Лекция 27. Современный североамериканский евангеликализм

Этот материал подается в очень сокращенном виде. Полная версия доступна лишь в печатном виде.

Вступление

Как в Европе, так и Америке протестантизм было принято разделять на либеральный и консервативный, хотя со временем все больше ощущалась условность этого деления. В США более либеральных протестантов называют «mainline» (букв.: «протестанты основного направления»). Это название возникло в 20-е годы XX века на фоне дискуссий между более либеральным большинством и фундаменталистским меньшинством. Существует множество «mainline» деноминаций, но обычно упоминают семь основных: Объединенная методистская церковь, Евангелическая лютеранская церковь в Америке, Епископальная церковь, Пресвитерианская церковь в США, Американские баптистские церкви, Объединенная церковь Христа, Ученики Христа. Отметим, что это именно отдельные деноминации, которые объединяют далеко не всех представителей соответствующего протестантского исповедания. Например, «Американские баптистские церкви» объединяют лишь часть северных баптистов, в то время как консервативная «Южная Баптистская конвенция» насчитывает во много раз больше членов; наряду с «Пресвитерианской церковью в США» существуют консервативные «Пресвитерианская церковь в Америке» и «Ортодоксальная пресвитерианская церковь»; «Евангелическая лютеранская церковь в Америке» лишь незначительно превосходит количественно консервативных лютеран Миссурийского синода. Есть также консервативные методистские и епископальные церкви. Кроме того, даже в самих «mainline» церквах сохраняется консервативное меньшинство, которое придерживается традиционной христианской догматики, выступает против рукоположения женщин или признания гомосексуальных браков, а в отдельных случаях даже настаивает на том, чтобы их mainline деноминации сохраняли верность своим конфессиональным (вероисповедным) документам, а не просто считали их историческим достоянием своих церквей.

В 20-е годы «mainline» деноминации оправдывали данное им имя, потому что действительно представляли основное направление американского протестантизма. Однако уже во второй половине столетия они уступали количественно евангеликализму. На начало XXI века лишь 15-20% американцев причисляют себя к «mainline» протестантизму. Такому изменению поспособствовало не столько развитие евангеликализма, сколько упадок «mainline» протестантизма: согласно данным General Social Surveys, с 1972 по 2006 год процент «mainline» протестантов в США упал почти вдвое, и эта тенденция, судя по всему, продолжится.

На этой лекции мы сосредоточимся на евангеликализме. Как мы уже отметили, длительное время евангелики оставались в тени «mainline» протестантов, особенно в том, что касается общественного влияния. Ощутимые изменения произошли где-то в 70-ых годах: журнал «Time» провозгласил 1976 год «Годом евангеликов», а в 1977 году президентом США стал южный баптист Джимми Картер, который называл себя «рожденным свыше» христианином. Как мы увидим, тема «рождения свыше» является одной из основных в евангеликализме. Согласно любым статистическим данным, не менее 30% американцев сейчас причисляют себя к евангеликам (если сюда причислять также евангельские афроамериканские церкви и считать евангеликами также фундаменталистов и харизматов; о границах евангеликализма мы поговорим чуть позже). Институт Гэллапа многие годы проводит опрос: «считаете ли Вы себя возрожденным христианином»? С 1990 по 2013 год утвердительные ответы колебались от 35 до 47%, однако в это число могла быть включена также часть католиков. Количество «рожденных свыше» особенно высоко в южных штатах, а также среди чернокожих[1].

Общее

Эта часть материала доступна лишь в печатном виде.

Классификация

Отметив общие характеристики евангеликализма, теперь мы перейдем к обсуждению различий в нем. Прежде всего, здесь следует признать, что не существует единого мнения относительно того, кого же считать евангеликом. Определить четкие границы евангеликализма было нелегко даже тогда, когда оно было более-менее организованным движением; эта задача стала еще сложнее теперь, когда евангеликализм является уже не движением, а скорее определенным христианским «этосом» или «ментальностью». Попытки одних богословов придать евангеликализму более ясные очертания наталкиваются на нежелание других богословов определять границы евангеликализма. Отметим, что название «евангеликализм», в отличие от «фундаментализма», довольно популярно, и можно даже отметить определенную «конкуренцию» за это название: многие хотят считаться евангеликами, а есть и богословы, которые отказывают другим в праве называться евангеликами.

