Чего мы ищем в Библии?

 «Давайте не будем говорить людям только о том, что их вера привлекает других, а грехи отталкивают, но будем учить их откровению Божьей благодати во Христе»[1].

Автор необычайно полезного четырехтомного труда «Обетование и избавление» (издательство Пайдеа)* С.Г. де Грааф в вышеприведенной цитате задает тон, который сегодня, похоже, практически исчез из большинства реформатских проповедей и библейских наставлений. Это часть метода толкования Библии, присущего реформатской герменевтике (толкованию), в отличие от рационалистических, пиетистских, субъективных, моралистических и мистических тенденций. В этой краткой статье я хочу обратиться к своим коллегам-реформатам для того, чтобы привлечь их внимание к так называемому «искупительно-историческому» методу. Для этого я выбрал форму «открытого письма», а не глубокого анализа различных точек зрения. Для дальнейшего изучения этого вопроса я могу порекомендовать вам ряд работ[2].

Упускаем ли мы самое главное, когда изучаем Библию?

Преподаватель Богословской семинарии имени Кальвина Сидней Грейданус предложил замечательный обзор дебатов, состоявшихся в Голландии в 30-е годы XX столетия, и тогда как исторические детали для большинства читателей могут быть неважными, мы не можем не обратить внимания на обсуждаемые вопросы[3].

В то время как либеральные протестанты в Европе преуменьшали исторический аспект откровения, подчеркивая этическое, психологическое и духовное применение Писания, предлагаемое различными библейскими авторами, несколько выдающихся реформатских богословов видели подобные (возможно, менее очевидные) проблемы и в консервативных общинах. Согласно Грейданусу, в начале XX столетия существовало три тенденции толкования Библии:

1. Иллюстративное толкование

Если мы используем такой подход, то тогда история Давида и Ионафана учит нас о дружбе; молитва Анны о ребенке учит нас о настойчивости в молитве; борьба Иакова с Богом у места Пенуэл иллюстрирует нашу духовную борьбу; победа Давида над Голиафом учит нас о победе над «голиафами» в нашей жизни; Иисус Навин учит, как быть лидером, и так далее. Персонажи Нового Завета – включая и Христа – тоже главным образом дают нам «жизненные уроки». Д. Ван Дейк, один из сторонников искупительно-исторического метода, предупреждает, что иллюстративный подход сводит священные события искупительной истории почти что к урокам, которые мы могли бы выучить и на примере других, небиблейских персонажей: «Обращаясь к нормативным утверждениям Писания, я мог бы проповедовать и о смерти принца Вильяма І таким же образом (используя примеры), как я мог бы проповедовать, например, о смерти Иакова; в качестве отпугивающего примера я мог бы рассказать как о жизни Наполеона, так и о жизни Навуходоносора, потому что в обоих случаях необходимо привести нормативы»[4]. Другими словами, такое толкование предполагает, что существует «истина», находящаяся где-то за пределами Писания (или, по крайней мере, за пределами определенного текста), которая иллюстрируется этим библейским отрывком или персонажем. Но такой подход – это отрицание Sola Scriptura на практике, привнесение небиблейских «истин» в изучаемый текст. Разве мы не можем найти в небиблейской истории примеры получше, чем Давид?

2. Фрагментарное толкование

При таком методе единство откровения в исторической последовательности Божьего замысла во Христе разделено на ряд «историй». «Они разложили Святое Писание на последовательность духовных, нравоучительных фрагментов», – сказал Клаас Схилдер. «(Единое) Божье Слово раздроблено на множество слов о Боге и единый Божий труд [искупления] разбит на множество отдельных действий, как-то связанных с Богом и религией»[5].

