Директор колледжа Свободной церкви Шотландии (Эдинбург, Шотландия)

Христос был распят; и Христос был Богом. Юрген Мольтман прекрасно понимал, о чем идет речь, называя свою книгу о кресте Христовом «Распятый Бог» (1). Однако, прежде чем наши читатели побегут приобретать эту книгу, мы должны предупредить их, что она является образцом тяжеловесного академического богословия. Более того, данная работа Мольтмана едва ли доставит удовольствие Карлу Барту в разрезе его ортодоксии. Также вряд ли можно ожидать при таких обстоятельствах, что ее одобрят и многие из моих читателей. Конечно, некоторые из нас могут подумать, что было бы лучше не упоминать о данной книге и ее авторе на сих чистейших и августейших страницах. Однако проблема заключается в том, что мы обязаны Мольтману не только названием этой главы, но, кроме того, и доброй долей богословского стимула. Поэтому было бы безнравственно заимствовать данные вещи без признания нашего долга пред этим богословом.

Мольтман ясно подчеркнул парадоксальность того факта, что Бог был распят, настаивая на том, что мы не можем не уделить этому должного внимания, и указывая на революционное значение этого для нашего богословия, нашей личной христианской практики и для церковной этики. Факт распятия Бога должен быть не только основанием христианства, но и его судьей. Крестом, как сказал Лютер, проверяется все (Crux probat omnia).

Но прежде чем приступить к рассмотрению значения этого факта для Церкви и богословия, мы должны, в первую очередь, взглянуть на сам крест. Все те страдания, которые испытывал Христос на кресте, кратко представлены в четырех нижеследующих разделах.

Физические страдания

Во-первых, наш Господь страдал физически. Его тело, подобно нашему, не обладало достаточной степенью выносливости и было чрезвычайно чувствительным к боли. Подобно любому другому человеку, Он, живя в этом теле, ощущал голод, жажду, слабость и измождение. В отличие от подавляющего большинства людей, Он испытал на Себе физическую агонию Голгофы: побои, многочасовое пребывание на кресте в подвешенном положении при полном сознании. Эти переживания и страдания навсегда запечатлелись в Его памяти, так что сегодня ни одно, даже наиболее страшное, мучение не находится за гранью личного понимания Спасителя, «ибо Он знает состав наш, помнит, что мы – персть» (Пс. 102:14).

Эмоциональные страдания

Во-вторых, наш Господь страдал эмоционально. Он обладал обычной человеческой психикой (исключая ее греховный аспект). Было бы крайне опрометчиво пренебрегать тем фактом, что, обладая такой психикой, Он испытал много часов радости и удовольствий. И, конечно же, мы можем утверждать, что Его безгрешная личность была настолько целостной, что данные эмоции были для Него основными и характерными. Тем не менее Он чудесно знал и темную сторону нашей психики – не понаслышке, но по собственному опыту. Ведь Он был «мужем скорбей». Он тяжело переживал духовную жестоковыйность людей, в среде которых совершал Свое служение. Он горевал по причине их противления и испытывал боль, взирая на их плачевное состояние. Он рыдал в присутствии смерти, рассматривая ее как грубое нарушение Божественного закона жизни. Он оплакивал Иерусалим, обреченный на уничтожение, оплакивал великое множество его грехов и горя.

Тень Голгофы, тень, которая нависала над Иисусом с самого начала Его служения, еще более усиливала эти отрицательные эмоции. Уже в начале Евангелия от Марка, 2:20, Господь говорит о дне, когда Он будет насильно удален от Своих учеников. Но это бремя стало особенно заметным после того, как Петр исповедал Иисуса Христом в Кесарии Филипповой. «Когда были они на пути, восходя в Иерусалим, Иисус шел впереди их, а они ужасались и, следуя за Ним, были в страхе» (Марк 10:32). Эти слова указывают на величественное благоговение в поведении нашего Господа – то благоговение, которое наполнило сердца учеников страхом и предчувствием беды.

