Дмитрий Бинцаровский
Лекция 6. Учение Барта об откровении
Видео в хорошем качестве можно скачать здесь: ersu.org/ru/video
Эта лекция в несколько измененном виде доступна в книге "История современного богословия". Купить книгу можно на сайте издательства "Евангелие и Реформация" или в книжных магазинах Украины, России и других стран.
Откровение
2. Свобода и суверенность Бога в Откровении. 1
3. Динамизм и актуализм Откровения. 2
4.2.1. Библия и Слово Божье. 4
4.2.2. Человеческая сторона Библии. 6
1. Введение
Карла Барта часто называют теологом Слова Божьего. Его можно также назвать теологом Откровения, поскольку Откровение и Слово Божье – это одно и то же. Его богословие называют "богословием сверху" (то есть богословием, которое пытается основываться на том, что сказал Бог). Это богословие противостояло либеральному "богословию снизу" (то есть богословию, которое отталкивается от человеческих попыток осмыслить божественное). Барт призывал сосредоточиться не на том, что люди могут сказать о Боге, а на том, что Бог сказал о человеке и о Самом Себе.
Но Барт не хотел просто возвращаться к "до-модернистским" временам, к реформатской ортодоксии или к библейскому фундаментализму. Мы уже видели из первой лекции, как он пытался найти богословский путь, который бы отличался как от либерализма, так и от фундаментализма. Поэтому Его учение об Откровении имеет ряд особенностей.
В этой лекции мы сначала рассмотрим общие характеристики богословия Откровения у Барта, затем обратимся к выделенным им формам Откровения, после чего рассмотрим его позицию по отношению к естественному богословию. Мы завершим лекцию краткой оценкой взглядов Барта.
2. Свобода и суверенность Бога в Откровении
Согласно Барту, человек не может знать ничего о Боге без Его Откровения. Наши самостоятельные попытки познать Бога обречены на неудачу, не только по причине греха, но и потому, что Бог абсолютно отличается от человека. "Бог вне Своего Слова сокрыт для нас"[1]. Мы можем знать что-то о Боге только потому, что Он суверенно решил стать познанным.
«Откровение есть знание Бога через Бога и от Бога»[2]. Бог всегда остается субъектом акта Откровения. Это означает не просто то, что Откровение исходит от Бога. Это означает, что Откровение Бога не принадлежит человеку, а находится в полном распоряжении Бога. Человек не может исследовать Откровение по своим стандартам или оценивать его.[3] Кроме того, никто, даже христианин, не имеет постоянного, естественного, прямого доступа к Откровению. Способность к познанию дается в самом акте Откровения. Как откровение, так и вера, воспринимающая его, – это дар Божий, чудо Божье.
Бог Сам решает, как, когда, кому и насколько открыть Себя. Например, человек может рассчитывать, что услышит Слово Божье из Библии, но даже в этом случае решение остается за Богом.[4] Откровение – это не что-то, записанное в прошлом (Библия), а теперь доступное для всеобщего чтения и тем более понимания. Откровение – это не что-то, созданное в прошлом (творение), а теперь доступное для всеобщего обозрения. Бог всегда активен в Откровении и сохраняет власть над ним. Его нельзя познавать, просто читая книгу или любуясь творением. По мнению Барта, это бы означало, что Бог является только объектом нашего исследования и не является субъектом Своего Откровения. Другими словами, это бы означало, что мы познаем Бога без участия и контроля Самого Бога в настоящем.
3. Динамизм и актуализм Откровения
Барт подчеркивает, что в богопознании мы не должны начинать с общих абстрактных определений вроде "Бог есть всесильный", "всезнающий", "бесстрастный" и т.д. Бог таков, каков Он в Своем акте Откровения. "При разъяснении и истолковании положения "Бог есть" мы должны в любом случае и в полной мере опираться на Его дела (происходящие в деле Откровения)"[5]. Эти Божьи дела неотделимы от Божьего Слова. Для Бога говорить слово – значит действовать. "Словом Господа сотворены небеса… ибо Он сказал, - и сделалось; Он повелел, - и явилось" (Пс. 32:6). И наоборот: Божьи деяния говорят о Нем Самом.