Чья же принадлежность евангеликализму подвергается сомнению? Во-первых, как мы уже отметили на прошлой лекции, иногда проводят строгое различие между евангеликализмом и фундаментализмом. В таком случае фундаменталисты не включаются в евангельское сообщество.

Во-вторых, особенно в последние годы все чаще выделяют в отдельную группу пятидесятников и харизматов. В социологическом смысле это связано, прежде всего, с бурным ростом этих движений (впрочем, не столько в Северной Америке, сколько на глобальном Юге). В богословском смысле это связано, прежде всего, с тем, что для этих движений руководящее значение имеет личная интуиция и опыт («что Бог говорит мне»), а не Писание («что Бог сказал нам»).

В-третьих, оспаривается место афроамериканских церквей. Как мы отмечали на лекциях о теологиях освобождения, афроамериканское христианство развивалось обособленно. Его не слишком затронули дискуссии вокруг либерализма и консерватизма, которые были столь важны для развития фундаментализма и евангеликализма. Поэтому афроамериканские движения часто выносятся за пределы евангеликализма и рассматриваются как отдельная группа.

В-четвертых, неоднозначно соотношение евангеликализма и более традиционных протестантов, в частности, консервативных реформатов, пресвитериан и лютеран. Обычно они рассматриваются как часть евангеликализма, однако при этом выражают настороженность по поводу некоторых его аспектов (например, конверсионизма и активизма), а также сохраняют особенности, которые не приветствуются подавляющим большинством евангеликов (крещение младенцев, важность таинств, литургические особенности, приверженность историческим исповеданиям веры). Их акценты отличаются от типичных акцентов евангеликализма: катехизация, а не евангелизация; всеохватное мировоззрение, а не «спасение душ»; общинность, а не индивидуализм; история, а не Миллениум; литургия, а не свободное поклонение; институализация, а не произвольность.

В-пятых, остается неопределенность касательно места меннонитской (анабаптистской) традиции. С одной стороны, ее многое роднит с евангеликализмом, с другой – ее представители часто рассматривают свою традицию отдельно от евангеликализма, подчеркивая ее особенности: общинность, отказ от насилия в любой форме, отмежевание от политики[2].

Другие движения, не столь примечательные в теологическом плане (например, реставрационисты или адвентисты), также если и включаются в евангеликализм, то с определенными оговорками. Наконец, остаются вопросы относительно конкретных учений и особых мнений. Доктринальный минимализм евангеликализма естественно приводит к тому, что его догматические границы весьма неопределенны. Например, можно ли считать евангеликами тех, кто исповедует открытый теизм, особенно если принять во внимание отмеченную нами выше пятую характеристику евангеликализма – верность общехристианской традиции? Можно ли считать евангеликами тех, кто исповедует универсализм, особенно если принять во внимание первую характеристику евангеликализма – конверсионизм? Таких вопросов немало, и, разумеется, каждый ответ будет неизбежно субъективным, учитывая отсутствие объективных критериев принадлежности к евангеликализму.

Учитывая такую неопределенность в определении самих границ евангеликализма, задача классификации внутри евангеликализма выглядит тем более сложной. За последние десятилетия предпринимались различные попытки как-то структурировать евангельское разнообразие, но ни одна из них не может быть полностью удовлетворительной. Мы упомянем наиболее распространенные подходы.