Эти подавляемые ранее эмоции выплеснулись во время молитвы в Гефсимании. Он горько удивлен. На Его душе тяжело. Он чрезвычайно печален – печален «до смерти». Испытывая сильнейшие душевные страдания, Он падает ниц на землю. По какой причине? Он ясно видел, что приготовил для Него Отец. «Отче! о, если бы Ты благоволил пронесть чашу сию мимо Меня!» (Лук. 22:42.) Это переживание ослабило Иисуса до такой степени, что с небес был послан ангел, дабы укрепить Его.

Проходя через все эти испытания, Иисус все же не стоит в одном ряду с эмоционально сломленными людьми, которые считают свое горе невыносимым, вероятно даже смертельным. Большинство из нас, конечно, до такой степени наслаждаются Божьей благостью, что для нас не представляет труда «петь и воспевать в сердцах наших Господу, благодаря всегда за все» (Еф. 5:19). Однако есть те, кто пребывает в страхе и трепете, когда открывается Божья воля. Гефсимания является для них напоминанием того, что Спаситель целиком и полностью понимает их страх; как и напоминанием того, что стыдиться такого страха вовсе не обязательно.

Социальные страдания

В-третьих, наш Господь претерпел социальные страдания. В данном контексте нашей отправной точкой должно быть воспоминание о том, что Христос любил Своего ближнего, как Самого Себя, – любил не формально, но на самом деле. И ,естественно, такой же любви Он ожидал и от Своих ближних. И потому Ему было нелегко остаться в одиночестве, будучи обвиненным религиозными деятелями, осознавая, какой стыд испытывает Его семья, и видя, как огромное количество людей требует пролития Его крови. То, как к Нему относились ближайшие ученики, приносило Ему еще больше боли. Ведь они были избраны именно для того, «чтобы с Ним были» (Марк 3:14). По Своей человеческой природе Он нуждался в их дружбе. Однако один предал Его, другой отказался от Него и все они оставили Его. Он умирал, будучи полностью лишен поддержки, ободрения и понимания, зная, что те, кто был к Нему ближе всех, думали только о том, что Он подвел их.

Духовные страдания

В-четвертых, наш Господь страдал духовно. В этих страданиях прослеживаются два аспекта. Первый – это то, что Он подвергается нападкам со стороны сатаны и сил ада, и началось это с тройного искушения в начале Его служения. Он победил эти искушения, но не следует думать, что это далось Ему легко. Очень важно заметить, что эта победа последовала за периодом пощения (Матф. 4:9). Лука рассказывает нам, что после искушений дьявол оставил Его, но только «до времени» (Лук. 4:13), а это ясно показывает, что атака вскоре была возобновлена. И особенно сильной она стала в Гефсиманском саду, где Христу пришлось «пребывать в агонии», борясь с мыслью, что Он должен спастись от «чаши» (воли Отца, или крестного пути). По всей вероятности, именно здесь Он «до крови сражался, подвизаясь против греха» (Евр. 12:4).

Но Гефсимания была только тенью Голгофы, где сатанинские нападки достигают своей кульминации. Сатана стоял за предательством Иуды (Иоан. 13:27), отречением Петра и рассеянием учеников (Лук. 22:31). Он извращал правосудие на суде Анны, Ирода и Пилата. Он подстрекал людей восклицать: «Распни Его! Распни!», и язвительно отмечать: «Он спасал других, а Себя спасти не может!» На основании того, чему учат Писания и жизненный опыт, мы вполне можем прийти к заключению, что сатана подвергал разум Господа непрерывной бомбардировке греховными мыслями, отвратительными богохульствами и ввергающими в отчаяние предчувствиями.