Когда протестант слышит выражение "Слово Божье", первое, что приходит ему в голову – это Библия. По его мнению, именно там, в первую очередь, мы находим Откровение Бога. Но Барт мыслит иначе. Он говорит, что Откровение никогда не может быть статичным, зафиксированным. Оно не может быть просто объектом исследования экзегета, оно не может быть просто информацией о Боге. Книга не может быть Откровением, она может только указывать на него или свидетельствовать о нем. Откровение всегда есть и должно быть явлением, событием, актом, встречей. В Откровении Бог не просто отрывает истину о Себе; Он открывает Себя Самого. Откровение невозможно в рамках отношений "Я-оно". Оно возможно только в отношениях "Я-ты", то есть имеет личный характер. Это Откровение конкретному человеку, в конкретном месте, времени, обстоятельствах. Человек слышит Слово Божье только тогда, когда Бог решает Ему открыть это Слово. Таким образом, суверенность Бога в Откровении и динамичность Откровения крепко связаны между собой.
В первой лекции мы уже цитировали знаменитый отрывок из Барменской декларации: "Иисус Христос, как Он засвидетельствован нам в Священном Писании, есть единое Слово Бога, которое мы должны слушать, которому мы должны доверять и покоряться в жизни и в смерти". Уже в этом отрывке чувствуется определяющее влияние Барта на текст декларации. Слово Божье (то есть Откровение) тождественно только Иисусу Христу. Он есть первая форма Слова Божьего. А поскольку Барт не проводит различия между Личностью и работой Иисуса Христа, то Слово Божье тождественно деянию Христа, искуплению и примирению, совершенному в Нем[6].
Это Слово засвидетельствовано в Библии, которая есть вторая форма Слова. Барт выделяет также третью форму – церковная проповедь, в которой Слово Божье возвещается. В первом томе "Церковной догматики" Барт определяет эти три формы как Слово Божье явленное (Иисус Христос), Слово Божье записанное (Святое Писание) и Слово Божье проповеданное (церковное возвещение). Барт подчеркивает, что это не три отдельных Слова Божьих, а три формы одного и того же Слова.[7]
Кроме того, Барт писал, что Бог свободен передать Свое Откровение так, как Сам пожелает, помимо Библии и церкви. Поэтому мы можем выделить еще одно средство передачи Слова – сам мир. Теперь мы рассмотрим формы Слова по порядку.
Барт принимает ортодоксальное учение о Христе как об истинном Боге и истинном человеке. Деяния и слова Иисуса Христа – это деяния и слова Самого Бога. "Божье Откровение есть Иисус Христос, Сын Божий"[8]. В этом смысле Откровение объективно, т.е. его истинность и подлинность не зависит от субъективного принятия его человеком.
Ценность других форм Откровения определяется тем, что они свидетельствуют об Иисусе Христе. Отличие Библии от других книг "состоит в том и определяется тем, что это книга Христа"[9]. В подтверждение этому Барт ссылается на Самого Христа, Который говорил, что Писания и ученики свидетельствуют о Нем (Ин. 5:39,40; Деян. 1:8). Поэтому даже когда Барт говорил о единстве трех форм Откровения и равности их степени и значения, все равно в его богословии Откровение явленное (Иисус Христос) владеет явным приоритетом. Мы остановимся на христологии Барта более подробно в следующей лекции.
Вторая форма Слова Божьего – это Библия. Но что именно значит "форма"? Наверное, самый главный вопрос, который волнует евангельских читателей Барта таков: "является ли Писание для Барта Словом Божьим?" У Барта можно найти выражения, которыми можно доказать как отрицательный, так и положительный ответ на этот вопрос. Барт просто мыслит по-другому, и нам надо попытаться его понять.
