Глава 2. Основы эленктики

6. Бог и мироздание

Невозможно в рамках этой книги развить полное понимание эленктики. Для этого потребовался бы отдельный том. В этом вступлении мы потому ограничимся лишь несколькими основными составляющими, которые кажутся нам важнейшими в вопросе изучения эленктики.

В первую очередь, мы укажем, что во многих религиях Бог или боги являются составной частью, и, в определённом смысле, представляют собой суть вселенной. Мир богов – это проявление космических сил, которое мы наблюдаем в природе каждый день. Однако единственная разница в том, что боги несомненно принадлежат к другой сфере и обитают на другом уровне в отличие от нас. Слово “бог” в индо-германской группе языков (Санскрит дэва, Греческий теос, Латинский деус) видимо уходит корнями в значение некоего света, сияния. На самом деле, так оно и есть, боги принадлежат миру света, их роль – светить и излучать сияние.

Этот взгляд отношений Бога и вселенной очень явно выражен в так называемой “примитивной религии”. Ганс Шрарер привёл в пример мировоззрение определённых жителей острова Борнео. Там на божество смотрят как на существо, состоящее из двух частей – небесной силы и земной богини, которые пребывают в состоянии постоянной вражды. Небесная сила изображается в виде птицы (птица-носорог), земная богиня – в виде водяной змеи. Птица – мужского рода, а змея – женского. Эти две божественные силы, которые управляют вселенной и наполняют её, – глубочайшая первопричина всего существующего. Они дали существование этому миру со всеми творениями, произведя всё из дерева жизни. Удивительно, что этот взгляд на противящегося самому себе бога пытается объяснить все аспекты жизни. Структура племени указывает на аналогию с этим взглядом на Бога. Когда строится дом, люди внимательно следят, чтобы это происходило в соответствии с этой изначальной двойственностью. Каждый обряд, будь то свадьба или похороны, любое важное событие повторяет идею дуализма божественного источника всего сущего.

Есть что-то завораживающее в этом контрасте между небом и землёй, противостоянии, которое в то же время едино. Если рассматривать началом всего землю, тёмную, таинственную землю-мать всего, саму по себе, то она является лишь тьмой и ничем более. Сама по себе она ничего не может принести, если Небеса не дадут ей света и дождя. Она скрывает во чреве своём ужасное явление, иногда изрыгая огонь; она полна ужаса и разрушения. Животные, принадлежащие ей – такие как змеи и жабы – отвратительны и опасны. Это земля в своей демонической форме. И в то же самое время она есть матерь жизни; каждый год из неё вырастает свежая зелёная трава. Земля сохраняет тайну жизни от смерти. Она может преобразовать зернышко, которое доверено ей, в преизбыточествующее богатство. Земля мудра, она знает тайны, скрытые от людей, тайну превращения в жизнь из смерти. Всё это земля, ужасающая, навеивающая беспокойство земля, и, однако, в то же время – земля мудрая и исполненная жизненной силы.

И с нею борется небо. Да, именно борется. Когда солнце встаёт утром, оно прогоняет тёмные тени как злых демонов и громогласно провозглашает свой триумф всему миру. У солнца есть огромная сила призывать из земли эту тайну жизни, когда солнце посылает сильный свет на землю, жизнь вливается в каждую клеточку бытия. Дождь покрывает землю, проникает вовнутрь, пропитывает её, будто бы выжимает из неё эту жизнь. Это ежедневная битва, конфликт между светом и тьмой, между небом и землёй, но это противостояние по сути своей – борьба любви. Глубоко внутри она стремится создать из двух одно. Ибо на самом деле миф аккуратно шепчет, что обе противящиеся стороны на самом деле – это два аспекта одного божества.

Примечательно, что такое представление о мире проявляется во всех уголках Земли. Китай говорит об “инь и янь”, стороне небес и тёмной земной стороне всего сущего. В мифах Индонезии мы находим те же бесконечные вариации. Для Индии характерно противостояние между дэва (богами) и асоэра (демонами); между силами света и порядка, противостоящими грубым таинственным тёмным силам, рождающим хаос, в основном, связанным с землёй. И по всему миру мы усматриваем контраст между небесной птицей, фениксом, или как бы её не называли, и змеем или крокодилом, глубинной реалией земли. Этот образ, видимо, привлекает человечество ещё со времён глубокой древности.

И между этими двумя, между небом и землёй, стоит человек. Не позволительно, однако, думать о человеке как о независимом существе: “примитивная” мысль отводит “независимости” очень мало места. Это всегда племя, общность – этому уделено внимание. Конечно же, часть племени ассоциируется с небесной силой, другая часть связывается с земной. Мужчина, по сути своей, больше сродни небесам; женщина – земле. Именно по этой причине большинство особо “земных” занятий, связанных с ростом в жизни, – таких как сеяние, жатва, – среди множества народов производятся только женщинами. Племя, таким образом, отражает космический порядок – двоичность, что, по сути, является двойственностью божества. Всё напрямую связано с Богом. Это “непреложная истина”.

На Бали наивысшим силам, богам, приносят жертвы, а тёмным демоническим силам – приношения. Уважая прошлое, можно назвать это “почитанием”, или, лучше, “заклинаниями”, из-за отмеченной проблемами истории самого термина “почитание”. Приношение богам – движение вверх, демоническим силам – вниз.

Как только человек начинает проникать в тайну человеческой сущности, он осознаёт, что он, также как и всё, принадлежит к обеим реалиям. В Китае считается, что бывает 2 вида души. Первая, Пэох – животная душа, женского рода, близко связана с землёй. Вторая – более мужского рода – дух, место понимания и причинности; дух связан с небесами. Потому удивительная двоичность космоса также изображена в самом человеке.

Определённые явления, характерные для этой концепции, приняты повсеместно. Первое, о чём нужно здесь упомянуть, это почитание предков, мертвецов. Они отошли от мира сего, но они всё ещё принадлежат племени как космическому единству, и у них есть та или иная позиция, с которой они влияют на ход событий. У мёртвых также есть положение в космической схеме; они считаются принадлежащими либо небесным силам, либо земной богине. На острове Флорес на некоторых мертвецов смотрят как на близко связанных с Дэвой, богиней неба, и они сами также называются дэвы. А другие рассматриваются как принадлежащие к сфере Нито, земной богине, и называют их нито. Также и в Индии верят, что мёртвые идут по одному из этих двух направлений. Но, в любом случае, мертвые всегда остаются частью космической схемы и принимают видное место в ней, поэтому их надлежит почитать с великой тщательностью.