На более глубоком уровне духовные страдания Господа достигли своего апогея в Его разрыве с Отцом, что выразилось в возгласе покинутого человека: «Боже Мой! Боже Мой! Зачем Ты оставил Меня?» И к этому нам хочется добавить: «Что бы ни значили эти слова!» Ведь в этом случае у нас нет ни опыта, ни откровения, которые могли бы послужить для нас руководством. Совершенно очевидно, что Христос был лишен всего того, что могло бы утешить Его, – например, уверенности в Божьей любви, осознания Божьей помощи и убежденности в победном исходе. Тот факт, что Христос воскликнул: «Боже Мой!», а не как обычно: «Отче! (Авва!)», указывает на то, что Он также утратил ощущение Своей тождественности. Воплощение как таковое уже было достаточным для того, чтобы сделать личность Христа неясной в глазах простых людей. Неспособность Господа сказать «Авва!» означает, что завеса (вмененного) греха, бесчестья и страданий наконец была такой непроницаемой, что даже Сам Иисус не осознавал ясно Своего сыновства. Не обязательно в том смысле, что Он сомневался в Своем сыновстве; но в том смысле, что осознание этого не приносило Ему никакого утешения.

То, что Иисус чувствовал Себя покинутым, не означает, однако, что Он был брошен на произвол судьбы. Бог обещал помогать Своему слуге (Ис. 42:1), и это обещание не может быть нарушено. Даже тогда, когда Иисус был наиболее одинок, покинут всеми, Отец, пославший Его в этот мир, был с Ним (Иоан. 16:32). Кроме того, если мы вспомним о третьем Лице Святой Троицы, вечный Святой Дух поддерживал Иисуса в тот момент, когда Тот приносил Себя непорочного Богу (Евр. 9:14). Хоть этот предмет труден для понимания и таинственен, он не был бы полным без аналогии с событиями в нашей собственной духовной жизни. Подобно тому как Христос получал помощь и поддержку даже в тот момент, когда чувствовал Себя покинутым, Божья милость может поддерживать Божьих людей даже тогда, когда они ощущают себя духовно опустошенными и покинутыми. К сожалению, верно и обратное: Божья помощь может отсутствовать тогда, когда христиане ощущают полную уверенность в ее присутствии.

Тот факт, что Христос был покинут Богом, имеет важное значение для учения о Троице. Он представляет крайне неприемлемым савеллианское отрицание того, что Христос является Личностью, отдельной от Бога Отца. Этой ереси достаточно трудно сосуществовать с той идеей, что Слово пребывает с Богом (Иоан. 1:1). И совсем невозможно ей сосуществовать с идеей о том, что Сын был оставлен Богом. Как один аспект личности может быть оставлен другим аспектом этой же личности? или одна часть личности возопить к другой: «Почему Ты оставил меня?»

Связь между Словом, оставленным Богом, и Словом, пребывающим с Богом, довольно интересна. От вечности существует общение между Отцом и Сыном. Лицо одного обращено к другому в ничем не омраченной взаимной любви. На кресте Тот, Кто был с Богом, оставлен Богом, или, если использовать другой вариант прочтения отрывка из Послания к Евреям, 2:9, («хорис» вместо «хариит»), Тот, Кто был с Богом, остается без Бога. Он вне Бога. Он нечист и проклят. Именно на великолепном фоне прошлого величия и привилегированного положения наиболее отчетливо проявляется мрачный силуэт покинутости. Но в данном случае эта покинутость (существование без Бога) представляет собой лишь промежуточный пункт на дороге, ведущей в другое место. Тот, Кто был с Богом, остается без Бога, дабы мы могли быть с Богом. Новый Завет так ясно говорит об этом: «Потому что и Христос, чтобы привести нас к Богу, однажды пострадал за грехи наши...» (1-е Пет. 3:18). И Сын Божий не возвратился с пустыми руками из дальней стороны. Он привел с Собой «великое множество людей, которого никто не мог перечесть» (Откр. 7:9) – тех, которые были рождены без Бога, заслуживали того, чтобы оставаться без Бога, но которые теперь, благодаря тому, что Сын был покинут, приведены так близко к Богу, что Он отрет «всякую слезу с очей их» (Откр. 7:17).

