Этот материал подается в очень сокращенном виде. Полная версия доступна лишь в печатном виде.

Последующие три лекции будут посвящены американскому евангеликализму и фундаментализму. На первой мы рассмотрим историю их развития в 20-м веке и отличия между ними, на второй – более подробно остановимся на современном евангеликализме, а на третьей лекции сосредоточимся на доктрине Писания, которая в 20-м веке постоянно находилась в центре внимания евангеликов.

1.      Истоки евангеликализма

Эта часть материала доступна лишь в печатном виде.

2.      Фундаментализм

Эта часть материала доступна лишь в печатном виде.

3.      Евангеликализм

Эта часть материала доступна лишь в печатном виде.

4.      Отличия между фундаментализмом и евангеликализмом

Фундаментализм возник в начале XX-го века, когда консервативные верующие ощутили особую необходимость защитить то, что считали главными истинами христианской веры. Нео-евангеликализм, возникший в 40-е годы, разделял убежденность в необходимости защиты истины. Более того, нео-евангелики были согласны с фундаменталистами относительно того, каковы главные положения этой истины: непогрешимость и высший авторитет Писания во всех вопросах веры; истинность и непреходящая ценность учений, общих для консервативных христиан всех традиций (н‑р, Троица и Божественность Христа); подлинность Христового воскресения; вера в сверхъестественное; спасение только верой по Божьей благодати; необходимость благовестия; второе пришествие Иисуса Христа и так далее. Главное отличие нео-евангеликов от фундаменталистов (какими те стали после 1925 года) состояло скорее в том, как они защищали эту истину, и притом не только защищали, но и глубже изучали, провозглашали и старались преобразовывать ею окружающий мир.

Поскольку отличия между фундаменталистами и евангеликами касаются не столько содержания истины, сколько темперамента или «духа», в котором она отстаивается, то эти отличия не могут быть абсолютными. Приведенные ниже характеристики не стоит рассматривать как обязательные для обоих направлений, и тем более каждый отдельный христианин не обязательно идеально соответствует одному из наборов характеристик. Возможно, разница между фундаменталистами и евангеликами будет несколько радикализирована – но лишь в целях отчетливее показать ее.

Прежде всего, как уже неоднократно отмечалось выше, фундаменталисты заслужили репутацию воинственных верующих. Согласно определению Марсдена, «фундаменталист – это американский евангелик, который на что-то сердит… Если выразить это более точно, то фундаменталист – это воинственный человек, противостоящий либеральной теологии в церквах или изменениям в культурных ценностях и нравах»[1]. Фундаменталистов характеризует полемический задор, настрой на конфронтационность, стремление к «разоблачениям» и поиск ересей, преобладание отрицаний и обвинений над положительными утверждениями. Генри утверждал, что главный недостаток фундаментализма – недостаток любви[2]. Евангелики склонны более терпимо и уважительно относиться к людям, которые придерживаются других взглядов.

Фундаменталистская воинственность сопровождается категоричностью и недиалогичностью. Для христиан такой ментальности характерны резкие оценки и суждения, а убежденность в правильности своих взглядов у них редко дополняется искренним стремлением понять других. Фундаменталисты, как правило, создают закрытые сообщества, в то время как евангелики более открыты к другим христианам и мнениям. Как мы уже указали выше на примере Билли Грэма, в этом состоял один из главных пунктов несогласия: фундаменталисты обвиняли евангеликов в экуменичности и беспринципности, а евангелики фундаменталистов – в замкнутости и самоизоляции. Здесь необходимо учитывать и то, что среди фундаменталистов распространено строгое деление на «верующих» и «неверующих», причем в первую категорию нередко входит только узкий круг единомышленников, а во вторую – все остальные.

Воинственность и недиалогичность фундаменталистов в церковной практике неминуемо приводили к конфликтам. Фундаменталисты настаивали, что Писание призывает отмежевываться от тех, кто придерживается небиблейских взглядов и практик. Большинство фундаменталистов считали недопустимым сотрудничество и христианское общение не только с «отступниками от истины», но и с теми консерваторами, которые поддерживают отношения с такими отступниками. Этот подход они называли «библейским сепаратизмом». Разумеется, многие евангелики также оставляли свои деноминации и церкви, однако если для фундаменталистов отделение было делом принципа, то евангелики сохраняли большую свободу и различия в этом. Фундаменталисты обычно ссылались на пример анабаптистов, которые «стремясь к чистоте церкви, … считали необходимым отделиться от явных проявлений греха как в повседневной жизни, так и в вероучении, … и соблюдали принцип сепаратизма по отношению к официальной церкви»[3]. В свою очередь, евангелики считали более оправданным подход магистерской Реформации: по словам Джон Стотта, фундаменталисты «забывают о том, что Лютер и Кальвин пошли на отделение с большой неохотой, стремясь изначально к реформе католичества»[4].