3. Атомистическое толкование

Это толкование тесно связано с фрагментарным: текст, человек или событие рассматриваются изолированно от всего содержания искупительной истории. Вместо вопроса: «Каким образом история Аарона или Петра соотносится с общей историей исполнения Божьего заветного обетования во Христе?», мы слышим «Что значит этот стих?». Подход «стих за стихом», как и методы индуктивного изучения Библии, относятся к этой категории, и тогда как проповедник может считать, что ему удалось проанализировать текст, едва ли такой анализ можно называть Хлебом Жизни. Как сказал один критик: «Или отрывки из текста сопровождаются различными практическими комментариями, в результате чего проповедь – из-за того, что главная тема не была раскрыта – не представляет собой никакого единства, и слушатели жалуются, что она похожа на песчаный замок; или же проповедь построена вокруг одного «атома», который просто вырван из текста»[6].

Шесть причин, из-за которых мы не слышим Христа в проповеди

Еще большую опасность представляют собой подходы к проповедованию, вытекающие из таких методов толкования. Грейданус рассматривает несколько примеров такого проповедования, которые приводят к:

1. Биографическому проповедованию:

При иллюстративном толковании мы начинаем проповедовать Авраама, Моисея, Давида, Петра, Павла и Марию, но не Христа! Или же если мы «проповедуем Христа», то Он – просто один из таких библейских примеров, которые ведут нас по жизни. В центре таких проповедей – человек, а не Бог, и, соответственно, не Христос. И здесь возникает вполне естественный вопрос: почему бы нам для такого биографического проповедования не использовать Коран? В конце концов, и в нем можно найти много подобных нравственных «истин».

2. Психологическому исследованию

Вероятно, во время Страстной недели можно услышать много проповедей, которые ведут нас к размышлениям о страдании Марии, сумятице чувств Петра, эмоциональном состоянии Иуды и переживаниях нашего Господа. Но можно ли сказать, что эти темы раскрыты в самом тексте так же четко, или, по крайней мере, занимают в нем центральное место, как это кажется из проповеди? Считаем ли мы, что кульминация жертвы Агнца Божьего менее интересна и значима для нас, чем, например, схожесть истории обращения Павла по пути в Дамаск и нашего собственного обращения? Часто такой подход направляет слушателей к размышлению о внутреннем мире библейских персонажей для того, чтобы сравнить их внутренний мир со своим внутренним миром: «А у меня такая же вера? Готов ли я сделать то, что сделал такой-то и такой-то?». Таким образом, все это неминуемо приводит нас не к осознанию собственной безысходности и поискам Христа, но заводит нас в лабиринт эгоцентризма. Голверда говорит, что такой метод хоронит «подлинное содержание текста под лавиной нравоучительных комментариев»[7].

3. Духовному символизму

В этом подходе также сама история отвергается в попытке «извлечь» реальную историю Божьего действия и слов. Женщина, которая пытается прикоснуться к одежде Иисуса, становится аллегорией нашего прихода ко Христу, а свадебный пир в Кане становится приглашением ко Христу сегодня. Критики такого подхода справедливо указывают на то, что это – возвращение к аллегорическому методу проповедования Александрии, который был очень популярен в период Средневековья и был «свержен» с приходом Реформации.

4. Морализаторству (Нравственному учению)

Среди всех эпитетов, приписываемых современным популярным стилям проповедования, чаще всего встречается обвинение в морализаторстве, и на это есть свои причины. Все описанные выше примеры просто состоят на службе у морализаторства, которым злоупотребляют при толковании Писания в консервативных протестантских кругах. Грейданус описывает морализаторство как «(полу)пелагианскую тенденцию, отрицающую sola gratia… Морализаторское проповедование – это законничество; это – императив (вы должны), не обращая внимания на «божественный индикатив» (благодать; что Бог делал, делает и будет делать); оно превращает Евангелие в нравственный закон»[8]. Никто из критиков не жаловался на то, что реформатскому богословию открыто предпочли арминианское богословие или римско-католическую догму, но на то, что в стремлении к значимости и практичности теста из него «вытягивали» совсем иное, что в нем на самом деле есть. Безусловно, Бог мог выбрать лучший нравственный пример, чем Авраам и Сара, хитрый Иаков или Давид – прелюбодей и убийца. Ван Дейк писал: «В лучшем случае можно услышать несколько хороших, библейских комментариев, непосредственно относящихся к данному тексту, но это, собственно говоря, уже не Служение Слова… потому что содержание проповеди определяется уже не самим текстом, а мастерством проповедника»[9].