В предыдущей главе мы кратко рассмотрели вопрос о том, что настоящие страдания Христовы заключаются в том факте, что Он стал распятым Богом. Безусловно, самым важным вопросом, который возникает при рассмотрении этих страданий, является следующий: что же было достигнуто благодаря им? И наиболее полным ответом будет, конечно же, то, что благодаря им достигнуто искупление. Они были неотъемлемой частью жертвы, которая оплатила грехи, умилостивила Бога, повергла дьявола и искупила Церковь. И любое учение о кресте своей первостепенной задачей должно ставить то, чтобы воздать должное этим основополагающим аспектам нашего спасения.

Однако предмет данной статьи достаточно узок. Мы возвращаемся к «Crux probat omnia» Мартина Лютера – «Крестом проверяется все». Эта истина относится не только к нашему учению о спасении, но также, как отметил Мольтман, и к нашему учению о христианской жизни и учению о Боге.

Крестом проверяется наш образ жизни

Ключевыми в отношении христианской жизни являются слова Христа, записанные в Евангелии от Марка, 8:34: «Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя и возьми крест свой и следуй за Мною». Этот крест нельзя отождествлять с «крестами» – с той болью, неприятностями и разочарованиями, которые случаются у всех людей, независимо от того, являются ли они христианами. Крест, который мы призваны нести как ученики, не такой, как у всех людей. Он является результатом того, что мы выбираем то же, что выбирал Христос, и таким образом побуждаем мир относиться к нам точно так же, как он относился к Нему.

Это значит, прежде всего, что мы должны отождествлять себя с отверженными и терпящими лишения. От вечности Христос был с Богом. Если бы Христос остался с Богом, Он никогда не был бы распят. Вместо этого Он решил быть с нами и жить ради нас. Он целиком отождествлял Себя с падшим человечеством, разделяя с ним страдания. Проблемы людей стали Его проблемами. Он стал их Представителем, Ходатаем и в конце концов козлом отпущения.

Отождествление Христа с человечеством не ограничивалось только расовым аспектом. Он отождествлял Себя с конкретными жертвами угнетения: с иудеями, стенающими под бременем Римской империи; с бедняками, утомленными наложенным на них фарисеями ярмом; с изгоями общества, как то мытари и блудницы, и с национальными меньшинствами, каковыми были самаряне и сирио-финикийцы.

Еще более поразительным является то, что Христос отождествлял Себя с теми, кто полностью отличался от Него морально и духовно. Нравственное различие между Христом и женщиной, уличенной в прелюбодеянии, абсолютно очевидно. Даже заступившись за нее, Он не стал подобным ей. Как и не примирился с ее грехом.

Подлинная, несущая свой крест Церковь должна подобным же образом отождествлять себя с презираемыми, немощными, беззащитными и безбожными. Однако такое участие ни в коем случае не должно превратиться в ассимиляцию. Когда Церковь служит тем, кого презирает мир и оставил Бог, она должна помнить об отличиях, которые существуют между ней и этими людьми. Свет должен осветить тьму, но тьма не должна поглотить свет.

Второе значение несения креста в том, что Церковь в своем пророческом служении не имеет права умалчивать о важных вещах. В настоящий момент мы страдаем от преизбытка мудрости, которая состоит лишь в том, чтобы избегать проблем. Мы с неохотой провозглашаем определенные вещи, опасаясь кого-либо обидеть, и вполне довольствуемся произношением банальностей, вписывающихся в четко установленный церковный «политический курс». Именно такое умонастроение не позволило Церкви действовать решительно во многих случаях (депортация шотландских горцев, обвинения против Уильяма Робертсона Смита, агрессивный шовинизм, имевший место в начале Первой мировой войны). Иисус был распят именно потому, что отказался соответствовать такому «сдержанному» образу жизни. «Иисус, – пишет Мольтман, – не страдал пассивно от мира, в котором Он жил, но бросал ему вызов Своим учением и образом жизни» (2). Распятие произошло не случайно. Оно было спровоцировано Его собственными словами и действиями. Сама Его смерть была священническим деянием. Но она была вызвана Его пророческим служением и особенно Его резким осуждением и открытым обличением самопровозглашенных хранителей закона. Его речь была, мягко говоря, «неосторожной».