С одной стороны, Барт проводит четкое различие между Библией и Откровением. "Библия – это одно, а Откровение – другое"[10]. Он утверждает: "мы делаем дурную услугу Библии, если отождествляем ее прямо с самим Откровением"[11]. Если Библия – это прямое Откровение Самого Бога, то, по мнению Барта, этим отрицается любое человеческое участие в ее написании. Когда Барт пишет, что "Библия есть Слово Божье", он продолжает: "в том смысле, что она содержит свидетельство Откровения"[12]. Библия свидетельствует об Откровении, но "свидетель не равен тому, о чем он свидетельствует"[13]. Можно также еще раз упомянуть о большой разнице между Богом и творением, на которой постоянно акцентирует внимание Барт. А раз Библия написана людьми, то "не может быть прямой тождественности между человеческим словом Писания и Словом Бога"[14]. «»
В то же время, Барт тут же добавляет, что "Писание может и должно быть – не потому, что оно есть Иисус Христос, но в таком же серьезном смысле, как Иисус Христос – названо Словом Божьим: точнее, Словом Божьим под знаком слова человеческого"[15]. В другом месте он пишет, что «в той мере, в какой Библия действительно свидетельствует об Откровении, она – не меньшее Слово Божье, чем само Откровение»[16]. Но насколько "Библия действительно свидетельствует" полностью зависит от Бога в каждом конкретном случае. Здесь опять мы видим определенное напряжение между стремлением Барта выделить особое место Христа как Единственного прямого Откровения (и тогда свидетельство Библии об Откровении не равно самому Откровению), и стремлением подтвердить важность Библии (и тогда Слово записанное равно по значению Слову явленному, Иисусу Христу).
Хотя Барт часто повторяет, что "Библия есть Слово Божье"[17], он все же предпочитает другое выражение: "Библия становится Словом Божьим". Можно выделить несколько причин такого словоупотребления. Во-первых, оно отражает общий актуализм богословия Барта. Для него почти все в богословии, включая Христа, Откровение и мир, имеют свое бытие в становлении. Иисус Христос есть таков, каким Он явлен в Своих деяниях. Так же можно было бы сказать и про Библию: она есть такова, какой она становится в событии Откровения. "В утверждении о том, что Библия есть Слово Божье маленькое слово "есть" относится к ее бытию в этом становлении"[18].
Во-вторых, такое выражение отражает понимание Бартом самого Откровения. Когда его спросили, чем его взгляд на Слово Божье отличается от взгляда фундаменталистов, он ответил: "для меня Слово Божье – это событие, а не вещь. Поэтому Библия должна становиться Словом Божьим, и она становится таковой действием Святого Духа"[19]. Пропозиции, текст, информация – это еще не Слово Божье в понимании Барта. Поэтому Библия как таковая (как книга, как объект изучения или чтения) не может быть Словом Божьим. Слово Божье подразумевает личную встречу Бога и человека.
В-третьих, это подчеркивает свободу и власть Бога. Бог не просто однажды записал Свое Откровение и оставил его на рассмотрение людям. Библия становится Словом Божьим для конкретного человека не потому, что он признал ее таковым. Причина в другом – в суверенном решении Бога сделать из слова библейского Свое слово. «Библия есть Слово Божье настолько, насколько Бог делает ее Своим Словом, насколько Он говорит через нее… Мы не можем абстрагироваться от свободного действия Бога»[20].
В-четвертых, Барт считает, что нельзя разделять действие Духа в авторах Библии и действие Духа в читателях или слушателях. "Мы не должны разделять свет, который проливает Библия, и глаз, который воспринимает этот свет"[21]. Здесь также подчеркивается суверенность Бога: человек видит в Библии Слово Божье только тогда, когда Дух Божий открывает ему на это глаза. Кроме того, здесь выделяется та связь между словом и делом Бога, о которой мы говорили раньше. Для Барта Слово Божье сопровождается влиянием на его адресата. Говоря языком самой Библии, "Так и слово Мое, которое исходит из уст Моих, - оно не возвращается ко Мне тщетным, но исполняет то, что Мне угодно, и совершает то, для чего Я послал его" (Ис. 55:11). По мнению Барта, Слово Божье не может лежать на полке или быть в кармане у человека. В отношениях с человеком оно является субъектом, оно действует. Поэтому Библия "становится" Словом Божьим – становится тогда, когда Бог через нее воздействует на человека.