Евангеликов разочаровывает склонность к черно-белому мышлению, которую они обнаруживают у фундаменталистов. Такая склонность напрямую связана с культом «простоты» и широким использованием резких противопоставлений. Если евангелики предпочитают мыслить в категориях «лучше-хуже», то фундаменталисты преимущественно мыслят в категориях «можно-нельзя».

По мнению евангеликов, неспособность осознать сложность богословских и этических вопросов приводит фундаменталистов к догматизму и неоправданному ригоризму во второстепенном. В первую очередь здесь подразумевается строгая регламентация не всегда действительно важных аспектов церковной жизни; придание догматического характера теологическим положениям, которые не относятся к сущности христианской веры; обязательность установленных типов поведения и элементов внешнего вида; категорические запреты на определенные практики. Поэтому одно из самых распространенных обвинений в адрес фундаментализма – это обвинение в законничестве и морализаторстве.  Фундаменталисты, в свою очередь, обвиняли евангеликов в том, что, разделяя «первостепенное» и «второстепенное», они слишком многое относили ко второй категории, и допускали слишком много разнообразия там, где необходима твердость и категоричность.

Несмотря на то, что фундаменталисты подчеркивают важность даже тех вопросов, которые в истории христианства никогда не выходили на передний план, их взгляды, как правило, характеризуются отсутствием целостности и истощением теологической мысли. У фундаменталистов есть многочисленные доктрины и анафемы, но нет богословия; есть многочисленные повеления и запреты, но нет этики. Подчеркивая важность богословских положений и отдельных запретов, фундаменталисты редко показывают, как они связаны между собой, а также со всей проблематикой христианского богословия и различными сторонами человеческого существования. Поэтому евангелики полагают, что фундаменталистам недостает целостного восприятия Божьего откровения и мира[5]. Функция богословия у них обедняется и сводится к отстаиванию привычных формул; единственная его конструктивная задача состоит в том, чтобы найти ответы на все новые вопросы «а можно ли нам …?», которые снова и снова порождает изменяющийся мир. При этом положительное содержание христианской идентичности так и остается нераскрытым, и человек рассматривается просто как душа, которой нужно спастись и оградиться от всех искушений мира.

Еще одна особенность фундаментализма, которая вызывала неудовлетворение у евангеликов – это отсутствие исторического мышления, которое проявляется сразу в нескольких областях – герменевтике, догматике, экклезиологии. На герменевтическом уровне это проявляется, прежде всего, в недостаточном внимании к историческому контексту библейских повествований и культурной обусловленности определенных повелений или практик, на чем мы еще остановимся ниже. В догматике отсутствие исторического мышления проявляется в понимании богословия как простого «извлечения учения Библии» и в игнорировании исторического развития доктрин. Например, учение о Троице, которое проходило процесс становления в течение веков, фундаменталистами принимается как самоочевидное на основании одной только Библии. Долгий путь развития, уточнения и преобразования – это все слишком запутанно для людей, которым все ясно из «их Библии». Как правило, недоверие к многовековой христианской традиции у фундаменталистов на практике сочетается с не вполне осознанным господством локальной традиции. Привычное в определенном кругу толкование принимается «по умолчанию» как «чистое учение Библии», и тогда «Только Писание» значит «только то прочтение Писания, которое у нас сложилось».