Современная Церковь в своем пророческом служении должна перенять такие же высокие стандарты и говорить так же «неосторожно». У нас нет никакого права игнорировать проблемы, которые находятся в центре экономического, нравственного и духовного положения человечества. Как нет права приписывать важнейшее значение формальному сохранению мира. Мы не имеем права «сдержанно» относиться к политической безжалостности, государственному насилию, протестантскому фанатизму, папским интригам или гэльской непримиримости. Когда старейшины связывают общины обязательствами, которые были приемлемы сто лет назад; когда традиционализм выдается за ортодоксальность, а ересь – за богословское творчество; когда служители настолько утратили рвение, что стремятся к «легким нагрузкам» и «непринужденному служению»; когда либеральные государственные институты подвергают жесткой дискриминации евангельских христиан и одновременно с этим хвастают своей терпимостью – такие ситуации требуют не «осторожности», но открытого выступления и откровенных речей. Идти путем креста – это значит говорить Церкви и миру то, что ни один из них не желает слышать. Это значит не принимать во внимание совет друзей, которые рекомендуют нам молчать, и даже рисковать тем, что наше ближайшее окружение будет скрежетать на нас зубами.

В-третьих, несение креста означает желание быть никем и ничем. Для Христа крест был результатом Его самоуничижения (Фил. 2:7). Он сделал Себя ничем. Он пожелал сокрыть Свою славу и сделать Свою личность неясной для людей. Он настолько стал Инкогнито, что ничто в Его внешности, материальном или даже социальном положении не дало бы повода для признания. Так же будет и с подлинной Церковью. Ибо мир «не знает нас» (1-е Иоан. 3:1). Наше избрание является для нас великим утешением. Однако его нельзя использовать для того, чтобы получить признание со стороны людей или защититься от человеческой враждебности.

Однако Христос сделал больше, чем просто отказался от признания и громких аплодисментов. Он стал слугой, в самом полном и широком значении этого слова. Он не восседал на почетных местах с теми, кому прислуживали, но вместо этого избрал для Себя находиться с теми, кто прислуживал (Марк 10:45) и чье служение абсолютно не ценилось. Действительно, людей возмущало и само Его служение, и то, каким образом Он его исполнял. Он даже не имел возможности оправдать Себя. Он был прав, и Он знал, что был прав. Но Он позволил возложить на Себя вину, позволил, чтобы на Него смотрели лишь как на осужденного, отверженного, презренного и потерпевшего поражение. Далеко не все страдания включают в себя подобное отвержение. Очень часто страдающего человека поддерживает знание того, что его страдания заслужили признание и высоко оценены другими и что хотя он и ненавидим его преследователями, зато превозносим его сторонниками. Для Христа все было совсем иначе. Он страдал, не получая взамен ни восхищения, ни сострадания.

Для Церкви это означает конец любому ее господству. Те моменты, когда мир восклицает «Осанна» и постилает пальмовые ветви на пути шествия людей Божьих (Иоан. 12:13), весьма редки и исключительны – и сомнительны. Обычной реакцией людей будет ненависть, презрение и преследование. Когда Церковь оказывается на вершине социума за одним столом с политиками, академиками, спортсменами и поп-звездами, становится совершенно очевидно, что она оставила крестный путь.

