еду

3.     Не учи очевидному того, кто уже знает

4.     Они текут сами по себе без вовлечения кого-либо или чего-либо. У них нет самоконтроля.

6. Авторство и Время написания

В первом предложении книги упоминается Соломон, «Притчи Соломона, сына Давидова, царя Израильского» (1:1). Этот заголовок создает впечатление, что Соломон – автор всей книги Притчей. Троекратное упоминание имени Соломона в 1:1; 10:1; 25:1 только усиливает это впечатление. Однако слова о мудрецах (22:17; 24:23) и двух царях неизраильтянах (Агур, Лемуил; 30:1; 31:1) этому взгляду противоречат.

Соломон – это образец израильской мудрости (ср. Мф.12:42). Вклад Соломона датируется с десятого века до Р. Х., и процесс составления и упорядочения материала книги занял целые столетия. Но насколько велик вклад Соломона? Китчен приписывает гл.1-24 непосредственно Соломону. Он понимает связь стихов 1:1 и 10:1 как изначальную и рассматривает слова, указывающие на авторство Соломона (ок. 950 до Р. Х.) как часть первоначального текста. Следующий заголовок (25:1) связывает вторую часть книги с собранием Соломоновых изречений, собранных во времена Езекии (гл.25-29; ок. 700 до Р. Х.). Китчен подкрепляет свои выводы тем, что, ссылаясь на сравнительные данные коллекций поучительных изречений Древнего Ближнего Востока, доказывает: гл.1-24 (Соломон I) и гл. 25-29 (Соломон II) принадлежат Соломону, хотя и составлены в разное время. Китчен выступает в пользу более ранней датировки всей книги в целом (ок. 700 до Р. Х.).

Лонгман и другие усматривают в книге Соломоново ядро, признавая в то же время исторический процесс, в течение которого этот сборник изречений вобрал в себя другие сборники и подвергся редактированию. Лонгман приходит к заключению: «если принять во внимание данные в книге указания, происхождение книги Притчей можно приписать Соломону, но ее редактирование продолжалось столетия после его смерти»[47]. Это редактирование можно датировать эпохой после вавилонского плена, предположение, которому благоволит Ван Лейвен[48]. В пользу этого предположения есть еще два свидетельства. Первое: повторение притчей обнаруживает незначительные вариации, «Слова наушника – как лакомства, и они входят во внутренность чрева» (18:8; ср. 26:22). Другие притчи пересказываются совершенно по-разному; сравни «Не доставляют пользы сокровища неправедные, правда же избавляет от смерти» (10:2) и «Не поможет богатство в день гнева, правда же спасет от смерти» (11:4)[49]. Эти изменения свидетельствуют о подвижности традиции[50]. Во-вторых, переводы MT и LXX обнаруживают разные грамматические структуры и значительные расхождения. Говоря коротко, MT и LXX идентичны по структуре в главах 1:1-24:23. Начиная с этого места LXX добавляет изречения Агура (30:1-14) перед изречения Мудреца (24:23-24), продолжает текст стихами 30:15-31:19 (изречения о числах и изречения Лемуила) и вставляет Изречения, собранные Людьми Езекии (25:1-29:27) перед завершающей Поэмой Добродетельной Женщины (31:10-31). Перевод LXX отличается и в других пунктах от MT, так как каждый содержит дополнительные стихи. Таким образом, по всей видимости свидетельство LXX приводит к выводу, что текст MT еще не был зафиксирован к 700 г. до Р. Х., как предполагает Китчен. Можно с уверенностью сказать, что книга в целом стала частью канона задолго до эпохи Нового Завета и что традиция мудрости сохранилась как в иудаизме, так и в поучениях нашего Господа и Его апостолов[51].

7. Социальный контекст

Социальный контекст мудрости сильно разнится в Вавилоне и в Египте. В вавилонской традиции книжники принадлежали к «дому дощечки», получали поддержку от царского двора и постепенно перешли на службу богатым. В Египте же местом традиции мудрости был Дом Жизни, связанный с храмом. И вавилонские и египетские книжники были профессионалами, тысячелетиями передававшими и формировавшими свою культуру.

На Древнем Ближнем Востоке мудрость была приурочена к «школам», построенным с целью обучения правительственных чиновников, религиозных функционеров и хозяйственных руководителей. Они работали при дворе или храме и преподавали придворный протокол, подготавливая к бюрократической службе. Ни одного свидетельства подобной школы не было обнаружено в древнем Израиле. Социальный контекст израильской традиции мудрости, похоже, связан с местными обычаями. Предполагается, что притчи и израильская традиция мудрости происходят из разных источников, в числе которых семья, работа (сельское хозяйство) и властные структуры (суд). Мудрость, хоть и международная по своей природе, передавалась из поколения в поколение на племенном/семейном уровне. Парадигма родителей, подающих пример своим детям и обучающих их в семейной обстановке, образует основу израильской демократизированной религиозной структуры (Быт.18:19; Втор.6:7). Исходя из семейного контекста детям также следовало научиться подмечать поведение их родителей во множестве разных ситуаций: дома, в поле, в коммерческих делах, на суде и в структурах власти[52]. Образ жизни, характеризовавшийся благоговением перед Ягве, должен был служить моделью будущим поколениям и открывал перед ними путь мудрости. Притчи 4 поддерживают семейный контекст, повторяя мудрые поучения деда, переданные через отца внуку (ст.3-9).