Означает ли все это, что в событии Откровения Библия "становится" тем, чем на самом деле не "есть"? На этот вопрос сложно дать однозначный ответ. С одной стороны, уже в Геттингенских лекциях 1924 года Барт отмечал, что "Библия не может стать Словом Божьим, если она не была таковой и до этого»[22]. Другими словами, когда Библия становится Словом Божьим, она становится тем, чем на самом деле и есть. Но ее "сущность" должна быть актуализирована Богом в событии Откровения, чтобы Бог оставался Субъектом Своего Откровения, а Библия не ставала всего лишь объектом исследования. Барт полагает, что если просто сказать "Библия есть Слово Божье", это сделает Откровение, Слово Божье статичной "данностью", зафиксированной на бумаге.
С другой стороны, такая интерпретация богословия Барта имеет свои трудности. Если Библия "есть" Слово Божье (онтологически), то почему она не становится Словом Божьим для каждого и всегда? И какая роль этого онтологического статуса, если он не всегда актуализируется? Кроме того, Барт часто повторяет, что Писание как таковое есть слово человеческое, которое Бог свободно использует в акте Откровения, чтобы передать Свое, Божье слово. В этом смысле нельзя сказать, что Писание "было" Словом Божьим до этого "акта". Сейчас мы ближе рассмотрим то, как Барт понимал человеческую сторону Писания.
4.2.2. Человеческая сторона Библии
Карл Барт вырос из либеральной школы, которая считала Библию простым человеческим документом истории. Даже после своего разрыва с либерализмом Барт никогда не соглашался с противоположным мнением, которое обращает внимание исключительно на божественность Библии. Барт отрицал распространенное в фундаменталистских кругах мнение, что авторы Писания, апостолы и пророки, были "секретарями" Святого Духа. К сожалению, он ошибочно приписывал такое мнение и протестантской ортодоксии. На самом деле в реформатской традиции никогда не отрицалась человеческая сторона Писания.
Но Барт пошел дальше, чем реформатская традиция, в утверждении человеческой стороны Библии. Он рассуждал так: если книги Библии писались грешными людьми, то они не могли остаться безошибочными. Человеческая сторона Писания отражает не какую-то "идеальную", "догреховную" человечность. В Библии отражена именно та греховная человеческая природа, которую все мы разделяем. Будь Писание непогрешимым – оно не было бы истинно человеческим, это был бы определенный вид докетизма, признание только божественной стороны Писания.
Более того, Библия может ошибаться не только в своих исторических, географических или математических данных. «Вероятность ошибки распространяется и на религиозное и теологическое содержание»[23]. Барт свободно говорит об «исторических и научных неточностях, богословских противоречиях, неясности традиции»[24]. Он не приводит примеры таких неточностей и противоречий, но, учитывая его акцент на человеческой (а значит небезошибочной) природе Писания, такие противоречия представляются ему неизбежными.
Бог не обращается к человеку иначе, как в человеческой, а значит несовершенной, форме. Но ошибочное человеческое может стать безошибочным Божьим. Как же текст, подверженный ошибкам, может становиться Словом Божьим? Барт считает это чудом, которое совершает Сам Бог. То, что Бог использовал слова апостолов и пророков для провозглашения Своего Слова – это такое же чудо, как исцеление слепого или воскресение мертвого[25].
