09.02.2015
Скачать в других форматах:

Дмитрий Бинцаровский

Лекция 21. Юрген Мольтман


Эта лекция подается в очень сокращенном виде. Полностью и в несколько измененном виде она доступна в книге "История современного богословия". Купить книгу можно на сайте издательства "Евангелие и Реформация" или в книжных магазинах Украины, России и других стран.

Этот материал подается в очень сокращенном виде. Полная версия доступна лишь в печатном виде.

 

1.      Жизненный путь и главные работы.. 1

2.      Крест Христа. 1

2.1.       Страдание Бога. 1

2.2.       Искупление. 4

2.3.       Оценка. 4

3.      Эсхатология. 4

3.1.       Богословский и философский контекст. 4

3.2.       Эсхатологическая направленность богословия. 4

3.3.       Христология и эсхатология. 6

3.4.       Новое творение. 6

3.5.       Всецелостность. 6

3.6.       Ад. 7

3.7.       Мир в Боге и (или) Бог в мире?. 8

3.8.       Оценка. 8

4.      Социально-политические аспекты.. 8

4.1.       Цели богословия. 8

4.2.       Социально-политические аспекты креста. 8

4.3.       Социально-политические аспекты воскресения. 9

 

1.      Жизненный путь и главные работы

Эта часть материала доступна лишь в печатном виде.

 

2.      Крест Христа

2.1.Страдание Бога

Во введении мы уже отметили важность военных событий для становления взглядов Мольтмана. Но еще до попадания в плен Мольтман пережил необычайный опыт, который породил в нем вопрос, на который позже он пытался ответить уже как христианин и теолог. В 1943 году, когда ему было 17, бомбили Гамбург, где он тогда находился. Из-за бомбежек и последовавшего за этим пожара умерли 40 тысяч людей. Мольтман пишет: «Я был спасен чудесным образом. По сей день я не знаю, почему я тогда не умер, как мои товарищи. Мой вопрос в той ужасной ситуации был не «Почему Бог позволил это?», а «Где же Бог»? Неужели Бог далек от нас, отсутствует, скрывается где-то на Своем небе? Или же Он среди нас и страдает с нами? Разделяет ли Бог наши страдания[1].

Эти вопросы Мольтман и поднимает в книге «Распятый Бог». Ее называли книгой о том, «как верить в Бога после Освенцима». Мольтман соглашается с этим, но добавляет: «Распятый Бог» – это книга о том, как верить в Бога после креста Христового. Что мы скажем о «Боге после Освенцима» зависит от того, что мы скажем о «Боге после креста Христового»[2]. Книга сосредоточена на вопле Христа: «Боже мой, Боже мой, для чего Ты оставил Меня?» (Мф. 27:46; Мк. 15:34) Центральный вопрос книги – о том, каков Бог: «трансцендентный, равнодушный режиссер театра этого жестокого мира или же Бог во Христе – главное действующее лицо в трагедии этого мира?»[3]

Итак, ключ к «богословию после Освенцима» – в «богословии после креста». Такая сосредоточенность на кресте была типичной для немецкого протестантского богословия еще от Лютера, который любил повторять, что все богословие начинается с креста. Но обычно в богословии говорилось о том, что крест значит для Самого Иисуса и для нас. Мольтман же ставит вопрос по-другому: что значит крест для Бога? Находится ли Бог во Христе посреди страданий? Или же Бог остается незатронутым, трансцендентным даже тогда, когда страдал Христос?

По мнению Мольтмана, христианское богословие в этом вопросе часто слишком зависело от греческой философии, согласно которой божественной природе чужды изменение, движение и страдание. Греческие философы полагали, что Бог не может страдать и этим отличается от творений. Бог должен быть бесстрастным, иначе Он не был бы Богом. Многие современные философы также склонялись к тому, что Бог-Абсолют страдать не может. По мнению Мольтмана, эту философскую предпосылку необходимо просто отбросить. Нужно начинать с Библии, а не философских домыслов. И тогда мы придем к выводу о страстях страстного Бога.

Почему же христианская традиция не могла отказаться от философских подходов? Потому что многие полагали, что необходимо выбирать одно из двух: или бесстрастность, или подчинение страданиям. Но Мольтман полагает, что есть еще третий вариант: не пассивное, а активное страдание. Это страдание страстной любви. Можно говорить о страсти в двух аспектах: страсть как страдание и страсть как пылкость (всепоглощающее чувство). И оба эти аспекта применимы к Богу Израиля. Если Бог не может страдать, тогда Он и не может любить, потому что любовь открывает Бога для страданий. Бог страдает от любви к творению, а не через какие-то изъяны Своего существа.