Отошедшие предки обычно воспринимаются намного реальней в глазах своих детей, чем непонятные божественные герои мифов. Бесконечные мемуары и россказни о мертвых передаются из поколения в поколение и часто очень преувеличены и приукрашены. Потому довольно очевидно, что для обычных людей почитание их предков занимает более значимое место, чем поклонение богам. Часто боги оставлены для поклонения лишь на специалистов, священников, вождей племён или царей, в то время как обычные люди поглощены поклонением предкам. Эта причина того, что среди столь многих народов почитание и поклонение Богу почти полностью заменено поклонением предкам. Зачастую это так среди людей, живущих охотой и скотоводством. Сельское хозяйство привлекает внимание человека к тайнам жизни и таинственной структуре мироздания. Факт того, что среди столь многих людей, особенно с первого взгляда, человек сталкивается с почитанием мёртвых, вынудил религиоведение прошлого столетия переоценить анимизм, и признать почитание душ самым неотъемлемым элементом “примитивной” религии. Позже, когда более глубоко овладели знаниями того, как “примитивная религия” думает и чему она учит, этот взгляд был отвергнут. Во многих случаях подноготная картины “примитивного” мира передавалась молодым мужчинам племени во время обряда посвящения, и с них бралась строгая клятва неразглашения этих данных. И нет ничего удивительного в том, что не столь уж быстро научные исследования получили эти данные.

Вторая характеристика, о которой должно быть сказано – это аккуратное соблюдение правил, предписанных самим мирозданием. Для этих людей природа не является чем-то неживым, с чем можно играть ради сердечных удовольствий. Она наполнена скрытыми силами; пронизана божеством. В ней мы сталкиваемся с божественными силами ежесекундно. Поэтому к природе должно быть глубоко уважительное отношение. С особенной тщательностью должны исполняться правила, которые проистекают из таинственного характера нашего мира. Не каждый знает эти правила, но священникам, знахарю и вождю племени они известны. Чтобы безопасно миновать опасности, нам нужны предписания. Мы нуждаемся в указателях, проясняющих нам причины голода, чумы или других катастроф, которые могут разразиться, дабы эти указатели направили нас на верные действия. Человек окружён тайной со всех сторон, повсюду опасные силы пытаются наброситься на него, и поэтому он может хранить себя в безопасности только лишь в гармонии с божественным миром, всё время бодрствующим. По этой причине в таких системах мышления, отдельные люди – священники и цари занимают столь важную позицию. Царь – это не просто человек, который правит, но его присутствие, и в дальнейшем, совершение им ритуальных обрядов, царь удерживает мирозданный порядок на своём месте, он создаёт лето и зиму, дождь и засуху, чтобы одно сменяло другое в правильной последовательности.

Всё-таки другая составляющая – это верование в магические слова и магические действия. Любая вещь – это не просто вещь. Это, скорее, элемент в великой божественной последовательности космоса, и поэтому наполнена мистическим потенциалом. Есть нечто, стоящее за обыденными вещами, un element mystique, как сказал Лэви Брул. В чём-то этот элемент видим, например, в первобытном оружии, которым в древние времена божественные предки совершали невероятно храбрые подвиги, или в случае первобытных пословиц, которыми высвобождали тайные силы. Но в случае других вещей, этот элемент невидим обычному человеку. Знахарь знает сверхъестественную ценность каждой вещи, звуков, времён года, направления ветра и растений. Он проник в суть тайны всего космического и поэтому может найти выход из сложившихся трудностей. Так магия утверждается в мысли и на деле.

Идея волшебства глубоко укоренена в человеческой душе, и в разнообразных формах её всё ещё можно встретить среди нас, людей современности. По своей сути это попытка объединить вещи в сфере нашей власти и подчинить их нам. Ван Дер Лоо (Van Der Leeuw) назвал это аутизм, возвращение всего в себя. В этом взгляде есть какая-то уверенность, что мир порождён божественными силами, и последние ведут себя не произвольно, а слаженно с божественным мировым порядком. Поэтому возможно, сказав правильное слово или сделав правильное дело, победить их и заставить их повиноваться. В мировоззрении, из которого возникает магия, может быть некое почтение к таинственности вселенной, но в самой магии маленький и ничтожный пытается поработить божество своей силой и своей проницательностью. Человек берёт свой царственный скипетр, он становится всесильным. Он становится наивысшей властью. В многочисленных мифах боги сами осознают свою неспособность и подчинённость магическому герою.

Так мы подытожили главные контуры картины мира, нарисованной “примитивной” религией. Должно помнить, конечно же, что в этих основных рамках умещаются бесчисленные всевозможные вариации и нюансы.

Какая же самая характерная тенденция этого представления мира? Наверное то, что здесь человек не стоит на твёрдой основе, исследуя мир вокруг себя с помощью микроскопа или телескопа. Он не подчиняет мир себе. Вместо этого он чувствует себя, скорее, принятым в мир, частью его, и он живёт в симбиозе со всем, что вокруг него.

Человек не стоит вне, он не отделён от природы. Он всё ещё часть природы, и его пребывание с миром – всеобщая жуткая огромная драма, он участник “космического сообщества”. Именно это катастрофически привлекает к себе. Такая мысль во многих отношениях страшно наивна и чиста, но в ней есть нечто поражающее: она ставит человека в многозначительную связь с мирозданием, столь же божественным и таинственным, как сам человек. Он – микрокосмос, отражение огромного организма макрокосмоса, составною частью которого он является. Многие люди, отвергающие такие представления и приемлющие современную научную мысль, преподаваемую в наших западных университетах, отнесутся к этому переходу с неким опасением. С одной стороны, это высвобождение от хватки стабильного, бесплодного и бессильного мира, но с другой стороны, часто закрадывается чувство, что они оставили таинственный знакомый мир, наполненный со всех сторон божественными силами, ради того чтобы войти в громадную фабрику, на которой нет места ничему, кроме грохочущего гула моторов. Чувство общности исчезло, Мир стал лишь вещью, над которой я могу совершать насилие и приспосабливать его в соответствии с техническими потребностями. Совершенно исчезло ощущение родства, отдельный человек более не чувствует себя частью значимого целого.

Вот что поражает нас: здесь человек всё ещё связан с миром в живых отношениях. Слитие с миром в то же время является единством с божественными силами, ибо мир божественен сам по себе, и человек, который также божественен, находится среди этого мира. Божественный элемент в нём может всё ещё дремать; он часто чувствует, что является лишь маленькой волной в безбрежном океане; ему кажется, что он в ловушке, напуган, но в самой сердцевине его сущности он всё ещё божественен и велик, ибо он укоренён в мироздании и является микрокосмосом, все аспекты космоса отражены в нём, в отдельной конкретной единице.