По мысли Барта, несмотря на то, что Писание написано человеком и подвержено ошибкам, оно "обладает в церкви огромным и ни с чем не сравнимым авторитетом"[26]. Церковь не сформировала канон Писания, оно просто его признала. Оно является источником нашего знания о Боге. Нам следует повиноваться Писанию, а не церкви[27]. Бог не связан текстом Библии, но мы связаны! Наше богословие должно основываться на Писании, потому что именно там засвидетельствован Иисус Христос и именно там говорят избранные Богом свидетели. Sola Scriptura у Барта связано больше именно с Solus Christus. Уникальный авторитет Библии происходит из того, что в ней содержится уникальное свидетельство пророков и апостолов о Христе. Библия важна настолько, насколько она говорит об Иисусе Христе.
Можно также обратить внимание на личное обращение с Библией самого Барта. Возможно, его практика даже лучше его теории. Исследователи подметили, что Барт цитирует Библию чаще, чем любой другой богослов в истории[28]. Он читал много лекций по отдельным книгам Библии, и всегда признавал, что Писание является для него нормативным авторитетом[29]. Задачу богословия он понимал именно как прояснение сказанного в Писании. В предисловии к английскому изданию "Послания к римлянам" он писал: «моя единственная цель была в том, чтобы истолковать Писание»[30]. Он призывал других богословов и христиан в целом к столь же серьезному отношению к Библии: «довольно странно, но христианство всегда было живой религией только тогда, когда не стыдилось признать себя во всей серьезности религией книги»[31].
Теперь мы переходим к третьей форме Слова Божьего – церковному возвещению. В реформатской традиции связь проповеди в церкви и Слова Божьего подчеркивалась неоднократно. Самое знаменитое утверждение содержится во Втором Гельветическом исповедании, 1: "проповедование Слова Божьего есть Слово Божье"[32]. Барт тоже обращается к этому утверждению[33]. Мы уже цитировали его слова о Библии: «в той мере, в какой Библия действительно свидетельствует об Откровении, она – не меньшее Слово Божье, чем само Откровение»[34]. Параллельно этому он говорит о церковном возвещении: «в той мере, в какой возвещение действительно покоится на актуализации Откровения, засвидетельствованного в Библии, и таким образом покорно повторяет библейское свидетельство, оно – не меньшее Слово Божье, чем Библия»[35].
Если даже Библия для Барта есть слово человеческое, то тем более таковым всегда является возвещение церкви. Но, как и Библия, церковное возвещение также становится Словом Божьим в событии Откровения. "Возвещение есть человеческая речь, в которой и через которую говорит сам Бог, как делает это царь устами своего глашатая, и она желает быть услышана и принята как речь, в которой и через которую говорит сам Бог"[36]. Здесь опять же подчеркивается суверенная власть Бога: это Он делает слово человеческое в церкви Своим Словом.
Заметим, что, по мысли Барта, не всякое слово в церкви стремится быть возвещением – прежде всего там, где ясно человек обращается к Богу (молитва, гимн, исповедание). Но Бог может сказать Свое Слово даже тогда, когда человек не собирается передать его. Станет или станет сказанное в церкви Словом Божьим – это не зависит от намерения или старания самого говорящего. Все зависит только от Бога. Это приводит нас к следующему пункту.
Если Бог для передачи Своего Слова может использовать любую речь в церкви, то почему Он не может использовать вообще всякую человеческую речь? Уже в первом томе "Церковной догматики" Барт утверждает, что "Бог может говорить через русский коммунизм, через концерт для флейты, через цветущий куст или через мертвую собаку… Бог может говорить к нам через язычника или атеиста"[37]. Но в этом томе главную роль играет его тройственная форма Слова Божьего (Иисус Христос, Библия и церковное возвещение). В дальнейшем Барт более свободно говорит о мире как о средстве передачи Слова Божьего. "Признание того, что Иисус Христос есть единственное Слово Божье, не означает, что в Библии, церкви и мире нет других слов, которые примечательны по-своему"[38]. Многое из того, что говорится в мире, ценно. Весь мир, все творение, вся история может указывать на Бога, если Он этого захочет.