Достаточно легко увидеть это проявление господства у других и особенно в притязаниях папства. Претензии на непогрешимость, вселенское первенство и светское верховенство являются вопиющим противоречием христианской этике. Однако намного важнее рассмотреть, как эта проблема влияет на нас самих. Возникновение Отделенной церкви в Шотландии сопровождалось всеобщим одобрением. Ее руководители, как отметил Хью Миллер, были «одними из самых способных и выдающихся людей, которые когда-либо украшали собой церковь Шотландии». Церковь, возникшая при таких обстоятельствах и находившаяся под руководством таких людей, должна была вызвать (и действительно вызвала) уважение и даже некоторое низкопоклонство со стороны народа. Они были частью шотландского викторианского истэблишмента, если не его создателями. И у нас сегодня возникает соблазн домогаться для себя такой же роли и престижа. Однако наши непосредственные корни лежат в заявлении, сделанном 26 членами «Wee Frees» в 1900 годах – чрезвычайно малой группой неизвестных, отвергнутых не только миром, но и церковью тех дней. Лорд Балфур из Берли сказал, что среди них не было ни одного человека «с великими идеями или знанием дела» (3). Тем не менее, они обладали чрезвычайной храбростью. А фотография, на которой они изображены в закрытом зале собраний, является, по всей вероятности, более подходящим символом для распятой Церкви, чем знаменитая картина Д. О. Хилла, на которой запечатлено отделение церкви Шотландии.

Искушение триумфализмом очень сильно для тех из нас, кто несет служение. Слишком легко неправильно истолковать нашу роль, считая ее скорее юридической и авторитарной, нежели заботливой и пасторской. Мы не так стремимся служить, как получить признание, поддержку и повиновение других. Мы лелеем надежду на возрождение, что отражает лишь наше предвкушение большей власти и влияния и страстное желание, чтобы пришел день, когда Церковь воссядет на почетных местах этого мира. Видение доминирования Церкви в образовании и политике и озабоченность более тесным сотрудничеством государства и церкви слишком легко могут стать протестом против крестного пути. Нам следует постоянно напоминать себе, что Церковь пребывает в обществе не для того, чтобы помыкать им, но чтобы служить ему. И если общество не оценивает нас по достоинству, то это не значит, что мы живет в очень трудное и мрачное время. Это лишь значит, что после бурных дней XIX столетия с их восклицаниями «Осанна!» и пальмовыми ветвями теперь все возвращается на круги своя – к тому состоянию, которое было предопределено Христом.

Однако, размышляя о христианской жизни как о пути креста, следует сказать пару предостерегающих слов.

Во-первых, крест Христов был единственным в своем роде. Мы несем свой крест, а не Его. Поскольку Он был Сыном Божьим, Его крест был грубым поруганием в том смысле, в котором наши кресты не могут быть таковыми никогда. Более того, крест Христов был уникален по своему (искупительному) действию и, превыше всего, по своей сути. Христос принял на Себя проклятие. Он был исторгнут вон и отправлен в дальнюю страну. Он был лишен той единственной вещи, которая могла утешить распятого на кресте, – чувства Божьего присутствия. Призыв нести свой крест не является для нас призывом принять на себя проклятие, потому что Христос понес проклятие именно для того, чтобы освободить нас от него.

Во-вторых, крест не должен стать неким архетипом или оправданием нашей собственной немощи. А искушение очень сильно. Бессильное служение, спад посещаемости богослужений, неудачи в развитии и расширении церкви – наша жалость к себе может легко представить нам все это как «наш крест». И прежде чем мы осознаем, куда зашли в своих размышлениях, мы уже утешаем себя мыслями о том, что и Христос не повлиял на мир, что Его последователи покинули Его, а люди не обращали внимания на Его слова.

Но эти утверждения истинны лишь частично. Смерть Христова не лежит в той же плоскости, что и наши пасторские и благовестнические неудачи. Крест Христа был знаком Его действенности, тогда как наши неудачи зачастую являются результатом нашей бездейственности. Мы терпим неудачи потому, что избегаем риска быть распятыми. И не только поэтому. Его крест был орудием победы, он сокрушил сатану и посрамил всех врагов Господа. Его немощь стала силой Божьей. Его «глупое» решение быть распятым стало Божьей мудростью. Его положение слуги, даже раба, стало основой Его господства. Его смерть высвободила духовные силы последних дней, и слово о Его кресте стал спасающей силой Бога. Символом распятой Церкви является не поражение, но успех. Но этот успех нельзя определить мирскими категориями, такими как престиж, признание и известность. Вместо этого такой успех подразумевает, что Слово, которое люди ненавидят, приносит им спасение, а те, кого люди презирают, становятся солью земли и светом миру, не переставая при этом быть презираемыми. Когда мы считаем себя кем-то, мы становимся бессильными. Когда мы желаем стать никем и ничем, тогда Божья благодать становится совершенной в нашей слабости.