СТРУКТУРА КНИГИ

Притчи – это антология антологий. Она включает мудрые поучения (гл.1-9), антологию мудрых изречений Соломона (10:1-22:16), изречения мудреца (22:17-24:22), вторую антологию мудрых изречений Соломона, собранных во времена Езекии (25:1-29:27) и несколько мудрых поэм (30:1-31:31). Книга Притчей состоит из множества частей, которые постепенно редактировали, пока они не обрели современную форму. Семь частей ясно обособлены своими вступительными фразами:

I.     Пролог, Поучения и Увещевания, 1:1-9:18

II.   Притчи Соломона, 10:1-22:16

III. Слова мудреца, 22:17-24:22

IV.  Слова мудреца, 24:23-34

V.   Притчи Соломона, собранные людьми Езекии, 25:1-29:27

VI.  Оракул Агура, 30:1-33

VII.        Оракул Лемуила, 31:1-31.

ПОСЛАНИЕ ПРИТЧЕЙ

Богословие Притчей определить не так легко из-за всеобъемлющего охвата мудростью всех аспектов жизни. Мы уже видели, что мудрость связывает Бога, людей и Его творения воедино. Богословский каркас мудрости, по большей части, развивается в поучениях, изложенных в гл. 1-9[53]. Притчи затрагивают множество тем еврейской литературы: Бога, мудрость (Госпожу Премудрость), всемирный порядок и хаос, человечество и индивидуума (мысли, поступки, слова), страх Господень, природу обольщения, два пути, этику, свободу и ее ограничения, божественный суверенитет и проблему зла[54]. Эти темы вытекают из «главной посылки .. что Бог сотворил мир, некий порядок, в котором человеческая раса должна научиться жить»[55]. Вдобавок в Притчах содержится множество тематических разработок, четче определяющих каркас, и тематические комментарии[56].

I.              Послание поучений и увещеваний, 1:1-9:18[57]

a.    Пролог, 1:1-7.

Пролог изображает Соломона главным персонажем книги. Он не только автор многих притч (1:1; 10:1; 25:1), величие его ЦАРСКОЙ мудрости осеняет всю книгу. Введение (1:2-7) формулирует цели, природу, охват, объекты и формы мудрости. Серия глаголов в инфинитиве обращает внимание читателя на цель книги Притчей. Она состоит в том, чтобы знать, получать, давать и понимать поучение мудрости в ее многочисленных формах. Причем, цель поучений и изречений связана с отношениями, познанием и образованием. Мудрость – это особая форма познания[58]. Она больше, чем рациональное дедуктивное или индуктивное мышление[59], поскольку начинает с Бога и принимает во внимание порядок, установленный Им в творении. Мудрость включает в себя знание, рассуждение и эмоциональное разумение[60]. В первую очередь она есть поиск трансцендентной мудрости, приходящей свыше и дающей озарение по поводу того, как улучшить жизнь, сформировать царственный, вселенский и добродетельный характер, обрести образное знание о мире, открыть свою личность пред Богом и другими, а также действенно и мудро противостоять обольщающим и вводящим в заблуждение интригам, отнимающим у личности жизнь, разрушающим взаимоотношения, фрагментирующим мир и обособляющим чью-либо личную и социальную сферу[61].

b.    Поучения, гл. 1:8-2:22

Мудрость предлагает себя многими способами. Рассказчик (1:2-7), родители (1:8) и Госпожа Премудрость (1:20), олицетворение премудрости Божией, призывают всех внимать мудрости как наивысшему благу, поскольку учат их культивировать отношения с Богом и людьми, остерегаться рассеянности и заблуждений и расти в своем характере (в справедливости, праведности, беспристрастности, милосердии, терпении, верности и преданности, см. 1:3; 2:9; 3:3). Их поучения и призывы – пространный довод в пользу взыскания мудрости.

Пролог приглашает «простых» и «юношей» встать на путь мудрости, а преуспевших в мудрости возрастать в ней еще больше (1:4,5). В поучениях родители обращаются к своему сыну («сын мой» (1:8), «дети» (4:1)), которого они уже наставили в мудрости раньше (1:8), и воодушевляют его продолжать идти путем этой мудрости. Госпожа Премудрость[62] обращается к своим слушателям и как к «простым» (1:20) – указание на юношей, уже получивших какое-то наставление в мудрости – и как к детям (8:32). Эти юноши еще не посвятили себя поиску мудрости и любви к ней (1:20; 9:4-6). Голоса рассказчика, родителей и Госпожи Премудрости соединяются вместе, приглашая читателя обратиться к мудрости с присущими ей свойствами истины, предназначения и жизни и отвратиться от глупости с ее негативными ассоциациями: обманом, обольщением, отчуждением и смертью. В нарисованной ими живописной картине благодеяний мудрости они открывают перед молодежью перспективу Бога, мира, успешной жизни, жизненных сил, общности и социума (1:33; 2:20-21; 3:5-8; 13-18). Они также предостерегают юношей от последствий не внимания мудрости: от страданий и внезапной гибели, разобщенности и одиночества (1:17-19, 29-32; 2:22).

