Том Гледхилл
Послание книги Песни песней
3:6 — 5:1. Третий цикл. Царская свадьба возлюбленных
Простонародная благоуханная красота девушки (3:6)
Кто эта, восходящая от пустыни
как бы столбы дыма,
окуриваемая миррою и фимиамом,
всякими порошками мироварника?
Первый цикл поэмы закончился ст. 2:7, в котором звучит мольба к дочерям Иерусалима не пробуждать любовь преждевременно. Та же мольба опускает занавесь второго цикла, в сцене интимной встречи, которая заканчивается ст. 3:5. Новый цикл начинается ст. 3:6, который продолжается до кульминации интимных отношений в ст. 5:1. Будет не лишним дать вначале обзор всего цикла перед детальным разбором отдельных его частей.
Цикл начинается со ст. 3:6, который я рассматриваю как независимый стих, не связанный с тем, что ему предшествовало и что за ним следует. Это восхищение захватывающей дух красотой девушки. Ст. 3:7–11 описывают носилки царя Соломона, использованные в день его свадьбы. Ст. 4:1–7 восхваляют шарм возлюбленной и завершаются приглашением (4:8) придти в (или из?) Ливан. Ст. 4:9–11 описывают восторг парня по поводу красоты девушки. Ст. 4:12 — 5:1 описывают последовательное приближение влюбленных к кульминации их любовных отношений; в ст. 4:12 юноша восхваляет ее невинность; в 4:13–15 она представлена как ароматный пряный сад; в ст. 4:16 передано срочное приглашение девушке; ст. 5:1 описывает кульминацию их любовных отношений, завершающуюся поощрением их страсти, данным, возможно, автором книги. Итак, начиная со ст. 4:12 мы движемся от ожидания к приглашению, затем — к кульминации и поощрению. Ст. 5:1 является высочайшей точкой поэмы и центральным для всей Книги Песни Песней (111 строк от ст. 1:1 до 4:15 и 111 строк от ст. 5:2 до 8:14). Он как ось или центр тяжести, около которого балансируют другие сцены.
Итак, давайте вернемся к ст. 3:6. Первый вопрос, который следует задать: «Кто говорит эти слова?». Это могли быть дочери Иерусалима, или спутник девушки, или автор поэмы, любующийся собственным созданием. Кто бы это ни был, определенно, что речь идет о самой девушке, восходящей от пустыни. Вслед за М. Фоксом[1], я воспринимаю этот стих как выражение удивления и восхищения: «Посмотрите, кто это идет из пустыни?». Подобный риторический вопрос встречается в ст. 6:10: «Кто эта, блистающая, как заря, прекрасная, как луна, светлая, как солнце, грозная, как полки со знаменами?» и в ст. 8:5: «Кто это восходит от пустыни, опираясь на своего возлюбленного?». В обоих последних случаях ответ на этот вопрос очевиден. Это сама девушка. В последующих стихах отсутствует попытка ответить на него. Между ст. 3:6 и 3:7 есть смысловой разрыв. Ст. 3:7 совсем не является ответом на вопрос, прозвучавший в ст. 3:6. Ст. 3:6 — это объявление ее ослепительного появления на сцене событий. Смотрите, она идет! Это восторженная манифестация, ее царское явление. Однако технически связь между двумя стихами возможна. Но тогда вопросительное кто должно интерпретироваться как что, если мы хотим, чтобы ответом на вопрос ст. 3:6 был ст. 3:7 — т. е. одр Соломона (существительное женского рода в древнееврейском языке). Эта в ст. 3:6 может иметь отношение к девушке или к одру (носилкам) царя Соломона. Но я думаю, что, скорее всего, цикл начинается с провозглашения ее ослепительного появления на сцене событий.
Она восходит от пустыни. Пустыня — это открытая сельская местность, где пасут скот пастухи, а не голая песчаная безводная пустыня Аравии. Но мы не должны воспринимать эту фразу буквально. Она не возвращается из путешествия по далеким пастбищам. Фраза является идиомой, чтобы передать атмосферу восторга, царственности, нереальности. Значение всей этой идиомы более глубокое, чем ее составных частей. Она приходит как столб дыма, окутанная ароматом экзотических и дорогих духов. Нет пользы в том, чтобы стараться привязать столб дыма к лагерным кострам пастухов или пылевым смерчам. Описанная картина появления девушки сюрреалистична. Ее красота как будто не от этого мира (мы встретимся с этим предположением позже, в ст. 6:10). Возможно, современным эквивалентом такому появлению является появление на сцене поп–группы в клубах тумана и калейдоскопе огней. Знаменитое полотно итальянского художника Боттичелли «Рождение Венеры», где богиню доставляют на берег в морской раковине два небожителя, — это еще один пример того, как художники создают атмосферу фантазии. Явление прекрасной женщины описано в стихах Теннисона:
Наполовину свет, наполовину тень, —
Она стояла, способная сделать старика моложе[2].
Роскошные носилки царя Соломона (3:7—11)
Вот одр его — Соломона:
шестьдесят сильных вокруг него,
из сильных Израилевых.
8 Все они держат по мечу,
опытны в бою;
у каждого меч при бедре его
ради страха ночного.
9 Носильный одр сделал себе царь Соломон
из дерев Ливанских;
10 столпцы его сделал из серебра,
локотники его из золота,
седалище его из пурпуровой ткани;
внутренность его убрана с любовью
дщерями Иерусалимскими.
11 Пойдите и посмотрите,
дщери Сионские,
на царя Соломона в венце,
которым увенчала его мать его
в день бракосочетания его,
в день, радостный для сердца его.
Как мы уже заметили предварительно, есть много проблем, связанных с этим отрывком. В некоторых переводах прослеживается связь ст. 3:6 и 3:7, которую поддерживают многие комментаторы. Это единственные стихи, являющиеся интегральной частью поэмы. Соломон упомянут в ст. 7, 9 и 11. Совершенно очевидно из ст. 3:11, что происходит свадьба, и, несомненно, свадьба самого Соломона. Но которая? Царь Соломон имел семьсот жен царского достоинства (см.: 3 Цар. 11:3). По–видимому, он не устраивал роскошных свадеб в каждом случае. Но определенно, что Соломон устроил грандиозную свадьбу, когда женился на египетской принцессе (см.: 3 Цар. 3:1), дочери фараона, поскольку это был важный политический акт. Кстати, браки Соломона с иностранками противоречили запрету Яхве, и в результате они увели его с истинного пути и склонили к идолопоклонству.
Этот отрывок делится на три части: описание шестидесяти воинов, конструкции самих носилок и призыв к дочерям Сиона пойти и поприветствовать царя в день его свадьбы. Очевидно, эта поэма имеет некоторую связь с одной из свадеб царя Соломона. Но ее описание появляется в Песни Песней довольно неожиданно. Мы уже предположили, что наши возлюбленные представляют каждого мужчину и каждую женщину, а роль царя Соломона в поэме минимальная. Более того, мы дистанцировались от идеи о том, что в Песни Песней есть сквозной сюжет. Это дает нам возможность избежать трудных вопросов, поставленных этим отрывком для тех, кто такой сюжет предполагает, — таких вопросов, как: движется ли одр? Каких он размеров? Находится ли он в свадебной процессии? Куда он направляется или откуда? Кто послал его и с какой целью? Кто сидит на нем? Сам Соломон? Девушка? Юноша? Царица? Или он пустой? Ответы на эти вопросы сильно зависят от понимания природы Книги Песни Песней.
Я лично считаю, что этот раздел определяет контекст всего третьего цикла (3:6 — 5:1). Здесь возлюбленные женятся и отмечают свою собственную свадьбу. Но намек на это довольно косвенный. Влюбленные, возможно, поют отрывок из свадебной песни, первоначально исполняемой на одном из бракосочетаний царя Соломона, которая постепенно стала частью популярных песнопений, исполняемых на деревенских свадьбах. На своем собственном пиру влюбленная пара и их гости отмечают «царскую» свадьбу. Это устанавливает законный контекст единственного явного описания интимной близости возлюбленных в конце цикла.
Можно сделать несколько технических замечаний. Носильный одр охраняется шестьюдесятью сильными (воинами), что в два раза превышало число охранников царя Давида (см.: 2 Цар. 23:8–39). Они — закаленные в боях ветераны, элитное подразделение царской гвардии. Что означает ужас ночной, неизвестно. Если речь идет о ночных духах, которые хотят атаковать невесту в ее брачную ночь, тогда мало пользы от солдатских мечей. Сам одр описан экстравагантно. Кстати, в отрывке ничего не указывает на то, что он находится в движении. В 3 Цар. 10:18–20 мы встречаемся с описанием прекрасного трона Соломона, который установлен в его дворце. Одр из Песни Песней, скорее всего, так же прекрасен, только меньше размером. Некоторые ссылки на его конструкцию кажутся неясными. Ссылка на то, что «внутренность его убрана с любовью», кажется совершенно не к месту. Большинство комментаторов предполагают, что исходное слово в тексте нужно переводить не как любовь, а как кожа. Другие считают, что лучший перевод этого слова — драгоценные камни. Венец — это, скорее всего, лавровый венок. Задача этого раздела состоит в том, чтобы продемонстрировать зрелищность царской свадьбы. Некоторые исследователи считают, что во всей описанной роскоши есть нечто ироническое; наши возлюбленные никогда не смогли бы позволить себе такую дорогую церемонию. Им не свойственна экстравагантность царя Соломона, который нарушил завет с Яхве. Хотя данное мнение и может быть справедливым, я не думаю, что мы обязательно должны видеть именно это в данном отрывке. Мы должны видеть просто счастливое празднование любви.
Свадьба — это всегда значительное событие. Весь мир любит молодоженов в этот день. Радость влюбленных открыто демонстрируется всем. Хотя в разных культурах существует разный подход к этому. В некоторых требуется торжественное великолепие и множество формальностей. В других странах невестам положено рыдать на свадьбах, потому что они утрачивают защиту отчего дома. Но, несмотря на различия, свадьба — это время празднования, пира. Любая экстравагантность на свадьбе прощается; скупость не приветствуется. На свадьбе вино не должно иссякать, даже если сама супружеская пара и их родственники влезут в долги. На свадьбах существует смешение различных слоев общества, люди радостно похлопывают друг друга по плечам. Все провозглашают тосты за счастье молодых. Прежняя враждебность забыта, давно прерванные дружеские отношения восстанавливаются, и возникает атмосфера всеобщего приветливого дружелюбия. Еще это возможность для новых знакомств и укрепления дружеских отношений. Это время для песней, для воспоминаний, время для встречи со старыми знакомыми, чтобы посмотреть, как они выдержали шторма жизни, время для задумчивого размышления о том, что могло бы быть; время для секретной ревности и критицизма. Общество собирается, чтобы поздравить счастливую пару. Для самой пары этот день долгожданный, день осуществления мечты, день публичного признания их любви, восторга их сердец, наполненных надеждами на будущее, формальное начало великого совместного путешествия. И это именно то, о чем наши герои мечтают.
Для нашей пары этот счастливый день означал долгожданное публичное признание их союза, и ликующий жених стал превозносить красоту своей возлюбленной невесты в песне, которая следует дальше (4:1–7). Его взволнованное ожидание кульминации их союза отражено в ст. 4:12–15 и в срочном приглашении его невесты (4:16); затем они наслаждаются любовью наедине (5:1).
[1] Fox, р. 119.
[2] A. Tennyson, The Gardener's Daughter.
4:1-16. Восхваление возлюбленной
Возлюбленный
О, ты прекрасна, возлюбленная моя,
ты прекрасна!
Глаза твои голубиные под кудрями твоими;
волосы твои — как стадо коз,
сходящих с горы Галаадской;
2 зубы твои — как стадо выстриженных овец,
выходящих из купальни,
из которых у каждой пара ягнят,
и бесплодной нет между ними;
3 как лента алая губы твои,
и уста твои любезны;
как половинки гранатового яблока —
ланиты твои под кудрями твоими;
4 шея твоя — как столп Давидов,
сооруженный для оружий,
тысяча щитов висит на нем —
' все щиты сильных;
5 два сосца твои — как двойни молодой серны,
пасущиеся между лилиями.
6 Доколе день дышит [прохладою],
и убегают тени,
пойду я на гору мирровую
и на холм фимиама.
7 Вся ты прекрасна, возлюбленная моя,
и пятна нет на тебе!
В этих стихах влюбленный метафорически описывает восхитительное тело девушки, начиная с головы. Подобные описания характерны для арабской любовной лирики, но в Ветхом Завете встречаются только в Книге Песни Песней. В этом случае юноша восхваляет по очереди глаза, волосы, зубы, губы, лоб, шею и груди. Возможно, что ограничение в описании сделано специально, чтобы подразнить нас. Нам предлагают самим представить, как выглядит все остальное.
Ст. 5:10–16 впервые в Песни Песней описывают парня от его волос — к глазам, щекам и губам, рукам, животу, ногам. Завершается описание определением его «вкуса». В ст. 6:4—10 возлюбленный опять описывает глаза, волосы, зубы и лоб любимой. Наиболее смелое описание тела девушки найдено в ст. 7:1–10, где говорится о ее ногах, бедрах, пупке (?), животе, грудях, шее, глазах, носе и голове в целом. Имел ли юноша доступ ко всем интимным местам тела девушки — это предмет для дебатов (смотрите дальше).
Метафоры, использованные для описания различных частей тела, часто кажутся нам причудливыми, комическими и даже гротескными. Это заставляет некоторых комментаторов предположить, что перед нами насмешливые карикатуры на влюбленных, пародии на их истинную красоту. Неверное мнение. Влюбленные находят друг друга прекрасными и привлекательными, и мы должны придерживаться этого же при нашем толковании метафор. Есть предположение, что некоторые описания больше походят на описание картины или скульптуры влюбленных. Мы уже упомянули ранее, что описание глаз девушки в форме голубей ассоциируется с настенной живописью в египетских гробницах, где женские глаза имеют такую же форму. Однако более правдоподобно, что метафоры относятся к самим влюбленным, а не к их изображениям. Некоторые исследователи считают, что такая форма последовательного описания тела делает изображение влюбленных статичным. Однако те же авторы настаивают, что ст. 7:1–10 дают описание одетой в платье из тонкой полупрозрачной ткани танцующей девушки.
Мне думается, что нам следует поговорить о природе этих описаний. Они не являются полицейскими фотороботами. Когда дочери Иерусалима спрашивают девушку в ст. 5:9, что особенного в ее возлюбленном, ее ответ в 5:10–16 не содержит того, что могло бы помочь им узнать парня в толпе людей. Ее описание своего возлюбленного является скорее указанием на то, что она чувствует в отношении него: его глаза «…как голуби при потоках вод, купающиеся в молоке, сидящие в довольстве» (5:12). Нам не следует всегда искать точность в каждой метафоре. Возможно, в них есть только одна точка для корреляции с действительностью. Например, метафора «волосы твои, как стадо коз, сходящих с горы Галаадской» понятна без упоминания названия горы, которое придает ей некий сюрреалистический оттенок. Фраза: «Округление бедр твоих как ожерелье, дело рук искусного художника» (7:2) не означает, что бедра девушки блестят, как ожерелье, но скорее, что они могут быть сравнимы с искусной работой мастера. Бедра твои плавно и изящно изогнуты, как будто в этом проявилось мастерство ваятеля. Ссылка на ожерелье важная, ведь оно тоже сделано мастером. Подобно этому, сравнение ее зубов со стадом выстриженных овец (4:20) вначале вызывает шок. Мы немедленно думаем об овечьей шерсти, которая не напоминает зубы. Чтобы понять метафору, нам нужно слегка перефразировать этот стих, например: «твои белые зубы такие чистые и такие гладкие, как кожа овец, коротко подстриженных и омытых, и отбеленных».
Но экстравагантность некоторых метафор не может быть смягчена в каждом случае путем подобной вербальной и умственной акробатики. Во многих случаях мы должны вначале дистанцироваться от незамедлительной реакции на них и оставить место для фантазии на тему метафоры. Мы еще поговорим об этом позже, изучая описания возлюбленных.
Сама поэма ограничена двумя схожими восхвалениями: о, ты прекрасна (4:1) и вся ты прекрасна (4:7). Так он воспринимает в целом свою прекрасную девушку, а потом переходит к специфическим аспектам ее красоты. Глаза твои голубиные под кудрями («покрывалом» — дословный перевод) твоими. Возможно, здесь имеется в виду ее робость, особенно если она под покрывалом. Использование слова покрывало может указывать на бракосочетание. Также покрывало служит барьером, подчеркивающим ее недоступность, оно защищает ее от слишком пристального внимания. Но покрывала могут иметь и совершенно противоположное значение. Они привносят аспект загадочности. Покрывало — это стимул для возлюбленного. Он должен снять с нее покрывало, причем не обязательно только физическое. Покрывала могут быть эмоциональные, психологические, интеллектуальные, духовные. Мы часто носим маски, чтобы защитить себя. Мы боимся показаться слабыми. Мы не хотим показаться ранимыми. Но постоянное раскрытие себя нашим супругам — это необходимое условие близких взаимоотношений. Образы, которые мы создаем, маски, которые мы носим, могут быть полностью противоположными нашей истинной сущности. В действительности они используются для компенсации ощущаемых нами недостатков. Но любую маску неудобно носить. Недостаток подпитки внешнего образа из невидимой внутренней реальности создает напряжение, депрессию. Конечно, мы очень сложные существа, и только когда мы развиваем отношения любви, доверия и взаимного партнерства, мы можем начать расслабляться и обнажать свою душу. Поскольку это естественно для любви — переносить все: неадекватность, неуверенность, страхи, неудачи, все, что мы бы иначе спрятали за своим покрывалом. Но в любых отношениях всегда будет оставаться какая–то тайна. И это часть нашего знания друг о друге.
Волосы твои, как стадо коз, сходящих с горы Галаадской. Для современного человека эта метафора звучит очень необычно. Козы имеют сильный запах, грязную и спутанную шерсть. Но волосы девушки сравниваются не с шерстью коз, а со спуском стада вниз по травяному склону. С расстояния стадо видится как волнообразное движение, так же как ее локоны, когда она ходит и поворачивается. У Милтона есть строчки:
Ее… локоны
Взъерошены и в колечки закручены,
Как у виноградной лозы усики[1].
Ссылка на гору Галаадскую в Трансиордани и создает образ удаленности и недоступности. Женская честь в ее волосах (1 Кор. 11:15). Они покрывают ее голову как корона или венок. Ее прекрасное лицо обрамлено спадающими локонами. Несмотря на то что она выглядит немного неопрятно — «моего собственного виноградника я не стерегла» (1:5), — ее природная красота очевидна. Ее волосы завиты от природы, это дар Божий, чтобы люди могли глядеть и удивляться. Как сказал X. Лонгфелло, «у десяти быков нет такой силы тащить нас, как у женских волос». Эта природная сила пленила парня (смотрите позже в ст. 7:5). Он хочет гладить ее волосы.
Ее зубы белые и сверкающие, совершенной формы и симметричные. Улыбка являет совершенство ее рта. Образ овец, подстриженных до кожи, сияющих белизной, воспринимается сравнительно легко. Как сказал Р. Дэвидсон, «эта леди была бы, без всякого сомнения, прекрасной рекламой для любой популярной зубной пасты».
Губы девушки как лента алая. Помимо глаз, рот — это важный индикатор нашего внутреннего состояния. Рот может выразить ужас и счастье, иронию, презрение, удивление, жестокость и доброту. Из ее рта раздается сладкое воркование голубки. Ее речь соответствует ее красоте. Хотя в реальной жизни это не всегда так. Существует много красавиц, которые предают самих себя грубостью речи.
Ее ланиты под покрывалом, как половинки гранатового яблока. Сомнительно, чтобы мы могли определить точно значение древнееврейского слова, переведенного как ланиты. Сравнение с фанатом указывает, скорее всего, на розовый цвет ее щечек.
Ее шея сравнена со столпом Давида. Это сравнение вызывает причудливые комментарии. Для Ватермана сравнение шеи девушки с башней Давида — это «наиболее древнее описание зоба»[2]. Но предмет сравнения не размер и форма девичьей шеи, а тот факт, что она украшена ожерельями (как женщины племени масаи из Восточной Африки). Некоторые детали этого стиха туманны, но смысл сравнения ясен. Башня Давида, построенная слоями и украшенная щитами, дает впечатление неприступности и способности отразить завоевателей.