Как раз здесь и вступает в свои права эленктика. Эленктику никогда не волнуют отдельные пункты, вырванные из контекста, она сосредоточена на главном вопросе, на сути дела: что Вы сделали с Богом? Да, быть вместе с миром означает быть вместе с Богом, но не в смысле того, что мир имеет Бога составной частью и идентичен с Ним, дабы люди могли завладеть Богом и подчинить Его себе. Ведь именно тогда человек изменяет “славу нетленного Бога в образ подобный тленному человеку” (Рим.1,23). Бог во всём, и вы не сможете сорвать цветок, не посмотрев Богу в глаза. Бог может воспользоваться незначительным маленьким камнем, чтоб спасти Израиль от руки Голиафа, но в самом этом камне не будет ничего божественного. Бог может использовать посох Моисея, чтобы иссушить море, но сам по себе посох – это обычная палка. Вы никогда не сможете остановить Бога или ограничить Его в чём-то. Вы никогда не сможете силой заставить Бога сделать что-то. Можно принести ковчег завета на поле битвы в надежде, что Бог будет сражаться за вас, а Бог может без колебания позволить ковчегу попасть в руки врага. Можно думать, что Бог никогда не предаст Своего храма язычникам, но Бог в спокойствии допускает полное сожжение последнего. Можно представить, что Бог никогда не позволит кому-то захватить его святой народ, но всё же без колебания Бог позволяет увести их в плен. Вы никогда не сможете победить Бога, ибо Он во всём, в каждом действии, в каждом творении, но Его нельзя сопоставить с общностью предметов. Он совершенно превознесён, Святый Царь, пребывающий “в неприступном свете, Которого никто из человеков не видел и видеть не может” (1Тим.6,16). Есть лишь один путь, ведущий к Богу и это не волшебство, не знание заклинаний, не особые снадобья, не усердное следование космическим правилам. Единственный путь – путь смиренного преклонения перед Лицом Божьим, принятие его благодати в Иисусе Христе. В момент, когда вы сделаете это, Бог станет вашим Богом, потом в наиболее истинном смысле всё мироздание станет вашим, “вы же Христовы, а Христос – Божий”(1Кор.3,23)

Восприятие примитивного мира так сильно объемлет Бога, что Бог просто теряется в этих объятиях, и всё, что остаётся – это мир, а в мире человек. Бог – создатель, царь и правитель – поглощён в тумане таинственности, проникающей в этой прекрасный мир. Человек приближается к Богу, взывает к Нему, ищет Его, и в этом подходе тот же самый человек избегает Божественного господства. Я бы не отвергал, что даже в мире примитивной религии были люди, в чьих сердцах по Божьей благодати был некий смиренный подход к Богу, вместо суеверий, с которыми он был перемешан. Но в качестве религии, системы мышления и действий, примитивная религия носит торговую марку оптового потребителя. Бог поглощён в мироздание, космос обожествлён, и Бог пропадает за смогом человеческих усилий и фантазий. Живущий в центре примитивного мира может начать понимать кое-что из протеста, захватывающего дух, высказанного Исайей: “Разве вы не знаете? Разве вы не слышали? Разве вам не говорено было от начала? Разве вы не уразумели из оснований земли? Он есть Тот, Который восседает над кругом земли, и живущие на ней – как саранча пред Ним” (Ис.40,21-22).

Может звучать несколько странновато, но мне кажется, что этот мир космо-центричный также проявляется в нашей современной цивилизации. Я вспоминаю теоретический или практический натурализм и материализм нашего века. Конечно, общее восприятие реальности здесь отличается. Магию заменила техника. Наивная иллюзия, что люди могут победить и подчинить жестокость реальности магическими заклинаниями, была отвержена. Сегодня человек выступает с полной рассудительностью, подавляя и противясь сильному миру, который подчиняет себе; и который вскоре после его смерти снова поглотит его. Бог здесь также растворён в реальности; Он полностью искоренён. Его уже нигде не видно и не слышно. Он тихонько исчез за горизонтом человеческих стараний и поисков. И единственное, что человек до сих пор держит в своей руке – это мир с запасами нефти, атомной энергии, пенициллином и энергией воды. И мир, его мир, мир, который он может контролировать, это и есть его Бог. Бог поглощён в мир, Он исчез на закате, всё тайное пропало, ушло навсегда. Человек не может больше молиться; не может больше поклоняться; может лишь сжать зубы и пытаться подчинить последнюю преграду своей власти. Эленктический призыв Исайи: “ещё ли не поняли ли вы от оснований земли” также бросает вызов современному человеку. При контакте с миром вы можете встретиться с Божьим ликом.

7. Бог исчезает

Когда мы бросаем взгляд на мир религии, мы вскоре понимаем, что присутствует тенденция отодвигать Бога куда-то подальше, в тень. Его имя вспоминается в моменты большой нужды, к Нему взывают, но человек уже не нуждается в Нём настолько сильно. Его уменьшили до туманного существа, которое парит где-то на далёком фоне всего происходящего.

Эта склонность стала особо заметной в прошлом столетии, когда изучение примитивных религий заключило, что обычно понималось под верой в Превознесённого Бога или Высшего Существа. По наблюдениям многие “примитивные” религии говорят о духах предков, и этим духам нравится почитание, но в мифах часто упоминается Высшее Существо, которое существовало в начале всех вещей и упорядочило этот мир. В начале люди толком не знали, что об этом думать. Тайлор (Tylor) рассмотрел предположение, что такая вера в Высшее Существо была следствием предшествующего визита христианского миссионера или проповедника Ислама. Тайлор также говорил об альтернативе: Высший Бог – это воспоминание далёкого предка, детали жизни которого давно были забыты. Эндрю Лэнг (Andrew Lang) выразил несогласие с Тайлором. Эндрю Лэнг указал, что в “примитивных” религиях смерть изначально не существовала, но вошла в мир позже из-за грубой ошибки. Тораджи центральной части острова Целебес придерживались идеи, что когда при сотворении человека Высшее Существо намеревалось вдохнуть в него “длинное дыхание”, дать ему вечную жизнь, но увы! – нежданно появился ночной ветер и вдохнул в человека “короткое” дыхание, тем самым сделав его смертным. Лэнг указывает, что Высший Бог сам существовал до того как существовала смерть. Он превосходит смерть во всех таких религиях, и сам Он “никогда не мог умереть”. И поэтому этот Высший Бог никак не может быть духом далёкого предка. Всегда подразумевается, что на него смерть не влияет.

