Глава из книги:

Paul Jan Visser, Heart for the Gospel, Heart for the World: The Life and Thought of a Reformed Pioneer Missiologist, Johan Herman Bavinck (1895-1964)

Будущее Европы и других континентов следует рассматривать только в контексте диалога между двумя основными силами — человечеством и Иисусом Христом (“Jezus Christus is dezelfde, tot in eeuwigheid”, 38)

1. Введение

С появлением в девятнадцатом веке такого предмета как исследование религии, возникла все возрастающая необходимость в богословском осмыслении взаимоотношений между христианством и другими религиями для закладки фундамента в служении миссионеров. Немецкий миссиолог Густав Варнек первым подчеркнул важность такой специфической дисциплины как миссионерская апологетика. В своей работе «Evangelische Missionslehre» он  утверждал, что «Missionsapologetik» следует рассматривать  как отдельный предмет наряду с историей, теорией и методом миссий. Юлиус Рихтер, ученик Варнека, попытался больше развить миссионерскую апологетику в своей работе «Evangelische Missionskunde», в которой  посвятил этой области исследований отдельный раздел. Рихтер рассматривал миссионерскую апологетику как  отдельное направление богословской апологетики. Ведь он считал, что цель данной дисциплины заключается  скорее в искоренении язычества, чем в защите христианства. Рихтер различал три составляющих в деле созидания миссионерской апологетики: необходимость богословского основания для подтверждения абсолютной уникальности христианской веры; сравнение христианства с другими религиями, при котором ясно видно превосходство первого над последними; а также историческая демонстрация того факта, что христианская религия превосходит остальные религии. Во время проведения международных миссионерских конференций в Эдинбурге, Иерусалиме и Тамбараме, рассмотрению данных тем было уделено много внимания. В результате, международное миссионерское сообщество приступило к серьезнейшему обсуждению этих вопросов. Бавинк также уделил внимание исследованию важного вопроса взаимоотношений с другими религиями. В RBCG он со всей серьезностью продемонстрировал, на основании богословских данных, абсолютную уникальность христианства по сравнению с другими мировыми религиями. Он также посвятил миссионерской апологетике отдельный раздел в IZW под названием «эленктика» (следует отметить, что данный термин редко использовался Бавинком в других публикациях)[1]. Хотя Бавинк и допускал, что эленктика «по природе своего содержания тесно взаимосвязана с догматикой», тем не менее, он считал, что она «по замыслу явно миссионерская дисциплина»[2]. Ранее Бавинк утверждал, что «миссиология в целом не занимается вопросом содержания истины, но уделяет больше внимания вторичному вопросу: «Как нам следует излагать истину о Христе?»[3] Вот почему, по его мнению, эленктика не относится к догматике (хотя Кайпер придерживался противоположного мнения),[4]  а  к области миссионерского богословия (как Рихтер и Ворнек), «дабы доминирующий в эленктике миссионерский мотив не был ослаблен»[5].

Бавинк называет эленктику «дисциплиной убеждения» (elenchein) и рассматривает ее как двойное действие: научное исследование религий и богословское исследование апологетического подхода  к религиозной личности. Эти два составляющих эленктики могут отличаться друг от друга, но не могут существовать по отдельности. Они служат друг другу. Это две стороны одной медали. Эта фундаментальная точка отсчета закладывает основу для структуры данной главы.

2. Термин «эленктика»

Такой противоречивый термин как эленктика был впервые использован в миссионерской системе взглядов Гизбертусом Воэтиусом, который заимствовал его из Послания к Титу 1:13: «... обличай (elenchо) их строго, дабы они были здравы в вере».[6] Он использовал этот термин для обозначения способа опровержения нехристианских верований в контексте провозглашения христианской веры и созидания Церкви. Кайпер возродил использование термина «эленктика» в качестве антитезы ложным религиям: в контексте полемики – как антитезу ереси, в контексте апологетики – как антитезу ложной философии.[7]

Заимствовав данную концепцию, Бавинк связал ее с миссионерским подходом. «Эленктика –  это дисциплина, которая взаимодействует с особым аспектом миссионерского подхода, то есть, с прямой конфронтацией с нехристианскими религиями, предваряющей призыв людей к покаянию».[8] Он утверждает, что эленктика не состоит, в первую очередь, из активной «защиты от опасной силы нехристианской религиозности», но находится под серьезным влиянием активной миссионерской идеи: «она призывает … нехристианскую религию дать отчет, и пытается показать ее последователям их греховность, призывая к покаянию и обращению».[9]

Термин «эленктика» является производным от греческого глагола elenchein, первоначальное значение которого «обесчестить», «пристыдить». В классическом (новозаветном) греческом языке это слово означает «доказывать вину», «обличать» или «указывать человеку на его грех и призывать его к покаянию».[10] Бавинк приводит несколько библейских текстов, в которых присутствует это слово:

«Идет Господь со тьмами святых Ангелов Своих - сотворить суд над всеми и обличить (elenchein) всех между ними нечестивых во всех делах, которые произвело их нечестие, и во всех жестоких словах, которые произносили на Него нечестивые грешники» (Иуд.1:14,15).

«Кого Я люблю, тех обличаю (elenchо) и наказываю. Итак будь ревностен и покайся» (Откр.3:19).

«Он, придя, обличит (elenxei) мир о грехе и о правде и о суде» (Иоан.16:8).

«Согрешающих обличай (elenche) перед всеми, чтобы и прочие страх имели» (1Тим.5:20).

«Если же согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи (elenxon) его между тобою и им одним; если послушает тебя, то приобрел ты брата твоего» (Матф.18:15).

На основании данных текстов Бавинк делает вывод, что термин «elenchein» означает «наказывать» или «карать», включая в себя значение «обличать во грехе и призывать к покаянию». Далее он утверждает, что данная концепция, как таковая, полностью подпадает под этическо-религиозную сферу.[11]

Следует отметить, что Бавинк представил лишь малую часть из большого числа ссылок (в которых упоминается это слово) в Новом Завете.[12] Он выбрал их на основании использования  «elenchein» с разными словами: Господь (на последнем суде и в настоящее время), Святой Дух, служитель и брат. Таким способом, Бавинк показывает, что «elenchein» относится  к человеческой деятельности, и в то же время, имеет божественное измерение.[13]

3. Библейское основание эленктики

С точки зрения Бавинка, эленктика укоренена в Святом Писании не только по причине частого использования данного термина в многочисленных текстах, но в большей степени, потому что сама Библия является эленктической книгой. Он пишет:

«Библия — это миссионерская книга в самом поразительном смысле этого слова. Это миссионерская книга, так как она постоянно участвует в дискуссии с языческим мировоззрением... и обращается к язычникам. Она всегда замечает глубоко укоренившиеся тенденции самообожествления, которые чрезвычайно важны в язычестве. Она прекрасно осознает привлекательную силу язычества, и поэтому всегда готова разрушить его чары».[14]

Описывая магическо-мистическое мышление, Бавинк пришел к выводу, что: «Вся Библия представляет собой одно великое свидетельство против магии и всего ложного мистицизма, который стремится к единению с Богом, не задумываясь о существовании  огромной пропасти, отделяющей греховное человечество от святого Бога».[15] В своем учебнике по миссиологии Бавинк снова повторяет это утверждение: «Библия с первой до последней страницы является могучей защитой от язычества, от языческих тенденций в самом Израиле и в целом  от религиозного упадка».[16] Бавинк объясняет свою точку зрения с помощью конкретных повествований из Ветхого Завета, практически каждая часть которого «полна ценных указаний» по рассматриваемой теме. Приступая к исследованию Нового Завета, «мы вскоре начинаем замечать, что эта часть Святого Писания также пребывает в постоянном конфликте с языческими представлениями».[17] Таким образом, начало книги Бытия является одним из величайших возражений против самообожествления. Повествования о Самсоне, о ковчеге, захваченном филистимлянами, о казнях египетских, о подтвержденных документами чудесах Иисуса – все они являются свидетельством против магическо-мистического мировоззрения.[18] В миссионерской практике, это Бавинк испытал на собственном опыте, снова и снова проявляется эленктический характер Библии. 