Они увещевают их искать, обретать, оставаться на стезе мудрости и сторониться встречающихся в жизни соблазнов (3:7. С другой стороны, они предостерегают от обольщения, проистекающего от дурного влияния окружающих (1:8-19), и от мудрости общепринятой (1:20-33). И то, и другое приучает людей довольствоваться жизнью на земле, но не готовит их к выполнению предписаний жизни. В длинном предложении, состоящем на еврейском из двадцати двух стихов, отец призывает своего сына, прежде всего, взыскать мудрость, поскольку в процессе ее поиска, Бог открывает страх Господень, стезю мудрости и сущность праведности (2:1-11). Приверженность Богу и общение с Богом не только удерживает человека от дружбы с безнравственными мужчинами и женщинами, путь которых ведет к смерти (2:12-19, 22), но и открывает перед ним жизнь с Богом и благочестивыми (2:20-21).

c.    Поучения, гл. 3-4

Природа мудрости получает дальнейшее раскрытие в гл. 3-4. Постоянный поиск и практика мудрости приносит жизнь божественной витальности и силы, когда некто покоряется упованию на Господа и Его отеческим наказаниям (3:1-12). Мудрость проявляется в приверженности поучениям Господним (ст.1-2), в посвященной жизни (ст.3-4), в постоянном уповании на Бога (ст. 5-8), в почитании имени Божия (ст.9-10) и в подчинении Его отеческой дисциплине (ст. 11-12). Дары же Божии многочисленны, поскольку Бог возвращает Своим детям усладу от общения с Ним, ощущение радости жизни и истинное счастье. В конец концов, Бог – Творец упорядоченного мира (3:19-21) и приглашает Своих мудрых детей овладеть Древом Жизни (3:13-18). Они воистину счастливы, поскольку обретают в Божием даре мудрости все необходимое для жизни. Увещевания же (3:21-35) дают понять, на что похожа жизнь мудрости.

Мудрость также проявляется в передаче ее по наследству как дара Божия от одного поколения другому (4:1-9). Отец наставляет сына точно так же, как сам получал наставления и увещевания от своего отца. Увещевание же фокусируется на поиске и благодеяниях мудрости. Мудрость – это цель жизни, поскольку в поиске ее человек растет в своем посвящении Господу, в своем характере и в новом общении с мудрецами. Олицетворение мудрости как возлюбленной побуждает юношу возлюбить Госпожу Премудрость больше всего на свете, ухаживая за ней своим образом жизни, заключающимся в преданности, уважении и глубоком чувстве (4:6-9). Поучение детализирует два пути: путь мудрости и путь безумия (4:10-27). Путь мудрости – это дорога света, «Стезя праведных – как светило лучезарное, которое более и более светлеет до полного дня» (4:18). Тьма же постепенно и пагубно окутывает глупцов (4:19).

d.    Поучения, гл.5-7

Поучения в гл. 5-7 предостерегают от безумия обольщений, таких как сексуальная безнравственность (прелюбодеяние, блуд, порнография и все формы самодовлеющего сексуального удовлетворения (5:1-23; 6:20-37; 7:1-27)), чрезмерная вовлеченность в финансовые и судебные дела (6:1-5), эпикурейский образ жизни (праздность, беззаботность, комфорт (6:6-11)) и прочие виды порочности, распутства, дебоширства и потакания себе (6:16-19). Вот, примеры обольщения, отнимающих жизнь и мешающих человеку взыскать мудрость[63]. Проблемы, связанные с любой формой неподобающих привязанностей, столь велики, что начинаешь понимать, сколь важны налагаемые на свободу ограничения. Путь мудрости открывает перед путником перспективу свободы, жизни и счастья. Такова жизнь, полагающаяся на Господа. Парадоксально, но жизнь, связанная с упованием на Господа, порождает самую большую свободу на свете. Это – свобода, так сказать, не довольствоваться своей собственной жизнью. Поэтому мудрец охотно принимает ограничения, будь они в форме увещеваний, поучений, божественных санкций, персонального выбора или ограничений, наложенных людьми или обстоятельствами. Подобные ограничения ограждают людей от неправильного выбора и от обольщений. Мудрецы как бы переступают порог (лат. limin) во времени и пространстве, после чего перед ними открывается мир иносказаний, формирующий их мировоззрение[64]. Опыт переступания этого порога служит точкой перехода на пути от глупости к мудрости. Он дает видение божественной реальности, защищающей внутренний мир («сердце», 4:23-27). Мудрость предлагает набор ограничений и надежд, формирующих характер и бытие человека. Это – предложение «обычной» жизни, но жизни с витальностью и смыслом, нисходящими свыше[65]. Предостережения от прелюбодейной и блудливой женщины – реалистичное предостережение от вовлечения в дела, способные убить «сердце» и совратить чью-либо жизнь со стези мудрости. Как таковая, «женщина» служить здесь метафорой обольщений глупости (гл.5-7). Похожие предостережения можно найти и в писаниях Древнего Ближнего Востока, но юношей, состоящих на службе Ягве, особо предостерегают не отвращаться от страха Господня[66].

Поучения и приглашение, гл. 8-9.

