Из книги: William A. Dyrness, The Earth is God’s: A Theology of American Culture

Касаясь темы современных представлений о культуре, мы обнаруживаем очевидное противоречие. С одной стороны, наша интеллектуальная история, по крайней мере, начиная с XVIII века, убедила нас в том, что любое богословское или религиозное течение можно объяснить породившими его социально-историческими условиями. Как в начале века об этом высказывался Эмиль Дюркгейм: «Религиозные явления суть следствия социальных условий, внутри которых они существуют». Обратим внимание на отмеченные здесь исторические предпосылки. Религия не помогает дать оценку общественной жизни, скорее, верным будет обратное утверждение: общественные условия определяют развитие религии. Отсюда возникло ортодоксальное понимание, что из-за наличия в каждой культуре своих особых закономерностей нравственные суждения о конкретной культурной практике невозможны в принципе. С другой стороны, на практике антропологи способны помочь разве что лишь тем, что проведут сравнительную оценку культур, которые они изучают. Действительно, растет понимание, что в нашем контексте преобладающее место занимают глобальные и межкультурные процессы, так что даже описательный труд непременно носит межкультурный и сравнительный характер. Верно и то, что многие антропологи пытаются отвести более скромное место своим трудам. Клиффорд Гирц, к примеру, завершает описание своего подхода к истолкованию следующим высказыванием: «Главное призвание истолковательной антропологии не в том, чтобы ответить на наиболее глубинные вопросы, но чтобы познакомить с теми ответами, которые... уже даны другими, и, соответственно, включить их в консультативный отчет о том, что уже говорили [другие]». Но хотя такой позитивизм и остается целью, эту цель столь же часто оставляют, сколь пытаются достичь.

Одним из решений может быть предположение, что главное допущение, с которым мы соглашаемся, является ложным, и что культуру невозможно описать адекватно, опираясь на столь ограниченное допущение. Как отметил Бенждамин Нельсон, все главные проблемы, встающие перед человечеством в конце этого века – социальные, научные, технологические – относятся к сфере целостных культурно-цивилизационных комплексов и даже межцивилизационных контактов. Процессы такого уровня сложности, как он пишет, не могут быть поняты, если ссылаться на узкие интересы. Возможно, наши допущения отображают несколько провинциальный (т. е. западный) способ мышления?

Безусловно, от западной традиции нам досталось множество полезных инструментов для изучения культуры. Однако последствия продолжительного пользования этими инструментами еще недостаточно изучены. Как нам обрести понимание, которое позволяло бы дать оценку собственной традиции? В каком зеркале мы видим собственное отражение? Проблема не в том, чтобы обрести адекватное понимание другой культуры; все мы естественным образом составляем мнения и даем оценки. Проблема заключается в том, чтобы отыскать способ, с помощью которого можно было бы увидеть слабые стороны собственной культуры:  вынуть бревно из собственного глаза, прежде чем указывать на соринку в глазу ближнего. В существующих социально-бытовых условиях нет основания для подобного рода объективного взгляда. Данный факт побуждает Гила Бейли предположить, что апостол Павел может быть основателем того, что мы называем антропологией.

Антропологический взгляд [Павла] начал складываться, когда он с содроганием в сердце обнаружил, насколько кровожадным он стал, следуя положениям своей культуры. Антропология – это просто исследование культуры теми людьми, которые более не принадлежат ей всецело, и Павел, вместе с еврейскими пророками, бывшими до него, является ее основателем.

В случае с Павлом, его встреча с воскресшим Христом, а также откровение о том, что этот Христос отождествлял Себя с конкретной группой палестинских крестьян, позволило ему лучше понять, в чем состоит его, Павла, собственная культурная «конкретика». Последствия данного альтернативного предположения мы будем стараться подробно изложить далее.

КУЛЬТУРА КАК СТРУКТУРИРОВАНЫЕ ВЗАИМОТНОШЕНИЯ

Для начала не мешало бы еще раз вспомнить о тех выводах, к которым пришли современные антропологи в своих попытках понять и описать культуру. Для этой цели важно дать определение культуре как изменяющемуся набору коллективных практик и предположений, служащему в качестве совокупности человеческих поступков, посредством которых они выражают собственную идентичность. Заметим, что под влиянием неизбежных и все более масштабных внешних воздействий и взаимоотношений культура постоянно изменяется, что она включает в себя установленные нормы (паломничества, спортивные состязания, ритуалы), а также вероятное мироощущение, и что она является общественным достоянием людей, осознающих собственную (индивидуальную) идентичность и выражающих ее общепринятым способом. Начнем с последнего из приведенных утверждений. Термин «народ» будет рассмотрен подробнее в следующей главе. Здесь лишь отметим, что мы начинаем наши наблюдения и размышления как люди, которые находятся в особом культурном контексте. Рассуждения о христианстве и о культуре во многом стали бы продуктивнее, если изначально признать факт собственного игнорирования двух обстоятельств, первое из которых именуется христианством (или как более точно выражается Нибур – «Христос»), а второе – культурой; и которые необходимо свести воедино. Такой способ изложения дает возможность предполагать, что христианство есть нечто «непорочное», и что оно либо оскверняется культурой, либо внедряется в нее как средство очищения. Такой подход есть не что иное, как истолкование смысла праведности, к которой стремился Декарт, находясь в своей затемненной комнате, когда искал фундаментальную реальность в достоверных понятиях. Действуя подобным образом, невозможно найти адекватный подход ни к христианству, ни к культуре.