Возглас Христа – «Боже мой, Боже мой, почему Ты оставил Меня?» – означает, что Сын оставлен Богом. А значит, правильно сказать и наоборот: Бог оставлен Сыном. И Сын, и Отец страдают, хоть и каждый по-своему: Сын страдает от смерти и оставленности; Отец страдает от смерти Сына. «Произошедшее на кресте – это событие между Богом и Богом. Это было глубокое разделение в Самом Боге»[4]. Таким образом, крест Христа – это прежде всего внутритринитарное событие, а потом уже – событие для искупления мира. Для Бога крест значит не меньше, чем для человека. Теология креста должна тринитарной.

Более того, крест не только являет нам имманентную Троицу, но и определяет ее. Обычно мыслят так: в истории спасения (то есть в икономической Троице) явлено то, каким Бог был всегда в Себе (имманентная Троица). Но Мольтман мыслит иначе: история спасения определяет то, каким есть Бог. «Боль креста определяет внутреннюю жизнь триединого Бога от вечности до вечности»[5]. В истории Иисуса Христа и особенно на кресте тринитарные взаимоотношения Отца и Сына проходят становление, а не просто явлены. Без креста Бог не был бы таким, каким Он есть. Фактически это означает, что Бог становится Троицей в истории Иисуса Христа[6]. Здесь мы видим пример динамической, «обратной» онтологии, с которой уже встречались у Барта и Панненберга. Кроме того, мы видим, что для Мольтмана различие между имманентной и икономической Троицей теряет свое значение.

Согласно Мольтману, только если мы признаем страдание Бога во Христе, мы можем говорить о жертве Христа как Божьем откровении. «Если Божество не может страдать, то как в страстях Христовых мы можем видеть Божье откровение? Бог просто посылает Христа страдать за нас и с нами или же страдает Сам Бог?»[7] Крест Христа являет нам природу Бога. А значит, мы уже не можем говорить о самодостаточном, бесстрастном, невозмутимом Боге, Который не страдает со Своим творением. Бог активно вовлечен в Христовы страдания.

Итак, какой же ответ Мольтмана на вопрос, волновавший послевоенных теологов после Освенцима и Хиросимы? Где Бог посреди такого откровенного безбожия и богооставленности? Мольтман отвечает, что Бог страдает с теми, кто страдает. Бог – не сторонний или нейтральный наблюдатель. Он активно вовлечен в страдания людей и выступает на стороне жертв насилия. Он сострадает не только в смысле сочувствия, но и в самом буквальном смысле причастности к их боли. Это явлено на кресте, где Божья сущность явлена в страдании и оставленности. Бог вошел в страдания мира, преодолел эти страдания и сделал их частью Своего вечного существования.

 

2.2.Искупление

Эта часть материала доступна лишь в печатном виде.

 

2.3.Оценка

Эта часть материала доступна лишь в печатном виде.

 

 

3.      Эсхатология

3.1.Богословский и философский контекст

Эта часть материала доступна лишь в печатном виде.

 

3.2.Эсхатологическая направленность богословия

Как отмечает Мольтман, под «эсхатологией» длительное время понимали учение о «последних вещах», то есть о событиях будущего, которые придут извне в этот мир и положат конец его истории. К таким событиям относили пришествие Христа во славе, суд над миром, наступление Царства, общее воскресение и новое творение. Но в связи с «отсрочкой» этих событий их значение все больше теряло смысл как для нынешней реальности, так и для христианской вести. Эсхатология стала своеобразным «приложением» к догматике, которая слабо связана со всем остальным[8].

Но эсхатология – это не периферия христианского богословия и даже не его часть, потому что ею пропитано все христианское учение. Эсхатологическая направленность характерна для всего христианства. «Эсхатология есть страдание и страсть о Мессии»[9]. По мнению Мольтмана, эсхатология – это не «учение о будущем». Язык эсхатологии – не логос, не «учение», а обетование. Не может быть учения о том, чего мы не знаем и что невыводимо из нашего опыта. Мольтман подчеркивает значение ветхозаветных исследований, которые показали, что Бог открывает Себя через обетование и его исполнение в истории. Это означает, что теология должна быть ориентирована на эсхатологию, на осуществление обетования.