Мы снова встречаем Госпожу Премудрость в главах 8 и 9. Глас родителей привел сына к тому, чтобы встать на стезю мудрости (гл.1-7). Госпожа Премудрость же превосходит родительский глас. Она обращается ко всем людям во всякое время и на всяком месте, поскольку она, в отличие от родителей, трансцендентная и предсуществующая. Она наслаждается особыми отношениями с Творцом, присутствовала лично при сотворении мира и участвовала в оном. Госпожа Премудрость была советчицей Бога (8:30)[67] и ликовала при сотворении людей (8:31). Поскольку Бог все творит в премудрости и ради премудрости (8:22-29), Госпожа Премудрость приглашает всех людей внять ее словам, так как она, бывшая с Творцом при сотворении мира, все еще ждет, когда они обретут счастливую жизнь (8:32-36)[68]. Она – работница Божия, приносящая на землю справедливость и праведность. Госпожа Премудрость настоятельно призывает людей войти в ее «дом» – метафора, означающая безопасность и общность всех, кто является причастником мудрости. Образ царского пиршества, приготовленного для ее гостей, намекает на отношение близости и покровительства (9:1-2; ср. Ис.25:6; Мф:22:1-14). А образ дома навевает также ассоциации с космосом. Ягве создал мир («дом»), а Премудрость участвовала в процессе творения. При этом Премудрость построила свой дом (космос) для людей, дабы они жили в нем и им наслаждались. Ее дом, построенный на семи столпах, совершенен. Причем, число «семь» намекает на историю творения, в которой оно указывает на полноту и завершенность (Быт.2:1-3)[69]. В отличие от Госпожи Премудрости Дама Безумия приглашает людей, не приготовив свой дом или пиршество. Жизнь ее беззаботна, но все, кто следует за ней, обращаются в ничто (9:13-18). Напоминание о страхе Господнем – «Начало мудрости – страх Господень, и познание Святого – разум» (9:10) – образует инклюзию со стихом 1:7 «Начало мудрости – страх Господень, глупцы только презирают мудрость и наставление».

II.           Послание Соломоновых Притчей, 10:1-24:22

a.    Часть 1: 10:1-15:33 – Контрастирующие изречения

Притчи в этом сборнике по большей части построены на противопоставлениях:

 Сын мудрый радует отца, а сын глупый – огорчение для его матери.

 Не доставляют пользы сокровища неправедные, правда же избавляет от смерти (10:1-2)

Эти притчи утверждают надежду, а не гарантию богатства, почестей и долгой жизни. Утверждения благодеяний мудрости следует понимать как увещевания ждать окончательной справедливости Божией перед лицом распространенного в мире зла. Страх Господень и мудрая жизнь – оазисы отдохновения в нашем странствии по жизни. «Лучше немногое при страхе Господнем, нежели большое сокровище, и при нем тревога. Лучше блюдо зелени, и при нем любовь, нежели откормленный бык, и при нем ненависть» (15:16-17). Эти притчи противопоставляют жизнь праведного и жизнь неправедного, добро и зло, мудрость и глупость. Люди считаются ответственными за все, что они делают и говорят, поскольку у их поступков есть последствия. Будучи частью установленного Богом порядка, они могут продвигать, утверждать или расстраивать Его порядок, практикуя глупость, праздность, несправедливость, алчность и гордыню. Мудрец отделен из-за своего смирения, готовности выслушать совет, справедливости и целомудрия. А глупец падает из-за своего высокомерия, эгоцентричности, несправедливости и непослушания (11:3). Мудрецы привносят в отношения между людьми мир и, таким образом, восстанавливают порядок. А глупцы радуются от двоедушия и разобщенности и, таким образом, низвергают порядок Божий. Они «повреждают общечеловеческие узы» (Van Leeuwen, 121). Так что все почувствуют на себе последствия своих поступков, хотя справедливость Божия может обнаружиться лишь через многие годы или несколько поколений. Время покажет, одобряет ли или не одобряет Бог тех или иных людей.

Мудрецы охотно соглашаются с ограничениями. Хоть и увенчанная божественной славой и честью, «человеческая свобода ограничена рамками праведности, служения Богу и блага творения», – замечает Ван Лейвен[70]. Свидетельство предыдущих поколений и поиск мудрости делают эти ограничения более приемлемыми для ребенка, поскольку он уже научился любить добродетели и ценности мудрости (13:1; 14:26). И наоборот, награда глупца – наказание, общественные взыскания и отвержение Божие (10:27, 29; 11:20; 12:2, 22; 14:2; 15:9, 11). Бог видит все и справедливо награждает и наказывает (15:3). Как отца радует мудрый сын (10:1), так и Господа радуют все боящиеся Его (11:20; 15:22).

Мудрость и благочестие нераздельны, и благочестие без возрастания в мудрости выглядит странным. Мудрость ведет к жизни, а несправедливость и отсутствие сострадания характеризуют путь смерти и разрушения. Страх Господень, путь мудрости, слова и поступки мудрого – все они связаны с животворящей и поддерживающей силой Божией (10:11; 16, 17, 19; 11:19; 12:28; 13:3, 14; 14:27; 15:4). Угнетение обездоленных не только порочно; оно есть отвержение их Творца (14:31). И истина эта подразумевает, что мудрые не дружат с глупыми, но наслаждаются содержательными отношениями со своими единомышленниками (13:20).

