Афанасий

Св. Афанасий, Епископ Александрии и один из наиболее выдающихся защитников Христианской веры, родился в Александрии примерно в 297 году. О его семье, обстоятельствах жизни или раннем образовании ничего, не известно, хотя легендарная история о нем была сохранена Руфином Акилийским, история о том, как он появился еще мальчиком под опекой и вниманием своего предшественника, Александра. Почти нет сомнения, что Александр стал его наставником и принял его как юношу в свой дом и нанял его как своего секретаря. Это было вероятно приблизительно 313 год и с этого времени, Афанасий, как считают, посвятил себя Христианскому служению. Он был, без сомнения, учеником в “Дидахе”, известную как “катехезисная школа” в Александрии, которая имела среди своих уже выдающихся преподавателей, имена Клемента и Оригена. В музее, древнем месте Александрийского университета, он возможно, изучал грамматику, логику, и риторику. Его разум был, конечно, хорошо научен обсуждать с раннего возраста главные вопросы и философии и религии. Преследование, которое Александрийская Церковь перенесла в это время и его близость с известным аскетом Антонием, о котором он сам говорил, очень повлияли на его характер и послужило воспитанию в нем неустрашимой силы духа и высокого духа веры, которыми он стал известен.

До вспышки Арианского противоречия, которое началось в 319, Афанасий стал известным как автор двух эссе, адресованных обращенным от язычества. Один из них “Против язычников”, а другое “О воплощении Слова”. Они имеют природу апологетических объяснений, обсуждая такие вопросы как единобожие и потребность Божественного вмешательства для спасения мира. И уже в втором можно проследить мысли почитания сущности Божества Христа, богословия “Богочеловека”, из-за которого его впоследствии стали замечать. Нет никакого свидетельства о отношениях Афанасия с первыми утверждениями Ария и его епископа, что закончилось изгнанием первого и его уходом в Палестину при защите историка Евсевия, который был епископом Кесарии, а впоследствии при защите его тезки, епископа Никомедии. Едва можно подвергнуть сомнению, что Афанасий был сердечным помощником своего друга и наставника Александра и что последний укрепился от теологических позиций своего молодого студента, который уже был специалистом о природе Божественного Воплощения, и который приблизительно в это время стал архидиаконом Александрии. На Никейском соборе в 325 году он заметно проявляется в спорах. Он был на соборе не как один из его членов (которыми были только епископы или делегаты епископов), но просто как помощник Александра. Только лишь в этом статусе ему позволили принимать участие в обсуждениях, ибо Феодорет (ст.26) заявляет, что “он боролся искренне за апостольские доктрины и приветствовался их приверженцами, зарабатывая враждебность их противников”. Через “пять месяцев” после возвращения на свои епископальные труды, Александр умер, и его друг, архидиакон, был выбран как его последователь. Он был избран при одобрении людей. Ему было приблизительно 30 лет и о нем говорили как о выдающемся и в вопросе его физических и умственных характеристик. Он был маленький ростом, но его лицо сияло как “лицо ангела”. Это выражение Григория Нациана (Оратория 22.9), который написал сложный панегирик на своего друга, описывая его как пригодного “продолжить поддерживать уровень общепринятых взглядов, но также был способен парить выше всякого стремления к этому. Он также доступен для всех, медленный на гнев, быстрый к сочувствию, приятный в беседе и еще более приятный в характере, эффективный одинаково и в беседе и в деле, усердный в преданности, полезный для Христиан всякого класса и возраста, богослов - с заблуждающимися, утешитель - сокрушенных, почтительный к пожилым, проводник для молодых.”

Первые несколько лет епископства Афанасия были спокойными; но штормы, в которых прошел остаток его жизни наступили очень скоро и начали собираться вокруг него. Никейский собор утвердил вероучение Христианского мира, но ни в коем случае не создал разделения в церкви, которое вызвало Арианское противоречие. Арий сам все еще был жив, а его друг Евсевий Никомедийский быстро приобрел влияние на императора Константина. Результатом этого стало требование императора заново признать Ария в общении. Афанасий стоял твердо и отвергнул всякое общение с защитниками “ереси, боровшейся против Христа”. Константин был расстроен этим, но много обвинителей скоро появилось против того, кто, как известно, был под имперским недовольством. Архиепископ Александрии жестоко обвинялся даже в колдовстве и убийстве. Говорили, что епископ Мелитиан в Теваиде, по имени Арсений был незаконно убит им. Он легко бы мог очистить себя от таких обвинений, но ненависть его врагов не стихла и, летом 335 ему было приказом повелено явиться в Тир, где был созван собор, чтобы рассуждать о его поведении. Он не стал не повиноваться имперскому приказу и была уполномочена комиссия расследовать предполагаемый случай жестокости, которая была убеждена в аргументах против него, несмотря на объяснения, которые он дал.