Утверждение Барта о том, что Бог может проговорить и через "секулярные", "всечеловеческие" средства, не надо путать с "общим Откровением" в реформатской догматике или естественным богословием. Идея Барта состоит в том, что Бог может использовать все, что угодно, чтобы открыть Себя как Он хочет и кому Он хочет. Но это не означает, что в мире или в самом человеке есть нечто "постоянное", указывающее на Бога помимо Его Откровения в Иисусе Христе. Барт очень остро критиковал вторую статью Бельгийского исповедания, где говорится о том, что мы познаем Бога не только через Библию, но и "посредством наблюдения за творением, за сохранением и управлением Вселенной, которые раскрываются нашим глазам как в высшей степени прекраснейшая книга, в которой всякая тварь, большая и малая, является как бы письменами, ведущими нас к ясному познанию вещей невидимых касательно Бога".
Здесь мы должны возвратиться к тому, с чего начинали эту лекцию. Барт утверждает, что мы можем знать о Боге только от Самого Бога. Это знание кардинально отличается от любого другого знания. Мы познаем Бога совершенно по-другому по сравнению с любыми другими объектами. Человек должен полностью полагаться только на Откровение.
Но Откровение Бога – это Иисус Христос. Это значит, что о Боге нельзя сказать ничего, не упомянув Иисуса Христа. Например, нельзя говорить о Боге-Творце прежде, чем мы скажем о Боге как Иисусе Христе и Его деле примирения. Ошибка естественного богословия, по мнению Барта, состоит в том, что оно уже знает что-то о Боге до Его Откровения во Христе.
Отвержение Бартом естественного богословия выражается в отвержении "аналогии бытия" (analogia entis), которая была и остается одним из важных пунктов католического богословия. "Аналогия бытия" подразумевает, что между бытием человека и Бога есть определенное сходство, что их объединяет общее понятие "бытия". Человек может найти что-то в себе, а потом сказать: вот, Бог такой же, но в превосходной степени. Или может, посредством своего разума, понять что-то о Боге из творения в целом. Для Барта такие представления казались угрозой самому понятию Откровения, потому что в этом случае человек начинает с себя или с творения, а не с Божьего Откровения. Что мы можем знать о Божьем бытии в отрыве от Его благодатного акта во Христе? Снова и снова: любое наше знание о Боге, в том числе и как о Творце, возможно только по благодати и только из Откровения во Христе. Поэтому Барт писал: "Я считаю analogia entis изобретением антихриста. Я полагаю, что именно по этой причине нельзя становится католиком"[39].
Означает ли это, что нельзя вообще говорить ни о какой аналогии? Нет. Если между Богом и человеком вообще нет точки соприкосновения, то как возможно богопознание? Но эту точку Барт находит не в самом человеке, а прежде всего в вере, даруемой Богом. Вместо аналогии бытия Барт предлагает аналогию веры (analogia fidei). "Аналогия веры" означает, что есть аналогия между тем, каков Бог, и нашим знанием о Нем. Но это знание основывается исключительно на Божьем Откровении и обретается верой в него. Богоподобие заключается не в самом "природном" человеке, а достигается в отношениях веры. Поэтому Барт говорит о другой возможной аналогии – аналогии отношений (analogia relationis). Но, как и аналогия веры, эта аналогия предлагается Бартом в противовес аналогии бытия. Аналогия отношений подразумевает живую встречу Бога и человека, в отличие от "статической" аналогии бытия.
Такое противопоставление аналогии веры и аналогии бытия важно, чтобы оценить католическую интерпретацию Барта. Например, католический богослов фон Бальтазар, о котором мы будем говорить в этом курсе, написал ставшую знаменитой книгу о Барте, где утверждал, что Барт изменил свои ранние радикальные взгляды и со временем принял (по крайней мере, неявно) аналогию бытия. Но такое прочтение Барта неправильно. Барт никогда не считал, что аналогия веры или отношений подразумевает аналогию бытия, и всегда последовательно критиковал последнюю.