В экклезиологическом отношении большинство фундаменталистов совершают «прыжок» в первохристианство, минуя Реформацию, Средневековье и патристический период. Они полагают, что успешно преодолели многовековое расстояние и достигли времен Иоанна Крестителя или апостолов. Многие фундаменталисты просто исходят из того, что их учение отвечает Библии, и даже не задаются вопросом о своем историческом происхождении, потому что считают его несущественным. Другие, пытаясь составить свое генеалогическое древо, приводят какой-то бессвязный набор разнообразных движений. Вернон Лайнос, к примеру, пытается доказать, что баптисты – это не протестанты, потому что «во все периоды истории церкви были группы, которые придерживались тех же доктрин, каких сегодня придерживаются баптисты»[6]. Лайнос упоминает в этой связи монтанистов, новатийцов, донатистов, павликиан, альбигойцев, вальденсов и анабаптистов, но не объясняет, какая историческая или догматическая преемственность между этими движениями. Фундаменталисты редко причисляют себя к какой-то христианской традиции, предпочитая называться «библейскими верующими». Скажем, они могут одновременно отвергать кальвинизм и арминианство, называя при этом свою позицию «библейской», но после ее разъяснения обнаруживается, что она принципиально не отличается от одной из этих сотериологических систем. Крайняя форма нечувствительности к традиции проявляется тогда, когда фундаменталист называет лютеранство учением Лютера, кальвинизм – Кальвина, арминианство – Арминия, а учение своей церкви – учением Иисуса Христа. Следует отметить, что многим евангеликам также недостает исторического чувства, однако в целом они все-таки больше сознают важность исторического измерения в христианстве.

Для фундаменталистов более, чем для евангеликов, характерно скептическое и подозрительное отношение к науке. Это объясняется как общей склонностью фундаменталистов к анти-интеллектуализму и недооценке роли образования, так и тем, что именно наука считалась одной из главных угроз для их интерпретации Библии. Обычно фундаменталисты безразличны к научным изысканиям, а научный прогресс скорее пугает их, чем привлекает. Если вывод, по которому установился научный консенсус, противоречит буквальному прочтению Писания, фундаменталист склонен заведомо отвергать его без всяких попыток углубиться в эту тему или подвергнуть сомнению свое прочтение. В то же время он может широко использовать те утверждения ученых, которые согласуются с его верованиями и буквальным толкованием Библии[7]. Наибольшее значение, разумеется, имели дискуссии вокруг возраста земли. Фундаменталисты настаивают на буквальном толковании повествования о творении и считают, что каждый, называющий себя христианином, должен признавать, что земле не более 10 тысяч лет. Многие евангелики (возможно, даже большинство) также склоняются к младоземельному креационизму, но они реже используют эту тему как проверку на ортодоксальность или подлинное христианство, и терпимо относятся к другим подходам, в которых сохраняется вера в Бога Творца. Джеймс Пакер, к примеру, полагает, что в Библии нет ничего, что бы говорило в пользу или вопреки эволюционной теории[8], а Джон Стотт отмечает, что сотворение и эволюция не исключают друг друга[9].

В начале XX-го века многие консерваторы утратили надежду на «пробуждение» и «христианизацию» американского общества. Это было одной из причин того, что фундаменталисты стремились к строгому отделению от мира, а не к его преобразованию. По их мнению, культурная вовлеченность церкви не соответствует ее призванию и приводит ее к обмирщению и осквернению. В политическом отношении фундаменталистам свойственна «твердая приверженность политическому status quo»[10]. В противовес этой сугубо «оборонительной» позиции, евангелики полагали, что у Евангелия есть социальные последствия, и занимали более активную общественную позицию. Начиная с 70-х годов, часть фундаменталистов пытались преодолеть свою социальную отчужденность и даже соглашались сотрудничать с другими христианами по таким вопросам, как запрещение абортов, непризнание гомосексуальных браков или молитвы в школах. Они принимали активное участие в таких движениях, как «Моральное большинство» и «Новые христианские правые», а их неформальными лидерами были телеевангелисты Джерри Фалвелл и Пэт Робертсон[11].

Еще одной важной причиной культурной изоляции фундаменталистов были их эсхатологические представления, а именно диспенсационалистский премилленаризм. В диспенсационализме подчеркивалось, что Царство Христа полностью принадлежит будущему, совершенно отлично от любых человеческих достижений в истории и имеет абсолютно сверхъестественную природу[12]. В противовес модернизму, в диспенсационализме утверждалось, что человечество не движется по пути прогресса. Муди отмечал, что в премилленаризме его привлек именно пессимистический взгляд на культуру, который фокусировал усилия церкви на благовестии[13]: верующие должны быть сосредоточены на грядущих событиях и спасении душ, а не пытаться преобразовывать существующий, гибнущий мир. Кроме очевидной связи с общественной пассивностью, диспенсационалистский премилленаризм гармонично сочетался и с другими чертами фундаментализма: буквальной интерпретацией Библии (в особенности пророчеств), правой политической ориентацией (христианский сионизм), склонностью к резким противопоставлениям (прежде всего, между церковью и Израилем), догматизмом во второстепенном (нюансы в периодизации и исполнении пророчеств для многих фундаменталистов имеют огромное значение). Среди евангеликов также немало диспенсационалистов, но они обычно не придают этой теме такого значения и допускают разномыслия в эсхатологических вопросах. Алистер Макграт даже считает, что в первую очередь именно диспенсационалистский премилленаризм, наряду с психологией «осажденной крепости», отличает фундаменталистов от евангеликов[14].