Там открылось явное предопределение осудить его и он уехал из Тира к Константинополь, чтобы обратиться к самому императору. “Он решил”, говорит историк Гиббон, “сделать смелый и опасный эксперимент, недоступен ли трон голосу истины”. Он предстал перед императором с пятью своими епископами, когда тот был в поездке в свою новую столицу. Отвергнутый в начале, чтобы представить дело слушанию, его настойчивость была вознаграждена согласием императора на его разумный запрос, что его обвинители должны быть приведены лицом к лицу вместе с ним в присутствии императора.

Лидеры собора в Тире, среди которых наиболее заметны были два Евсевия, и которые прибыли в Константинополь только после того, как они отпраздновали на большом празднике посвящения в Иерусалиме исключение Афанасия и восстановления Ария в общении церкви. Находясь с Афанасием перед Константином, они не осмелились повторять обвинение в жестокости, но нашли более подготовленное и эффективное оружие для своих рук в новом обвинении политического характера: будто Афанасий угрожал остановить Александрийские суда с зерном, направляющееся в Константинополь. Как и в других вопросах, очень трудно понять как могла жить истина в постоянных обвинениях этих людей, сделанных против епископа Александрии.

Вероятно было в самом величии его характера и степени его популярного влияния некоторая разновидность власти, которая открыла свет истины на некоторые вещи, сказанных против него. В этом случае его обвинители преуспели сразу в пробуждении имперской ревности, следствием чего стала, несмотря на его серьезное опровержение акта, приписываемого ему, ссылка в Триеру или Триву, столицу Гала.

Это было первое изгнание Афанасия, которое продолжалось приблизительно два с половиной года.

Оно завершилось только со смертью Константина и вступлением на правление Константина II как императора Западной части империи. Это записано им самим (Апология 7), что на его возвращение в Александрию “люди бежали толпами, чтобы посмотреть на его лицо; церкви были полны ликования; благодарения возносились всюду; служители и духовенство считали этот день самым счастливым в своей жизни.” Но этому периоду удачи не предназначено было быть долгим.

Его положение патриарха Александрии утвердилось не при его друге Константине II, а при Констанции, другом сыне старшего Константина, кто взошел на трон Восточной части империи. Он при своем обращении оказался, как и его отец все больше под влияние Никомедийского Евсевия и теперь перешел на взгляды Константинополя.

Поэтому было принято решение о втором изгнании Афанасия. Старые обвинения против него вновь всплыли вместе с теми, что не имели место в решении собора. Потом было решено поставить другого епископа вместо него. В начале 340 года, Каппадокиан по имени Григорий, считавшийся Арианцем, был возведен военной силой на место защитника веры, который спас ее последователей от произвола и отвел их в место укрывательства. Как только это стало возможным, он обратился к Риму, чтобы “представить свой случай перед церковью.” Он был объявлен невинным на соборе, проведенном там в 342 и на другом, проведенном в Сардике несколькими годами позже. Юлий, епископ Рима, тепло поддерживал его и, вообще, можно сказать, что Западная Церковь симпатизировала Афанасию в вероучении, в то время как большинство Восточных епископов придерживалось стороны Евсевия. Этот раскол ясно показался в Соборе в Сардике, где восточные отвергли встречаться с представителями Западной Церкви, потому что последние настаивали на признании права Афанасия и его друзей посетить собор в качестве регулярных епископов.

Обычно считают дату этого собора примерно 347 год, но обнаруженные праздничные Письма Афанасия датированы несколькими годами раньше этой даты. Некоторые считают это концом 343, а Манси и другими - концом 344. Решение Собора Сардики, однако, не имело никакого непосредственного результата в пользу Афанасия.

Констанций медлил в течение некоторого времени, а смелые действия Западных епископов только подстрекали Арианскую партию в Александрии к новому строгому обращению. Постепенно крайние из Арианской партии стали применять собственную месть, в то время как смерть поставленного епископа Григория в начале 345 открыла путь для примирения между Восточным духовенством и сосланным прелатом. Результатом стало восстановление Афанасия второй раз к восторгу населения Александрии, что описано его панегиристом Григорием Нацианским, как народ, струящийся “потоки иного Нила”, чтобы встретить его приближение к городу. Его восстановление, как предполагается, произошло согласно более точной хронологии, основанной на Праздничных Письмах, в октябре 346.

В течение десяти лет в это время Афанасий был в Александрии.

Но интриги Арианцев или их судебная коалиция скоро возобновила против него и, слабый император, который возражал тому, что он снова будет когда-нибудь слушать их обвинения, постепенно стимулировался к новым суровым действиям. Большой собор прошел в Mилане весной года 356, и здесь, при отсутствии противостояния энергичной оппозиции нескольких преданных людей среди Западных епископов, было возобновлено осуждение Афанасия.

