Кристофер Грин
Послание Иуды
Приложение. Авторство Второго послания Петра и Послания Иуды
Цель этой книги — представить обычный христианский, а не академический комментарий, а потому в ней не содержится глубокого анализа современных исследований по данному вопросу. Вместе с тем, по нашему мнению, следует, хотя и кратко, обозначить позицию автора, его приверженность определенным концепциям, которые идут вразрез с большинством современных мнений по обсуждаемой проблеме. Более подробный материал на эту тему заинтересованный читатель может найти во введениях к основным комментариям, а также в важных работах Гатри [129].
Здесь возникает масса проблем. Во–первых, комментаторы 2 Пет. не соглашаются с существующей разбивкой его на стихи, а некоторые из них предлагают разделить его на крупные блоки. Читателю Библии при этом трудно избавиться от чувства, что 2 Пет. — «самое проблематичное из всех новозаветных посланий»[130]. Во–вторых, даже при беглом прочтении этих посланий возникает вопрос об авторстве. Как мы должны расценивать явное сходство двух этих посланий? Большая часть сказанного в послании Иуды в той или иной форме встречается в послании Петра, а в двух–трех стихах обнаруживается почти полное сходство. Зависят ли они друг от друга, и если да, то какого рода эта зависимость? Дж. А. Т. Робинсон отмечает, что «вопросы хронологии и авторства здесь, как нигде более, связаны между собою теснейшим образом»[131].
При изучении Первого послания Петра возникает третий вопрос: может ли его автор быть автором Второго послания Петра? Греческий язык Первого послания считается по своему стилю одним из лучших во всем Новом Завете, тогда как греческий язык Второго послания можно отнести к разряду худших. Изучив мнения других исследователей о Втором послании Петра, Дж. Э. Ладд делает вывод: «Есть мнение, что это выродившаяся христология, субхристианская эсхатология и неудовлетворительная этика»[132].
Из–за слабого знания церковной истории возникает еще целый ряд трудностей. Происходила серьезная борьба за включение Второго послания Петра в канон Нового Завета. Дж. Н. Д. Келли говорит, что «ни за один новозаветный документ так долго и так трудно не боролись, как за Второе послание Петра»[133]. Историк ранней Церкви Евсевий с радостью воспринял включение в канон Первого послания Петра, но не приветствовал включение Второго: «Так называемое Второе послание мы не получили как каноническое, но тем не менее оно оказалось полезным для многих и изучалось наряду с другими Писаниями»[134]. Кальвин и Лютер оба выразили сомнения в его подлинности. Эразм Роттердамский вообще исключил его. Должно ли оно находиться в нашей Библии? Если оно написано Петром, то могло быть написано до его смерти в 68 г.; если же нет, тогда кем оно написано и когда?
1. Какое из посланий было первым?
Разумеется, нельзя отрицать определенного сходства между этими посланиями, хотя оно проявляется скорее на уровне общего сходства, а не четкой корреляции слов. Ладд несколько преувеличивает, когда говорит: «Послание Иуды представляет небольшой интерес с богословской точки зрения, в отличие от Второго послания Петра»[135]. Дональд Гатри, подсчитав количество общих слов в двух посланиях, написал: «Если автор Второго послания Петра заимствовал материал у Иуды, то он изменил 70% слов из Послания Иуды и больше добавил своих собственных; если же Иуда заимствовал слова из Второго послания Петра, то процент изменения несколько выше, в сочетании с уменьшением количества заимствований»[136]. Другими словами, есть несомненная связь между этими двумя посланиями, но какое бы из них ни появилось раньше, в обоих ясно просматривается оригинальный стиль. Из этого следует, что значение слова или фразы в одном послании не может служить достоверным указанием на смысл другого, и эти послания могут рассматриваться как самостоятельные произведения. В целом имеются три возможных варианта связей между двумя этими посланиями [137].
Вариант 1: Иуда адаптировал послание Петра
Эта точка зрения принадлежит более ранним исследователям. Самый важный их довод в том, что в послании Петра предполагается опасность появления лжеучителей в будущем («у вас будут лжеучители», 2:1), а в послании Иуды говорится об этом, как о свершившемся факте («таковые бывают соблазном на ваших вечерях любви», ст. 12), следовательно, 2 Послание Петра должно предшествовать Посланию Иуды.
Но этот аргумент ничего не доказывает по существу дела. Во–первых, могло случиться так, что церкви, к которым были обращены эти послания, находились очень далеко друг от друга, и опасная проблема в одной из них уже существовала, а в другой еще маячила где–то впереди. Следовательно, проблемы в двух посланиях одни и те же, тогда как на деле они существенно отличаются. Во–вторых, у Иуды заблуждавшиеся, по–видимому, в целом не отрицали Второго пришествия Христа. В–третьих, такая позиция не позволяет оценить заявление о том, что появление лжеучителей является признаком последнего времени, о чем говорится в обоих посланиях (2 Пет. 3:3; Иуд. 17); они присутствуют в церквах постоянно, и говорить о них можно и в настоящем, и в будущем времени. В–четвертых, трудно объяснить, почему Иуда переделал материал Петра, представив его не в хронологическом порядке, и (очевидно) сделал его не столь строго структурированным. Материал Иуды вполне хорошо стилизован, хотя это не бросается в глаза столь явно. Он использует много «триплетов»[138] и «ходовых выражений»[139]. Каждому из посланий свойственны свой стиль и логика, и эти факторы не объясняют, кто у кого и что именно заимствовал.