Ее груди как пара оленей (4:5). Их упругость и, одновременно, нежность приглашает к ласкам. Молодых оленей, как и девичьи груди, приятно трогать. Ее груди пасутся между лилиями. Здесь примечательная смесь метафор. Поскольку в ст. 5:13 девушка ссылается на его губы как лилии, тут, возможно, намек на его поцелуи в грудь. Груди девушки являются выражением ее расцветшей женственности, и она хочет поделиться этим со своим возлюбленным. В ст. 8:2 она хочет дать нектар ее гранатовых яблок возлюбленному. В ст. 8:10 она уподобляет свои груди башням. Эти ссылки имеют два различных аспекта. Во–первых, идею материнской помощи. Она видит себя как сохраняющую здоровье и дарующую покой своему возлюбленному (смотрите дальше). Но ее торчащие груди являются также выражением ее агрессивной сексуальности. В большинстве стран третьего мира женские груди являются символом плодородия и материнства. Культы плодородия всегда изображают женщину с гипертрофированной грудью. Но аспект плодородия девушки не самый важный здесь и в других местах Песни Песней. В этом стихе ее груди свидетельствуют о ее сексуальной привлекательности, ее очаровании для своего партнера. Возможно, все это так возбудило юношу, что он выражает свое срочное намерение (4:6) пойти «на гору мирровую и на холм фимиама». Мы уже встречали в ст. 2:17 ссылку на день, который дышит прохладою… Горы мирровые и холмы фимиама должны быть в некотором смысле эквивалентны горам Безера (2:17). Итак, юноша настроен крепко обнять свою девушку и еще до конца дня утолить свою страсть.
Сцена заканчивается подтверждением красоты девушки. Понятно и выражение пятна нет на ней. Она безупречна, прекрасна. Нет ничего, что бы могло оспорить ее совершенство. Она совершенство в его глазах, без пятна, морщинки или чего–либо подобного. Он поражен своей удачей, тем, что он был сражен любовью к такой удивительно красивой девушке, и она — эта богиня — отвечает ему взаимностью. Конечно, любовь слепа. В своем энтузиазме она может превознести даже заурядное. Она накидывает покрывало на недостатки партнеров. И влюбленные смотрят сверху вниз с сожалением на всех остальных смертных, кто не может разделить тот же восторг.
Красота — это очень неопределенная концепция. Это нечто за пределами слов, неописуемое. Хотя мы инстинктивно различаем ее, когда видим. Французская поговорка так определяет красоту: «Красота — это молчаливое красноречие». Она говорит, хотя и без слов. Мы созерцаем ее и теряем дар речи. Трансцендентальная природа красоты заставляет некоторых постулировать ее божественное происхождение. Это как улыбка Бога. Джованни Леоне написал однажды: «Самое сильное доказательство существования Бога — это красивая женщина». Мы инстинктивно чувствуем, что красота — это дар и случайное качество. Мы благодарно воспринимаем сияние улыбки красавицы и ею мы согреты.
Симона Вейл написала: «Красота — это плод, на который мы глядим, не пытаясь схватить его». Мы восхищаемся красотой на расстоянии, и она вызывает печаль в глазах дистанцированных от нее зрителей. Эдмунд Бёрке заметил: «Чувство, вдохновленное красотой, ближе к меланхолии, нежели к жизнерадостности»[3].
Метафоры, которые мы используем, чтобы описать красоту женщины, всегда являются результатом нашей субъективной реакции на нее. Но как нам определить критерии, с помощью которых мы могли бы сказать, какая девушка красивая, а какая нет? Что делает одну привлекательной, а другую заурядной? Отвечать на этот вопрос наукообразно — означает уничтожить загадку, которая столь привлекательна. Создать словесную характеристику красоты чрезвычайно трудно. Красота предназначена для любования, для услады наших глаз, а не для бесполезной классификации. Красота может быть описана только метафорами. Единственное, что мы можем сделать, это отметить некоторые не свойственные красивым женщинам особенности: глаза смотрят в стороны, или слишком глубоко посажены, или слишком на выкате; лоб слишком высокий, нос слишком горбатый, щеки слишком впалые, рот слишком широкий или губы слишком узкие, подбородок слишком острый… Но загадочная комбинация правильных пропорций, которая создает истинную красоту, не поддается описанию. Мы можем только остановиться и любоваться в изумлении, и просто знать, что это красота. Александер Поуп написал:
Мы красотою называем не только губы и глаза,
Но объединяющую силу и полный результат всего[4].
Плотинус, писавший в III в. н. э., также полагал, что красота — это тайна: «Красота — это скорее свет, которым светится симметрия вещей, чем сама симметрия»[5].
Загадка красоты хорошо подмечена американским журналистом Р. Рид, описавшим одну кинозвезду:
У нее слишком большой нос, слишком большой рот, она имеет несимметричные черты, но они соединены вместе и ах! Все природные ошибки свалились в кучу, чтобы вместе сотворить это великолепие.
И так мы стоим в изумлении, поскольку она прекрасна:
Ее красота заставила
яркий мир потускнеть,
и все, кроме нее,
кажется тенью[6].
Настойчивая просьба возлюбленного (4:8)
Со мною с Ливана, невеста!
со мною иди с Ливана!
спускайся с вершины Аманы,
с вершины Сенира и Ермона,
от логовищ львиных, от гор барсовых!
В ст. 8 произошло неожиданное изменение атмосферы ст. 4:5–7. Предыдущие стихи передавали спокойную идеалистическую пасторальную сцену выпаса среди условных лилий на аллегорических душистых горах. Здесь, в ст. 8, мы неожиданно сталкиваемся с элементами угрозы, опасности и враждебности. Горы высокие и далекие, они покрыты снегом и находятся за пределами границ родной земли. Львы и леопарды бродят по их лесистым склонам. Их зубчатые вершины одеты в туман. Они удивительно прекрасны. Удаленные пики гор создают ауру угрожающей тайны. Опасность и неопределенность ассоциируются с ними. Они заставляют нас почувствовать конечность нашего бытия. Мы не можем быть уверены в своей безопасности в их присутствии. Они имеют капризное настроение. Неожиданные шторма, молнии, наводнения, бродящие хищники — все это заставляет нас чувствовать нашу уязвимость перед силами природы.
Точное местонахождение гор не известно. Они являются литературным вымыслом. Автор поэмы не интересуется физической географией. Как М. Фокс иронически сказал: «Девушка уже не в Ливане, потому что она сидит в расщелине стиха 2:14»[7]. Поэтому вопрос, который мгновенно возникает в голове, теряет свою силу. Мы хотели бы спросить: «Почему она в Ливане? Что она там делает? Где находится ее возлюбленный во время своего приглашения? Где он поджидает ее, чтобы пойти вместе?» Это единственное место в Книге Песни Песней, где есть неопределенность в отношении направлений движения молодой пары. Приглашение очевидно из дословного перевода с древнееврейского: «Со мною с Ливана, невеста… со мною ты придешь». Но есть неясности в переводе. Древнееврейский предлог min обычно переводят как из. Но он может также переводиться как в, у, к. Приглашение идти вместе, спускаться, может означать, что девушка видится парню на вершинах недоступных гор. Богоподобная, удивительная и недоступная, она восседает там и взирает на жизнь внизу. Он хочет, чтобы она спустилась со своего трона и присоединилась к нему в его реальном мире. Леопарды и львы, похоже, защищают ее и препятствуют доступу к ней. Возможно, ее отчужденность заставляет его бояться брать на себя инициативу в дальнейшем сближении, поскольку он не уверен в ее реакции.
Похоже, он считал ее причудливой и капризной, имеющей неожиданные и немотивированные перемены в настроении, как погода в горах; иногда радостная, а иногда строгая и ничего не позволяющая, иногда загадочная и недоступная, а иногда нежная и страстная. Но мы одеваемся по погоде. Мы ведем себя в соответствии с настроением наших партнеров. Наше настроение может быть поднято ими или наоборот. Мы можем действовать как противовесы настроению наших партнеров. Когда мы понимаем их эмоции, мы начинаем учиться примиряться с ними. При этом не обязательно выяснять их происхождение. Это может быть что–то очень тривиальное для нас, но важное для нашего партнера. Не всегда необходимо узнать причину смены настроений. Просто побыть с партнером — значит уже подействовать как антидепрессант. Неожиданная смена настроения партнера может быть очень тревожной для слабых душ. Однако наш возлюбленный преодолевает свое волнение и сомнения и готов к последствиям отношений со своей богиней, которая поймала его в свои сети и, похоже, полностью овладела его сердцем. Итак, он может двигаться вперед, уверенный в брачном союзе со своей возлюбленной.
Названия мест и животных, хотя и реальные, выбраны из–за их лингвистических и мифологических ассоциаций. Например, Ливан — перевод древнееврейского слова, которое имеет те же согласные, как и слово, означающее полную луну и ладан. Таким образом, девушка ассоциируется с луной и ароматом. Тема духов опять возникает в ст. 4:11, где под благоуханием
Ливана, скорее всего, понимается запах знаменитых ливанских кедров. Подобно этому, древнееврейское слово, которое переводится как леопард, ассоциируется с мирром по созвучию этих слов.
Девушка здесь названа невестой первый раз в поэме. Мы рассмотрим это более подробно в следующем разделе (4:9–11), но здесь только заметим, что совершенно правомерно назвать ее таким образом в этом явно свадебном цикле стихов.
В любых взаимоотношениях элемент неожиданности может быть как стимулирующим, так и настораживающим. Отсутствие всяких неожиданностей может свидетельствовать, что мы начинаем вести пассивную, скучную, амебоподобную жизнь. Неожиданность должна приветствоваться как часть нераскрытой тайны личностей. Скучная рутина повседневной жизни всегда может быть оживлена спонтанной беседой или совместными развлечениями. Не то чтобы причудливость и эксцентрика должны специально насаждаться, но следует зарезервировать возможность умеренного сумасбродства, пока мы не задохнулись под одеялом торжественной респектабельности.
Пораженный возлюбленный (4:9—11)
Возлюбленный
Пленила ты сердце мое, сестра моя, невеста!
Пленила ты сердце мое
одним взглядом очей твоих,
одним ожерельем на шее твоей.
10 О, как любезны ласки твои, сестра моя, невеста!
О, как много ласки твои лучше вина,
и благовоние мастей твоих лучше всех ароматов!
11 Сотовый мед каплет из уст твоих, невеста;
мед и молоко под языком твоим,
и благоухание одежды твоей
подобно благоуханию Ливана!
В этом отрывке используются сочные метафоры для описания быстрого продвижения наших влюбленных к кульминации их любовных отношений в ст. 5:1. Стихи отрывка объединены общими темами и словами: Ливан (4:11,15), сестра невеста (4:9,10–12; 5:1), вино (4:10; 5:1); мед (4:11; 5:1); благовоние, пряности (4:11,14,16; 5:1). Здесь ярким языком описывается их страсть, почти выходящая из–под контроля и ведущая к неизбежному соитию.
Наш юноша поражен девушкой. Перевод пленила ты сердце мое восходит к одному–единственному слову древнееврейского источника, которое может означать или: «Ты захватила, отняла мое сердце» или «Ты зажгла, разбудила, взволновала мое сердце». Это редкая форма в древнееврейском, и вероятны оба значения. В то время как в преобладающем числе случаев слово сердце в Ветхом Завете означает место пребывания ума, воли и самосознания, или «эго» каждого человека, в этом конкретном случае сердце — место обитания эмоций. Наш возлюбленный полностью очарован. Одного взгляда достаточно, чтобы сразить его, одного луча от ее ожерелья достаточно, чтобы он капитулировал перед любовью. Он пленен. Он не может сам себе помочь. Он безжалостно притянут к ней. Его мозг не может объяснить это, его любовь иррациональна. При мысли о ней он возбуждается. Но не только мысли о девушке возбуждают его. Ее ласки и объятия опьяняют больше вина. Ее запах волнует парня. Внешность, прикосновения и запах — все это магнетически действует на ее возлюбленного. Ссылка на то, что с ее уст капает сотовый мед и мед и молоко под ее языком, может быть ссылкой на ее речь. Ее слова сладки, нежные, медоносные и соблазнительные (см.: Иез. 20:46; 21:2; Ам. 7:16; Мих. 2:67). Но, вернее всего, это ссылка на поцелуи возлюбленных. Молоко — распространенное слово в любовной поэзии Египта и Месопотамии. Мед и молоко являются стандартными символами литературы Палестины. Земля обетованная — это где текут реки меда и молока. Их жаждали увидеть евреи, бродившие по жаркой пустыне. Возможно, эта тема ожидания Земли обетованной иллюстрируется их поцелуями. Страстные поцелуи были предвкушением кульминации их интимных отношений. Благоуханные одежды девушки также добавляла ей очарования. Здесь использовано то же древнееврейское слово, которое обозначает покрывало супружеского ложа, на котором должны быть обнаружены «признаки девства» (Втор. 22:17). Так что в этих словах есть привкус эротики. Тонкое надушенное женское платье имеет, без сомнения, эротическое значение.
Только в этом цикле поэмы встречается слово невеста. В ст. 4:8, 11 она названа невестой, в ст. 4:9–10,12 и 5:1 она названа моя сестра, невеста. Древнееврейское слово, которое переводится словом невеста, может также переводиться как «завершенная, осуществленная». Однако совершенно необязательно, чтобы каждое производное слово несло в себе все оттенки значения корневого слова. Конечно, совершенно естественно использовать слово невеста в этом цикле, который начинается со свадебной песни на их свадьбе и завершается кульминацией их любовных отношений в супружеской постели.
Новое движение к кульминации (4:12 — 5:1)
Возлюбленный
Запертый сад — сестра моя, невеста,
заключенный колодезь, запечатанный источник:
13 рассадники твои — сад с гранатовыми яблоками,
с превосходными плодами,
киперы с нардами,
14 нард и шафран,
аир и корица со всякими благовонными деревами,
мирра и алой
со всякими лучшими ароматами;
15 садовый источник —
колодезь живых вод
и потоки с Ливана.
Возлюбленная
16 Поднимись [ветер] с севера
и принесись с юга, повей на сад мой, —
и польются ароматы его! —
Пусть придет возлюбленный мой в сад свой
и вкушает сладкие плоды его.
Возлюбленный
Вошел я в сад мой, сестра моя, невеста;
набрал мирры моей с ароматами моими,
поел сотов моих с медом моим,
напился вина моего с молоком моим.
Друзья
Ешьте, друзья, пейте и насыщайтесь, возлюбленные!
Эти стихи являются продолжением темы, начатой в ст. 4:9–11 и развивающейся в направлении центральной кульминации всей книги, — полному сексуальному союзу, описанному в ст. 5:1. Как указано перед этим, ст. 5:1 является как центром текста Песни Песней, так и ее эмоциональным пиком. Этот отрывок может быть подразделен на четыре части: ожидание (4:12–15); приглашение (4:16); кульминация (5:1) и поощрение (5:1). Перед тем как понять общее значение этого отрывка, мы должны взглянуть на некоторые детали текста.
Ожидание (4:12–15)
В ст. 4:12–15 возлюбленный описывает его девушку как сад, где произрастают сочные плоды. В ее запертом саду произрастают: кипера, нард, шафран, мирр, алое, аир и корица. Следует сразу сказать, что это сад фантастический. Ни один садовод никогда бы не попытался выращивать все эти экзотические растения в одном саду. Эта ароматная роща заполнена фруктами и растениями, напоминающими о любви. Это сад, который орошается из своего собственного источника — заключенного колодца, запечатанного источника (4:12). В ст. 4:15 описан колодезь живых вод и потоки с Ливана. Девушка описана так витиевато, что сила метафор, кажется, переполняет слушателей, а сама девушка как будто бы исчезает из вида.
Заключенный колодезь, запечатанный источник — это все метафоры, обозначающие сущность девушки, ее преданность своему возлюбленному. Эти стихи могут также означать ее сексуальную эксклюзивность, ее недоступность для кого–нибудь, помимо своего возлюбленного. Они могут указывать на ее девственность. Она сохранила невинность для своего единственного возлюбленного. Она не была расточительна в своих ласках.
Тон слов, произнесенных парнем, не жалобный, как предполагают некоторые. Он не жалуется на ее недоступность (для себя самого или других). Скорее он гордится, что к ней никто не прикасался, что она сберегла свою девственность для него одного. Подобная сексуальная эксклюзивность хорошо выражена в Книге Притчей 5:15–19:
Пей воду из твоего водоема
и текущую из твоего колодезя.
Пусть [не] разливаются источники твои по улице,
потоки вод — по площадям;
пусть они будут принадлежать тебе одному,
а не чужим с тобою.
Источник твой да будет благословен;
и утешайся женою юности твоей,
любезною ланью и прекрасною серною:
груди ее да упоявают тебя во всякое время,
любовью ее услаждайся постоянно.
Ст. 4:13 упоминает рассадники твои — это неясное выражение и обычно под ним понимаются побеги (см.: Ис. 16:8). Но это также может означать «ирригационные каналы». Есть связь с водой в древнееврейском слове от того же корня, использованным пророком Неемией в 3:15 (водоем Селах).
Приглашение (4:16)
Девушка приглашает возлюбленного в свой сад. Древнееврейское слово для глагола пробудись во фразе пробудись ветер с севера то же, что использовано в рефрене к дочерям Иерусалима: не будите любовь, доколе ей угодно. Тогда это был призыв избежать преждевременного пробуждения любви. Но теперь время созрело. Больше не нужно сдерживаться. То, что так долго откладывалось, теперь полностью дозволено. Возлюбленные горят желанием. Девушка приглашает возлюбленного и делается такой очаровательной, что он сходит с ума от нетерпения. Она хочет, чтобы он почувствовал и ее желание. Она хочет, чтобы он вошел в ее сад и попробовал его сочных плодов. Глагол вошел — это стандартная древнееврейская метафора, обозначающая соитие (см.: Быт. 38:9; Руф. 4:13; Иез. 23:44). Он входит в его сад, который является одновременно и ее садом (то есть и девушки, и его). Сад этот — их взаимное владение.
Осуществление (5:1)
В этом стихе события описываются как совершенные. Неясно, идет ли речь о том, что он комментирует свое текущее наслаждение, или говорит о прошлом наслаждении. Речь передается от первого лица: я вошел, набрал, поел, напился. Восемь раз встречает притяжательные местоимение в выражениях мой сад, моя сестра, мирры моей, ароматами моими, сотов моих, медом моим, вина моего, молоком моим. Казалось бы, это свидетельствует о мужском триумфализме: пришел, увидел, победил. Но весь тон Книги Песни Песней противоречит такой интерпретации. Она пригласила его охотно, их страсть взаимна. Большая часть Песни Песней посвящена чувствам девушки; только время от времени описывается страсть парня. Его желание метафорически описано лишь однажды (7:9): «Я сказал, я влезу на пальму и ухвачу ее ветви» (буквальный перевод).
«Вошел я в сад мой, сестра моя, невеста; набрал мирры моей с ароматами моими, поел сотов моих с медом моим, напился вина моего с молоком моим» (буквальный перевод) — это, безусловно, метафора, которую не следует воспринимать буквально. Метафорическое использование слова, производного от глагола пить, встречается, например, в Книге Притчей 7:18, где неверная жена приглашает своего любовника придти в ее супружескую постель такими словами: «Зайди, будем упиваться нежностями до утра, насладимся любовью». Пить молоко — это метафора, которая характерна для месопотамской любовной лирики. Интересно также использование слова мед. Есть три значения древнееврейского слова, переводимого как мед: сладость и пчелиные соты; мед, вытекающий из диких пчелиных ульев, и чаща. Древняя ближневосточная любовная поэзия часто использовала метафоры пчелиных сот или чащи для обозначения женских гениталий. Есть немало ссылок в Ветхом Завете на кражу меда. Самсон снял пчелиные соты с мертвого льва и таким образом нарушил свою клятву назорея. Ионафан опустил конец своей палки в пчелиные соты и ел — тем самым нарушил приказ его отца Саула (см.: 1 Цар. 14:26—28). Нет ли и здесь намека на дрожь восторга от нарушения запретного? «Воды краденые сладки, и утаенный хлеб приятен» (Прит. 9:17).
Однако вряд ли это — суть описанного в данных стихах. То, что они делают, — это приятно для обоих, и мы не видим даже следа чувства вины. Они отдают себя полностью и бесстыдно друг другу в опьяняющей оргии любви.