Христианство, как мы утверждаем, представляет собой Божий замысел: труд по созиданию сотворенного мира, включая непрестанную заботу о творении, несмотря на непокорность тех, кто был создан по образу Божию, вхождение в историю творения (и в материальный мир) Иисуса Христа, Который должен был пострадать из-за последствий порочности мира и исцелить его, продолжающееся божественное присутствие, выраженное как через историческое Тело Христово, которое есть церковь, так и через труд всеобщего Божьего провидения, поскольку Бог, посредством служения Святого Духа, стремится привести творение к его изначальной цели, что и является движущей силой и проявлением славы Божьей. Такие структурированные взаимоотношения являются исходными для мира (и для Бога). Что касается меня, то я олицетворяю частный культурный контекст белого человека, мужчины средних лет, выросшего на американском Среднем Западе, представителя поколения людей, родившихся после Второй мировой войны, преданного последователя Иисуса Христа. Такой комплекс характеристик является для меня исходным и сообщает необходимую информацию для последующих дискуссий. Однако заметим, что мои взаимоотношения уже включены в тот комплекс взаимоотношений, которые Бог поддерживает в мире. И это остается справедливым, независимо от того, признаю я наличие этих взаимоотношений или нет. Я могу это отрицать, равно как я часто стараюсь отрицать, что являюсь частью материального и органически упорядоченного мира, но это не освобождает меня от признания факта, что эти взаимоотношения меня формируют.

Важно не забывать о таких ограничивающих взаимоотношениях, потому что, как было отмечено в начале главы, они не только накладывают ограничения, но и делают возможной саму нашу жизнь в этом мире. Современные люди придерживаются взгляда о том, что они могут поступать в этом мире так, как сами того пожелают. Но это иллюзия. Мы можем кое-что делать в этом мире, но далеко не все, что нам нравится. Мы уже были помещены, прежде, чем могли что-либо предпринять, в структуру взаимоотношений, которая сформировала наше окружение и послужила исходным материалом для нашей жизни.

Именно наличие таких взаимоотношений утешает меня, общепринятые  нормы поведения обеспечивают возможности для проведения торжеств и спортивных состязаний, а также условия для работы и для молитвы. Они отображают факт того, что Бог установил уклад жизни как потенциально добрый и продолжает поддерживать его через божественное присутствие в ходе его развития – то есть благодаря благости творения и наличию общей благодати. Однако такие взаимоотношения становятся также и причиной страданий. Согласно Писанию, страдания причиняются тем обстоятельством, что жизненный уклад нарушен человеческой непокорностью Божьим повелениям. Мы не можем увидеть первоначальные Божьи цели из-за нынешнего состояния человеческой культуры; на самом деле, мы часто вообще не можем разобраться в том, с чем сталкиваемся.

Поэтому, понимание культуры, в которой находимся, и христианского отношения к ней возможны только при использовании подхода, когда мы опираемся на внутреннюю жизненную установку. Наша задача не сводится к чистой теории о том, как примирить христианские взгляды с теорией культуры, но она носит практический характер: как нам реагировать на жизненный контекст, зная о намерениях Божьих по отношению к окружающему миру. Нам необходимо понимать, как практически присутствие Божье «работает» в нашем культурном контексте.

Для христиан ответ на данный вопрос заключен в терминах, относящихся к двум наборам взаимоотношений, в которых они пребывают: один из них – место культуры в этих отношениях, а второй – их отношения с Богом, а также с собранными во имя Иисуса, с церковью. Для христиан культурная жизнь вне этих взаимоотношений невозможна. Заметим, что благодаря Божьему присутствию и действию, наше участие в культурной жизни имеет реальное богословское значение. Ее нормы отображают либо послушание, либо непослушание. Это происходит из-за того, что мы призваны указывать на верность Самого Бога по отношению к этому миру так же, как и мы проявляем верность своей культуре. Для христиан это означает как принятие культуры, так и отказ от ее стандартов, когда они препятствуют исполнению Божьей воли. Конечно, мы могли бы выбрать для себя путь свободы от частного культурного контекста, в котором находимся, считая его наличие либо вредным, либо нецелесообразным для своей христианской веры, но в случае если мы не отождествляем себя с культурой, мы отрицаем тем самым реальность взаимоотношений, в которые помещены, а также отрицаем непосредственное присутствие Божье в этих взаимоотношениях, на самом деле находясь под их властью.