Крестом проверяется наше учение о Боге

Мы можем лишь вкратце коснуться второго аспекта, освещенного фактом креста, а именно нашего учения о Боге. Богословы традиционно рассматривали как аксиому то, что Бог не может страдать. Западная церковь говорила о Нем как об impassibilis (лат. «бесстрастный» – прим. ред.). Восточная церковь, говоря о Нем, использовала термин «apathea» (лат. «бесчувственный, апатичный» – прим. ред.). Вопрос заключается в том, можем ли мы продолжать говорить так во свете креста Христова. Не может быть никаких сомнений в том, что во Христе страдала Божественная личность. Именно Сын Божий испытывал голод, жажду и усталость, был распят, умер и был погребен. Более того, именно Сын Божий в момент покинутости был лишен Божественной поддержки и утешения. Но в соответствии с учением о бесстрастности Бога эти переживания относятся только к человеческой природе нашего Господа. Бог Отец не страдал. Как не страдала и Божественная природа Христа, которая, если цитировать богослова Отделенной церкви Джона Дика, «неизменна, бесстрастна и не подвержена внешнему влиянию» (4).

Некоторые аспекты этой доктрины можно принять без колебаний. Так, например, Бог не мог страдать физически, поскольку у Него нет тела. Как не мог Он и испытывать внутреннего эмоционального беспокойства или захлестывающих чувств, сродни тем, что испытываем мы в результате нерешенных душевных конфликтов и несовершенной интегрированности, нецелостности наших личностей. Он не может утратить самообладания. У Него не проявляются симптомы стресса и тревоги. Более того, Бог не испытывает пассивных страданий – тех, при которых Он является просто жертвой, не будучи при этом также и Предопределяющим и Контролирующим все. Страдания не могут настигнуть Его, или, если использовать выражение Иакова, Он просто не может «впасть» в них (Иак. 1:2). Бог может прочувствовать страдания лишь в том случае, если Он Сам возьмет их на Себя. Для Бога страдания могут быть только способом действия.

Но даже после таких уступок этой доктрине остаются серьезные вопросы относительно правильности традиционного понимания учения о бесстрастности Бога.

Во-первых, идея о том, что Бог является бесстрастным и эмоционально непоколебимым Существом, совершенно не соответствует Писанию. Библия являет нам Его как Бога гнева и ревности. Она также показывает Его как Бога, Который не желает смерти грешника (Иез. 33:11) и, следовательно, о чем не говорится прямо, как Бога, Которого глубоко печалит, когда люди уничтожают сами себя. А Новый Завет прямо описывает Святого Духа как Того, Кто может чувствовать Себя оскорбленным (Еф. 4:30). Подобным образом Бог явлен таким, Который страстно любит Церковь, как муж любит свою жену, будучи всем сердцем верен ей и испытывая муки из-за ее неверности. Все эти характеристики являются фундаментально важными аспектами библейского описания Бога, совершенно несовместимыми с богословским представлением, согласно которому Он является эмоционально нейтральным.

Во-вторых, идея о том, что Бог остается безучастным к происходящему вне Его Самого, несовместима с Божественным состраданием. Сострадание, по определению, означает, что некто испытывает эмоциональное волнение при виде человеческого страдания, как физического, так и духовного. Бог не может сострадать и в то же время оставаться бесстрастным. Более того, если Бог остается бесстрастным, то возникают серьезные вопросы относительно Его нравственного состояния. У боли и горя, которые мы испытываем при столкновении с бесчеловечностью, лишениями и нищетой, должны быть антиподы в Боге (и их источник действительно в Нем), носителями образа Которого мы являемся.