Вариант 2: В обоих посланиях адаптирован какой–то третий источник
Этой точки зрения, наряду с другими, придерживаются Бигг, Грин и Спик. Известно, что в Новом Завете есть упоминания о потерянных документах, известны источники, которые лежали в основе Евангелий, и нет (prima facie) никаких оснований полагать, что этого не произошло в случае с посланиями Иуды и Петра. Вопрос в том, нужно ли нам такое теоретическое предположение, если одно из двух посланий, несомненно, представляется подлинным. Тот факт, что аргументация в пользу обеих точек зрения тонко сбалансирована, не обязательно требует выдвижения какой–то третьей гипотезы. Более всего мы, по–видимому, нуждаемся в том, чтобы иметь больше свидетельств, а не гипотетических документов!
Вариант 3: Петр адаптирует Послание Иуды
Этот вариант имеет большое преимущество, он просто требует от Петра включить материал Иуды в более широкий контекст. Это также помогает объяснить очевидное различие между двумя посланиями именно тем, что Иуда тонко вплел в свой текст некий апокрифический материал, который отсутствует в послании Петра. Действительно, трудно вообразить себе, что Петр мог считать Послание Иуды ценным, но при этом стремился переписать его, исключая еврейский апокрифический материал, адаптируя свою весть для более широкой, языческой аудитории. Возможно, в первом письме, о котором говорится в 2 Пет. 3:1, было указание на то, что оно связано с Иудой; теперь же Петр приступает к более основательной переработке этого материала.
Допустимо ли, с точки зрения этики и апостольства Петра, адаптировать послание Иуды? Вполне. Как недавно показал Бокхэм, Иуда принадлежал к «кругам палестинских христиан из иудеев»[140] — как по авторству, так и по аудитории, для которой предназначалось это послание. Возможно, Петр чувствовал, что хотя Послание Иуды важно для более широкой церковной аудитории, оно не будет воспринято в церквах язычников Средиземноморья надлежащим образом. Следовательно, он мог взять материал Иуды и адаптировать его таким образом, чтобы он был понятен более широкому кругу читателей, а также добавил нечто от себя, придав посланию несколько иной контекст, внутреннюю связь.
2. Кто написал Послание Иуды?
В Новом Завете есть шесть человек, которые носили имя Иуда: предок Иисуса (Лк. 3:33), Иуда Искариот, сын Иакова (Лк. 6:16; Деян. 1:13; Ин. 14:22), Иуда Варсава (Деян. 15:22–33), Иуда Галилеянин (Деян. 5:37) и брат Господа (Мф. 13:55; Мк. 6:3). Из всех перечисленных только у последнего был брат Иаков. Если предположить, что под «братом Иакова» (Иуд. 1) Иуда имеет в виду кровное родство, а не брата по вере, то это имеет смысл только в том случае, если малоизвестный человек захотел бы подчеркнуть свое авторство, указывая на кровное родство с гораздо более известным старшим братом. (Причины, почему быть братом Иисуса важнее, чем обладать авторитетом, рассматриваются в описании ad loc.) Человеку, пишущему под именем Иуды, нет необходимости подтверждать свое авторство, ибо, насколько мы можем судить, он не обладал таким авторитетом, который кто–то мог бы оспорить. Бокхэм отмечает, что «Иуда, брат Господа, выдающийся миссионерский руководитель в палестинских церквах раннего периода христианства, несомненно, мог быть автором этого послания». Он делает вывод, который может задеть других: «Оно вполне может относиться к самым ранним новозаветным документам»[141].
В кругу современных исследователей тенденция к риторической критике открывает и другие возможности. Этот метод изучает формы аргументации, презентацию, логику и убеждение, которые отвечают характеру литературного произведения I в. н. э. [142] Слабость этой гипотезы состоит в предположении, что новозаветные авторы должны были и знать, и следовать этим методам, а это требует более высокого уровня софистики от Иуды, чем можно ожидать. Уолтьюс буквально «погрузился» в эту тенденцию, вообразив, какой диалог мог бы произойти между Цицероном и Иудой. Он проводит мысль о том, что Иуда просто не имел никакого понятия о тех сложностях, которые заключала в себе философская риторика[143].
3. Кто написал 2 Послание Петра?
Считается, что 2 Пет. было написано Симоном Петром, очевидцем служения Иисуса, и никакое другое имя никогда не возникает в связи с этим посланием в церковной традиции. Это само по себе весьма важное свидетельство. Раннехристианский автор Ориген называл Первое и Второе послания Петра «двойней труб апостола»[144], но его уверенность в том, что оба послания принадлежат перу одного автора, разделялась не всеми. Международная группа католических и лютеранских богословов в целом присоединяется к «почти единодушному вердикту критического богословия о том, что 2 Пет. написано не Петром и что это, может быть, самый последний документ Нового Завета»[145]. Странный оборот «к почти единодушному вердикту» свидетельствует о том, что существовала и другая точка зрения. Ее придерживается немецкий комментатор Карстон Тиде, который считает, что «Второе послание Петра, несомненно, несет на себе печать апостольского авторитета»[146]. Современные исследователи обычно склоняются к мнению, что 2 Пет. является не «подложным документом» в отрицательном современном смысле этого понятия, а представляет собой «завещание», то есть документ, написанный от имени и в соответствии с идеями почившего героя.
Мог ли автор Первого послания Петра написать Второе?
На первый взгляд кажется невероятным, что оба послания написаны одним и тем же автором. Греческий язык Первого послания — «один из самых прекрасных во всем Новом Завете… Тот, кто плохим греческим языком написал Второе послание Петра, едва ли может быть автором Первого послания, и наоборот»[147]. Однако трудно сравнивать такие короткие произведения, и мы не должны опираться на такие сопоставления. Но если различия существуют, то мы можем ожидать, что первые читатели были к ним еще более чувствительны, чем современные исследователи. Иероним пришел к выводу, что оба послания «различаются по стилю, характеру и лексической структуре»[148], и заключил, что Петр использовал разных секретарей при написании этих посланий [149]. Конечно, лингвистическая проблема возникает, когда речь идет о Первом послании Петра, поскольку маловероятно, что простой рыбак мог писать таким гладким греческим языком. Это несоответствие, вероятно, наилучшим образом объясняется предположением Иеронима о смене секретарей. В 1 Пет. 5:12 появляется Силуан. Он был коллегой Павла (2 Кор. 1:19; 1 Фес. 1:1; 2 Фес. 1:1), и это может объяснить влияние Павла на Первое послание Петра.
