Ветхий Завет поощряет нас в нашей христианской жизни в большей степени обращать внимание на конкретные нужды ближнего, который живет рядом с нами, чем на созерцание внутренней сущности глубинного мира своей души.

Сегодня, что несколько смущает, дисциплины библеистики и догматики (или систематического богословия) функционируют в малой взаимосвязи друг с другом. Боюсь, что некоторые богословы, работающие в области систематического богословия, не смогут сделать качественную экзегезу. И в то же время некоторые библеисты не в состоянии даже правильно написать термин «арианство» (я знаю это, поскольку сам являюсь профессором Ветхого Завета). Однако эти дисциплины крайне нуждаются друг в друге. И потому я призываю всех теологов к возобновлению взаимосвязи между библейским и систематическим богословием. Я призываю ведущих библейских экзегетов и богословов-систематиков объединиться и как одна команда формировать богословие.

Чтобы положить начало реализации этого плана, я как экзегет предлагаю вашему вниманию шесть причин, по которым в дисциплине догматики необходимо более серьезно и последовательно рассматривать и изучать Ветхий Завет. Ведь первые три четверти Библии невозможно рассматривать только как предисловие к Новому Завету. Кроме того, апостол Павел, в противовес Маркиону (сектант второго столетия, отрицавший подлинность Ветхого Завета и отвергавший ветхозаветного Бога как несовершенного), напоминает нам, что Бог древнего Израиля, Создатель неба и земли есть Бог и Отец нашего Господа Иисуса Христа.

Во-первых, давайте рассмотрим доктрину сущности Бога. Исходим ли мы из греческой философской предпосылки, которая говорит, что Бог является «Недвижимым Двигателем», и на этом основании низводим ветхозаветный язык, описывающий Бога, до уровня некоего «антропоморфного» отображения Его сущности? Я утверждаю, что если мы будем воспринимать ветхозаветный язык, описывающий Бога, со всей серьезностью, не отбрасывая его с ходу как чисто метафорический, тогда мы сможем увидеть его в новом свете – как язык «воплощения». Он описывает того Бога, Который пребывает с Израилем во времени и пространстве и в таком положении «помнит» прошлое и «обещает» будущее. Который делает Себя определенным образом доступным для Израиля, например на Сионе. Который спасает Своей могучей десницей, слышит Своими ушами и видит Своими глазами, и говорит Своими устами. И этот Бог уже в Ветхом Завете явил Себя путем «воплощения».

Во-вторых, Ветхий Завет дает нам твердое основание для следующего утверждения. Везде он предполагает и подтверждает благость Божьего творения. Древние израильтяне были достаточно «приземленными» людьми, по большому счету – сельскохозяйственниками и животноводами. Они радовались своей конкретной, физической жизни. Их надежда не заключалась в деификации, но в общении с ЯХВЕ, человеческим образом Бога – тем Образом, для Которого они были созданы Творцом, чтобы просто жить под своей виноградной лозой и финиковой пальмой, радоваться плодам своей земли, пить вино из своих виноградников. И это была прекрасная жизнь. Она ничем не лучше и не хуже, чем наша.

Те, кто пребывает в «земном» Ветхом Завете и принимает его таким, каков он есть, не соблазнятся гностицизмом, дуализмом Платона, докетизмом, аскетизмом или спиритуализмом – преобладающими сегодня, как, впрочем, и всегда, альтернативами. Ветхий Завет поощряет нас в нашей христианской жизни в большей степени обращать внимание на конкретные нужды ближнего, который живет рядом с нами, чем на созерцание внутренней сущности глубинного мира своей души. Он призывает нас радоваться нашей сотворенной природе – «плоти и крови», – тому, как чудно нас создал Бог. Первая статья Символа Веры, по большому счету, основана на учении Ветхого Завета. Не случайно Маркион, поддавшись влиянию гностицизма, не пожелал иметь ничего общего ни с Ветхим Заветом, ни с «Создателем неба и земли». Противостоя Маркиону, ранние отцы церкви правильно подчеркивали, что искупил нас именно наш Создатель, и те, кого Он искупил, были Его собственным творением, а не чем-то Ему чуждым. Ведь создание нового творения предполагает новую работу Создателя или Ведь создание нового творения из старого предполагает работу все Того же Создателя.