Глава 12 иллюстрирует контрастную перспективу, представленную в гл. 10-15. Эти притчи призывают к личностному росту через самодисциплину и жизнь на земле в присутствии Божием. Мудрец принимает поучение, дисциплину и мудрость (ст.1, 15, 23), поскольку он возлюбленный Божий. Он пользуется благоволением Божиим и Его защитой (ст. 2, 13, 14). Он утвержден как дерево (ст. 3, 7, 12; ср. Пс. 1:2). Его потребности удовлетворяются (ст.11). В своей семейной жизни он благословляется «добродетельной женою» (ст. 4; ср. 31:11). Такую личность отличает от других радость (ст.20). Его мысли, слова и поступки отмечены справедливостью и истиной (ст. 5, 17, 19, 22). Он избавитель в своих отношениях с другими (ст.6, 18, 25, 26) и выказывает милосердие даже к животным (ст. 10). Он не мстителен (ст. 16), но, наоборот, привержен миру (ст. 20). Люди обратят внимание на непорочного человека (ст.8), и Бог возрадуется о Своем рабе (ст. 22). Хотя его и могут настигать беды, он спасается от них (ст. 13, 21). Вмешательство Господа на стороне мудреца очевидно. Как говорит Ван Лейвен, «Именно Бог вознаграждает человеческий труд … Таинственная десница Божия присутствует в истории, сотворенного Им мира» (126). Отличительные качества мудреца – лидерство (ст.24) и животворящее, поддерживающее присутствие (ст.28).

Глупцы же жестоки, бесчеловечны и уподобляются животным. Они отвергают дисциплину, им отвратительны любые ограничения или препятствия на пути свободы (ст.1). Постепенно они теряют свое место в жизни (ст. 3, 7; ср. Пс.1:4). Они далеки от Бога, поскольку находятся под Его осуждением (ст. 2). Их свобода ведет к распутству, коррупции, оппортунизму и обману (ст.5-6, 8, 22; ср. 1:16-19). Они ошиблись в выборе супруги (ст.4). Они мало думают о людях, не говоря уже о животных (ст. 10).

Глупец ненавидит поучение (ст.1). Он склонен к обману и двоедушию, так что его словам, мыслям и советам нельзя верить (ст.5, 8) из-за его угодничества и самолюбия (ст. 6, 12, 20, 23). Он несправедлив и бесчеловечен. Даже милосердие его весьма посредственно (ст.10). Он стремится лишь к недостойному (ст.11). Слова его не только обманчивы (ст. 17) и вредоносны (ст. 18), они – паутина лжи. Он не может осознать собственную порочность (ст.15, 26), и, когда его обличают, сердится и всеми силами пытается устранить возникшую путаницу (ст. 16, 25). Он может даже попытаться как-то выкрутиться со своей праздностью, но не без тяжких последствий (ст.24, 27). Трагедия поджидает глупца. Путь его не будет вечно успешен, поскольку он живет вопреки установленному Богом порядку (ст. 3, 19). В семейных отношениях его, возможно, ждут неудача и позор (ст.4). Он сеет неправедность и пожинает ее плоды (ст. 21). Хотя глупец активен и создает впечатление богатого и успешного, его всюду подстерегает смерть (ст.25, 28). Он играет в саморекламу, но, в конце концов, проиграет (ст. 9). С другой стороны, прямо или косвенно он объект осуждения Божия (ст. 2, 22). Он выглядит сильным, но дни его сочтены (ст. 7). Пути его отвратительны для Царя вселенной (ст. 22).

Глава 13 начинается с противопоставления людей, любящих мудрость и дисциплину (ст. 22; ср. 10:1), и людей алчных (ст.1-4). Мудрые юноши принимают установленные родителями ограничения и показывают мудрость в словах. Они пользуются благодеяниями жизни, не жертвуя непорочностью для удовлетворения своих желаний. В стремлении к правильным отношениям они ненавидят двоедушие (ст.5), в то время как глупцов ждет позор и ведущая к саморазрушению жизнь (ст. 6). Богатство и бедность скорее восприятия реальности, а не сама реальность (ст.7-8). Богатство может быть отнято или навлечь беду. Оно может принести пользу, но бедный испытывает все же меньше тревог. «Свет» жизни продолжает сиять в мудрых, в то время как злые живут во тьме (ст. 9). Борьба за благополучие и трата времени на его обретение – вот двойня, которую порождает глупость, в отличие от мудрости, рождающей готовность выслушать совет и прилежание (ст.10-11).

Стихи 12-19 следует читать в одном контексте. Хотя надежда, исполнение которой откладывается, создает в жизни трудности, все же истинно сбыться она может посредством мудрости, а не безумия (ст.12, 19). Мудрые принимают поучения и совет, поскольку они несут с собой жизнь (ст. 13-14). А отвержение поучения приносит позор и погибель (ст. 15, 18). Два жизненных пути идут в противоположных направлениях: мудрость, радость и жизнь связаны воедино; точно так же, как глупость, беда и смерть (ст. 12-19). Разборчивость в друзьях укрепляет в избранном пути (ст.20), так же как и пребывающая сущность мудрости, противопоставленная мимолетному обольщению безумия (ст. 21-22). В жизни нет гарантий, поскольку несправедливость может лишить бедного жизненных услад (ст. 23). Тем не менее, прирост вторичен по отношению к довольству в жизни (ст. 25). Дисциплина и поучение неразрывно связаны, но суровое воспитание должно использоваться как последнее средство (ст.1, 13-14, 24).