В-третьих, идея о том, что Бог является бесстрастным и апатичным, противоречит кресту Христову (которым проверяется все). Мы не можем утверждать, что Христос является для нас величайшим Словом о Боге, и в то же время говорить, что мы не имеем в виду распятого Христа. Как не можем мы утверждать и то, что распятый Христос есть образ Бога, и в то же время заявлять, что крест – всего лишь слово, относящееся к Его человеческой природе. Именно распятый Христос является Откровением Божьим; и в Своем распятии Он открывает нам Самого Бога.

Следовательно, когда Новый Завет ссылается на нравственную мощь и ограничение, имевшие место на Голгофе, он часто фокусирует внимание на участии в этом Бога Отца. Крест – это выражение Его любви и сострадания (Иоан. 3:16, Рим. 8:32). Именно Его поведение является примером самоотречения и несения креста. Именно Он ощутил на Себе цену искупления. И если Он настоль непоколебим и бесстрастен, что Голгофа для Него ничего не стоила, то все разговоры о Нем должны быть прекращены, поскольку наши речи о Боги бессмысленны. Если Голгофа не принесла Ему боли, тогда мы не созданы по Его образу и Он не любит так, как любим мы. Принося Исаака в жертву, Авраам испытывал боль; лишившись Иосифа, Иаков испытывал боль; потеряв Авессалома, Давид испытывал боль. Если было иначе, когда Бог отдавал Своего Сына, тогда либо Он не любил Сына, либо Его любовь отличается от нашей таким коренным образом, что просто бессмысленна для нас. А потому мы склоняемся к мнению, что не только Бог Сын страдал во время распятия, но и Бог Отец испытывал боль, отдавая Сына. Отец в действительности настолько же испытывал утрату, насколько Сын ощущал Себя покинутым: страдания Отца из-за утраты Сына настолько же реальны, как и страдания Сына из-за утраты Отца. Отец не испытывал тех страданий, которые испытывал Христос на кресте (Ведь Отец не был распят). Но Он страдал, видя страдания Сына. И еще большие (и потому совершенно непостижимые) мучения испытывал Отец от того, что Ему пришлось поразить Сына и покинуть Его. Он должен был сдерживать Себя, чтобы не ответить на отчаянный вопль из дальней страны: «Боже мой! Боже мой! Почему Ты оставил меня?»

Однако Голгофа не была единственным моментом боли или сострадания в жизни Бога. Корни этого лежат в первоначальной и постоянной заботе Бога о Своем творении. Крест не знаменует собой эту заботу, но показывает, насколько она глубокая и пылкая и как далеко готов был зайти Бог.

И, наконец, скажем, что эта забота о творении тройственна, что она в равной степени разделена между Отцом, Сыном и Святым Духом, о чем явственно свидетельствуют крестные события (ведь вовлечены Отец, Сына и вечный Святого Духа). Их страдания различны, но в равной мере реальны. И в результате Бог Отец и Бог Святой Дух понимают человеческое горе так же глубоко, как и Бог Сын. Троица с сочувствием относится к нашим немощам.

Заметки

1.                 J. Moltmann, The Crucified God (London: SCM Press, 1974)

2.                 J. Moltmann, The Crucified God, стр. 51

3.                 Цитируется в A. Stuwart and J. K. Cameron, The Free Church of Scotland 1843–1910 (Edinburgh: William Hodge and Company, 1910), стр. 285

4.                 John Dick, Lectures on Theology (Edinburgh, 1838), том 1, стр. 361

Эта статья взята из книги Дональда Мак-Леода From Glory to Golgotha: Controversial Issues in the Life of Christ, стр. 85–108, (Christian Focus Publication, 2002, ISBN 1 85792 718 4). Используется с разрешения издателя. Ни одна часть данной статьи не может быть воспроизведена или переиздана в какой бы то ни было форме без разрешения издателей. Для получения более подробной информации обращайтесь в Christian Focus Publication.