Самые поразительные характеристики высших существ следующие:

а. Во-первых, они считаются создателями мирового порядка. Они отделили землю от воды и день от ночи. Они поделили племя и установили обязанности каждого члена племени. Из-за того, что этот элемент упорядочивания настолько важен в этой вере в Высших Богов, К.Т. Пресс (K.Th.Preuss), среди других, предлагает мнение, что Высшее Существо – это именно eine Art Personifikation der Weltordunung (олицетворение мирового порядка – прим. пер.). Человеку Он нужен. Всё в племени жёстко упорядочено. Поэтому должен был существовать кто-то, установивший все эти правила и нормы, применив свой авторитет. Таким образом выросла вера в Высших Богов. И именно по этой причине они настолько суровые и обладают человеческими характеристиками. Ван дер Ли (Van der Leeuw) соглашается с этим. “Высшие существа, – говорит он, – обладают свойством в прошедшем гарантировать реальность и деятельность сегодняшнего дня. Вера в Высших Существ – это то, что мы называем верой в мировой порядок. В том же духе Зедерблом (Soederblom) обозначает Высшее Существо термином Urheber (созидатель – прим. пер.). У них маленькая форма, немного личных качеств; они ни духи природы, ни духи предков. Они обитают где-то в неопределённости и служат, чтобы установить основу для правил и норм, которым необходимо следовать.

б. Вторая характеристика Высших Богов – то, что они имеют лишь косвенное отношение к специфичному природному феномену. Гром во многих случаях – прямое дело Высших Существ. Фаренфорт (Fahrenfort), провёдший обширное изучение веры в Высшие Существа, предполагает, что к ним лучше всего относиться как к средоточию (сoncentration figures), в котором многие элементы, такие как смутная идея первозданного предка, страх ураганов и других природных феноменов, концепция мирового порядка, сливаются в единое целое. Нужно заметить, что прямое участие Высших Существ в шторме или другом природном феномене не признано повсеместно.

в. Самая впечатляющая характеристика – несомненно то, что Высшие Боги настолько далеки. Многие из древних мифов заканчиваются поразительным выражением, что когда Высший Бог навёл порядок и всё окончил, он “отправился далеко на удалённую землю”. Лэнг подробно излагает традицию почти вымершего племени юговосточной Австралии. Было обычным для инициатора (initiator) говорить о Высшем Боге, Munganngaur (Отец Наш). Его наставления заканчивались словами, что “Мунган положил начало обрядам и уничтожил землю водой, когда они открыли нечестие. Мунган оставил землю и вознёсся на небо, где он до сих пор пребывает”. Он так далеко, где-то в небе, и человек больше не может приблизиться к нему. В различных религиях только лишь царь или вождь – это единственный, кто может воззвать к нему и будет услышан. Поэтому вполне естественно для обычных людей обращаться к низшим духам, духам предков. В легенде Зулу, представленной Дж.А.Энгелпрехтом (J.A.Engelprecht), молитва в Высшему Богу начинается со слов “О, Его дух гремит”. Примечательно, однако, что в той же самой легенде сказано, что этот Высший Бог дал устав, что после смерти человеку надлежит превратиться в дух, и таких духов можно почитать через принесение в жертву скота. Видно, что Высший Бог сам заповедал и поощрял почитание низших духов.

Отец Шмидт (Schmidt), с великой тщательностью изучив как можно больше материалов, попытался продемонстрировать, что среди наиболее примитивных народов, особенно расположенных далеко от культуры, Высшие Существа в целом не так уж слабы и бессмысленны; их всё ещё признают и им поклоняются. Вера в Высших Существ потому не должна казаться последней фазой в развитии религии, но, наоборот, её нужно рассматривать как остаток от начальной стадии.

Понятно, что значение веры в Высших Богов – всё ещё вопрос диспута среди учёных. И нам не нужно здесь погружаться глубоко в размышления. Без вопросов о том, корректна ли аргументация отца Шмидта во всём, не вникая, перегнул ли он палку, выделив некоторые стороны слишком сильно, мы всё равно во многом согласны с ним. Мы убеждены, что Высшее Существо – это очень бледное и туманное выражение древнего откровения Божьего. В начале истории религии человек был не один в своих поисках и размышлениях, но Сам Бог был там в Своём любвеобильном откровении. В такой очень деформированной и искажённой вере в Высшее Существо, Созидателя, мы усматриваем последние остатки слабого знания единого живого и мудрого Бога.

Нам нет необходимости рассматривать этот исторический вопрос дальше. Нас заботит один значимый вопрос: что здесь делается с Богом? И ответ должен быть: Он исчезает на неведомое расстояние. Он исторгнут из сферы обычной жизни и становится крайней концепцией. Бог уходит в далёкое путешествие. Есть некая глубинная трагедия в простых описаниях древних мифов. Мы задерживаем дыхание. Но мы всегда разочарованы. Они лишь означают, что человек совершил путешествие из-под охраны рая и втянул себя в ужасное предприятие – желание самому стать Богом. Бог теперь становится слабой туманной формой, перед которой мы иногда трепещем, когда нужда становится слишком великой, но которую, как правило, мы держим за горизонтом нашей повседневной жизни.

Эта тенденция выталкивания Бога из сферы существования произвела жуткое и опустошающее влияние на практически все религии. Зедерблом (Soederblom) указывает, что китайская религия с верованием в Шанг-ти, Созидателя, сотворившего порядок земли и неба, но к которому с того времени единственный, кто может обращаться – так это Император, это типичный пример религии, частью которой является существование Высшего Существа, на котором всё сосредоточено. Бог признан, Он регулярно получает почитание от Императора, но простому люду нет до Него дела. Именно по этой причине простым людям дана неограниченная свобода почитать духов и души. Бог воистину вытолкнут и стал deus otiosus, Богом, который практически не важен, и с кем человек не сообщается. Этот феномен наблюдается не только в китайской религии. В исламе мы часто встречаем понимание Бога, которое напоминает нам отношение к этому Высшему Существу. Мы не подразумеваем здесь ислам в официальной форме, то есть не закрытую систему доктрин, но ислам, каким его практикуют миллионы людей. Именно здесь Аллах, зачастую, – это лишь Высший Бог, на неведомом расстоянии, а образовавшийся вакуум заполнен природными духами и душами предков. В греческом и римском мире, где постепенно формы старых богов начинали исчезать, формировалась философская идея Бога, идея Зевса, которого почитали причиной всей жизни и носителем всего сущего. Но Зевс также был сортом Высшего Существа, Высоким Богом, который обитал в неизвестных местах, высоко над этим миром, вне общения обычных людей. Видимо, что в надписи “неведомому богу” Павел узнал нечто о бедности религии, в которой объектом поклонения является такой Высокий Бог. В Римском Католицизме, каким он часто практикуется в различных уголках мира, снова есть опасность, что Бог будет скрыт за множеством святых, которые требуют почитания. Здесь также пустота заполняется очень легко.