Это привело к изгнанию преданных прелатов, даже Осии из Кордовы, чей мирный характер и близкая связь с имперским семейством не спасла его от обращению к Констанцию патетического протеста против тирании Арианской партии. Когда его друзья были таким образом рассеяны в изгнании, их великий лидер не мог больше убегать; и ночью 8-ого февраля 356, во время служения в церкви св. Фомы, группа вооруженных людей ворвалась в священное здание. Он сам описал эту сцену (Апология Фуга, 24). Здесь недолго он поддерживал свое самообладание и пожелал, чтобы дьякон прочитал псалом, и чтобы люди отвечали хором: “Ибо милость Его пребывает вовек”. И солдаты ринулись вперед с дикими криками к алтарю, но он скрылся в встревоженной толпе и искал снова место безопасного укрытия. Одинокие места Верхнего Египта, где были построены многочисленные монастыри и эрмитажи, вероятно, стали его главной защитой в то время. Здесь, защищенный от преследования, он проводил свое время в литературных трудах, обсуждая причины. И этому периоду принадлежат некоторые из его наиболее важных писем, прежде всего большие оратории или беседы против ариан, которые являются лучшими образами его теологических позиций и принципов.

В течение шести лет Афанасий был в изгнании до смерти Констанция в ноябре 361 года. Тогда ему открылся еще раз путь для возвращения к епископству. Юлианский, преемник имперского трона, выражал безразличие к утверждениям церкви и дал разрешения епископам, сосланным в предыдущем правлении, возвратиться домой. Среди других и Афанасий воспользовался преимуществом этого разрешения и снова занял свое место при ликовании людей. Он начал свой епископский труд в обновленном пылу и созвал собор в Александрии, чтобы решить различные важные вопросы, но имперский мандат все же снова вытеснил его с его властного места. Преданные собрались вокруг него с плачем. “Имейте доброе сердце” сказал он, “это всего лишь облако, оно скоро пройдет”. Его прогноз оказался истинным и в пределах нескольких месяцев Юлиан прекратил свою краткую карьеру обращения язычников и Афанасия “возвратили ночью в Александрию.” Он получил письмо от нового императора, Иовиана с хвалой в его адрес за Христианскую преданность и поощрение возобновить свой труд. С императором он продолжил поддерживать дружественные отношения и даже написал для него синодальное письмо с Никейским Вероучением, которое было любезно принято. В течение краткого господства этого принца, сравнительно тихий период преобладал в церкви. Но покой был кратковременным. Весной 365, после прихода к власти Валенса, неприятности вновь появлялись. Был выпущен приказ об изгнании всех епископов, кто были сосланы Констанцием и Афанасий был еще раз вынужден искать убежище в от своих гонителей. Его укрывательство, однако, продолжалось только в течение четырех месяцев, когда вышел приказ о его возвращении. И с этого времени (февраль 366) он был оставлен в безмятежности в своих епископских трудах.

Эти труды всегда были направлены в опровержении еретиков, в создании церквей, в обличении жадных губернаторов, в утешении преданных епископов, в укреплении ортодоксальности повсюду до весны 373 года, когда “в весьма преклонном возрасте”, он прекратил все свои дела. Посвятив одного из своих пресвитеров в своего преемника, он умер спокойно в своем собственном доме.

Его “обилие борьбы”, согласно его панегиристам, завоевало для него “много венцов”. Он был причислен к отцам, патриархам, пророкам, апостолам, и мученикам, которые боролись за истину. Даже те, кто не в состоянии симпатизировать курсу, которого постоянно поддерживался Афанасий, не могут отвергать своей дани восторга его великодушному и героическому характеру. Циничное красноречие Гиббона становится теплым в перечислении его предприимчивой карьеры, а язык Хукера переходит в величественное усердие празднования его веры и силы духа. “Целый мир против Афанасия, а Афанасий против него. Полсотни лет, потрачены в шатком испытании, в которых одна из двух сторон в конце концов должна победить. Сторона, которой придерживались все или же часть, которая не имела никаких друзей, но только Бога и смерть: Первый - защитник его невиновности, другая завершитель всех его неприятностей”. При властности в характере и несгибаемости в догматическом определении, Афанасий имел все же большое сердце и ум, восторженный в своей преданности Христу и в деле для добра церкви и человечества.

Его главным отличием как богослова, была его ревностная защита необходимости богословия о Христе как равном в сущности с Отцом.

Это было учением Гомуссиона, объявившим Никейское Вероучение, которое в борьбе он защищал своей жизнью и письмами. Подойдет или нет к Афанасию использование этого выражения, но он был самый большой “апологет”.

И католическая доктрина Троицы с тех пор более сообразуется с его “бессмертным” именем, чем с любым другим в истории церкви и Христианского богословия.

Дж. Т.

Энциклопедия “Британика”

Девятое Издание, Том второй.