Поэтому, наиболее положительным моментом, когда мы говорим о христианском отношении к своей культуре, будет утверждение о том, что христиане живут с позицией, которую следует называть внутренней инаковостью по отношению к культуре. Как об этом говорит Мирослав Вольф:

«Христианам не следует ни покидать культурную среду, ни доминировать над ней. Скорее, нам следует инаково жить в ней, и такая инаковость должна быть внутри, не просто по отношению к культурному пространству и времени, но и к культурной многоликости».

Это обусловлено тем, что, как он продолжает мысль, в одно и то же время они пребывают в Боге и живут в Коринфе (Лос-Анжелосе или Найроби). Для более подробного объяснения мы перейдем ко второму, связанному с этим, утверждению.

КУЛЬТУРА КАК ПРИЗВАНИЕ К СЛУЖЕНИЮ (СРЕДА)

Ранее мы убедились, что творение не было создано с целью оставаться неизменным, но чтобы между Богом и творением установилось взаимодействие. В определенном смысле благость, заложенная в творении, являлась тем потенциальным благом, которым и  должно было оно стать в конечном итоге. Но то, чем оно могло стать, зависело от реализации образа Божия в человеке, которому была поручена особая роль ясного донесения и воплощения различных аспектов творческого замысла. Кроме того, людям не было предоставлено права выбора и права решать ничего не делать с тем, что им было поручено. Как мы более подробно рассмотрим в разделе об экологии, взаимоотношения человека с творением по своей сути имеют нравственную основу. Нам следует подходить должным образом к структурированным взаимоотношениям, в которых находимся; и во всем, что мы ни делаем, присутствует нравственный аспект, потому что творение является благим и потому что Бог существует. Мы призваны Богом к ответственному служению, и от этого призвания невозможно уклониться – мы лишь откликаемся на него лучшим или худшим образом.

Площадка для обсуждения, а также условия, в которых данное служение осуществляется, представляют собой конкретную культурную среду, конкретное общественное окружение, которое люди для себя формируют. Как об этом пишет Клиффорд Гирц: «В конечном итоге, мы – незаконченные или незавершенные существа, мы дополняем или довершаем самих себя посредством культуры – но не посредством культуры вообще, а через ее в высшей степени конкретные формы». Мы становимся человечными благодаря комплексному жизненному укладу в конкретном социальном окружении – как это происходит с афроамериканцами из Индианаполиса или же с говорящими на кантонском диалекте китайцами из Гонконга. Что же касается христиан, то подобная практика будет, как напоминает об этом Мирослав Вольф, внутренне иной, чем в окружающей нас культуре. В качестве примера Новый Завет (см., напр., Кол. 3) приводит образец так называемого «haustafel» (семейно-бытового устава). Составление набора добродетелей было общепринятым занятием в древнем Риме, а апостолы, следуя наставлениям книг мудрости Ветхого Завета, не считали постыдным заимствовать их культурный уклад. Однако Павел относился к подобным добродетелям по особенному, а потому соотносил их с комплексом взаимоотношений, выходящих за пределы его непосредственного культурного окружения.

Как отмечалось в предыдущем разделе, апостол Павел в третьей главе Послания к Колоссянам напоминает своим читателям, что они воскресли со Христом, а поэтому им следует «искать горнего, где Христос сидит одесную Бога» (ст. 1). Для христианина жить в культуре означает жить в повиновении Христу. Правление Христа, в свою очередь, осуществляется через Его народ, и это должно воплощаться посредством особого образа жизни, представленного Павлом в последующих стихах. Однако даже там, где правила христианской жизни  совпадают с нормами, принятыми в мире греко-римской культуры, между ними прослеживается внутренняя инаковость. Здесь апостол Павел упоминает наиболее влиятельные общественные установления греко-римской культуры, те бытовые нормы в семейных отношениях, которые были сформированы в ней на протяжении поколений, согласно которым каждый член семьи был ответственен перед остальными, а в конечном счете и перед домоправителем. В пределах такого набора установлений так называемый повседневный кодекс призывал каждого члена общества к поведению, соответственному его или ее роли в жизненном укладе общества. Павел перенимает этот образец, но привносит в него чувство взаимности и любви, что и должно было стать характерной основой взаимоотношений в церкви. Согласно мнению Павла, такой порядок, пока в нем сохраняется сложившийся социальный уклад, отражает обновленный контекст, а именно – обновленные взаимоотношения с Творцом, которые Павел называет «облечением в нового [человека], который обновляется в познании по образу Создавшего его» (Кол. 3:10), и отказом от «ветхого человека с делами его» (ст. 9). Этот обновленный образ явлен в обновленных межличностных отношениях (ст. 12-15), обновленном обустройстве семейной жизни (ст. 18-21), обновленных взаимоотношениях между господами и их рабами (ст. 22.; 4:1), обновленном отношении к «внешним» (4:5; см. 3:11) и обновленном отношении к труду (3:17, 23). Позднее Павел указывает на христианскую ответственность, осознание которой ожидается от верных. «И все, что делаете, делайте от души, как для Господа, а не для человеков, зная, что в воздаяние от Господа получите наследие, ибо вы служите Господу Христу» (Кол 3:23, 24). Труд, семья, друзья и чужестранцы были здесь соединены в особый ряд взаимосвязанных отношений, являвшихся отображением установлений греко-римского контекста апостола Павла. Ничто из этих установлений не устраняется, но вносится в условия более высокого призвания – в иной комплекс отношений, и тем самым служит воскресшему Христу, Который господствует над Своим творением. Верующие воскресли с Ним, их жизнь сокрыта в Нем (Кол 3:1, 3), мир Божий владычествует в их сердцах (ст. 15), и Слово Его вселяется в них (ст. 16). Такой установленный порядок отображает культурную реальность определенного периода времени и в то же самое время противостоит ему. Предназначением верующего сообщества в культуре, как отмечает Джон Говард Одер, является обязанность представить «реальную оценку мятежного состояния культурной среды и реальную возможность примирения для всех».