5. Типологизации

«Несколько примеров типологизации в проповедях 30-годов XX столетия: послушание Иосифа в поиске своих братьев - это пророческий образ послушания Христа; его продажа измаильтянам служит прообразом продажи Христа Иудой…»[10]. Здесь, по крайней мере, мотив – проповедовать Христа и проповедовать Его как Мессию, но такой подход не позволяет тексту говорить за себя, указывать на Христа по-своему. Христос присутствует уже в самом тексте – и в Ветхом и в Новом Завете, – и мы не должны как-то добавлять Его к истории.

6. Доктринальному проповедованию

Реформатам нравятся доктрины, они лучше всего готовят нас к задаче проповедников. Таким образом, необходимо тщательно изучать Библию для того, чтобы понимать библейское учение об основных доктринах. Однако искупительно-историческая модель следует за реформатами и также настаивает на том, что проповедуемое Слово - это не просто слово о Боге или Христе, но само Божье Слово! Таким образом, цель – не просто объяснить доктрины и прочитать лекцию об этих важных истинах, но провозгласить Христа. Суть не в том, чтобы учить или наставлять (будем надеяться, что это происходит в других контекстах), но разломать Скалу в пустыне, дать возможность воде излиться на жаждущих. Это не значит, что в своих проповедях мы должны избегать доктрин, но то, что у нас сакраментальная (т.е. Бог, дающий благодать) миссия в проповедовании, а не просто образовательная. Как это выражено во Втором Гельветическом вероисповедании: «Проповедь Слова Божьего есть Слово Божье».

Как проповедник может быть реформатом, а его община не знать об этом?

Критиков различных методов проповедования, в том числе и Грейдануса, беспокоит тот факт, что тенденции пиетизма, мистицизма и субъективизма в протестантизме - те тенденции, которые преобладали в проповедовании до Реформации - стали обычным явлением даже в тех кругах, в которых официально было утверждено ортодоксальное богословие. Это вопрос не ереси, но библейского толкования. Подобным образом, в церквях, искренне посвященным реформатскому вероисповеданию, можно услышать те же самые проповеди, которые раньше были в римско-католической, либеральной протестантской церквях, у арминиан-фундаменталистов и евангельских церквях. И это происходит по различным причинам.

Во-первых, многих пастырей беспокоит то, что их церкви наполнены необращенными людьми. Не сомневайтесь в том, что в наших церквях много лицемеров, которые не приносят плод праведности, потому что у них нет корня. Но это всегда было так, как признавал Кальвин, повторяя слова Августина и апостола Павла: «Как много овец вовне и как много волков внутри». Но голландские сторонники искупительно-исторического метода предостерегают нас, чтобы мы не брали Божий труд в свои руки. Иллюстративные проповеди (т.е. проповедование примеров из Библии) производят впечатление, что больше всего нас волнует как «провести инвентаризацию» и отделить овец от козлов: «В одно воскресенье мы услышали бы проповедь, в которой Авраама назвали бы героем веры, и сразу же следует применение: "у вас такая же вера?..." В следующее воскресенье нам бы сказали, что, как Иаков, мы должны знать, где наш «Иавок» или по крайне мере «Пенуэл»… Затем нам бы проповедовали о том, что происходило в душе Петра, Иуды, Пилата и т.д.»[11]. Критики говорят, что вопрос: «А в вашем сердце воскрес Христос?» – стал методом отделения пшеницы от мякины, но это «проклятие мистицизма, которое гноится в наших кругах. Оно навязывает нам абсолютно другую, по сравнению с Евангелием, проблему. Евангелие говорит: Пасха – это реальный факт! Вы верите в это? А мистицизм говорит: «Мы верим в то, что Иисус воскрес в саду Иосифа, но вот по-настоящему важный вопрос: "Воскрес ли Он в вашей душе?..." Самое главное – это повторение Пасхи лично в каждом человеке»[12].