Поощрение (5:1)
Последняя строка — это одобрение действий влюбленных. То, что они делают, — это хорошо, полезно и правильно. Это естественная физическая кульминация любви. Их самоотдача полностью оправдана и поддержана окружающими. Не может быть в их случае сдержанности, ограничений, но только полное наслаждение друг другом в экстазе любви. Они должны стать пьяными от любовных утех, они должны достичь физического и эмоционального апогея. Предпоследнее слово насыщайтесь может быть интерпретировано как «насыщайтесь интимными ласками». Слово возлюбленные — относится к самим влюбленным. Эти слова сказаны автором поэм. Он вступает на сцену, чтобы прокомментировать действия персонажей, которых он сам и создал. Это литературный прием для того, чтобы показать внешнее одобрение завершающейся интимной сцены. Мы не должны полагать, как делают некоторые, что зрители нарушили уединение влюбленных. Нелепо думать, что свадебные гости пришли внутрь свадебной палатки для того, чтобы убедиться, что брак завершился как должно. Это еще одна иллюстрация неуместности желания выявить сквозной сюжет в совокупности поэм.
Размышление над темами, затронутыми в 4:12 — 5:1
Настало время отвлечься от текущих комментариев текста и взглянуть на некоторые общие темы, поставленные великой библейской Книгой Песни Песней.
Целомудрие и девственность
Прежде всего, нам необходимо рассмотреть определение девушки как запертый сад, заключенный колодезь, запечатанный источник. Это указывает на целомудрие девушки. Она не была доступна другим. Она не имеет сексуального опыта — в том смысле, что она не занималась сексом с каким–нибудь парнем раньше. В современном западном обществе целомудрие не рассматривается как достоинство. Наоборот, оно осмеивается. На тех, кто не имеет сексуального опыта, как на парней, так и на девушек, смотрят сверху вниз с презрением или считают их достойными сожаления. Презрение возникает из–за чувства собственной вины или даже враждебности по отношению к тем, кто не поступает также безнравственно. Существует негласное предположение, что отсутствие сексуального опыта делает человека аутсайдером современного мира; что целомудренные в какой–то степени неполноценны; что они эмоциональные инвалиды, связанные устаревшими религиозными догмами.
Метафора, изображающая девушку как сад, орошаемый собственным источником, указывает на то, что она живая, плодородная, цветущая во всех смыслах. Она имеет свой внутренний источник, который является источником жизни. Она гама охранник своего сада и сама решает дать им воспользоваться или отказать. Когда муж и его жена становятся одной плотью (см.: Быт. 2:24), это означает много больше, чем просто физическая близость. Апостол Павел говорил так: «Или не знаете, что совокупляющийся с блудницею становится одно тело [с нею]? ибо сказано: два будут одна плоть» (1 Кор. 6:16). Поэтому интимный акт никогда не должен осуществляться вне контекста постоянных узаконенных Богом взаимоотношений между мужем и его женой, безусловно преданными друг другу. Автор Книги Екклесиаста говорит, что есть: «время обнимать, и время уклоняться от объятий» (Еккл. 3:5). Но как мы узнаем, что подходящее время наступило? У неженатых людей физическая сторона их отношений может доминировать. Сексуальные контакты начинают учащаться и выходят из–под контроля, появляется почти неотвратимое желание соития. Сексуальный инстинкт, присущий нам, так силен, что его необходимо твердо контролировать. Именно поэтому девушка умоляет дочерей Иерусалима не пробуждать любовь, доколе ей угодно (пока нет законной возможности для ее удовлетворения). Она боится, что не сможет контролировать себя. Поскольку, если огонь разжегся, его уже очень сложно погасить. Но, в рамках брака, пусть страсть горит без всяких ограничений.
Смех и наши тела
Для вступившей в брак пары интимный акт становится радостной кульминацией их любовных отношений. До этого влюбленные разговаривали, гуляли и развлекались вместе. Они держались за руки, обнимались, целовались и ласкали друг друга. И теперь, наконец, настал тот прекрасный момент, к которому они так долго стремились — объединение в единую плоть. Это акт, который будет повторяться вновь и вновь, подтверждая и консолидируя их растущие отношения. Возобновление сексуального союза — это и причина, и результат их возрастающей близости и взаимного привыкания во всех областях их совместной жизни. Первоначальное волнение от обнажения перед партнером неизбежно уменьшится со временем, но интеграция личностей через повторяющиеся соития будет увеличиваться.
Молодожены, попробовав сладость соития и восторг оргазма, могут решить, что они будут испытывать то же самое всегда. Но Эрос — капризный и причудливый бог, и чем скорее мы поймем это, тем лучше будет для нашего физического и эмоционального самочувствия. Мы можем, образно говоря, подкладывать дрова, но костер отчего–то не разгорается. Мы можем испытывать срочное желание, когда оно не может быть по каким–то причинам удовлетворено. Но если мы сможем посмеяться про себя над всеми этими причудами нашей интимной жизни, напряжение исчезнет. Чрезмерно трепетное отношение к сексу навязывается нам обществом, но нам не следует относиться к нему с преувеличенным благоговением. Шутки на тему секса могут и должны быть присущи нашему браку. Поскольку, когда мы вместе шутим, мы становимся ближе друг к другу. Обоюдный смех по столь деликатному поводу — это свидетельство глубоких и крепких взаимоотношений.
Любовники романа Д. Орвелла «1984» и герои Д. Лоуренс «Возлюбленный леди Чаттерли» так озабочены сексом, что перестали относиться друг другу как к личностям. Секс стал для них исключительно физическим актом, предназначенным для того, чтобы доставлять максимальное взаимное удовлетворение, которое можно оценить в баллах. Популярные современные сексопатологи действительно призывают нас вести протоколы и ставить оценки нашим успехам в интимной жизни. Но мы не запрограммированные роботы для вызывания оргазма. Мы не механические игрушки, которые сопят, дрожат и пускают струю, когда нажимают их соответствующие кнопки. Мы можем стараться «заниматься любовью» в соответствии, например, со с. 47 очередного «Руководства по интимной жизни», но половой акт — это нечто большее, чем механика. Он включает еще и всю сложную химию личностей партнеров. Мы, конечно, можем позаимствовать пару идей у экспертов, но, потом, кто же отправляется в постель с книгой?
Было правильно сказано, что старейшая шутка в мире — это то, что мы все имеем тела[8]. Сесть и поразмышлять над нашей формой передвижения, общения, усвоения и воспроизводства — это означает пригласить улыбку на уста. Мы все склонны думать, что могли бы быть лучше, и спрашиваем нашего Создателя: «Почему Ты сделал нас такими?». Конечно, такая реакция определяется нашей гордыней. Нам не нравится напоминание о нашей приземленности и том, что мы относимся к тварному миру. Но мы одновременно сотворены по образу Божьему. В каком еще одобрении нуждаются наши тела? Воплощение Христа и Его телесное воскрешение — это божественное подтверждение высокого статуса наших тел. Но мы говорим это не для того, чтобы возвести в абсолют нашу плоть. Скорее, чтобы помочь тем, кто презирает свою плоть. Святой Франциск Ассизский назвал свое тело «братом ослом». Осел является симпатичным, но и вредным животным, заслуживающим иногда палки, а иногда моркови[9]. На двойственность нашей природы иронично указывал Т. Ховард:
Что делают особи противоположного пола, имеющие высокомерное представление о себе как о высокоинтеллектуальных и духовных существах, когда остаются наедине? Думают? Размышляют? Нет, они снимают свои одежды. Хотят ли они объединить свои мозги? Нет, они действительно объединяются, но в месте, расположенном в противоположной стороне от их мозгов[10].
Любовные утехи не должны быть атакованы мыслями, что все это ниже нашего достоинства и что нам следует молиться, когда мы занимаемся любовью. Это ложная дихотомия, которая должна быть навеки запрещена. Мы не должны освящать природный акт мыслями о Боге, находясь в объятиях возлюбленного. Упругие ягодицы, эрекция фаллоса, вздохи, стоны и хихиканье — все это и так данный Богом порядок вещей.
Существуют люди, которые по причине неправильно понятой духовности презирают тело и все его проявления и испытывают отвращение при одной мысли о сексуальных отношениях. Это отвращение происходит от ложного мировосприятия древних греков, которые ценили интеллект и духовность больше, чем все связанное с телом. Великий Мартин Лютер написал: «Воспроизводство человечества — это слишком великое чудо и таинство. Если бы Бог проконсультировался со мной по этому поводу, я бы посоветовал Ему продолжить создание людей из глины». Сэр Т. Броун записал схожую мысль: «Я бы был удовлетворен тем, что мы могли бы размножаться, как деревья, или чтобы был какой–нибудь другой путь продления рода человеческого без тривиального и вульгарного соития». Он характеризовал половой акт следующим образом: «Самое глупое, что умный человек совершает во всей своей жизни». Леди Хиллингтон, британская аристократка викторианской эпохи, выразила свое отвращение к сексуальным поползновениям своего законного супруга такими словами: «Я счастлива теперь, что сэр Чарлз приходит в мою спальню реже, чем прежде. Я теперь терплю не больше двух его посещений в неделю, и когда я слышу его шаги за дверью, то ложусь на кровать, закрываю глаза, раздвигаю ноги и думаю о Великобритании».
Как следует нам реагировать на эти достойные жалости замечания и как нам наставлять тех, кто согласен с ними? Следовало бы растолковать соответствующую библейскую доктрину о совершенстве творения, с акцентом на благодарность за все добрые дары от Создателя. Следовало бы прояснить многие популярные заблуждения в отношении учения апостола Павла относительно тела и его использования термина плоть. Все это можно сделать на теоретическом уровне. На персональном уровне — различные фобии, препятствующие наслаждению сексом, а именно: страх, который рождает память о плохом опыте в прошлом; страх недоверия; страх быть обиженным или использованным корыстно; страх перед манипуляциями собой; страх подпустить другого слишком близко как физически, так и психологически; страх быть осмеянным; страх провала — должны восприниматься очень осторожно. Когда с закомплексованными людьми обращаются мягко, тогда путь может быть открыт для интимной любви — того, что намного больше обычных супружеских обязанностей, и является неподражаемым праздником радостного единения, союзом, который воспела Книга Песни Песней. Истинная любовь — это приключение и, как каждое приключение, она включает риск, а это, в свою очередь, требует храбрости, чтобы преодолеть страхи и заторможенность. Когда все воспринимается реалистично, тогда огромная радость стучится в наши сердца.
Отсрочка и отец Августин
Западная церковь долгое время считала сексуальные отношения постыдными. Это сложная тема, требующая осторожного подхода, и мы можем здесь только наметить пути ее рассмотрения. Во–первых, мы можем быть уверены, что сексуальность (как мужская, так и женская) присуща человеку как неотъемлемая часть всего Божьего плана творения, по поводу которого Создатель произнес: «Хорошо весьма». Это хорошо весьма относится и к способу воспроизводства человечества. Грехопадение человека, проявившееся в его неподчинении своему Создателю, в его желании быть как Бог и никому не подчиняться, повлияло на все сферы его жизни. Его духовные глаза ослепли, его воля стала извращенной, образ Бога в нем был исковеркан, окружающая среда стала враждебной, его сексуальный инстинкт обернулся похотью. Люди, которые были обнажены в раю и не испытывали из–за этого стыда, теперь осознали свою наготу и прикрылись фиговыми листьями. Грех непослушания привел к тому, что они стали стыдиться собственного тела. Нагота стала ассоциироваться в их сознании с уязвимостью, беззащитностью. Но почему именно гениталии стали позорными частями тела, а не глаза, которые смотрели на запретное дерево с огромным желанием? Или их сердца, которые решили презреть запрет Бога? Или их руки, которые сорвали запретный плод? Возможно, стыд сфокусирован на тех частях тел, которые фундаментально различают мужчину и женщину. Гениталии напоминают о том, что первоначально люди были счастливы вместе, а теперь грех разделил их. Преднамеренный грех забвения тварного статуса человека, зависимого от Создателя, проявился в разрушении отношений дополнения друг друга на сексуальном уровне. Стыд возник из осознания наготы, то есть именно того состояния, в котором они дополняли друг друга в раю.
Большинство церквей сегодня все еще придерживаются наследства средневековой Церкви, которая, в свою очередь, унаследовала платонический взгляд на тело. В соответствии с ним, к высшему уровню природы человека относятся его разум и интеллект. А его тело управляется низменными инстинктами. Даже великий богослов ранней Церкви, отец Августин, был до некоторой степени подвержен влиянию этого греческого дуалистического взгляда на человека. Он долго и тяжело разрешал богословские проблемы, связанные с сексуальностью и первородным грехом. Было бы глупо пытаться коротко суммировать его идеи, но, поскольку мы наследовали многое из того, что он сделал, некоторая попытка должна быть предпринята. В соответствии с мнением Августина, в сексе, конечно, нет ничего дурного. Он — часть порядка, созданного Богом. Адам и Ева были сотворены как существа сексуальные. Существование человечества зависело от секса, и Августин понимал, что зачатие не могло иметь места без предшествующей ему похоти и желания. Но Августин считал также, что сексуальное желание, как необходимая физиологическая предпосылка для соития, не контролируется разумом, интеллектом и волей и поэтому грешно. Таким образом, никакая интимная близость не обходится без греха. Соитию предшествует похоть (грех), но в результате достигается хороший результат, а именно зачатие детей и продление рода человеческого. По Августину, соитие просто для удовольствия — это потворство похоти и непростительный грех. Августин был мало осведомлен о физиологии человека, поэтому, размышляя о природе сексуальной жизни Адама и Евы перед грехопадением, он пришел к выводу, что каким–то образом они занимались любовью без похоти, когда разум полностью контролировал плоть. Однако, вместо того чтобы посетовать на незнание Августином современных достижений физиологии, лучше будет сказать о том, что он извратил библейскую доктрину Бога Творца.
Итак, Августин утверждал, что первородный грех распространяется через соитие. Хотя мы согласны с ним, что человечество инфицировано первородным грехом, мы никак не можем согласиться, что этот грех передается половым путем. Иначе сущность греха становится не духовной, а скорее физиологической. Кроме того, Августин поддерживал греческое деление человека на высшие и низшие разделы. Но это абсолютно противоречит антропологии Ветхого Завета, которая описывает человека целостно, а не анализирует его по частям. Человек — это скорее оживленное тело, чем инкапсулированная душа. Это означает, что его инстинкты, аппетиты, желания и эмоции — все это должно рассматриваться как неотъемлемая часть его телесного земного существования. Конечно, на его природу воздействовал первородный грех, но нет у человека высокого и низкого разделов, которые находятся в фундаментальном духовном противоречии друг с другом.
Секс и таинство
Некоторые люди трактуют половой акт как некоторое таинство. Трудно рассуждать об этом, поскольку неточное использование терминов может легко привести к конфузу. Разговор о соитии как о таинстве требует высокого профессионализма и ясности определений. Приверженцы такой точки зрения полагают, что половой акт является, или должен быть, чем–то большим, чем простым физическим совокуплением. Конечно, половой акт может дегенерировать в нечто совершенно механическое, и примером тому является очень распространенное в современном мире занятие проституцией. Но единая плоть должна означать больше, чем обычный физиологический акт, такой, как, например, поглощение пищи. Помимо физиологии в нем присутствует взаимодействие партнеров на психологическом и эмоциональном уровне. Оба участника полового акта, хотя и сохраняют свою идентичность, в то же время как бы стремятся быть вне себя и слиться с партнером. Это отвержение себя, чтобы раствориться в другом, это мистическое создание нового целого, которое находится вне совокупляющихся тел. Такое самоотвержение в любви видится некоторыми людьми как религиозный акт и мистический поиск души путей соединения с Самим Богом.
Однако не стоит думать, что половой акт в любом смысле священный. Это очень естественный акт, который не нуждается в духовных параллелях. Стремление найти более глубокое духовное значение в половом акте может возникнуть из чувства отвращения к нашей физической природе и естественному репродуктивному процессу.
Язык секса
Язык, используемый для описания всего, что связано с интимной жизнью человека, очень разнообразный: от грубого и вульгарного слова из трех букв до разнообразного сленга, медицинских терминов, поэтических метафор. Стимуляция таким языком желаний и мысленных образов зависит не только от степени его откровенности. Откровенный язык может вызвать шок или отвращение. С другой стороны, метафоры могут иметь более тонкую силу соблазна. Границу между эротическим чувственным языком и прекрасными поэтическими метафорами иногда провести довольно трудно, поскольку порнография может быть легко замаскирована под видом высоко–классной литературы. То, что воспринимается нормально одними, может быть недопустимым для других. Мы видели, что библейские метафоры достаточно сдержанные (входить, проникать в сад, есть сотовый мед, пить вино и молоко, собирать мирр и пряности), и мы были втянуты в их орбиту без возбуждения. Лоуренс в своей книге «Любовник леди Чаттерлей» намного более соблазнителен в своих описаниях эротических сцен. Еще более откровенно описание любовных утех у Чосера, распутный герой которого «колол поглубже и посильнее». Высокая литературная репутация автора не обязательно означает, что он не рискнет временами шокировать чувства людей пожилого возраста или что он сам не пренебрегает моральными нормами, которые являются универсальными для любого возраста.
Но наши мысли блуждают слишком далеко от Песни Песней. Мы оставили наших возлюбленных наслаждаться счастьем супружеской постели. Но они не могут оставаться в постели вечно, и новый сценарий появляется в следующем цикле стихов Песни Песней.
[1] J. Milton, Paradise Lost, Book 4, line 304.
[2] L. Waterman (Journal of Biblical Literature, xliv, 1925), p. 179.
[3] Е. Burke, The Sublime and the Beautiful (Introduction, 1756).
[4] A. Pope, An Essay in Criticism, 11 (1711).
[5] Plotinus, Enneads (250 ad).
[6] P. Shelley, The Witch of Atlas.
[7] Fox, p. 134.
[8] С. S. Lewis, The Four Loves, p. 94.
[9] Ibid., p. 93.
[10] Т. Howard, Hallowed be this house (Harold Shaw, 1979), pp. 115fT.; quoted by G. Lloyd Carr, The Song of Solomon, p. 35.
Гледхил, Том, Послание Книги Песни Песней: Пер. с англ. — СПб.: Мирт, 2010. — 254 с. — (Серия «Библия говорит сегодня»). ISBN 978–5–88869–259–2.
Tom Gledhil The Message of The Song of Songs
Аннотация
Непревзойденным поэтическим языком Книга Песни Песней исследует широкий спектр эмоций, которые предназначено пережить влюбленным. Эта книга — мощное утверждение любви и преданности, что актуально для современного общества с его коммерциализацией секса и отсутствием постоянства во взаимоотношениях.
На английском языке книга впервые была издана издательством Inter–Varsity Press, Leicester, United Kingdom, которое является подразделением Международного сообщества студентов–христиан (IFES), объединяющего группы верующих студентов более чем из ста стран мира.
О Книге
Книга Песни Песней уникальна по своему литературному жанру. Она одновременно и прекрасна, и загадочна. Ключ к разгадке Песни Песней давно утерян. Как же понять ее? В течение веков книга порождала огромное количество толкований. Автор Том Гледхилл предлагает взглянуть на Книгу Песни Песней преимущественно как на литературное произведение, в котором дано поэтическое описание земной любви.
Автор книги считает, что красота и интимная жизнь должны радовать. Они не самоцель, а скорее путь в другой мир, другие измерения, которые только изредка и неясно вырисовываются перед нами. Бог дал любовь мужчинам и женщинам как образ Своей любви к Своему народу. Том Гледхилл предлагает деликатно, не оскорбив ваших чувств, провести вас по страницам этой книги и сделать чтение толкования приятным.
Автор затрагивает множество тем в своей книге:
* неотложное желание близости;
* страх потерять возлюбленного;
* радость интимных встреч;
* восхваление и наслаждение физической красотой;
* горечь разлуки;
* желание публичного одобрения своей любви;
* область человеческих отношений;
* взаимоотношения между Богом и Его народом.
Эта книга — мощное утверждение любви и преданности, что актуально для современного общества с его коммерциализацией секса и отсутствием постоянства во взаимоотношениях.
Предисловие автора
Желание наслаждаться физической красотой противоположного пола, стремление к надежным интимным отношениям и удовлетворению любовной страсти являются неотъемлемой частью нашей природы. Книга Песни Песней говорит с нами об этих сторонах нашей природы. Прекрасным поэтическим языком в книге описаны те яркие эмоции, которые испытывают юные влюбленные. От мучительного желания близости до экстаза слияния, от горечи разлуки до блаженства встречи, от кокетства до самозабвенной любви — обо всех отливах и приливах развивающихся любовных отношений. Таким образом, Песни Песней — это яркое библейское утверждение земной любви, преданности и сексуальности. Язык книги подчас весьма замысловат. Интимная жизнь отражается в ней иногда деликатно, а иногда довольно прямолинейно. Несмотря на то что многие метафоры могут, на первый взгляд, казаться странными и даже вызывать улыбку, мы найдем здесь незабываемые описания ухаживания и романтической любви.