В-третьих, Ветхий Завет необходим для понимания, сохранения и провозглашения самого Евангелия. Не имея четкого понимания Ветхого Завета, весьма тяжело понять апостольское свидетельство, так как оно часто ссылается на свидетельства Писания древнего Израиля. Ветхий Завет устанавливает «лексикон» апостольского свидетельства о личности Иисуса из Назарета и совершенных Им делах. Именно здесь – в Торе, книгах пророков, Ветхозаветных Писаниях – укоренена вся терминология Евангелия: Мессия, Сын Давидов, Второй Адам, страдающий слуга, священник по чину Мелхиседека, Царь, Агнец Божий, жертва, искупление, оправдание, Божье Царство, Завет и т. д. Могу с уверенностью сказать, что каждая книга Нового Завета насыщена языком и категориями Ветхого Завета, включая Евангелие от Луки, Деяния апостолов и послания, адресованные язычникам.

Церковь утверждает, что Иисус есть исполнение – но исполнение чего? Исполнение любого рода человеческой мечты, или идеала, или философии? А может, Он исполнение духовности Новой Эры или американского равноправия и индивидуализма? Не видя того, насколько Евангелие укоренено в Писаниях древнего Израиля, можно начать относиться к Нему как к пластилину и «лепить» из Него то, что будет соответствовать нашим нуждам, идеологиям и модным направлениям современной культуры. Поэтому и не удивительно, что «Семинар Иисуса» представляет Его как стойкого философа-циника или социального реформатора равноправия. Ведь основная интрига «Семинара Иисуса» состоит именно в несходстве представляемого ими Иисуса с общепринятыми образами. Эти люди полностью отбрасывают связь Христа с Торой, книгами пророков, Ветхозаветными Писаниями. Так, например, «Семинар» представляет людям Маркионитского исторического Иисуса, который никогда не цитировал Писание!

Нам необходимо свидетельство Святого Писания, если только у нас нет древнего обетования о Христе, которое изолировано от предшествующего Божьего замысла. Такой взгляд был характерен для Маркиона, как пишет Ярослав Пеликан: «Маркион отрицал эту взаимосвязь во имя новизны Евангелия Христа. Любая взаимосвязь или последовательность (ордо) была ненужной, ибо пришествие Христа было быстрым и скорым». Даже послание к Евреям, которое делает ударение, возможно, больше, чем какое-либо из посланий, на различиях между Ветхим и Новым Заветом, все-таки предполагает их взаимосвязь. Если бы нам пришлось делать разделение между ними, все бы вылилось в различие между «ненужным в наши дни Ветхим Заветом» и «нужным для нас Новым Заветом».  Чтобы противостоять такой дихотомии, Церкви нужно продолжать акцентировать внимание на сотериологическом и евангельском единстве двух частей христианской Библии. Ибо вера Церкви зиждется на Благой Вести, исходящей от Бога Израилева, – Доброй Вести об исполнении древних обетований и истории Иисуса Мессии, Сына Божьего.

В-четвертых, Ветхий Завет необходим для понимания экклесиологии, в особенности четкого представления о том, какое место Бог отвел в ней язычникам. С одной стороны, язычники не образуют независимый, обособленный Божий народ, который существует параллельно с Израилем. С другой стороны, они – неродные ветви от дикой маслины, привитые к оливковому дереву Божьего Израиля (Рим. 11 гл.). Будучи привитыми Христу, Аврамову семени, они стали наследниками Авраама и сонаследниками древнего обетования (Гал. 3 гл.). В прошлом они были чужды сообщества Израилева, заветам обетования и не имели надежды, живя без Бога в этом мире, но «во Христе Иисусе примирены кровью Его» (Ефес. 2 гл.).