«Каждый язычник, который читает Евангелие не поверхностно, а внимательно, рано или поздно с восхищением осознает, что Сам Иисус и Его сила крайне отличаются от всех остальных проявлений силы в этом мире, так как Его сила равносильна Его жертвенной любви».[19]

Короче говоря, миссиология, с точки зрения Бавинка, никогда не сможет существовать без эленктики, так как elenchein является неотъемлемой частью самого библейского послания. Бавинк в сжатой форме излагает свои мысли следующим образом:

«Она (Библия) является Книгой для Церкви... и в то же время Книгой для всего мира... В Библии Бог борется с человечеством, убеждая, порицая, увещевая и умоляя людей мира принять истину и примириться с Богом... Эта книга выносит приговор нашему неверию, нечестию и неправедности... И эта же Книга становится источником радости для тех, кто верит в искупительную работу нашего Господа и Спасителя».[20]

4. Вспомогательные дисциплины эленктики

С точки зрения Бавинка, основание эленктики заложено в вести Святого Писания и напрямую связано с ним в библейской оценке нехристианских религий.[21] Однако, для того, чтобы приобрести ясное понимание нехристианской мысли и образа жизни в контексте  elenchein, нам следует рассмотреть разнообразные дисциплины, которые не включены в богословскую учебную программу. [22] Бавинк упоминает несколько этих предметов:

История религии

Эта дисциплина пытается проследить развитие различных религий  в отношении их возникновения, возрастания и взаимного влияния друг на друга. Кроме взаимного влияния среди нехристианских религий, с точки зрения Бавинка, существуют также доказательства о «влиянии особого откровения» в их среде, благодаря Израилю и христианской Церкви.[23] Бавинк пишет, что «твердо веруя в Святое Писание, нам не остается ничего другого, как только признать (даже если мы не можем доказать свое утверждение научным методом), что история человечества началась со служения и поклонения одному Богу, Творцу неба и земли».[24] Тем не менее, говорит Бавинк, было бы неправильным предполагать и на этом основании делать неправильные выводы, что все религии, включая христианство, произошли из одного источника. Такая точка зрения «не осознает всей серьезности влияния грехопадения на религиозную жизнь» и может привести к «созданию ложных предположений».[25] Следовательно, Бавинк решительно отвергает любую идею о том, что академическое исследование истории религий должно проводиться без упоминания об историческо-религиозном, heilsgeschichtliche развитии, представленном в Святом Писании. Он предполагает, что последнее будет подтверждено первым утверждением.[26]

Религиозные исследования

Эта область исследований занимается эмпирическим изучением разных религиозных традиций. Исследования религии, наряду с историей религий, относятся в большей мере к области гуманитарных наук, чем к богословию.[27]

Психология религии

Эта  область исследования пытается определить, до какой степени религию, как явление, можно объяснить психологически, и какое психологическое явление можно назвать неотъемлемой частью различных религий в контексте изучения происхождения этих религиозных традиций. Однако и в данном случае Бавинк настойчиво подчеркивает, что последнее слово все же принадлежит не психологии, а богословию. Хотя «действительно многие проявления религиозной жизни взаимосвязаны с другими психологическими явлениями и должны рассматриваться вместе с ними», тем не менее, совершенно ясно на основании Святого Писания, что за любой религией стоит «невыразимая тайна Божьих взаимоотношений с падшим человечеством». Более того, Библия предоставляет нам «чрезвычайно важное руководство» для этой области исследований, а именно, что «нежелание признать Бога сокрыто в глубинах психологической мотивации» в каждой религии. «Все психологические исследования в области религии должны принимать во внимание эти открытые Богом факты».[28]

Феноменология религии

Эта отрасль знаний изучает и сравнивает общие для разных религий явления и старается понять, что является сутью этих явлений. И снова Бавинк убежден в том, что результаты этого исследования подтвердят сходство с библейскими данными. В связи с этим он пишет: «Становится совершенно ясно, что человечество возвращается вновь и вновь к одним и тем же идеям и взглядам... Мы видим одни и те же процессы, одни и те же симптомы дегенерации во всем мире. Единство человечества, несмотря на  коренные различия, намного сильнее, чем мы  думаем».[29]

Философия религии

Эта дисциплина занимается обработкой результатов религиозных и философских исследований и, таким образом, изучает сущность, таксономию и уникальность религий. Объективность этого философского осмысления зависит от того, принимает ли оно в качестве  отправной точки авторитет, который существует вне нас и превыше нас – Божье Слово. Обсуждая вопрос сущности религии, Бавинк пишет:

«Совершенно ясно, что этот первый вопрос философии религии сталкивается с огромными трудностями. Кто, на самом деле, должен дать определение религии? Вот почему и философия религии должна, прежде всего, прислушиваться к Слову Божьему. Только Бог может дать ответ на вопрос, что же такое религия».[30]

Занимаясь разработкой своего эленктического подхода, Бавинк часто обращался к вышеупомянутым вспомогательным дисциплинам. Такой вывод можно сделать на основании большого количества публикаций других авторов, которых цитирует Бавинк,[31] а также кратких работ, написанных им самим.[32]

5. Разделы эленктики

Эленктика, с точки зрения Бавинка, состоит из трех основных частей: общей (или исторической) эленктики, особой эленктики и феноменологической эленктики.[33]

Общая эленктика рассматривает религиозную жизнь в контексте ее исторического развития, используя его в качестве отправной точки для своей аргументации. Религиозная жизнь характеризуется постоянным процессом упадка и возрождения. Если мы рассмотрим подоплеку как Божьих действий, Который открывает Себя, так и человеческого отклика на Божье откровение, мы осознаем, что суть истории религии заключается в великой борьбе «Бога с человеком, который пребывает в состоянии греховного самообольщения».[34] Эта история, по своей природе, является призывом к покаянию и подчинению одному истинному Богу.[35] В отдельной главе в IZW Бавинк рассматривает общую эленктику с четырех точек зрения: Бог и космос, Бог, Которого отодвинули на второй план, Бог и нравственный мировой порядок, Бог и первобытный океан.[36]