Это не означает, что Барт против концепции бытия как таковой. Он противостоит лишь тому, чтобы сначала говорить об "абстрактном" бытии, а потом уже добавлять к нему определенные свойства на основе Божьих дел. Здесь опять выделяется актуализм Барта: Бог есть таков, каков Он в Своей работе. Мы ничего не можем сказать о Его бытии в отрыве от Его деяния во Христе.
Учитывая определенные различия по ходу богословского развития Барта, а также неизменную сложность его богословия, давать оценку ему всегда непросто. Тем не менее, даже в тех пунктах, которые абсолютно ясны, его богословие Откровения часто заслуживает критического отклика. Мы выделим несколько пунктов критики.
1. Барт делает слишком большой акцент на свободе и суверенности Бога. Ему не всегда удается отдать должное верности, неизменности, последовательности Бога наряду с Его свободой (2Тим. 2:13; Тит. 1:2). В Библии утверждается, что Бог чего-то не может сделать в силу Своего характера или обетований. И напротив: есть такое, что Бог делает постоянно, а не совершает каждый раз своим новым решением. Бог связывает Себя и Свое Откровение конкретным словом, понятным человеку.
2. Подчеркивая одни библейские отрывки (о Писании как свидетеле Откровения), Барт не уделяет должного внимания другим. 2Тим.3:16 и 2Петр. 1:21 ясно говорят о богодухновенности именно текста Писаний, его вербальной части, а не его экзистенциального принятия читателями. Сам Христос говорит о ветхозаветных книгах как о Слове Божьем (Мф. 15:6; Ин. 10:35; Мф. 4:1-11; Лук. 4:21 и др).
3. Актуалистский подход Барта к Библии, выражающийся в фразе "она становится Словом Божьим", порождает много вопросов. Можно ли определить, когда и как Библия становится Словом? Почему это происходит только в отдельных случаях и для этого необходимо каждый раз новое решение Бога? Не ведет ли это к крайнему субъективизму и отрицанию объективного "онтологического" статуса Писания как Слова Божьего и его объективного авторитета?
4. Барт не отрицал богодухновенности Библии. Но этой богодухновенности не достаточно, чтобы Писание проговорило к человеку как Слово Божье. Для этого необходимо Божье воздействие на человека в каждом конкретном случае. Но верно ли объединять под категорией "Слово Божье" богодухновенность и просветление? Тогда неясно, что означает богодухновенность Библии без просветления читателей (слушателей), то есть в чем состоит действие Духа непосредственно на авторов Библии.
5. Предыдущий пункт можно развить еще дальше. Если богодухновенность принадлежит прошлому, а просветление – настоящему, то можно ли "событие Откровения" (когда Библия становится Словом Божьим), происходящее в настоящем, на самом деле назвать словом, речью? Слово Божье означает тогда скорее воздействие на читателя (слушателя), чем собственно слово как вербальное обращение. Кроме того, связь между конкретным библейским текстом, который Бог Своим суверенным актом использует для передачи Своего Откровения, и самим этим актом, кажется произвольной.
6. Если Словом Божьим может становиться церковное возвещение или даже нехристианская речь, если библейские авторы просто свидетельствуют об Откровении (как может свидетельствовать любой проповедник и вообще любой человек), то в чем принципиальное, объективное отличие Библии от других источников?
7. Если Писание становится Словом Божьим лишь в определенных случаях (когда захочет Бог) и может содержать ошибки даже богословского характера, то может ли оно быть неизменным и авторитетным источником богословия? Не противоречит ли личный богословский опыт Барта (который постоянно полагается и ссылается на Писание как догматически непогрешимое) его собственному учению о Писании?