b.    Часть 2: Изречения о Боге и Царе, 16:1-22:16

Сердцевину книги составляет обширное собрание притч о Боге и царе. Средоточие книги – стих 16:17, «Путь праведных – уклонений от зла: тот бережет душу свою, кто хранит путь свой». Как это правильно! Образ большой дороги указывает на путь мудрости, ведущей к жизни и прочь от зла. В этой части книги изречения о Ягве (ГОСПОДЕ) и царе встречаются чаще, чем ранее (гл.10-15). Первые семь стихов посвящены Господу. За ними следуют изречения о царе, которые пересекаются с изречениями о Ягве в ст. 10-15. Эти изречения обнаруживают тесную связь между благочестивым и мудрым царем и Господом. И Господь, и царь обладают даром слова и суда (ст.1-2, 10). Бог взвешивает души и делает людей ответственными за правильные весы и гири (ст.2, 11). Господь осуждает превозношение как мерзость и наказывает виновного (ст. 5). Праведный царь хранит свой трон через праведность, зная, что зло в его царстве отвратительно для Господа (ст. 12). Тесная взаимосвязь приводит к иерархическим отношениям. Добрый правитель представляет Господа своим праведным правлением и, таким образом, поощряет искать мудрость жителей своего царства (ст.13-14). Его царское величие принимает благословение Божие, уподобленное жизни и дождю (ст.14, 15; ср. Пс.72: 6-7). В то же самое время эти изречения призывают мудрых вступить во владения царей. Их планы, пути, дела, праведность и поступки – в руках Господних. Он взвешивает, направляет и благословляет все, к чему стремятся Его мудрые дети. Они активны и рассудительны, но подчинены Ему. Притчи ясно учат тому, что «водительство» не пассивно. Оно есть активное стремление к мудрости несмотря на все причуды жизни с уверенностью в том, что Господь направляет стопы Своих детей. Мудрость состоит как в планировании, так и в уповании на Господа, иногда ожидая исхода благословения Божия, иногда беря на себя ответственность за то или иное решение. Господь есть Царь. Его царские декреты образуют Его царство, но люди, включая царей, могут или продвигать Его царство или создавать ему помехи. Даже когда они мешают Его царству, замыслы Божии все равно реализуются. Хотя виновные понесут наказание, поскольку считаются ответственными за свои поступки (ст. 5).

Мудрость избегает превозношения. Бог контролирует все человеческие поступки и предопределяет все, что делают люди для достижения своих целей. Люди могут многого достичь, но у них нет повода для гордыни. В конце концов, Бог реализует Свои замыслы в людях и через людей. Гордыня ведет человека к падению (ст. 18). А мудрость сожительствует со смирением (ст. 19). Мудрецы выражают себя в умении различать и «разуме» (ст. 21, 22), порождающем сердечный настрой, акцентированный «сладостью» и «приятностью» речи (ст. 21, 24), а также самоконтролем (ст. 31). Царское достоинство – дар Божий мудрецу, чья «седина» подобна «венцу славы» (ст. 31). А превозносящийся «замышляет зло» и исполняет свои замыслы словами, подобными «огню палящему» (ст. 27). Он нечестен и не успокоится, пока не рассорит друзей и не создаст разобщенность (ст.27-30).

III.         Слова мудреца, 22:17-24:22

Эти изречения связывали с Египетским Поучением Аменемопе (см. выше). Мы согласны с мнением многих специалистов, не усматривающих египетское влияние на эти изречения. Изречения обычно приводятся в форме увещеваний с поощряющей или отговаривающей мотивацией. Например, «Приклони ухо твое, и слушай слова мудрых, и сердце твое обрати к моему знанию; потому что утешительно будет, если ты будешь хранить их в сердце твоем, и они будут также на устах твоих» (22:17-18). Богословие здесь очевидно Ягвистское и связано с основой мудрости, включающей в себя страх Господень, «Чтобы упование твое было на Господа, я учу тебя и сегодня, и ты помни» (22:19). Упоминание о «тридцати словах совета и знания» связывалось с «тридцатью» главами поучений Аменемопе, но эти тридцать изречений нельзя с легкостью идентифицировать[71]. Вальтке предпринимает смелую попытку их идентификации, разделяя текст на четыре секции, составленные из тридцати высказываний:

A.        Изречения о богатстве (22:22-23:11): изречения 1-11

B.        Изречения о послушном сыне (23:12-24:2): изречения 12-20

C.        Изречения о силе духа в беде (24:3-12): изречения 21-25

D.        Изречения об отношениях с неправедными (24:13-22): изречения 26-30

Цель этих поучений сформулирована весьма специфично, «чтобы научить тебя точным словам истины, дабы ты мог передавать слова истины посылающим тебя?» (22:21). То есть, изречения нацелены на воспитание качества надежности и честности в служении другим.

IV.          Слова Мудреца, 24:23-34

Хотя этот сборник краток, содержание его обширно. Оно охватывает как общественную, так и частную жизнь человека: честность в справедливости без дискриминации и мстительности (ст.23-26, 28-29) и прилежание в обеспечении своей семьи пропитанием (ст.27, 30-34).

V.             Соломоновы притчи, собранные людьми Езекии, 25:1-29:27

Этот сборник лучше всего рассматривать как две разных секции: гл.25-27 и гл.28-29[72]. «Царские» изречения открывают перед нами перспективу суверенности царей, а также публичного и приватного поведения человека. Изречения призывают человека быть более рассудительным и поднять уровень своего публичного поведения: покладистость (25:2-5), смирение (25:6-7), справедливость (25:8-10, 18), критичную проницательность (25:11-12), верность (25:13-14), терпение (25:15), довольство своим положением (25:16, 27), беспристрастность (25:17), умение различать (25:19-20), великодушие (25:21-22), противление мстительности (25:23-25), стойкость (25:26) и самоконтроль (25:28). Как антитеза мудрости, глупость совершенно нецелесообразна. Глупый справедливо получает по заслугам (гл.26). Гл. 27 продолжает вырисовывать несколько отличительных качеств мудрости, противопоставляя ее глупости. Глупость выказывает себя в превозношении и самохвальстве (27:12), провоцировании (27:3), гневе и зависти (27:3-4), лести (27:5-6), в отсутствии умения различать (27:7), в неистовом духе (27:14) и разобщенности (27:15-16). Мудрость же, напротив, знает свой дом (27:5), культивирует дружбу[73] (27:8, 10), готова выслушать совет (27:9, 17), возрастает в рассудительности и благоразумии (27:11-13), трудолюбии (27:19, 23-22:7), открытости (27:19) и готовности к проверке (27:21-22).