Книга Песни Песней уникальна по своему литературному жанру. В Ветхом Завете — это единственный пример любовной поэмы. Она одновременно и прекрасна, и загадочна. Ключ к ее разгадке давно утерян. Как же понять ее? В течение веков книга порождала огромное количество толкований. Многие из них весьма причудливы из–за попыток толкователей найти иной смысл в явно сексуальных сценах. Я предлагаю вам взглянуть на Книгу Песни Песней преимущественно как на литературное произведение, в котором дано поэтическое описание земной любви. Такой подход может показаться кому–то однобоким. Но я призываю к терпению, надеясь, что многое может быть понято даже благодаря такому подходу. Нам придется обсуждать сексуальное поведение героев книги. Это весьма деликатное дело. Но я надеюсь, что смогу, не оскорбив ваших чувств, провести вас по страницам этой книги и сделать чтение толкования приятным.
Хотя Книга Песни Песней и является единственным примером любовной поэмы в Ветхом Завете, мы не найдем в ней всего спектра библейских рассуждений о любовных отношениях. Поэтому моя работа будет знакомить вас с другими библейскими текстами, имеющими отношение к темам, затронутым в Песни Песней, а именно к вопросам нашей природы, нравственности, предназначения, влияния на нас культурной среды.
Интимная любовь и страсть никогда не смогут полностью насытить человека. Они не могут стать центром нашей жизни, но являются лишь отблесками другого мира и других измерений, воспринимаемых человеком изредка и весьма туманно. Однако сексуальность является очень важной частью нашей жизни, и разговор на эту тему требует огромной деликатности. Надеюсь, что воздушные змеи моих идей привязаны к тексту достаточно крепкими нитями, чтобы не позволить мне необоснованных толкований и туманных аллегорий.
Мы живем в эпоху, когда средства массовой информации способствуют беспрецедентной эксплуатации эротики. Реклама, телевидение, видео и книги, насыщенные эротическим содержанием, стали допустимым и приемлемым для нашего общества явлением. Любовь трансформируется в похоть, а свобода — во вседозволенность. Желание немедленного сексуального удовлетворения становится нормой. Постоянство во взаимоотношениях уходит в прошлое, и как результат — разрушенные семьи, неженатые отцы и незамужние матери и, наконец, — СПИД. Современный христианин обязан дать обществу пример христианского брака, пример наслаждения близостью в стабильных супружеских отношениях. Нужно особо отметить, что мнение о греховности интимной жизни есть искажение христианской морали. Поэт–агностик Свинбурн дал в своих стихах чудовищную карикатуру на библейское учение:
Ты победил, о, Галилеянин,
И мир стал серым.
Читал ли он когда–нибудь Книгу Песни Песней с ее любовными восторгами, описаниями ласк и поцелуев? Мир Песни Песней никак нельзя назвать серым.
Итак, я надеюсь, что данное толкование выполнит общую для всей серии библейских комментариев задачу и позволит библейскому тексту говорить с нами ясно, актуально и властно. Те же, кто хотел бы с первых шагов получить общее представление о книге, могут сделать это, прочитав введение, в котором формулируется мой подход, дается краткий обзор других интерпретаций и иная полезная информация.
Я с благодарностью признаю влияние трудов М. Фокса, Ф. Лэнди и П. Трайбла, многие идеи которых нашли отражение в моем толковании книги.
Хочу выразить также глубокую благодарность редактору серии А. Мотиеру, чьи зоркие глаза спасли мою книгу от многих словесных казусов и чьи замечания помогли мне сделать комментарии более обоснованными. Считаю великодушным с его стороны одобрить публикацию моей работы, проигрывающей в сравнении с более научными, которыми пользуется он.
Том Гледхилл
Посвящается с любовью Сирене
Введение
1. Книга Песни Песней с точки зрения поэзии
Мы начали разговор с замечания о том, что Книга Песни Песней является литературным произведением. Точнее, это поэтический гимн любви, красоте и интимной близости. Книга Песни Песней занимала важное место в культуре древнего Израиля. Ее гимны исполняли во время праздников урожая, ими сопровождались танцы на деревенских свадьбах, их использовали во время царских увеселений в Иерусалиме и семейных застолий.
Помня об этом, не следует удивляться некоторым особенностям структуры текста Песни Песней. Ей свойственна цикличность. В книге неоднократно повторяются одни и те же темы. Например, повторяются две одинаковые любовные фантазии (см.: 3:1–5 и 5:2—8). Повторяется обращение к дочерям Иерусалима (2:7; 3:5; 5:8; 8:4). Значительное количество слов и выражений повторяется дословно или почти дословно в различных разделах книги. Например: цветение (2:12; 6:11; 7:13); шея, как столп (4:4; 7:5); грудь, как две серны (4:5; 7:4); глаза голубиные (1:14; 4:1); пасущий среди лилий (2:16; 4:5; 6:3); день, дышащий прохладой, и убегающие тени (2:17; 4:6); стеречь виноградник (1:5; 8:11); гора мирровая (4:6; 8:14) и многое другое. Похожи описания сцен близости (2:6; 3:4; 4:6; 5:1; 7:13 и 8:3).
Задумываясь над значением цикличности повторяющихся тем Песни Песней, обнаруживаем, что таким образом книга становится не просто разговором с нами, но и о нас. Она стимулирует наше воображение, и мы начинаем идентифицировать себя с молодыми людьми в их увлекательном любовном путешествии. При этом в тексте встречаются метафоры, непривычные для нашего слуха. Это нарушает ровное течение любовных фантазий, в которые вовлечены читатели. Приведу несколько примеров: «волосы твои — как стадо коз, сходящих с горы Галаадской» (4:1) или «зубы твои — как стадо выстриженных овец, выходящих из купальни» (4:2). Пережив состояние шока от столь непривычных для нас образов, мы стараемся понять, что подразумевают эти метафоры, и осмысление их облегчит нам пересказ книги. Пересказ (парафраз) является достаточно вольным переводом текста для передачи общего смысла и атмосферы поэмы. Если смысл первоначального текста абсолютно прозрачен, я привожу буквальный перевод. Там, где смысл метафор требует расшифровки, я использую парафраз текста.
Книга Песни Песней содержит огромное количество слов, которые нигде далее в Ветхом Завете не встречаются или имеют другой смысл. В известном комментарии Песни Песней Д. Карра подробно рассматриваются эти проблемы[1]. Буквальный перевод древних текстов часто невозможен. Много неопределенностей остается в описании одежды, украшений, в названиях частей тела и растений. Девушка ли подразумевается в оригинале под словом лилия или крокус (2:1)? Ее возлюбленный сравнивается с яблоней или абрикосовым деревом (2:3)? Идет ли речь о руках или о пальцах возлюбленного, названных кругляками (5:14)? И какая конкретно часть тела (в том же стихе) названа полированной слоновой костью (AV; в русской синодальной Библии — «живот». — Примеч. пер.)? Приходится быть очень осторожным в буквальности перевода, поскольку, стремясь к ботанической или анатомической точности, мы можем использовать слово, которое прервет музыкальное течение поэмы и разрушит поэтическую атмосферу книги. Точные научные эквиваленты слов не всегда создают нужное впечатление.
Большая часть силы древнееврейского языка потеряна в переводе, особенно там, где встречается игра слов. Ее действительно невозможно передать на другом языке, поэтому, когда в оригинале встречалась игра слов, я комментировал ее. Буквальный перевод помогает продемонстрировать особенности оригинального текста, в частности, различать разнообразные литературные приемы, такие, как хиазм (перевернутая последовательность слов в параллельных строках), специфические смысловые акценты, которые присутствуют в древнееврейском языке. Толкование книги было выполнено на основе Нового международного перевода Библии (NIV), и сравнение его с буквальным переводом показывает, где NIV сам является парафразом, поскольку сглаживает трудности древнееврейского языка.
Взгляд на Книгу Песни Песней как на литературное произведение приводит нас к необходимости рассмотреть ряд вопросов литературно–художественного характера. Например, мы должны выяснить, как в книге используются метафоры, в чем заключается роль «дочерей Иерусалима», являются ли такие персонажи, как царь и пастух, историческими или они — литературная фантазия? В чем своеобразие авторского языка? Использованы ли здесь слова в прямом значении, или для усиления эмоционального воздействия в них вкладывается некий поэтический смысл?
Есть две предпосылки, из которых мы исходим в данном исследовании текста. Во–первых, мы должны сразу осознать, что двое влюбленных являются литературными образами, у них нет никаких реальных прототипов. Мы совсем ничего не знаем о них, да в этом и нет необходимости. Важно то, что они чувствуют друг к другу. Это не реальные люди, участвующие в реальной жизненной драме в конкретных условиях. Мы ничего не знаем о том, из каких социальных слоев они происходят, каков уровень их интеллектуального и эмоционального развития. Нам ничего не известно об их личностных качествах. Молчаливы и застенчивы ли они, как подобает интровертам, или это шумные экстраверты? Городские они жители или бесхитростные селяне? Но зато мы знаем, как они реагировали друг на друга и что их поведение типично для всех влюбленных мужчин и женщин. В этом смысле они — реальные образы из плоти и крови, страстно любящие друг друга.
Во–вторых, мы исходим из того, что в этой библейской книге нет сквозного сюжета. Я не верю, что в книге рассказывается история с драматическим развитием событий, преодолением препятствий и счастливым финалом. Большинство комментаторов попусту тратят время и силы, стараясь найти сюжет, объединяющий все части книги. Такой сюжет не что иное, как искусственный стержень, на который нанизывают мало связанные между собой поэмы, составляющие книгу. Как только этот «стержень» найден, толкование отдельных частей осуществляется таким образом, чтобы сделанные выводы вписывались в сюжетную линию.
Сказанное не означает, что такие вопросы, как роль исторического персонажа — царя Соломона, время написания книги, ее авторство, структура текста и другие, могут быть просто отложены в сторону.
2. Роль царя Соломона
Вопросы, касающиеся роли царя Соломона в Книге Песни Песней, времени ее создания, авторства и структуры текста, неразрывно связаны между собой. Ответ, который мы даем на любой из них, будет обязательно влиять на направление поисков и других ответов на другие вопросы.
Царь Соломон упомянут в Книге Песни Песней семь раз: в названии, где поэма приписывается царю; в ст. 1:4 упоминаются гобелены или занавеси царя; в ст. 3:7,9,11 есть ссылки на царские носилки (одр); в ст. 8:11,12 упоминается царь Соломон как владелец виноградника. Слово «царь» упомянуто в ст. 1:3,11 и 7:6.
Заголовок книги переводится: «Книга Песни Песней, которые принадлежат Соломону». Я допускаю, что неизвестный редактор приписал авторство царю Соломону. Скорее всего, она пришла из более ранней народной традиции, чем принято считать, и была собственностью верующих Израиля. А в народном сознании периода расцвета культуры Израиля кто более подходил для роли автора такой книги?
Упоминание занавесей царя Соломона в ст. 1:4 не может служить доказательством того, что девушка действительно находилась во дворце. Дворец царя Соломона был хорошо известен своим роскошным убранством. Царица Савская прибыла издалека, чтобы полюбоваться его красотой. Но занавеси царя Соломона в данном контексте могут являться тем же, что и «мебель королевы Анны» — названием определенного стиля, а не утверждением принадлежности.
Упоминание слова «царь» в 1:3,12 и 7:6 может быть просто литературным приемом и не иметь отношения к историческому царю Соломону. Возлюбленный мог быть одновременно и «царем», и «пастухом». Обе эти роли дают возможность проиллюстрировать различные аспекты его личности и поведения. В глазах своей возлюбленной он имеет высокий статус и царское достоинство. Конечно, два образа кажутся несовместимыми, если мы воспринимаем их буквально, но если мы воспринимаем их как литературный прием, то проблемы исчезают.
Ссылка на царские носилки и свадьбу (3:7–11) рассматривалась в ходе многих дискуссий. Некоторые считают, что имеется в виду свадьба между главными героями книги — царем Соломоном и египетской принцессой, дочерью фараона (3 Цар. 3:1). Другие говорят, что в действительности не было никакой свадьбы. Те, кто придерживается гипотезы о пастухе, интерпретируют эту сцену как похищение Соломоном девы Суламиты в свой гарем в Иерусалиме.
Мы в своем толковании исходим из того, что двое молодых влюбленных наслаждаются блеском и великолепием своей собственной свадьбы. В основу этих стихов, возможно, легла песня, составленная в честь одной из реальных царских свадеб, а затем она стала неотъемлемой частью национальной музыкальной культуры и исполнялась на каждой свадьбе, как, например, традиционно исполняется на современных британских свадьбах «Токката» Видора (или «Марш Мендельсона» в России. — Примеч. ред.).
Царь Соломон в ст. 8:11,12 представлен как хозяин, имеющий огромное состояние. Он мог получить все, что хотел. Однако он не мог купить любовь. Я воспринимаю эти стихи таким образом: царь Соломон представляет здесь тех мужчин, которые думают, что любую женщину можно купить за деньги.
Уверен, что в Книге Песни Песней речь идет о влюбленных мужчине и женщине, и эта поэма не имеет отношения к царю Соломону.
Вопрос о времени написания книги тесно связан с последним предположением. Нет оснований полагать, что книга была создана в X в. до н. э. Лингвистические исследования, направленные на установление времени написания книги, дают очень сложные и неоднозначные результаты. Относятся ли присутствующие в тексте языковые формы к арамейскому языку, что свидетельствует о более поздней дате написания, когда этот язык становится общим языком Израиля? Или они представляют собой североизраильский диалект? А может быть, они отражают некий додревнееврейский язык, что доказывается сравнительным анализом оригинала Песни с языками древнего Угарита (ок. 1200 г. до н. э.)?
Другой вопрос, который ставит перед нами Книга Песни Песней: не является ли книга собранием первоначально независимых поэтических фрагментов, относящихся к различным периодам времени? Тогда нужно делать различие между датой окончательного редактирования и датами создания каждого фрагмента. Однако дебаты по этому поводу еще не завершены, а на страницах этой работы мы не можем участвовать в них. Можно только сказать, что большинство исследователей помещают время создания Песни Песней где–то между V и III в. до н. э. Но эта проблема для нашего толкования не существенна.
3. Гипотеза о пастухе
Гипотеза о пастухе предполагает три главных персонажа: царя Соломона, сельского пастуха и молодую девушку — Суламиту. Девушка и молодой пастух влюблены друг в друга. Царь Соломон разными способами старается добиться ее привязанности, но не преуспевает в этом. Таким образом, мы имеем классический любовный треугольник, а не просто любовь между юношей и девушкой. Девушка постоянно отражает атаки царя Соломона, так что, в конце концов, он отказывается от нее. Таким образом, в книге изображается торжество истинной любви над искушением богатством. Власть и привилегии не могут вбить клин между простыми влюбленными молодыми людьми.
Существует множество слегка отличающихся версий этой гипотезы, в которых большинство монологов девушки рассматриваются как ее мечты. Чтобы детальнее познакомиться с данной гипотезой, смотрите аннотацию к Усиленной Библии (3–й том), где определяются все персонажи и места действий. Авторы Нового комментария к Библии также придерживаются того мнения, что гипотеза о пастухе — это самая подходящая парадигма для интерпретации Книги Песни Песней.
Приверженцы данной гипотезы представляют сюжет следующим образом. Первоначальная сцена (1:1 — 2:7) происходит в апартаментах царского дворца, где множество прекрасных наложниц царя Соломона ожидают его прихода, когда он выберет одну из них на ночь. Суламита — одна из них. Она была насильно захвачена самим царем или его слугами, когда он ездил в провинцию. Ст. 1:4 иногда трактуется как хор гарема или выражение тоски Суламиты по ее возлюбленному. Девушка озабочена своей темной, обожженной солнцем кожей, контрастирующей с кожей других обитательниц гарема, и защищается от их враждебных взглядов. В слезах она вопрошает (1:6), где ее возлюбленный, и гарем невольниц довольно резко предлагает ей выйти и поискать его самой. Она чувствует себя птицей, посаженной в золотую клетку. Царь входит, замечает новую наложницу и восхваляет ее красоту (1:9). Когда царь удаляется к накрытому столу (1:11), девушка мечтает о встрече со своим возлюбленным на лесной поляне и просит (2:7) остальных наложниц не отвлекать ее от этой мечты. Она рассказывает (2:10) о том, как ее возлюбленный пришел к ней и позвал с собой. Она просит его возвратиться опять в конце дня (2:17), то есть она не ушла с ним сразу. Когда же он не вернулся, она стала беспокоиться, волноваться и темной ночью вышла искать его (3:1—4).
Каким–то образом девушка смогла уйти из города и вернуться домой. Возможно, царь Соломон сам отослал ее назад. Но он никогда не сдавался. В ст. 3:6–11 описано его появление в блеске и великолепии в ее сельском доме. Он прибыл туда на своих царских носилках, пытался завоевать ее любовь, восхваляя ее красоту. Но свадьбы не получилось. Девушка слышит призыв своего пастуха–возлюбленного (4:8 — 5:1), просящего ее опасаться соблазнительных речей царя. Ситуация не терпит отлагательств, и он не тратит времени на приветствие или восхваление ее. Она же мечтает о его восторгах (4:9–15) и завершении их любви в браке. Суламита сообщает гарему волнующий сон (5:2–8), который она видела после их издевательских вопросов. Она рассказывает его (5:10–16). Появляется царь (6:4) и превозносит ее до небес, говоря, что даже царицы и наложницы восхищаются ею. Дева прерывает восхваления и рассказывает, как она была похищена и увезена в гарем (6:11,12).
Царский гарем скучает без нее, и наложницы просят ее возвратиться, чтобы они могли наслаждаться ее красотой. (Вдруг изменилось отношение к ней наложниц.) Царь опять восхваляет ее (7:1–9), но она вновь отвергает его ухаживания.
Ст. 7:10 — это новое подтверждение ее любви к молодому пастуху. Царь Соломон понимает, что его настойчивость ни к чему не привела, и позволяет ей уйти. Она призывает своего возлюбленного (7:11) и ждет его, мечтая о свидании. Дальше (8:5) описывается ее возвращение в деревню, она идет под руку со своим возлюбленным. Девушка (8:8) вспоминает время, когда была маленькой и брат обсуждал с ней ее будущее. Потом (8:11,12) рассказывается о финальном отказе, который дает царю Соломону Суламита в присутствии своего возлюбленного, семьи и друзей. Молодой пастух говорит (8:13): «Жительница садов! товарищи внимают голосу твоему, дай и мне послушать его». В ответ девушка призывает своего возлюбленного побыстрее забрать ее в их дом на склоне гор.
По–поводу этой гипотезы необходимо сделать несколько замечаний. Во–первых, если интерпретатор определил для царя Соломона роль злодея, постоянно домогающегося неопытной девушки, то трудно согласиться, что автором книги является сам Соломон. Во–вторых, никогда в литературе древнего Ближнего Востока не встречаются примеры любовных треугольников. Такое толкование требует слишком большой изобретательности и слишком мудреных сценариев. Например, пастух приходит во дворец и шепчется с Суламитой через зарешеченное окно, ведущее в гарем. Возможно ли такое? Более серьезное возражение состоит в том, что эта гипотеза требует разрыва смысловой целостности диалогов. Например, отрывок 1:9–11 интерпретируется как грубые комплименты чувственного льстеца, а 1:13,14 воспринимается уже как искренние комплименты девушки своему возлюбленному, хотя царь Соломон присутствует при этом. Более естественно предположить, что в этих стихах двое влюбленных восхваляют друг друга при встрече.
По моему мнению, гипотеза, предполагающая настойчивое домогательство царя Соломона, полностью неубедительна. Книга Песни Песней — это цикл поэм древнееврейской любовной лирики, которые не могут быть объединены сквозным сюжетом.
4. Мораль Книги Песни Песней
Главная тема Песни Песней — страстная любовь. Влюбленные не только воспевают красоту друг друга, они также демонстрируют свою любовь: целуются, ласкают друг друга, обнимаются; они вместе проводят ночи, они воплощают свою любовь в полном физическом союзе. Это явно выраженное сексуальное поведение героев является камнем преткновения и источником смущения для многих читателей и комментаторов.