Хотя Бавинк и Кайпер согласны друг с другом в этом вопросе, тем не менее, у них есть различия. Например, Бавинк не соглашается с точкой зрения Кайпера, согласно которой в развитии религии отражается не только негативный элемент греховного распада, но и структурное наличие позитивного элемента «общей благодати». Мощное действие общей благодати является причиной присутствия красоты и добра в разнообразных религиях мира «как крупицы золота в прибрежном песке».[37] Однако Бавинк не полностью отвергает такую возможность. Он пишет: «Мы можем сказать, что благодаря Божьей благодати, подавление и замещение не всегда приводят к успеху».[38] Однако, в общем, Бавинк придерживается более радикального подхода Кремера.[39] Например, он пишет по этому поводу: «при поверхностном рассмотрении кажется, что между небиблейскими и библейскими обычаями и идеями  существует высокий уровень сходства, но при более внимательном исследовании видно, что за предполагаемым сходством скрываются большие различия».[40]

Особая эленктика рассматривает только одну специфическую религию и пытается понять ее в историческом, психологическом, феноменологическом и богословском контексте. Обладая такими знаниями, можно, на основании Святого Писания, указать людям на их греховное состояние и призвать к покаянию в контексте миссии.[41]

Феноменологическая эленктика занимается исследованиями в области особого явления (феномена), которое присутствует в нескольких религиях, например; молитва, жертва, мистицизм. Ее задача заключается в исследовании» того, что Святое Писание говорит относительно этого явления, «во что превратили его люди (народы)», а затем в призвании людей к ответу и покаянию.[42] Следует отметить, что сам Бавинк первоначально интересовался таким явлением как мистицизм. CMO является его наиболее важной работой в этой области.[43]

6. Отправная точка эленктики

В апологетике зачастую именно разум становится отправной точкой доказательства изначальной несостоятельности нехристианской мысли. В ранней церкви «логос» или «рацио» рассматривался как отражение Логоса и, следовательно, как союзник христианской веры и орудие в сражении против основанных на мифах религий (Иустин Мученик). Этот взгляд был систематизирован в римско-католической традиции (Фома Аквинский). Разум рассматривался как источник естественного знания о Боге, как врата христианской веры. Многие считали, что благодаря разуму, можно доказать людям существование  единого Бога, справедливости и жизни после жизни. Этот рациональный подход считался крайне необходимым, ведь использование Библии было бы бесполезным, так как неверующие не считают ее Божьим откровением. Только тогда, когда разум  выполнит свою работу с непреодолимой силой и первый проблеск света будет виден неверующими, только тогда библейское свидетельство можно использовать в качестве отправной точки. Только тогда людям можно преподать  библейское учение о сверхъестественных истинах, которые выше нашего понимания и сами по себе непостижимы.

Бавинк указывает на то, что Кальвин был первым богословом, который начал рассматривать это естественное знание о Боге в чрезвычайно негативном свете.[44] Даже самые изощренные мыслители, когда начинают размышлять о Боге, «хуже, чем тупой или слепой человек».[45] «Они угашают любую искру, прежде чем она сможет превратиться в яркое пламя».[46] Кальвин подверг разум такой беспощадной критике, что после него «рацио» уже не могло быть отправной точкой апологетики. Бавинк пишет об этом: «Тем не менее, поразительно то, что миссиология в церквях Реформации так и осталась пленницей этих идей» раннего римско-католического богословия.[47] И в этой связи Бавинк ссылается, в частности, на Воэтуса.

Воэтус, ссылаясь непосредственно на Фому Аквинского, утверждает следующее: «Мы считаем, что крайне полезно начинать обсуждение не с изложения истины нашей веры, а  с опровержения язычества, и делать это с помощью естественного света разума».[48] Далее он приводит метафору: «Насаждающие веру следуют примеру садовников, которые сначала удаляют сорняки и только затем влагают семя в чистую почву».[49] В связи с этим, он далее пишет: «Служители, посланные на миссию к развитым народам, должны отлично разбираться в философии».[50] Дополнительный аргумент в пользу разума в качестве отправной точки, по мнению Воэтуса, заключается в том, что неверующие не считают Святое Писание Божьим откровением.[51] Кайпер, который «добровольно» следовал за Воэтусом, с точки зрения Бавинка, не совсем ясно излагает свое мнение относительно рассматриваемого предмета.[52] Ему кажется, что Кайпер слишком высоко ценит философскую аргументацию в контексте опровержения ложных религий. Он делает такой вывод на основании того, что Кайпер говорит о проявлении «врожденной лжи» в нехристианских религиях, «фальсификации традиции Откровения» и «ненормальном и греховном развитии естественного знания о Боге».[53] Итак, как было отмечено ранее, Кайпер действительно считал, что благодаря «общей благодати» в нехристианских религиях присутствует много доброго. Однако, Кайпер также считает философский аргумент крайне относительным. В любом случае, ясно одно, что для него центр притяжения elenchein пребывает в Божьем откровении. Кайпер пишет: «Грешники  могут осознать ошибочность своего пути, если только Свет (Phoos) Христов воссияет во тьме (scotia), и если те, кто был «предан греховным похотям своих сердец», обретут Божье благоволение».[54]

Излагая свою точку зрения, Бавинк настойчиво подчеркивает, что концепция elenchein имеет религиозно-этическую природу, и поэтому она никогда не занимается переубеждением с помощью философской аргументации. Он утверждает, что ранние апологеты, которые сильно поддерживали концепцию «Логоса» апостола Иоанна, именно на основании содержания его Евангелия пришли к выводу, что «осознание истины» является религиозным делом: «...но люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы» (Иоан.3:19).[55] Более того, нельзя рассматривать заблуждения религий (это был бы слишком поверхностный подход) как ошибки человеческого разума, которые можно исправить с помощью философских аргументов. Данный вопрос намного серьезней, чем может показаться на первый взгляд. Ведь рациональная жизнь человека слишком тесно взаимосвязана с его инстинктивными страстями, эмоциональной жизнью и волей, чтобы рациональные аргументы могли реально изменить его.[56] За глупостью скрывается мятеж против Бога. Измышления разума кончаются ничем, так как люди «... подавляют истину неправдою» (Рим.1:18).[57] Бавинк признает, что пророки Ветхого Завета в своих эленктических нападках на идолопоклонство время от времени использовали рациональные аргументы.[58] Но, ссылаясь на 44 главу книги Исаии, в которой пророк высмеивает глупость (nebalah) идолопоклонства, Бавинк незамедлительно указывает на то, что сила их аргументов всегда  заключается в пророческом разоблачении зла.[59] На основании вышеизложенного видно, что при определенных условиях разум можно использовать в качестве союзника,  но никогда в качестве отправной точки. Бавинк указывал на это еще в 1927 году:

«В чем состоит уникальность христианства? В том, что оно намного серьезней, чем другие религии, относится к жизненным страданиям и невзгодам... Достаточно ли нам того, что мы знаем истину и что  нам указана дорога спасения? Нет, потому что мы не идем по этой дороге. Нет разницы, насколько хорошо я знаю то, что мне необходимо делать. Ведь во мне присутствует сила, которая постоянно подталкивает меня ко злу... Это плачевное состояние у не только укоренено в интеллекте, но и проявляется  в неведении и заблуждениях человека».[60]

В то же время Бавинк прекрасно осознает, что не так-то и просто из учения Библии сделать отправную точку, так как «неверующий не только не верит в откровение Бога в Иисусе Христе, но и не знает о нем».[61] На основании этих соображений мы можем определить трехсоставную отправную точку Бавинка.