Как для фундаментализма, так и для евангеликализма наибольшее значение имеет учение о Писании. Мы посвятим ему отдельную лекцию, но здесь лишь отметим некоторые различия в подходах к этой теме. В отличие от евангеликов, фундаменталисты обычно проявляют отсутствие интереса к библейской критике и делают меньший акцент на человеческой стороне Писания. Это отличие нельзя понимать как абсолютное, потому что ни один серьезный фундаменталист не станет отрицать человеческого авторства или сводить богодухновенность Писания к простому «диктованию» Богом текста. Тем не менее, фундаменталисты не уделяют много внимания личности библейских авторов и контексту, в котором они писали. Это имеет прямые следствия для фундаменталистской герменевтики, которая склонна к слишком буквальному толкованию текста. Когда недооценивается влияние жанра и автора, а также культурных особенностей и верований времен, в которые писались библейские книги, то это обычно приводит к восприятию текста как «вечной истины», одинаково применимой во все времена. В фундаментализме такое прочтение отражало неприятие исторического мышления и подхода, подпитывало всевозможные запреты и упрощало их введение, служило основанием для диспенсационалистских идей, приводило к конфликту с наукой.

Как мы уже указывали, фундаменталисты более, чем евангелики, склонны рассматривать принцип Sola Scriptura («Только Писание») как полное отвержение традиции (хотя при этом толкование, сложившееся в узком кругу единомышленников, воспринимается как «чистое учение Писания» без примеси человеческого, а попытки взглянуть на библейский текст с любой нетрадиционной перспективы наталкиваются на апатию или подозрение). Кроме того, Библия воспринимается как универсальная энциклопедия, которая дает безошибочные и боговдохновенные ответы на все вопросы нашей жизни, в том числе те, которые вызваны современной наукой. Писание уже воспринимается не как вызов человеку, на который он должен дать ответ, а как источник информации на все случаи жизни. Это можно проиллюстрировать вышедшей на русском языке серией книг по медицине Дона Колберта. Серия включает такие книги, как «Библейское лекарство от диабета», «Библейское лекарство от головных болей», «Библейское лекарство от давления», «Библейское лекарство от аллергии», «Библейское лекарство от рака», «Библейское лекарство от заболеваний сердца» и так далее. При этом автор утверждает, что его методы «основываются на семи столпах здоровья, которые открыл ему Бог – пить чистую воду, получать хороший сон и отдых, есть «живую» еду, делать физические упражнения, выводить токсины из организма, снабжать тело достаточным количеством полезных веществ и справляться со стрессом». Примечательно, что такие общепринятые принципы воспринимаются именно как «библейские». За этим стоит твердое убеждение в том, что все решения в нашей жизни должны быть непосредственно «основаны на Библии». В целом, для фундаменталистов очень характерно стремление искусственно «выжимать» из Библии релевантный для их жизни материал, а также добавлять слово «библейский» к чему бы то ни было.

Наконец, необходимо отметить, что для многих фундаменталистов очень принципиальным является выбор перевода Писания. Многие из них считают единственно правильным переводом Версию короля Иакова (KJV, King James Version), которой иногда предписывается не только особый авторитет, но и особое вдохновение. Примечательно, что в русском издании «Серии комментариев для библейских верующих» используется не какой-то из существующих русских переводов, а переведенная на русский язык английская Версия короля Иакова! Отметим также, что важнейшим документом среди фундаменталистской литературы является Библия Скоуфилда, которая основана на Версии короля Якова и включает комментарии диспенсационалистского толка.

5.      Соотношение между фундаментализмом и евангеликализмом

Перед тем, как перечислять отличия между фундаменталистами и евангеликами, мы уже отметили, что эта разница нами сознательно радикализирована с целью более ясно ее показать. В реальности же эту разницу между фундаменталистами и евангеликами провести намного сложнее. Более того, само понятие «фундаментализм» используется в современной литературе как минимум в трех значениях.