(1)  Самый простой и очевидный способ классификации основывается на деноминационной принадлежности. Согласно данным Pew Research, среди евангеликов США 41% баптистов, 13% – пятидесятников, 13% – внеденоминационных христиан; 7% – лютеран; 6% – реставрационистов; 4% – последователей движения святости; 3% – пресвитериан; 2% – адвентистов; 11% – остальных (в том числе неопределившихся)[3]. Из отдельных деноминаций самая представительная – Южная баптистская конвенция, в которую входит почти 25% всех евангеликов. Хотя этот подход все еще популярен (особенно в социологии), его главный недостаток состоит в том, что деноминационная идентификация играет все меньшую роль. Это проявляется в двух тенденциях. Во-первых, возрастает количество внеденоминационных христиан, которые объединяются вокруг сетей вроде Vineyard или Calvary Chapel. Они совершенно не мыслят понятиями «деноминаций», и даже традиционное понятие церкви для них не имеет большого значения. Во-вторых, внутри больших деноминаций наблюдается большое разнообразие, и представители разных деноминаций могут чувствовать больше общности, чем представители одной и той же деноминации: скажем, баптист кальвинистских взглядов может считать себя ближе к пресвитерианину, чем к баптисту арминианских взглядов.

(2)  Во многом схожий подход основывается на разграничении традиций. Особую популярность приобрела классификация Джеймса Хантера, который выделил 4 традиции в американском евангеликализме^[4]. Во-первых, самая большая традиция – это баптизм. Как пишет Хантер, для нее характерно индивидуалистичное понимание спасения, конгрегациональное устройство церкви, субъективное восприятие веры. Во-вторых, это традиция святости и пятидесятничество с акцентом на пиетизме, перфекционизме и крещении Святым Духом. В-третьих, это анабаптистская (меннонитская) традиция, в которой Хантер отмечает чувство общины, пацифизм и стремление рационально выразить веру. В-четвертых, это конфессиональные традиции Реформации, которые отличаются приверженностью историческим вероисповеданиям, аскетичностью и акцентом на теологическом и светском образовании.

Подход, основанный на традициях, страдает теми же недостатками, что и предыдущий. Кроме того, если деноминационный подход основан на названиях и статистических данных самих деноминаций, то в этом подходе более произвольно выделяются определенные традиции как основные. Скажем, в классификации Хантера отдельно упоминаются меннониты, но такое важное место (одно из четырех) совершенно не пропорционально их богословскому вкладу и количеству последователей.

(3)  Согласно третьему подходу, евангеликализм в самом широком смысле разделяется на четыре группы: фундаменталисты; пятидесятники и харизматы; афроамериканцы; прочие евангелики. Этот подход имеет определенные преимущества, однако его главным недостатком является то, что последняя группа получается слишком большой и сама нуждается в определенной классификации. Таким образом, этот подход можно скорее комбинировать с другими и проводить многоуровневую классификацию. Кроме того, как мы уже отмечали, не всегда легко провести четкое разграничение между фундаменталистами и евангеликами.

(4)  Четвертый подход отталкивается от того, что одной из самых важных и обсуждаемых тем в евангеликализме является дискуссия между кальвинистами и арминианами. Эта дискуссия касается не только сотериологии, но и антропологии, определенных аспектов христологии (искупление), а также учения о Боге. Однако использовать эту дискуссию как главный отличительный признак внутри евангеликализма непросто. Многие евангелики просто не задаются этими вопросами; другие предпочитают отмежеваться как от арминианства, так и от кальвинизма (хотя при этом их позиция может и не отличаться от одного из этих двух учений); и даже те, которые причисляют себя к одному из направлений, не всегда считают эти вопросы первостепенными для своей самоидентификации. Наиболее показательной в этом смысле можно считать Южную Баптистскую конвенцию: у нее достаточно ясная позиция по вопросу непреложности спасения (хотя здесь она обычно формулируется как «вечная безопасность», а не в традиционном реформатском смысле «стойкости святых»), но относительно других вопросов кальвинистско-арминианской полемики в конвенции сохраняется разнообразие и приблизительное равенство позиций.