Как часто верующие теряют радость своего спасения «благодаря» проповедям- увещеваниям, которые заставляют их снова и снова возвращаться к «переучету» своих даров? Некоторые считают такой акцент ключом к духовности, но откуда человек может знать, действительно ли он пережил «Пасху» или обладает такой же верой, которая была у библейских «героев»? Мы должны принимать во внимание совет сторонников искупительно-исторического подхода – проповедовать Евангелие, а не пытаться «просеивать» Божий урожай. Мы должны доверять Слову – и Закону и Евангелию – в том, что оно выполнит свою работу в суверенной Божьей руке. Постоянная замкнутость в своем мире и самоанализ с целью определить, обладаете ли вы достаточной верой или благодатью, приносите ли вы плод в своей жизни, приведет только к самоправедности или к отчаянию: «Как вам только могло прийти в голову, - спрашивает ван Дейк, - что это (такое отношение) может привести человека к уверенности?» Действительно, как? Кальвин настаивал на том, что миссия пастырей – проповедовать веру, а не сомнение; вести людей к достаточности («полноте») Христа, а не своей собственной самодостаточности.

Во-вторых, многих пастырей больше всего волнует нравственное состояние народа в целом и их общины в частности. Например, по американскому телевидению в любое воскресенье можно увидеть консервативного пресвитерианского служителя, который, скорее всего, начнет свою проповедь одной или двумя строками из Библии, а потом перейдет к «реальному» посланию: моральное разложение Америки, опасность политики Клинтона и важность семейных ценностей. Большинство таких проповедей могли бы проповедовать и мормоны, если бы в конце проповеди не было приглашения прийти ко Христу (сегодня, возможно, даже такое приглашение не стало бы различием между этими двумя религиями). Часто больше времени посвящают экзегезе Конституции и письмам ее «отцов», чем Евангелию и посланиям апостолов.

Я понимаю, что это пример крайностей, но я далеко не один раз сталкивался с такими крайностями. Прихожане все больше и больше раздраженно говорят о том, что они устали получать камни вместо хлеба. Если это не американские ценности, то тогда - самооценка, советы в построении карьеры, жизненные советы, например: «Как подняться, когда жизнь опустила вас», или же подобная чепуха. Недавно я проповедовал в одной большой консервативной евангельской церкви, в программке которой слово «проповедь» поменяли на «перспективы жизни». Чего ждут люди – услышать Слово спасения от Бога или «жизненные перспективы» от Хортона?

Имеет ли это значение? Если нет, то мы нисколько не лучше либеральных служителей, чьи сентиментальные, морализаторские, политические, психологические, мистические и субъективные речи мы так долго критикуем. Но уже достаточно плохих новостей.

Позвольте мне закончить свой плач предложением основных характеристик искупительно-исторического подхода, и снова же я подведу итог замечательным характеристикам, предложенным Грейданусом.

1. История искупления – это история.

Триумф Барта во многих реформатских церквях привел не только к тому, что стали отрицать необходимость Закона и признавать только Евангелие, но также создал кьеркегорский «парадоксальный» дуализм между историей и супра-историей (супра-история – термин, используемый последователями Барта и другими современными богословами для того, чтобы провести различие между «обычной историей» (Historie) и «историей-верой» или «супра-историей» (Geschichte). Согласно им, «обычная» история открыта для исторических исследований, но «супра-история» предлагает знания и понимания, доступные только тем, кто верит. Например, Воскресение Христа могло произойти только в «супра-истории».) Все еще обремененные таким либеральным дуализмом между верой и историей, неоортодоксы и пиетисты часто склонны недооценивать тот факт, что, как Павел сказал Фесту, все эти события не в углу происходили. Это были общественные и исторические события, а не просто индивидуальные и субъективные. Именно это подчеркивает Лютер своим «Christ extra nos» (Христос вне нас) - в противопоставление мистицизму. Таким образом, искупительно-историческое проповедование и чтение Библии будут рассматривать каждый текст как стежок на полотне обетования и исполнения. Вся Библия говорит об истории – не об общей истории, но о раскрывающемся Божьем замысле искупления во Христе – начиная с книги Бытия и заканчивая книгой Откровения. Библия - это книга не обо мне или проблемах моего поколения, но о тех событиях в прошлом, настоящем и будущем, которые приведут меня в «облако свидетелей».