Гл. 28-29 представляют собой, по большей части, противопоставительные притчи, подобные первому сборнику Соломоновых изречений в гл. 10-15. Они также проводят различие между праведностью и неправедностью. К примеру, 28:1, «Нечестивый бежит, когда никто не гонится за ним; а праведник смел, как лев». Более того, контраст между глупостью и мудростью укоренен в покорности поучению Божию. Повторение слова «закон» (torah) в этих главах знаменательно для Книги Притчей (28:4, 7, 9; 29:18). Тора и мудрость, таким образом, взаимосвязаны и делят человечество на два сообщества: оставляющих и поддерживающих закон (28:4, 7, 18). Тора также взаимосвязана с пророками (19:18). В отсутствии пророческого гласа мудрость обеспечивает достаточный фундамент для утверждения порядка Божия. Мудрые утверждают и продвигают божественный порядок (28:14; ср. Пс.1:1-2). Путь мудрости отличается дисциплиной (29:15-21), согласующейся с божественным откровением (29:18). И наоборот, угнетение и коррупция ведут к разрушению и неспособности действовать (28:2-28; 29:1-27), поскольку люди устанавливают правила, приносящие пользу всем тем, кто живет в страхе перед людьми (29:25). Их слова (обещания) бездейственны (29:19-20, 25). Человеческое сообщество не может избавиться от опыта несправедливости, поскольку, в конечном итоге, справедливость эсхатологическое понятие, «Многие ищут благосклонного лица правителя, но судьба человека – от ГОСПОДА» (29:26). Уповающие на Ягве обретут безопасность, покой (29:25) и счастье (ср.29:18).

VI.          Слова Агура, 30:1-33[74]

Глава разделяется на две части: оракул Агура, сына Иакеева (ст.1-14) и изречения о числах (ст.15-33). Агур – это критично настроенный мыслитель, стимулирующий ум читателя своими вопросами и своими загадочными словами, породившими разные толкования. Начальные слова «Я устал, О Боже; Я устал, О Боже» можно переводить как «Ифиилу, Ифиилу» (NIV) или как «Я не Бог, Я не Бог» (Мерфи). Является ли Агур скептиком или просто вдумчивым верующим? Отрицает ли он существование Бога, или переполнен благоговением перед Богом? Агур признает свою человеческую природу и возвышенность мудрости. Люди живут на земле, а «Святой» живет на небе. Бог – творец, связывающий воедино все творение, но Агур хочет познать Его через серию вопросов, заканчивающуюся загадкой «Какое имя ему? и какое имя сыну его?» (ст. 4). Агур уже ответил на собственный вопрос. Он «сын Иакеев». Но имя «Yak(q)eh» есть акроним, заменяющий Yahweh qados hu (Ягве свят). Бог всякой премудрости есть Ягве, Святой, милостиво приглашающий людей научиться у Него мудрости. Они, как и Агур, считаются детьми Божиими[75]. Агур изрек «слова» (ст. 1), но его слова не похожи на слова Бога (ст. 5). Взгляд Агура на Бога как на святого и превознесенного также указывает на Бога, открывающего Себя (ст. 7). Слово Божие истинно. Поэтому Агур молится о том, чтобы научиться довольствоваться своими повседневным хлебом и не профанировать имя Божие (ст. 7-9). Он размышляет об отношениях между людьми (слуга-господин, ребенок-родители, жертва-угнетатель). В каждом случае люди превозносят себя над другими и нарушают порядок Божий. Великий вызов бросают они имени Божию.

Изречения о числах (ст. 15-33) представляют собой череду мыслей о творении Божием, возвращающую читателя к величию и таинственности Бога. Он непостижим. Он попускает сосуществовать космосу и хаосу. Последнее увещевание предостерегает от глупости и гордыни, которые «угнетают» людей и, в конечном итоге, расстраивают порядок Божий в мироздании (ст. 33-34).

VII.        Слова Лемуила, 31:1-31[76]

И снова глава разделена на две части: оракул царя Лемуила, состоящий из поучений его матери (ст. 1-9), и песнь добродетельной женщины (ст.10-31). Причем, царское (материнское) поучение уникально для древнего Ближнего Востока. Поучение матери напоминает о вступительных поучениях (гл. 1-9) и образует величественное завершение книги вместе с гимном, прославляющим женственность/мудрость (ст. 10-31). Мать наставляет своего сына остерегаться сексуального обольщения (ст. 3; ср. 2:16-19; 5:7-14; 6:24-35; 7:6-27; 23:20-28), вредных пиршеств (ст. 4-7; ср. 2:12-15; 4:17; 20:1; 21:17; 23:30-35) и обновить свою приверженность справедливости и праведности (ст. 8-9), поскольку несправедливость связана с сексуальной распущенностью и с чрезмерными жизненными усладами (23:20-35). Она, однако, не запрещает употребление вина. Она как бы направляет его по руслу от могущественных к угнетенным, у которых в жизни так мало радости. Вино, в конце, концов, благословение Божие (3:9-10; ср. 9:2, 5).