(5)  Пятый подход проводит различие между «пуританско-пресвитерианским» и «пиетистско-пятидесятническим» евангеликализмом. Эту терминологию предложил Дональд Дэйтон, а в последние годы этот подход развивается в особенности Роджером Олсоном[5]. Первая группа укоренена в старом Принстонском богословии; истоки второй группы можно проследить в движении святости и в Кесвикском движении. Первая группа склоняется к кальвинизму и подчеркивает важность доктрины; вторая группа делает больший акцент на практике и освящении. Согласно Олсону, самыми видными представителями первой группы в последние годы были Дон Карсон (1946) и Джон Пайпер (1946), второй – Стенли Гренц (1950-2005) и Кларк Пиннок (1937-2010)[6]. Сам Олсон, несомненно, относит себя ко второй группе. Он отмечает, что хотя в каждой из групп сохраняется разнообразие, их очертания более-менее ясны, и в начале XXI века представители двух групп евангеликализма настолько отдалились друг от друга, что едва ли общаются.

Этот подход к классификации напоминает предыдущий и имеет те же ограничения, однако говорит уже не прямо о кальвинистско-арминианской полемике, а пытается дать определенное историческое измерение, прослеживая историю двух групп к пуританству и пиетизму соответственно. Однако необходимо учитывать, что европейские пуританство и пиетизм претерпели изменения на американском континенте, и различия между ними были не столь очевидны. Кроме того, сложно связать пуританство однозначно с доктриной, а пиетизм – с практикой. Это видно даже из примера Эдвардса, которого Олсон считает «основателем» первой группы евангеликализма, ведь для Эдвардса освящение и опыт были не менее значимы, чем учение.

(6)  Последний подход, который мы выделим, отказывается проводить четкие границы внутри евангеликализма, а заостряет внимание лишь на акцентах, которые могут присутствовать у разных евангельских христиан. В 20-м веке стало популярным говорить об ортодоксии («правильном учении»), ортопраксии («правильной практике») и ортоэстемии («правильных чувствах»)[7]. Соответственно, можно говорить о схожих акцентах внутри евангеликализма.

Евангелики-ортодоксы подчеркивают важность учения и утверждают, что христианская практика и опыт должны основываться именно на доктрине. Они сожалеют, что в современном евангеликализме доктрина часто отодвигается на второй план на том основании, что она якобы «разъединяет», в то время как опыт «объединяет» [8]. По их мнению, любое единство без единства в основных теологических убеждениях поверхностно[9], а пренебрежение доктриной ведет к неопределенности, неразборчивости, всеядности, сентиментальности и в конечном счете – либерализму.

Евангелики, которые больше озабочены ортопраксией, делают акцент на «отделении от мира» и строгости определенных этических предписаний и запретов. Как правило, их больше всего смущает то, евангеликализм становится «мирским» или «пассивным». Христианский образ жизни, который они лелеют, обязательно включает в себя активную проповедь Евангелия и часто – практическую социальную вовлеченность.

Наконец, те евангелики, которые подчеркивают важность ортоэстемии, особенно ценят энтузиазм, восторженность и драматичность. Они проявляют большой интерес к необычным практикам и эффектности христианских служений. По их мнению, менее воодушевленные евангелики просто подавляют свои эмоции и не проявляют (или не ощущают) той радости, которую дают «личные отношения со Христом».

Каждый из акцентов имеет и определенные риски. Ортодоксия может стать холодной и мертвой, ортопраксия может обернуться законничеством, ортоэстемия может характеризоваться поверхностностью и искусственностью. Поэтому естественно, что каждый евангелик стремится и к правильному учению, и к правильному образу жизни, и к правильным чувствам.  Более того, подавляющее большинство евангеликов будут утверждать, что именно они нашли правильный баланс между ортодоксией, ортопраксией и ортоэстемией. Даже если они явно делают акцент на одном из трех, они обычно стараются найти (или придумать) пример еще более радикальной позиции, чтобы на этом фоне представить свою позицию как «умеренную» или даже «золотую середину».