Заметим, что данный обновленный контекст согласуется с внутренним обновлением человеческого сердца, но он также является и «обоснованной предрасположенностью..., присущей людям, имеющим определенные социальные учреждения и порядки». Он содержит представления о мире, которые формируются в результате совершенно конкретного комплекса содержащихся в них откликов – тех самых, которые, как мы можем заметить, обретаются в среде обычных людей, живущих обыденной жизнью. Роберт Вутнов полагает, что классические теории социальных изменений – как рабочие модели или модели, связанные с развитием, так и модели конфликтов – акцентируются скорее на  субъективных характеристиках культуры, чем на конкретно выраженных действиях. Мы обязаны (как он утверждает, ссылаясь на то, что более важно для метода толкования христианских Писаний) уделять больше внимания тем, кто является фактическим выразителем мнений и различным категориям слушателей, а также конкретным предписанным видам деятельности. Это связано с тем, что изменения происходят в условиях, которые он называет характерными сообществами активности, и которые мы называем особыми «формами жизни». Проявления социальной реальности – это не «языковые особенности» и не «символика», указывающие на ряд сокровенных ценностей, это, скорее, то, что они, благодаря сущности сотворенного порядка, а также Божьего призвания и Его присутствия в нем, представляют собой пример такой благости.  Как говорит об этом Мирослав Вольф, ссылаясь на Эрнста Трёльча: «Убеждения и практика христианской общины неразрывно связаны с ее характеристикой как общественной реальности; изменяя одно, вы рано или поздно изменяете и другое».

Попытаемся изложить данную «форму жизни» в ее более широком богословском контексте. Культура, как мы утверждаем, – это отображение призвания, которое Бог возлагает на творение, особенно это явно видно на примере поручения, данного первым людям: плодитесь и владычествуйте. В реформатской традиции получили развитие две теории о таком призвании. С одной стороны, Клаас Схилдер и его сторонники утверждают, что человечество развивается в специфических видах деятельности в изначально присущих сотворенному миру областях. Подобный взгляд акцентирует внимание на Божьем самоограничении, что придает творению идею определенной степени автономии. Человек трудится в сфере раскрытия внутренних возможностей, обнаруживая закономерности и процессы, которые Бог изначально поместил в творение. С другой стороны, сторонники богословия Абрахама Кайпера особое ударение делают на непрекращающейся деятельности Бога в той форме, которая получила название общей благодати. Кайпер признает, что Бог заложил в сотворенное как потенциал роста, так и внутренний смысл, но при этом указал, что при Божьем содействиии мы открываем и развиваем этот потенциал. Это содействие, которое он (вслед за Кальвином) называет общей благодатью, особым образом работает для ослабления силы проклятия мира, которое, как он полагает, направлено не против самого мира, а против его греховности. Как указано в полезном исследовании Уильяма Берендса о различиях между двумя авторами, Кайпер подчеркивает аспект «уже» относительно того, что мы способны делать в культуре (с Божьей помощью); Схилдер же акцентирует внимание на аспекте «еще нет» по отношению к тому, что еще осталось совершить. Опасность, таящаяся во взглядах Кайпера по этому вопросу, состоит в наличии искушения расценивать культуры, существовавшие в его время, как основанные на идее благости творения и общей благодати, а следовательно, почитать их священными. Этой опасности, как известно, не избежали последователи Кайпера в Южной Африке, которые использовали эти идеи для утверждения законности системы апартеида. Однако и взгляд Схилдера привносит свои трудности, состоящие в искусственном разграничении между человеческой деятельностью и фактом неизменного присутствиея Бога в творении.