Не нужно дальнейших аргументов, чтобы показать, что эта тенденция постепенно вытеснять Бога из нашей жизни и заполнять вакуум духами и душами, святыми и магией, крепнет с течением веков. Такое направление также имеет свои ответвления в нашей современной цивилизации. Для бесчисленно многих в наше время, Бог – завуалированное и покрытое завесой светило, где-то высоко в небе, но Он больше не играет никакой роли в жестокой реальности нашей жизни. Конечно, в отличие от ранних поколений с их наивным взглядом на мир, мы заполнили вакуум другим способом, но у нас этот процесс протекает с той же интенсивностью.

Иногда кажется, что мы избавились от идеи Бога как чего-то нежеланного, как от поражения, при котором мы жили. Кажется, как бы нам избавиться от Него и не думать о Нём более. Может быть, мы и сохранили само слово “Бог”. Но сейчас оно пустое, в нём нет реальности и теплоты. Мы более не трепещем перед Ним, мы больше не желаем Его. У нас больше нет на Него надежды, мы Ему не доверяем, и не боимся этого. Всё содержание термина “Бог” исчезло, и только тонкая скорлупа слова остаётся последним показателем, что Он был однажды и однажды внушал страх.

Эленктика вновь поднимает свой серьёзный вопрос: что вы сделали с Богом? Ибо Он не deus Otiosus, Бог, отправившийся в далёкую страну, но Он близко, рядом. Вы не сможете вычеркнуть его или стереть из вашей жизни, как бы вы не старались. Он присутствует в каждом событии вашей жизни, каждый день Он предстаёт перед вами, бросая вызов. Он окружает вас и предъявляет к вам Свои требования: “куда пойду от Духа Твоего и от Лица Твоего куда скроюсь?” (Пс.138,7). Каждый, кто когда-либо чувствовал себя смущённо из-за неизбежности, постоянного присутствия Бога в его жизни, думаю, знаком с сатанинской ложью, которая стоит за всеми попытками избавиться от Бога.

8. Бог и нравственный мировой порядок

Иногда кажется, что Бог потерялся за моральным порядком, который Он, по-видимому, установил. Моральный порядок с многочисленными заповедями и запретами затем превратился в независимую сущность, и Бог стал придатком, приложением, чья задача –  наказывать и награждать. Бог сам исключён из нравственного порядка. Он не выражает себя в нём. Бог вне, Он иностранный наблюдатель, смотрящий на нашу усердность и бестактность. Наши моральные действия никоим образом не служат ему. Его власть, Его помощь и Его благодать больше не принимаются во внимание. Человек и его безнадёжные попытки – всё, что осталось. Бог просто смотрит на это со стороны.

Эта специфическая смена акцента появляется везде и воплощается во множестве религиозных систем. Она хорошо соотносится с тем, что мы говорили про выталкивание Бога за горизонт и заполнение пробела поклонением духам и другим силам.

Разница здесь в том, что вакуум заполнен отважной моральной борьбой. Здесь моральная норма стоит в центре. Она контролирует всю религиозную жизнь, и на Бога обращено внимание постольку поскольку. Бог ни жизненно необходим, ни важен; он просто служит, чтобы приготовить основание для личной моральной религиозности человека.

Из-за того, что на моральную норму делается такой большой акцент, она, естественно, должна быть бесконечно расширена и углублена, человек нечаянно наталкивается на Бога, и это именно то, чего люди избегают. Здесь нужно искать больше ширину, чем глубину. Норма распространяется на всю жизнь, поверх социальных обязательств, поверх взаимоотношений правителя и подчинённого, поверх всех отношений, в которых живёт человек; в сельском хозяйстве, архитектуре, политике, короче говоря, в каждой области человеческого существования. Эта норма должна быть настолько грузной, что почти никто не смог бы выполнить её требования, но она не должна быть и невыполнимой. Такая норма повсюду конкретизирована и детализирована. Она разбита на тысячи маленьких внешних заповедей. В таком случае норма становится царём жизни.

Опять же, мы можем досконально обсудить историю религии с каждой стороны и мы везде найдём симптомы этой неискоренимой склонности сердца человеческого. Снова я думаю о Китае. Религиозная система Коэнг-фу-тце характеризуется заметным агностицизмом, как только возникает вопрос о том, кем является Бог, но он набирает полную силу, когда дело касается различных обязанностей людей по отношению друг к другу в различного рода отношениях. Об этой системе говорят как об социоцентризме; в каждой подсекции общества обязательства внутри общины занимают центральное место. Кажется, что сам Бог полностью исключён и заменён концепцией нормы или закона. Тао, везде проникающий и всё объемлющий мировой порядок, проникает в ум через ли, общественные обязательства человека. И всё внимание уделено ли, сфере людских социальных обязанностей.

Норма также играет очень важную роль в буддизме. Наставник, как подразумевается, дал своим ученикам дхарму, доктрину восьмиэтапного пути, пути, ведущего из страдания сансары, цикла желаний, в нирвану. Перед смертью наставник сказал, что эта дхарма отныне будет самым большим благом, в котором верующие должны полагать своё упование. Нет ничего удивительного, что эта дхарма была бесконечно расширена. Серии обязанностей были установлены для мирян и монахов. Каждый шаг по пути спасения окружён большим количеством заповедей. Конечно же, правда, в том же буддизме идея божественной милости и помощи вновь явно выделена, но даже там обычно принципиальное внимание уделено норме, которую простые смертные должны уважать, и которая одна лишь может освободить человека от всего страдания.