Напротив, 2 Пет. не отличается элегантностью стиля. Оно написано в резкой манере, разговорным греческим языком «серьезного, торопливого и неотложного послания»[150]. Нет ничего невероятного в том, что Петр хорошо знал греческий: как Иисус и, конечно, все евреи того времени, Петр владел двумя языками. Вероятно, дома он говорил на арамейском, а греческий язык служил ему, когда он занимался бизнесом в «языческой Галилее»[151]. Вполне возможно, что он мог даже знать и еврейский, посещая синагогу. Согласно Бокхэму[152], греческий язык Второго послания Петра показывает, что это послание «принадлежит к разряду эллинистического еврейского греческого языка». Но трудно понять, что это доказывает, поскольку мы не можем оценить уровень греческого языка этого галилейского рыбака, не знаем, насколько хорошо он овладел им в течение долгого периода своего служения в качестве христианского проповедника, а также степень влияния и помощь его секретаря. Дж. Н. Севенстер, который исследовал уровень владения греческим языком первых христиан, пришел к такому выводу: «Начальная проповедь Благой вести не ограничивалась территорией, где проживали евреи, но распространялась за пределами Палестины, где проживали язычники, а также охватывала еврейскую диаспору. Именно поэтому у христиан из иудеев была реальная возможность хорошо овладеть греческим. Часто они должны были говорить по–гречески, поддерживая контакты со своими христианскими собратьям в общине»[153]. Сам по себе стиль не является определяющим в решении вопроса об авторстве, хотя, по убеждению Лонгнекера, «возможно, так писал сам Петр, когда ему не помогали Силуан (1 Пет. 5:12), Марк (согласно Папию, при составлении Евангелия от Марка) или Лука (ср.: проповедь Петра в Деяниях Апостолов)»[154].
Отмечают также большое несоответствие между богословием Первого и Второго посланий Петра. Но вряд ли можно делать важные выводы на малом материале. Оба послания представляют собой краткие ответы на разные вопросы, и не стоит ожидать, что в таких коротких произведениях проявятся проблемы систематического богословия.
В своем комментарии на Первое послание Петра [155] Питер Дейвидс освещает позицию послания по отношению к эсхатологии и апокалиптике. Он рассматривает эти вопросы в свете двух тем: «Время» и «Пространство», а затем анализирует все послание. В рубрике «Время» он делает вывод о том, что Первое послание Петра учит следующему: а) материал, представленный в Книге Бытие (например, грехопадение), носит всеобщий характер; б) преследование, которому подвергается сегодня Церковь, — это эсхатологический кризис, столь же масштабный, как и глобальный потоп во времена Ноя; в) страдания предшествуют суду; г) завершительный суд сопровождается окончательным спасением. В рубрике «Пространство» он отмечает, что Первое послание Петра касается: а) других внеземных сфер — неба и ада; б) внеземных существ — ангелов и злых духов. Хотя Дейвидс обращает внимание на сходство Первого послания Петра с Посланием Иакова, эта модель поразительным образом подходит и ко Второму посланию Петра. Это можно проследить на примере нескольких отрывков из Второго послания Петра:
Время а) 2:4–8
б) 3:3–7
в) 2:1–3
Пространство а) 2:4; 3:12–14
6)3:4
Очевидно, что эти темы близки многим христианам. Тем не менее в этих отрывках обнаруживается существенное наслоение общих идей обоих посланий, что может указывать на одного и того же автора.
Есть ли свидетельства вне Нового Завета?
Хотя 2 Пет. редко цитировалось в первые два столетия, большинство исследователей пессимистически относятся к предположению, что существуют внебиблейские свидетельства в поддержку его подлинности. Тиде говорит о ранних авторах: «Даже те, кто отмечает сомнения, высказанные другими… похоже, не разделяют их всем сердцем и даже отвергают»[156]. Он и Грин цитируют Оригена, Климента Александрийского и Иеронима, которые считают подлинными оба послания, хотя это более поздние свидетельства — III века. В своем серьезном исследовании Грин пишет, что 2 Пет. «имеет несравненно больше данных в пользу его включения, чем ряд гораздо лучше аттестованных отвергнутых книг»[157].
Но когда написано 2 Пет.? Голландский богослов Гуго Гроций (1583–1645) первым определил дату написания послания: во времена императора Траяна[158]. Кэземанн [159], как известно, считал, что оно написано очень поздно, во II в., притом далеко не в его начале. В своей характеристике «раннего католицизма» он выделяет три главных момента: отсутствие надежды на незамедлительное пришествие Христа, строгую иерархию церковного руководства и регулирование основ веры. Но ныне широко признано, что даже если эта картина отражает реалии раннехристианской Церкви, она, конечно, не подходит для характеристики Второго послания Петра. В этом послании не говорится о потерянной надежде на Второе пришествие Христа, нет упоминания каких–то формальных церковных структур, формализация учения хорошо согласуется только с тем, что представлено в других частях Нового Завета[160].