Дальнейшие шаги, как мне кажется, должны быть сделаны по пути сохранения связи осознания человеческих пределов власти в творении как в истории спасения, так и в роли явления Божьего самооткровения. То есть человеческая культура развивается в условиях особого призвания, данного человечеству при сотворении и в обновленном творении, а также в осознании непосредственного присутствия тринитарного бытия Бога в данном процессе. При определении места человеческого призвания внутри истории спасения, понятия «уже» и «еще нет»,  обычно используемые в новозаветной эсхатологии, могут служить полезным инструментом. Первоначальное призвание к обладанию изложено далее в важном поручении, оставленном в книге Бытие 2:15: «И взял Господь Бог человека, и поселил его в саду Едемском, чтобы возделывать его и хранить его». Тот факт, что в это поручение включены как взаимоотношения с ближним, так и с миром, становится ясным в последующих главах, где определяется место для человеческой культуры – ответственность человека как за «раскрытие» отношений с окружающим миром, так и за их «сбережение». Следует обратить внимание на ответ Каина Богу: «разве я сторож брату моему?» Внимательный читатель помнит Бытие 2:15 (на иврите там используется то же самое слово «хранить») и знает, что этот вопрос является чисто теоретическим, но при этом он также отметит, как внимательно Бог наблюдает за развитием событий – насколько тесно теперь интересы Божьи близки к человеческой культуре. Поэтому аспект культуры «уже да» – это необходимый человеческий отклик как на взаимоотношения творения, так и на содействие Божье. Человеческая культура развивается пред лицом Божьим. Аспект «еще нет» проявляется как в искажении первоначальных стандартов, возникшем из-за грехопадения, так и в том, что в настоящее время различным видам культуры позволено развиваться, не привязываясь к Божьему конкретному присутствию среди народа Израиля.

В воплощении Божье присутствие становится еще более тесно связанным с культурными процессами, когда Свое святое призвание Бог выражает, находясь в образе сельского жителя Палестины первого века. Последующий Божий призыв, переданный Христом, заключен в утверждении: «Вы – соль земли ... Вы – свет мира» (Мф. 5:13-14). Соль и свет являются средством для дальнейших преобразований – возделывания и сбережения, и их значение  должно пониматься в свете этих преобразований. Однако они представляют следующий этап в развитии основанной на труде Христа человеческой ответственности по отношению к культуре и ко всей планете Земля: они создают как эффект присутствия «закваски», более сокровенный по своей сути, так и эффект обновляющего и исправляющего присутствия. Отсюда, культурное призвание для истинных христиан является не явным, и оно выражается посредством проявления в жизни наивысших личных ценностей. Но более того, благодаря тому, что мир принадлежит Христу, христианское влияние может также быть «искупительным» и в более широком смысле. Оно стремится преобразовать и осветить культурный уклад, в котором оно находится – как это делают апостолы Павел и Петр в Новом Завете. В свете полного откровения Нового Завета подобное влияние определенно имеет отношение к нашему статусу детей Божьих – тех, кто пребывает «во Христе». Наше призвание как имеющих право обладать сегодня переистолковывается в терминах господства Христа на небесах, по Чьему образу воссоздан верующий. Нашей задачей теперь является его отображение (и воплощение), вся наша жизнь и наши общины должны как можно полнее передавать ту благую весть, которую нам поручено возвещать.

Заметим, что принцип культурного обновления теперь отождествляется с Евангелием: провозглашение и установление обновленного творения. Христос победил силы зла и обновляет творение в Воскресении. Поэтому культура, как и Евангелие, имеет более широкое значение в Божьем творческом замысле. Культура находится внутри творения. Однако и Евангелие, и культура осмысливаются в свете Божьего замысла, который  стал видимым в творении. Человеческая жизнь теперь способна это отобразить.

Такой обновленный контекст проявляется в сотворении через событие Пятидесятницы, во время которого Святой Дух излился на церковь. Лука, повествующий об этом, дает понять, каково влияние «соли и света», заключенных в этом событии, и это ясно из того, как он описывает результаты происшедшего: «Апостолы же с великою силою свидетельствовали о воскресении Господа Иисуса Христа; и великая благодать была на всех их. Не было между ними никого нуждающегося...  и каждому давалось, в чем кто имел нужду» (Деян. 4:33-35). Таким был естественный и исполненный духом отклик слушателей на призыв апостола Петра «покаяться и креститься», о котором сообщается во второй главе; кроме того, Христос возвестил, что Его ученики являются солью и светом, и это было явлено в жизни. Однако,  и это решающий момент, и покаяние слушателей, и их измененная жизнь были частью результата схождения обновляющего присутствия Святого Духа.