Ключевое понятие эсхатологии – это надежда. Эсхатология говорит языком надежды. Христианин оказывается втянут в борьбу между его повседневным опытом и надеждой[10]. Он видит свою реальность богооставленной и преходящей, но хранит надежду на воскресение. В этом напряжении между миром греха и надеждой эсхатология должна явить свою силу. Она не должна быть потусторонней; она должна нести свою весть в мир страданий, зла и смерти. Надежда преображает жизнь человека и требует переосмысления реальности. Тот, кто имеет христианскую надежду, мыслит о мире по-иному. Поэтому вера не имеет ничего общего «с бегством от мира, безропотным смирением и пустыми отговорками»[11]. Эсхатологическая направленность богословия не означает впадение в футуризм. Воскресение дает надежду не на вечность в небесах, а на будущее этой земли. Христианская надежда – не о «конце» (жизни, мира, истории), а о «начале» (истинной жизни, Царства Божьего, нового творения).

Откуда христианин черпает надежду? Конечно, от Иисуса Христа. Поэтому эсхатология «говорит об Иисусе и Его будущности». Богословие говорит о том, кем есть Христос, а значит и о том, кем Он будет, если Он обладает будущностью. «Вера во Христа превращает надежду в глубокую уверенность»[12]. Сейчас подробнее рассмотрим связь христологии и эсхатологии у Мольтмана.

 

3.3.Христология и эсхатология

Эта часть материала доступна лишь в печатном виде.

 

3.4.Новое творение

Эта часть материала доступна лишь в печатном виде.

 

3.5.Всецелостность

Что является предметом христианской надежды? По мнению Мольтмана, в истории христианского богословия надежда часто спиритуализировалась и индивидуализировалась. Она рассматривалась в контексте «личного спасения души». Вопреки этому, Мольтман пишет, что «подлинная надежда должна быть универсальной, поскольку ее исцеляющее будущее объемлет каждого в отдельного и всю вселенную»[13].

Это означает, что в эсхатологических чаяниях нельзя отделять душу от тела, одного человека от другого, одно творение от другого. Эсхатология касается не только отдельных личностей, а всего творения в его совокупности. В эсхатоне Божья слава наполняет весь мир, Царство Божье объемлет все существующее. Неслучайно из всех библейских текстов Мольтман чаще всего цитировал 1 Кор. 15:28, где говорится о том, что «будет Бог все во всем»[14].

Есть три причины, по которым, согласно Мольтману, необходимость всецелостного искупления логически вытекает из христианского учения.

1)      Бог верен творению. Это подразумевает, что Его искупительный, эсхатологический акт должен быть таким же широким, как и Его творческий акт. Если бы Бог искупил вселенную лишь частично, Он бы перестал быть Творцом[15]. Верность и последовательность Бога требует именно всеобъемлющего нового творения. Если бы Бог позволил кому-то умереть, Он бы не был верен Самому Себе как Творцу.

2)      Христос умер за все и всех. Это значит, что Его воскресение подразумевает спасение всех и всего. В воскресении Христа дано обетование всему живому. Христос пострадал за всех, чтобы все жили. «Следствием теологии Христа может быть только восстановление всех и вся»[16].

3)      Все творение взаимосвязано. Человечество и даже все творение связано многочисленными узами, которые не могут быть разорваны в эсхатоне. Бог замыслил творение в его целостности и Он спас творение в его целостности. Смерть разделяет, но воскресение скрепляет связи между людьми, поколениями и всеми творениями. В эсхатоне преодолевается всякое разобщение и забытие.

 

3.6.Ад

Мысль о всеобъемлющем характере искупления естественно вызывает вопрос о реальности и сущности ада. Мольтман отмечает, что раньше ад представлялся как место, полное огня. Но после Освенцима и Хиросимы люди уже мыслили не в терминах «пылания» или «горения», а в терминах «уничтожения». По выражению Мольтмана, произошла «модернизация»[17] ада. «Адское пламя» уже воспринималось просто как метафора для отдаленности от Бога, для безысходной богооставленности. Ад уже представлялся не как «концентрационный лагерь, из которого нет выхода, даже через смерть»[18], а как «предельное утверждение реальности человеческой свободы». Другими словами, Бог уважает человеческую свободу, и если человек решает быть без Бога, то Бог предоставляет ему такую возможность. Но для Мольтмана и такое «модерное» представление об аде проблематично.

Мольтман полагает, что логика ада бесчеловечна. Она предполагает уничтожение (в «модерном» варианте) или даже вечные мучения (в «традиционном» варианте) огромного множества людей, которые не приняли правильного решения. Мольтмана особенно возмущает то, что среди этих людей могут оказаться умершие младенцы, умственно отсталые люди или те, кто не слышал Евангелие. Получается, что большинство людей в вечности не будут с Богом, они уйдут в «небытие». Для Мольтмана это означает отрицание благости творения и благости Бога.