Первая прямая цитата из Второго послания Петра приводится в Первом послании Климента (1 Климент), написанном примерно в конце I в. Тиде пишет, что после появления первых цитат «список их стал таким же длинным, как из Первого послания Петра или из большинства других посланий Нового Завета»[161]. В своей более поздней статье [162] он двояким образом объясняет это явление. Во–первых, он показывает, что такие ранние авторы, как Ириней и Ориген, имели весьма веские основания не приводить цитат из Второго послания Петра (именно вследствие его поверхностного сходства с нехристианским мышлением того времени). Тот факт, что эти авторы не цитируют Второе послание, вовсе не означает, что они не были с ним знакомы, просто они не находили там нужной им цитаты. На деле Тиде предполагает, что оппонент Оригена, Цельсий, цитировал 2 Пет. Во–вторых, Тиде показывает, что это послание Петра имеет гораздо больше общего с другими новозаветными посланиями, которые признаются многими исследователями, и делает следующий вывод: «Это твердо установлено в контексте Писаний, следовательно, это послание могло быть написано в любое время после завершения века [163].
Историк Евсевий разделяет все известные ему книги на три группы и включает 2 Послание Петра и Послание Иуды во вторую группу «книг, подлинность которых подвергается сомнению». Однако в рамках этой классификации они стоят вместе с Посланием Иакова и со Вторым и Третьим посланиями Иоанна — с общепризнанными каноническими книгами, несмотря на то что доводы об их включении в канон не столь строгие, как для книг, не подвергающихся сомнению в этом отношении. Ни одна из книг, которая была позднее исключена из Нового Завета, не причислена к той же группе, что и эти пять, и ни одна новозаветная книга не встречается вне этих двух категорий «подлинных» и «сомнительных, но принятых»[164]. Гатри завершает свое обширное исследование следующим утверждением: «Нет никаких свидетельств со стороны ранней Церкви по поводу того, что это послание когда–либо рассматривалось как подложное, несмотря на те колебания, с которыми оно было принято»[165].
Найден великолепный, хотя и не дающий основания сделать окончательный вывод фрагмент папируса среди кумранских свитков Мертвого моря. На одном фрагменте из пещеры 7 (7Q10) написано несколько букв, и если они вообще из Нового Завета, то это 2 Пет. 1:15. Если это верно, тогда самое раннее цитирование Второго послания Петра можно отнести ко времени до 68 г., когда эти пещеры были запечатаны. Однако даже самые оптимистически настроенные сторонники этой версии говорят, что это отождествление рукописи «весьма условное»[166].
Высказывается предположение, что Послание Иуды — более раннее и написано в Палестине, а 2 Послание Петра было написано позже и для более широкой читательской аудитории. Если заблуждения, о которых идет речь в обоих посланиях, связаны между собой (хотя и не идентичны, как показано выше), тогда это поможет объяснить, почему опасность, которая появилась в Палестине (Послание Иуды), еще не проявилась в более широком масштабе всей церкви (2 Пет.).
Могло ли 2 Пет. быть написано кем–то от имени Петра?
Как и в случаях с Павлом, Иоанном и другими новозаветными христианскими лидерами, после смерти Петра появилось немало произведений, которые были написаны от его имени, и среди них Евангелие от Петра, Деяния Петра и Апокалипсис Петра. Может быть, и 2 Пет. из благих намерений было написано одним из его учеников?
Приводится много свидетельств, подтверждающих псевдографический характер этого послания. Мид пишет: «Ни один из документов, включенных в Новый Завет, не имеет такого количества опровержений авторства, как Второе послание Петра. Аргументов предостаточно»[167]. Заявление о том, что автор является очевидцем событий, ссылки на учение Христа, дружеское упоминание о Павле и даже слова, открывающие послание, — все это свидетельствует о том, что автор стремился особо подчеркнуть подлинность своего послания. Келли говорит об имени «Симеон» (2 Пет. 1:1, во многих греческих рукописях) следующее: «Возможно, автор считал его семитским, и это, по его мнению, должно было убедить читателей, что послание вышло из–под пера самого Петра»[168]. Следует упомянуть и замечание Робинсона, который считает, что именно отсутствие таких штрихов часто используется в качестве доказательства, что Первое послание написано не Петром! [169]
Рассмотрим три главных довода, которые приводятся для обоснования псевдографического характера Второго послания Петра.
Во–первых, использование языка «познания» (gnosis) приводится в качестве аргумента в пользу гностицизма — течения, широко распространившегося во II в. С этой точки зрения, Второе послание является ответом, написанным от имени Петра, на решение проблемы, которую он не мог предвидеть. Однако просто использование слова «познание» необязательно показывает, что это ложное учение расцвело в то время пышным цветом. Гностицизм — течение эклектичное, оно включает в себя множество идей[170], а потому не ясно, на каком именно заблуждении в рамках гностицизма сосредоточено внимание во Втором послании. Возможно, речь шла об особом знании, которое даровало им свободу, и в этом смысле они могли быть своего рода «гностиками»; но о ложном учении II в. в послании ничего не говорится.
Во–вторых, приводятся три фактора, которые должны свидетельствовать о более поздней дате написания послания, чем считается: 1) дружеские отношения между Петром и Павлом; 2) утверждение о том, что Павел «писал Писание»; 3) включение разрозненных посланий Павла в канон (см.: 3:15,16).
Утверждения о дружеских отношениях между Петром и Павлом подвергались сомнению начиная с XIX в. Группа исследователей вслед за профессором Ф. Бауром из Тюбингена (отсюда происходит название: «тюбингенская школа»), основываясь на разногласиях между двумя апостолами (см.: Гал. 2:11–14), сделала вывод о постоянном и глубоком антагонизме между сторонниками Петра (христианами из иудеев) и Павла (христианами из язычников). Все, что показывало их отношения как доброжелательные — даже отсутствие упоминаний их разногласий, — рассматривалось как более поздние (начиная со II в.) попытки идеализировать раннее христианство.
Это нанесло сокрушительный удар по новозаветному богословию, поскольку теперь Павлу приписываются только Послание к Римлянам, Первое и Второе послание к Коринфянам и Послание к Галатам. Для нас же в данном случае важно, что 2 Пет., с этой точки зрения, является поздним посланием, да к тому же написанным не Петром.