Во-первых, Бавинк указывает на то, что каждому человеку явлено общее Божье откровение.[62] В дополнение к тому, что все религии являются откликом на это откровение, они также постоянно до определенной степени разоблачаются этим откровением.  Прежде чем миссионер появится с эленктическим аргументом, Бог уже являет  Свою истину, «ибо, что можно знать о Боге, явно для них, потому что Бог явил им» (Рим.1:19). Кроме того, что люди постоянно подавляют и уничтожают истину,  она не дает им покоя. «Глубоко в сердце каждого человека, даже у последователя других религий, существует осознание того, что он играет с Богом и постоянно пытается убежать от Него».[63] Бавинк утверждает, что эленктический аргумент должен присутствовать  в беседе, которая постоянно ведется между  Богом и человеком и взывать к человеческому экзистенциональному ощущению беззащитности. Он оригинально излагает свою точку зрения: «Это единственная щель в доспехах Голиафа лжерелигии, куда может попасть камнем мальчик-пастух, если Бог будет руководить его рукой».[64] Основываясь «на этих основных фактах, можно приступать к (эленктической) беседе... В глубине своего сердца человек смутно ощущает, что он виновен пред Богом и пытается обмануть Его».[65] Если на самом деле  существует  точка соприкосновения, то она затрагивает больше psyche, чем ratio.

Во-вторых, миссионер призван «провозгласить, повинуясь (Божьему) повелению, весть о Том, Кто является единственным путем, истиной и жизнью».[66] По мнению Бавинка, откровение Бога в Иисусе Христе должно быть в центре эленктического подхода,[67] чтобы разоблачение неправды происходило во свете истины, а сам человек мог увидеть свое истинное состояние пред лицом Бога. Суть пророческо-эленктического аргумента состоит в следующем: показать, что религиозные усилия, вне сомнений, включают в себя «мятеж против единого истинного Бога... самообожествление и ужасающие попытки ниспровергнуть Господа и превратить Его в раба людей».[68] Бавинк акцентирует внимание на том, что нежелание неверующего принять откровение Бога проявляется только в очевидном противоречии, «так как мы имеем дело с Богом, Который являет Себя каждому человеку, даже несмотря на то, что люди упорно подавляют явленную истину неправдой».[69] Другими словами, Бог обращается к человеку не в первый раз, даже если он и не осознает этого. В определенном смысле неизвестный Бог – известен. Бавинк считает, что прямая конфронтация с библейским посланием возможна, так как (об этом упоминалось ранее) сама Библия эленктична по своей природе. Он пишет:

«(Библия) – это книга, которую может читать любой язычник. Читая эту книгу, он осознает, что она осуждает его образ жизни, как если бы она была написана лично для него. Она преисполнена великой мудрости, которая чудным образом отвечает на его особые нужды. Никто из читающих Святое Писание не может не услышать ее призыв».[70]

В-третьих, Бавинк подчеркивает чрезвычайную важность Святого Духа в деле elenchein.  «Святой Дух Сам создает отправную точку, Он показывает человеку его глубоко сокрытое осознание вины... Святой Дух использует слово проповедника и открывает сердце неверующего, дабы он мог принять это слово».[71] Эленктика, как полностью человеческое предприятие, была бы, с точки зрения Бавинка, «совершенно безнадежным делом». Однако Святой Дух делает нас сильными во Христе.[72]

«У послания благовестника есть только одно мощное оружие. Благовестники знают, что если они будут верно и честно проповедовать эту весть, уповая на Божью помощь и Святого Духа, то оно каким-то образом коснется сердца слушателя... Только тогда остановится механизм подавления истины и только тогда человек осознает, кем является он, а Кем – Бог».[73]

Отправная точка эленктики Бавинка не антропоцентрична, а полностью теоцентрична в тринитарном смысле: он упоминает богословский, христологический и пневматологический аспекты. В elenchein общение, которое поддерживает Бог-Отец с каждым человеком, достигает своего апогея в конфронтации со Словом (Христом), благодаря свидетельству Святого Духа. Философская аргументация может сослужить добрую службу в этом процессе, однако она не в состоянии подвести человека к покаянию, так как религиозные заблуждения являются не простыми ошибками разума, а своего рода неосознанным  побегом от Бога.

«Она (эленктика) должна всегда пытаться понять мотивы, которые скрываются за всем этим. Часто это звучит сурово, и поэтому люди, в большинстве случаев, противятся эленктическому свидетельству. И все же эленктическое слово должно быть решающим. Его следует произносить с искренним состраданием и тактом».[74]

Эти данные ясно показывают, что для Бавинка психологический подход, по крайней мере, так же важен в эленктической беседе, как и философский аргумент.

7. Сущность эленктики

На основании вышеизложенного материала, Бавинк рассматривает эленктику как дисциплину, «которая разоблачает все ложные религии, показывая, что они являются грехом против Бога, и призывает людей признать единого истинного Бога». Люди, как орудия в Божьих руках, занимают важное место в этом процессе убеждения. Однако решающая роль принадлежит Самому Богу, то есть, Святому Духу. «Действие Святого Духа на самом деле является единственным так тесно взаимосвязанным со значением глагола elenchein, так как действие обличения людей во грехе превосходит все человеческие возможности».[75] Таким образом, Бавинк включает коллективную человеческую составляющую в elenchein в тринитарное действие Бога. Это ясно видно  из слов Бавинка:

«Знание о том, что Святой Дух – истинный Автор, несомненно, было дано нам не для того, чтобы снять с нас ответственность  серьезного отношения к своим обязанностям. С другой стороны, Святой Дух требует  истинной посвященности тому служению, которое Он нам вверил, и... в таком случае, Он будет использовать нас как орудие в Своих руках».[76]

Понимая, что человек подотчетен elenchein, необходимо, в дополнение к «ясному осознанию глубочайших волнений души, которые проявляются в религии», «хорошо знать и саму рассматриваемую религию». Ответственное богословское исследование не может обойтись без знаний, полученных от изучения религий.

8. Методы эленктики

 С точки зрения Бавинка, из-за большого количества вовлеченных религий, не может быть использован  один универсальный эленктический метод. Даже для одной, отдельно взятой религии, нельзя разработать неизменный метод, потому что elenchein «реально можно использовать только при живом общении с представителями других религий».[77] Любой систематизированный эленктический подход содержит в себе опасность несправедливого отношения к живому человеку, потому что на практике мы никогда не имеем дела с «мусульманством», но всегда с мусульманами и его или ее личным исповеданием ислама. «Другими словами, эленктика, как дисциплина, никогда не должна с чрезмерным рвением исследовать такую деликатную тему как религиозная тайна личности и пытаться ответить на вопрос:  ‘Что наполняет смыслом жизнь человека?’».[78] Бавинк пишет: «Истинная  проповедь Евангелия требует, чтобы мы в своих мыслях и стремлениях очень серьезно относились к объекту своего служения ».[79] Таким образом, эленктический подход больше характеризуется исследованием, чем провозглашением.