Эта тенденция хоронить Бога под законом проявилась очень сильно в Израиле в период после плена. Там тогда постепенно возрастал феномен фарисейства, который так знаком нам. Иисус подытожил вопиющую бедность этой религии в молитве фарисея в храме, которая не была молитвой, но только сочувствующим выставлением напоказ своих собственных достижений, молитвой, в которой Бог упоминается лишь однажды, а слово “Я” повторяется четыре раза. Бог исчезает за “Я”. Закон также был перевоплощён в независимую сущность, из которой ничего не сияет славой и любовью Божьей. А это простое ёмкое выражение, с которого начинаются десять заповедей, что Бог есть “Господь Бог Твой, который вывел Тебя из земли Египетской, из дома рабства”, то слово о заветней верности, глубокой и святой любви было полностью утеряно. На самом деле, в такой религии Бог необходим только лишь как библиотекарь, который где-то далеко сидит за громадной партой, аккуратно всё внося на счёт и высчитывая.

Эта тенденция также постоянно затрагивает огромное число христианских церквей. Христианская жизнь не рассматривается как нечто радостное и благодатное, как жизнь во славе и силе Божьей, но она иссыхает от мёртвых монотонных исполнений бесконечного числа постановлений и правил, правил, в которых человек уже не сможет осознать доброжелательный лик Божий. И во всех таких правилах часто всё вращается вокруг трудных отрывков, соблюдения дня воскресного и проблем, с этим связанных, противостояния миру с его опасностями. Что приносит наибольшую боль во всём этом – так это то, что ответ не ищут в любви к Богу, в благодарном принятии Его благодати, но это больше продукт чьих-то собственных идей и убеждений. Самого Бога, Бога раскрывающего объятия в Иисусе Христе этому миру, вытолкнули; Он скрыт за обязанностями и заповедями. Также вместо тона серьёзности и воздержанного благочестия, столь характерного в исполнении этих вещей, человек может всё ещё видеть неискоренимую наклонность человеческого сердца в попытке убежать от Бога. Маленькое слово “Я” становится намного важнее, чем слово “Бог”.

В исламе опасность законнической религии ярко выражена с самого начала. Фикх, доктрина обязанностей веками подчёркивает самую сердцевину мусульманской богословской мысли. Ислам характеризуется теократической осведомлённостью, и эта теократическая идея сопровождается сильным упором на обязанности верующего. Всякий, кто на практике ощутил это благочестие, знает, насколько легко Аллах уменьшается на расстоянии, становясь недоступной концепцией, превращаясь в нечто на самом деле неважное. Также и здесь слово “Я” угрожает поглотить полную силу религии, и Аллах остаётся только законодателем и последним воздаятелем.

Эта тенденция оказала сильное влияние даже в современное время. Поразительно, что в каждой более-менее агностической религии Дальнего Востока, в буддизме и конфуцианстве, зародыш законнического благочестия извратил идею Бога, какой бы она ни была. Человеку больше не нужен Бог; человеку хватает норм, с которыми он должен справляться. Тот же самый агностицизм – который иногда даже развивается в довольно осознанный атеизм – также поразил современную историю. Вы услышите о нём у Канта так как, до определённой степени, он считает его признаком слабости, если на фоне идеи моральной ответственности, человеку всё ещё нужен Бог, чтобы одобрить это. Человек с его врождённой осведомлённостью о моральных ценностях должен быть удовлетворён собой и не должен стремиться убегать к недоказанным гипотезам. Человеческий элемент в нас, факт того, что мы – люди, и знаем себя как ограниченных нерушимыми нормами, – достаточная гарантия, чтобы защитить себя против вечной угрозы зверства.

Когда мы наблюдаем эти вещи и их развитие, мы не можем пропустить того, что человек здесь снова схватывает норму, данную Богом, для того, чтобы убежать от Бога. И для того, чтобы суметь убежать, эта норма должна быть секуляризирована. Закон не может быть сведён под общий знаменатель с Богом. Закон не может больше требовать, чтобы человек отражал образ Божий. “Будьте святы, – говорит закон, - ибо Я Господь Бог Твой свят” (Лев.19,2). “Будьте совершенны, - говорит Иисус, - как совершен Отец ваш Небесный” (Мф.5,48). “Бог есть любовь, - говорит Иоанн, - пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нём” (1Иоан. 4,16). Всегда та же самая мысль. О норме, законе, который дан Богом, нельзя помыслить как о чём-то обособленном от Бога, но в Своём законе Бог отражает себя в нашей жизни. Закон исполнен в Иисусе Христе, в самом полном и самом истинном смысле слова: в законе Бог хотел бы, чтобы мы позволили себе обновиться через Христа и стать как Он. Поэтому происходит фатальная ошибка, когда человек вычленяет норму и отталкивает при этом Бога. Такое действие может кончиться единственно тем, что норму разобьют на бесчисленно много заповедей и запретов, но глубочайшее её значение, её отношения с Богом, таким образом потеряются.

В Библии, однако, закон рассматривается во взаимоотношении с заветом. “Я Господь Бог твой”. Всё зависит от этого. Если вы уберёте это твёрдое основание, у вас не останется ничего, кроме жалостливого барахтающегося ребёнка, который постоянно должен говорить “Я” ради того, чтобы заглушить подавленное чувство неадекватности в самом нутре его сущности. Если в законе вы слышите призыв Божьего завета, отчаяние уходит, вы сразу же обнаруживаете себя во всеобъемлющей определённости Божьей благодати.

Есть огромная трагедия в этой тенденции выталкивать Бога за закон. Человек вроде бы ставит стопы свои на путь Божий, но вместо пути, ведущего в Богу, он уводит его в сторону. Здесь человек держит в своих руках превосходно скрученные нити, свитые перстами Самого Бога, вышивку, в которой Бог очертил Его подобие, и человек даже не видит этого. Он становится смущённым и запутанным. И всё же, с другой стороны, это не так трагично, ибо есть какая-то огромная вина в этих прятках за моральным порядком. Маленькое слово “Я” подразумевает большое дело; фарисей упоминал слово “Я” четыре раза, а слово “Бог” лишь один. Человек слишком сконцентрирован на себе, он переоценивает себя и свою собственную силу, и потому он не может на самом деле смирить себя, чтобы услышать шёпот Божьего завета, который звучит в каждой заповеди.

Это то, что эленктика должна разоблачить, рассматривая различные религии мира. Она повсюду обнаружит те же склонности и постоянно будет находить одинаковые симптомы. И каждый раз она должна приходить с глубоко интересующим вопросом: что вы сделали с Богом? Он утонул за твоим законническим благочестием; когда тебе казалось, что ты видел Его, но ты оттолкнул Его. Он стал совершенно ненужным, чтобы ты наконец остался у разбитого корыта. Также как маленькое слово “Я”, маленькое слово “человек” становилось всё величественнее, маленькое слово “Бог” становилось всё меньше и менее важно.