Как призыв быть солью и светом имеет своим основанием поручение возделывать и хранить землю (и в свете этого поручения истолковывается этот стих), так же и Дух Святой раскрывает труд Бога в творении и труд Сына в воплощении. В Писании служение Святого Духа всегда ассоциируется с ожиданием грядущего века (в разных местах Писания Дух назван его начатком и его первым плодом), и, таким образом, Дух играет важную роль в призыве к людям быть совершенными для Царства Небесного. В наших «воздыханиях неизреченных» Дух ходатайствует о верующих, выявляет стенание творения, ожидающего окончательного откровения, которое проявится не только в искуплении тел, но и в свободе от рабства тления (Рим. 8).

Затем Дух направляет творение к откровению нового неба и новой земли, на которых обитает правда (Откр. 21-22). Именно здесь происходит окончательное преобразование культуры как движущей силы славы Божьей. Этот город  станет совершенным олицетворением присутствия Божия среди народа Божьего в центре творения. И по этой причине в Храме уже нет необходимости: «Храма же я не видел в нем, ибо Господь Бог Вседержитель – храм его, и Агнец» (Откр 21:22). Также более нет нужды в солнце, ибо Господь Бог есть его свет, и «спасенные народы будут ходить во свете его» (ст. 24). Другими словами, действие как соли, так и света будет завершено. И тогда цари и народы принесут в него все свои драгоценные дары в знак должного воздаяния за то, что все культуры земли однажды, когда культура станет святилищем – конечной целью творения, воздадут славу Богу живому. Поэтому призыв для общины верующих быть солью и светом, что должно выражаться во внутренней инаковости по отношению к культуре, обращен, в конечном итоге, в будущее, даже когда он основан на предшествующем Божьем труде сотворения и искупления. Существует аспект «еще нет» в нашей деятельности, когда все еще слышны стенания, а временами переживаются и страдания, которые напоминают о  все еще незавершенном труде в Божьих планах. Однако существует также и аспект «уже да» нашей деятельности. Мы уже можем являть, как говорил об этом апостол Петр, славные деяния Того, Кто призвал нас из тьмы в чудный Свой свет. Мы способны на это, потому что нам дарован начаток Духа Святого этого Небесного Царства. И если именно об этом говорит книга Откровение, то даже такой труд не будет тщетным, но принесет плод в обновленной культуре, когда Бог наполнит Собою все во всем. Именно этого мы ожидаем, ради этого трудимся, не теряя присутствия духа.

Как и в осуществлении любого совместного замысла, невозможно определить, что является нашей человеческой работой, а что Бог делает через нас. Именно поэтому полезно будет поразмышлять о взаимоотношениях как о призвании и как об отклике. Мы призваны править в сотворенном мире посредством благодати Божьей, а это призвание возлагает на нас определенную ответственность. Когда же мы откликаемся на призыв, Дух Божий свидетельствует духу нашему, что мы – дети Божьи. Подобным образом, невозможно разграничить, где оканчивается Божья поддерживающая работа, а где включаются наши собственные усилия. Нам известно, что Бог существует вечно в единении Отца, Сына и Святого Духа, однако часто трудно выделить различные функции ипостасей Троицы. Но нельзя упустить из виду тот факт, что мы также полностью включены в процессы творения, так как входим в жизнь Божью, когда поклоняемся Отцу, через труд Сына силой Святого Духа. Между этими видами служения нет несоответствий.

КУЛЬТУРА КАК СВЯТИЛИЩЕ (ПРИМЕР ОСУЩЕСТВЛЕНИЯ)

Данный последний раздел приводит нас к заключительному утверждению относительно культуры: обетования Божьи подразумевают, что сами по себе различные типы человеческой культуры – в своей практической деятельности, а также в результатах – должны быть местом явления славы Божьей. Обсуждая значение творения, мы увидели, что в его развитии существует четкая закономерность: вначале силы беззакония терпят поражение, а затем появляется сухая земля и возводится святилище. О том, что это историческая закономерность, предназначенная Богом для творения, становится ясно из первой и последней книг Библии: повествование начинается с сада, особым образом приготовленного для обитания в нем человека, а завершается городом, в котором народы, населяющие его, облечены славой и честью, и в центре которого находится сад. Христиане, особенно находившиеся под влиянием греческого культурного наследия, не понимали особой важности материальной культуры  общества для их собственного ученичества. Они стремились уйти из общества и его культуры либо путем создания исключительно христианской альтернативы обществу (которая, как мы видели, может оказаться отображением некоторых наихудших сторон той культуры, от которой они стремились сбежать), либо   ограничивались ожиданием времени, когда Господь придет, чтобы взять их на небеса, при этом не испытывая никакой ответственности за состояние мира, в который их поместил Бог.