Однако это не значит, что мы не можем создать некоторые основные методологические принципы. В AWW Бавинк пытается извлечь эти принципы из Святого Писания, внимательно исследуя метод, который использовал апостол Павел. Прежде всего, Бавинка поразило то, что Павел «прекрасно знал сердца людей своего времени».[80] В IZW, на основании своих исследований, он делает вывод, что «эленктика должна начинаться с тщательного и последовательного исследования той религии, с которой на данный момент она имеет дело».[81] Исследование должно быть настолько объективным, насколько только возможно, и чтобы сохранить объективность, Бавинк советует «обращать внимание не на свидетельства упадка в исследуемых религиях, но на их самые благородные формы».[82] Для достижения этой цели, эленктика с готовностью принимает помощь таких дисциплин как феноменология и история религий.

Далее Бавинк отмечает, что «несмотря на блеск язычества, Павел увидел его пустоту».[83] Бавинк применяет эту истину к эленктике, утверждая, что за объективным исследованием религии должны следовать «попытки проникнуть в психологические глубины, которые формируют ее контекст».[84] Недостаточно знать только то, чему учит религия вашего собеседника. Также крайне важно узнать, как он или она осмысливает свою религию. «Как этот человек внутренне относится к Богу?»[85] Такое исследование требует, чтобы мы, кроме психологии религии, также рассматривали библейское свидетельство, так как «Святое Писание на каждом шагу поддерживает нас учением о человеческом сердце, которое лукаво в своих попытках искать Бога и, в то же время, избегать Его».[86]

Именно вооружившись этим знанием, можно начинать elenchein. Следуя за Гансом Шерером,[87] Бавинк говорит о «медленном исследовательском подходе, цель которого заключается в искреннем общении с представителями других религий».[88] Бавинк считает, что таковым был подход апостола Павла:

«Апостол на собственном опыте испытал, что проповедь Евангелия является тяжелым трудом. Это видно из его писем.  Однако трудность заключалась не в том, что он стыдился этой проповеди...  Занимаясь  служением, Павел все больше понимал, как чрезвычайно трудно объяснить неисследимые богатства Христовой любви людям, которые не знают ничего о грехе и своем падшем состоянии.[89]

Тем не менее, во время исследования эленктического подхода Павла, Бавинк обнаружил основную структуру, архитектоническую линию направления. Эта основная структура состоит из следующих элементов: во-первых, Павел говорит о живом Боге, противопоставляя Его идолам; далее, он эсхатологически указывает на день суда, на котором воскресший Христос представлен как Судья всего мира; и в заключение, апостол проповедует об искуплении, которое стало возможным, благодаря распятому Христу, Спасителю мира.[90] Следует отметить, что Бавинк не рекомендовал хронологическую схему «закона и Евангелия» для эленктического подхода. Напротив:

«Слыша заявление о том, что язычникам и магометанам следует сначала проповедовать Закон, а потом Евангелие, нам не следовало бы  слишком резко разделять эти две темы. Миссионерский опыт ясно показывает, что во свете Евангелия люди намного лучше понимают величие Закона».[91]

В системе эленктического свидетельства апостола Павла, крест Христов не является отправной точкой (однако, является центральным  в его свидетельстве).[92] Такой подход согласуется с более ранним утверждением Бавинка о том, что лучшее средство, «с помощью которого мы можем действенно показать существующую огромную разницу» –  это «привести Восток к святой Личности Христа».[93] В итоге, Бавинк пишет:

«На рынках городов Малой Азии и Греции, Павел, под водительством Святого Духа, проповедовал миру о справедливости и суде, указывая людям на их греховное состояние, надеясь через эту проповедь открыть им нечто о тайне благодати, благодаря кресту Иисуса Христа».[94]

С одной стороны, метод, который использовал Павел, может быть полезным для формирования современного миссионерского подхода. Это огромный хронологический прыжок, но не сточки зрения Бавинка. Человек не изменился, послание то же самое, а также существуют поразительные параллели между эллинистической культурой и современными культурами.[95] С другой стороны, мы должны осознать, на основании эленктического подхода апостола Павла, что «главное содержание Евангелия было актуальным для древнего мира».[96] Эта актуальность должна осознаваться и в современном мире. Ведь для нас недостаточно просто  «безукоризненно следовать миссионерской методологии первых проповедников Евангелия».[97] Бавинк открыто признается, что занимаясь поиском подходящего эленктического подхода для  определенной ситуации, миссия обязана с признательностью использовать знание, мудрость и опыт местных христиан (если они есть), которые могут внести свой вклад в дело развития этого подхода. Лучший способ узнать, как можно пробить брешь в стене мировоззрений, чтобы через нее мог пройти Христос, заключается в «расследовании того, насколько  Евангелие воспринимается «молодыми церквями», и выясняя, как оно проявляется в их душах и разуме».[98]

Бавинк неоднократно подчеркивал, что в эленктической ситуации мы никогда не должны находиться над людьми, но всегда рядом с ними. Чем больше мы узнаем о «глубоких порывах души, скрытых за глупыми и детскими аргументами», тем больше мы узнаем о себе. Мы убегали (и убегаем) от Бога и отодвигаем Его на второй план аналогичным образом, хотя и делаем это более ловко и искусно. Бавинк пишет: «Во всех своих  эленктических попытках» вы можете рассматривать окружающий мир «преимущественно с точки зрения собственной жизни, в которой Божья благодать совершила свою чудесную работу», несмотря на «непокорность наших сердец, в которых Бог продолжает творить чудеса с безграничным терпением». Далее Бавинк утверждает следующее: «Эленктика возможна только на основании истинного самопознания, которое зарождается в наших сердцах, благодаря действию Святого Духа»,[99] и добавляет: «Человек должен знать себя и сокровенные желания своей души, дабы стать истинным эленктическим свидетелем».[100] На основании данного утверждения он делает следующий вывод: «Когда вы, имея такое отношение,  обратитесь к представителю другой религии, для вас будет не трудно завязать с ним разговор. (Представляя себя таким образом), вам не нужно будет приводить бесконечные интеллектуальные аргументы, дабы пробиться сквозь стену его мышления».[101] Тогда возникает общение «от сердца к сердцу», в котором нет места для взаимных упреков, так как в этом диалоге, который становится беседой троих, Святой Дух указывает на грех как нам, так и нашему собеседнику.[102] Эленктическое свидетельство «должно излагаться без тени гордости... Оно является посланием для всех нас без исключения»,[103] и «нет более смиренной работы во всем мире, ибо свидетель постоянно помнит о том, что оружие, которое он направляет на другого человека, поразило, когда-то и его самого».[104] Приводя этот пример, который, с точки зрения Бавинка, является определяющим, он достигает полной интеграции отправной точки эленктики со своим эленктическим методом. Он пишет: «Эленктическое послание не может быть представлено в оболочке философских аргументов, оно не может ничего «доказать», оно не может быть «логичным» во всех отношениях».[105] По благодати Иисуса Христа у нас есть «более мощные средства». Согласно утверждению апостола Павла: «И слово мое и проповедь моя не в убедительных словах человеческой мудрости, но в явлении духа и силы» (1Кор.2:4).[106] Это послание, пишет Бавинк, «обладает только одним мощным оружием: посланники знают, что если они будут провозглашать это послание честно и смиренно, полагаясь на Божью помощь и Его Духа, тогда оно каким-то образом коснется людских сердец».[107] Таким образом, усилия, предпринимаемые миссионерским свидетельством, сами по себе не слишком полезны в эленктической ситуации. «Отвергать легко, льстить легко, но бросать вызов с пониманием и убедительно свидетельствовать –  чрезвычайно трудно. Посланник Христа может так поступать только тогда, когда Дух, который указывает миру на грех, совершает Свою работу и в нем самом».[108]