История религий мира – это история человеческой борьбы с Богом, которая вместо того, чтобы исследовать и искать, завершается попыткой убежать от Бога.

9. Бог, Первозданный океан

Последняя из четырёх тенденций, которую мы обнаруживаем в истории религии, как только мы пользуемся эленктикой, – это склонность воспринимать Бога как океан, из которого восстаёт всё существующее как маленькие волны или рябь, и в котором они также тонут. Бог – первозданное, неопределённое существо. Он – это не “он”, не личность, к которой может обращаться всё человечество, перед которым может нести ответственность. Он – это таинственное “оно”, которое в, за и под всем. Человек рождается вдали как вспышка или молния из божественного первозданного существа; он смотрит вокруг удивлённо, а затем снова погружается в его первозданный источник.

Индия развила эту идею в бесконечном множестве вариантов. Старые лесные отшельники Индии играли с этим мистическим именем, Брахманом, непознаваемым, скрытым во всём, светом всякого света. О Брахмане можно говорить только в негативном смысле, “не то..”, “не это..” , его нельзя вместить ни в какой концепции. Единственный возможный способ сказать правду о Брахмане – это почтенное молчание. Если кто-либо желает сказать что-нибудь о нём, тогда это можно сделать только в форме парадоксов: “Он меньше, чем кукурузное зерно и больше чем все миры!” Вечный Брахман – постоянно необъясним а-вяктам, и всё же он не развит и ничем не определён. Он первозданный.

Брахман скрыт за разнообразием, за множеством этого мира. Человек ослеплён последним, околдован и тянется к нему, до момента, когда он устаёт от своих чувств и желаний, отворачивается от множества и погружается в себя. И тогда человек переживает самое важное в своей жизни, тогда наступает великое удивление, потому что он начинает понимать, что праздный, обворожительный мир – это только майя, нечто кажущееся, иллюзия, и что тем временем Брахман, глубочайшая реальность, реальность за всеми реальностями – присутствует в спокойствии.

У этой идеи продолжительная история и в определённые моменты она была особенно привлекательна для людей во всех уголках мира. Мы обнаруживаем её в Китае, в философской религии мистики, Лаотзе. В Индонезии она была выражена в великом множестве мистических писаний. Люди там говорят об “океане Аллаха”, “смешении Господа и слуги”, происходящем в мистическом экстазе. Имя Аллах здесь теряет свой обычный оттенок религии Мухаммеда, и полностью принимается в непристойную мистическую мысль Дальнего Востока. Аллах здесь – это бездна, из которой возникают все вещи и в которую они вновь погружаются. Он –  первозданный свет, сияющий во все стороны, проливающий свет на атомы несуществующего, чтобы последние воссияли и обрели видимость фантастически богатого мира. Но как только человек видит пустоту мира и направляет стопы свои в сторону истинной Мекки, к настоящему единству с Господом, эта вся картина изменяется и человек начинает понимать, что от вечности к вечности нет ничего более, чем величественная тишина непреходящего Существа.

На Западе эта концептуальная схема воплотилось в философию нео-платонизма. Было бы интересным исследовать, как нео-платонизм через многие каналы, особенно мистицизм ислама, овладел Восточным миром, и как он ворвался на Запад. В средневековых монастырях, в мистицизме таких людей как Экхарт, Сусо и многих других мы слышим отгласы мудрости нео-платонизма. Почему на протяжении веков к мистицизму питали такой огромный интерес? Его влияние наверняка нельзя объяснить просто в терминах его логического построения, в терминах радикального способа справляться с любой проблемой. Было уже сказано, что должна быть определённая восприимчивость этой философии в человеке, особенно в человеке индо-германской группы. У него должна быть некоторая смутная осведомлённость, что этот мир и эта жизнь, с её лабиринтом разнообразия не на сто процентов реальны, и что всё это в момент может ускользнуть как сквозь пальцы. Жизнь – это что-то похожее на сон, и иногда человек чувствует, что он как бы тонет в бездонной пучине, бездне первобытного бытия, в которой противоречиям приходит конец, и где совершенный покой всё поглощает вновь. Поэтому должны быть определённые психологические факторы, которые являются причиной того, что этот мистический взгляд на мир и жизнь постоянно берёт верх.

Эмиль Бруннер выделил, что когда живая религия, такая как индуизм, ислам или любая другая разъедается бактерией мистицизма, тогда эта религия как бы лишается всех живительных сил. Мистицизм переворачивает всё внутри неё и поэтому он в то же время разрушает её. В исламе мистицизм говорит: Настоящее паломничество – это не паломничество в Мекку, но паломничество вглубь вашего собственного сердца. Правильное направление молитвы – внутренний мир, в глубину души. Поэтому все формы и традиции направлены на себя и теряют их объективность. Карл Барт смотрит на мистицизм как одну из болезней, от которых может умереть религия. Он разлагает двойственность Бога и человека, и создаёт её внутри самого человека, дуализм земной чувственной жизни и божественную глубину в его сокровенных частях. По этой причине, в соответствии с Бартом, мистицизм близко связан с атеизмом.

Карл Ясперс указал, что мистицизм не признаёт разделение между субъектом и объектом. Когда в мистическом опыте человек постигает Бога, он осознаёт себя в то же время как единого с Богом, и поэтому он постигает себя. Отношения “Я-Божество” пропадают в мистицизме, ибо нет больше “Божественного” в контрасте или противопоставлении с человеческим эго. По этой причине слово “любовь” не подходит мистицизму, ибо в любви всегда есть что-то, что любимо. Здесь, однако, в высочайшем экстазе не ощущается ничего больше, чем собственное я, адвайта (отсутствие дуализма), как это называется в Индии. Эта сущность – как приступ интоксикации, как остолбенение, как абсолютное “ничто”. Я сам на яванской церемонии, в которой была разыграна сцена встречи Господа (Бога) и слуги, слышал, как Господь говорит: “Я не я, и ты не ты, но Я – это ты, и ты – это я”.