Бог никогда не давал обещаний язычникам как язычникам. Единственное место спасения было только в Израиле, и язычники, желающие спастись, должны были принять обетования, данные Израилю Богом. Только ЯХВЕ, Бог Израиля заслуживает титула ЭЛОХИМ, и только в Сионе есть спасение. Эти особые утверждения библейских авторов до Р. Х. были настолько же скандальными в плане своего религиозного плюрализма, какими стали много позже и заявления апостолов: скандальность их высказываний не являлась чем-то эксклюзивным, что впервые возникло в первом столетии после Р. Х. Единственная надежда для китайцев, немцев, американцев, украинцев – прийти к Сиону и поклониться Богу Израиля, а не создавать свои языческие религии и храмы. То, что псалмы древнего Израиля занимают столь высокое положение в церковной литургии, говорит нам кое-что о нашей идентичности, ибо они дают Церкви богоугодный язык для молитвы и прославления Бога Израиля чрез Христа Иисуса.

В-пятых, Ветхий Завет предоставляет эсхатологический и исторический контекст для христианского богословия. Он четко указывает на место нашей жизни и веры в контексте истории, которая движется по направлению к «телос», а не в контексте цикличной мифологии. На протяжении всей истории Израиля присутствует акцент ориентированности на будущее. Пророки со всей очевидностью демонстрируют эту ориентированность, провозглашая наступление того грядущего дня, когда Бог восстановит все сущее. Кроме того, этот акцент заметен также и в повествованиях, где показаны странствования патриархов, исход Израиля из Египта и его поход к Синаю, а от Синая – к Земле Обетованной, его путь из изгнания к Сиону.

Посредством нашего крещения во Христа Иисуса мы – язычники – были «привиты» к истории Израиля и таким образом стали частью этой истории. Мы все еще продолжаем свое существование как еще «не полностью причастные Израилю», стоя одной ногой в Ветхом завете и одновременно ожидая с надеждою свершения эсхатологического Царства Божьего, славного прихода Христа, явленного нам не плотью и кровью, но Отцом. Говоря коротко, Ветхий Завет помогает уберечь христианскую историю от попыток полностью отбросить исторический контекст мира в его пространственном и временном значении и уйти в царство идей платонизма или обратиться к индивидуалистическому миру субъективной «психе».

И в завершение необходимо сказать, что Ветхий Завет содержит в себе определенные акценты, которые мы можем извратить или проигнорировать в своем христианском богословии, если будем в своей работе использовать только Новый Завет. Можно вспомнить, к примеру, книгу притчей, которая призывает нас приобретать мудрость в страхе Господнем, постигать тайны жизни и осваивать искусство жить, исследовать человеческим разумом сотворенный Богом мир – от путей человека до движения муравья. Повествования, которые показывают верное служение в правительствах мира сего, Иосифа, Есфири и Даниила, ободряют христиан в их призваниях в земном граде. Или описание того, каким образом вера получает наслаждение в благом и праведном Божьем Законе, что мы находим, например, в 18 и 118 псалмах. Соглашаясь с апостолом Павлом в том, что Закон носит обвинительный характер по отношению к грешникам, мы также должны видеть и его позитивную сторону, которая, безусловно, отражена и в посланиях самого Павла (Рим. 7:12, 22; 13:8–10). Более того, на протяжении веков многие страдающие христиане, молясь псалмами плача во имя Того, Кто тоже страдал, умер и воскрес из мертвых, получали в ответ на молитву великие блага от Бога. Не возможно передать, насколько христианская вера и жизнь могут обеднеть, если мы будем умалять или пренебрегать значением Ветхого Завета в задачах систематического богословия.