На основании вышеизложенного материала совершенно ясно то, что Бавинк высоко ценит диалог как в исследовательской фазе, так и в фазе провозглашения эленктического подхода. Таким образом, можно утверждать, что, по мнению Бавинка, elenchein обладает диалогическим характером. Концепция «диалога» уже один раз  использовалась в СВТМ: «Она (Церковь) не может избежать диалога с ними (храмом и мечетью). Недостаточно просто свидетельствовать, так как Церковь время от времени обязана будет высказывать свое мнение о других религиях».[109]

9. Факторы, усложняющие действие эленктики

Бавинк постоянно указывает на три основных проблемы, с которыми сталкивается эленктика на практике. Существует извечная проблема синкретизма, которая является неотъемлемой частью нехристианской религиозной мысли, а также две характерные для двадцатого столетия проблемы национализма и секуляризации, которые ведут либо к религиозному возрождению, либо к религиозному упадку.

Тенденции в сторону синкретизма

Бавинк обращает наше внимание на проявление сильной тенденции в сторону синкретизма, которая возникает повсюду среди народов. В таком случае, проповедовать Евангелие становится тяжело, потому что «намного легче работать среди людей, которые искренне сопротивляются Евангелию, чем среди тех, кто с готовностью принимает ваше послание, но осмысливает его синкретически».[110] Еще в своем самом первом эленктическом исследовании СМО, Бавинк приводит пример того, насколько определенные аспекты Евангелия «затрагивают сердца и восхищают»[111] жителей острова Явы. Благодаря такому отношению, они возносят почести Иисусу, думая, что могут истолковывать Его в восточном духе, приписывая Ему идеи восточных верований ».[112] Даже в тех случаях, когда ясно подчеркивается огромная разница между христианской верой и яванским мистицизмом, на лице яванца появляется «ухмылка знающего человека», который глубоко убежден в том, что понимает христианство намного лучше любого западного проповедника.[113] Такое отношение производит парализующий эффект, поэтому Бавинк чрезвычайно обеспокоен существованием этой опасности. В своей последней публикации в СВТМ он пишет: «Вполне вероятно, что явное противление, с которым сталкивается Церковь,  не так опасно, как кажущееся принятие со стороны синкретических движений».[114]

Следуя за Кремером,[115] Бавинк называет эту синкретическую тенденцию неотъемлемой составляющей всеобщего религиозного мышления, характерного для многих религий. Натуралистическая апперцепция жизни и мира приводит к глобальному мышлению. В таком случае, мир и жизнь представляют собой единое целое (макрокосм и микрокосм). Хотя космос и классифицируется в контрастирующих взаимоотношениях (например, свет и тьма), тем не менее, эти противоположности только кажутся таковыми, так как вместе они образуют целое и представляют божественное естество. Такая классификация присуща политеистическим религиозным взглядам. Боги разных народов в чем-то отличаются  друг от друга, но, по сути, они идентичны. «Синкретизм может развиваться беспрепятственно» на почве холистического монизма и его очевидного релятивизма.[116]

Такая синкретическая тенденция возникает из идеи, будто все религии являются «внешним, несовершенным, человеческим подходом к единой невыразимой Божьей истине, которая превыше всего сущего»,[117] и усиливается двумя способами. Во-первых, из-за «грехов миссионеров» в прошлом,[118] которые, по причине недостатка богословского знания, неуважения к местной религиозной традиции или ложной скромности, зашли слишком далеко в деле смешения христианской и нехристианской традиций.[119] В таком случае, очень трудно использовать эленктический призыв к покаянию, так как слушатели считают, что превосходно знают учение христианства.[120] В OKZK, Бавинк без колебаний выступает против быстро распространяющихся тенденций релятивизма в миссиологическом мире:

«Миссия возможна только с позиций веры в абсолютное Божье откровение, которое актуально для всех людей во все времена. Если мы начинаем отвергать Божье откровение, миссия исчезает. Как только истина Божья становится для меня относительной, я больше не могу найти в себе мужества, чтобы беспокоить других людей своими мыслями. Только имея  полную уверенность в том, что говорит Сам Бог, я смогу призвать людей слушать Его так, как я сам Его слушал».[121]

Во-вторых, национализм благоприятствует формированию духовного самосознания. Когда возникает вопрос относительно науки и технологии, «Восток с готовностью признает превосходство Запада. Однако Востоку очень тяжело учиться у Запада тому, что он сам исследовал на протяжении многих столетий».[122] Запад слишком безбожен и материалистичен, а созданные Востоком религиозные идеи слишком ценны, чтобы  использовать их  на Западе.[123] В результате, людям с Востока очень трудно порвать со своим религиозным прошлым и начать «новую жизнь во Христе».[124] В большинстве случаев присутствует готовность достигнуть синтеза между своим духовным наследием и Евангелием.[125] Как пример такой позиции, Бавинк упоминает Махатму Ганди: «Ганди признался, что он также считает Иисуса олицетворением Бога,  но не единственным». Также, Бавинк цитирует известное высказывание этого деятеля: «Я не возношу Его (Иисуса) на отдельный престол».[126]

Будучи пламенным противником синкретизма и отрицая мнение, будто синкретическое христианство может функционировать как своего рода переходная фаза, Бавинк более тонко подходит к проблеме, чем упоминаемый им в данном контексте Карл Хартенштайн считая, что последнее практически возможно .[127] Зачастую еlenchein длительное по времени предприятие. Таким образом, Бавинк может утверждать, наблюдая за происходящим в Азии, что «Слово Христово стало серьезной силой в восточном мире». Однако, Бог «еще не достиг конца Своей беседы с народами Азии».[128] В этой борьбе Церковь призвана прояснить «глубокое различие между восточным пониманием Бога и тем, что Христос  открыл нам о Боге».[129] Даже после того как люди приняли христианскую веру, Бог продолжает с ними Свою беседу. «Когда мы обращаемся к тем, кто уже принял Евангелие Христа, мы особенно сильно ощущаем свою ответственность тщательно и осторожно указывать им на отличия, существующие между восточными особенностями и евангельским мышлением».[130]