Сегодня считается общепризнанным, что Баур слишком преувеличил значение этих свидетельств, что называется «перегнул палку». Ни его секулярная философия, ни преувеличение им роли кризиса в Галатии не находят ныне широкого признания. Хотя он вполне прав в том отношении, что в Послании к Галатам описаны серьезные разногласия, которые касались самой сути Евангелия, и хотя природа этих разногласий до сих пор вызывает споры, свидетельства их не столь убедительны, как это стремится показать Баур. В том что касается Второго послания Петра, то гипотеза Баура вносит скорее негативный, чем позитивный вклад в установление подлинности послания. Но даже если мы признаем, что Второе послание написано не Петром, это не доказывает его раннего происхождения: разногласия между Петром и Павлом, упомянутые в Послании к Галатам, не являются важным доводом против точности высказываний в 2 Пет. 3:15,16, как некогда полагали, а следовательно, это не может автоматически изменить дату написания данного послания на более позднюю.
Утверждение о том, что Павел писал «Писания» приводится как свидетельство более поздней даты, поскольку подразумевает определенный уровень доверия и уважения к посланиям Павла, чего не отмечалось в раннем христианстве. Вместе с тем, хотя слово «Писания» нигде более в Новом Завете не используется по отношению к посланиям апостолов, концепция записи ими слов Бога и назначение на роль учителя Самим Богом со всей очевидностью обнаруживается даже в ранних произведениях Павла. Например, в 1 Фес. 2:13,4 говорится о вверенном Павлу «слове Божием», о «благовестии» от Бога, о данном Павлу поручении возвещать Его заповеди (4:2,8), а также вспомним наказ Павла фессалоникийцам: «Заклинаю вас Господом прочитать сие послание всем святым братиям» (5:27), — вот что отражает взгляд Петра на роль посланий Павла. Каждый апостол ясно осознавал, что способен создавать Писание.
Аналогичным образом следует отвергнуть и мысль о том, что собирание посланий может доказывать позднюю дату их написания. Есть ясное свидетельство о том, что послания Павла широко распространялись (Кол. 4:16), и, по нашему мнению, у Петра были веские основания использовать в структуре своего письма мысль о том, что некий апостол написал «Писания», которые согласуются с ветхозаветным обетованием о Втором пришествии Мессии. Слова Петра не могут относиться к полному собранию посланий Павла и еще в меньшей мере — к формальному и окончательно установленному канону. Если поручение Павла распространять Первое послание к Фессалоникийцам было воспринято со всей серьезностью, то церквам не нужно было долго ожидать эти апостольские писания.
В–третьих, такие предполагаемые «описки», как упоминание «отцов» (3:4), переход от описания пророчества, грядущих событий к реальности текущих дней (3:3–5) и слишком высокая оценка апостольского служения Петра (1:16–18), считаются признаками, указывающими на более позднего автора, и, следовательно, доказывают, что послание не принадлежит перу апостола. Эти два довода опровергаются в упомянутых отрывках. Что касается третьего момента, то следует отметить, что в 1:16–18 автор обращается не к личному апостольскому авторитету Петра, а к авторитету апостолов в целом. Этот момент часто игнорируется. Петр сосредоточивает свое внимание на свидетельстве о небесной славе Иисуса, на Его обетовании о Втором пришествии — а это полностью отрицали лжеучителя. Петр выступает как апологет апостольского учения, которое согласуется с учением Ветхого Завета. Речь не идет ни о нападках, ни о защите апостольства Петра. Эти особенности лжеучения служат доводом в пользу ранней даты написания Второго послания, поскольку совокупный авторитет апостолов стал неотъемлемой чертой ортодоксии позднее.
Когда Мид высказывается по поводу аргументов Грина и Гатри в пользу авторства Петра, то он говорит, что «их защита зиждется на чистом и более объективном анализе использования псевдонима»[171]. Независимо от того, насколько справедлив анализ этой позиции, остается вопрос, ответ на который все еще не найден: «Этично ли с христианской точки зрения писать послание под другим именем?» Разумеется, использовались секретари, и, возможно, они могли серьезно исправить первоначальный текст. Но ведь их работа удостоверялась автором и рассылалась с его разрешения. Вопрос следует поставить острее и более четко: «Есть ли что–либо нехристианское в написании послания от чьего–либо имени без одобрения автора, именем которого оно подписывается?»
Христиане высоко ценят истину, и трудно вообразить себе, что ранние христиане могли бы опустить такой критерий в своих писаниях. При обнаружении подделок (например, Евангелия от Петра) христиане отказывались пользоваться ими. Если обнаруживалась подделка апостольского материала (даже из благих намерений), то следовало немедленное наказание: потеря положения, отстранение от официальной должности в церкви [172]. Поэтому те, кто стремился защитить псевдографическое 2 Пет, чтобы сохранить его в каноне, должны были доказать, что произведение под псевдонимом было признанным и принятым литературным жанром и что такая работа не была благонамеренной подделкой. Эллиот, например, пишет, что «это был общепринятый литературный жанр того времени, которым пользовались и иудеи, и христиане, чтобы прочно связать современную синагогу и церковь с личностями, к которым такая традиция, по их твердому и ревностному убеждению, восходит»[173]. Но такое утверждение не позволяет увидеть одну важную вещь.
Разумеется, в еврейских кругах было принято писать работы от имени давно ушедшего героя веры. Нужно вспомнить в этой связи Моисея и Еноха. Феномен ложной атрибуции в широком смысле также касается и Адама, Евы, Авраама, Иакова, Илии, Давида, Соломона, Исайи, Даниила и многих других [174]. Однако, само собой разумеется, даже самый придирчивый читатель не станет обсуждать вопрос об авторстве таких работ, которые, по–видимому, со временем все умножались количественно, по мере того как благочестивые потомки добавляли свое собственное представление о том, что могли сказать эти герои по тому или иному поводу.