Песня Добродетельной Женщины представляет собой гимн, составленный в форме алфавитного акростиха, в похвалу мудрости, живописуемой своими превосходными качествами. Ее портрет уже обрисовывался в нескольких притчах (12:4; 18:22; 19:14; ср. 5:15-19; Руфь 3:11). Более того, этот гимн подытоживает качества мудрости, изображенные ее добродетелями, деятельностью и словами, показывающими пример наивысшей мудрости. Повторение слова «сила» (ESV превосходно, ст. 10, 29; ср. ст. 17, 25) объединяет всю поэму. Превосходство мудрости следует искать не только в мужчинах и женщинах. Мудрость не приурочена к какому-то конкретному полу. На мудрость лучше всего смотреть как на исполнение Быт.2, где мужчина и женщина образуют неотъемлемую часть целого. Эта женщина достойна доверия, добра и благодетельна (ст. 11-27), трудолюбива и полна жизненных сил, любезна, рассудительна, великодушна (ст. 13-22, 24, 26-27), величественна, сильна, почтенна, удостоена чести, смиренна (ст. 17, 20-23, 25), сообразительна, проницательна и мудра (ст. 10-31). Она боится Господа (ст. 30) и получает похвалу от своего мужа, семьи и общины (ст. 28-31). И поскольку мужчины и женщины воплощают в себе мудрость, постольку путь их трояк: отношение с Богом и страх Господень (трансцендентность), отношение с людьми, миром, вызовы и разные ситуации (межкультурные отношения, вселенский уровень) и личное общение с Богом и людьми, меняющее личность для познания Бога, Других и Самого Себя (трансформация).

ОТКРОВЕНИЕ БОЖЕСТВЕННОЙ ПРЕМУДРОСТИ В ИИСУСЕ ХРИСТЕ

Новый Завет представляет нам Иисуса как воплощенную премудрость Божию. Он Учитель больший, нежели Моисей (Мф.11:28-29). Он предсуществующий Логос, существовавший доя сотворения мира и его Творец (Ин.1:1; ср. Прит.8:22-23; ср. Ин.17:5). Подобно Госпоже Премудрости Иисус призывает людей следовать за Ним, есть вместе Ним и пить вместе с Ним (Ин.1:36-38; 6:35; ср. Прит.9:2-5). Иисус – воплощение Трансцендентного Бога, входящего в культуру, несущего транскультурное служение и открывающего Свой трансформирующий рост в мудрости и послушании Отцу (Лк.2:40; Евр.4:15; 5:9).

Павел доказывает, что истинная мудрость открывается в кресте Христовом, «Христа, Божию силу и Божию премудрость» (1Кор.1:24), поскольку юродство креста открывает, что «немудрое Божие премудрее человеков, и немощное Божие сильнее человеков» (1Кор.1:25). Он сияние Божией славы, через Которого и в Котором существует все (Кол.1:15-17). Иисус Христос – воплощенная Премудрость Божия. Он был до творения и есть Творец (Кол.1:16-17). Иисус Христос, откровение премудрости Божией, есть Творец, Открывающий мудрость, Глава Церкви, Альфа и Омега, Начало и Конец. Прошло, настоящее и будущее обеспечены в Нем. Христиане, соединенные со Христом, получают трансцендентную, транскультурную (царскую, вселенскую) и трансформирующую мудрость. Они суть Тело а Он Глава, держащий всех вместе (Кол.1:18-23). Путь мудрости Ветхого Завета ведет к Иисусу Христу, но также требует от нас обратить внимание на голос Ветхого Завета, который вместе с откровением Нового Завета помогает нам постичь превосходство и многозначность мудрости. Тропа узка, но и весьма возвышенна. Кто может понять мудрость, нисходящую свыше? Иаков пишет:

«3:17 Но мудрость, сходящая свыше, во-первых, чиста, потом мирна, скромна, послушлива, полна милосердия и добрых плодов, беспристрастна и нелицемерна. 3:18 Плод же правды в мире сеется у тех, которые хранят мир».

Премудрость Божия в людях близка к ним, когда они отражают свет и жизнь Иисуса Христа на земле.

Литература

Brown William P. Character in Christ: A fresh Approach to the Wisdom Literature of the Old Testament. Grand Rapids: Eedermans, 1996.

Estes, Daniel J. Hear, My Son: Teaching, and Learning in Proverbs, 1-9. Grand Rapids: Eedermans, 1997.

Fox, Michael V. Proverbs 1-9; Proverbs 10-31. AB. (New York, Doubleday, 1999, 2009).

Longman III, Tremper. How to read Proverbs. (Downers Grove: IVPAcademic, 2002).

Proverbs, Baker Commentary on the Old Testament Wisdom and Psalms (Grand Rapids: Baker, 2006).

Murphy, R. E. Proverbs. WBC. Nashville: Thomas Nelson, 1998.

Perdue, L. G. Proverbs. Interpretation, 2000.

Van Leeuwen, Ray C. « Book of Proverbs». In The New Interpreter’s Bible: A Commentary in 12 Volumes, vol. 5, ed. Leander E. Keck. Nashville: Abingdom Press, 1997.

Waltke, Bruce. Proverbs 1-15; Proverbs 15-31. NICOT. 2004/2005.