Во-первых, под фундаменталистами можно понимать тех консерваторов, которые в начале XX-го века противостояли либерализму. Среди них, особенно в северных штатах, было много людей, которые отличались интеллигентностью и открытостью к науке, обществу и другим христианам. Таких людей тогда тоже могли называть «фундаменталистами», однако их взгляды и ментальность намного ближе к тому, что мы выше описали как «евангеликализм». Как было подчеркнуто выше, только после 1925 года в фундаментализме произошел определенный сдвиг в сторону усиления воинственных, сепаратистских и контркультурных подходов.

Преобладание этих тенденций привело к реакции и возникновению в 40-ых годах нео-евангеликализма. Часть фундаменталистов приветствовали новое движение или даже присоединились к нему, но значительная часть дистанцировались или осудили его. В литературе второй половины XX-го века именно эту вторую категорию принято называть «фундаменталистами». Когда мы описывали различия между фундаменталистами и евангеликами, мы подразумевали именно эту группу, хотя и в ней, разумеется, сохраняется разнообразие. Отметим, что со временем слово «фундаментализм» стало использоваться в уничижительном смысле. Такие люди, как Боб Джонс или Карл Макинтайр, гордились именем «фундаменталист»[15], однако сейчас лишь немногие продолжают себя называть так, даже если их ментальность соответствует той, которая выше описана как фундаменталистская. Неприятие слова «фундаментализм» стало особенно отчетливым после серии терактов 11 сентября 2001 года, после которых религиозный фундаментализм стал ассоциироваться с насилием.

В-третьих, некоторые ученые связывают фундаментализм с его главной доктриной о безошибочности Писания (что бы ни значило слово «безошибочность»). В таком случае «фундаменталистами» называют всех, кто разделяет это учение в той или иной форме. Харрис так описывает фундаменталистскую ментальность: «приверженность тому, что Писание a priori не может содержать ошибок, потому что оно богодухновенно; почти противоположная приверженность тому, чтобы доказать богодухновенность Писания тем, что оно не содержит ошибок; ощущение, что оставление любой из этих приверженностей подразумевает уступку современной науке; нежелание делать такие уступки на том основании, что это бы приуменьшило авторитет Библии и таким образом угрожало бы самим основаниям христианской веры»[16]. В своей работе Харрис полагался в значительной мере на известную книгу Джеймса Барра «Фундаментализм» (1977). Оба автора не видят принципиальной разницы между евангеликами и фундаменталистами или, по крайней мере, между консервативными евангеликами и фундаменталистами. По их мнению, консервативные евангелики только тогда смогут явно дистанцироваться от фундаментализма, когда покажут, что их учение о Писании действительно отличается от фундаменталистского[17]. В противном случае они не должны удивляться, когда слова «консервативный», «фундаменталистский» или «библиоцентричный» используются как синонимы.

От того, что вкладывается в понятие «фундаментализм», зависит и определение его соотношения с евангеликализмом. Первое обозначенное нами понимание фундаментализма имеет чисто историческое значение и не влияет на сегодняшние дискуссии. Те, кто придерживается третьего понимания фундаментализма, склонны рассматривать его как консервативную часть евангеликализма. Если же следовать второму подходу, то различие между фундаментализмом и евангеликализмом представляется довольно ощутимым. Однако даже в этом случае не всегда просто провести четкое разграничение, когда говорится о конкретных движениях или личностях. Например, со второй половины XX-го века набирало силу пятидесятническое и харизматическое движение, которое сложно отнести к одному из полюсов в дискуссии между фундаменталистами и евангеликами. С одной стороны, это движение сохраняет черты фундаментализма: анти-интеллектуализм, отсутствие исторического мышления, скептическое отношение к науке, преобладание диспенсационализма, буквальное толкование определенных отрывков, настаивание на крайней важности и принципиальности таких тем, которые всегда считались второстепенными или вообще не рассматривались в историческом христианстве (скажем, духовные дары). С другой стороны, пятидесятническое и харизматическое движение в некоторых аспектах явно отличается от фундаментализма: радикальное принятие некоторых культурных норм и даже приспособление под них (например, стиль поклонения или «Евангелие процветания»), стремление к «влиянию» в обществе, либеральное отношение ко многим вещам, размытие церковных границ или вообще отказ от понятия церковного членства. Подобные трудности возникают и с другими движениями и деноминациями. В связи со сложностью явного разграничения между фундаментализмом и евангеликализмом некоторые ученые предлагают считать евангеликализм широким понятием, в котором различные группы отличаются разной степенью присутствия фундаменталистской ментальности. В следующей лекции мы поговорим более детально о разнообразии внутри современного евангеликализма.