Итак, как мы с этим справимся? Возможно, лучше всего воспринимать книгу в контексте свадебной любовной лирики. По мнению пророка Иеремии (Иер. 33:11), любовная лирика («голос радости и голос веселья, голос жениха и голос невесты»,) была частью торжеств в Древнем Израиле. Атмосферу радости и счастья на свадьбах создавало исполнение песен, в которых рассказывалось о сексуальном поведении жениха и невесты. На свадьбах, где вино текло рекой, было допустимо говорить и петь об интимной жизни счастливой пары. Но не следует полагать, что Песнь Песней — непристойная или вульгарная книга. В ней с помощью поэтических метафор и намеков описываются естественные, Богом данные радости любви во всей их полноте. Любви, которую не надо прятать, как будто в ней есть что–то тайное и постыдное.
Однако у нас возникают некоторые вопросы. На какой стадии взаимоотношений находились влюбленные? Пересекали ли они нравственные границы? Чтобы связать книгу с контекстом жизни древнееврейского общества, можно предположить, что влюбленные обручены. Обручение в Древнем мире очень отличалось от современного обручения. Оно было актом, после которого нельзя было изменить решение вступить в брак. Будущее обрученной пары было безвозвратно решено. Когда все переговоры между семьями влюбленных завершались и плата за невесту была получена, пары считались официально обрученными. Все, что им оставалось сделать, — это сыграть свадьбу и вступить в брачные отношения. В соответствии с законом, приведенным во Второзаконии, обрученный мужчина даже освобождался от военной службы, чтобы смерть на поле брани не помешала союзу (см.: Втор. 20:7; 24:5). Порой случалось, что мужчина и женщина никогда прежде не встречались до помолвки (см.: Быт. 24). В таком случае вначале их взаимоотношения были прохладными. Но пылкая романтическая любовь могла расцвести даже в древнем израильском обществе. Так что справедливо рассматривать Книгу Песни Песней как исследование любви обрученной пары, любви, завершающейся свадьбой и физической близостью (см.: 5:1). Современное общество предоставляет намного больше возможностей для развития взаимоотношений молодых людей. Они имеют гораздо больше свободы общения, что требует от них большей ответственности перед лицом сильных искушений.
Интерпретаторам Песни Песней трудно определить последовательность развития отношений молодых людей. Если мы хотим относиться к Песни Песней как к наставлению по ухаживанию, ведущему к браку, то нам придется реорганизовать весь ее текст, чтобы такая последовательность появилась. На самом же деле весь процесс ухаживания с сопутствующими этому эмоциями изображен в книге не в виде плавного течения реки, а наподобие морских приливов и отливов.
Романтические отношения часто начинаются с того, что, привлеченные физической красотой партнера, мы начинаем понемногу распознавать в нем родственную нам душу. Первоначальная привязанность может расцвести по мере того, как пары делают застенчивые, пробные попытки узнать друг друга получше. Со временем, а иногда очень быстро, партнеры начинают понимать, что между ними что–то происходит. Они хотят проводить все больше и больше времени в обществе друг друга. Как только возможность совместного будущего становится определеннее, их мысли и желания прогрессируют в направлении большего физического выражения их взаимной любви. От первого пожатия рук и робкого поцелуя в щеку взаимоотношения развиваются в направлении увеличения физических контактов — к объятиям и ласкам и более интимным поцелуям. Вопрос в том, как убедиться, что степень физической близости на данной стадии взаимоотношений соответствует скорости продвижения к браку? Поскольку святость брака должна быть сохранена любой ценой, полный сексуальный контакт должен быть зарезервирован только для него.
В Песни Песней изображены различные сцены интимной близости влюбленных. Одни очень страстные, другие более спокойные. Кульминация их любви отображена в свадебном цикле. Но мы все знаем, что путь истинной любви никогда не бывает гладким, и наши влюбленные также испытывают боль разлуки, страх потерять друг друга, переживают небольшие недоразумения, вырастающие порой до немыслимых размеров, неуверенность в партнере, ссоры — все, что присуще взаимоотношениям. Однако на смену непогоде приходит солнечный день, слезы сменяются смехом, душевные раны — радостным катарсисом примирения. Так что мы должны взглянуть на Книгу Песни Песней как на рассказ о радостях и горестях молодой пары в их движении к браку. Однако не стоит на основе одной этой книги создавать доктрину о сексуальном поведении, поскольку она написана в уникальном для Ветхого Завета литературном жанре. Для создания подобной доктрины должен быть использован более широкий исторический, нравственный и богословский контекст всей Библии. Книга не должна восприниматься как учение о сексуальных взаимоотношениях, подобно тому, что неверно представлять Книгу Екклесиаста как учебник о природе Бога. Если мы обратимся к более широкому библейскому контексту, то увидим, что древние евреи придерживались очень твердых моральных правил: добрачные отношения были строго запрещены; если же из–за человеческой слабости добрачная связь все же случалась, партнеры были обязаны пожениться, и мужчина был обязан заплатить выкуп отцу жены (см.: Исх. 22:16). Прелюбодеяние рассматривалось как более серьезный проступок, поскольку с ним связано разрушение уже установленных взаимоотношений, и совершившим прелюбодеяние угрожало наказание смертью (см.: Лев. 20:10). Христианская мораль придерживается в этом еще более строгих норм, поскольку запрещает не только прелюбодеяние. В соответствии с христианской моралью, даже внутренняя жизнь человека подотчетна Богу (см.: Мф. 5:28). Так что у нас нет права презирать моральный кодекс древних людей, заключивших с Богом завет. Но, сказав это, мы должны также помнить, что Книга Песни Песней не свод моральных установлений общества. Она — праздник любви во всех ее аспектах, хотя многому учит нас в области человеческих отношений и потому весьма полезна («для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности»; 2 Тим. 3:16).
В книге множество метафор, подразумевающих различные действия сексуального характера (поцелуи, ласки и т. п.), а также и различные эвфемизмы. Комментатор может поступать с метафорами и намеками двояко. Или он оставляет двусмысленности нераскрытыми, что стимулирует воображение читателей, или он комментирует без обиняков и раскрывает все двусмысленности. Первый способ безопаснее; последний — сопряжен с риском задеть чувства читателей. Раскрытие метафор и эвфемизмов может привести к тому, что наши мысли выйдут из–под контроля, и мы совершим прелюбодеяние в нашем воображении. Если интерпретация Священного Писания становится камнем преткновения и причиной для оскорбления чувств некоторых верующих, что тогда? Должен ли комментатор быть брошенным в глубину моря с жерновом на шее за то, что он «соблазнил одного из малых сих»? (Лк. 17:1,2). Но вызван ли соблазн исследованием комментатора или чувственной природой самого верующего, который не может справиться со своими реакциями? Здесь есть некоторое сходство с борьбой апостола Павла с законом; сам закон свят, праведен и хорош, но он приносит осуждение и сам пробуждает все виды нечестивых и неправедных желаний. Преступник здесь — грех, действующий через наши члены (см.: Рим. 7:7–25).
Как говорит М. Фокс, «читатели, особенно молодые влюбленные, хотят знать, насколько далеко они могут зайти в своих отношениях»[2]. То, что Книга Песни Песней рассказывает об интимной стороне любви, очевидно. Но она же свидетельствует о том, что любовь между мужчиной и женщиной — это нечто большее, чем только сексуальное влечение. В основе общения влюбленных лежит глубокая преданность друг другу и стремление к публичному признанию их отношений. Это и определяет степень их близости.
Так что же делать, если трудно контролировать эмоции при чтении этой книги? Новый Завет отвечает очень ясно и прямо. Иисус Христос сказал: «Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя; ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну» (Мф. 5:29). Другими словами, мы должны избегать определенных искушений, зная, в каких областях мы особенно слабы. Если то, что вы читаете или смотрите, вызывает цепь грешных мыслей, с которыми вы не можете справиться, тогда не читайте и не смотрите. Это простой принцип, основанный на знании самих себя. Некоторые люди способны читать Книгу Песни Песней и при этом не впадать в искушение, другие же имеют серьезные затруднения. Ориген, размышляя об этом, писал: «Я советую каждому, кто еще не освободился от искушений плоти и крови и не прекратил чувствовать страсти своей плотской природы, воздержаться от чтения книги, в которой будет об этом сказано». Он также сослался на традицию евреев «не позволять даже держать эту книгу в руках тому, кто не достиг зрелого возраста».
Если в некоторых местах книги требуется касаться эвфемизма, как сделать это, не оскорбив чувств читателей? Язык, которым мы пользуемся для описания человеческого тела (тех его частей, которые апостол Павел называл «неблагообразными»), — очень деликатный. Мы все знакомы с неприличными словами, например, из трех букв и граффити, сделанных невоспитанными людьми. Эти слова имеют такую способность глубоко шокировать и возбуждать, что уже не используются для передачи информации, как это было вначале. Они действуют как вербальные ручные гранаты. Их употребление — разновидность словесной террористической деятельности. Использование медицинских терминов, с другой стороны, вызывает эффект дистанцирования. Медицинские термины создают холодную отчужденность, отрешенность бесстрастного научного описания. Члены нашего тела, ассоциирующиеся с самоидентификацией, не стоит называть холодными медицинскими терминами. Так что нам остаются только метафоры. Метафоры, как правило, не вызывают шока, хотя приходится тратить время на то, чтобы понять, что скрывается за обычными словами, имеющими необычный смысл. Возьмите, например, использование слова «виноградник». Его можно понимать буквально — как место, где выращивают виноградные лозы; оно может указывать на девушку в целом, во всей ее женственности; оно может иметь более определенное сексуальное значение. Эта изменчивость уровней восприятия слов придает особый шарм Книге Песни Песней, вечно дразнящей наше воображение.
5. Бог, сексуальность и метафоры
В Книге Бытие 1:27 мы читаем: «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их». Слову «мужчина» соответствует древнееврейское адом, которое в этом контексте является не именем Адам и не определением мужского пола, а скорее универсальным обозначением рода человеческого. Этот стих, таким образом, утверждает, что сексуальная дифференциация представителей человечества на мужчин и женщин является неотъемлемой частью Божьего плана сотворения мира. О соответствии обоих полов друг другу сказано в описании женщины: «…помощника, соответственного ему» (Быт. 2:18). Древнееврейский текст подразумевает не субординацию, а равнозначность статуса мужчины и женщины и их взаимозависимость и взаимодополняемость. Каждый делает то, что умеет лучше другого. Каждый стимулирует в партнере то, чего ему не хватает. Это отношения партнерства, взаимной помощи и взаимозависимости.
Образ Самого Бога отражен в сексуально дифференцированном человечестве. Это естественно вызывает вопрос: какие именно характеристики Бога отражает эта дифференциация? Христианская доктрина Святой Троицы указывает на единство и взаимодополняемость Отца, Сына и Святого Духа. Святой Августин описал взаимоотношения трех Личностей в Троице как взаимоотношения любящего, возлюбленного и взаимной любви. Надо подчеркнуть, что это лишь аналогия. Предположение, что в Боге есть мужское и женское начала, было бы неправомерно, поскольку такая полярность Бога есть не что иное, как шаг в сторону религий древнего Ближнего Востока, в которых различные боги имели жен. Соитие этих сексуальных пар стимулировало, по предположению древних людей, плодородие почв. Эта концепция была полностью недопустима для иудаизма. Но это не означает, что мы не можем использовать сексуальный язык, чтобы описывать активность Бога. Бог любит (см.: Ос. 11:1) и добивается Своих людей (см.: Ос. 2:14).
Он — как отец им (см.: Иер. 3:19; Ис. 63:16). Он дает им рождение (см.: Втор. 32:18). Люди — Его дети. В другое время Он — как муж для них (см.: Ос. 2:16). Бог также переживает родовые муки (см.: Ис. 42:14). Но все это лишь на уровне лингвистики. Поскольку онтологически Бог несексуален. Поэтому на самом деле мы можем говорить о сексуальности только в отношении человеческих тел, а Бог — Дух.
Однако Библия использует метафору брака, чтобы проиллюстрировать взаимоотношения между Богом и Его народом. Брак — это узы, где супруг представляет Бога, а жена — народ Израиля. Здесь стоит сослаться на некоторые библейские отрывки. Яхве (Бог, заключивший завет с Израилем), говорящий со Своим народом через пророка Осию, после длительного периода отступничества евреев (воспринимаемого как духовное прелюбодеяние), о будущем возрождении, использует такие слова: «ты будешь звать Меня: „муж мой"» (Ос. 2:16). Позднее Он обещает: «И обручу тебя Мне навек» (Ос. 2:19). Подобно этому — ликование Господа по поводу возрожденного Сиона: «Не будут уже называть тебя „оставленным", и землю твою не будут более называть „пустынею", но будут называть тебя: „Мое благоволение к нему", а землю твою — „замужнею", ибо Господь благоволит к тебе, и земля твоя сочетается» (Ис. 62:4). Пророк Иезекииль изображает завет Яхве с Израилем метафорой брачного договора: «И проходил Я мимо тебя, и увидел тебя, и вот, это было время твое, время любви; и простер Я воскрилия [риз] Моих на тебя, и покрыл наготу твою; и поклялся тебе и вступил в союз с тобою, говорит Господь Бог, — и ты стала Моею» (Иез. 16:8; см.: Руф. 3:9). В Книге Пророка Иеремии Бог жалуется на то, что израильтяне «завет Мой… нарушили, хотя Я оставался в союзе с ними» (Иер. 31:32) (в английском тексте — «хотя Я был мужем для них». — Примеч. пер.). Новый Завет также использует этот образ. Апостол Павел обозначил параллель между супружескими отношениями и взаимоотношениями Господа Христа и Его Церкви (см.: Еф. 5:22,23). Иоанн в Откровении говорит о свадебном ужине Агнца (см.: Откр. 19:9). Таким образом, существуют серьезные библейские доказательства того, что метафора брачных отношений может быть использована как иллюстрация духовных реалий.
Хотя ни один новозаветный писатель не цитирует и не использует Книгу Песни Песней таким образом, многие комментаторы считают, что ее «духовная» интерпретация достаточно обоснована Библией. Некоторые комментаторы увидели во взаимоотношениях двух влюбленных из Книги Песни Песней иллюстрацию взаимоотношений между Богом и израильтянами, или между Христом и Его Церковью, или между Богом и отдельными верующими. Описание любовного поведения молодых людей использовалось якобы как иллюстрация разнообразных духовных путей, ведущих верующих к своему Создателю. Но мы должны быть довольно осторожными в использовании таких аналогий, поскольку отношения верующих с Христом никогда не носят эротического характера. Может использоваться язык любовных отношений, но не следует забывать, что Бог — вечный Дух, в то время как мы — земные телесные создания. Метафизические взаимоотношения между верующими и Христом полностью отличаются от взаимоотношений между любящими друг друга людьми. Непонимание этих различий может привести к ереси и духовным бедам.
В данном исследовании главный упор сделан на отношении к Книге Песни Песней как к гимну человеческой любви во всем ее многообразии в контексте брака. Я не претендую на то, что это исчерпывает значение Песни Песней, однако утверждаю, что это ее первоначальный лейтмотив. Тем, кто не принимает такого подхода и предпочел бы метафизическое толкование, я предлагаю терпеливо ознакомиться со следующими соображениями.
Прежде всего, надо сознавать, что аллегорический подход к толкованию не исключает очевидной сексуальности сцен, описанных в Книге Песни Песней. Христианская Церковь частично унаследовала греческое мировосприятие, характерной чертой которого было пренебрежительное отношение к человеческому телу. Это отразилось в появлении многих ересей, в частности: докетизма (docetism; людям только казалось, что у Христа есть тело) и монофизитизма (monophysitism; Христос имел только одну природу — духовную). В Церкви наиболее стойким наследием подобной лжефилософии стала идея о том, что истинная святость личности может быть достигнута только через уход из мира (монашество) или через полное сексуальное воздержание (целибат). Но Божий народ — древние евреи — имел здоровый аппетит к жизни во всех ее проявлениях. У него не было религиозных ограничений в сексуальном поведении, помимо того, что запрещалось заповедями Божьими. Так что исследователи, интерпретирующие Песнь Песней исключительно как аллегорию, должны помнить, что описание страстей и инстинктов в этой книге не противоречит другим ветхозаветным текстам и укладу жизни древнееврейского общества.
Кроме того, при толковании Песни Песней как аллегории, интерпретаторы вынуждены приводить надуманные и порой забавные объяснения. Примером тому может служить толкование ст. 2:12, в котором голос горлицы преподносится не как нежный голос влюбленной девушки, а как проповедь апостолов; или «лисенят», которые портят виноградники (2:15), превращают в грехи, портящие Церковь, и т. п.
6. Книга Песни Песней в каноне Священного Писания
Книга Песни Песней всегда входила в иудейское и затем христианское Священное Писание как одна из канонических книг. Поэтому вопрос о ее статусе может формулироваться только следующим образом: «Следует ей оставаться в каноне?», а не: «Следует ли ее включить в канон?». Процесс, в результате которого отдельные книги признаны каноническими, был и долгим, и сложным. Очень трудно проследить его с какой–нибудь степенью точности. На совете в Джамнии (Jamnia) в 90 г. н. э. Рабби Агиба сказал о книге следующее: «В истории нет дня, равного тому, когда Книга Песни Песней царя Соломона была дана Израилю. Все Писание свято, но Песнь Песней — самое святое». То есть он утверждал, что все учение иудаизма суммировано в Книге Песни Песней! Экстравагантность его защиты дает основание предположить, что существовала довольно серьезная оппозиция включению этой книги в канон.
Книга Песни Песней включена в третью часть иудейских Священных Писаний, в которые входят все книги, не включенные в Закон (Пятикнижие) и Пророков. Начиная с периода позднего иудаизма, Книга Песни Песней традиционно читалась во время пасхальных праздников. Не совсем понятно, отчего это так. Возможно, просто потому, что в книге преобладает тема весны, так соответствующая времени празднования Пасхи.
Но отчего Книга Песни Песней должна быть в каноне на одном из первых мест? Многие предполагают, что процесс канонизации проходил параллельно с процессом сакрализации самой книги, когда ее начали толковать аллегорически. Трудно установить, какой именно процесс предшествовал. Принималась ли каноничность Книги Песни Песней постепенно, по мере переосмысления ее текста, или она сразу вошла в канон, и это стимулировало аллегорическую интерпретацию? Возможно, что мысль об авторстве царя Соломона сыграла определенную роль, но одной ассоциации с этим именем не достаточно для включения в канон, поскольку две книги, написанные на греческом языке и имевшие названия «Песни Соломона» и «Мудрость Соломона», никогда не были включены в канон.
Книга Песни Песней иногда относится к литературе мудрости вместе с Книгой Притчей, Книгой Иова, Книгой Екклесиаста и несколькими псалмами. Существуют споры в отношении природы и происхождения литературы мудрости. Некоторые тексты упомянутых книг взяты из народного фольклора (например, многие из притчей). Другие книги, такие как Книга Иова и Книга Екклесиаста, в которых рассматриваются основы ортодоксальной иудейской традиции, могли возникнуть только в среде интеллектуальной элиты. Выдвигалось предположение, что так же, как Книга Иова исследует загадку страданий и Книга Екклесиаста — загадку существования, Книга Песни Песней исследует загадку любви[3].
Многие озадачены включением книги в канон из–за ее «светских» чувств. Если не считать Книгу Есфирь, Песнь Песней — единственная библейская книга, где Бог прямо не упомянут. Существует не так много мест в тексте, где можно уловить косвенный намек на Бога (в 8:6 и в формуле клятвы), но они сомнительные. Отсутствие упоминания Бога в Книге Песни Песней не делает ее светской поэмой и не дает основания считать, что она попала в канон Священного Писания случайно.