Утверждение же о том, что дозволяется писать от имени недавно умершего или даже живого героя веры, будь он иудеем или христианином, это совсем другое. Хотя часто утверждают, что это общепринятая практика, никто еще не доказал этого, и параллели между двумя разными категориями использования псевдонима довольно слабые. В одном варианте писания могут быть анонимными, кроме случаев давно ушедшего из жизни автора, и их нельзя рассматривать как аутентичные. Но в другом случае есть возможность (если не вероятность) по–настоящему запутаться. Нельзя сказать, что не предпринимались попытки писать от имени христианских руководителей, ибо свидетельства говорят об обратном. Помимо крупных собраний апокрифических новозаветных книг [175] следует указать и на то, что в начале своего служения Павел столкнулся с проблемой писем, которых он не писал, но которые распространялись под его именем (2 Фес. 2:2). Разумеется, они были кем–то написаны. Вопрос, однако, в том, было ли принято писать в такой форме. Несмотря на твердую убежденность в этом многих исследователей, по существу это ничем не доказано. Хотя есть ясные свидетельства, что авторы таких работ были серьезно наказаны [176]. Каждая такая работа несет печать злоупотребления добрым именем и, с современных позиций, должна рассматриваться как подделка.
Единственное исключение из этого литературного жанра называется «завещанием», или «заветом». Завет писался от имени того, кто недавно ушел из жизни, и в нем кратко излагалась суть его учения. Завет бы личным посланием ученикам и включал в себя предсказание будущих событий. В последнее время самым убежденным сторонником гипотезы завета по отношению ко Второму посланию Петра является Ричард Бокхэм. Он серьезно исследовал этот жанр, выявил характерные для него стилистические особенности и на этом основании пришел к выводу, что 2 Пет. — одновременно и послание, и завет. Поскольку это произведение написано в такой хорошо известной форме, то «авторство Петра было явной фикцией»[177] (курсив Бокхэма) и читатели должны были понимать это. Если такое предположение верно, то Бокхэму удалось показать, что Второе послание написано не Петром и что в этом тем не менее нет ничего предосудительного [178].
Однако не все так ясно в этом отношении, как представляется Бокхэму.
Во–первых, 2 Пет. формально не отвечает всем требованиям «завета». Бокхэм и сам отмечает, например, что в завете должен непременно присутствовать элемент пророчества, но во Втором послании говорится, что лжеучителя уже реально существуют. Бокхэм объясняет это тем, что автор «может свободно нарушать законы жанра в литературных целях»[179]. Он убежден, что это послание Петра — псевдографическое произведение и что его автор мог нарушить законы жанра, чтобы подчеркнуть нечто особо важное. Но в условиях широкого распространения произведений, написанных под псевдонимом, каждый их автор должен был стремиться показать подлинность работы, а потому следует ожидать, что он, напротив, четко придерживался законов избранного им жанра.
Во–вторых, известные примеры работ, написанных в жанре завета, не доказывают принадлежность к этому жанру Второго послания Петра: они написаны либо давно ушедшими из жизни героями (и в таком случае вряд ли рассматривались как аутентичные произведения), либо современниками, и были отвергнуты церквами. Бокхэм не может привести пример завета, который был бы принят церквами в качестве такового.
В–третьих, в ранней Церкви при обсуждении вопроса о включении Второго послания Петра в канон никогда не говорилось, что это завет: рассматривали вопрос, написано оно Петром (и в таком случае послание могло быть включено в канон) или нет (в таком случае оно отвергалось). Если же это произведение было «явной подделкой», то тогда его и обсуждали бы с этих позиций; но ранние христиане не рассматривали его таким образом, и нет никаких свидетельств, что его причисляли к такому жанру. Конрад Гемпф высказывает такую мысль:
«Если бы работы, написанные под псевдонимом, включались в канон, тогда отцы Церкви должны были быть введены в заблуждение ясным литературным приемом, который изначально не был предназначен для таких целей»[180].
Наконец, тот факт, что произведение носит черты сходства с определенным жанром, не является доказательством его принадлежности к этому жанру. Литературный жанр «завета» перекликается с завещанием, которое в виде прощальных наставлений дают руководители в реальной жизни. Формальное сходство между Вторым посланием Петра и заветом[181] видят в общей ситуации — а что еще мог передать своим последователям апостол перед своей смертью?
Здесь есть много вариантов, если учесть, что большинство комментаторов полагает, будто 2 Пет. не написано этим апостолом. Мы, со своей стороны, придерживаемся той точки зрения, что нет убедительных аргументов, которые ясно бы доказывали авторство не Петра, а кого–то другого, и тем самым возлагаем весь груз ответственности за отрицание авторства Петра на тех, кто к этому стремится. Предположение о том, что 2 Пет. является заветом, ничего не меняет по сути этого спора. Карсон отмечает по поводу вывода, сделанного Бокхэмом в его в других отношениях прекрасном комментарии: «Почему он заключил, что Второе послание Петра не написано апостолом Петром, для меня остается неясным: его доводы мне кажутся совсем не убедительными»[182].
4. Является ли 2 Пет. единым посланием?
Первая проблема, с которой сталкиваются многие читатели, находится в утверждении: таков «замысел» этого послания. Разрыв между 2:22 и 3:1 виден даже при беглом чтении, на это впервые обратил внимание голландский богослов Гуго Гроций в 1641 г. [183] Как только читатели начали разделять 2 Пет. на две части, возникло мнение, что это послание не является единым целым, хотя какой–то единой модели его перестройки предложено не было. В 1915 г. Робсон пришел к пессимистическому выводу, что 2 Пет. похоже на «лоскутное одеяло; отдельные его части соединены какими–то беспорядочными, случайными нитями: от увещевания — до повествования, от повествования — до пророчества, от пророчества — до апокалиптики»[184].