Кроме того, логика ада атеистична. Она предполагает, что человек со своей свободой выбора – сам себе царь и бог. Если он решает идти в небо – Бог его пускает, если в ад – Бог его пускает и туда. Бог просто смотрит, какое решение примет человек, и делает соответственно. Но Божья любовь состоит не в том, что Бог хранит свободную волю человека, а в том, что Он реально спасает его[19]. Наша уверенность в спасении не должна покоиться на таком скользком основании, как наши решения. Вся наша опора – это деяния Иисуса Христа.

Но если для ада нет места в эсхатологии, то каково его место в христианском учении? По мнению Мольтмана, об аде нужно говорить в контексте креста Христового. Мольтман обращается к характерной для реформатского богословия мысли, что Христос сошел в ад в Своих крестных страданиях. Он пережил мучения ада, чтобы они не были для нас безысходными и безнадежными. Своими страданиями Христос уничтожил ад. «Ад! где твоя победа?» (1 Кор. 15:55). Ад – это не место в грядущем мире, а опыт, пережитый Христом на кресте. Только там мы видим, что такое ад. Но там же ад и преодолен.

 

3.7.Мир в Боге и (или) Бог в мире?

 

Эта часть материала доступна лишь в печатном виде.

 

3.8.Оценка

 

Эта часть материала доступна лишь в печатном виде.

 

4.      Социально-политические аспекты

4.1.Цели богословия

 

Эта часть материала доступна лишь в печатном виде.

 

4.2.Социально-политические аспекты креста

Эта часть материала доступна лишь в печатном виде.

 

4.3.Социально-политические аспекты воскресения

Эта часть материала доступна лишь в печатном виде.

 


[1] “The Crucified God. Yesterday and Today: 1972-2002” в сборнике «Passion for God: Theology in Two Voices», c.70.

[2] “The Crucified God. Yesterday and Today: 1972-2002” в сборнике «Passion for God: Theology in Two Voices», c.71.

[3] “The Crucified God. Yesterday and Today: 1972-2002” в сборнике «Passion for God: Theology in Two Voices», c.72.

[4] The Crucified God, trans. R.A.Wilson and J.Bowden (New York: Harper & Row, 1974), 244.

[5] The Trinity and the Kingdom, 160.

[6] Richard Bauckham, “Jürgen Moltmann,” in One God in Trinity: An Analysis of the Primary Dogma of Christianity, eds. Peter Toon and James D. Spiceland (Westchester: Cornerstone Books, 1980), 116.

[7] “The Crucified God. Yesterday and Today: 1972-2002” в сборнике «Passion for God: Theology in Two Voices», c.73.

[8] Theology of Hope. (Introduction. I. What is the ‘Logos’ of Christian Eschatology?)

[9] Мольтман, Богословие надежды в сборнике «Сравнительное богословие: Немецкий протестантизм XX века», 423.

[10] Мольтман, Богословие надежды в сборнике «Сравнительное богословие: Немецкий протестантизм XX века», 425.

[11] Мольтман, Богословие надежды в сборнике «Сравнительное богословие: Немецкий протестантизм XX века», 427.

[12] Мольтман, Богословие надежды в сборнике «Сравнительное богословие: Немецкий протестантизм XX века», 427.

[13] Coming of God, p.132.

[14] Bauckham, xv. Стих можно также перевести как «все во всех», но Мольтман предпочитает традиционный перевод, так как в нем лучше отражена всеобщность искупления и Божьего присутствия.

[15] Bauckham, 12.

[16] Coming of God, 251.

[17] Jurgen Moltmann, “The Logic of Hell”, в “God Will be All in All. Eschatology of Jurgen Moltmann”, 46.

[18] Jurgen Moltmann, “The Logic of Hell”, в “God Will be All in All. Eschatology of Jurgen Moltmann”, 41.

[19] Jurgen Moltmann, “The Logic of Hell”, в “God Will be All in All. Eschatology of Jurgen Moltmann”, 45.

Дмитрий Бинцаровский

Доктор богословия (PhD, Theologische Universiteit Kampen, Nederland). Сотрудник Евангельской реформатской семинарии Украины. http://www.facebook.com/bintsarovskyi

Евангельская Реформатская Семинария Украины

  • Лекции квалифицированных зарубежных преподавателей;
  • Требования, которые соответствуют западным семинарским стандартам;
  • Адаптированность лекционных и печатных материалов к нашей культуре;
  • Реалистичный учебный график;
  • Тесное сотрудничество между студентами и местными преподавателями.