Нам следует ясно понимать, что древние евреи не делали различий между священным и светским в каждодневной жизни, хотя и различали чистое и нечистое, священное и мирское. Светскость, атеизм, агностицизм в принципе были чужды культуре Древнего мира. Вся жизнь была освященной. Бог был как Царствующий на Небесах, так и имманентный. Он был над всем и во всем. Это никогда не вело к идее пантеизма (будто бы вся природа — есть Бог). Нет, для израильского общества была фундаментальной идея о Боге, проникающем в каждую область человеческой жизни. Общественное устройство, семейная жизнь, законы природы, мир духовный воспринимались как взаимосвязанные и взаимозависимые части единого целого. Общество состояло из семей, рабов и слуг, кланов, племен и даже умерших предков и будущих поколений. Роль человечества в природном порядке творения Бога заключалась в том, чтобы возделывать землю и заботиться о ней (см.: Быт. 2:15). Мир древних евреев — это мир, включавший в себя урожай, скот, дожди и солнечный свет, наводнения и засухи, изобилие и нищету, рождение и смерть. И все это было Божьим миром, интегрированным в духовную сферу. Бог активно действовал в Своем собственном творении. Он создавал и разрушал, лечил, давал духовные откровения, спасал Своих людей и побеждал их врагов. Так что мы имеем взаимосвязанные отношения между Богом–Творцом, человеком–творением и остальным тварным миром. Яхве — это Бог, заключивший завет с Израилем; Израиль — это Божьи люди, а Земля обетованная — это их обитель[4].
Таким образом, Бог суверенно управляет всем нравственным и физическим порядком мира, в котором человек принимает решения и проявляет инициативу. Часто Бог находится за сценой, как бы оставляя человека одного. В Книге Песни Песней мы имеем отражение Божьего совершенного плана, состоявшего в создании человечества, представленного дополняющими друг друга полами. Наслаждение физической красотой и сексуальные желания — все это относится к Его творению, о котором Бог сказал: «Хорошо весьма» (Быт. 1:31).
Так что Книга Песни Песней — гимн этому аспекту творения. Она — приглашение наслаждаться чувственной красотой и исследовать перипетии любовных отношений между мужчиной и женщиной. В книге мало моральных наставлений (кроме разве что идеи о том, что любовь нельзя купить). За этим мы должны обратиться к более широкому библейскому контексту. Так что, если мы задаем вопрос: «Где же Бог в этой книге?», ответ таков: «Нигде и везде». Бог нигде явно не упомянут и везде предполагается.
7. Целостность и структура Книги Песни Песней
Один из наиболее жарко дебатируемых вопросов относительно Книги Песни Песней — это вопрос о целостности и структуре текста. Некоторые думают, что Книга Песни Песней — это коллекция независимых поэтических текстов, имеющих различное происхождение, которые были собраны и соединены в одном произведении неизвестным редактором. Но среди тех, кто придерживается этой точки зрения, нет согласия по поводу, как много первоначальных поэтических текстов было объединено. Оценки варьируют от шести до тридцати. Не нужно говорить, что комментаторы, принимающие эту точку зрения, не видят в книге последовательного сюжета, так как мало вероятно, что редактор мог составить сюжетную линию из отдельных фрагментов. Другие видят в ней тематическое единство, даже если нам трудно проследить развитие сюжета. Данное исследование поддерживает мнение, что для Книги Песни Песней характерна повторяемость и цикличность, но она не имеет связующего сюжета. Множество тем может быть прослежено в Книге Песни Песней: неотложное желание близости; страх потерять возлюбленного; радость интимных встреч; восхваление и наслаждение физической красотой; горечь разлуки; желание публичного одобрения своей любви и другие. Книга Песни Песней объединяется литературным приемом тематического повтора: дочери Иерусалима (1:5; 2:7; 3:5; 5:8,16; 8:4), восхваления (4:1–7; 5:10–16; 6:4–10; 7:1–10), расставание–поиск–встреча (3:1–5; 5:2 — 6:3) и повтором отдельных фраз: «пасет между лилиями» (2:16; 6:2,3), «Возлюбленный мой принадлежит мне, а я ему» (2:16; 6:3; 7:11) и т. п.
Те, кто сталкивается с Книгой Песни Песней впервые, испытывают то, что один автор описал как «очаровательный конфуз Песни Песней». Этой книге присуща трудность в определении ее структуры. Первое, что стараются сделать — это определить, кто говорит. Это не так легко сделать, как может показаться на первый взгляд. Хотя в древнееврейском языке меняются окончания местоимений, может быть определен род глаголов, есть единственное и множественное числа, существует множество моментов, когда лингвистический анализ не решает проблем. Поскольку интерпретации зависят от общего взгляда на структуру текста, мы имеем дело с изумительным разнообразием мнений. Некоторые разделы текста могут быть выделены просто по месту действия; другие — по настроению персонажей. Поэтому неожиданное изменение настроения может отмечать границу между двумя отрывками текста; кульминация любовных отношений также может выполнять роль естественной границы.
На мой взгляд, Книга Песни Песней — это серия из шести поэтических циклов. В пределах каждого цикла есть выражение жажды любви; обычно некоторое разочарование; восхваление красоты; приглашение к интимным отношениям и их воплощение. Эти составные части характерны для каждого цикла, но не обязательно в такой последовательности. Каждый цикл заканчивается описанием физической близости реальной или воображаемой. Различные циклы не отражают какого–нибудь прогресса любовных взаимоотношений во времени. Хотя шестой цикл должен быть литературной кульминацией серии, в нем резюмируются темы, встречавшиеся в других циклах, переплетенные в нечто бессвязное (см.: 8:5). Цикл свадебный является литературным фокусом Книги Песни Песней и ее кульминацией. Но мы не можем автоматически предположить, что циклы, следующие за ним, обязательно рассказывают о брачной паре. Два раздела, в которых рассказывается о тревожных состояниях девушки, встречаются как во втором, так и в четвертом цикле, следующим за свадебным. В начале поэмы девушка находится под покровительством своих братьев (1:6), и, безусловно, она не замужем. Позднее, в ст. 5:2–8, определенно не преданная жена заставляет своего супруга ожидать под дверью. Подобно этому только статус незамужней женщины объясняет разочарование девушки, описанное в ст. 8:1. Проблема определения точной хронологической последовательности событий связана с проблемой общего восприятия Книги Песни Песней. Наш литературный подход к ее толкованию помогает нам дистанцироваться от этой проблемы.
Книга Песни Песней как единое целое
Обзор Книги Песни Песней
Заголовок и авторство
Книга Песни Песней принадлежит (приписывается) царю Соломону.
Первый цикл. Любовное желание (1:1 — 2:7)
Желание любви (1:1—3)
Девушка страстно желает, чтобы ее целовал возлюбленный. Его любовные ласки лучше выдержанного вина; запах его тела приятен. Его имя (репутация) — как аромат, доносящийся издалека. Нет сомнений в том, что девушка увлечена им. Она обращается к своему возлюбленному с просьбой увести ее в уединенное место, где они могут побыть одни. Конец ст. 4 — возможно, восхваления парня подружками девушки.
Смуглая и прекрасная (1:4,5)
Девушка, смуглая в результате работы в винограднике братьев, защищает свою природную красоту перед городскими девушками. Ей не пристало смущаться своей внешности, отличающейся от внешности горожанок.
Робкий вопрос и неоднозначный ответ (1:6,7)
Девушка робко спрашивает юношу о том, где она может отыскать его днем. Ее мало беспокоит, что ее поиски будут восприняты окружающими как непристойное поведение. Ответ двусмысленный: если эти слова принимать за ответ ее возлюбленного, тогда это инструкция, как с ним увидеться; если это ответ городских девушек, в нем звучит бесцеремонное вмешательство.
Девушка в расцвете своей красоты (1:8—10)
Возлюбленный сравнивает девушку с прекрасной кобылицей, украшенной подвесками и ожерельями. Он хочет украсить ее еще больше.
Ароматы любви (1:11—13)
Девушка описывает привлекательность своего возлюбленного, используя сравнения с цветущим нардом, миром, лавзонией. Здесь есть указание на физическую близость.
Дуэт взаимного восхищения (1:14 — 2:3)
Юноша восхваляет красоту девушки (1:14).
Она восхваляет красоту своего возлюбленного (1:15).
В унисон они описывают место их любовного свидания (1:15–17).
Ее скромная самооценка (2:1).
Его подтверждение похвалы (2:2).
Он — тенистое яблоневое дерево для нее (2:3).
Движение к кульминации любви (2:4—7)
Дом пира. «И знамя его надо мною — любовь» (2:4).
Изнемогающая от любви (2:5).
Близость (2:6).
Просьба к дочерям Иерусалима (2:7).
Второй цикл. Весна (2:8 — 3:5)
Любовь весной (2:8–13)
Нетерпеливого парня сравнивают с молодой газелью, скачущей по горам. Он срочно вызывает девушку через решетку ее окна. Это сопровождается прекрасным описанием весеннего цветения природы.
Дразнящая недоступность (2:14,15)
Она недоступна, как голубка на утесе (2:14).
Песни о маленьких лисятах («Поймай, если сможешь») (2:15).
Подтверждение и приглашение (2:16,17)
Она выражает свою удовлетворенность надежностью их отношений.
Ее возлюбленный — это тот, кто «пасет между лилиями» (2:16).
Она тоскует из–за того, что могла бы провести ночь с ним, и он был бы как олень в горах (2:17).
Тревожное состояние (3:1—5)
Девушка лежит одна в постели ночью, отчаянно тоскуя по своему возлюбленному, и боится быть отвергнутой. Она отправляется в город искать его, но не может найти. Она сталкивается со стражниками и спрашивает их, не видели ли они ее возлюбленного. Она уходит от них разочарованная и неожиданно наталкивается на своего парня. Она хватает его и приводит в «дом своей матери». Цикл заканчивается мольбой к дочерям Иерусалима не будить любовь.
Третий цикл. Царская свадьба возлюбленных (3:6 — 5:1)
Простонародная благоухающая красота девушки (3:6)
Это, возможно, независимый стих, восхваляющий бесхитростную красоту девушки. Он произносится зрителями.
Роскошные носилки царя Соломона (3:7—11)
Детальное описание свадебных носилок царя Соломона. Приглашение посмотреть на царя Соломона в день его бракосочетания. Как этот раздел вписывается в контекст книги — предмет многих споров.
Восхваление возлюбленной (4:1–7)
Юноша восхваляет свою возлюбленную: ее глаза, волосы, губы, рот, лоб, шею и грудь. Он объявляет о своем желании провести с ней ночь. Вся песнь восхваления окаймлена двумя суммирующими описаниями ее красоты в ст. 1 и 7.
Настойчивая просьба возлюбленного (4:8)
Юноша приглашает девушку уйти с ним с опасных Ливанских гор.
Пораженный возлюбленный (4:9—11)
Юноша пленен глазами своей возлюбленной, ее драгоценностями, ее опьяняющей нежностью, ароматом ее духов, сладостью ее поцелуев.
Новое движение к кульминации (4:12 — 5:1)
Ожидание (4:12–15)
Провозглашение невинности возлюбленной (запертый сад) (4:12).
Сад, полный ароматных плодов (4:13,14).
Поток чистых вод с Ливанских гор (4:15).
Приглашение
Девушка приглашает своего возлюбленного придти в свой сад (4:16).
Осуществление
Возлюбленный проникает в сад, собирает там мирру, вкушает ее мед и пьет ее вино и молоко (5:1).
Поощрение
Возлюбленных поощряют наслаждаться их любовью (5:1).
Четвертый цикл. Потерявшийся и найденный (5:2 — 6:3)
Разочарование (5:2—8)
Девушка опять спит неспокойно. Она слышит, как ее возлюбленный стучит в дверь ночью. Его кудри в росе, и он хочет войти. Она не спешит открывать. Юноша просовывает руку, и она в волнении поднимается, чтобы открыть дверь. Но он исчезает, и она теряет свою твердость. Девушка бежит в город, чтобы найти его, но все напрасно. Сторожа встречают ее, избивают и сдирают с нее накидку. Раздел заканчивается мольбой к дочерям Иерусалима не говорить юноше, что она сходит с ума от любви.
Дочери Иерусалима отвечают (5:9)
Они спрашивают, почему она думает, что ее возлюбленный — особый.
Восхваление возлюбленного (5:10—16)
Он стройный и румяный. Она описывает его волосы, глаза, щеки, губы, руки, живот, ноги.
Предложение помощи (6:1)
Дочери Иерусалима предлагают помочь девушке найти ее возлюбленного.
Вовсе и не потерявшийся (6:2,3)
Девушка отвечает, что он на самом деле не потерялся, но посещает ее как обычно. Она заново подтверждает их взаимную преданность друг другу.
Пятый цикл. Красота разжигает желание (6:4 — 8:4)
Устрашающая красота девушки (6:4—7)
Юноша сравнивает девушку с Фирцой и Иерусалимом. Ее красота столь поразительна, что он глубоко взволнован. Он восхваляет ее, описывая ее волосы, зубы и лоб.
Она абсолютно уникальна (6:8,9)
Она — вне сравнения. Все другие девушки восхваляют ее в последующих песнях.
Космическая красота девушки (6:10)
Ее красота сравнивается с зарей, луной, солнцем и «полками со знаменами».
Мечты в ореховом саду (6:11,12)
Она спешит взглянуть, не зацвела ли виноградная лоза. 6:12 — очень туманный стих, возможно, фантазия.
Утеха для глаз (7:1)
Девушку просят вернуться, чтобы полюбоваться ее красотой.
Ее грациозная фигура (7:2—6)
Многие комментаторы считают эти стихи описанием девушки, танцующей в тонкой одежде, через которую просвечивает ее прекрасное тело. Некоторые воспринимают это как слова зрителей, другие — как слова ее возлюбленного. Восхваляются различные части ее тела: ноги, бедра, пупок, живот, груди, шея, глаза, нос, голова и волосы.
Дуэт желания (7:7—11)
Желание парня возрастает, и он хочет незамедлительно «влезть на пальму» и «ухватиться за ее ветки». Ее груди — как виноградные кисти. Ст. 9 возвращает нас к речи девушки, которая присоединяется к восхвалению их поцелуев. Раздел заканчивается подтверждением желания юноши.
Любовь за городом (7:12–14)
Девушка приглашает возлюбленного провести ночь среди кустов лавзонии. Она обещает заниматься там с ним любовью. У нее есть новые и старые плоды, которые она сберегла для него.
Желание близости (8:1—4)
Она хотела бы поцеловать своего возлюбленного публично без опасения осуждения обществом. Она тоскует по физическим ласкам. «Левая рука его у меня под головою, а правая обнимает меня» (8:3). Цикл опять заканчивается мольбой к дочерям Иерусалима, хотя и в несколько другой форме.
Шестой цикл. Надежность любви (8:5–14)
Счастливая пара (8:5)
Возможно, дочери Иерусалима расхваливают здесь счастье обоих возлюбленных. Независимые стихи.
Пробуждение любви (8:5)
Девушка вспоминает, как она взяла на себя инициативу в любви.
Любовь сильная, как смерть (8:6,7)
Девушка хочет, чтобы их любовные отношения была публичными. Ст. 6,7, в отличие от других, абстрактно описывают природу любви. Они воспевают любовь неутолимую, страстную и всепоглощающую. Любовь, которая не может быть куплена или продана.
Младшая сестра (8:8—10)
Ст. 8:8,9 могли быть произнесены девушкой или ее братьями. Они обдумывают будущее своей младшей сестры, которая еще не готова для замужества. Когда она будет готова, должны ли они украшать ее? Проблема толкования здесь в том, являются ли дверь и стена синонимами или противоположным параллелизмом? Какой бы ни была младшая сестра, девушка в ст. 10 уже полностью зрелая, готовая к браку и является источником удовлетворения для ее возлюбленного.
Виноградник не для аренды (8:11,12)
Здесь сравниваются два виноградника. С одной стороны, виноградник царя Соломона был арендован за деньги. Виноградник девушки, с другой стороны, не предназначен для аренды. Ее любовь не может быть куплена или продана.
Беги, возлюбленный! (8:13,14)
Двусмысленное завершение. Все темы опять возникают в этом отрывке. Это конец циклов, описывающих любовные отношения как отливы и приливы океанских волн.
Буквальный перевод Книги Песни Песней
Фразы или слова, отмеченные звездочкой (*), требуют лингвистического пояснения и толкования, нуждаются в дополнительной информации.
Название и авторство
Книга Песни Песней принадлежит царю Соломону*
Первый цикл. Любовное желание (1:1 — 2:7)
Желание любви (1:1–3)
Лобзай меня лобзанием уст своих!
Ибо* ласки* твои лучше вина.
2 Духи твои хорошие.
Имя твое как разлитое миро, как масло Тураг*,
поэтому девицы любят тебя.
3 Влеки меня, давай убежим.
Царь ввел меня в чертоги свои.
Мы будем восхищаться, и мы будем и радоваться.
Мы будем наслаждаться* ласками* твоими больше,
чем вином.
Правильно они любят тебя!
Смуглая и прекрасная (1:4,5)
Черна я, но* красива,
дщери Иерусалимские,
как шатры Кидарские, как завесы Соломоновы*.
5 Не смотрите на меня, что я смугла*,
ибо солнце опалило меня.
Сыновья матери моей разгневались на меня.
Они поставили меня стеречь виноградники.
Моего собственного виноградника я не стерегла.
Робкий вопрос и неоднозначный ответ (1:6,7)
Скажи мне ты, которого любит душа моя,
где пасешь ты?
Где отдыхаешь в полдень?
Меньше всего мне следует быть как скрытая женщина*
возле стад товарищей твоих.
7 Если ты не знаешь этого,
прекраснейшая из женщин,
то иди по следам овец
и паси козлят твоих
подле шатров пастушеских.
Девушка в расцвете своей красоты (1:8—10)
Кобылице в колеснице фараоновой
я уподобляю тебя, возлюбленная моя.
9 Прекрасны ланиты твои под подвесками,
шея твоя в ожерельях;
10 еще золотые подвески мы сделаем тебе
с серебряными блестками.
Ароматы любви (1:11—13)
Доколе царь был за своим столом*,
нард мой издавал благовоние свое.
12 Мирровый пучок — возлюбленный мой для меня;
между моих грудей он проводит ночь*.
13 Как кисть кипера, возлюбленный для меня,
в виноградниках Енгедских*.
Дуэт взаимного восхищения (1:14 — 2:3)
Любуюсь, ты прекрасна, возлюбленная моя,
любуюсь, ты прекрасна!
Глаза твои голубиные.
15 Любуюсь, ты прекрасен, возлюбленный мой,
несомненно восхитителен.
Ложе у нас — зелень*.
16 Кровли домов наших — кедры,
17 потолки наши — кипарисы.
2:1 Я нарцисс Саронский,
лилия долин!
2 Что лилия между тернами,
то возлюбленная моя между женщинами.
3 Что яблоня* между лесными деревьями,
то возлюбленный мой между мужчинами.
8 тени ее люблю я сидеть,
и плоды ее сладки для рта моего.
Движение к кульминации любви (2:4—7)
Он ввел меня в дом пира,
и знамя* его надо мною — любовь*.
5 Разложите меня* среди кексов с изюмом,
положите среди яблок*,
ибо я изнемогаю от любви.
6 Левая рука его у меня под головою,
а правая ласкает меня.
7 Заклинаю вас, дщери Иерусалимские,
сернами или полевыми ланями,
не пробуждать* любовь,
доколе ей угодно*.
Второй цикл. Весна (2:8 — 3:5)
Любовь весной (2:8–13)
Голос* возлюбленного моего!
вот, он идет,
скачет по горам,
прыгает по холмам.
9 Друг мой похож на серну
или на молодого оленя.
Вот, он стоит у нашей стены,
заглядывает в окно, мелькает сквозь решетку.
10 Он ответил, мой возлюбленный, и сказал мне:
встань, возлюбленная моя,
прекрасная моя, выйди!
11 Вот, зима уже прошла;
дождь перестал;
12 цветы показались на земле;
время пения* настало,
и голос горлицы слышен в стране нашей;
13 смоковницы распустили свои почки,
и виноградные лозы, расцветая, издают благовоние.
Встань, возлюбленная моя,
прекрасная моя, выйди!
Дразнящая недоступность (2:14,15)
Голубица моя — в ущелье скалы
под кровом утеса!
покажи мне твою внешность*,
дай мне услышать голос твой.
Потому что голос твой сладок
и твоя внешность приятна.
15 Ловите нам лисиц,
молодых лисят,
портящих наши виноградники в цвету.
Подтверждение и приглашение (2:16,17)
Возлюбленный мой принадлежит мне,
а я ему, тому,
кто пасет между лилиями.
17 Доколе день дышит [прохладою],
и убегают тени,
возвратись, будь подобен
серне или молодому оленю
на горах Безера*.
Тревожное состояние (3:1—5)
На ложе моем ночами
искала я того, которого любит душа моя;
искала его и не нашла.
2 Встану я и пойду по городу,
по улицам и площадям.
Я буду искать того, которого любит душа моя.
Я искала его, но не нашла его.