Возникают две разные проблемы. Первая: является ли это послание в том виде, в каком мы его читаем, единым целым? Вторая: если это связный отрывок, то какова его структура?
Целостность 2 Пет.
По первому вопросу среди исследователей существует большее согласие. Хотя некоторые из них все еще хотят отнести 3:1 к какой–то другой части 2 Пет.[185], многие считают послание единым по словарю и тематике. Материал, заимствованный у Иуды, распределен неравномерно и сосредоточен вокруг гл. 2, но не обязательно исключать его, считая более поздней вставкой. Как мы уже отмечали, Петр адаптировал материал Иуды сообразно своей логике.
Очень трудно понять структуру, которая лежит в основе послания, и это препятствует более глубокому его изучению. Бокхэм полагает, что 2 Пет. — это последовательный ответ на четыре возражения, и эта мысль была в дальнейшем развита в статье Д. Ф. Уотсона. Он высказывал предположение, что структуры обоих посланий — Иуды и 2 Пет. — в значительной мере определяются принятой в то время моделью риторики. Это, разумеется, свидетельствует в поддержку единства каждого из этих посланий, но возникает вопрос, как удалось Петру и Иуде воспользоваться этой моделью. Уотсон говорит, что они «были знакомы с риторическими моделями своего времени, однако неизвестно, получили ли они специальные знания по этому предмету или это следствие повседневного постижения ими устной и письменной культуры»[186]. Даже если 2 Пет. не написано Петром, трудно совместить между собой этот уровень софистики с посланием, написанным на «плохом греческом»[187].
Как разные тексты 2 Пет. объединить вместе?
В данной работе мы придерживаемся правила: слушать «мелодию» автора, а не навязывать свою собственную. Для тех читателей, кто, возможно, интересуется раскрытием и разъяснением структуры, в этом разделе сведены вместе комментарии по другим ранее обсуждавшимся моментам, а также показано, что 2 Пет. можно рассматривать как единое связное послание.
Прежде всего нужно понять, что гл. 2 и гл. 3 содержат в себе два вводных подзаголовка: 2:10 (который находит свою параллель в 3:4) и 2:17 (который находит свою параллель в 3:11,12а). Если эти две главы сходны по своему характеру, то нет никакой проблемы в том, что между гл. 2 и гл. 3 нет плавного перехода. Вероятно, так и было задумано: скорее всего, обе главы опираются на 1:16—21. В этом разделе рассматриваются две неразрывно связанные между собой темы: «сила» и «пришествие», и обе они опираются на высказывания пророков и апостолов. В гл. 2 затем происходит переход к теме «сила», а в гл. 3 — к теме «пришествие». Каждая глава объясняет воззрения Петра, восходящие к Ветхому Завету (2:4–9; 3:5–7), и их подтверждение через апостолов (2:21; 3:15,16). Проблема, которую поднимают лжеучителя самим своим существованием, заключается в том, что якобы Бог не способен исполнить то, что Он обещал (2:9; 3:4). С нашей точки зрения, предметом рассмотрения в гл. 2 становится «сила Господа Иисуса судить (вопреки явлениям обратного характера)», а в гл. 3 — «обетование Господа Иисуса о Втором пришествии (вопреки явлениям обратного характера)».
Если мы вернемся к началу послания, то вся структура его станет более понятной. Раздел 1:3,4 служит заголовком для всего послания и отражает его суть: сила Божья дает нам все потребное для благочестивой жизни по Его заповедям — через личное познание Бога. Такова тема гл. 2, и это обращено к христианам — к тем, кто верит, а не к лжеучителям, которые сомневаются. Темой гл. 3 становится утверждение, что обетования Божьи способны избавить нас от огненного испытания в конце истории и мы сможем занять свое место в новой обители. Завершающие стихи послания (3:17,18) согласуются с этим началом, подчеркивая опасность для тех, кто побуждает нас следовать за ними в их неповиновении Божественным установлениям, что, как учит гл. 2, Бог осудит. Такое поведение не должно иметь места в нашем новом доме — этому учит гл. 3. В этой связи мы должны стремиться возрастать в познании Того, Кто будет нашим Спасителем.
Следующий раздел (1:5–7) опирается на начальные стихи. «По этой причине» мы должны жить такой жизнью, которая покажет нашу приверженность грядущим ценностям и нашу веру в Судью, Который будет судить нас, в Царя, который грядет, и в Спасителя, Который дарует нам спасение.
Затем идет раздел 1:8–11. Поначалу может показаться странным, что Петр произносит все в отрицательной форме. Он говорит, что Бог не оставит нас «без успеха и плода», — вместо того чтобы сказать: «Бог дарует нам успех в познании Христа», но, если гл. 2 и 3 сбалансированы между собой, то можно ожидать, что этот раздел предусматривает параллельную структуру в обеих главах. Предостережение в отрицательной форме в 1:8–10 предшествует параллельному предостережению в гл. 2 (2:17–22; в каждом случае звучит мотив «отпадения от веры»). Ободрение, выраженное в положительной форме в 1:10–11, предвосхищает такое же ободрение в гл. 3 (3:11–16; здесь звучит мотив упования на новый порядок творения).
Затем в 1:12–15 мы узнаем о причине написания послания. Этот отрывок выступает как формальное приглашение к следующему разделу послания, где Петр со всей серьезностью призывает своих читателей никогда не отступать от его дальнейших наставлений.
2 Пет., таким образом, гораздо более структурированное литературное произведение, чем обычно думают. Неразрывно связанные между собой две темы — силы Божьей и Второго пришествия — формируют и структуру послания, и его содержание, а отрывок 1:16–21 является ключевым в понимании всего послания.