Религиозное возрождение и упадок

В процессе развития цивилизации в странах третьего мира возникла огромная пропасть между учением и жизнью, религией и культурой, древними религиозными идеями и современными научными открытиями. Бавинк пишет: «В прошлом столетии все они прошли через определенный кризис, вступив в контакт с западной цивилизацией... Уже невозможно поддерживать древние традиции как раньше, и лидеры вынуждены прокладывать новый курс».[131] В результате, в исламе, индуизме и буддизме начался процесс возрождения. Появились движения, которые вкладывают новое значение в старые религиозные взгляды и практики, интегрируя их в современную жизнь таким образом, что, благодаря им, она получает новую силу.[132] Эти обновленные религии вместе с националистическими амбициями являются мощным стимулом для формирования религиозного самосознания. С точки зрения Бавинка, это обновление представляет собой усиленную блокаду евангельского послания.[133] В дополнение к вышеизложенному можно добавить еще один факт о том, что Церковь, поддерживая такие «метафизические предположения как рождение Христа от Девы Марии, для того, чтобы быть верной евангельскому посланию, должна отказаться от предполагаемых «улучшений» в мышлении нашего так называемого просвещенного века».[134] Кроме того, (западное) христианство рассматривается  как «причина острых дискуссий и даже религиозных войн и преследований в тех частях мира, где оно было доминирующей силой».[135] У христианства такое запятнанное прошлое, что в глазах многих оно является «наименее подходящей силой, чтобы вести людей к новой эпохе и новому миру».[136]

В таком случае, elenchein находится под огромным давлением. Тем не менее, оно остается неизбежной обязанностью для провозглашения миру истинного послания Божьей благодати во Христе. Таким образом, следует акцентировать внимание на четырех аспектах: повиновение Богу, честность по отношению к миру, смирение, из-за  запятнанного прошлого христианства, и вера, несмотря на упорствующее в неповиновении настоящее. Такое фундаментальное экзистенциональное отношение очень характерно для Бавинка.

Однако, более проблематичным, чем религиозное возрождение, является религиозный упадок. Еще до начала второй мировой войны он почти пророчески начинает указывать на возникновение и распространение огромного духовного вакуума. Во всем мире религиозное сознание и опыт подрываются научным, технологическим и экономическим развитием. То, что в прошлом считалось тайной, сейчас можно подвергнуть анализу. Страх перед божественными силами и зависимость от них уступают место медицинскому знанию и человеческому самоконтролю. Образование и развитие разрушили стены самодостаточной жизни и поместили ее под защиту прогресса. Это значит, что они, с одной стороны, расширяют способности разума, но с другой стороны, становятся причиной обеднения религиозной жизни и опыта. Божественное заменяется секулярным. Этот процесс секуляризации, с ее безбожными и не признающими норм тенденциями, является горьким плодом западной экспансии.[137] Западная культура оказала революционизирующее и разрушительное воздействие на религиозную мысль и концепцию.[138]

Бавинк понимал, что отсутствие религиозных  критериев серьезно мешает elenchein. Тем не менее, он все же был настроен оптимистично. В 1937 году он писал:

«Во время волнений современности молодые церкви начинают понимать, что они не смогут исполнять свои обязательства, если будут находиться на обочине жизни. Они чувствуют  ответственность за судьбу своего народа и окружающей среды. Также и окружающий их мир начинает обращаться за помощью, простирая свои руки ко всякому, у кого есть то, за что можно схватиться... Если мы стоим в проломе с твердым убеждением, что Иисус может ответить на все нужды в жизни мира, тогда мы увидим и явные результаты... Мы видим, как это происходит вокруг нас и в нас, мы видим, как это происходит как на Западе, так и на Востоке... Чем ужаснее вакуум и чем серьезнее становится призыв к источникам новой силы, тем ближе склоняется Бог ко всем призывающим и ищущим Его. Ибо Он – сила, жизнь и истина».[139]

Таким образом, Бавинк с нетерпением ожидал, что миссионерская церковь будет способной провозглашать Слово в критические моменты современной истории.[140]  Думая о том, что бы произошло, если бы в Японии, Китае или Индии живая христианская церковь стала серьезной силой, оказывающей влияние на жизнь всего народа, я даже не знаю, что ожидать...Я только верю в то, что в таком случае могли бы произойти удивительные вещи».

Хотя Бавинк никогда не терял этой уверенности, тем не менее, его оптимизм постепенно исчезал. В 1942 году, он писал:

«Если бы мы могли провозглашать это откровение (Бога в Иисусе Христе), освобожденное от бремени западной цивилизации, тогда нам было бы вверено более простое служение, чем то, какое мы имеем сейчас, проповедуя Евангелие на Востоке, в то время как сам Восток сильно ассимилируется с западной культурой».[141]

В данном случае Бавинк четко понимает, что elenchein становится намного труднее в контексте разрушающегося религиозного сознания, так как в такого рода ситуации не знаешь, к кому можно обратиться. Таким образом, в 1948 году Бавинк делает следующий вывод:

«Если когда-либо и существовал момент в мировой истории, чрезвычайно неподходящий, на наш взгляд, для распространения Евангелия на Востоке, то это наше время. Как проповедующие Евангелие, так и слушающие его осознают, что находятся в очень рискованном положении. На самом деле, сейчас нет времени для умиротворенного размышления об истинах Божьих, для искреннего поиска Божьего мира».[142] В подтверждение вышеизложенного,  Бавинк заканчивает IZW (1954 год) следующими словами: «корень всех проблем для будущего миссии состоит в том, что религиозные вопросы отодвигаются на второй план».[143] В то же время, что-то еще осталось от его былой надежды:

«Следует ожидать... что современный ветер перемен рано или поздно утихнет, и тогда стремление к внутренней стабильности, к философии жизни, к постоянству возвратится к людям с новой силой. Может быть тогда наступит время, когда Бог совершит Свои чудные деяния?»[144]

На основании нескольких статей Бавинка становится ясным, что, выступая против духовного вакуума, elenchein Бавинка все больше указывает на вербальное провозглашение Христа, как пути, истины и жизни.[145] В этом свидетельстве мы «более бессильны, чем когда-либо прежде» и вынуждены полностью  вернуться «к последним, все еще доступным для нас, источникам силы, к твердой уверенности в том, что Бог является Царем, а молитва может и горы передвинуть».[146] В контексте обсуждения Бавинком отношений эленктики и секуляризации следует сказать, что он отмечал негативное влияние секуляризации на elenchein, подчеркивая тот факт, что христианский Запад длительное время страдает от секулярных тенденций, которые привели его к духовному упадку.[147] Поэтому западное христианство едва ли способно «предложить Востоку возвышенные постулаты религии, которая доминировала долгое время на Западе».[148]

10. Фундаментальная значимость эленктики для миссии

В свете миссионерского богословия Бавинка (его theologia religionum и определения миссии) становится ясным то, что для него эленктика является сутью всей миссионерской работы. Миссия без эленктики невозможна. По этой причине, с точки зрения Бавинка, она полностью заслуживает того, чтобы занять прочное место в миссиологических исследованиях.[149] «Во время волнений современной нам эпохи, когда со всех сторон на нас набрасываются новые духовные силы, очень важно более глубоко погрузиться в эленктику».[150] В такой перспективе эленктика не статична, а развивается  и идет в ногу со временем.