3 Встретили меня стражи,
обходящие город:
«Не видали ли вы того, которого любит душа моя?»
4 Но, едва я отошла от них,
как нашла того, которого любит душа моя.
Я ухватилась за него и не отпустила его,
доколе не привела его в дом матери моей,
в комнату родительницы моей.
5 Заклинаю вас, дщери Иерусалимские,
сернами или полевыми ланями,
не пробуждайте* любовь,
доколе ей угодно*.
Третий цикл. Царская свадьба возлюбленных (3:6 — 5:1)
Простонародная благоухающая красота девушки (3:6)
Кто эта, восходящая от пустыни*,
как бы столбы дыма,
надушенная миррою и фимиамом,
всякими порошками торговца?
Роскошные носилки царя Соломона (3:7–11)
Вот одр* его — Соломона,
шестьдесят сильных вокруг него,
из сильных мужей Израилевых.
8 Все они вооружены мечами,
опытны в бою;
у каждого меч при бедре
против ужаса ночного.
9 Носильный одр сделал себе
царь Соломон
из дерев Ливанских.
10 Опоры его сделал из серебра,
полог* золотой, седалище его из пурпуровой ткани.
Внутренность его убрана с любовью
дщерями Иерусалимскими.
11 Пойдите и посмотрите, дщери Сионские,
на царя Соломона;
в венце, которым увенчала его мать его
в день бракосочетания его,
в день, радостный для сердца его.
Восхваление возлюбленной (4:1—7)
О, ты прекрасна, возлюбленная моя,
ты прекрасна!
Глаза твои голубиные
под покрывалом твоим.*
Волосы твои — как стадо коз,
сходящих с горы Галаадской.
2 Зубы твои — как стадо выстриженных овец,
вышедших из купальни,
из которых у каждой — пара ягнят,
и бесплодной нет между ними.
3 Как лента алая, губы твои,
и уста* твои любезны!
Как половинки гранатового яблока —
ланиты твои под кудрями твоими.
4 Шея твоя — как башня Давидова,
сооруженная слоями*.
Тысяча щитов висит на ней,
все вооружение сильных воинов.
5 Пара грудей твоих — как пара оленей,
двойня газелей,
пасущихся между лилиями.
6 Доколе день дышит [прохладою]
и убегают тени,
пойду я на гору мирровую,
и на холм фимиама.
7 Вся ты прекрасна, возлюбленная моя,
и пятна нет на тебе!
Настойчивая просьба возлюбленного (4:8)
Со мною* с Ливана, невеста!
со мною иди с Ливана.
Спускайся* с вершины Аманы,
с вершины Сенира и Ермона,
от логовищ львиных,
от логовищ барсовых!
Пораженный возлюбленный (4:9—11)
Пленила ты сердце мое*, сестра моя, невеста;
пленила ты сердце мое
одним взглядом очей твоих,
одним ожерельем на шее твоей.
10 О, как любезны ласки твои,
сестра моя, невеста!
О, как много ласки твои лучше вина,
и благовоние масел твоих лучше всех пряностей!
11 Сотовый мед каплет из уст твоих, невеста.
Мед и молоко под языком твоим
и благоухание одежды твоей
подобно благоуханию Ливана!
Новое движение к кульминации (4:12 — 5:1)
Ожидание (4:12–15)
Сад заперт, сестра моя, невеста.
Закрытый колодезь, запечатанный источник.
13 Рассадники твои* — сад с гранатовыми яблоками,
с превосходными плодами,
киперы с нардами,
14 нард и шафран,
аир и корица
со всякими благовонными деревами,
мирра и аллой
со всеми лучшими ароматами Балсама.
15 Колодезь живых вод,
источник с Ливана.
Приглашение (4:16)
Пробудись, ветер с севера.
И приходи, ветер с юга.
Повей на сад мой.
Пусть польются ароматы его!
Пусть войдет возлюбленный мой в сад мой,
И пусть вкушает сладкие плоды его.
Осуществление (5:1)
Вошел я в сад мой, сестра моя, невеста.
Набрал мирры моей с ароматами моими.
Поел сотового меда,
Напился вина моего с молоком моим.
Поощрение (5:1)
Ешьте, друзья,
пейте и насыщайтесь*, возлюбленные!
Четвертый цикл. Потерявшийся и найденный (5:2 — 6:3)
Разочарование (5:2–8)
Я сплю, а сердце мое бодрствует.
Вот голос моего возлюбленного, который стучится.
«Отвори мне, сестра моя, возлюбленная моя,
голубица моя, совершенство мое!
Потому что голова моя покрыта росою,
кудри мои — ночною влагою».
3 Я скинула одежду мою*.
Как же мне опять надевать ее?
Я вымыла ноги мои.
Как же мне марать их?
4 Возлюбленный мой протянул руку свою через* отверстие*,
и внутренность моя взволновалась от него.
5 Я встала, чтобы отпереть возлюбленному моему.
И с рук моих капала мирра
на задвижку.
6 Отперла я,
но мой возлюбленный уже повернулся и ушел.
Души во мне не стало, когда он ушел*.
Я искала его и не находила его.
Звала его, и он не отзывался мне.
7 Встретили меня стражи,
обходящие город.
Избили меня, изранили меня.
Сняли с меня покрывало
стерегущие стены.
8 Заклинаю вас, дщери Иерусалимские,
если вы встретите моего возлюбленного*,
не говорите ему*,
что я изнемогаю от любви.
Дочери Иерусалима отвечают (5:9)
«Чем возлюбленный твой лучше других возлюбленных,
прекраснейшая из женщин?
Чем возлюбленный твой лучше других,
что ты так заклинаешь нас?»
Восхваление возлюбленного (5:10—16)
Возлюбленный мой стройный и румяный,
лучший среди десяти тысяч других.
11 Голова его — чистое золото.
Кудри его черные и сверкающие*,
как у ворона.
12 Глаза его, как голуби при потоках вод*,
купающиеся в молоке,
сидящие в довольстве*;
13 щеки его — цветник ароматный,
башни благовоний.
Его губы — лилии,
источающие текучую мирру.
14 Руки его — золотые цилиндры,
усаженные иранскими топазами.
Живот* его — доска* из слоновой кости,
покрытая сапфирами и хризолитами.
15 Ноги его — алебастровые столбы,
поставленные на золотых подножиях.
Он выше
кедров Ливанских.
16 Уста его — сладкое вино,
и весь он — восторг.
Это мой возлюбленный и мой друг,
дщери Иерусалимские!
Предложение помощи (6:1)
«Куда пошел возлюбленный твой,
прекраснейшая из женщин?
Куда обратился возлюбленный твой?
Мы поищем его с тобою».
Вовсе и не потерявшийся (6:2,3)
Мой возлюбленный пошел в сад свой,
в цветники ароматные,
чтобы пасти в садах и собирать лилии*.
3 Я принадлежу возлюбленному моему, а возлюбленный
мой — мне;
он пасет между лилиями.
Пятый цикл. Красота разжигает желание (6:4 — 8:4)
Устрашающая красота девушки (6:4—7)
Прекрасна ты, возлюбленная моя, как Фирца,
любезна, как Иерусалим,
грозна, как полки со знаменами*.
5 Уклони очи твои от меня,
потому что они волнуют меня.
Волосы твои, как стадо коз,
которые сходят с Галаада.
6 Зубы твои, как стадо овец,
выходящих из купальни,
из которых у каждой — пара ягнят,
и бесплодной нет между ними.
7 Как половинки фаната твои ланиты*
под покрывалом твоим.
Она абсолютно уникальна (6:8,9)
Есть шестьдесят цариц и восемьдесят наложниц,
и девиц без числа,
9 но единственная — она, голубица моя, совершенство мое;
единственная она у матери своей,
отличенная у родительницы своей.
Увидели ее девицы и назвали благословенной,
царицы и наложницы восхвалили ее.
Космическая красота девушки (6:10)
Кто эта, блистающая, как заря*,
прекрасная, как луна,
светлая, как солнце,
грозная, как полки со знаменами?
Мечты в ореховом саду (6:11,12)
Я сошла в ореховый сад
посмотреть на свежую зелень долины,
поглядеть, распустилась ли виноградная лоза,
расцвели ли гранатовые деревья?
12 Не знаю, отчего душа моя влекла меня
к колесницам принца народа моего*.
Утеха для глаз (7:1)
«Вернись, вернись, Суламита!
Вернись, вернись, чтобы мы могли посмотреть на тебя».
Зачем вам смотреть на Суламиту,
как на хоровод Манаимский?
Ее грациозная фигура (7:2–6)
О, как прекрасны ноги* твои в сандалиях,
дщерь именитая!
Округление бедр твоих, как ожерелье,
дело рук искусного художника;
3 пупок* твой — круглая чаша,
[в которой] не истощается ароматное вино;
чрево* твое — ворох пшеницы,
обставленный лилиями;
4 две груди твои — как два козленка,
двойни серны;
5 шея твоя — как башня из слоновой кости;
глаза твои — озерки Есевонские,
что у* ворот Батраббима*;
нос твой* — башня Ливанская,
обращенная к Дамаску;
6 голова твоя венчает тебя, как Кармил,
и волосы на голове твоей — как пурпурный царский гобелен;
царь увлечен [твоими] кудрями.
Дуэт желания (7:7—11)
Как ты прекрасна, как привлекательна,
о, любовь, дочь восторгов!*
8 Стан твой похож на пальму,
и груди твои — на виноградные кисти.
9 Сказал я: влезу я на пальму,
ухвачусь за ветви* ее;
пусть груди твои будут вместо кистей винограда,
и запах от ноздрей твоих — как от яблок;
10 уста* твои — как отличное вино.
Пусть течет вино прямо к возлюбленному моему,
услаждает уста утомленные.
11 Я принадлежу возлюбленному моему,
и ко мне [обращено] желание его.
Любовь за городом (7:12—14)
Приди, возлюбленный мой, давай отправимся за город,
проведем ночь в поле*;
13 поутру пойдем в виноградники,
посмотрим, распустилась ли виноградная лоза,
раскрылись ли почки,
расцвели ли гранатовые яблоки;
там я окажу ласки* мои тебе.
14 Мандрагоры уже пустили благовоние,
и у дверей наших всякие превосходные плоды*,
новые и старые:
(это) сберегла я для тебя, мой возлюбленный!
Желание близости (8:1—4)
О, если бы ты был мне брат*,
сосавший грудь матери моей!
тогда я, встретившись на улице,
целовала бы тебя, и меня не осуждали бы.
2 Повела бы я тебя,
привела бы тебя в дом матери моей.
Той, которая родила меня*.
Я поила бы тебя ароматным вином,
соком гранатовых яблок моих.
3 Левая рука его у меня под головою,
а правая ласкает меня.
4 Заклинаю вас, дщери Иерусалимские, —
не пробуждайте любовь,
доколе ей угодно.
Шестой цикл. Надежность любви (8:5–14)
Счастливая пара (8:5)
Кто это восходит от пустыни*,
опираясь на своего возлюбленного?
Пробуждение любви (8:5)
Под яблоней* разбудила я тебя:
там родила тебя мать твоя,
там родила тебя родительница твоя.
Любовь сильная, как смерть (8:6,7)
Положи меня, как печать, на сердце твое,
как перстень, на руку твою.
Ибо крепка, как смерть, любовь.
Ревность, как преисподняя, неустанна*.
Ее стрелы — стрелы огненные, пламя Ях*.
7 Большие воды не могут потушить любви
и реки не зальют ее.
Если бы мужчина давал
все богатство его дома за любовь,
то они были бы отвергнуты с презреньем*.
Младшая сестра (8:8—10)
Есть у нас сестра, которая еще мала,
и грудей нет у нее.
Что нам будет делать с сестрою нашею,
когда будут говорить о ней*?
9 Если бы она была стена,
то мы построили бы на ней башни* из серебра;
и* если бы она была дверь,
то мы обложили бы ее кедровыми досками.
10 Я — стена, и груди у меня — как башни.
Потому я стала в его глазах, как та, что приносит* покой*.
Виноградник не для аренды (8:11,12)
Виноградник был у Соломона
в Ваал–Гамоне*.
Он отдал этот виноградник сторожам;
каждый должен был доставлять за плоды его
тысячу сребренников.
12 А мой виноградник у меня при себе*.
Тысяча твоя, Соломон,
а двести — стерегущим плоды его.
Беги, возлюбленный! (8:13,14)
Жительница садов!
Товарищи, внимающие голосу твоему,
дайте и мне послушать.
14 Беги, возлюбленный мой,
и будь подобен серне
или молодому оленю
на горах ароматных!
Парафраз Песни Песней
Первый цикл. Любовное желание (1:2 — 2
Желание любви (1:2,3)
О, какое счастье целовать уста твои!
Твои нежные прикосновения опьяняют,
твои ласки воспламеняют,
сильнее старого вина.
3 Аромат выдает твое присутствие,
и даже имя твое наполнено ароматом.
С твоей репутацией
ты купаешься в восторгах
девственниц городских,
кто ищет твоей любви.
Мой дорогой, возьми меня с собой.
Поспеши, давай убежим.
Мой царь, увлеки меня
в свои внутренние покои,
приют нашей любви.
Как я восхищаюсь тобой!
Память о твоей любви
никогда не угаснет.
Выдержанное вино
с ней не сравниться.
Смуглая и прекрасная (1:4,5)
Смугла я, но красива!
О бледнокожие городские девушки —
потребители косметических кремов,
в которых не нуждается красота моя.
5 Не смотрите на меня, что я так смугла,
не спешите с осуждением.
Солнце опалило меня
и сожгло меня своими лучами.
Моих братьев гнев тоже пылал.
Они дали мне задание,
заставили работать на солнце —
ухаживать за их виноградником.
А своего я не берегла.
Робкий вопрос и неоднозначный ответ (1:6,7)
Где же я найду тебя, моего сердца пастух?
Где ты пасешь,
где ложишься отдохнуть
в полуденную жару?
Скажи мне скорее! Меньше всего мне хочется бродить
в бесполезных поисках,
чтобы надо мной смеялись
товарищи твои.
8 Не спрашивай меня, красивейшая из женщин.
Ты знаешь место,
где я пасу.
Приведи своих козлят и иди по следам стада.
Там ты найдешь меня
под навесами пастухов,
и никто не будет знать,
что пришла ты именно ко мне.
Девушка в расцвете своей красоты (1:8—10)
Кобылица ухоженная,
ядреная,
бегущая среди чувственных жеребцов
египетской царской колесницы.
Ты сводишь с ума,
разжигаешь страсть.
9 Как красива ты!
Твои ланиты нежно
обрамлены подвесками.
Шея твоя в ожерельях.
10 Мы будем украшать тебя,
о девушка–царица, драгоценными камнями,
золотыми кольцами с красивыми камнями
и сверкающими блестками из серебра.
Ароматы любви (1:11—13)
Мой царь возлежал,
отдыхая, окруженный ароматом нарда.
12 Пучком мира,
ночью он лежал между моих грудей.
13 Он — сам аромат цветущего кипера,
в моем винограднике,
в оазисе Енгедском.
Дуэт взаимного восхищения (1:14 — 2:3)
Как прекрасна ты, моя возлюбленная,
твой застенчивый, нежный взгляд притягивает,
твои глаза — пара трепетных голубиц.
15 Несомненно прекрасен ты, мой возлюбленный,
красивее всех прочих.
На природном травяном ложе
лежим мы, отдыхаем на Энгедской поляне,
в тесных объятиях,
прикрытые кронами сосен.
2:1 Что заставило тебя остановить свой взгляд
только на мне?
На мне, простой маргаритке, цветущей
среди множества других по берегам рек?
2 Не маргаритка ты,
а редкий экзотический цветок,
величественный стебель, коронованный цветами,
такой великолепный
средь полумрака тенистой чащи,
заросшей ежевикой и колючим кустарником.
3 Цитрусовое дерево,
источник сладости,
оно как остров в
сухостое леса.
В его тени я отдыхаю в безопасности.
Его сладкие плоды —
объект желаний.
Движение к кульминации любви (2:4—7)
Он привел меня в свою хижину,
я отведала его вина,
его взгляд тяжелый.
В нем призыв любви.
Он намерен
нашу любовь осуществить.
5 О, уложи меня
среди кексов изюмных и золотистых яблок.
Войди быстрее — я ослабела, в обмороке лежу,
так хочу испробовать плод любви.
6 Я покоюсь в объятиях
и его рука меня ласкает.
7 О, дочери Иерусалима,
поклянитесь мне дикими газелями и антилопами,
Богом предков, Богом нашего завета,
не мешать нам, пока мы упиваемся нашей любовью.
Второй цикл. Весна (2:8 — 3:5)
Любовь весной (2:8–13)
Чу! Это его голос!
Я слышу, что он подходит!
Это мой возлюбленный.
Прыгая по холмам
и долинам,
легкий и проворный,
нетерпеливый, резвый,
9 как молодая газель.
Он здесь! У нашей стены!
Заглядывает в окно,
смотрит через решетку,
шепчет страстно:
10 Быстрее! Быстрее!
Давай, торопись, моя возлюбленная!
11 Зимний дождь, такой серый и мрачный,
прошел и забыт.
12 Природа теперь пробудилась,
ее цветение повсюду,
голуби воркуют,
13 встань, любимая, выйди!
Дразнящая недоступность (2:14,15)
Моя застенчивая маленькая голубка, такая нежная,
готовая упорхнуть, недотрога,
в ущелье скалы на обрыве.
Позволь мне придти к тебе, чтобы я мог слышать
нежность твоего успокаивающего голоса.
О, пожалуйста, не убегай, чтобы я мог видеть
плавность форм
твоего прекрасного тела.
15 Смотри! Смотри!
Мой возлюбленный!
Там игривые лисы
резвятся,
совершая набег на виноградник, творя хаос.
Нетерпеливые в желании попробовать
наливающийся соком мой виноград.
Подтверждение и приглашение (2:16,17)
В объятиях взаимной любви
мне так надежно.
Он — мой и я — того,
кто нежно пасет среди моих благоухающих цветов.
17 До зари,
до ранней росы,
когда солнца первый луч отгоняет прочь
ночные тени,
вернись моя любовь.
Поспеши, будь подобен серне и
молодой газели.
Тревожное состояние (3:1–5)
Все долгие и одинокие ночи
я лежала, не засыпая,
крутясь, вертясь, отравленная тоской
по своему возлюбленному.
Желая его присутствия,
желая, но не находя его рядом,
огорченная его отсутствием.
2 С отчаянием
темной ночью я бросилась раздетой
искать его в спящем городе.
Но пустые улицы и площади
отражали его отсутствие.
3 Мечась туда–сюда,
я встретила бесстрастную ночную стражу,
охранявшую ночной город, —
я спросила их о моем возлюбленном;
молчали они и уставились на меня
непонимающими глазами,
их немой ответ был дан.
4 Я медленно пошла прочь
в сильном расстройстве,
когда, о, что за облегчение,
я увидела своего возлюбленного
и ухватилась за него.
Я крепко обняла его
и не позволила уйти,
пока не привела его в дом матери своей,
в покои, где меня родили.
5 О, дочери Иерусалима,
заклинаю вас
дикими газелями и антилопами,
Богом предков, Богом нашего завета:
не тревожьте нас, пока мы упиваемся своей любовью.
Третий цикл. Царская свадьба возлюбленных (3:6 — 5:1)
Простонародная благоухающая красота девушки (3:6)
Смотрите, она идет, такая свежая
со стороны равнины
в облаке ароматов
окутанная.
Роскошные носилки царя Соломона (3:7–11)
Деревенские мечтательницы в глубине души,
мы мечтаем
о царской свадьбе.
Взгляни на вид
роскошных носилок царя Соломона.
Взгляни на гордую процессию
с охранниками по краям.
8 Сильнейшие герои нации,
боевая элита
ужас ночи.
9 Взгляни на вид носилок —
это произведение искусства лучших мастеров.
Древесина — из знаменитых лесов
далекого Ливана.
10 Тонкие опоры сделаны из серебра.
Тень дает золотой полог.
Подушка его из пурпуровой ткани,
дорогой в изготовлении.
Внутренние панели роскошно задрапированы
кожей, дочерями Иерусалима.
11 Идете, о городские девушки,
расхваливайте моего царя;
любуйтесь им, увенчанным семейной славой,
в его радостный день свадьбы.
Восхваление возлюбленной (4:1—7)
Как ты прекрасна,
моя любовь,
дочь восторга!
Под тонким покрывалом — кудри,
глаза бросают
скромные и нежные взгляды,
которые пленяют.