Стенли Гауервас и Уильям Уиллимон предлагают новое и живое прочтение утверждения, которое приводит апостол Петр, изображая христиан как странников и пришельцев. Как утверждают авторы, наша миссия как христиан состоит не в том, чтобы реагировать на вопросы, которые ставит мир, но, будучи гражданами Небесного Царства, быть общиной верных посреди развращенного рода. Первостепенное политическое задание церкви –  быть сообществом креста, а не разрабатывать частные социальные либо политические стратегии с целью влияния на мир. Авторы обеспокоены тем, что христианские стратегии более успешны в стремлении изменить до неузнаваемости Благую весть, нежели преобразовать мир. Мы многое могли бы узнать из их рассуждений, особенно из утверждения о центральной роли Тела Христова. И, как мы уже увидели, опасения авторов относительно того, что христиане склонны подвергаться ассимиляции, небеспочвенны. Однако ни христианам, ни церкви невозможно избежать влияния на культуру, в которой они обитают. Благодаря тому, что существуют взаимоотношения внутри творения, а также отношения с Богом, в которых мы пребываем, религия не может быть сведена к сфере частной жизни. На самом деле она существует в непрерывном взаимодействии – начиная с личных сфер, и заканчивая общественными. В определенной степени Гауервас и Уиллимон правы в том, что утверждают, однако они ошибаются в том, что отрицают. Мы призваны быть сообществом креста в разрушенном и падшем мире, но мы также призваны к взвешенным поступкам и созидательному служению в существующей культурной среде. Несмотря на правоту воззрений исследователей по многим вопросам, можно истолковать их аргументацию как искаженный вариант нашей западной тенденции бегства от мира.

При поверхностном чтении Первого послания Петра (самой апокалиптичной книги во всем Новом Завете) может возникнуть предположение, что наша ответственность перед обществом ограничивается обязанностью просто быть народом Божиим. В то же время более внимательный взгляд на это послание рисует иную картину. Вместо просто законопослушной жизни и признания «всякого человеческого начальства» (2:13), даже в случае несправедливых притеснений, христиане, с точки зрения Петра, наделены особым предназначением как причастники данной культуры. Они отчетливо призваны быть «родом избранным», «народом святым» (2:9-10), дабы «возвещать совершенства Призвавшего вас из тьмы в чудный Свой свет» (2:9). Христианам, живущим в обществе с его культурой, Петр убедительно рекомендует почитать императора, жить семейной жизнью, признавать существующую власть, уважать друг друга – но при этом верующие исходят из иной системы ценностей. Апостол Петр говорит, что Бог-Отец «по великой Своей милости возродил нас воскресением Иисуса Христа из мертвых к упованию живому» (1:3). Эта надежда помещена в основании всего того, что мы делаем, живя в условиях определенной культуры. Согласно призыву апостола Петра, новый уровень взаимоотношений, представленный в этом уповании, проявляется в разнообразных добрых делах (2:12), которые вызовут различный отклик: кто-то будет злословить (4:4), другие же прославят Бога (2:12), будут и те, чьи уста будут заграждены добрым поведением (2:15), или такие люди даже преклонятся перед ними (2:12). Но в любом случае, даже осознавая себя «странниками», мы всецело участвуем в жизни общества, а наши добрые дела, при всей их внутренней инаковости, имеют явное политическое и общественное влияние на окружающих. Это происходит из-за того, что, общаясь с ближними, члены общины верующих живут не только на виду у остальных людей, но, что важно, среди них и ради них.

Мы продолжаем утверждать, что Божий творческий и искупительный замысел побуждает христиан к отклику, который неизбежно проявится в окружающем тварном мире в практическом осязаемом служении. На протяжении всей истории религия имела свою материальную составляющую. Тенденция позднего протестантизма, выраженная в недооценивании данной стороны веры, не мешает им проявлять ее в конкретных вещественных формах. Коллен Макденнелл не так давно изучала эти материальные составляющие, начиная с изображений в социальных сетях и заканчивая предметами и символикой в одежде. Она утверждает, что «люди создают и поддерживают духовные идеи благодаря товарообмену и выстраиванию пространства своего обитания». Всемирно известные произведения культуры, а также христианские артефакты служат важным средством не только отображения веры разными способами в символической форме, но и расширяющим (или же обесценивающим) представлением о ней.  Опять же, вопрос не в том, представлена ли наша вера в материальном измерении, но в том, насколько верно и конструктивно этот аспект веры будет отображать существующую реальность.