Бавинк также открыто сопротивляется такой форме миссионерского богословия, из которой эленктика исчезла на основании того, что предположительно все религии, в  принципе равны.  Бавинк твердо убежден, что такое богословие, которое, на его взгляд, часто практикуется в истории, подрывает саму raison d'etre миссии.[151] Миссия была, есть и будет поручением Бога для Церкви «провозглашать со святой радостью, посреди мира в схватке с лукавым, исповедание грехов, призывая людей обратиться  к Богу и уверовать в Иисуса Христа».[152] Она не имеет права деградировать «до состояния простого обмена духовным опытом, взаимного религиозного влияния и укрепления духа братства».[153] Бавинк чрезвычайно эмоционально осуждает такого рода миссиологию. Он пишет: «Такое миссионерское богословие возникает по причине недостатка пророческой веры».[154] Высочайшая степень фундаментальной значимости, приписываемая Бавинком эленктике в конце своей жизни, ясно видна в его заключительной миссиологической работе. Он пишет:

«Бог отличен, полностью отличен от того образа, который, в своих религиозных фантазиях, придумали люди. Только в Иисусе Христе, Логосе, Слове, мы слышим Его голос и видим Его образ. Именно это должно быть свидетельством Церкви, когда она сталкивается с другими религиями... Это послание о Царстве до определенной степени является посланием разоблачения. Ведь оно указывает на глубинные процессы подавления и замещения истины ложью и заставляет нас сгорать от стыда за то, что мы сделали с Богом. Это послание открывает происходящее в человеке и в мире,  также говорит о Божьих намерениях относительно всего сущего, а также человека, который является Его представителем на этой земле».[155]

11. Вывод

Концепция эленктики была впервые представлена Воэтусом и принята Кайпером в качестве метода, «который разоблачает все ложные религии, называя их грехом против Бога и призывая людей познать единого истинного Бога». Следуя за Воэтусом и Кайпером, и пребывая под влиянием Кремера, Бавинк, тем не менее, по-своему осмыслил эленктику, став первым, кто придал ей новую форму и уравнял в правах с другими аспектами реформатского миссионерского богословия. Поэтому он стоит в одном ряду с Гюставом Варнеком и Юлиусом Рихтером, которые в своей протестантской миссиологии (прежде Бавинка) предоставили Missionsapologetik статус независимой дисциплины.

В отличие от Кайпера, который рассматривал эленктику как раздел догматики, Бавинк видит ее как миссионерскую апологетику в составе богословия миссий. Вот почему он относился к эленктике в своей работе по миссиологии (IZW), как к одному из трех основных подразделов миссиологии наряду с теорией и историей миссии.

Не следует думать, что Бавинк указывал на необходимость elenchein (опровержения, убеждения) только на основании своего библейско-богословского понимания других религий. Он также ссылался на библейские тексты, показывая, что убеждение является неотъемлемой частью самого библейского послания.   Elenchein невозможно без серьезного знания других религий, и по этой причине имеется необходимость в сотрудничестве с такими дисциплинами как история, психология, феноменология и философия религий.

Бавинк стал редким исключением в богословской традиции, которая рассматривает ratio как отправную точку  elenchein. Было бы неправильным считать, будто нехристианские религии характеризуются, главным образом, расстройством мысли, которое можно легко исправить с помощью рациональных аргументов, так как за этой мыслью скрывается восстание человека против Бога. Рациональные аргументы играют в  elenchein вспомогательную роль, но эленктическая отправная точка содержится au fond в откровении Божьем, пророческом свидетельстве, посредством которого Святой Дух указывает нам на нашу вину. Однако, это пророческое свидетельство, с точки зрения Бавинка, никоим образом не висит в воздухе, так как, по его мнению, оно формально согласуется с непрерывным общением Бога с человечеством –  как на уровне общего откровения, так и на уровне религиозного отклика человека на это откровение. В таком случае, на методологическом уровне возникает необходимость приобретения четкого знания о других религиях посредством систематического исследования и искреннего общения, дабы стало возможным, с помощью библейского анализа данного феномена, приемлемое свидетельство, как продолжение диалога между Богом и человеком. Следует отметить, что не существует одного универсального библейского миссионерского метода. Каждая ситуация требует изобретательности. В данном случае, местные церкви могут принести много пользы. Но есть одно четкое эленктическое правило:  «христианский свидетель никогда не превозносится над своими собеседниками, а всегда находится рядом с ними».

Наиболее характерной чертой взгляда Бавинка является подчинение рационального аспекта богословскому и психологическому аспекту эленктического метода миссионерского свидетельства. Пребывая в полном согласии со своим определением миссии, Бавинк определяет elenchein теоцентрично, в то же время подчеркивая, что человеческая сторона эленктического подхода должна характеризоваться пониманием, сочувствием и тактом. Питер Холтроп правильно подметил, что между Кайпером и Бавинком существует «едва заметное различие». Кайпер считает, что эленктику следует использовать для обращения в особенности к религиозным системам, а Бавинк – к религиозной личности.[156] В данном контексте возникает следующий вопрос: «В достаточной ли мере в методе Бавинка присутствует  элемент осуждения упорствующих в своем неверии?» В виду того, что существуют разные аспекты значения слова elenchein, можно многое сказать в поддержку элемента осуждения, как неотъемлемой части эленктики.

Говоря критически, неспособность Бавинка изложить в IZW более детально свою theologia religionum, можно назвать основным недостатком этой работы. Следует отметить, что он ссылался на свою более раннюю публикацию (RBCG) по данному предмету, однако изложение основных особенностей его тщательно разработанных взглядов могло быть более серьезным. Вот почему IZW в целом более ценная работа, которая имеет непреходящее значение.

В свете библейского свидетельства, если только это свидетельство рассматривается как уникальное Божье откровение, место, которое Бавинк отстаивает для эленктического исследования в контексте миссионерского богословия, абсолютно правильное и необходимое. Любой, кто считает эленктическое свидетельство ненужным и желает рассматривать миссию  в целом или исключительно как диалог,[157] должен помнить, что писал Веркайль: «Если истинно то, что миссионерское свидетельство излишне, «тогда Библия неправа, а миссионерское повеление, которое представлено во всех четырех Евангелиях и исполнено в делах апостолов, основано на ошибке». Theologia religionum, которая это подразумевает, как правильно утверждает Веркайль, представляет собой ничто иное как «бойкот, водимого Святым Духом, призвания Церкви».[158] Постоянно возникающие предположения,[159] будто этот исключительно диалогический подход представляет более новое и глубокое понимание, неправилен не только с исторической перспективы,[160] но и с богословской. Говоря кратко, использование эленктики, как истолковательного исследования на библейски обоснованном взгляде и реальности  «беседы троих»,[161] остается самой важной задачей христианской Церкви в деле выполнения ее миссионерского призвания в мире.

Elenchein представляет собой центральный аспект в миссионерском исследовании и практике. Особенно сейчас, когда Церковь подвергается влиянию синкретических тенденций и пребывает в обществе, которое становится все более и более светским, а с другой стороны все более мультирелигиозным.

Хотя термин «эленктика» был вначале принят некоторыми учениками Бавинка, а сам подход тщательно разработан, тем не менее, он не получил распространения в международной  литературе по миссиологии.[162] В современном миссиологическом обсуждении более популярны такие термины как «миссионерская апологетика» и «диалогический подход».