Дрожащие ресницы
как трепет голубицы.
Твои сверкающие волосы
при движениях
закручиваются и становятся волнистыми,
на расстоянии похожи на стадо коз,
которые спускаются с зеленых склонов.
2 Твои свежие белые зубы
так чисты, так гладки,
как шкура овцы коротко остриженной,
и вымытой, и отбеленной.
Каждому соответствует пара.
3 Твои красивые губы —
шелковистые алые ленты
вокруг белозубого рта —
источника мелодичной речи.
Твое покрывало — ткань узорная.
Тончайшая ткань
мягкую тень бросает
на контуры твоего лица.
Твои круглые щеки с пушком —
это спелый гранат,
розовый и нежный.
4 Твоя стройная шея
украшена бусами.
Неприступная,
как царская башня Давида,
гордящаяся своими трофеями,
оставшимися с прежних войн, —
ряды сверкающих щитов,
украшающих стены.
5 Пара упругих грудей твоих,
как двойня газелей,
которые пасутся среди
ароматных лилий.
6 До мерцающего света утра,
до раннего часа зари,
когда солнца первый луч отгонит
ночную тень,
я взберусь на вершину горы,
на ее свежий и ароматный склон.
7 Очень притягательна ты, моя возлюбленная,
безупречная в своем совершенстве.
Настойчивая просьба возлюбленного (4:8)
Пойдем со мной, моя дорогая,
с таинственной горной вершины,
снежного гребня Ливана, —
оттуда мы спустимся, и которая
потрясающе красивая и
вдохновляюще грозная,
закутанная в свою таинственную накидку
из облака.
Дай мне свою руку, давай побежим
от логовища львов и леопардов,
прочь от враждебной земли.
Пораженный возлюбленный (4:9—11)
Тихим взглядом из–под ресниц,
единственным лучом от драгоценной геммы
ты пленила мое сердце,
вызвала его сердцебиение.
10 Твои нежные ласки, твои мягкие прикосновения
зажигают меня больше, чем вино.
Запах твой сладок,
дразнящий запах развевающейся одежды
лучше, чем все запахи.
11 Твой страстный поцелуй, твои влажные губы,
как сладкое предвкушение Земли обетованной,
куда войти стремлюсь,
где молоко и мед смогу отведать.
Ожидание (4:12–15)
Моя дорогая сестра, невеста,
сад закрыт, запечатан
частный источник.
Его воды бегут чистые.
Прохожий не имеет туда доступа,
чтобы попробовать из ее источника,
не нарушат границу, чтобы проникнуть
в ее тайные места,
переплетенная изгородь около источника
охраняет от проникновений.
13 Ароматный волнующий сад
душистых фруктов
14 и пахучих сосен,
природный рог изобилия.
Фантазия роскоши,
ее плодородная роща — Сад Утопия,
15 текущих потоков
с горных высот,
таких чистых и прохладных,
зовущих напиться.
Приглашение (4:16)
Пробудись, ветер!
От каждой стороны смешайся
и дуй в мой сад,
чтобы разносить мой аромат вокруг,
чтобы послать ему приглашение.
Пробудись, ветер!
И дай моему ароматному соку течь
в страстном ожидании.
Войди! Войди!
О, войди, мой возлюбленный.
Поспеши и попробуй
моего сочного плода,
плода из моего собственного сада.
Осуществление (5:1)
Я пришел, моя драгоценная невеста,
и овладел моим садом,
Землею обетованной.
Я испробовал твое молоко.
Я собрал твой мед.
Я отведал вина с виноградных лоз.
О прекрасный союз,
праздник любви.
Поощрение (5:1)
Упивайтесь любовью, друзья.
Ото всех ограничений освобождайтесь.
Пусть страсть нахлынет
и заставит вас ликовать
в приливе любви.
Четвертый цикл. Потерянный и найденный (5:2 — 6:3)
Разочарование (5:2—8)
Беспокойный сон в ночи,
мелькание мыслей не прекращается,
беспокойный сон,
вздрагивание.
Стук! Стук! Во тьме ночи
кто стучится в дверь?
Стук! Стук!
Кто это?
Кто стучится посреди ночи?
Медленно пробуждается, веки трет.
Любимый ли столь поздно
у моих ворот.
Шепот: «Быстрее, это я.
Позволь мне войти! Я весь в росе,
сверкающие капли падают с моих локонов.
Быстрее, дай мне войти, моя драгоценная голубка.
Моя безупречная, моя единственная любовь».
Стук! Стук! Кто это?
Не сплю ли я? Это он?
Встать мне, чтобы впустить его?
Или подшутить над моим любимым?
Кто он такой, что я должна удовлетворять
каждую его прихоть?
Почему бы впустить его не сразу
и оставить пока за дверью
мокрым и дрожащим.
3 «Мой любимый, подожди,
я сняла с себя одежду.
Сейчас слишком поздно, чтобы одеваться вновь
и пачкать вымытые ноги,
чтобы подняться и впустить тебя
в мою уютную комнату».
4 Он положил руку на задвижку;
я почувствовала волнение, мое сердце
встрепенулось,
я вскочила, чтобы впустить его,
мои душистые пальцы на замке.
5 Я широко растворила дверь, чтобы впустить,
но, о отчаяние, за ней никого!
Он повернулся и ушел
во мрак ночи.
6 Я почти умирала,
Я лишилась рассудка,
мое страдающее сердце погружалось
во мрак уныния.
Я побежала в город,
ища его там, зовя его.
Жуткие пустые площади
обманчиво отвечали мне эхом шагов.
С отчаянием я искала моего возлюбленного.
Я искала его, но не нашла.
7 Но они нашли меня,
бесстрастные ночные сторожа,
обходящие городские стены
строгие стражи морали.
Они схватили меня, бедную девушку.
Они били меня, наделали мне синяков,
они сняли мою верхнюю одежду
и оставили меня плачущей в отчаяние.
8 О, дочери Иерусалима,
я умоляю вас не говорить моему любимому,
что я больна любовью,
которая заставила меня предпринять
эту безумную авантюру.
Дочери Иерусалима отвечают (5:9)
«О, ты красивейшая женщина
нашего народа,
что такого замечательного в твоем мужчине
что ты так умоляешь нас?»
Восхваление возлюбленного (5:10—16)
Мой возлюбленный строен и румян,
пышет деревенским здоровьем.
Он выделяется
среди тысяч молодых людей.
11 Его лицо напоминает бронзу загаром и тепло янтаря.
Его волнистые локоны роскошны,
черны, как воронье крыло,
как пальмовые ветви
шевелятся они при бризе.
12 Его быстрые глаза
так полны веселья,
как две голубки, танцующие в унисон
при потоках текущих вод, голубки,
которые купаются в молочном тумане
и отдыхают на ароматных берегах.
13 Его заросшие щетиной ароматные щеки
как клумбы для трав:
их аромат подобен
аромату гор специй.
Его губы, как лилии, в чьих кувшинках
течет ароматный сок,
прекрасный на вкус.
14 Его опаленные солнцем руки — цилиндры,
отлитые из золота,
с кольцами из драгоценных камней, привезенных
из далекого Ирана.
Его плоский крепкий живот
так бел и гладок,
как доска из слоновьей кости, украшенная
голубыми сапфирами.
15 Его прекрасные легкие ноги,
как гладкие алебастровые колонны,
мало испещрены прожилками,
на золотых колодках стоящие.
Его весь вид, его стать
прекрасны,
как ливанские высокие горы.
Он весь желанен,
всецело любим,
он — источник никогда не увядающих плодов,
вызывающих восхищение.
Таков мой возлюбленный,
это — мой дружок,
о, дочери Иерусалима.
Предложение помощи (6:1)
Скажи нам, о, самая красивая,
честнейшая из всех,
скажи нам, куда отправился твой возлюбленный,
чтобы мы могли искать его с тобой,
помочь найти его.
Вовсе и не потерявшийся (6:2,3)
Сестры, вы так действительно думаете?
Что он исчез?
Он бродит в своих обычных местах,
где он любит играть, —
в ароматных садах
среди лилий.
3 О, я — его, и он — мой,
того, кто нежно пасет
среди пахучих цветов.
Пятый цикл. Красота разжигает желание (6:4 — 8:4)
Устрашающая красота девушки (6:4–7)
Любезна ты, моя дорогая,
как любимый сад,
как гора наслаждения.
В царственном обличий
грозен твой облик,
как древний город Салем —
крепость неприступная.
Устрашающая, как космос,
под звездным пологом которого мы стоим
и пристально смотрим с молчаливым трепетом,
удивленные природным чудом.
5 Отведи свои глаза, —
твой пристальный взгляд угрожает.
Твоя потрясающая красота имеет власть
разбудить скрытые желания,
зажечь огонь сильной тоски,
что лишает меня всех сил.
Беспомощной жертвой оставлен я,
раб красоты,
пленный великолепием
твоих сверкающих волос,
твоих движений с вихрем кудрей,
они перекручиваются и танцуют, как волны,
как далекие стада коз,
спускающиеся с зеленых склонов гор.
6 Твои свежие белые зубы такие чистые и гладкие,
как кожа овцы, коротко обстриженная
и вымытая, и выбеленная,
каждый с соответствующим двойником,
сверкающие в совершенной симметрии,
и ни один без своего партнера.
7 Твое покрывало — ткань узорная,
тончайшая ткань
мягкую тень бросает
на контуры твоего лица.
Твои круглые щеки с пушком —
они как гранат
розовый и нежный.
Она абсолютно уникальна (6:8,9)
Много избранных девушек,
чувственных красавиц,
прекрасных цариц,
наложниц без счета.
9 Но только одна уникальна —
вне сравнения среди них всех,
моя драгоценная безупречная голубка,
роскошная девушка в толпе
восхваляющих ее,
взирающих на ее удивительную красоту,
объявляющих ее благословенной.
Космическая красота девушки (6:10)
Взгляните на ее удивительную красоту,
она конкурирует с самой природой.
Ее приход как рассвет
безмятежный и величественный по утрам.
Как первые холодные лучи солнца,
золотящие вершины гор,
предвестник обещаний.
Ее красота светлая, как луна в ночи,
разгоняющая тьму ночи,
как диск луны, отражающий свет,
но лучи которого скрывает облако
от смертного человека.
Восхитительно непреступная,
в космическом одиночестве.
Ее слава как сверкающее солнце в вышине,
великолепное в своей пышности.
Ее ослепительное сияние,
ее присутствие дарует жизнь.
Она — свет для всех,
в котором можно согреваться.
ее лучи действительно дают здоровье
всем, кто сидит и наблюдает.
Потрясающая, как полог звездный,
под которым мы стоим,
чтобы испытывать восторг,
взирая на величие природы.
Мечты в ореховом саду (6:11,12)
Я сошла вниз ошеломленная
посмотреть на цветущую долину.
В одиночестве поспешила дальше
поглядеть, распустилась ли виноградная лоза.
Я радовалась листьям на деревьях,
миндалю, цветущему на ветру.
И размечталась.
12 Когда неожиданно, не знаю как,
я обнаружила себя рядом с ним,
моим наследным принцем, моим храбрым рыцарем,
рядом с царской колесницей.
Утеха для глаз (7:1)
Вернись! Вернись!
О Суламита, о совершенная!
Наши изголодавшиеся глаза жаждут твоей красоты.
Неправильно раздевать меня вашими взглядами,
как танцовщиц, которые извиваются и кружатся,
чтобы развлечь солдат
в чувственном вихре танца.
Ее грациозная фигура (7:2–6)
О благородная дочь,
как прекрасна твоя изящная походка,
твои ноги в узких сандалиях,
твои бедра плавно изогнутые,
изящно очерченные,
словно искусная работа мастера.
Твое секретное место —
круглая чаша с терпким вином —
источник огромного удовольствия.
Низ твоего живота —
ворох спелой пшеницы,
обрамленной душистыми цветами.
3 Твои груди — две трепетные лани,
они созданы для ласки —
такие нежные и такие крепкие.
4 Твоя гладкая бледная шея —
прямая башня мраморная.
О благородная дочь.
Твои глаза столь прохладные и спокойные,
глубокий резервуар тишины.
Твой нос такой прямой,
такой белый и ароматный,
как удаленная горная гряда.
5 Твоя голова венчает тебя,
как гора Кармила — темно красный мыс,
выступающий в море.
Твои локоны такие черные,
со смоляным блеском.
Царица!
Как могущественный воин пал!
Мой внушающий страх царь–воин,
волосами девушки пойманный в ловушку,
пойманный ее локонами.
Дуэт желаний (7:7—11)
Как прекрасна! Как очаровательна!
Моя девушка!
8 О высокая красавица,
такая стройная,
ты — грациозная гибкая пальма,
такая спокойная в своем природном очаровании,
такая дразнящая недоступностью,
безмятежная и отстраненная.
Твои груди такие упругие, такие нежные,
так полны обещаний,
сосуды опьяняющего вина.
9 Я сказал, что влезу на дерево
и подержусь за покрытые листвой ветви.
Твои острые набухшие груди
для меня — предмет желаний.
Твой ароматный запах носа
напоминает запах яблони.
10 Вкус и движение твоего рта,
мягкость твоих нежных поцелуев,
как выдержанное вино, льющееся
из сладких и влажных губ.
11 Это меня, меня, меня,
он жаждет,
его страсть для меня.
Любовь за городом (7:12–14)
Приди, возлюбленный мой, быстрее,
давай убежим поскорее за город.
Давай проведем ночь в ароматных кустах
и будем любоваться звездами в вышине.
13 Прочь из города с восходом солнца,
утром смотреть
земли пробуждение.
14 С пылом страсти,
пробудившейся,
с любовью я отдам себя,
я поделюсь с тобой моими секретными запасами,
хранившимся так долго,
пущу в лоно восторгов;
новинки любви открою и также древние ее пути,
мы испытаем
любовные утехи там сполна.
Желание близости (8:1—4)
О, если бы мы были в родстве,
тогда я поцеловала бы тебя открыто,
и глядящие на нас не осудили бы.
2 Потом я бы увела тебя в покои
дома моей матери, в дом, где родила она меня,
возлюбленный мой.
Восторги нашей любви нужно лелеять,
учи меня любить тебя, раскрой свои секреты.
Я дам тебе вино своей виноградной лозы,
отдам плоды свои в экстазе.
3 Я покоюсь в его объятиях,
его рука ласкает меня.
4 О дочери Иерусалима,
я умоляю вас
поклясться мне
не беспокоить нас, пока мы не напьемся сполна.
Шестой цикл. Надежность любви (8:5–14)
Счастливая пара (8:5)
Она приходит,
в деревенскую свежесть одета.
Опираясь на его руку, она приходит
из пустынных далеких земель,
застенчиво представляя
своего молодого сельского парня.
Пробуждение любви (8:5)
Под фруктовым деревом,
в тени фамильного дерева,
там пробудила я тебя,
где твоя мать родила,
в муках корчась.
Любовь сильная, как смерть (8:6,7)
Как украшение твоей руки выстави меня —
чтобы весь мир видел
знак взаимной любви.
О любовь, как смерть безжалостная в своих объятиях.
Твои жертвы беспомощны и
поражены твоими яростными огненными стрелами.
7 Ни ливневые дожди,
ни космический хаос
это пламя никогда не погасят.
Ни потоки вод, ни наводнения
не могут затушить ее.
Прочь лживое богатство!
Серебро и многих лет запас не имеют власти
купить любви свободный дар.
Прочь, ложная любовь!
Презрения достоин
тот, кто имеет низкие намерения.
Младшая сестра (8:8—10)
У нас есть младшая сестра,
она еще не расцвела,
так что мы будем делать
и как ее представим,
когда на нее станут обращать внимание,
когда она созреет для любви?
9 Если бы она была стеною,
слишком тонкой и низкой,
мы бы украсили ее башенками
из серебра.
А если бы она была дверью,
слишком озабоченной, чтобы угодить,
слишком свободной с фаворитами,
мы бы защитили ее досками,
досками из кедра.
10 Но я высокая стена, моя защита непреодолима
для захватчиков.
Мои груди, как башни,крепкие и поднятые,
выдающиеся.
Такова моя осанка,
мое тело,
которым я могу
удовлетворять и облегчать, —
источник благополучия,
помощи и силы.
Виноградник не для аренды (8:11,12)
Взгляните на Соломона,
не ограничен в богатстве,
имеет акры виноградников,
море вина и
девственниц, и
царских наложниц.
Он сдал свои земли
другим в аренду
за серебро, которое он жаждал.
Но это не для меня.
12 Мой собственный виноградник
не для аренды.
Я не могу быть нанятой,
я не могу быть проданной.
Но ему, кого я люблю,
я сама отдам
свои плоды.
Они только для него.
Прочь, несчастный развратник,
соблазнитель старый.
Твое серебро забери себе,
оно меня не удержит.
Беги, возлюбленный! (8:13,14)
О, дай услышать твой голос,
твое обращение ко мне одному.
14 Беги, беги! Убегай прочь
в секретную рощу, где будем прыгать,
как олени,
по холмам и долинам,
на ароматных склонах зеленых гор.
Название и авторство
Книга Песни Песней Соломона
Царь Соломон был известен своим даром сочинять гимны. В Священном Писании сказано о нем: «И изрек он три тысячи притчей, и песней его было тысяча и пять» (3 Цар. 4:32). Так что довольно естественно предположить, что в названии книги Соломон указан как ее автор. Буквальный перевод с древнееврейского звучит так: «Песнь Песней, которая принадлежит Соломону».
Древнееврейский предлог lamed, переведенный словом принадлежит, является чрезвычайно распространенным предлогом, имеющим широкий диапазон значений[5]. Он использован в заголовках многих псалмов (см.: Пс. 11, 12, 13 и др.), которые приписываются царю Давиду. Таким образом, мы могли бы законно приписать Книгу Песни Песней царю Соломону. Однако предлог lamed не всегда указывает на автора. Поэтому стоит рассмотреть некоторые другие интерпретации этого заголовка. Если Песнь Песней не о царе Соломоне или не написана им, тогда возможно, что поэма была посвящена Соломону или что Песнь Песней была отнесена в Соломонову коллекцию песен. Другой вариант толкования состоит в том, что эта книга была любимой у царя Соломона (просто lamed в данном случае — обладание). Но наиболее вероятный смысл заголовка: «Песнь Песней, приписываемая Соломону». Неизвестный редактор приписал Песнь Песней царю Соломону как ее автору, придав тем самым поэме статус литературы мудрости. В этом случае никто не знает, кто написал песни. Или они заимствованы из древних популярных народных песен (и таким образом их авторы анонимны), или они были произведением литературы, созданным интеллектуальной элитой древнееврейского общества. В любом случае, царь Соломон рассматривался последующими поколениями как покровитель мудрости, и если справедливо рассматривать Песнь Песней как литературу мудрости, то оправдано использование имя царя в качестве ее автора. (Мы приводим те же соображения в вопросе об авторстве Книги Екклесиаста.)
В пользу того, что заголовок — результат более поздней редакторской правки, свидетельствует то, что только в заголовке использована форма древнееврейского слова, указывающего на принадлежность книги, несвойственная для основного текста.
Заголовок Книги Песни Песней дает нам первый пример того, когда слова связаны вместе сходно звучащими согласными, чтобы сделать текст более плавным и легким для запоминания. Конечно, в переводе заголовка это трудно передать. Первоначальное созвучие слов основного текста поэмы может быть воспроизведено в переводе только использованием парафраза.
Фраза «Песнь Песней» обычно воспринимается как превосходная степень. Она означает наиболее прекрасную, наиболее музыкальную из песен, или, говоря современным языком, песню, занимающую первую строчку рейтинга. Примерами таких выражений являются: «святого–святых» (наиболее святое место) (Исх. 26:33); «суета сует» (Еккл. 1:2); и, возможно, «царя царей» (Иез. 26:7) и «раб рабов» (Быт. 9:25). Если мы перефразируем название книги как «Наиболее замечательная из песен Соломона», мы не только отметим ее превосходство, но также сохраним неоднозначность ссылки на царя Соломона.
Поскольку имя Соломон на древнееврейском созвучно слову шалом, означающим мир, цельность, богатство, удовлетворенность, а возлюбленную зовут Суламита, что также созвучно в древнееврейском слову шалом, возможно, в этих именах скрыт намек на Удовлетворение любовной страсти, определяющее тональность всей Песни Песней. Но об этом более подробно позже.
Итак, давайте послушаем саму возвышенную Песнь Песней.
Этот материал еще не обсуждался.