2. История искупления – это единство

Именно поэтому при искупительно-историческом подходе мы слышим проповеди по отрывкам как из Нового, так и из Ветхого Заветов. Закон и Евангелие идут от начала до конца Библии, и Откровение Христа – как свет, который становится все ярче по мере развития истории. Вместо того чтобы разбивать историю на диспенсации или отдельные стихи, для нас Библия должна быть книгой, которая от начала до конца рассказывает об одном событии: Христе и завете благодати, в котором верующий объединен с Ним и участвует в Его жизни.

3. История искупления означает движение вперед

Некоторые, выступая против диспенсационализма, настолько «увлеклись» единством откровения, что начали пренебрегать различиями между Ветхим и Новым Заветом, и не смогли отличить обещания, которые были даны израильскому народу от обетований спасения для Нового Израиля. Мы всегда должны быть готовы указывать на новые стадии откровения и искупления по мере того, как они открываются в тексте.

Заключение

Библейски ли все это? Другими словами, навязываем ли мы такой метод, которого на самом деле нет в тексте – именно то, в чем мы обвиняем других? Христос резко обвинял учителей Библии, живших в Его дни, в том, что они не знают Писания (Мтф. 29:29; Лк. 24:45) и утверждал: «Исследуйте Писания, ибо вы думаете чрез них иметь жизнь вечную; а они свидетельствуют о Мне» (Иоанна 5:39). После Воскресения, наш Господь объяснял Писания ученикам по дороге в Эммаус. Но сначала Он обвинил двух учеников в том, что они не читали Ветхий Завет, в центре которого был Он Сам: «…несмысленные и медлительные сердцем, чтобы веровать всему, что предсказывали пророки!... И, начав от Моисея, из всех пророков изъяснял им сказанное о Нем во всем Писании» (Лк. 24:27). Представьте себе силу этой проповеди! Не удивительно, что их сердца горели. Здесь Иисус учит, как мы должны читать и проповедовать Библию. Это не просто история о библейских героях или сборник жизненных уроков, но откровение Иисуса Христа. Петр также напоминает нам о том, что основное послание всего Ветхого Завета – это «… Христовы страдания и последующая за ними слава» (1 Петра 1:10-11).

Проповедовать Библию как «путеводитель по жизни» или как источник ответов на все вопросы, а не как откровение Христа, значит сделать из Библии абсолютно другую книгу. Именно так подходили к Писанию фарисеи, однако, как мы можем видеть из вопросов, которые они задавали Христу, все они были похожи на банальное преследование: «Что произойдет, если человек разведется и снова вступит в брак?», «Почему твои ученики срывали колосья в субботу?», «Кто согрешил - он или родители его, что родился слепым?» Для фарисеев Писание было источником ответов на все жизненные дилеммы. Нет сомнений в том, что Писание предлагает Богоцентричную и божественно явленную мудрость для жизни, но если бы это было основной целью Писания, то христианство стало бы религией для самосовершенствования – просто следуйте примерам и слушайте увещевания, а для религии Креста не осталось бы места. Именно об этом Павел пишет коринфянам, чья одержимость мудростью и чудесами затмила истинную мудрость и самое великое чудо. И что же это? Павел отвечает: «Который сделался для нас премудростью от Бога, праведностью и освящением и искуплением» (1 Кор. 1:28-31).