Теперь мы подходим к главному вопросу: Кем является Бог в этом мистическом взгляде на жизнь? Бог – бескрайнее существо, абсолютно нелимитированное, первозданный океан. Он не личность, не “он”, но он – всеобъемлющая неопределённость, абсолютный покой. Никто не может служить ему, потому что у него нет никаких заповедей, у него нет воли, которой должно быть послушным. От него проистекает всё, и единственное, что смертельно усталый человек может сделать – это вновь влиться в него. Что мы называем сотворение – было внешним проявлением беспорядочного разнообразия от первобытного единства. Этот шаг должен быть обращён вспять, и это происходит в мистике, которая позволяет себе быть утопленным в том, что было в начале. Максимум, что может быть сказано – что Бог (если этот термин предпочтительней) – это конец ностальгии по дому, решение всех наших нужд, океан, в который мы должны опустошить себя, прямо как маленькие ручьи, будучи движимы невидимыми силами, опустошить себя в море и своевольно отказаться от своей индивидуальности.

Не только невозможно служить Богу, но даже возможность молитвы Ему исключена. С Богом говорить нельзя, максимум – можно просто слушать его в безмятежной тишине ночи, слушать тайну, которая звучит во всех вещах. Нет смысла в оглашении наших нужд Ему, или в исповедании нашей вины. И нет вины для человека, который однажды прочувствовал в глубине своего существа бессмысленность всего существования. Нет иллюзий, невежества и ужасного обмана. Это демонические силы, которые человек должен побеждать в борьбе и самодисциплине, перед тем как он может открыть свои глаза в восхищении чудесной тайны Брахмана. На время человек может естественно следовать всем видам религиозных практик; он может всё ещё молиться в храме, приносить жертвы и соблюдать все виды предписаний, но когда он становится просвещенным, всё это приобретает другое значение; на самом деле, все такие практики становятся бессмысленными, так как они основаны на иллюзии, что Бог – Ты в противопоставлении его маленькому человеческому “Я”. Мистик всё ещё соблюдает религиозные обряды, но уже не для себя. Он делает это только потому, что он был бы источником зла и обиды для неведающих масс, если бы он вдруг отказался следовать обрядам. И вот, проникнув в великую тайну космического единства, всё его существование в этом мире стало по сути бессмысленным. Когда горшечник прекращает нажимать на педаль, его колесо всё ещё продолжает вращаться какое-то время. И также с человеком, в соответствии с идеей индийских философов. На самом деле человек уже выбит из этой жизни, но его сердце продолжает биться, его дыхание и то, что мы называем жизнью, всё ещё продолжается на какое-то время, пока наконец он не выходит из себя в мёртвую точку.

Кто есть Бог? Что вы думаете о Боге? В этом эленктическом подходе к этому мистическому благочестию неважно, насколько изысканным и проникновенным это может быть, великое слово тем не менее должно быть сказано в нужный момент. Ибо здесь Бог исчезает. Здесь пропадают все отношения с ним, здесь закрывается рот. Здесь человек уже не слышит божественное “где ты?” (Быт.3,9). И потому что человек более не знает себя как “ты”, обращённое к нему Богу, он прекращает быть “я”. Он становится маленькой рябью в океане, искоркой, которая вылетает из высокого, пылающего космического пламени. И ему определено исчезнуть полностью в одинокой бездне первозданного.

Здесь мы не сталкиваемся с нежным объятием рук Небесного Отца, ни с почтенным слушанием Его слова. Здесь мы не видим ни смиренного отказа от своего, ни глубокого покаяния, ни реального исповедания вины, ни искреннего обращения; не видим здесь и детской веры, которая во всём и, несмотря ни на что, в каждой ситуации питает надежду и веру в Бога. Здесь мы не видим желание придерживаться его обещаний, прибегать к его помощи и силе. И не находим страстной любви к нему, ни внутреннего стремления служить Ему в течение всей жизни. Здесь мы не видим святой тоски по дому, желания появиться пред Его ликом. Здесь и мир природы, с горами и лесами, и всё величественное сияние его чудес, и мир истории теряют всякий смысл, цель и предназначение. Здесь человек не получает имеющего значения места в жизни, у него нет ни призвания, ни цели. Здесь высшая мудрость состоит из гримасы трусливого ухода от всей мирской суеты.

Что вы сделали с Богом? Это вопрос, который здесь обжигает наши губы. Скрыта ли здесь какая-либо уловка за ошеломляющим благочестием, тайное стремление убежать от Бога? Атакует ли здесь человек Бога и постепенно, но уверенно преображает его в бесформенное “оно”? И может быть глубочайший мотив во всём этом поиске и мысли – содрогание перед ответственностью жизни, страх прожить жизнь с Богом? Оттолкнул ли человек аккуратно Бога от себя, дав Богу заглотнуть его? Все эти вопросы должны быть заданы в эленктике. Эленктика не может быть удовлетворена простым знакомством с предоставленными фактами как историческими данными. Она всегда должна понимать скрытые мотивы. Они часто будут выглядеть немилосердно, и часто люди будут атаковать свидетельства эленктики. И всё же эленктика должна выявить обманывающие слова, хотя для этого может быть нужно будет отказаться от чувства такта и долготерпения. И она должна произнести это слово в вере, что в конечном итоге это не наша человеческая эленктика, но Дух Святой, который может обличить мир о грехе, о суде и о праведности.

Эленктика принимает самую большую поддержку от утверждённой осведомлённости, что самые острые оружия в первую очередь должны быть обращены против нас. Мы часто указывали на различные тенденции, воплощённые в истории религии, повторяющиеся и до сих пор существующие. Чтобы конкретизировать: мы только что обсудили четыре тенденции, которые видим в нас самих каждый день. Не легко иметь настоящее общение с Богом. Нам легче похоронить его под концепцией, вытолкнуть его на бесконечно далёкое расстояние, растворить его в различных видах мирской реальности и превратить его в интересную сказку о безграничной красоте. Любой, кто знает себя достаточно, знает искусность, с которой человек может избежать Бога, и освободиться от его хватки. Чтобы быть реально способным обличить кого-либо другого в грехе, человек должен очень хорошо знать себя и скрытые уголки его сердца. Нет более смиряющего труда в мире, чем заниматься эленктикой. Ибо всякий раз человек знает оружие, которое он направляет против другого, ранит и его самого. Дух Святой, во-первых, обличает нас, и потому через нас обличает мир. Всякий, кто со смирением позволяет Святому Духу обличить его в его грехах, может быть орудием, которым будет пользоваться Дух, чтобы открыть другим скрытые источники их нежелания воспринимать Бога серьёзно. И всякий, кто не воспринимает Бога серьёзно, не может воспринимать серьёзно и себя. Так или иначе, он будет всегда искать, как отвергнуть свои грехи, свою ответственность, свою нужду в благодати и значение своей жизни. Он будет искать способа убежать от всего этого как от упрямой иллюзии. Кто же находит Бога, находит жизнь.