Тело Христово – церковь – существует в культурном и политическом контексте, потому что Бог проявляет интерес к этим сферам человеческой деятельности. Божье благое творение и все то, что люди создали на его основе, даже несмотря на ужасное опустошение вследствие грехопадения, живет надеждой. Как говорит апостол Павел, творение ожидает человеческого искупления, потому что оно покорилось суете «в надежде, что и сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих» (Рим. 8:20-21). Позже мы укажем, какая ответственность возлагается на нас из-за этого факта перед планетой Земля, однако здесь мы только отметим взаимосвязь между целью творения и целью существования человечества – ни одна из этих целей не может быть достигнута по отдельности. Это обстоятельство явным образом влияет на человеческую культуру, которая является местом, где данные направления Божьей деятельности соединяются вместе. И пока мы трудимся, мы с надеждой ожидаем исполнения обетования.

В то же время, мы, люди, как уникальное творение Божье, особенно те, кто вступил в отношения с Творцом и Даятелем всего, обязаны ценить жизнь всего сущего, что населяет землю. Пренебрежение историческими корнями, присущее укладу современной жизни, усиленное революционными преобразованиями в области коммуникаций и транспорта, способствует значительному и повсеместному падению нравов, ощущению культурного (и даже вселенского) разложения. Взаимоотношения с планетой Земля и с окружающими рассматриваются как ценности равного порядка и как нечто одноразовое. Мы выпадаем из естественных циклов. Как об этом говорит Свен Биркхертс: «Мы становимся все более недалекими... Мы отступаем от глубин, от иудео-христианских предпосылок истины о непостижимой тайне и привыкаем к ложной безопасности обширных побочных взаимодействий». Но мы сотворены для Бога, а это означает, что созданы и друг для друга и даже для планеты Земля. Сегодня много говорят о виртуальных сообществах в киберпространствах. Безусловно, открывшиеся возможности не обойдут христиан стороной, но они могут быть ими восприняты и использованы критически. Однако до сих пор наши убеждения базируются на том, что любая ценность, которую Интернет мог бы представлять, вырабатывает духовный капитал настоящих сообществ и отношений между людьми, облеченными в плоть и кровь. Он не может заменить их. Как следствие, это означает, что мы призваны развивать ощущение материального места, которое способствует человеческому благополучию, потому что это место обнаруживает наши взаимоотношения, возникшие с планетой Земля. Место обитания, которое, как говорит об этом поэт Кетлин Норрис, является испытанием для человека. Процесс формирования народа требует времени, корням необходимо дать возможность проникнуть глубоко в почву, не только в буквальном, но и в иносказательном смысле. И этот процесс является всецело духовным. «Вам необходимо лишь дать месту произойти в вас ... одиночество, молчание, бедность, тщета, а более всего бессмысленность вашей жизни».

Однако мы учитываем также и то, что наше восприятие окружающего мира и его культуры не имеет отношения к всемирному движению «Новый Век». Как и  Норрис, мы почитаем планету Земля и наше место обитания на ней, потому что Бог создал его благим, Христос поддерживает его, а присутствие Святого Духа на нем подобно присутствию птицы с птенцами. Вот почему я симпатизирую замечанию Г. Бавинка относительно «possessio» как наиболее яркого образа христианского отношения к культуре. Христианская жизнь не контекстуализируется с «языческой» культурой и не приспосабливается к ней, но она овладевает культурой и, таким образом, превращает ее в нечто новое, преображает ее. Ибо

Христос берет жизнь людей в Свои руки, Он обновляет и воссоздает разрушенное и поврежденное; Он наполняет каждое обстоятельство, каждое слово и каждый поступок новым значением, и придает ему новое направление. Таковым является... законное овладение чем-либо для Того, Кому дана всякая власть на небе и на земле.

Подобное обладание приемлемо с точки зрения той формы жизни, которой христиане живут в рамках культурной модели своей собственной культурной среды. Их инаковость не будет проявляться в использовании чужого языка или отличающегося набора жизненных установок, но в пользовании родным языком и применении общепринятых обычаев в служении Царства Христа при вдохновении от Духа. Они будут жить в таких же домах и выполнять ту же ежедневную работу, что и все остальные, однако их дома станут центром молитвы и гостеприимства – тем местом, где будет ощущаться мир Христов, их присутствие на рабочих местах будет облагораживающим и будет вселять надежду. Как это видно из наших ссылок на тексты Нового Завета, христиане с самого начала обладали пониманием важности присутствия христоподобной культуры. В датированном II веком Послании Диогнету описывается этот путь:

Живут они в своем отечестве, но как пришельцы; имеют участие во всем, как граждане, и все терпят как чужестранцы. Для них всякая чужая страна есть отечество, и всякое отечество – чужая страна. Они вступают в брак как и все, рождают детей, только не бросают их. Они имеют общую трапезу, но не общих жен. Они во плоти, но живут не по плоти. Находятся на земле, но суть граждане небесные.

Чтобы проверить на истинность данные утверждения, мы ссылаемся на два важных обсуждения, посвященные культуре, которые не так давно завладели вниманием евангелистов: дискуссия о контекстуализации 1970-х и 1980-х гг., а также более поздние дискуссии, получившие названия культурных войн.