Такая четко организованная структура произведения для нас — отвлеченное понятие. Но мы не должны рассматривать 2 Пет. или даже большую часть Нового Завета как просто письменные произведения. Они были написаны скорее для того, чтобы донести весть до аудитории, для публичного прочтения, а не для индивидуального чтения, а потому автор должен был построить текст таким образом, чтобы он хорошо воспринимался на слух, чтобы слушатели могли следить за аргументацией автора. В исходных рукописях не было современной системы пунктуации, разделения на параграфы и возможности использовать разный шрифт, поэтому нас не должно удивлять, что авторы разработали собственные методы подачи текста, стремясь донести до слушателя его смысл.
[129] NTI, pp. 805–857, 901–928.
[130] NTI, р. 805.
[131] Robinson, р. 140.
[132] Ladd G. Е., A Theology of the New Testament (Grand Rapids: Eerdmans, 1974), p. 603.
[133] Kelly, p. 224.
[134] Евсевий, Церковная История, 3.3.1.
[135] Ladd, op. cit, p. 607.
[136] NTI, р. 925.
[137] Робинсон полагает, что Иуда написал оба послания (р. 193), но других исследователей он в этом не убедил.
[138] См.: Charles (1991).
[139] См.: Bauckham (1983), р. 5.
[140] Bauckham (1991), р. 280.
[141] Ibid., (1991), р. 178.
[142] См.: Hansen G. W., 'Rhetorical Criticism' in Hawthorne G. F, Martin R. P., Re id D. G. (eds.), Dictionary of Paul and his Letters (Downers Grove and Leicester: IVP, 1993), pp. 822–826.
[143] Wolthius T. R., 'Jude and the Rhetorician: A Dialogue on the Rhetorical Nature of the Epistle of Jude', Calvin Theological Journal 24/1 (1989), pp. 126–134.
[144] Гомилия на Нав. 7:1. Thiede, pp. 183, 254.
[145] Brown R. E., Donfried K. P. and Reumann J. (eds.), Peter in the New Testament (Minneapolis: Augsburg, 1973; London: Geoffrey Chapman, 1974), p. 17.
[146] Thiede, p. 183.
[147] Davids Р., 1 Peter, New International Commentary on the New Testament (Grand Rapids: Eerdmans, 1990), p. 4.
[148] Quoted in Kelly, p. 236.
[149] NTI,с. 818.
[150] Thiede, p. 181.
[151] Мф. 4:15. См.: Greenlee J. Н., 'The Language of the New Testament', Expositor's Bible Commentary 1 (Grand Rapids: Zondervan, 1979), pp. 409–416.
[152] Bauckham (1983), pp. 135–136.
[153] SevensterJ. N., 'Do You KnowGreek?' NovTestSupplement XIX(Leiden: Brill, 1968), p. 189.
[154] Longenecker R. N., 'On the Form, Function and Authority of the New Testament Letters', in Carson D. A., Woodbridge D. J. (eds.), Scripture and Truth (Grand Rapids: Baker, 1982; Leicester: IVP, 1983), pp. 101–114.
[155] Davids, op. cit., p. 15–16.
[156] Thiede, р. 251.
[157] Green (1961), р. 5.
[158] Quoted in NTI, p. 822.
[159] Kasemann, p. 169–195.
[160] См. ссылки на 1:12: Kasemann.
[161] Thiede, p. 251.
[162] Thiede C. P., ў Pagan Reader of 2 Peter', JSNT 26 (1986), p. 79–96.
[163] Thiede С. Р., 'A Pagan Reader of 2 Peter', JSNT26 (1986), p. 91.
[164] См.: Dunbar D. G., The Biblical Canon', in Carson D. Б., Woodbridge J. D. (eds.), Hermeneutics, Authority and Canon (Grand Rapids: Zondervan; Leicester: IVP, 1986), pp. 291–360.
[165] NTI, p.811.
[166] Thiede, р. 254.
[167] Meade D. G. Pseudonymity arid Canon (Grand Rapids: Eerdmans, 1987), p. 179.
[168] Kelly, p. 296.
[169] Robinson, p. 165.
[170] См. статью в NDT, pp. 272–274.
[171] Meade, op. cit., p. 180.
[172] NTI, pp. 675–683.
[173] Elliott, p. 123.
[174] См.: Charles (1990) and (1991).
[175] См.: James М. R. (ed.), The Apocryphal New Testament (Oxford: Oxford University Press, 1924).
[176] Грин (1987, p. 35) приводит истории, которые произошли с авторами Деяний Павла и Феклы и Евангелия от Петра.
[177] Bauckham (1983), р. 134.
[178] Это справедливо также по отношению к другим постулируемым заветам, таким, как Деян. 20:17–35 и Второе послание к Тимофею.
[179] Bauckham (1983), р. 134.
[180] Gempf С, Tseudonymity in the New Testament', Themelios 17/2 (1992), p. 10.
[181] А также между Деян. 20:18–35 или Вторым посланием к Тимофею и заветом.
[182] Carson D. Б., New Testament Commentary Survey (Leicester: IVP; Grand Rapids: Baker, fourth edn. 1993), p. 83.
[183] Quoted in NTI, p. 845.
[184] Robson Е. I., Studies in the Second Epistle of St Peter (Cambridge: Cambridge University Press, 1915), p. 3.
[185] Например, М. Макнамара, который полагает, что только гл. 1 представляет собой это послание. См. также: 'The Unity of Second Peter: A Reconsideration', Scripture 12 (1960), pp. 13–19. См.: Green (1987), p. 47, где приводится краткий обзор других мнений.
[186] Watson, р. 189. См. остроумный ответ на это: Т. R. Wolthius, 'Jude and the Rhetorician: A Dialogue on the Rhetorical Nature of the Epistle of Jude', Calvin TheologicaIJournal24/\ (1989), pp. 126–134.
[187] Davids P., The First Epistle of Peter, New International Commentary on the New Testament (Grand Rapids: Eerdmans, 1990), p. 4.