8. Барт слишком категоричен в том, что признание непогрешимости Библии ведет к отрицанию ее человеческой стороны. Можно отдавать должное как божественному, так человеческому авторству Библии одновременно. Еще менее убедителен Барт-историк, который полагается на карикатурное изображение учения о вдохновении в протестантской ортодоксии. На самом деле реформатское (и лютеранское) богословие 17-18 веков едва ли можно уличить в том, что оно представляло богодухновенность как механическое диктование без учета личных особенностей авторов.
9. Человеческое авторство не обязательно подразумевает возможность (тем более необходимость) ошибки. Бог мог сохранить Свое Слово, передаваемое через человека, непогрешимым. Такой контроль Бога над Своим Словом вполне вписывается в богословие Барта. Но Барт, конечно, предпочитает видеть этот контроль динамичным, а не состоявшимся раз и навсегда во время написания книг. Но в этом случае его противостояние "статическому" взгляду на Писание неоправданно.
10. Христоцентризм Барта отрицает прямое Божье Откровение помимо Его акта в Иисусе Христе. Но из Писания очевидно, что Бог открывался людям и до воплощения, и это Откровение не было просто ожиданием грядущего воплощения или указанием на него, а прямым обращением Бога. Барт слишком категоричен, когда призывает выбирать только между Откровением во Христе и естественным богословием. Так, библейское богословие, отражающее Божье Откровение в его историко-искупительном контексте, показывает поступательный характер Откровения, вершиной (но не исчерпывающим "всем") которого есть Иисус Христос.
11. Барт безосновательно отвергает понятие "общего Откровения" Бога в творении (Рим. 1:18-21). Естественно, для правильного понимания общего Откровения человеку необходимо особое Откровение, но это не ставит под сомнение реальность общего Откровения как такового. В то же время для Барта "общего Откровения" не существует, поскольку не существует никакого Откровения помимо Христа.
[1] Очерк догматики, 30.
[2] Engaging, 177.
[3] Engaging, 177.
[4] Engaging, 177.
[5] Церковная догматика, 207.
[6] "Фактически, Откровение не отличается от Иисуса Христа и от примирения, совершенного в Нем" (Church Dogmatics, 1/1, 119).
[7] Church Dogmatics, 120.
[8] Church Dogmatics, 1/1, 137.
[9] Church Dogmatics, 1/1, 109.
[10] The Göttingen dogmatics : instruction in the Christian religion, 216.
[11] Church Dogmatics, 1/1, 112.
[12] Church Dogmatics, 1/1, 111.
[13] Church Dogmatics, 1/2, 463.
[14] Church Dogmatics, 1/2, 499.
[15] Church Dogmatics, 1/2, 499.
[16] Church Dogmatics, 1/1, 121.
[17] Church Dogmatics, 1/2, 475, 479, 499, 502, 506 (4 раза), 512 (6 раз) и т.д.
[18] Church Dogmatics, 1/1, 110.
[19] Engaging, 191.
[20] Church Dogmatics, 1/1, 109,110.
[21] Engaging, 188.
[22] Engaging, 190.
[23] Church Dogmatics, 1/2, 509.
[24] Church Dogmatics, 1/2, 531.
[25] Church Dogmatics, 1/2, 529.
[26] Church Dogmatics, 1/2, 540.
[27] Church Dogmatics, 1/2, 475.
[28] Karl Barth and Evangelical Theology, 45.
[29] Engaging, 172.
[30] "my sole aim was to interpret Scripture" (The Epistle to the Romans, ix).
[31] Church Dogmatics, 1/2, 495.
[32] Praedicatio verbi Dei est verbum Dei. “Поэтому, когда в Церкви законно призванными служителями проповедуется Слово Божье, мы верим, что возвещается и принимается верными само Слово Божье”.
[33] Введение в евангелическую теологию, 177.
[34] Church Dogmatics, 1/1, 121.
[35] Church Dogmatics, 1/1, 121.
[36] Церковная догматика, 10.
[37] Церковная догматика, 15.
[38] Church Dogmatics, 4/3, 97.
[39] Church Dogmatics, 1/1, xiii.
Этот материал еще не обсуждался.